Мифический Источник

Переход с улиц

День 20-ого числа месяца Верес, 3055-ый год.

Лавка старого травника не была самым посещаемым местом, но от этого не страдала, похоже. Небольшое, чистое помещение, пропахшее горькостью раздавленных растений и едва заметно - кошатиной. Скрипучий пол, невысокий косой потолок с милой сердцу паутинной сеткой в углу. Будто хозяин так и не решился её убрать.
Эльф неспешно и внимательно поворачивал в руках пучок иссохшей травы с белыми, как пух чайки, стеблями. Торговец, невысокий чернокудрый мужик, неприятно напоминавший Тарека, недоверчиво смотрел в ответ, ожидая, пока странного и не слишком презентабельного вида покупатель сделает выбор. Или хотя бы скажет слово.
- Вервотрав, троллий хмель... - про себя повторял мальчишка, беря ещё пучок такой же белесой травы, - семилистник, корчатник, ивов корень, леопардово лоссо... - Зилхар взял ещё несколько пучков. Торговец скрестил на груди руки, но дроу не поднимал глаз, - я чё, на вора похож?
- Нет, - качнул головой торгаш, - только это, - он указал на взятый мальчишкой пучок, - не леопардово лоссо, а титланский плющ. Хорош против запора и прочих... проблем с опорожнением кишечника.
Дроу фыркнул, но не положил пучок обратно, - я знаю, что это такое, торговец. И я не вижу здесь леопардово лоссо...
Купец молча достал почти из-под носа мальчишки небольшой пучок свежих пятнистых листьев, похожих на лилейные, всё ещё мокрых и склизких. Эльф чуть скривил губы.
- Зенки замылились.
- Верю, верю, молодой человек... - торговец меланхолично достал склянку и сложил листья туда, залив вязкой синеватой жидкостью, - хранить в тепле, на солнце не выставлять... это, между прочим, одна из жемчужин титланской флоры! Готовы ли вы расплатиться за неё?
- Скольк? - равнодушно спросил Зилхар.
- Исключая всё остальное... два дихрема.
- А вместе? - точно также равнодушно спросил эльф, отчего купец немного опешил.
- Хм... пять и...
Дроу блеснул серебром, опустив монеты на прилавок. Ничего больше не говоря, он схватил покупку и пошёл прочь. Глотнув застоявшегося знойного воздуха, дроу недовольно поморщился, чувствуя, как глаза вновь наполняются слезами от яркого солнечного света. По ушам ударили крик торговцев, заставивший поморщиться и поскорее зашагать куда-нибудь... в более тихое и тёмное место. Но тёмных мест вокруг не предвиделось. Тихих - тем более. Благо необходимое для плавания было всё же найдено.
Моряк, которому Зилхар обещал заплатить за места на корабле до Мореи, вряд ли будет слишком долго ждать. А больше кораблей до Мореи в ближайший день... а то и несколько дней вряд ли предвидится. Всё шло не слишком-то и по плану. Ну и где носит эту клятую наземницу? 
Когда уже хотелось выругаться вслух и со всей смачностью тёмноэльфийского, дроу всё ж заметил неподалёку знакомую фигурку в красном. Скоро приблизившись к спине, он прокашлялся, недолго подождав, пока обрамлённая кудрями белая мордашка не повернётся к нему, - всё? Закончила? Отлично. - Не выслушав ответ, сказал Зилхар, - времени нема. Я нашёл селёдочника, который согласился пустить на свою посудину. Надеюсь, ты сама мож за себя заплатить? - не то, что эльф не мог заплатить за волшебницу, но естественная меркантильность вряд ли бы оставила это без последствий - в особенности, для самой колдуньи. Да и как-то жаба давила...

День 20-ого числа месяца Верес, 3055-ый год.

В порт Корделия пришла одна. С Ангмаром они попрощались по дороге. Правда, перед этим она затащила его с собой в местную магическую лавку, аргументируя это тем, что нужно знание языка. Немного помучав и продавца и напарника, Корделия выложила довольно приличную сумму за кулон с рубином. Брать цепочку она отказалась, повесив украшение на длинный прочный шнурок так, чтобы камешек скрывался в декольте: нечего лишний раз «светить» перед народом такую вещицу. Тем более смысл был не в украшении, а в камушке, который был накопителем. Тавантинка уже давно хотела такой купить, но а тут увидела на прилавке красивую вещицу и, даже пересмотрев кучу других вариантов, остановилась на том, что приглянулся изначально, хоть там и были дефекты и сколы на обрамлении, зато сам рубин был цел.
Удостоверившись, что у нее остались деньги на дорогу и на прочие нужды, девушка распрощалась с магам и пошла в порт. А вот там она немного растерялась: где искать паренька, тавантинка понятия не имела. Она некоторое время стояла, осматриваясь и нервно теребя ворот легкого атраванского костюма, все еще несколько непривычного по сравнению с одеждой, лежащей в сумке и ожидающей, когда владелица покинет жаркую страну.
- Всё? Закончила? Отлично. – Раздался знакомый голос, - времени нема. Я нашёл селёдочника, который согласился пустить на свою посудину. Надеюсь, ты сама мож за себя заплатить?
- Смогу, - кивнула девушка. - Ты не против, если мой напарник не составит нам компании в путешествии? Сам понимаешь, что не разобравшись с делами по службе сложно куда-то отправиться, а он решит эту проблему.
- Отлично, - не слишком эмоционально окрашено ответил мальчишка, - возьмёшь на себя его часть... как звать-то тебя?
- Корделия... А тебя? - тавантинка только теперь поняла, что не знает имени мальчика, как-то не до того было...
- Хм... Скарвиар, - буркнул дроу и немного ускорился, разыскивая взглядом кого-то.
- Приятно познакомиться, - хмыкнула чародейка, мысленно повторяя непривычно звучащее имя, и пошла следом за эльфом, считая, что тот ведет ее к кораблю.
Парнишка только хмыкнул на её слова и ничего не сказал. Когда привел к кораблю, кивнул на одного из моряков, высокого темноволосого загорелого мужика с немного грубоватыми чертами лица, и пошел к нему.
Девушка немного отстала на пару секунд, засмотревшись на корабль, который теперь выделяла среди других, ведь плыть на нем и моряка, которого для себя она описала как «могло быть и хуже». А потом догнала и подошла к моряку вместе с Скарвиаром.
Увидев девушку, моряк хмыкнул. - За подружайку я платить не собираюсь, пусть она ничего так, - на что эльф ответил, - не-а. Она независимая тавантинская женщина и потому будет платить полную сумму тож... независимо.
Моряк усмехнулся и выжидательно посмотрел на волшебницу.
Корделия смогла перевести не все, но про оплату поняла, - Сколько? - спросила она не то у моряка, не то у эльфа, не то у обоих сразу
- Сорок дихремов, - Ответил мальчишка.
Девушка немного покопалась в сумке и вынула деньги, молча протянув их моряку. Тот пересчитал монеты и отступил в сторону, пропуская эльфа и волшебницу на трап.
Довольно ловко поднявшись по трапу, Корделия неуверенно замерла на палубе. Не любила она оказываться в ситуациях, когда не очень хорошо понимала, что делать и куда идти. На кораблях она уже бывала, все же в академию не попасть по суше, как и в Гильдию. Когда на палубе снова появился моряк, с которым тавантинка расплачивалась, и позвал ее за собой, девушка торопливо последовала за ним. Ей дали отдельную каюту. Правда, именно так чародейка представляла монашескую келью: узкая койка и еще чуточка пространства, как раз чтобы можно было развернуться. Впрочем, ее все устраивало, даже более чем. Поблагодарив моряка, тавантинка села на койку.

Скоро на корабле началась суета, а потом волны стали чувствоваться чуть сильнее: судно, будто наслаждаясь свободой, отошло от берега.

>>>Переход в Срединное море

 

Позади остался уют и тишина Дворца Шаха, спокойствие и умиротворённость прилегающей к нему площади, красота и чистота садов вокруг той самой площади. За спинами скрылась лучшая сторона Белуджистана, понравившаяся некроманту, но не попавшая в его границы представления о прекрасном.
Саид не повёл Гуожи по центральной улице, сказав, что там нынче «одни работорговцы да жулики», вылезшие, вестимо, из своих подворотней на запах избавленной от дневных патрулей городской стражи дороги. Плюс ко всему, коль можно верить словам наёмника, «Белый Лотос» не примыкал к самой главной мостовой города, а прятался в небольшом закутке где-то в Старом Городе. Что такое Старый Город маг не знал. До того самого ключевого момента, когда в его голову пришло понимание, что если у бединов есть мир знати, в основном неприятно удививший Катальора, значит, есть и обратная сторона. Тёмная, грязная и омерзительно вонючая. Ночью переулки худшей половины жемчужины Атравана казались еще серее и зловоннее. Редкий свет факелов озарял то, что полуденные лучи солнца предпочитали прятать. Заклинатели нежизни с самого своего первого посвящения знакомятся с такими аберрациями плоти, с такими мертвецами и неупокоенными отродьями, что неподготовленному смертному и страшно представить. Но нищие пустынь выглядели мерзостнее самого гнилого на свете зомби. Чародей, не скрывая своего презрения, вздрогнул и попросил Саида ускорить шаг, сам при этом засеменив гораздо чаще. Он приподнял полы своей мантии, опасаясь губительного для одежд контакта со здешним грязным булыжником, поэтому редкие способные к адекватному воззрению на мир обитатели извилистых переулков видели его чудную обувь и презабавшнейшую спешку. Но никто, на удивление Гуожи, не пустил и смешка. Бедины, в отличие от тавантинцев, в центре своих отношений с обществом ставили себя, а не стереотипы. Им было плевать, если кто-то не подходит под их стандарты, если сами они под эти стандарты не подходят. В этих подворотнях прятались не только воры, бандиты и мошенники. Здесь прятались те, кого отвергло общество потому, что они сами отвергли себя. Отбросы этого южного мира сами создали для себя причину, по которой их все ненавидят, и сами создали суд, который их за эту причину судит. И тюрьма их – это клетка из их собственных сожалений и тоски. Непроглядной, беспросветной тоски…
Катальор семенил так быстро, как мог, но этого было едва достаточно для того, чтобы нагнать и один шаг наёмника. Не подумайте, тьессарец мог даже бегать в этих крошечных и неудобных туфлях, но…бединец шел как-то слишком уверенно. Его шаг был твёрд, а внешний вид вызывал отторжение. Дикарь, вестимо, уже старел, если верить закравшимся в его смоляную бороду сединам. Он был облачён в неприглядный наряд, который в Тавантине, быть может, и считался странным, но там, где его обладатель находился среди сомна таких же варваров, эти одежды были обычными.  Необычным был огромный изогнутый меч, который крепился в ножнах на поясе воителя и, похоже, ничуть его не пугал. Суровый взгляд чёрных глаз был устремлён вдаль, отпугивая потенциальных грабителей и карманников от знакомства с огнем жестокости в них. Некромант похвалил себя за прозорливость, выразив надежду, что этот внушительный солдат сохранит подобную выдержку в том месте, где даже камень тает в руках кокетливых куртизанок.
К своему несчастью отвлечённый ворожей вспомнил, что его ждёт знакомство с интимной жизнью некоторых мужчин Белуджистана. Этот факт его не прельщал, но что же поделать, если в этом гнилом краю знающие об Источнике барды поют нужные песни для увлечённых похотью зверей?! Снова вздрогнув в отвращении, Гуожи одернул себя и вернул своему духу незыблемость некроманта. Он был всего лишь посвященным первой ступени, поэтому его презрение к «цветению» жизни украшено не холодным пренебрежением, а яростной ненавистью. Он не мог понять причин, по которым мужчина идёт в объятья женщины и наоборот. К чему эта страсть, если её целью не является зачатие? Удовольствие? Сомнительное счастье делить свой внутренний с кем-то другим? Эмоциональная компенсация жизненных неудач? Люди воплощены в этом мире как чистейшая мерзость и Катальору было безгранично жаль, что он является одним из них. Его душа заслуживала большего, чем это тщедушное тело. Она заслуживала вечности. И вечности не в Мёркхейме, а в мире живых. А эту мясную тюрьму колдун превратит в прах сразу после того, как ему удастся достичь цели.
Маг понял, что они пришли куда надо, вовсе не по внешнему виду здания (поскольку оно было исключительно обычным), а по вони, которая разливалась вокруг него. Его относительно тонкий, не искаженный запахами навоза, перегноя и прочей крестьянской дряни нюх уловил тошнотворно сладкие запахи редких – для Тавантина, конечно – благовоний. Иногда он покупал нечто похожее для входа в медитативный магический транс, но те тонкие ароматы казались райским птичьим пением на фоне этого зловонного вороньего гогота. Саид повернулся к колдуну и кивнул. Чародей ответил мягким указующим жестом на входную дверь дома терпения. Наёмник толкнул преграду и зашел внутрь, следом скользнул его наниматель.
Это было ужасно. Ударившие в нос, с позволения сказать, запахи напоминали Гуожи о том, что, оказывается, месячный труп пахнет не так уж и тошнотворно. В воздухе витала смесь из тлеющих трав и человеческих выделений самого неприятного толку. Полумрак, отгоняемый светом свечей, отдавал краснотой и удушливостью. Видимо, эта атмосфера пробуждает в мужчине мужчину и самый примитивный из голодов. Но, к счастью, то, что пытались пробудить эти блудницы в Катальоре, было изначально мертво. Осмотрев встречающих полунагих дам, некромант бросил взгляд на своего спутника. Саид был всё также незыблим и невозмутим. Даже вид неприкрытых женских форм его ничуть не смущал. Обрадовавшись факту духовной стойкости своего сопровождающего, Придворный Чародей вернулся к здешним труженицам. Срамницы, повылезавшие из своих комнат, кокетливо хихикали, крутя пальцами свои пышные кудри и выставляя вперёд свои обнаженные ноги. Немая сцена продолжалась достаточно долго. Длительные минуты гости смотрели на шлюх, а шлюхи смотрели на гостей. Не выдержали, конечно же, блудницы.
-Господа выбрали? – томно спросила темнокожая бединка.
-Милейшие жрицы любви, - «смущенно» хихикнул старик, едва сдерживая своё отвращение к происходящему и все еще, к слову, держа полы своих одежд приподнятыми, - Боюсь, мы здесь не для того, чтобы ублажить тело. А для того, чтобы ублажить слух. Смотрю я на Вас, да понять не могу, кто из Вас – мягкоголосых чаровниц – поёт для посетителей.
-Вы уверены? – спросила черноокая, медленно погладив рукой своё правое бедро.
-Исключительно да, - сухо произнес старик.
Шлюхи расползлись по своим бархатным норам, а темнокожая, повернувшись, кинула через плечо:
-Та, что Вам нужна, на втором этаже. Уже поёт для клиентов. Платить будете ей же.
Поднимаясь по лестнице, некромант старался игнорировать стоны дам и хрипы мужчин, подгоняющие к горлу ком рвоты. Повернувшись к все такому же невозмутимому Саиду, маг учтиво улыбнулся и достаточно искренне произнес:
-Горжусь Вашей выдержкой, многочтимый страж.
Саид благодарно кивнул. Кивнул и также, наверное, постарался не думать о том, что происходит в большинстве комнат этого порочного до самого своего основания здания.

 

-- Паристаи, тебя ждёт новый клиент.
Цила только что закончила петь и тушила саднящее горло чашей родниковой воды из специального кувшина. Кивнув в знак того, что поняла посыльную, бардесса промокнула тыльной стороной ладони губы, на пробу пробежала пальцами по струнам сетара, словно желая убедиться, что инструмент не разладился. Опустив на лицо тонкий платок никаб, слегка затемняющий её и без того тёмное лицо, поднялась, звеня монистичным поясом, со свисающим ниже колен концом. Бедра и ноги бардессы закрывала темно-синяя ткань, менее прозрачная чем никаб. Накидка из такой же ткани, была на плечах девушки, скрывая вышитые чаши лифа на острой груди.
Мягко ступая по пушистым коврам, она прошла в комнату где ее ждал очередной клиент. Это был немолодой тьессарец с длинной косичкой и пергаментной неживой кожей. Он приветливо улыбнулся. Но он пугал ее... Пугал на столько, что хотелось развернуться и уйти наплевав на все желания клиента и пусть потом хозяин "Лотоса" топает ногами и грозится ее заменить.
Возможно поступи она так и это было бы самым мудрым поступком в ее жизни.
Но Цила взяла себя в руки, уселась на ковёр, положив сетар на колени и вежливо поинтересовалась.
-- Что благородный господин желает послушать?

 

Второй этаж бардака встретил мага и его стража потоком свежего, как им обоим казалось, воздуха. Остатки царящих внизу удушливых ароматов благовоний тошнотворно выходили из груди Саида с надрывным кашлем. Некромант же, привыкший к миазмам куда более давящим, встретил потоки проникающего через открытое в коридоре окно ветра глубоким благодарным вздохом. Второй этаж был гораздо темнее и, что весьма радовало Гуожи, безлюднее. Стоны страсти здесь почти не были слышны, однако слух чародея, сдающий под напором времени, но еще достойный упоминания, уловил, как в отдаленной комнате некая девица пела неразборчивые из-за закрытой двери песни. Сомнений не было, там надрывалась та знаменитая сладкоголосая исполнительница.
Маг не терпеть не мог творчество бардов. Обычно эти завывания повествовали о судьбе несчастных любовников, злых королей и каких-нибудь неоригинальных чудовищ. Забавно, ведь даже с учетом всего прочего Катальор был без ума от хорового пения церковников Единого. И женщины, и мужчины, поющие о гневе Творца, в самом деле могли внушить праведный ужас в хилые душонки. Одним только этим можно было оправдать существование невероятной по числу голов оболваненную паству Исарианства. Жалкие люди всегда боялись внушительных вещей. Если бы Гуожи – или, скажем, какой-нибудь другой некромант – вышел бы в центр Айронхерта с дюжиной десятиметровых костяных големов, поющих о том, как их создатель велик и благосклонен, а на фоне всего этого гогота в тридцати милях вокруг не будет инквизиторов или иных адептов Магии Дня, то вполне вероятно, появилась бы новая вера. Некромант хихикнул, представив себе ряд вариантов названия этого религиозного учения. Наёмник недоуменно посмотрел на сопровождаемого им чародея, потом снова стал озираться по сторонам, ожидая команды.
Придворный Маг Разума не только веселил себя потешными мыслями, но и искал место, где можно будет дождаться приема звонкоголосой исполнительницы. Тут одна из дверей распахнулась и из нее вывалился пухлощекий лысый толстяк, белизна кожи которого ничуть не уступала таковой у Гуожи. Заплетающимся языком он выдавил из своей туши вежливое прощание, которое, неловко повернувшись, отправил в комнату за его спиной. На несомненно героическую в таком состоянии вежливость в ответ колокольцем послышался раскатистый смех приближающейся дамы. Именно почтенной, обросшей детьми и даже уже внуками дамы. Из помещения вынырнула женщина, о склоне лет которой говорила только седина, сеточки неглубоких морщин под глазами и лукавый, лисий взгляд, прячущий за своей несерьезностью мудрость не одного прожитого десятилетия. Широкая улыбка куртизанки (шлюхой эту даму назвать было сложно) была настолько белоснежной, а плавность движений настолько целомудренной, что Катальор подумал о том, что она здешняя управляющая, занимающаяся хозяйственной сферой дома терпимости, но никак не услугами для клиентов. Но достаточно быстро он понял, что перед ним «сливки» данного здания – элитная проститутка. Та из здешних тружениц, что готова и вино попить за беседой о вечном, и груди, да простит некроманта Смерть за его вульгарность, в фальшивой страсти помять.
Проводив взглядом спускающегося ползком по лестнице объемного тавантинца, женщина с неразличимой национальностью повернулась к двум оставшимся в коридоре мужчинам. Она была одета скромнее, чем её коллеги на первом этаже, но всё равно от ее тканей и шелков веяло вульгарностью. Чародей скривился, будто увидел крысу в своем обеде. Его реакцию, к счастью, не заметили. Седовласая женщина была полностью поглощена Саидом.
-Какой мужчина! - широко улыбнулась седовласая, - Знаете, в мои покои редко приходят приятные бединцы старше сорока. А какие у Вас мыш-ш-шцы.
Она, игриво зашипев, положила руки на широкую грудь оторопевшего от такого напора наёмника, начав гладить её. Лицо его было неизменным, но глаза попеременно то молили о помощи, то взывали к мужскому началу. Частое дыхание выдавало всю грязь, прячущуюся в мозгах этого жалкого смуглокожего уроженца Белуджистана.
-Простите, миледи, - Катальор улыбался и одновременно с тем мечтал о том, чтобы, наконец, покинуть эту украшенную, но все еще дикую пещеру, которую заселили бездумные варвары, - Не могли бы Вы подсказать, где нам ждать выступления здешней исполнительницы?
Даже не повернувшись и не оторвав взгляда от Саида, седовласая промурлыкала:
-Дверь напротив моей. Там обычно ждут все, кто хочет послушать Паристаи…
Она была пьяна. Меньше, чем её ушедший толстый клиент, но все одно. Игриво поведя прикрытым легким шелком изящным плечом, дама хихикнула и продолжила петь воину, который был ровно на одну голову выше её:
-Можешь не волноваться, сладкий герой, во мне сегодня должен быть только тот увалень. А ему хватило и вина, ха-ха-ха. Раз уже время оплачено, а клиента нет, то можно взять и Тебя за его счет. Сделаю себе подарок на какой-нибудь грядущий праздник.
И, схватив воина за руку, она потянула его в свою комнату. Саид не особо сопротивлялся вначале, а потом и вовсе покорно, будто пятилетний ребенок, топающий за матерью, зашагал в покои чаровницы.
«Самый крепкий, Фридрих, да?» - ярость заполнила все дряхлое тело некроманта – «Первая же элитная шлюха, после которой я покинут в этом обосранном пьянчугами притоне похотливцев!»
-Саид, - холодно бросил вслед своему наемнику маг.
Тот неохотно повернулся, продолжая плестись в комнату седовласой. Глаза мужчины были полны бездумных мыслей и явного предвкушения.
-Дай мне свою чалму.
Бединец, не думая, остановился, и начал разматывать синюю тряпку на своей голове. Совратившая его дама наблюдала за этим, хохотала и шутливо поругивала своего клиента за «торопливость». Когда головной убор оказался в руках у некроманта, а дверь в покои женщины закрылась, спрятав за собой картину бессмысленности сложившейся ситуации, чародей бесстрастно вслух заключил.
-Ну, теперь я один.
«Как и бывало раньше. Ты один посреди чужого города. Рядом с Тобой нет никого, кому бы Ты мой довериться. И никогда не было»
-Один ли я? – вдруг также безэмоционально задался вопросом Гуожи, - Не-ет...
«Ты всегда останешься напуганным ребёнком, которого никто никогда не защитит. Жалкий-жалкий Катальор. Жалкий-жалкий-жалкий-жалкий-жалкий…»
-Тот ребенок остался в Мёркхейме вместе с Недугом. Его душа сгнила, оставив от себя ту самую пустоту, которой он боялся с малых лет. Теперь я никогда не буду один, ведь со мной…
Свободная от ручного навеса и полученной немногим ранее ткани кисть медленно опустилась к небольшой шкатулке, надежно закрепленной на поясе. Та сразу же отозвалась легким подрагиванием и сдавленным страдающим хрипом, вылетевшим из неё.
-Потерпите, девочки, потерпите. Осталось немного. Совсем немного. Я надеюсь.
Комната ожиданий оказалась, что не удивительно, очередной пошлой дырой. Ковры с неприличными узорами, нагие женщины на картинах, бархатные ткани повсюду и, конечно, многочисленные подушки. Полы мантии уже волочились по полу, но ворожей все еще не желал садиться своим благостным задом туда, где встречали пик низменного удовольствия варвары этих краёв. Конечно же чалма такого же дикаря, быть может, ничуть не чище этого здания в физическом смысле, но в духовном она, по крайней мере, не служила подстилкой для грязных дел. Если, конечно, Гуожи не знал о каких-то специфических традициях атраванцев. Постелив головной убор своего уже не сопровождающего его стража на большую подушку в углу комнаты, некромант стал ждать выступления. Но, к его персональному счастью, коротать время за вслушиванием в потоки чужой страсти пришлось недолго. Дверь отворилась, и в комнату вошла молодая девушка…
Перед отплытием в Белуджистан чародей ознакомился с перечнем наций восточных людей. Доселе ему приходилось иметь дело с бединами и мармаидами, даже, кажется, виделся по дороге во Дворец Шаха один горец. Но сейчас перед ним была представительница какого-нибудь малочисленного, но крайне опасного – если верить, конечно, текстам прочитанных книг – чернокожего народа. Катальор дружелюбно улыбнулся, хотя причин для радости было мало, ведь теперь успех его миссии зависел от члена самой дикой народности человеческого рода на всех существующих в этом треклятом мире континентах! Её черная, словно смоль, словно самая чёрная душа самого злобного божества, кожа почти не виднелась за невероятно скромными для этого места нагоняющими тень одеждами. Да, эта певица ублажает только голосом, но не телом. Это радует. От вульгарности сего создания хоть не будет мутить в желудке от отвращения.
Маг проследил за тем, как девушка прошагала в центр комнаты и уселась на уникальный по безыскусности своего срамного узора ковер и спросила о том, что именно Гуожи желает послушать. Медленно поднявшись со своего места, колдун также неспешно поклонился барду головой и частью торса, максимально дружелюбно произнеся: 
-Да будут вечно сиять луна и солнце над Вашей головой, прелестнейшая исполнительница. Меня к Вам привело любопытство. Я изыскатель, учёный с далекого Запада. И я крайне увлечен легендами о Великом Источнике Перворожденных, дарующем им бессмертие. Слухи поведали мне, что Вы знаете о нём что-то... Поделитесь, повелительница музыки, с тем, кто отдал долгие дни своей жизни на поиски этого чуда света, своей мудростью, молю!
Про долгие дни Катальор, конечно, приврал для пущего драматизма. Его бледность наверняка контрастировала с представлениями чернокожей дикарки о безопасности и дружелюбии, поэтому надо было показать ей всю лебезивость и безобидность клиента.

 

Устроив сетар поудобнее Присцилла запела.
Сначала были куплеты о том, как нашли Источник
Легенда гласила о том, как в старинные времена эльфийский лорд Гаринэль нашел его в горах. Так как времена были опасные и Эльвенор доживал свои последние годы мира, эльф выстроил над источником Храм, заколдовал дорогу, запутал как мог маршрут и уничтожил все подробные записи о нем, оставив лишь туманные намеки и подсказки.
Потом пошли слова о безвестных героях, которые преодолели все преграды и добились своего. Никто не знал, что сочиняя балладу, ее учитель бардовского мастерства – Людегаст Среброструнный воспользовался случайно подслушанной им гномьей народной песнью. В ней герои искали нечто похожее на открытый Гаринэлем Источник и таки нашли его, преодолев все тяготы пути. Но из-за неблагозвучных имен (Гонан и Гундалех), Людегаст предпочел оставить героев безымянными.
О самих преградах и ловушках песнь о Гонане и Гундалехе особо не распространялась. Но точно указывала, что находится он в горах неподалеку от города Алмириэль.
Дальше шел куплет о том, как безглазый провидец предостерегал героев, говоря о преградах и ловушках.

Добраться же будет не просто
Опасности многие ждут
Со смертью встречаться там часто
Три стража его стерегут…

Внезапно ей вспомнился мелкий злобный эльф Вереск. Он ведь тоже хотел добраться до источника, но эту часть песни она ему пересказать так и не успела. Вечно что-то мешало и отвлекало. А ведь он теперь думает, что найти Источник просто как украсть пирожки у пьяной торговки! Сел на корабль, добрался до Алмириэля и все! Там в горы идет дорожка, с извозчиками, гостиницами и тавернами где торгуют элем на розлив.
Циля посмеялась бы собственной шутке, если бы ей внезапно не стало так грустно. Как-то он там теперь доберется, этот грубый злоязыкий гаденыш и малолетний убийца? Может, милосерднее было бы сдать его страже, как грозилась?
Голос ийланки дрогнул, рука промахнулась по струнам.

 

Паристаи – как, вестимо, звали в этих краях эту смуглую дикарку-барда, - пела складно и приятно даже по меркам привередливого чародея. К удивлению её клиента, музыкальный талант девушки был слышен отчетливо и, судя по всему, прославился в этом пыльном крае отнюдь не из-за безвкусности местных мужиков, привыкших днём торговать тухлыми фруктами, а вечером с открытыми ртами, полными гнилых желтых зубов, пялиться на эту преисполненную гармоничным торжеством нереиду. Её тонкие пальцы ловко бродили по струнам музыкального инструмента, похожего внешне на тавантинскую лютню, которую из рук не выпускали ни менестрели, ни завсегдатаи всех деревенских праздников. Извлекаемые из этого чудного прибора мелодичные звуки вплетались в почти бесшумное то тускнеющее, то звенящее переливание тембров исполнительницы, создавая в этой всепоглощающей похотливости борделя некое подобие…чистоты? Голос юной певицы, конечно, уступал первенство эльфийской трели, однако это не делало слушание Гуожи тягостнее.
Дикарка поведала магу легенду о Гаринэле – эльдарском лорде, чья история была затерта не только неумолимым ходом времени, но и творцом этой самой истории. Перворожденные всегда отличались некоей духовной скупостью, чем не так уж и сильно контрастировали с противопоставляемыми им гномами. Их воздушный, презрительно высокомерный нрав, обусловленный невероятной в сравнении с иными расами длительностью годов их жизней, породил множество противоречивых слухов среди простолюдинов и распалил любопытство внутри не одного изыскательного мага. Раньше Катальор не ведал, что первенство в нахождении Источника принадлежало остроухим. Теперь ясно, что за завеса тайны скрывает от любопытствующих сущность этого весьма интересного…места. Будет забавно в ходе экспедиции узнать, что эльфы до сих пор ведают о водах Родника Вечности, активно используя свои знания для того, чтобы стать практически бессмертными. Хотя навряд ли такое возможно, ведь тогда эльдары бы не позволили этой легенде выползти за границы своего материка.
Улыбка некроманта стала рассеянной. Все силы его разума были отданы на растерзание рассуждениям, предположениям и идеям, медленно касающимся сущности возникающей проблемы и уходящим вдаль от неё в бессилии. Доверенный Маг Разума Императора Тавантина тратил очень много времени на то, чтобы наладить свое сознание на две равных функционирующих полноценно половины: внимание и анализ. Баллада, слетая с пухлых губ темнокожей исполнительницы, безвольной птицей влетала в пасть голодного до информации змея - слуха. Гуожи медленно кивал, отстраненно рассматривая звонкий музыкальный инструмент и собирая из произносимых куплетов мозаику этой грохочущей на весь мир тайны.
После повести о Гаринэле повествование как стилистически, так и музыкально сменило тон. Стало тяжелее, ритмичнее, даже немного грубее. Возможно, что чародею всего лишь казалось, но эта часть песни была чуждой для предыдущей, хотя и говорила, в сущности, о том же мифическом явлении и наверняка имела одного с предшественницей автора. Следующие за эльдарскими куплеты повествовали о лишенных имен героях, отправившихся на поиски Источника и, что удивительно, справившихся с этим непосильным, как казалось, начинанием. Эта часть, в отличие от повести об эльфах, говорила весьма туманно и о свойствах Родника, и о том, что предстояло пройти путникам, ищущим бессмертия. Кивнув и этому, Катальор стал ожидать продолжения. И оно не заставило себя ждать.
Паристаи медленно перешла к новой вехе своей баллады. Тонкие пальцы извлекали на свет почти осязаемые звуки, сонными ужами расползающиеся по обитой коврами и бархатом комнате, а затем оседающие в длинном, жадном до тишины ворсе. Внезапно гармония виртуозно прервалась и перешла в грозное торопливое четверостишие, больше походящее на высеченную из гранита где-нибудь в Мёркхейме табличку на входе в темницу души злобного позабытого короля. Источник охранялся тремя стражами. Тремя неведомыми существами. И это помимо ловушек, без которых, конечно, никуда не деться! Эльдары слыли перестраховщиками, и это было простительно, ведь за всю богатую на события историю им часто приходилось пожинать плоды собственной непредусмотрительности, но ведь Гаринэль и его находка были древнее, чем большинство войн Перворожденных. Следовательно, остроухие поставили охрану позже? Или она была всегда? Вопросы пожирали некроманта быстрее, чем это делали зомби со свежим трупом. Неожиданная фальшь в единстве пения и мелодии пронзила привыкший к спокойствию разум явственной болью. Маг скривился и посмотрел на менестреля. Его выцветающие с возрастом карие глаза излучали дружелюбие, как и широкая улыбка. Но что-то все равно мешало девушке продолжить явление легенды клиенту. Возможно, тому виной были внутренние терзания в этой крошечной смуглой головке. Нельзя забывать и про банальное подсознательное недоверие варварши к Гуожи. Чародей слышал, что дикие люди обладали поистине чудовищным инстинктивным чутьем, которое не пропадало и после их погружения в притупляющую острые нюх и слух благость цивилизации. Неудивительно, что и эта дочерь пустынь могла владеть животным подсознанием, позволяющим ей определить в собеседнике толики непостижимого для её скудного ума силы. Катальор улыбнулся и топким, словно болотный торф, бархатным тоном обратился к сорвавшемуся барду, протягивая каждую букву и каждое слово с детской наигранной воодушевленностью:
-Почему Вы сбились, благогласый менестрель? Ваш голос и Ваша музыка похожи на терпкий мёд, а текст баллады раскрывает многие фрагменты мифа об Источнике, которые я и не знал. Продолжайте, прошу!
Но она продолжила и так, струны будто не заметили своей недавней секундной слабости, продолжая вещать так, словно их ничего не прервало совсем недавно:
Под Топором Палача
Узришь ты путеводный свет Амнистат.
Верь своей Крови –
Не верь тому, чего нет...
Некромант начал было собирать эти кусочки смысла в полноценную картину, как вдруг песня прекратилась. Мгновенно, дисгармонично Паристаи погрузила помещение в полумрак безмолвия. Только ее учащенное дыхание мешало поганому окружению проникнуть в покои женским игривым хихиканьем и мужскими пьяными воплями. Ворожей пристально начал вглядываться в исполнительницу, которая спешно поднялась на ноги и сухо извинилась за то, что не может продолжить выступление. Буднично махнув своей рукой, её клиент взмолился:
-Прошу Вас, миледи, закончите. Это очень важно для моих исследований!
С каждым пытающимся убедить словом в разум девушки маг разума пытался вонзить спицы внушающего доверие заклинания. Но образы чужеродных для головы дикарки мыслей будто вязли в её ауре, медленно растворяясь. Мерзкая смуглянка смеет противостоять! Напрягшись всем своим тщедушным тельцем, Гуожи резко дернул кистью, направляя поток мыслей в самое слабое, по его мнению, место в ментальной защите неожиданной в этой сфере соперницы. И вот, цепь внушений почти доползла до этой дыры, до этого пробела в энергетической броне, незамеченной крепким восточным духом слабости, как вдруг мимо комнаты прошла какая-то мерзкая тварь, наглотавшаяся дешевых вин. Фальшивый смех проститутки отвлек Катальора своей неожиданностью и неуместностью. И сеть оборвалась, оставив телепата ни с чем. Дернувшись, колдун ошарашенно посмотрел на Паристаи, которая навряд ли могла заметить его попытку повлиять на её сознание. Лицо его на мгновение исказила скорбная гримаса, но душу терзала смесь из страха и ненависти.
«Жалкий-жалкий-жалкий чародей проиграл какой-то бренчащей на длинной лютне бардессе в ментальном поединке»
«Тебе даже её не победить, ха-ха-ха-ха»
-Вы больше мне не скажете ни слова, верно? - некромант походил на маленькую расстроенную тканую куклу, чье круглое безобразное лицо было искажено в вечной гримасе грусти.

-- Почему Вы сбились, благогласый менестрель? Ваш голос и Ваша музыка похожи на терпкий мёд, а текст баллады раскрывает многие фрагменты мифа об Источнике, которые я и не знал. Продолжайте, прошу!

«А ведь этот неприятный тип интересуется не просто ради праздного интереса!» – внезапно подумалось ей.
Такой же интерес двигал и Вереском, когда тот освобождал ее из винстальской темницы. Он искал легендарный Источник, чтобы вернуть глаза. Потом он забросил это дело, но недавно снова вернулся к нему, преследуя какие-то иные цели.
Справившись с эмоциями, Цила запела вновь, хотя ей очень не понравилось, как взглянул на неё в этот момент тщедушный тьессарец. Она продолжила петь с куплета о предостережениях провидца, указывавшего героям следовать за путеводным светом Амнитстат, который те узрят под топором палача. Довольно двусмысленное указание, если участь, что Амнистат не только звезда, в предрассветные часы загорающаяся на Севере, но и проводница мёртвых.

Верь своей Крови –
Не верь тому, чего нет...

Внезапно ей совершенно отчетливо представилось, как страшный старик пересекается в своих поисках с Вереском и что из этого происходит. Для последнего – ничего хорошего. Пусть душевно эльф был старше, чем выглядел -- имена эта странность так поначалу впечатляла ее, заставляя видеть в спутнике притворяющегося Ананкцулью или таящегося демона. Улица воспитала его среди воров и бандитов, но он все же оставался мальчишкой – самоуверенным, заносчивым, но... не безразличным.
Эта мысль окатила ее как ушат холодной воды, заставив подавиться строками нового куплета. Сладкоголосая Парисстаи впервые сорвалась и закашлялась, вскакивая на ноги и роняя сетар.
 -- Прошу Вас, миледи, закончите. Это очень важно для моих исследований!
Голос был мягок и полон учтивости, но обращенный на нее взор старика был подобен взору василиска, обращающему жертву в камень. Он сковывал тело и разум, липкими холодными пальцами проникая в сознание, лишал сил. Чей-то вкрадчивый голос настойчиво и проникновенно нашептывал в ухо «скажи!».
В конце концов, что ей за дело до малолетнего вора и убийцы дроу?! Он и ее пытался убить – царапина на шее оставленная его ножом давала о себе знать при малейшем движении головы.
«Уступи, -- нашептывал голос. – Это ведь так легко. Что тебе стоит взять в руки сетар и докончить песнь?»
Но тогда страшный человек пойдет по следу Вереска.
«Уступи, -- убеждали ее со всех сторон. – Ты ничего ему не должна. Он же не платил тебе за молчание!»
«Не могу!» – открыв рот, хотела закричать Цила, но с ужасом осознала, что скажет сейчас то, что всеми силами желала бы скрыть.
Громкий смех Фатимы прямо за дверью, ворвался в сознание Присциллы как ветер, несущий морскую свежесть в кварталы Белуджистана. Голоса умолкли. Ощущение копошащихся в голове липких пальцев пропало. Вместо них накатила внезапная слабость, что Цила еле удержалась на ногах. Волосы были мокрые, лоб и тело под легкой одеждой покрывала холодная испарина.
Бардесса подняла глаза. Старик глядел на нее странным непередаваемым взглядом, в котором одна эмоция стремительно сменялась другой. Но может ей все это просто кажется? В алькове темно и злость в его глазах не более чем игра света свечей?
-- Вы больше мне не скажете ни слова, верно? – грустно спросил старик.
-- Простите го-с…подин… -- Циле пришлось собраться с силами чтобы ответить. – Я не… могу… ужасно… себя чу…ствую…
Повернувшись к клиенту спиной, она, спотыкаясь, побрела к выходу, даже не подобрав сетар. В коридоре она буквально рухнула на чьи-то руки. Как сквозь мутную пелену она чувствовала как ее взволнованно трясут, куда-то волокут, укладывают на кушетку.
Силы и сознание вернулись только когда ей под нос сунули что-то резко пахнущее, пробирающее до самых костей, отчего все волосы на теле ийланки встали дыбом. Даже там где их никогда не было.

Некоторое время Цила лежала на кушетке, приходя в себя. Ужасное состояние, будто вместо головы ведро с ржавыми гвоздями, никуда не делось, но по крайней мере она смогла стоять ровно и почти не шатаясь. Извинившись перед хозяином заведения, Присцилла сообщила, что сегодня работать уже не будет.
-- Тогда отдыхай и завтра, сладкоголосая! -- щедро разрешил тот. -- Не дай Аллуит это повлияет на твой голос.
Спустя час, Цила неспешно шла по улицам Белуджистана, направляясь к дому своего друга, где жила последние несколько месяцев. Страшный старик и Вереск не покидали ее мыслей. Она страшно жалела, что так и не смогла рассказать дроу всю часть легенды. Жалела, что не вышла из-за ширмы, когда он приходил последний раз в бордель.
Внезапное странное ощущение сверлящего затылок чужого взгляда, заставил Присциллу вынырнуть из своих мыслей. Она услышала легкий торопливый цокот башмачков за спиной -- кто-то догонял её от "Лотоса". Думая, что это посланная к ней с каким-нибудь сообщением рабыня, девушка обернулась...

 

Гуожи проводил шатающуюся из стороны в сторону дикарку холодным взглядом карих глаз. Сейчас, когда она в своем бессилии повернулась к нему спиной, этот жалкий старичок походил на небольшую диковинную змею, которая только-только увидела крысу и готовится к броску. В его лице не было ни намёка на ту искусственную дружелюбность. Из каждой поры, каждой морщинки вослед Паристаи дышало лишь холодное презрение, которое безмерно властвовало над каждым кусочком этой восковой маски на длинной тощей шеи. Девушка оказалась слишком крепка волей, а непреложный завет некромантии гласил: «Если не можешь подчинить, то уничтожь». Чародей со скрипом ветхой мельницы поднялся с подушки, опираясь на свой ручной навес. Свободной кистью некромант подхватил и смял в небольшой ком синий платок Саида, который этот варвар по науськиванию примитивного обычая превращал в огромный тканой фурункул на голове. Он называл это чалмой, хотя по сути своей это был обычный необработанный отрыв парчи. Бединцы любили придавать значимость своей культуре, однако Катальору всегда было приятнее пообщаться с двухметровым юродивым северянином, угрожающе сжимающим дубовый дрын в огромных мозолистых руках, нежели с приезжим атраванцем из самых благородных дворцов этой позабытой Смертью пустыни. Темнокожие, смуглокожие и даже почти такие же белокожие, как и тавантинцы, люди песков одним своим бытом вызывали в чёрной душе некроманта наисильнейшее отторжение. Жалкие, чрезмерно страстные, погрязшие в глупости храмовых догматов – души этих тварей читались лицемерным по своей природе уроженцем Тьесса с легкостью, достойной очередного Пророка Единого.
Тем временем исполнительница, на состояние которой довольно пагубно повлияло неудачное внушающее эмоции заклинание мага разума, отворив дверь, буквально упала в руки той самой визгливой шлюхи, которая продолжала орать так, будто её – сизокрылую голубку – поймал голодный дикий кот. Но теперь её крики были лишены смеха, ведь она заплетающимся языком испуганно звала на помощь. Рядом с ней едва стоял на ногах мокрый от пота и, похоже, слюны этой мерзкой дамы мужчина.  Вскоре в коридоре стало достаточно людно: свободные от работы куртизанки торопливо бросились изучать причину столь внезапного шума в их убежище разврата и безмятежности. Паристаи, попавшая в центр всеобщего, но отнюдь не восторженного внимания, явно старалась прийти в себя. На ее бледном лице виднелись сверкающие бусинки болезненной влаги. Ментальная магия взрыла почти осязаемые борозды в духовной защите этой девушки, однако молодость затянет эти невидимые раны за считанные минуты.  Сомнений не было: эта дикарка многое знала и многое могла. А посему выход был один. Гуожи было потянулся к шкатулке, висящей на поясе, дабы выпустить своих неживых прислужниц и приказать им перебить всех, кто сейчас находился в этом заросшем людскими слабостями вертепе, но вдруг остановился. Белуджистан загудит, когда узнает, что одно из самых знаменитых увеселительных заведений города обнаружится полным от трупов. Подозрения наверняка падут на прибывших тавантинцев, а некромант не хотел подвергать своё положение в Империи какому-либо сомнению неосторожностью своих действий в чужой стране. Нужно было найти наиболее «чистое решение» из возможных. Какое? Ворожей пока не знал.
-Что случилось? – высокий тучный мужчина, поднявшийся по лестнице, внимательно взирал на колдуна, - Вы к ней приставали?
Лицо Гуожи исказилось самым неискренне искренним испугом. Будто пойманный за шалостью ребенок, чародей потупил взгляд и, замявшись, пробубнил:
-Нет-нет, милорд, я не приставал. Она пела мне чудеснейшую балладу, как вдруг ей сделалось плохо, и она выбежала из комнаты. Даже свой инструмент музыкальный оставила там, где выступала.
Подозревающим и тяжелым взглядом хозяин публичного дома – а это наверняка был он – смерил отчитавшегося старичка, заглянул в комнату и, убедившись лично в нахождении сетара на указанном в коротком рассказе месте, повернулся к проституткам, которые носились вокруг бардессы с испуганными и озадаченными лицами. Невероятно громко щелкнув пальцами, здешний управитель басовито гаркнул:
-Девочки, утащите её в мою комнату. Приведите её в себя. А Вы…
Мужик ткнул пальцев в Катальора:
-Платите полную сумму выступления, да еще пять дихремов сверху за то, что чуть мне менестреля не испортили. Всего семь должны.
Часто закивав и запричитав, что проблемы ему не нужны, маг полез в кошель, также висящий на поясе. Вскоре на тусклый свет свечей, укутанный в дымную пелену благовоний, явилась семёрка серебряных монет. Мажордом этого дворца страсти быстро выхватил оплату из тощих рук колдуна, широко улыбнулся, развернулся на месте спиной к клиенту и размашистым шагом направился следом за процессией, несущей бесчувственную Паристаи в его покои. Такой походкой славятся истинные жизнелюбы. Видимо, в Атраване бытность торговцев женским вниманием весьма сладкая. Хмыкнув, некромант начал медленно спускаться на первый этаж. Вопрос с ликвидацией этой дикарки стоял все еще крайне остро. Гуожи подумывал над тем, чтобы подкупить каких-нибудь уличных головорезов, чтоб они зарезали смуглянку в закоулке, когда та покинет бордель по тем или иным причинам. Но решение поставленной задачи оказалось гораздо проще. В полумраке первого этажа стояла та девица, которая встретила Первого Чародея и его наёмника во время их прихода. Сладостные подозрения стали впиваться в воспаленный от идей мозг некроманта:
-Почему Вы не со своими подругами, миледи? Неужели Вам безразлична судьба певицы?
Женщина, оторвавшаяся от бессмысленного разглядывания пола, обратила свой взгляд на Катальора. Её глаза сверкали презрительной насмешкой, а тёмная кожа в багровом отливе бархатных стен отдавала оттенками свежей чищенной моркови, поэтому сверкающая улыбка невероятно белых для этих варваров зубов блеснула своей злобой на всю комнату. Тихий смех ознаменовал успех ворожея в создании предположений касательно отношений его собеседницы и Паристаи:
-Еще я за этой выскочкой не бегала. Мразная девица, на пиликалке своей бренчит, а сиськи мужикам мять не даёт. В конце концов мы за одну ночь меньше этой дряни получаем, а делаем го-ораздо больше еёшнего. Еще и хозяин с ней носится, как с писаной торбой.
Вдруг дама остановилась и сменила взгляд с насмешливого на виноватый:
-Простите, сударь, неудачный день, вот и несу всякую чепуху.
Да, определенно, вот так выглядит выход из ситуации. Чернокожая шлюха явно была слегка навеселе, её защитная аура слабо мерцала в общей безмятежности борделя. Взмахнув рукой, Гуожи направил ментальный поток, содержащий в себе ненависть, зависть и презрение к Паристаи, в голову проститутки. Энергетический барьер, ослабленный множеством факторов, промялся и дал магу разума полный доступ к эмоциям своей обладательницы.
-Вы не правы, - лицо Катальора снова расплылось в заискивающей улыбке, - О Вас, почтенная госпожа, никто не знает. А о барде из «Белого Лотоса» говорят даже во Дворце Шаха. Она знаменита, она талантлива, поэтому ей не надо утруждать себя плотскими вопросами. Она ублажает дух, миледи, а Вы – всего лишь ножны для очередного ржавого меча.
Слова и магия делали своё дело. Вскоре в голову куртизанки закрадывалась только одна мысль, только один путь, который избавит её от столь внезапных душевных терзаний. Нужно убить эту дочь шайтана! НЕМЕДЛЕННО!
Некромант неспешно засеменил к выходу, понимая, что теперь эта шлюха всё сделает за него. Мрак ночных улиц поглотил колдуна, оставив чернокожую путану одну в этом просторном приёмном зале.
*****
Она шла следом за этой грязной паскудой уже десяток минут. Мунира ненавидела Паристаи всей своей душой. И только сегодняшней ночью осознание этой ненависти полностью охватило её дух. Злоба и зависть, презрение и, наверное, жалость к самой себе заставили проститутку сделать единственный правильный выбор. Выбор, о котором она не будет жалеть. Голос этого менестреля должен утихнуть. Исчезнуть из этого мира. И она в этом исчезновении станет главной виновницей.
Придя в себя после, вероятно, простого переутомления, бардесса наскоро собрала свои вещи и рванула из борделя. А Мунира отправилась следом. Прихватив с собой нож, забытый однажды в её постели каким-то головорезом, куртизанка бросилась следом за соперницей, которую еще вчера считала подругой. Один неудачный вечер, грубые клиенты, сильная головная боль и беседа с этим…стариком заставили шлюху понять, что она…она хочет убить Паристаи. Что она и сделает. Прямо сейчас.
Завернув в очередную подворотню за этой голосистой дрянью, проститутка окликнула её. Девушка остановилась и повернулась, услышав окрик. Мунира подбежала к «подруге», будто бы желая ей что-то передать. Когда расстояние между дамами стало невероятно малым, одним резким движением испорченная пороком и чужим заклинанием потаскуха вонзила нож в живот своей негласной соперницы.
А дальше была тишина…
Лишь во Дворце Шаха тот самый старик решал, что делать дальше...

 

Переход из порта

Небо. Ни единого облака, ни единого белого пёрышка. Только орущие чайки, только слабый, воняющий водорослями ветер. Только слепящая глаз синь. 
Эльф опустил заслезившиеся глаза, пытаясь проморгаться. Боль от света здорово его ободрила, но этого вряд ли хватит надолго. Когда слишком долго стоишь на ногах и слишком часто кто-то покушается на сохранность живота, то ноги постепенно деревенеют, руки начинают дрожать, а взгляд теряет фокус. Походка грациозностью сравниться может лишь со старым моряцким пропивалой, а язык завязывается в грипвайн. Зилхар медленно шёл за моряком, по пути нечаянно кинув взор в сторону порта и заметив знакомую кучерявую макушку, отчего сердце едва дрогнуло.
"Показалось," - отмахнулся от собственных мыслей тёмный и поспешил за моряком, который уже успел спроводить куда-то наземницу и сейчас вёл вниз по лестнице его. Лестница... лестница!
Внезапно опустившаяся на плечи усталость застала его слишком внезапно, и дроу не сдержался от зевоты, прикрыв одной ладонью рот. Моряк кивнул на гамак в заросшем паутиной углу и удалился. Зилхар некоторое время стоял на месте с закрытыми глазами, а затем, сев на прибитую неподалёку скамью, стянул с многострадальных ног сапоги. После он лениво заполз в гамак и почти сразу провалился в сон.  

Эльф вскочил с гамака, чувствуя, как холодные градины пота стекают к подбородку. Вокруг тлела почти кромешная тьма, но и в ней можно было различить очертания стен и мебели. Наверное, уже была ночь. Зилхар осторожно встал босыми ногами на пол, почувствовав, как холодное дерево неприятно обожгло ступни. Он слышал, как о дно бьются волны, качая корабль, как люльку. Наверное, надо было сходить наверх...
Дроу надел портянки на израненные мозолями ноги и натянул сапоги, после чего зашагал вверх по лестнице. Топ, топ, топ, топ... топ... не слишком ли она долго длилась? Дверь наверху видна, но, кажется, она не становилась ближе. Зилхар упрямо продолжал идти, не понимая, что происходит, но и стараясь не думать, почему... как вдруг его сковал сильнейший холод, заставивший замереть на месте, а впереди появилась высокая тень старика. Она засмеялась мелким трескучим смехом, оперевшись на посох и нависнув над головой. Зилхар оторопело опустил уши, не в силах сказать ни слова - он попытался повернуть назад, но ноги не слушались.
- Куда ты спешишь, молодой рузим? - самодовольно спросил старик, склонив голову по-птичьи набок, - хочешь спуститься обратно, да? Так я тебе сейчас помогу!
Он замахнулся и сильный удар в солнечное сплетение древка отправило его в короткий свободный полёт, а затем - долгий полёт по лесенкам, заставляя пересчитывать каждую то носом, то ребром, то плечом, то копчиком, то опять носом, хрипя и, между болезненными вздохами, шипя ругательства. Когда лесенки кончились, он провалился в вязкую темноту...
...чтобы вскочить с гамака, вновь чувствуя, как холодные градины стекают к подбородку. Эльф осмотрелся по сторонам, остановив взгляд на сапогах перед гамаком, - ну и причудится же... тьфу. 
Дроу встал и уже привычным движением взял портянки, а затем - сапоги. Чуть приподнятое настроение предвещало хорошее начало дня, пусть и высокие волны, бьющиеся о судно, предвещали лишь очередную ночную бурю. Зилхар сам себе усмехнулся и ступил на лестницу, чтобы бодро поскакать вверх, к двери, ведущей под звёздное небо. Шаг, два, три, четыре, дверь становится ближе, ближе, ближе... как вдруг вновь тело охватывает холод, а перед ним возникает уже не тень, а сам Саади, хихикая ещё более омерзительно, чем раннее.
Эльф со злости попытался выхватить кинжал, чтобы перерезать глотку старому шутнику, но руку свело, и та выпустила холодное лезвие кинжала.
- Хорошая попытка...
- Сосни кактуса, старый ш-шакал! - не придумав ничего оригинальней, прорычал мальчишка, почувствовав вновь, как посох ударил в солнечное сплетение, выдавив кашель и отправив в долгий спуск по лестнице...
...чтобы вновь вскочить с гамака в холодном поту. Дроу с рыком перевернулся и, перекинув ногу, упал с гамака на пол, откатившись к стене оттого, что корабль вновь качнуло. Шмякнувшись в дерево носом, Зилхар опять тихо зашипел про себя ругательства и поднялся на ноги. Осмотревшись по сторонам, он бросил скептический взгляд на сапоги и в сторону лестницы. Поджал губы.
- Ну уж нет, не дождёшься... - проворчал под нос мальчишка, сделав шаг назад и судорожно соображая, как ему пройти на палубу, избежав при этом проклятую лестницу. Он поднял взгляд на потолок. И улыбнулся. Ловко взобравшись поближе к верху по полками и едва заметным сучкам, что стоило немалых усилий, дроу достал кинжал и начал шкрябать лезвием по потолку. Пилить его, приговаривая под нос самодовольно, - хе-хе-хе, глупый старикашка... думашь, я опять куплюсь на твой дешёвый зехер, бестолковка ты козлячья?..
Когда он услышал приближающиеся шаги с лестницы, то начал пилить потолок быстрее, теперь уже не смеясь, но тихо ругаясь под нос. Скоро из-за проёма вышла высокая сухая фигура, мерно постукивая посохом по деревянному полу. Увидев дроу, Саади замер на месте, недоумённо глядя на засевшего наверху чернокожего мальчишку, который пилил зачем-то потолок. Кинжалом. Оба сохраняли молчание, но Зилхар первым осознал величину своей глупости. Саади тяжело вздохнул, скрывая лицо за чёрной сухощавой ладонью, - я нанял идиота...
Вдруг нога соскользнула, и эльф с коротким "бля" полетел вниз, болезненно стукнувшись головой о пол. Дальше была вновь темнота.
...которая разверзлась опять. Дроу со стоном притянул к себе кинжал, спрятав его в ножны и перевернулся на спину. Над ним стояла высокая фигура. Но не Саади - самого Даурлона. Некромант смотрел на лежачего дроу с нескрываемым презрением, будто на эксременты, в которых нечаянно запачкал полы своего красного плаща. Зилхар фыркнул и сел, - ну над же...
Альбинос только хмыкнул, но дроу не обратил на это внимания. Он встал, чтобы вновь завалиться в гамак, который вновь мягко его обнял, словно кокон. 
- Чё, молчишь, да? - равнодушно спросил мальчишка и, не дождавшись ответа, отвернулся к стене, - ну и пшёл нахер...
...на этот раз он открыл глаза с большей охотой, потянувшись в гамаке и некоторое время ещё лёжа на месте, с прищуром глядя, как рассвет проникает со стороны лестницы даже сюда. Дроу ущипнул себя и всё же вывалился из своего уютного кокона на пол, чтобы, потянувшись опять, медленно зашагать в сторону лестницы, держа руку у эфеса кинжала. Остановившись у подножия первой лесенки, дроу глубоко вздохнул, но затем всё же сделал шаг вперёд. Лестница едва слышно скрипела, заскрежетали под ней крысы, и Зилхар несмело улыбнулся, надеясь, что, всё же, проклятый сон уже кончился. Лестница уже наполовину была преодолена, что вызвало несильный прилив радости. Дверь наверху скрипнула и отворилась, обдав эльфа волной холода, пропахшего морской солью и рыбой. Зилхар оторопело замер, уже выхватив кинжал и прижав уши. Но ничего не произошло.
Он прошёл точно также ещё половину лестницы и вышел на палубу. Стоял штиль, земли в сумеречном свете видно уже не было - только тоскливая синяя полоса, простирающаяся со всех четырёх сторон. Мальчишка подошёл к борту, едва прикрыв глаза и думая - возможно, раз никого и нет, можно и рискнуть и справить нужду прямо здесь? Зилхар усмехнулся своей идее, поверх которой пришла ещё более безумная мысль - а что, если он сейчас по-прежнему спит? Да, будет неприятно - ведь тогда пострадает от малой нужды как-раз его постель. Это будет очень неприятно! 
Дроу осмотрелся по сторонам, пытаясь увидеть признаки сна, как заметил странные клубы чёрного дыма, свернувшиеся в человеческую фигуру. Фигуру Тарека. Зилхар хмыкнул и, почесав затылок, посмотрел на ноги. Ноги в сапогах, - хм... чёт я не помню, что я надевал сапоги... но я точно их снимал...
- Что ты несёшь? - прищурился маг.
- Заткнись, - рявкнул мальчишка, - я из-за тя чуть гамак не обоссал! Ур-род...
- Да как ты смеешь, мелкая чернозадая погань... - возмутился уже Тарек и занёс посох для смертельного заклинания.
- Телись уже! - прикрикнул Зилхар и получил чёрный луч в грудь. В глазах вдруг потемнело, накатила слабость, и эльф, упав на колени, прохрипел, глядя на расплывающийся в сизых клубах дыма фигуру мага, - н-ничё... нового...
Дальше была опять темнота.
Глаза удалось продрать с преогромным трудом. Побаливала голова, спина и ноги - казалось, что как такового сна и не было. Дроу почувствовал, как на груди его кто-то засел. Первое, что мальчишка увидил - два чёрных глаза-бусинки на серой чуть продолговатой морде. Это был хорёк. 
- Даж мне глотку не перегрызёшь? - нащупав кинжал, спросил мальчишка. Но зверёк только сделал шаг вперёд, дёрнув тёмным пушистым хвостом так, что тот прикрыл плечо. Дроу хмыкнул.
- Если щас же не слезешь с меня, я сверну твою маленькую крысячью шейку, - беззлобно говорил эльф, и животное послушно спрыгнуло на пол. Проследив за ним, Зилхар едва расширил глаза - в углу было гнездо с четырьмя комками шерсти, которые в один голос запищали, учуяв приближение матери. 
- Твою мать... - только и смог выдать дроу, выбираясь из гамака и несильно шипя от боли. С помощью магии он всё ж притупил её, некоторое время просто сидя на скамье и пытаясь проснуться. Только затем он всё же обулся и почесал белую шевелюру, по пути потягиваясь и зевая. По лестнице он шёл, уже положив ладонь на рукоять кинжала, хотя сам прекрасно осознавая, что это уже не сон. Неприятный осадок.
Несильно пнув дверь, он увидел перед собой уже знакомую тавантинку. Прищурившись и напрягшись, он осмотрел её, - что, не бушь пытаться меня урыть? - а затем, поняв, сколь безумно прозвучали его слова, буркнул, - забудь...
Он прошёл мимо тавантинки, вдыхая свежий утренний воздух и осматриваясь по сторонам и не без стыда вспоминая сон. И как же он это безумие не смог отличить от реальности?

 

После отплытия Корделия собиралась переодеться в тавантийскую одежду, но быстро передумала. Погода по-прежнему была жаркой. Она лишь переоделась в красный атраванский костюм, постирав песочный и разложив его сохнуть на койке в каюте.
Путешествие по морю ее не беспокоило: она уже бывала на кораблях, поэтому спала отлично, а затем принялась наводить порядок в собственных вещах. Если память ее не обманывала, то в Морее должно было быть жарко, так что атраванские костюмы были весьма кстати. По сути именно поэтому она решила привести в порядок светлый наряд, все же он порядком запылился. Повертев в пальцах бляшку значка Гильдии, девушка спрятала ее поглубже в сумку: неприятностей ей в незнакомой стране было точно не нужно. Пусть знала она о Морее не много, но эту вещицу точно следовало убрать подальше.
Подумав, тавантинка выстирала и светлый костюм, порванный нахалом из таверны, у которого она пыталась выяснить хоть какие-то сведения. Осмотрев одежду, девушка поняла, что починить такое можно, но довольно бессмысленно: тонкая ткань была разорвана до самого пояса. Шов получился бы неаккуратный, заметный. Но был и плюс – ткань, из которой можно сделать что-то еще. Так что этот костюм тоже был бережно разложен по койке сохнуть. Потом, морщась от соленой воды, чародейка вымыла волосы и, предварительно проверив, что дверь закрыта надежно, разделась и сполоснулась вся.
Надев снова алый костюм, Корделия спрятала кулон с рубином поглубже, так, что виден был только черный шнурок на шее, распустила еще мокрые, а от того еще сильнее вьющиеся волосы и поднялась на палубу, с наслаждением подставляя лицо солнцу.
- Что, не бушь пытаться меня урыть? – раздался знакомый голос, тут же сказавший, - Забудь…
- И тебе здравствуй, - хмыкнула тавантинка. Она прошла ближе к борту, с улыбкой глядя на искрящуюся в солнечных лучах воду. – Кстати, а ты не знаешь, нам долго плыть?
Она знала, что больше месяца, но уверена не была. К тому же, вопросов у нее накопилось много, а это была попытка завязать разговор со Скарвиаром.

Мальчишка чувствовал некоторый дискомфорт от того, что кто-то находился так близко к его спине, отчего даже уши в меру своих возможностей повернулись в сторону тавантинки. От неё пахло свежестью, чистотой, влагой, и дроу повернулся к ней, опасливо оглядываясь по сторонам, пытаясь увидеть излишне внимательные взгляды. На вопрос волшебницы он ответил не сразу, - Месяц, полтора. Около того.
- А ты язык местный знаешь? - почти сразу спросила Корделия, и дроу склонил голову набок.
- Хм... морейский? - Зилхар прищурился от ветра в лицо, - не-а.
Наверное, соваться в чужую страну, зная о неё всего ничего, было очередной глупостью. Но, может быть, оставаться в такой же чужой стране было глупостью ещё большей? Мальчишка хмыкнул, глядя, как тавантинка пусто смотрит в сторону волн. Возможно, её эта дорога пугала ещё больше. 
- Вот и я нет, - Корделия вздохнула. - Я, конечно, не знаю, какие у тебя планы там, но возможно стоит поискать среди моряков, вдруг за время плавания есть возможность хоть немного узнать язык... Если понадобится общаться там, конечно, - на последней фразе девушка улыбнулась и посмотрела на эльфа, но Зилхар не улыбнулся.
- О, да ты прост луч света в тёмном царстве слабоумия, - ядовито ответил тот. Взгляд человечки стал колючим, как и, наверное, слова, которые готовы были сорваться с её губ в тот момент. Эльф опередил её и добавил. - Ты права. Без языка сквернее будет некуда.
- А этот корабль атраванский или морейский? - почти также спокойно спросила тавантинка, отвернувшись вновь в сторону волн.
- Атраванский, - ответил мальчишка, - наша цель - это земли ухосветков... это всё, что мне известно. А сунусь я щас к ним без подготовки - мне оторвут башку. - Эльф ненадолго задумался. Тихая речь его уподобилась шелесту пожухлой травы, прерываемой шагами, что раздавались слишком близко. И взглядами, следящими слишком внимательно. - Останься мы в Белуджистане - оторвали головы уже нам обоим. Будем готовиться в Морее... знаешь чёнить о ней, что не знаю я? 
Волшебница ненадолго задумалась.
- Ну, я не знаю, что известно тебе, но если что мой род занятий лучше там не упоминать... - вкрадчиво ответила девушка. Её взгляд бегло коснулся окружения, - и сам с магией не светись... А то они к этому уж очень негативно относятся.
Зилхар тихо вздохнул - нет, конечно, Лэгвит рассказывала о том, что морейцы терпеть не могут магов настолько, что готовы ими печки топить. Но сейчас, в свете открывшегося магического дара, её слова звучали не так беззаботно.
- Хм... учту, - дроу кивнул, - что-нить ещё?
Девушка пожала плечами, - вроде ничего... Или с остальным придется знакомиться по ходу.
- Отлично. - Буркнул тот, - Великолепно... хошь - наслаждайся рассветом, а я, - эльф принюхался к воздуху, едва прикрыв глаза, - жрать хочу.
Корделия как-то отстраненно кивнула, по-прежнему глядя на волны также отстранёно.
- За еду доплатить нужно будет или это уже в стоимость входило? - вяло поинтересовалась тавантинка. Эльф с трудом сдержал смешок, отвернувшись от волшебницы и медленно зашагав от неё прочь.
- Хошь - плати. 
- Не очень, - Девушка фыркнула. Раздался тихий шелест кудрявых волос, но эльф не обернулся. - Интересно, тут все моряки только на бединском говорят или у кого-то можно морейскому поучиться...
- Думашь, капитан этой посудины, отправляясь в Морею, набрал се шоблу шарящих токмо в бединском? - риторически спросил дроу, слыша, как девушка пошла следом. Через несколько шагов они почти сровнялись.
- Ну, значит возможность подучить язык у нас будет.
Зилхар похлопал в ладоши, - я недооценил твой ум.
В ответ волшебница закатила глаза.
- Ты, кажется, хотел есть.
- Да, хотел. - Дроу кивнул в сторону одной из дверей, - оттуда несёт едой гуще всего.

Морская кухня не отличалась изысками, но мальчишка был в молчаливом восхищении и от пресной овсянки и разбавленного вина, который окончательно прогнал лёгкое недомогание в виде боли во всём теле. На то, что ела тавантинка, Зилхар не обращал особого внимания, сосредоточившись на своей трапезе... правда, всё же, несмотря на дикий голод, перед употреблением он всё ж не сдержался от уже привычного жеста проверки - сперва вина на запах, затем каши, затем - беглого осмотра окружающих, затем - недолгий взгляд на стул, под стол, на пол и, наконец, потолок и дверь. Ничего подозрительного замечено не было... вроде бы. Подозрительно разве что скрипела дверь - не помешало бы смазать петли. Эльф приопустил уши - да, очень не помешало бы...

Корабельная кухня, по мнению Корделии, оставляла желать лучшего, но все же это было не так уж и плохо. Простая пища удовлетворяла голод, а особо придирчивой в еде девушка никогда не была. После она нашла моряка, с которым общалась, садясь на корабль.

- Здравствуйте, - начала она, стараясь правильно выговаривать бединские слова. – Пожалуйста, скажите, есть на корабле кто-то кто знать язык как говорят в Морее? Есть кто может научить немного?
- Тебе тут что, профессора что ли? – усмехнулся мужчина. Но встретившись с глазами чародейки, он кивнул: - Лааадно, так уж и быть, спрошу… - с этими словами он развернулся и пошел прочь.
В каюте девушка проводила время в основном за шитьем. Порванный костюм она распорола, а из ткани наделала всяких мешочков для разных мелочей, лент и повязок для волос и несколько платков. Края приходилось обжигать, чтобы они не бахромились. Замучавшись делать это об свечку, чародейка все же позволила себе воспользоваться магией. Благо, дверь в каюту была закрыта и никому не было до нее никакого дела. Когда вся ткань была пущена в дело, Корделия перешла на вышивание. Иначе было бы слишком скучно, а тут пригодилось то, чему так упорно учила ее мама.
Платки были примерно одинакового размера, квадратные со стороной длиной приблизительно от запястья до локтя. Некоторое время повыбирав нитки, девушка сделала на всех четырех тонкую коричневую каемочку по краю, не столько заметную, сколько оттеняющую светлую ткань песочного оттенка. Потом стала придумывать узоры. На одном платке она в углах вышила тонкие зеленые веточки с фиолетово-лиловыми цветками вереска. Конечно, нитки не совсем верно передавали оттенок, но узнаваемость создавали.
Поднявшись на следующий день после разговора с моряком на палубу, Корделия услышала немного резковатый мужской голос.
- Эй, ты что ль хотела язык поучить?
- Я, - чародейка повернулась на оклик. Перед ней стоял довольно высокий бедин, изучающе разглядывающий ее.
- Ну, в общем я могу поучить, - заявил он.
- Спасибо, а когда у вас быть время? – девушка подумала, что учить новый язык, опираясь на тот, что и так плохо знаешь, будет сложно. Но не невозможно… По крайней мере, хотелось на это надеяться.
- Пфф, время, да хоть сейчас, - махнул ручищей мужчина. – Ты, кстати и на бединском плохо говоришь.
- Знаю… Не родной язык бединский…
- Да видно, что не родной.
- А сколько вы денег хотеть за учебу? – вот об оплате стоило поговорить сразу…
- Да, там посмотрим, - неопределенно ответил бедин.
Они прошли к борту. По сосредоточенному лицу мужчины было видно, что он не знает, с чего начать.
- Ты это, не жди, что я прям профессор, - предупредил он. – Я сам не очень хорошо морейский знаю, но немного научить могу.
Корделия кивнула и снова повисла тишина.
- Вы мне сначала простые какие-нибудь слова рассказать может? – не столько спросила, сколько предложила девушка.
- Ага… Кстати, что ты мне все выкаешь, можно и на ты, - заявил моряк, глядя не в лицо, а будто немного ниже. – Меня Нассар зовут, а тебя?
- Корделия.
- Вот и хорошо… Так… простые, значит, слова…
Около получаса моряк тыкал называл предметы вокруг себя, тыкая в них пальцем для наглядности, а потом называл их по-морейски. Корделия старалась повторять, но незнакомые, чужеродно звучащие слова выветривались и путались. Большинство слов она и по-бедински то не знала, а тут еще и морейский… Сложно. К тому же говорил мужчина быстро, видимо, очень стараясь зарекомендовать себя хорошим учителем. Когда же он пошел по второму кругу, на этот раз спрашивая «ученицу», оказалось, что Корделия едва-едва запомнила пару-тройку слов.
- Не расстраивайся, - Нассар аккуратно похлопал девушку по плечу. – Запомнишь.
- Ага, запомню… - она хотела была сказать, что не расстроена, но предпочла промолчать.
- Слушай, может, ты буквы знаешь? – воодушевленно спросил он.
- Ну… Бединские не особенно… - призналась чародейка. Она уже начала разбирать написанные на бумаге слова, но только самые часто встречающиеся типа имен, не более того…
- Я вообще писать то не мастак, но буквы показать могу, ты может так запоминать лучше будешь…
- Быть бы очень хорошо.
- Было бы. Правильно говорить «было бы», - поправил Нассар.
- Было бы, - послушно исправилась девушка, стараясь скопировать произношение.
- Давай сюда иди, к бочкам, - мужчина схватил Корделию за запястье и потащил в сторону. – Сейчас принесу что-нибудь.
Через некоторое время он вернулся с каким-то угольком и куском парусины. В рваном крае были мелкие щепки, да и сама ткань выглядела грязной, но моряк был явно очень доволен своей находкой.
- Так, - он разложил парусину на одной из бочек. – Смотри…
Сидя на другой бочке, зачем-то прижимаясь к Корделии довольно близко, Нассар рисовал на парусине угольком закорючки. Сначала он нарисовал бединские буквы. Они были кривоватыми даже на взгляд чародейки, хотя она и не знала, как писать правильно на этом языке. Но было видно, что моряк очень старается. Он по очереди произнес все буквы, а потом передал уголек девушке и ее рукой стол писать их же. При этом отпускать ее кисть мужчина явно не собирался, еще и приобняв тавантинку «для удобства». Та покосилась на «учителя», но промолчала, выводя угольком буквы.
Дальше он стал рисовать морейские символы, правда перед этим признался, что знает не все, ему мол читать особо не надо, а записывать если что и по-бедински можно. Когда он попытался повторить маневр с написанием букв рукой Корделии, та улыбнулась, чтобы не быть грубой и заявила:
- Я сама мочь.
- Могу… - поправил Нассар, с некоторой неохотой отстраняясь. – Правильно говорить, я сама могу.
- Я сама могу, - повторила чародейка и принялась копировать символы.
Спустя некоторое время раздался оклик и Нассар вскочил с бочки.

- Ну это, на сегодня небось уже хватит, да и темнеет уже. Завтра дальше учиться будем, - он махнул рукой и направился в сторону голоса, повторно выкрикнувшего его имя, а Корделия подхватила парусину и уголек и пошла к себе в каюту. Отмывать пальцы… А еще вышивать и повторять изученное. У нее была бумага, так что она намеревалась переписать все, а парусину выстирать.

 

Мягкий полумрак нарушало лишь померкивающее пламя свечей. Их света был недостаточно, чтобы понять, где это тихое место, но Корделия почему-то не боялась, ощущая себя в безопасности. Неожиданно комнату залил солнечный свет, словно кто-то раскрыл занавески на окнах. Девушка обнаружила себя дома, только все выглядело немного иначе, чем, как она помнила, было перед ее отъездом в Атраван. В глаза бросилась ваза на комоде… Ваза, которую она не помнила здесь… Или помнила? Такая стояла в зале давно, когда они с братом были еще совсем детьми. Под ногами был мягкий ковер с выжженым пятном – ее давней проделкой. «Странно, я думала, мы давно убрали его…» - подумалось чародейке.
Раздались негромкие мягкие шаги и в комнату вошла молодая женщина. Корделия недоуменно разглядывала ее. Этот темный рыжеватый цвет волос, легкая походка, смеющиеся карие глаза. Она казалась до боли знакомой и родной.
- Мама? – тихо спросила Корделия. Сколько лет скинула эта женщина? Десять? Больше? Не было и следа добрых морщинок у глаз и губ, не было седины, а цвет волос был точь в точь, что у ее дочери.
Вивиан будто не слышала ее, занимаясь какими-то домашними делами. Она стирала почти невидимую глазу пыль с мебели, потом принесла букет цветов и поставила в ту самую вазу на комоде, а Корделия просто стояла и любовалась силой ее плавных движений, румянцем на щеках, энергией, которой будто светилась помолодевшая мама.
Раздались мелкие быстрые шаги и в комнату вбежал растрепанный темноволосый мальчик, лет трех на вид. Он был одет в одну только длинную рубашку, а в маленьких пальчиках сжимал игрушечного медвежонка.
- Лерой! – ахнула девушка. Вот кого она узнала сразу. Где-то в глубине брат так и оставался для нее таким вот заспанным мальчуганом, вырвавшимся из рук няни, которая, видимо, так и не успела одеть его с утра.
Корделию снова никто не услышал, а Вивиан повернулась и с сияющей улыбкой, присев, раскрыла объятия на встречу сыну.
- Ты опять убежал от Терезы, озорник? – в шутку хмуря брови спросила она.
Терезой звали их няню, пожилую служанку, которой уже давно не было в доме. Корделия живо представила эту даму с кучей ее немного аляповатых юбок, закрытых сверху передником. Немного ворчливая, но, в принципе, добродушная, она успевала когда-то за обоими детьми, что было очень не просто. Правда, Корделия так и не помнила, в какой момент она окончательно исчезла из их дома. Брату было десять, когда девушка уехала в Академию. Тереза тогда приходила к ним, но все реже.
От размышлений девушку отвлек голос малыша, который отвечал на вопрос мамы, что не хочет одеваться, а хочет сразу идти играть, а еще у его медвежонка начала отрываться лапка и это надо срочно исправлять.
Завершая картину, в зал широким шагом вошел статный мужчина. Он был не очень молод: в темных волосах уже местами пряталась седина. Но в глазах совершенно не читался возраст, а на губах играла довольная улыбка.
- Утра доброго, - проговорил хозяин, также как и остальные не замечая застывшей Корделии.
- Папа! - радостно крикнул мальчуган. Вивиан подошла к супругу, нежно коснувшись губами его щеки.
- Доброго утра, - как же мелодично звучал ее голос. – Пойдем завтракать, - она увлекла всех за собой из зала, оставив там лишь остолбеневшую Корделию.
Звонкий детский голос брата, звучащий где-то в доме, легкие шаги отца, смех матери… Это было не похоже на сегодняшний день. Корделия тряхнула головой. Ей никак не удавалось понять, что же не сходится. Ее внимание привлекло собственное отражение в небольшом зеркальце. Из стекла на нее смотрела смешная зеленоглазая девчонка, чьи рыжие волосы выбивались из двух косичек, закручиваясь у висков. Эти волосы еще не успели потемнеть, это будет только с возрастом, а девчонке в зеркале не дать больше семи лет. Немного нелепый сарафан, царапина на щеке… Корделия повертелась перед зеркалом. Теперь она чувствовала себя именно этой девочкой, забыв, что только что стояла и рассуждала о чем-то будто взрослая. Показав самой себе язык, она вприпрыжку поскакала к дверям, столкнувшись там с Терезой, точнее, с ее юбкой.
- А тебе, поскакушка, отдельное приглашение к столу нужно? – поинтересовалась няня. Корделия только хихикнула и проскочила мимо женщины, бегом направляясь туда, где звучали голоса семьи.
- Ну что, засоня, соизволила наконец явиться, - с улыбкой спросил отец. – Садись давай и ешь, а то у нас на сегодня куча дел.
За столом мама аккуратно раскладывала всем румяные лепешки, а Лерой отбивался от Терезы, которая пыталась его накормить.
- Я сам! Мама, скажи ей!
- Дели, а ты что так загадочно улыбаешься? – Вивиан знала эту улыбку, она значила, что девочка предвкушает что-то очень интересное. Для родителей же это значило новые заботы.
- Я ничего, мамочка, - максимально «прилежно» заявила девочка. Она помнила, что папа пообещал поучить ее сегодня сидеть на лошади. В принципе, у Кристиана вариантов особенно и не было: дочь уже дважды забиралась на его коня, что кончалось синяками и ссадинами. Удивительно, что девочка еще не переломала рук и ног. Лучше было научить ее сидеть верхом, чем пытаться удержать от такой «занимательной» затеи. Учиться вышивать у матери ей никак не хотелось. Зато от мальчишеских забав было не оттащить…
- Смотри, - женщина погрозила пальцем. – Помнишь, мы с тобой договаривались?
- Да, мамочка, - Корделия стерла с губ крошки и положила руки на колени. – Можно я выйду из-за стола?
- Можно, - вздохнула Вивиан. Воспитать из дочери «леди» казалось порой почти непосильной задачей.
Корделия же помчалась на улицу. Столько всего интересного можно было устроить! Но… Девочка обернулась: из дома вышел отец.
- Дели, идем?
Закивав, она побежала за папой. Как же можно было забыть?!
Мужчина долго объяснял дочке, как садиться верхом, как держать поводья, а потом аккуратно повел коня вперед, придерживая девочку в седле. Ноги не доставали до стремян, а тоненькие ручки вцепились не столько в поводья, сколько в гриву, зато в глазах светился восторг.
- Папа, ты только не отпускай! – попросила малышка. Ей, конечно, нравилось, но уж очень высоко было сидеть на отцовском коне.
- Не бойся, я отпущу только тогда, когда ты будешь сама уверенно сидеть верхом, - пообещал мужчина. Через некоторое время он и сам сел верхом позади дочери и немного пришпорил коня. На какой-то яме их слегка тряхнуло и сцена оборвалась…

Повзрослевшая Корделия рывком села на узкой койке в корабельной каюте. Тряхнув волнистыми волосами, она согнала с себя сон. Немножко поругав себя за ностальгичные воспоминания, она умылась и привела себя в порядок. Вчера она переписала все с парусины на бумагу, а саму ткань все же постирала. Правда, выглядел этот кусок все равно грязноватым, но по крайней мере на нем снова можно было писать… Что писала, что вышивала она в каюте при свете свечи. Точнее, огонек был, но зажигала она его магией, не желая потом идти и просить еще свечки, а так, с одной стороны ничего подозрительного, с другой – ничего не тратится… Свернув парусину и задвинув подальше воспоминания о таком ярком сне, девушка поднялась на палубу, щурясь от яркого солнца.
Нассар уже ждал ее. За время их импровизированного урока, он придвигался все ближе, «невзначай» задевая ткань одежды, беря за руку и всячески проявляя интерес, поэтому Корделия подумала о том, что надо бы объяснить моряку, что платой за обучение она считала деньги. Впрочем, пока ей удавалось отодвигаться от него без каких-либо замечаний. Несколько часов спустя, девушка унесла исписанную парусину в каюту. Ее «учитель» снова был нужен на службе, а значит можно было выдохнуть и побыть некоторое время на палубе, без опасности приставаний… Моряк, конечно, был намного лучше, чем тот мужик из таверны, но это не давало ему никаких прав или шансов в глазах чародейки.

 

«Чернявая Бабетта» покинула порт Белуджистана в ту ночь, в какую Придворный Чародей Императора услышал невероятно подробную легенду об Источнике. Команда успела обновить припасы и проверить состояние судна, поэтому к приходу Гуожи большинство моряков крепко спало в форпике на подгнивающих от суровости морской жизни ящиках. В отличие от наёмников, которые по воле Катальора тоже потеряли право на отдых под атраванской луной, проснувшиеся корабельщики не стеснялись выражать своё отношение к виновнику столь раннего их пробуждения крепким словцом. Но эти грубые слова были лишены злобы, ведь все спутники мага понимали важность данной научной экспедиции. После недолгих сборов тьессарский парусник вынырнул из гавани и пополз в направлении Восточного Материка, чему способствовал легкий, но всё еще на удивление сухой воздух. Команда, убедившись в том, что судно не вырулит в ненужную сторону, оставила караульных и снова ушла на покой в свои трюмы, присоединившись симфонией храпа к ставшим бесполезными на большой воде охранникам колдуна. Сам же Катальор присел на бухту, погрузившись в размышления за разглядыванием звёздного мрака. Белеющие точки на чёрном полотне своей частотой напоминали конопатых рыжих тавантинцев, чья природа славится простотой не только внешней, но и внутренней. По сравнению с жителями Тьесса многие нации людей - да и эльфов с гномами, да и гоблинов с орками, - были, мягко говоря, наивными. Хитрость являлась и главным достоинством желтокожих людей, и главным их пороком. Они могли бы быть центром Империи, если бы не их лидеры, грызущие глотки друг другу, а не вторженцам. Стоит заметить, что хоть островитяне любят лебезить перед сильным, даже превосходя его мощь стократ, в скромности укорить их сложно. Бахвалиться тьессарцы любят так же сильно, как сандорианцы любят танцевать, а вудманы – охотиться. Но, правда, воздавать славу себе они будут с привычной ловкостью, стараясь обойти осторожность самого внимательного врага.
Небо было чистым и безмятежным. Его спокойствие порой столь заразительно, что Гуожи наверняка бы поддался чарам сна и погрузился бы в дрёму, если бы он был человеком. Мистические силы позволяли некроманту пожирать чужую энергетику в незаметных для жертв объёмах. За один день гостевания в Белуджистане ворожей умудрился накопить достаточно много сил для коротания одной-двух бессонных ночей. Это определенно радовало, ведь сны больше не посещали его разум, как и многие мечты из прошлого. Иногда волшебнику в голову приставучими москитами впивались размышления о том, что ушедшая с посвящением в истину Баланса частичка души была самой лучшей деталью его сути, но эти думы подавлялись, как только Катальор делал очередной вдох. Он обладал знаниями и силами, которые оберегут его от одиночества. Которые защитят его от глупости эмоций и чувств. Которые позволят ему принести пользу этому миру. Которые…
-Экая ноныча погода стоит, - послышался за спиной некроманта хриплый, сорванный годами муштры моряков голос, - Кабы беда к нам на гостины не пришла за такою милостью вослед.
Гуожи улыбнулся. Он знал, что капитан «Чернявой Бабетты» - Отто Груйтмэн - страдал от бессонницы, частенько прохаживаясь по палубе и вглядываясь в волнистую водную гладь. Этот эквилиец встретил свою старость раньше положенного, сетуя на то, будто «больно уж солёные ветра выедают из организму все лучшайшее». Его огромная борода состояла из перемежающихся седых и чёрных волос, а небольшое круглое лицо выделялось только лишь двумя точечками глаз и носом-картошкой. Вид у мужчины был скорее потешный, но коль верить заверениям его старпома, Отто мог одним ударом меча разрубить двух человек.
Бородач медленно прошагал от носа судна до мачты, под которой устроился чародей и, встав рядом, хрипло засипел:
-Опять сон в руку не лезет, Ваше Мудрейшество?
Заскрипев, капитан сел на соседнюю бухту и тоже уставился в ночное небо. Маг же тем временем будто бы и не замечал собеседника. Но только тот пристроился в импровизированное гнездо из верёвок, волшебник сразу же удостоил его ответом:
-Под такими звездами и вправду лучшее спать, сударь, вот только нет желания упускать из виду такую картину.
-Эх Вы, колдунсеры, всё Вам небеса подавай. А гляньте-ка какое море ноныча! Сказка же! Неспроста это всё, помяните моё слово!
-Доверюсь Вашему опыту, друг мой, - Катальор хихикнул, глянув на Отто, - А чего Вы не покинули этот мир в поисках царства грёз?
-Да вот я всё думаю, что с деньгами, которые Регент нам выдаст, делати. Думаю, что треть нужно дочке отправить, а остальное на личные, так сказать, пользования.
-О, у Вас есть дочь?
Бородач довольно погладил бороду, явно радуясь тому, что ему удалось найти собеседника, который порадует его разговором в эту очередную лишившую его сна ночь. Приподнявшись, капитан неспешно подошел к борту корабля и снова уставился на водную гладь:
-За всю свою жизнь я любил только две женщины. Мою дочь и…
-Супружницу? – попытался угадать некромант.
-…Море, - продолжил моряк, всё еще неотрывно любуясь спутницей своей жизни, - Море в порыве гнева забрало у меня жену, а с нею и сына. Оно ревниво, сударь, коварно. Слизало двух человечков с борта этого самого судна, а их будто и не было.
-Сочувствую…
На лицо Гуожи легла скорбная маска, но под ней таилась абсолютная пустота. Тьессарец с удивлением отметил, что капитан доверил ему такую личную деталь своего прошлого, но, к чьему-то, возможно, сожалению, слушателю были безразличны терзания повествователя. Брать семью в плавание…Глупый, наверное, поступок?
-А мы с дочкой смотрели, как они в бездну уходят. После этого она со мною разговаривать не хочет. Живёт на своей ферме, кормит свиней за мой счёт, да письмами моими печь топит. Но я её все равно люблю. Хорошая девочка…А у Вас, Ваше Мудрейшество, есть семья?
Вопрос рухнул на память Катальора раскаленной сковородой. С шипением он стал вгрызаться в мысли, гулким эхом отзываясь в сознании. Как ответить на такое?
-Есть, - произнес колдун, приподнимаясь со своего «стула», - И она всегда со мной. Это я сам. Я – это мой отец. Я – это моя мать. Я – это мой брат и…
…Сестра?
Была ли еще жива эта маленькая, заботливая девочка, выращивающаяся своего младшего родича, кормящая его, будто он был слепым котёнком, отринутым матерью? Навряд ли. Ворожей так стар, а она, коль жива, и того старше… Впрочем, так ли это важно? Он теперь здесь, на этом судне, плывёт в поисках Легендарного Эльфийского Источника. Стоит ли ему забивать голову такой чепухой, как жизнь его родственников? Эти жалкие люди отказались от него, а он давно отказался от них. Такова судьба. И этой судьбе было угодно, чтобы некромант попал на Восточный Материк.

 

Эльф проводил недолгим взглядом чародейку, неволей задержавшись на удаляющихся ягодицах, однако оторвался Зилхар от любования быстро, про себя отметив, что фигура у волшебницы презамечательная. Правда, есть фигура получше...
Зилхар насупился, опустив взор в полупустую кружку с разбавленным вином, когда услышал взрыв лающего смеха со стороны, где свет из "бычьих глаз" обнимал круглый стол и моряков. Большинство просто ошивались вокруг, но пара склонились над деревянной гладью, что коршуны над поверженной добычей, и только острый слух мог уловить доносившийся из-за широких спин треск чего-то очень маленького... кости?
- Нет, нет, нет, подери тебя кракен! Это жульничество! Он жулик! - эльф полностью обернулся на голос, увидев, как тощего моряка, немногим старше самого Зилхара, тащат двое к выходу и как отчаянно он сопротивляется этому. Остальные моряки подняли улюлюкание и теперь с горячим интересом шли вслед за процессией. Дроу залпом допил вино и соскочил с табурета, зашагав следом за толпой. Он опасливо держался на расстоянии, и, даже выйдя под небо, отошёл к мачте, следя за тем, как орущего и рвущегося наружу, словно кот, раскачивают двое... для того, чтобы затем бросить за борт. Зилхар чуть отошёл от мачты и зашагал к толпе, обратившись к первому попавшемуся моряку на бединском, - что здесь происходит?
Его слишком светлокожее лицо исказилось в гримасе непонимания, и эльф поднял ладонь, - что здесь происходит? - повторил он уже на тавантинише, и человек хмыкнул.
- Грену проиграл, - со скучающим видом молвил тавантинец, - вот сейчас и искупается...
Зилхар увидел, как один из моряков - самый высокий из них, с серыми жилистыми руками - бросает верёвку за борт. Когда громила обернулся, дроу раскрыл глаза от удивления.
- Полуорк... подери меня свет... - прошептал под нос Зилхар, но быстро смолк, когда пересёкся взглядом с полукровкой.
- Ну, сопляк, так и будешь пялиться? - заговорил другой моряк на атраванском, тыча в эльфа копчёным пальцем, - или рискнёшь?
- Рискнёшь что? Сыграть?.. - тихо говорил дроу, будто обращались вовсе не к нему.
- Сыграть, - ответил белокожий, - Грена никто не смог обыграть, кости любят его. Ловкий он, сукин сын эдакий...
- Никто не мог обыграть в кости полуорка? - не то, что Зилхар особенно сильно ненавидел урухов, но эта мысль показалась ему безумно забавной. Дроу осклабился и заговорил громче, делая шаг вперёд, - а на что игра?
- А давайте его сразу за борт? Это точно времени меньше займёт! - крикнул кто-то, и его поддержали тихим сдержанным смехом, не без любопытства глядя на мальчишку. Зилхар хмыкнул, - за борт я и сам могу. Токмо вот не каждый день зазыришь уруха... мокрого, как мышь!
Смеха не последовало, но полуорк сдержанно улыбнулся и всё же заговорил на чистом бединском, - и на что ты играешь?
Эльф запнулся и ненадолго смолк, задумавшись о том, действительно ли он хочет, чтобы этот самодовольный ублюдок своей тушей поднял такую волну, что сбил бы корабль с курса? Вряд ли.
- Корабль идёт в Морею, - Зилхар настороженно обвёл взглядом окружающих, - и мне нужен язык.
Полуорк, продолжая улыбаться, моргнул, - идёт.
...
Зилхар сверлил взглядом своего противника, слушая, как шуршит кость в широких серых ладонях. Вот они раскрылись, бросок, и выбеленный кубик под замершие голоса катится по столу, чтобы выпасть в...
Четвёрку. Окружающие моряки одобрительно засмеялись, пуская едкие комментарии в сторону мальчишки. Зилхар молча сгреб кость, взвешивая её в ладони. Полуорк следил всё с такой же сдержанной улыбкой.
Шанс того, что выпадет что-то больше четырёх не особо велик, но всё же он есть. Если раньше удавалось обыгрывать в этом сородичей, то и сейчас должно получиться. Зилхар бросил кость, с прищуром глядя на их трескучий путь по деревянной арене в виде стола. Вот кости остановились, и свет упал на одинокую точку, выскобленную ловкой рукой на выбеленной грани.
- Это чё... - дроу недоуменно проморгался, - единица штоли?
Обрюзглые моряцкие лица смотрели с едва сдержанным смехом, но полуорк так и не сменил своей спокойной улыбки. Зилхар почувствовал, как у него запотели подошвы ног, как от гнева и от страха загорелись уши, которые он робко приопустил, словно нашкодивший щенок. Мальчишка хотел было рвануть в сторону, но столешницу облепили со всех сторон - и никто не собирался заступаться за дерзнувшего. Эльф хотел было сказать, что не умеет плавать, но только сглотнул ком. - Отлично... з-замечательно, но! Но ведь... я могу и не щас прям прыгать, да?
...
С коротким "бля" Зилхар выставил ладони навстречу приближающейся водной глади. Удар на несколько секунд вырвал из реальности, заставив глотнуть морской соли. Боль отдалась от переносицы в голову, но дроу сумел вынырнуть навстречу короткой волне. В глазах двоилось, из носа потекла заглоченная при вдыхании вода. Если бы не вовремя брошенная верёвка, за которую эльф схватился с остервенением голодной мартышки, то море бы приняло в своё нутро очередного неудачливого мореплавателя. Немного поднявшись на дрожащий ладонях, чтобы вода не попадала в лицо, Зилхар пытался отдышаться. Только затем, шипя под нос ругательства, он начал взбираться вверх по канату, опираясь ногами о судно. Сперва ноги грозились соскользнуть по склизким водорослям, и пару раз Зилхар едва не срывался, но вторая половина пути была определённо легче. Дроу перемахнул за борт, упав лицом на палубу. Чуть приподнявшись, он увидел уходящих моряков. Которые также увидели мальчишку.
- Эко жизнелюб какой шустрый попался! - засмеялся один, - ещё собираешься искупаться?
- В-водичка тёплая, н-но... но нет, - покачал головой Зилхар, вставая на дрожащие ноги и стараясь сохранить невозмутимый вид. Моряк в ответ рассмеялся, и тогда эльф продолжил, - я собираюсь победить.
Теперь на эльфа обратили внимание другие моряки.
- Где этот ваш... - Зилхар поймал взором серое худощавое лицо.
Полуорк вышел вперёд, всё также улыбаясь, - и на что ты играешь?
Дроу поднял подбородок, хотя холодный ветер пробирал до костей, вызывая желание насупиться воробьём и во что-нибудь укутаться, но эльф старался сохранить мужество, - к-корабль в Морею... идёт. Мне ну-нужен язык.
Полукровка, названный другими моряками Греном, кивнул, - идёт.
Зилхар размял пальцы, - ну, так вперёд!
...
- Впе-ер-рё-о-од! - Моряк отпустил тощее тело эльфа, и тот с коротким вскриком ударился о водную гладь. Зилхар вынырнул, заглатывая воздух и отплёвываясь от попавшей в нос склизкой нити водоросли. Почти вслепую нащупав верёвку, он потянул её на себя, прижавшись с ней и вновь отдохнув ещё несколько секунд, и только затем начав путь наверх.
Единица.
Это определённо попахивало чьей-то злобной насмешкой над самим его существованием. Но это же не могло длиться вечно, так?
Он рухнул на палубу на этот раз лицом вверх, вытаскивая из штанов небольшую рыбёшку и бросая её за борт. Склонив голову набок, он увидел, как недалеко бродила интересная пара - волшебница и один из моряков, явно выказывающий к ней знаки внимания.
- Голубки, чтоб их дрыном ш-шакальим, - проворчал под нос дроу, пытаясь принять вертикальное положение, - сбагрила одного, заарканила другого...
Да, кому-то было достаточно состроить глазки, а кому-то приходилось летать за борт по несколько раз. Возможно, всё же следовало заплатить за обучение и не страдать? Ну уж нет!
- М-мне не может не ве-везти вечно! - зарычал эльф, припав к мачте и, тяжело дыша, глядя, как Грен неспешно обернулся к нему лицом. 
- А ну, чего столпились, бездельники?! - Зилхар обернулся на вскрик, увидев чернокожего и усатого капитана судна. Моряки опасливо переглянулись и всё же разошлись. Но не все - осталось ещё несколько человек и тот самый улыбчивый полуорк.
- И на что ты играешь?
- Ты знаешь, на что, - прошипел дроу, хищно прищурившись, - если я выкину ещё одну единицу, сам прыгну за борт.
Грен кивнул.
...
На этот раз за столом сидели только полуорк и Зилхар, некоторые из простых седоков наблюдали за игрой со спокойным любопытством. Грен отпустил кость и, через пару секунд она остановилась. На лице мальчишки расцвела злая улыбка.
- Хах! Двойка! - он откинулся назад и, взяв кость в руку, размашисто бросил её. Улыбка полуорка даже не дрогнула.
- Хах... - Зилхар почувствовал, как левое веко его передёрнуло в нервном тике, - единица.
Полуорк молча смотрел на мальчишку. Тот тоже смотрел в ответ также молча, пока со вздохом не опустил взгляд и не встал. Зилхар зашагал прочь, оставляя позади мокрый след. 

Когда эльф подошёл уже к борту, то услышал уже знакомый голос.
- Оставь оружие.
Эльф обернулся, похлопав ладонью по ножнам, - я ужно дважды выбирался, и в третий раз эта дрянь меня не угробит!
Грен хмыкнул, - эта соль портит сталь.
- Ах... ну, да, - Зилхар неловко почесал затылок, - точняк. 
Как он вообще мог подумать, что кому-то на него действительно не плевать? Как-то глупо вышло. А вообще, несмотря на предостережение полукровки, он не снял оружие - вот ещё, оставлять свой кинжал рядом с потенциальным врагом. Лучше сразу уж вскрыться.
- За один раз не испортит, - Эльф сбросил верёвку, а через секунду выпрыгнул вслед за ней. На этот раз он почти сразу нашёл канат и быстро залез наверх. С ловкостью сытого тюленя он перевалился через борт и сел, даже не глядя на стоящего рядом полуорка.
- Мне... мне не может не везти вечно, - уже тише говорил эльф.
- Будь на то воля случая, тебе бы выпало и девять единиц подряд.
- Брехня! - рявкнул мальчишка и встал на ноги, - те, конечно, легко базланить, но девять единиц - это уже какой-то зехер.
Грен улыбнулся шире.
Зилхар хмыкнул, но всё же заговорил, уже не заикаясь, - мне нужен язык.
- Ты трижды проиграл. Выбросил три единицы подряд. Ещё трижды был за бортом. И всё равно бросаешь вызов. - Грен впервые тихо рассмеялся, - идёт... я научу тебя своему языку, упрямый эльфийский детёныш.
- Хах! - Зилхар победоносно улыбнулся, но почти сразу улыбка расстаяла, - стой... что?
- Я научу тебя орокскому, - Грен кивнул на голову мальчишки, - уши тебя выдают. Даже без острых концов они говорят о тебе больше, чем твой язык.
- Ух... - эльф растерянно перевёл взгляд в сторону, - я полукровка. Мой отец бедин, а мать твиллка.
- Тогда ты очень похож на мать, - полуорк отвернулся, - а в Морее можешь говорить на тавантинише, поймут.
Дроу схватился за голову рукой, под нос прошептав уже на родном, - твою ж матрону-мать... Стой! - гаркнул Зилхар, перейдя вновь на бединский, - чё я, зря жрал водоросли чуть не пошёл на корм рыбам? 
- Выходит, что да.
- Замечательно. Великолепно... - эльф вздохнул, последовав за полукровкой, - научи меня орокскому хотя бы.
Мальчишка заскрипел зубами, - пожалуйста.
Грен замедлился.
- Идёт.
...
Зилхару показалось, что последние года два его жизни бегут как раз под треск кубиков. Иначе объяснить весь этот безумный водоворот событий, начавшийся точно с момента смерти приёмной матери, почти невозможно. Кто-то насмешливо за ним наблюдал, бросал кубики, писал его судьбу, как некоторые умники пишут книги. Для кого-то он был просто...
Мальчишка рухнул в гамак. Голова трещала от обилия грубых орочьих слогов, рядом с которыми неблагозвучная дроувская речь выглядела не иначе, как соловьиная трель. Однако отказаться от обучения давила жаба - всё ж какая-никакая, а выгода. Веки налились металлом, и скоро эльф уснул.
...
Через несколько часов он вскочил, как ужаленный, припал спиной к стене, пытаясь придти в себя. На веки стекла холодная градина пота, заставив закашляться и тряхнуть головой. Мальчишка трясся так, как трясутся только тяжко заболевшие, и страшное наваждение не спешило покидать ум, застыло на глазу, будто рвущая боль от случайного луча солнца.
В скромном свете старой луны стояла чернокожая девушка. Она сделала шаг вперёд, но слух не смог уловить ни скрипа половиц, ни шуршания шароваров. В её руках не было сетары, а на лице, вместо улыбки, застыло рассеянно-виноватое выражение.
- Цила?.. - голос его сильно дрожал, но эльф сглотнул, - как... как ты тут оказалась?!
- Не знаю. - По лбу бединки пролегла вертикальная морщина, но тут же разгладилась. - Захотела напоследок поговорить с тобой, Вереск. Пожалуйста, выслушай меня внимательно - у нас мало времени...
- Напоследок? - Зилхар проморгался и сделал пару шагов навстречу. Она должна всё объяснить! 
Прикрыв глаза, бардесса глубоко вздохнула, - Добраться до Источника не просто. Надо знать путь. - Присцилла заговорила быстрее и тише, - Под Топором Палача узришь ты путеводный свет Амнистат. Верь своей Крови - не верь тому, чего нет. Не всё то есть, чем кажется. Доверься холодному огню. Бойся живительной воды. Очевидный путь не всегда верен...
- Что происходит?.. - Зилхар ещё приблизился к девушке, но тихо, будто боясь спугнуть - её руки стали прозрачнее, будто кровь в них обратилась в цвет молодой моркови, а сквозь не вздымающуюся грудь виднелся пустой и всё ещё качающийся силуэт гамака.
- Источник стерегут три стража. Ты встретишься с ними в дороге...
- В Бездну стражников! - прикрикнул дроу, - В Бездну Источник! Что с тобой? Кто это сделал? Скажи хоть что-нибудь дельное! - он попытался схватить девушку за руку, но она растаяла. Будто сгусток сухого зимнего воздуха растёкся по ладони. Эльф растерянно посмотрел на свою руку, а затем на Присциллу, - почему?..
Бединка сжала губы в тонкую линию, ненадолго опустив голову, но затем вновь подняв, - По твоим следам идет желтокожий старик с длинной косой... берегись...
На этот раз Зилхар промолчал. Голос девушки становился тише и тише, что даже его уху было сложно отличить её слова от шума бьющихся волн. - и... прости... называла убий... ты приходил... я слышала... за ширмой... прости что не вы...
Эльф пытался навострить ухо, но её голос больше не тревожил воздух. Теперь лишь тень сделала шаг и чуть склонилась - скоро короткий поцелуй в уголок губ растаял, оставив за собой только дикий аромат эквилийской серени. И горячее чувство сладкого бреда, будто первый глоток крепкого вина. Продолжалось это какие-то секунды, пока эльф вновь не вернулся в реальность. 
Её не было в мире живых.
Это открытие ушатом колодезной воды смыло всякую радость. Зилхар, словно ослепший, медленно зашагал в сторону лестницы. Под сверкающим покрывалом ночного неба воздух будет чище. 
...
Эльф пусто оглядел палубу. Через несколько шагов ноги его всё же подкосились, и он присел возле борта, пытаясь собраться. Он был растерян. Он был напуган. Он злился... и это никуда не годилось. Зилхар посмотрел на оцарапанную ладонь, а затем в небо, где звёзды в своём непреложном равнодушии дарили призрачный свет миру, который пока спал. Возможно, и это всё было сном?.. Колючий ком застрял в горле, а на языке возник до боли знакомый вкус соли.

- Эта соль портит сталь, - дроу подскочил, схватившись за оружие. Он настороженно смотрел на Грена - тот, что каменное изваяние, даже не шелохнулся, раскуривая длинную чёрную трубку.
- П-подери тя прислужники Бездны, - тихо проворчал эльф, смутившись внезапной хриплости своего голоса.
- Когда надо будет, подерут, - спокойно ответил полуорк, даже не обернувшись. Зилхар вновь присел и прикрыл глаза, однако ухо держал востро. Так прошла в молчании минута. Мальчишка почувствовал, как над всеми остальными чувствами его начинает главенствовать злость. Как жаль, что Присцилла не знала, что предостерегая его от встречи с тем, кто идёт по его следу, она только разожгла искру гнева. Ветер мыслей раздувал её и раздувая, превращал в тёмное прожорливое пламя.
- Соль... - Зилхар вздохнул, - про какую соль ты терь гутаришь?
Грен всё же соизволил обернуться, но пока ничего не говорил. Зилхар сглотнул колючий комок вместе с горклым привкусом.
- Тогда скажи... скажи, какую соль... принимает сталь? - эльф посмотрел в сторону чёрной морской глади.
Полуорк пожал плечами, - кровь.
Дроу отвернулся вновь в сторону волн, - да... да. Эт уж точно.
Он и сам не заметил, как левая рука его впилась в дерево, пока костяшки не стали светлого каменистого цвета. Зилхар отпустил руку, глядя на пальцы почти с безмятежностью - ничего, сущий пустяк... другое дело, если чья-то жёлтая кожа станет вдруг синей. А коса превратится в петлю висельника.
Его счастье, если это всего лишь будет страшным сном.

 

День за днем проходил до ужаса одинаково. Корделия, привыкшая к постоянной деятельности, наверное, сошла бы с ума от скуки, если бы не была занята усердным изучением языка, точнее, сразу двух языков. Девушка не собиралась упускать возможность улучшить знание бединского, тем более, что знания Нассара по морейскому явно имели придел, который день за днем приближался.
Когда девушка поняла, что ей по десятому разу называют одни и те же предметы, она поняла, что нужно подсказать своему «учителю» новую стратегию. Он ведь сам предупредил, что «не профессор».
Сейчас Корделия стояла на палубе, задумчиво глядя на сверкающие под палящим солнцем волны. Приближалось время обеда и, хоть девушку не прельщала перспектива снова выковыривать из зубов волокна сушеной и не до конца размоченной моркови, она с удивлением обнаружила, что ждет, когда моряки засуетятся и поспешат на кухню. Во-первых, это было хоть какое-то развлечение, а во-вторых, после обеда она получит новую порцию знаний, так как у Нассара наверняка будет свободное время.
В голову все лез недавний сон… Девушка терпеть не могла собственную редко просыпающуюся, но все же существующую сентиментальность, но порой от нее было никуда не деться. Особенно, когда просыпаешься, возвращаясь из необыкновенного времени. Корделия не жалела о прошлом. Время течет по непреложным законам и никому не дано обмануть его. Брат давно вырос, мать уже не была той смеющейся женщиной из сна, а отца уже не было. Он был старше матери, но легкая седина в темных волосах не выдавала его возраста. А виной тому были глаза… Вот они то были молоды всегда, они рассказывали хозяине то, что пряталось за личиной статного взрослого мужчины. Неуемная энергия, совершеннейшая неспособность сидеть на месте задорным огоньком сияли в глубине его глаз. Поэтому именно таким он остался в снах дочери, да и в воспоминаниях тоже. Корделия так и не поняла до конца, каким образом этот жизнелюб сгорел от болезни, как свеча, буквально за считанные дни.
Девушка тряхнула головой, будто желая физически выкинуть оттуда ненужные мысли. Нечего предаваться размышлениям о былом, куда лучше заняться делом! Она направилась вниз и была почти сбита с ног поднимавшимся по лестнице моряком, мокрым, словно решил искупаться в соленой водице.
- Смотри, куда прешь, - рявкнул мужчина на бединском.
- Сам смотри, - огрызнулась тавантинка и пошла дальше, слушая удаляющиеся размашистые шаги. Навстречу ей попалось еще несколько настолько же потных матросов. Они бранили какие-то неподъемные бочки, капитана, весь мир и погоду в придачу. Корделия же вслушивалась в речь, с удовольствием осознавая, что понимает все больше, а остальное можно и по контексту восстановить.
Шли все они явно на обед, так что девушке пришлось развернуться и направиться следом. Еда ее интересовала не сильно: вкусной трапезу назвать было точно нельзя, но энергией она насыщала, а этого было достаточно. Что было намного интересней, так это разговоры моряков. Да, грубые, порой пошлые и полные странных ругательств, но Корделия старалась вслушиваться и разбирать их. Это была практика. Нассар, разговаривая с ней, явно специально говорил медленней и четче, чем при беглой речи, а ей то нужно было учиться понимать настоящий язык, без упрощений.
- Вот бы подольше в порту задержаться… - донесся до девушки мечтательное восклицание одного из моряков. – А то ничего не… - дальше его речь перекрыл гогот другого мужчину, которому товарищ рассказывал что-то очень занятное, но совершенно неразборчивое. Правда, руки рисовали весьма понятные формы, так что Корделия не жалела, что не слышит этой беседы.
- Да он мне сам задолжал! А я ему значит, - рассказ еще одного бедина был не только громким, но и сопровожденным брызжущей слюной и размахиванием кулаков. – Я значит и так и разтак, а он все бычится, мол я ему денег все должен! Да если б так, да я б сразу и отдал, что ж я! У меня ж слово, сам знаешь, железное! Сказал - сделал! А он… - следующего слова тавантинка определенно не знала, - … такой, заявил, что я вру, значит! Обобрал мол я его! А я ж честно выиграл! Да чтоб я, да обжулить его решил! Да ни в жизь! Ну я ему и задал дрына! Башкой варить надо, прежде чем рот открывать!
- А парочка то эта… И вчера опять сидели, все чертят что-то чертят… Нассар то, сам развлекается, а нам не предлагает, - донеслось до Корделии, когда она уже собралась уходить. Вспыхнув, она заставила себя промолчать и не обернуться. Пусть считают, что она не понимает или не слышит… Так лучше.
– Не, он это, грамоте ее учит кажись, - ответил другой голос.
- А почто? Сама она что ль не знает?
- А шайтан ее разберет… Мож и не знает, а мож еще что. Я сам слыхал, как она просила найти кого, кто ее языку поучит.
- Странная баба… Накой ей грамота эта сдалась…  - дальше тавантинка уже не слушала, а вернулась на палубу. Обдумав услышанное, она решила, что волноваться не о чем: пусть себе судачат, тем более, раз знают, что моряк ее языку учит. А что странно им это, так пускай.
Сбегав в каюту за парусиной, которая снова была выстирана и высушена, и угольком, оставшимся с прошлого раза, чародейка оставила это добро на бочках и встала у борта. Если бы можно было вышить на платках синие волны… Но нитки и игла не передадут ни переливов, ни блеска, ни даже формы, что меняется каждое мгновение. Впрочем, и красками Корделия бы не смогла этого изобразить, а жаль… Остается вышивать цветы.
- Крделья, - раздался оклик. Девушка вздохнула. Нассар так и не научился выговаривать ее имя.
- А?
- Ты уже здесь, - бедин зачем-то констатировал этот факт, пока тавантинка размышляла над тем, стоит ли объяснить, как произносить несколько несложных слогов. Решила оставить это, жаль время на такие пустяки тратить…
- Ага. Слова я уже выучила, которые ты показал, - девушка на секунду задумалась, - то есть сказал. В общем, давай теперь по несколько слов, ну, фразы… Чтобы можно было на рынок прийти или поздороваться с кем.
- Хорошо, а какие? – растерянно спросил ее «учитель».
- Давай так… Сейчас ты мне рассказать… расскажешь, как говорить, когда встретилась с кем-то, как прощаться, как купить что-нибудь, как спасибо сказать. По-морейски. А потом ты будешь мне говорить, рассказывать что-то, а я попытаюсь писать это по-бедински, а ты скажешь, где неправильно, - выдала девушка примерный план.
- Давай лучше ты расскажешь, - бедин улыбнулся, видимо, считая свое выражение лица верхом дружелюбия и привлекательности. – Я много уже что тебе говорил, а ты вот нет. Зачем тебе в Морею?
- Я путешествовать… путешествую.
- Одна? – Нассар хмыкнул. – Ты не бединка, плывешь без прислужников в чужую страну, хотя выглядишь не так уж бедно…
- Это не интересная история, - фыркнула Корделия, стараясь не заявить «Это не твое дело», но уйти от темы. – Меня ждут в Морее, - доверительным тоном негромко проговорила она с «смущенной» улыбкой.
- Ааа, - со вздохом протянул моряк.
- Давай начнем, - девушка потянула к себе парусину, и моряк кивнул.

Также как в прошлые разы спустя пару-тройку часов Корделия утащила исписанную парусину в каюту. Немного повыводив на бумаге буквы, чародейка вернулась к вышиванию. Цветы так цветы… Желтая сердцевинка венчиком, вокруг пять маленьких белых лепестков, переходящих к центру в синеватый окрас, а за ними лепестки больше нежного голубого цвета. Вообще, цвет мог бы быть и другим, раз на раз не приходится, но такой вариант нравился тавантинке больше. Мама всегда называла эти цветки голубками… Нежное название не перекликалось с книжным именем «водосборник», но было каким-то домашним. Были какие-то сказки про этот цветок… Но сейчас вспоминались лишь урывками и с трудом. По крайней мере на платке смотрелось красиво. Закончив вышивку, Корделия вернулась к языку. А потом уже ставшая привычной стирка парусины… Успокоив себя тем, что рано или поздно плавание закончится и вместе с ним однообразие и скука, девушка легла спать.


>>>Переход в Порт Мореи

 

Чётвертое освена 3055 года
Сизые волны Срединного Моря с громким шипением бились о деревянные стены парусника, а порывистый, давно растерявший атраванское тепло ветер недовольно выл, путая паруса и срывая с моряков и наёмников не только шляпы и шапки, но и головные повязки. Сереющее небо цвета булыжной мостовой было таким низким, клокочущим, рычащим, что всем казалось, будто оно сейчас с оглушающим треском лопнет, давая дорогу нескончаемому потоку дождевой воды. «Чернявая Бабетта» скакала по волнам, будто гоблин на волколаке, временами на несколько мгновений отрываясь от тёмно-синего бурлящего моря и с сонмом брызг возвращаясь в него.
Охранники Гуожи плохо перенесли это путешествие. Тряска так растормошила их тела, что зеленеющие от дурных чувств воители, прильнувшие к бортам, не переставали кормить рыб полупереваренными соленьями и рисовыми кашами. Маг был максимально разочарован в качестве своей свиты, все еще наивно сохраняя надежду на то, будто эти мужланы машут мечами и топорами лучше, чем трещат языком. Команда же парусника уверенно боролась с внезапно набросившейся на парусник лютой непогодой, прокладывая курс к земле, а точнее к самой близкой гавани на Свободных Землях Турл-Титла, расположенной в городе Фаэмар. Вообще Катальор хотел убедить Отто доплыть до Басхвалии по водам Беленголна, но тот отрицательно покачал головой, пояснив, что эта река хоть и крупная, но дюже коварная, ибо мель в ней чередуется с глубиной, поэтому что плыть, что тащить корабль по берегу – времени займет одинаково.
Восточный Материк был полон легенд и загадок, которые приходили в Тавантин следом за странствующими торговцами, головорезами и наёмниками. На самом деле миф об Источнике был, мягко говоря, верхушкой той кучи историй, хранящейся в останках Эльфийской Империи. Знаменитые артефакты эльдаров, способные превращать любую вещь в золото. Древние безымянные чудовища в гномьих копях, кровь которых способна даровать Тебе их немыслимую силу. Шаманы троллей, с которыми беседуют духи самой Стихии. Эти – и многие другие - пересуды блуждали меж седыми стариками и коротконогими мальчуганами, суеверными старухами и болтливыми девчонками, невольно создавая над Восточным Материком некое облако таинственности, мистики…
Но Гуожи никогда не ставил эти сплетни выше своего ремесла. Разгадка всех этих бредней была достаточно проста: давным-давно Перворожденные в своих страстях и стремлении к доминированию над прочими расами нарушили основу Баланса Жизни и Смерти. Отзвуки их магии до сих пор эхом разлетаются по всему миру, породив множество аномалий, монстров и, конечно, мифов. А путешественники с рвением чумы начали верещать на каждом углу о том, что они видели или чувствовали что-то страшное там, за недоступным многим людям горизонтом. Имело ли это какую-либо цену? Нет.
Но легенда об Источнике была…иной. В ней были какие-то непонятные пробелы, будто все узнавали о ней случайно, мимоходом. Будто каждый, кто слышал её, либо умирал, либо достигал успеха, но всё равно забывали о том, где он был и что испытал. Мир помнит о тех двух авантюристах из баллады Паристаи, достигших успеха? Нет, не помнит. Зато он помнит не одну сотню лживых рассказов о странниках, испивших удивительной воды и во грехе прожигающих свои теперь вечные жизни. Так где правда? Есть ли она вообще? Маг сильно, очень сильно сомневался, что Родник – это обычный волшебный водоем. Вполне возможно, эта аномалия – или те самые стражи из песни - не желает раскрывать своё существование. Есть ли вероятность разумности практически неразумного объекта…или уже субъекта? Знаний Катальора катастрофически не хватало для ответов на всплывающие в голове одним за другим вопросы.
Крик впередсмотрящего разрезал даже шум бушующей стихии. Вдалеке, спрятавшись за буйством близящегося ливня, едва-едва виднелась тонкая полоска земли. Все с облегчением вздохнули, понимая, что достаточно сложная часть пути почти оказалась за спиной. Осталось лишь немножко подождать…Через два часа к ярости моря присоединилось негодование небес. Ливень стеной рухнул вниз, пробивая синеющую гладь под ним. Бабетта страдальчески стенала, пытаясь обороть гнев природы, а моряки всячески поддерживали свою защитницу. Капитан бросал в воздух фразы, смысл которых не понимал ни один пассажир его судна. А Гуожи, утомившись приедчивым пейзажем зачинающейся бури, отправился в свою отдельную каюту, представляющую собой жалкую комнатушку, в которой даже миниатюрный тьессарец выглядел неповоротливым огром. Под мерный шум некромант погрузился в чтение. За долгие, нудные дни плавания Катальор решил ознакомиться с трудами своего Безымянного Мастера, посвященными эльфийской тайнописи. По случайности маг схватил пару книжек, подозревая, что ему предстоит путешествие в руины Перворожденных. Слог у Наставника был тяжелый, поэтому почти месяц ушел на то, чтобы чародей мог с некоторыми неточностями переводить отдельные тексты.
Когда звуки дождя ослабли, а где-то на палубе послышался звон судового колокола и отрывистые команды Отто, говорящие о том, что корабль зашел в гавань Фаэмара, в комнату после короткого стука явился Горлопан. Почесав подбородок, командир наёмников гаркнул:
-Мы почти прибыли, Ваше Мудрейшество.
После Белуджистана некроманта не впечатлили ни нравы обитателей Свободных Земель, ни их вкусы в одежде. Прибрежный город ничем особым не привлекал и был, вестимо, всего лишь очередным портом для тех, кто решил опробовать безвластие на вкус. Достаточно быстро найдя «экипаж» (являющийся на деле простой телегой), группа отправилась в Басхвалию – последнее на их пути цивилизованное поселение, тесно граничащее со знаменитым Анхартским лесом. К ночи того же дня ворожей со свитой был на месте.
А это место, надо признать, впечатляло. На фоне исполинов зеленеющих в эту зимнюю пору деревьев высились крепко сложенные бревенчатые дома и стены. Покинув морские просторы, Катальор, наконец, понял, что холода здесь были куда крепче Белуджистанских, но намного, намного миролюбивее Тавантинских. Все ходили без верхней одежды, следовательно, всем было тепло. Это если некромант, конечно, мог еще судить о человеческом довольстве теплом.
Быстро перебросившись вопросами с городскими стражниками, которые, к общему удивлению гостей, свободно владели тавантинишем, Гуожи выяснил, где собираются все самые сумасбродные авантюристы и приключенцы, способные провести за умеренную плату до самых Орочьих Гор.
Трактир с весьма прозаичным названием «Голова Орка» встретил наёмников и колдуна пьяными песнями и спорами о том, кто сильнее. Место было злачным настолько, что даже у здешних паразитов, наверное, были паразиты. Стены были украшены отрубленными головами как диких зверей, так и орков, троллей, гоблинов. Свита Катальора быстро влилась в привычную обстановку, став единым целым с этим пьяным балаганом. Чародей, снова оставшийся один, подошел к трактирщику и, заискивающе улыбаясь, тихо произнес:
-Почтенный господин, позвольте спросить? Есть ли среди присутствующих создания, готовые проводить меня и мою охрану в Дикие Земли.
-Как далеко?
-К Орочьим горам. В руины города Альмириэль.

Катальор без всякого выражения обезличено сверил трактирщика взглядом. Это был грузный мужчина, который казался громадным даже в сравнении с самыми крепкими наёмниками из свиты чародея. Его всклоченная борода походила на старую выщипанную годами неряшливого использования метлу, которая наверняка была припрятана где-то здесь от редкого для таких мест брезгливого взгляда. Голова же его была покрыта густым волосом, слабо отличающимся от звериной шерсти. Мужчина прямо-таки исторгал из своего колоссального организма излишки здоровья. Румяные щеки, глаза навыкате, кожа здорового, слегка смуглого цвета кожи – все это достаточно полноценно сочеталось с саженью в его невероятно широких плечах и небольшим брюшком, нечётко оформленным фартуком. Перед Гуожи стоял некогда успешный воин. А если учесть, что он дожил до склона лет, обзавёлся детьми и своей собственной таверной, то можно было сделать определенные выводы о его успешности на поприще наёмничества. Подкрепляли это мнение многочисленные трофеи, развешанные по стенам заведения. Мечи, секиры, копья, головы зверей были буквально везде. Толику экзотики этой импровизированной коллекции добавлял набор из орочьих голов. Мило. В остальном глаз то и дело натыкался на окультуренную, но всё такую же безвкусную военщину. Печально выдохнув в понимании, что все собратья-некроманты с их тонким философским пониманием мира и Смерти остались на Западном Материке, маг вернулся вниманием к своему собеседнику. Тот наверняка принял его огорченную мину за принятие факта невозможности его путешествия к Орочьим горам. Ну или подумал, что гогот трактирных завсегдатаев задел самолюбие этого карлика. Во всяком случае оба его предположения были провально неточны. В самом деле, его самолюбие было задето. Но вовсе не потому, что над ним посмеялись эти скоротечные мерзкие твари, которые наверняка вскоре будут сожраны дикими обитателями Южных Земель. А потому, что его план попал в тупик. Однако уязвленность вовсе не печалила Катальора, а…
…Злила…
Но на лице некроманта не дрогнула ни одна мышца. До тех самых пор, пока ему не захотелось, чтобы одна из них дрогнула, конечно. Безразличное восковое лицо расплылось в заискивающей улыбке, и Гуожи, зашевелив своими тонкими и бледными, будто обескровленными, губами, начал виновато говорить:
-Ох, сударь, простите меня. В своём любопытстве и жадности я, похоже, совсем забыл о безопасности. Позвольте, я присяду и приду в себя.
И, крайне неспешно засеменив к свободному месту, некромант стал на ходу громким шёпотом, который наверняка будет слышен и трактирщику, и пьянчугам за ближайшими столами, отчитывать напускным серьезным тоном самого себя:
-Идиот, прельстился древним эльфийским знанием! Теперь ни орки эту гробницу не откроют и все сокровища оттуда не выгребут, потому что не знают ничего, ни ты туда не попадешь! Какие там горы золота пропадают! Эх, зря только приплыл!
Он надеялся, что среди присутствующих есть достаточно жадные и сумасбродные личности, до которых дойдёт пущенная им только что молва о «сокровищах» в руинах Альмириэля. А если нет? Тогда придётся искать другие пути.
Катальор сел на слегка покосившийся деревянный табурет за таким же неказистым столиком и начал думать. И думы, надо сказать, в его голову лезли невесёлые. Самым очевидным, но нереализуемым вариантом действий сейчас был бы организованный политический контакт с Орксландом. Гуожи в этих поисках уполномочен Реймом в случае неожиданных препятствий действовать от лица Тавантинской Империи. Предложить Дарготу Второму разделить лавры от результатов исследований Источника? Ходили слухи, что нынешний правитель зеленокожих дюже умён и интересуется многими науками, а, значит, и легендами. С другой стороны, этому жиреющему на лаврах воинственных предков уродцу ничего не помешает ткнуть Гуожи в спину чем-нибудь острым в конце совместных изысканий. Да и заскорузлый шовинизм орков, помноженный на невероятный их энтузиазм в истреблении других рас и даже себе подобных, пугает неконтролируемостью своего проявления. Ненадежными их не назвать, а вот подлыми…вполне.
Еще был Эльвенор, по уровню закоснелости не уступающий Орксланду. Как ни странно, но, несмотря на внешние различия, народы остроухих и зеленокожих не так сильно разнились. Агрессивные, нетерпимые и наглые в самой высшей мере... Кто вообще по доброй воле хотел иметь дела с этими расами? Не стоит забываться в этой полемичной теме, надо решить, что делать дальше. Энейры славились своим высокомерием и самоизолированностью, да и к чему Перворожденным давно позабытый Источник? Поиграться в войну и показать оркам, что те не могут защитить кусочек земли у своих границ? Не в характере эльдаров мериться с соседями амбициями. Им главное верить, что они лучше других, а окружающим приходится всю жизнь безуспешно доказывать обратное.
Еще оставались лесные эльфы, но у этих ни фантазии, ни, тем паче, терпимости к окружающим не осталось. Покрытые мхом остроухие дикари сейчас с голыми задницами скачут по Зелёным лесам с невнятными песнями и плясками. Мда, в самом деле, деваться было некуда.
Чародей окинул взором «население» таверны еще раз. Его свита достаточно удачно вписалась в окружение и идеально исполняло приказ Гуожи, который последний озвучил перед входом в это пристанище хмеля и похабных шуток. Здесь-то, наконец, и проявился профессионализм наёмников Фридриха. Они будто и не знали мага, с которым пришли, и вовсю расспрашивали присутствующих о самых разных вещах, которые, в конце концов, приводили беседу к обсуждению возможных путей к Альмириэлю. Удивительно, как преобразились эти бесполезные доселе воители. Вполне вероятно, что деньги на них были потрачены не зря. Хотя на передок, если верить примеру Саида, они все-таки слабоваты. Радостным был тот факт, что при любом раскладе на пути их группы не лежало борделей или распутных девок.
Вообще, какова вероятность того, что Источник именно там? Именно в тех горах под «путеводным светом Амнистат»? Есть ли вообще эта мифическая аномалия в этом мире, существует ли она? Вдруг всё это – фантазия разнузданной певички из белуджистанского борделя? Или какая-нибудь «поражающая» своей невероятной напыщенностью и глубиной эльфийская философия а-ля «бессмертие в знаниях»? Несомненно, эльдарские архивы мудрости – великое дело, но какая от них польза повелителю мёртвых и тавантинскому ведущему политику на склоне лет? Если всё выйдет в худших красках, тогда это плавание лишило некроманта ценных месяцев важных экспериментов. Катальор крайне надеялся, что Рейм оценит его рвение в поисках Источника независимо от результатов самих поисков. В противном случае Серые Земли будут рады очередной чёрной душе, поселившейся на их просторах. Тамошние края хоть и скупы на ресурсы для некромантических исследований, но спокойствие там хоть ведром черпай. Никто не будет мешать изысканиям. Ни живые, ни дикие мёртвые.
Гуожи, вернувшись сознанием из мира своих предположений, решил, что, во всяком случае, его раздражала атмосфера таверны. И с каждым мгновением это раздражение становилось сильнее. Он уже давно начал пожирать жизненную энергию присутствующих, чего их замоченные в эле мозги, конечно, не заметят. А если и заметят, то навряд ли будут в силах соотнести факты и показать прямыми, как ноги цапли, извилинами на чародея. Жалкие обитатели жалкого края. Гномы, эльфы и люди, которые не нужны ни одной стороне света. Такова суть Свободных Земель. В ненужности существования их обитателей.

 

Время шло медленно в этом затхлом, пахнущим человеческим и животным потом месте. Немногие чистые поверхности в таверны наверняка были только на стенах, затерявшись среди самых высокорасположенных трофеев. Костлявый зад некроманта заставлял стул угрюмо скрипеть, а по его сухому лицу, обезличено изучающему сейчас покрытый остатками чьей-то давнишней пьянки стол, не проползала ни одна эмоция. Это место было слишком шумным, в нём было столько жизни, столько смертных радостей, которые тут же вызывали отвращение и у Гуожи, с юношества выбравшего путь бесчувственного аскетизма, и у заклинателя смерти, поселившегося внутри этого тьессарца после похода в Мёркхейм. Две половины одной чёрной души считали эти пьяные вопли чем-то близким к намеренному оскорблению их незыблемого достоинства. А неприличные песни, азартные игры и басовитые вопли становились все громче и громче. Жизни было так много, так много! Голова загудела, эхом отдавая ростки боли во всё тело. Некромант просто не мог контролировать всё это соцветие энергии, пожираемое им. Восковой лик дрогнул из-за попыток его обладателя сдержать боль.
Внезапно все начало затихать. Будто уходить на другой план, заглушаясь плотной пеленой спасительного и беззвучного мрака. Катальор судорожно вздохнул, оградившись от шума абсурдного праздника жизни. Яркий свет очага и свечей теперь казался тусклым, становясь все слабее и слабее с каждым стуком старческого сердца. Мгновение проходило, а вокруг все так же царствовала темнота. И лишь холодное пламя перед колдуном нарушает идиллию вечности. Но оно холодно для смертных, не для некроманта. Это была преграда для всякого, кто познал смысл Баланса. Вестники агонии нежизни. Огни Святого Ансельма. Они окружили Гуожи, создавая узкий коридор во мраке, по которому мог пройти разве что ребёнок. Ну или такой скрюченный дряхлец, как Придворный Чародей Тавантина.
Медленно поднявшись со скрипящего, наверное, где-то там, в реальном мире, сидения, заклинатель смерти зашагал по этой таинственной тропе. Он отворил дверь, которая выплыла перед ним из темноты, и сделал шаг вперёд. Белое пламя было везде. Под землей и в небесах. Некромант протянул руку и улыбнулся самой жуткой, но самой искренней улыбкой из возможных. Обман. Фикция. Это видение – попытка его разума защититься от переизбытка чужой энергии. А он уже думал, что покинул смертный мир навсегда. Раз уж это не так, нужно просто открыть глаза…
Колдун стоял перед входом в трактир, откуда приглушенно продолжало «радовать» округу своим выступление нетрезвое и весьма дурное музыкальное дарование. Чародей смотрел на луну и россыпи звёзд, которые принял за «ансельмскую погань» в момент своей душевной слабости. Дождь давно ушёл в другие земли, оставив в воздухе неуловимые, но вездесущие ароматы свежести. В достаточно быстро ощутил своё полновластие и начал свою морозящую пляску по ночным улицам Басхвалии. Многие здешние горожане завтра с ворчанием начнут топить печи, ибо их привыкшие к мягкости климата кости начинают ныть от излишка влаги и холода. Зима здесь напоминала раннюю осень или позднюю весну в Тавантине. Удивительно, как же всё-таки мир живых был разнороден. И эта свобода нравов, разнузданность погоды…Срезу реальности не хватало твёрдой руки. Сущности, которая приведёт эту дисгармонию к порядку. К Балансу. Единый – это иконы, тихие молитвы и красноречивые проповедники на папертях храмов. Старые же боги были слишком разнузданны. Сейчас, наверное, они понимают, что именно их вражда привела к преобладанию исарианства и гибели старых порядков. Глупые, забытые духи, бьющиеся в темнице из собственного бессилия. Они тоже не нужны этому миру живых. Здесь должно появиться создание, подобное Ниссельшели. Бесстрастное, но справедливое. Известное всем, но обезличенное. Тогда не будет больше иллюзии свободы, не будет больше распрей, не будет больше страха. Будет единство и вечность, которая наполнит пустоту тьмой.
Дверь в таверну отворилась, и на улицу выскочил Фридрих. Осмотревшись по сторонам, он спешно приблизился к нанимателю и, почесав свой ус, буркнул:
-Тут такое дело...
Некромант захохотал. Стальные нотки в его неуместном смехе звучали бесчеловечно и, что самое главное, язвительно. Капитан опешил, видимо, не ожидая встретить такую странную реакцию. Прохлада ночного города, кошмарная улыбка на обычно дружелюбном лице сопровождаемого мага и мрачное окружение вызывали у него не самые лучшие мысли. Происходящее напоминало страшный сон, в котором этот скрюченный старикан с треском меняющихся костей начнёт превращаться в нечто монструозное. Вот прямо сейчас эти тощие ручки, сцепленные в замок, превратятся в клешни, а их обладатель бросится на Горлопана и выпьет из него всю кровь. Но вместо этого Гуожи медленно повернулся к капитану наёмников и холодно спросил:
-Ничего не говорят?
Прокашлявшись, солдат будто растерялся на мгновение, отвернулся, стараясь увернуться от цепких оков вечно прищуренного взгляда, который только сейчас оказался таким…чужеродным. Взглянув на луну, Фридрих затараторил:
-Напротив, Ваше Мудрейшество. Говорят всякое. Никто не собирается идти к Орочьим Горам. Кто-то из согласившихся либо не знает дороги, либо несусветно пьян, поэтому его бахвальство выглядит полным бредом. Другие же просто отказываются идти.
Катальор не отрывал глаз от живого слуги, мечтая, вестимо, прожечь в нём дыру своей ненавистью. Он уже решил, что от этих наёмников не останется и следа. Никто из них не вернётся в Тавантин живым. Поэтому питать к ним напускную теплоту чувств он не намерен. Слишком жирно для этих голодранцев. Некромант лишь надеялся, что эти вояки сдохнут, закрывая его от стрел и мечей. Махнув рукой, намекая на свою жажду продолжения беседы, колдун медленно склонил голову набок:
-Понеужто никто не доходил до Орочьих Гор и обратно?
-Доходили, господин, доходили. Услышал сегодня историй пять про некоего Фортуна. Знатный был засранец, говорят. Мародёр, вор, мошенник, торговал со всеми и всем. В Орксланд катался, как на тещины именины. Исчез. Орки, видать загрызли. Хотя такого прохиндея хрен изловишь…
Маг отвернулся от Горлопана и уставился на ночное небо. В самом деле эта холодящая темнота над головами живых напоминала хилое подражание Мёркхейму во всем разнообразии его великолепия. Тусклые огни и вековечный умиротворяющий мрак. Таким должен быть покой.
В голове крутился только один вариант развития дальнейших событий. И он ОЧЕНЬ не нравился Гуожи. Единственная дорога к Источнику вела через земли зеленокожих. Даже если сейчас некромант найдёт себе проводника, знающего назубок каждую тропку к Альмириэлю, первый же кусочек земли на левом берегу придётся проходить силой. Это был край орков, посему их власть над ним безраздельна. Из этого выходит одновременно логичный и нелогичный в данной ситуации вывод. Дипломатическая миссия. Орочьи вожди были примитивны и дики, следовательно, они нужны только для того, чтобы привести Катальора к тому, кто на всей этой Дикой Земле пользуется мозгами. «Царь царей».
-Идите, командир, - громко и по-обыденному дружелюбно произнес некромант, - Отдохните и дайте своим людям отдохнуть. Завтра будет сложный день.
Горлопан повернулся и размашисто зашагал к двери в таверну, но остановился, когда чародей продолжил говорить:
-К утру мне нужны белое полотнище и палка. Справитесь?
Капитан коротко кивнул и скрылся в трактире. А ворожей будто и не заметил его отсутствие:
-Завтра нас ждёт Анхартский лес...

 

Басхвалия на рассвете выплюнула Гуожи и его наёмников в Анхартский лес с таким рвением, будто они были надоедливыми жилками в свежем куске мяса. Стоит заметить, что Свободные Земли были на редкость спокойным краем и ночью прогуливающийся в размышлениях по городу некромант не заметил и одного сомнительного существа. Встретилась пара нищих, закутавшихся в драные собачьи шкуры, но они не представляли никому, кроме себя самих, угрозы.
Почему же так вышло? Казалось бы, в таких разнузданных местах, где каждый свободен и волен выбирать свой путь, должно царить безвластие и, что куда важнее, беззаконие. Первое в Турл-Титле наличествовало в какой-то грубой и неполноценной форме, а второе и вовсе нельзя заметить, поскольку его и не было. Даже Приграничье выглядело на фоне Южных Земель каким-то вызывающе отвратительным местом, над которым нет власти ни у Рейнара, ни у Рейма. Интересно, кому обязан этот край такой беззаветной умиротворенностью? Наверняка гномам. Дети гор отличались необычайной коллективностью мыслей и координированностью совместных и раздельных действий. Катальор не знал, как обстоят дела с преступностью в Хортии, но Свободные Земли, находящиеся некоторой частью под дворфийским управлением, радовали своими избавленными от отбросов ночными улицами.
А вот Анхартский лес тёплого отношения не просил и даже не требовал. Может примитивным спутникам Гуожи он и не нравился, но в душе самого колдуна эти заросли вызывали лишь стойкую симпатию. В отличие от вечнозелёных пышущих здоровьем ельников Лавидии, которые чародей минует по пути в свою лабораторию, здешние деревья умудрялись лишенными листьев ветвями не пускать солнце к путникам, придавая облетевшим от зимней поры кустарникам какую-то тоскливую неестественную моложавость. Жизнь притворяется Смертью только когда приходят холода. И эти голые ветви пахли искусственной, ненастоящей гибелью. Если их надломить, то из раны польется «кровь». Они не мертвы, но и не живы. Вот в чём суть Баланса. Находится на грани, на линии того порога, что разделяет две основы всего сущего. Говорят, что Маги Жизни могут заставить осыпавшийся древний дуб покрыться густой зеленью за считанные секунды. Ну а повелители нежити могут заставить тот же самый дуб сгнить за такое же время.
Наёмники тем временем тряслись, кляня в своих скудных умах и нанимателя за его глупость, и командира за согласие на этот безрассудный поход. Тёплой одежды никто из группы не взял, ведь никто не знал, что придётся отправиться в такие места. Стоит заметить, что некромант чувствовал себя комфортно, всё еще бодрясь теми выпитыми из аур трактирных завсегдатаев энергетическими излишками. Фридрих нагнал ворожея, на удивление ловко семенящего впереди всех по старой лесной дороге, полушёпотом окликнув его. В руках Горлопан держал какой-то крупный – размером почти с него самого – свёрток.
-Ваше Мудрейшество, вы уверены в том, что мы делаем?
Но Гуожи не удостоил капитана и толикой своего драгоценного внимания, дружелюбно улыбаясь лесу своей фальшивой маской. Звонкие туфельки выбывали из булыжников дороги задорный стук, но их обладатель был пленником невесёлых дум. Орки славились своей непредсказуемостью, как и всякие, собственно, дикари. И если бединцы знают, что вытирать задницу при гостях, а потом пить из их черепов эль – это, как минимум, неприлично, то зеленокожие с большой долей вероятности были гордыми обладателями самого примитивного и одновременно с тем скверного характера на свете. Побороться за первенство в отвратительности образа жизни с ними могут разве что тролли, но те хотя бы не живут на руинах искомого эльфийского города.
К полдню была пройдена последняя развилка. Северная тропа вела в Каркохтар, а восточная – едва-едва заметная - к реке Морна. С каждым шагом свита Катальора мрачнела, а сам некромант будто становился еще веселее. Но эта маска скрывала страх. На самом деле нервы колдуна сейчас были похожи на струны: их можно было бы вытащить из мага и приладить к тому чудному инструменту, на котором играла та дерзкая певичка из Белуджистана. И получаемый звук по мелодичности не уступал бы эльфийской арфе. Дорога становилась все хуже, намекая на то, что здесь обычным путешественникам делать нечего. Вскоре потёртый и заросший мхом булыжник сменился вытоптанной глиной, а та, в свою очередь переходила в негустой засохший бурьян. Вышагивая по исчезающей тропинке, отряд поднялся на невысокий холм, облепленный молодым дубняком. С этой возвышенности было видно только реку и кусочек другого берега.
-Морна, - негромко объявил некромант, расплываясь в самой нервной улыбке из возможных, - а ведь солнце еще высоко. Быстро же мы дошли… Сделаем-ка остановку.
Воители рухнули на сухую землю без слов, но с облегченными вздохами. По их лицам бегали тени сомнения, которые замирали испугом в глазах, как только какой-нибудь треск раздавался где-то в кустах. Фридрих аккуратно положил свёрток на землю и подошёл к Гуожи, присевшему на старый поваленный древесный ствол. Говорить он ничего не стал, что весьма порадовало Катальора. Похоже, трактирщик не шутил, когда говорил, что зреет большая война между Свободными Землями и Орксландом. Значится, титлане сторожат каждый брод. То, что отряд чародея не заприметили наверняка кишащие в этих лесах люди – большая удача, говорить о наличии которой в кармане мага пока что не стоит. Ведь цель разведчика в предупреждении основных сил о происходящем, а не истреблении потенциального противника. Радовало то, что достаточно серьезные войска сейчас сидят в стенах крепостей, а с патрулями наёмники и девочки уж должны справиться.
-Наверняка тут засада за засадой, - шёпотом буркнул один из наёмников.
-Как пить дать быть битве… - на тон выше заметил другой.
-Орки по ноздрям получат, помяните моё слово, - громче заявил третий
-Да что они получат? Вырежут всех до самого Срединного Моря и заселятся сюды. Вот тут мы сидим, а здесь точно какое-нибудь племя свои палатки поставит месяцев через шесть!
Пересуды этих болтливых сплетниц, по насмешке судьбы закованных в мужские тела, вызывали только раздражение в измученной размышлениями голове Катальора. Искать незащищенный брод – если такой вообще существует на всей протяженности этой реки – слишком ненадежно. Может, плот построить? Много времени займет, да и двенадцать человек просто так разом не переправишь, а там и титлане подоспеют. Ну коли эти идиоты продолжат так орать, то подоспеют караульные быстрее ожидаемого.
-Да вздрючат этих зеленомордых, как портовых шлюшек!
-Не понимаешь ты ничего!
-Во имя Баланса Мира, заткните же вы все пасти! Хотите, чтобы из Каркохтара за нами почётную гвардию прислали? - зашипел некромант, чей голос – доселе для окружающих тихий и заискивающий – превратился в грозное хрипение. Удивительно, как в таком маленьком щуплом старичке находилось место для такой ненависти.
Мужики потупили взгляды, замолкнув. В повиснувшей тишине колдун, наконец, сделать окончательное решение:
-Ждём час. Там начнётся смеркаться…Готовьтесь к сражению, потому что без него нам не попасть на левый берег.
-Что Вы имеете в виду? – встрепенулся Фридрих, посмотрев на Гуожи с нескрываемым удивлением.
-Люди и орки воюют. Люди и орки умирают, - бесчеловечно хихикнул Катальор, погладив свою щуплую бородку, - А Источник, к счастью, вечен. И ждёт нас. Находим ближайшим брод и переходим. Если нам помешают – а нам наверняка будут мешать – прорываемся с боем.
-Сумерки мы ждём для того, чтобы..?
-Для того, чтобы я мог в случае крайней необходимости использовать некие…назовём это особенностями ведения боя.
Рука волшебника легла на шкатулку, почти бесшумное восторженное визжание которой заставило наёмников вздрогнуть.
Маг еще не знал, как тяжело ему дастся переход через Морну.

 

С захваченного неловкой дюжиной тавантинцев холма обзор на Морну открывался скудный. Как Гуожи не вглядывался в манящую его разум даль, ничего, кроме отрезка синевы торопливой реки и сереющих стволов спящих деревьев, видно не было. А какая здесь будет видимость, когда придёт цветение? Титлане явно знали толк в обороне своих земель, коль умудрялись каждый раз отбрасывать назад отряды зеленокожих в зеленых же лесах. Именно это и пугало некроманта. У него здесь не было надежных покровителей, союзников, а враги его были опасными и находчивыми. Даже в Серых Землях, обитатели которых готовы выжрать все внутренности случайного приключенца, у него есть парочка надежных, заверенных различными гарантиями альянсов. А здесь…Здесь были поклонники безвластия по одну руку и дикие варвары, которые вроде как находились по другую. Такие «союзнички» и в кошмарных снах не могли привидеться. Катальор понимал, что, скорее всего, его попытка предложить Орксланду мир будет провальной, особенно если учесть, что орки в пойме Беленголна, по словам пьяни из трактира, отказываются служить Дарготу Второму, поэтому их место в политике страны, занимающей руины Альмириэля, весьма сомнительно. Однако есть кое-какая утешающая деталь. Зеленокожие дикари падки на золото и убедительные речи, а в данный момент обоих элементов у мага в избытке. Нужно только добраться до самого ближайшего лагеря орков и тогда…Но титлане были слишком принципиальны. Заскорузлая вражда с восточными соседями превратила их в избирательных ксенофобов из своей молодой и бессмысленной державы. Их не подкупить и не убедить. Нет, можно было бы задействовать всю политическую мощь Империи и буквально уговорить обитателей Восточного Материка постелить для Гуожи шёлковый ковёр на тропу до Царской Горы, но время…Время играет против таких щедрых жестов.
Тишина, которую наёмники не смели нарушить, навевала тихую дрёму. Колдун знал, как использовать безмятежную благость себе на пользу. Усевшись поудобнее, он начал совершать медленный пассы руками, постепенно закрывая глаза. Потоки безвкусной и бесцветной энергии Разума сгущались вокруг его ауры. В тот момент, когда веки полностью сомкнулись, в голове чародея из этого духовного марева образовалась небольшая картинка, которую он нитями сознания ухватил и начал с жадным любопытством пузатого ребёнка разглядывать. Заклинание провидения давало неустойчивую точку обзора грядущего, по которой можно скоординировать свои дальнейшие действия. То, что видел Катальор, мягко говоря, не утешало. Всего мгновение, в котором он, переходя Морну вброд, умудряется поймать своим телом несколько стрел, вылетающих со стен небольшой крепости. Значит, там есть фортификации. Всё становится куда сложнее.
-Ваше Мудрейшество?
Когда волшебник открыл глаза, услышав зов Фридриха, солнце уже садилось. Его лучи покинули глубины леса внизу, неуверенно цепляясь за голые ветви дубняка на холме. Растеряно оглядевшись, заклинатель мёртвых спросил:
-Как долго я…дремал?
-Четверть часа, если я не ошибаюсь. Солнце нынче садится быстро.
-Быстро, говорите, - некромант со скрипом поднялся с поваленного ствола, а потом шёпотом обратился к Горлопану, - Я видел вариацию будущего. Маловероятную вариацию, замечу, поскольку я редко пользую данным талантом. Но неприятный факт остается таковым даже с учётом всех прочих смягчающих деталей. Я видел свою смерть от стрел, пущенных защитниками форта, расположенного рядом с бродом Морны.
-Если есть крепость, то, значит, стоит и застава.
-Верно, верно, - рассеянно закивал Гуожи, не понимая ничего в военном деле, - Я бы отправил кого-нибудь из Вас на разведку, но, боюсь, Вы слишком шумные. Поэтому если и прорываться, то напористо. Отдых закончился, господа, крепитесь. Нас ждёт весьма неприятная ночь!
Наёмники взлетели на ноги, превратившись на мгновение в пружины. Их нервно-глуповатые лица не знали, какую эмоцию выдавать, поэтому остановились на смеси гнева и испуга.
-Но как мы минуем крепость? – спросил командор, - Своих ребят на убой не позволю отдать!
-Капитан, соблюдайте условия договора, и тогда погибнет лишь Ваша нищета, - Катальор ткнул пальцем в сторону своего собеседника, - Мы обойдем форт вдоль его стены, пока защитники будут развлекаться с дамой.
Двусмысленность фразы заставила стражу чародея на мгновение замереть. Они редко понимали мага, да и незачем им это было. Но теперь от всего, что выдавит из себя эта мерзкая тощая ветошь, зависела их жизнь. Никто не решался задать вопрос, но он читался в их по-воловьи глупых глазах. Зловещий оскал вернулся на временно избавившийся от фальши повседневности лик заклинателя мёртвых. Развернувшись, некромант засеменил вниз по склону. Остановившись у самого подножия холма, Гуожи убедился в том, что солнечные лучи больше не угрожают его Тьме и, поставив шкатулку на небольшой трухлявый пенёк, так удобно расположившийся в этой части леса, тихо произнес:
-Отойдите подальше, почтенные воины, если хотите жить и радоваться своей жалкой жизни. Сейчас здесь появится создание, чей облик может Вас смутить. Постарайтесь не кричать. Если ужас скуёт Ваши души…А, впрочем, сами разберётесь.
Ящичек загудел и затрясся. Некогда приглушённый визг, вылетавший из него, быстро перерос в непонятный свист, который чудом не разнесся по округе.
«Чудом ли» - пронеслось в голове Фридриха, когда вдруг его наниматель начал грозно вещать:
-Из Вас троих, дочери мрака, вдовы Айронхерта, безродные наследницы рода, мне нужна одна. Клементина фон Деварх, явись на мой зов!
Круглая шкатулка поднялась в воздух, постепенно крутясь все быстрее и быстрее. Когда ожидание зловещей кульминации достигло пика, движение, вопреки всему, прекратилось. Хранилище для призраков рухнуло в руки хозяина, оставив после себя шар из густой темноты. Эта сфера начала медленно расплываться по воздуху, приобретая очертания и формы высокой и худой…женщины? Белеющие рёбра, проглядывающие сквозь призрачный саван, и красивое, бесчувственное лицо, то там, то тут лишенное кожи и мяса, казались наёмникам таким противоестественным зрелищем, что почти все они отвернулись в отвращении, только завидев слугу Катальора. Аура ужаса расплылась по лесу, оставляя в душах присутствующих сладкую истому безнадёжности.
-Ты звал, Переживший, и я явилась, - женщина неестественно дёрнулась, слегка склонив голову в поклоне, - Чего Ты желаешь, мой хозяин?
-Некромантия! – захрипел пораженно Горлопан.
-Чёрное ведовство!
-Происки Сатаниэля!
-Спаси нас Еди…
Привидение вновь дёрнулось, а его образ потерял чёткость.
-Советую заткнуть свои смоченные элем пасти, идиоты, - Гуожи резко повернул голову. В полумраке сумерек его искаженное злобой лицо невероятно сильно сочеталось с призванным эфемером, - Ваш Единый Вам и монетки не подаст. А когда мы вернёмся с водой из Источника к Рейму, он лично каждого из Вас окунёт в золото.
-Не нравится мне это, ой не нравится, - покачал головой командир личной стражи некроманта.
Но колдуну было всё равно. Он вернулся и вниманием, и лицом к Клементине, которая вновь приобрела ясность формы:
-Мне нужно, чтобы Ты кое-кого отвлекла, пока мы с этими суеверными деревенскими детинами пытаемся попасть на другой берег реки. Справишься с крепостью?
-У страха нет границ, - улыбнулась женщина, отчего по гладким мраморным щекам поползли трещины, - Только если там есть маги, то мне будет тяжко.
-Наведи суматоху и постарайся догнать меня до того, как я перейду реку. Я должен буду вернуть Тебя в шкатулку.
-Я могу не успеть, - безразлично заявила дама.
-Тогда солнце следующего дня отправит Тебя в Мёркхейм. А уж оттуда я Тебя достану, дорогая моя…
Группа отправилась к Морне. Как и было предсказано, деревья закрывали некрупное бревенчатое уродство, служащее первой линией защиты в случае вероятного нападения орков. Крепость можно было легко миновать, особенно если учесть, что снаружи никого видно не было, но если верить Фридриху, то за этой крепостью была застава с лучниками. Через тех придётся прорываться силой.
-Клементина, вперёд, - буркнул Гуожи, после чего привидение в самом деле прозрачной тенью потянулось к форту, - А Вы чего ждёте? Чем быстрее всё сделаем, тем лучше! Главная опасность – стрелы. Закрывайте меня и друг друга щитами, тогда обойдемся малой кровью. 

 

Холод мертвецкой, мерцающий свет свечей, воздух пропитан ароматом жертвенных благовоний. Пять тел, рядком лежащих у стенки. Жрицы Селунии постарались обрабатывая раны – покойники смотрятся как живые, но это, увы, не могло приблизить к загробному миру их Души. Мадэус буквально чувствовал как те мечутся в междумирье, разрываясь между престолом богов и желанием вернуться к своим телам. Так всегда бывает когда смерть происходит внезапно…
Жрец разжег свечи, запалил жаровню и сотворив над телами знак веры, собрался читать над телами молитву-заклинание, призванное помочь мертвецам. Это была не первая заупокойная молитва жреца и, увы, не последняя. Сколько еще их будет таких, пока на Морне не воцарится мир. Мадэус не верил, что доживет до этого. И его дети и внуки бы (позволяй бог вступать ему в брак) не дожили бы… но титлане трудятся на этих берегах для будущих поколений. Чтобы внуки их внуков могли возделывать здесь землю, строить дома и растить детей не боясь набега серокожих орд.
Протяжный речитатив молитвы, загремевший в каменном мешке, внезапно смолк. Жрецу послышались доносящиеся снаружи испуганные вопли. Он настороженно прислушался. Нет. Не показалось. Действительно кричали, да так, словно на их форт напала вся армия Орксланда. Подобрав полы одеяния, жрец поспешил по узкой деревянной лестнице наверх.
Двор форта освещало несколько костров и десяток факелов. Жрец видел мечущихся между ними солдат, слышал доносящиеся от бараков крики ужаса, но не слышал нарастающего орочьего "Гра-а!" сопутствовавшего любой их атаке. Не бил тревожный колокол, на сигнальной башне не горел огонь.
-- Что происходит?! -- спросил он, пробуя остановить первого же пробегавшего мимо солдата
Тот невнятно замычал, мотая головой, будто охваченный диким ужасом человек. Грубо отцепив от себя руку Мадэуса, он бросился бежать в темноту. По-прежнему ничего не понимая, жрец бросился туда, где кричали громче всего.
                                       ...
Она возникла перед ним внезапно, словно рождённая самой темнотой, пролетела мимо, сверкая красным огнем в глазах и гоня перед собой кучку лучников замогильным воем. Мадэус успел разглядеть обрывки длинного платья и торчащие сквозь прорехи голые белые ребра. Сердце испуганно сжалось, а колени предательски задрожали.
-- Пребудь своей силой со мной, Меллар – господин мой… -- заборомотал жрец, рефлекторно хватаясь за висящий на шее амулет из крысиного черепа.
Он и раньше замечал, что эта вещица дарит ему душевный покой и умиротворение, но сейчас, через амулет в него рванулась такая сила, что сравнить ее можно было только с попаданием молнии. Липкая рука страха, сдавившая его грудь, тут же разжалась. Одновременно в памяти всплыли уроки, полученные им от старших жрецов во времена послушания в храме бога Загробного Мира.
-- Заткните уши! – закричал он вдогонку солдатам. – Не слушайте ее воплей!
Но те скрылись вслед за первым беглецом, а вот призрак женщины, совершив крюк, вернулся к баракам и скрылся в комендантской башне, пройдя сквозь бревенчатые стены. Через секунду с вершины башни, на утоптанную землю внутреннего двора упал человек.
Не теряя более ни секунды, Мадэус ринулся к башне, на бегу срывая с пояса кисеты с порошками, которые всегда были при нем как оружие при солдате.

 

«Этот поход оказался сложнее, чем предполагалось» - пронеслось у него в голове
Фридрих не любил признавать свои ошибки. Он был простым человеком, рожденным в крестьянской семье и достигшим определенных успехов вопреки этому факту. Иногда ему приходилось убивать, куда чаще – защищать. Но все эти действия входили в рамки его наёмничьей морали. Перерезать глотку головорезу? Всегда пожалуйста, он наверняка это заслужил паскудным образом жизни. Закрыть щитом пузатого купца, который потратил свою жизнь на обогащение за счет других, как и сам Горлопан? Хоть каждый день, ведь в этом ничего противоестественного нет, верно? Жизнь в гармонии с самим собой была такой немыслимо приятной, что каждый новый наниматель приносил радость. А она, в свою очередь, будто закрывала глаза заполученной годами битв осторожности.
Именно поэтому командир наёмничьего отряда «Оскалабившиеся Кабаны» принял посланца от самого Регента Тавантинской Империи с неудержимым восторгом. Если на самых верхах могучей страны его ребят признавали лучшими из лучших, то, значится, чего-то их оплаченная кровью работа да стоит. Каждый шрам, каждая сросшаяся кость, каждый свёрнутый набок нос – всё это было не зря, ибо Рейм заприметил их. Усатый мальчонка, считавшийся себя, наверное, личным гвардейцем самого Императора вовсе не злил своей спесью и грубостью, а, скорее, смешил. Новости он принёс хорошие, поэтому Фридрих и не замечал этой катастрофической, всепоглощающей глупости, сочащейся из зазнавшегося юнца. Все казалось таким простым: проводить дряхлого чародея до его цели, охранять его от всех опасностей и вернуть максимально целым. Что могло быть легче?
А что угодно, на самом-то деле. Сейчас Горлопан сам бы вызвался бесплатно повести своих рубак очищать Серые Земли от мертвяков топорами да мечами, нежели вести их под стрелы к титланам. Да и убивать простых вояк, защищавших свой дом от орков… Еще и для того, чтобы попасть к тем самым оркам и предложить им дружбу?! Нет, этот поход оказался сложным не только физически, но и духовно. После того возвращения в Тавантин капитан уйдет на покой и навсегда забудет про то, что он сейчас делает.
Этот мерзкий старикан. Гуожи-Катальор-Переживший-Первый Чародей, мать его за ногу, Императора был самым неприятным существом на жизненном пути Фридриха. Его лицо, его жесты, да и весь его облик в целом были пропитаны фальшью. Понять это было поначалу сложно, но со временем осознаешь, что за напускными дружелюбием и мягкой улыбкой нет ничего человеческого. Лишь жадность и верность своей работе держали Горлопана подле этой твари. Каждую новую беседу капитану наёмников казалось, что вот-вот эта ветошь расплывётся по земле и превратится в нечто ужасное, во что-то, что подходит холодному характеру. Но этого не происходило. Вместо этого колдун уверенно вёл их к своей цели. Не скупясь на средства, всё время торопясь.
Возможно, именно поэтому командир не сильно удивился, когда узнал, что всё время он сопровождал некроманта. Сколько историй ходило по тавернам, постоялым дворам и трактирам об этих заклинателях, столько и оказалось правдой. В этом иссушенном теле не было ни толики живой эмоции. Лишь мрачная злоба, которая цеплялась за жизнь и осушала её.
И он был вынужден служить бронёй для этой злобы.
Когда они двигались вдоль стен крепости, их шаги заглушались воплями самого примитивного страха. Страха перед смертью. Дух, призванный Катальором, пронзительно кричал и хохотал где-то там, сопровождая бегущих от него солдат своим безудержным весельем. То и дело сверху с криками падали титлане – люди, эльфы и гномы. Большинство из них ломало ноги с характерным треском, но ужас гнал их дальше, и переломанные вояки ползли, ползи, ползли…
Когда крепостная стена кончилась, показался частокол заставы у самой кромки воды. Её охраняли лучники, которые, ошарашенно подняв головы, смотрели в сторону превратившегося в соцветие крика форта. Фридрих, посмотрел на некроманта. Тот кивнул. И Горлопан едва подрагивающей рукой извлёк свой меч из ножен и, вздрогнув, тихо отдал команду о наступлении. Большинство караульных с заставы даже понять не успеют, что происходит. Их убьют не орки, а неизвестные люди, приплывшие издалека… А их семьи до конца дней будут бросать проклятия этим «негодяям» в спины. В их трусливые, неспособные на отказ холодному безумию спины.
И они будут правы.
Наёмники врезались в рассеянных представлением Клементины титлан клином, пробиваясь к броду. Сам Фридрих старался не резать ни в чем не повинных стражников Морны, а бить их своим крепким кулаком прямо в носы, надеясь, что это выведет их из строя, а не убьет. Удар у командира был сильный, однако контроля над ним он не имел, поскольку столь сложная моральная ситуация для его мускул возникла впервые за долгие бродячие годы.
*****
Она была ему благодарна. Первое, что Клементина помнит о своём посмертии, так это ярость. Гнев, вызванный одиночеством. Супруг ушел на бесполезную войну, не подарив ей и их новорожденному сыну надежду на какое-либо возвращение. Вдова в двадцать пять лет... Нищая, с ребёнком на руках, она не нужна была никому, даже собственным родным. Ей пришлось уйти. Утонуть вместе с несчастным чадом, которого после её смерти не ждало бы ничего хорошего.
Потом она проснулась. Видимо, не признав в ней по какой-то причине самоубийцу, горожане похоронили её в безымянной могиле на окраине айронхертского кладбища. Ненависть к мужу и родным были так сильны, что Клементина не желала видеть ни света, ни тьмы. Жажда мести превратилась для неё в мечту, в идею, в надежду. И она витала ночами по склепам погоста, пытаясь задушить того или иного бродягу или гробокопателя, пугая любопытствующих начинающих чародеев и прячась от священников Деуса. Иногда ей даже удавалось загонять до смерти случайно забредшего в её владения пьянчужку. Её злоба была так ослепляюще сладка, что душа намеренно забыла, каково быть человеком.
А потом пришел он. Представился Пережившим. Просто Пережившим. Что он пережил? Она до сих пор не знала. Сухопарый тьессарец с ранней сединой на висках, дружелюбным лицом и…
…пустой душой?
Клементина понимала, что аура её гостя также исторгала из человеческих душ самые липкие страхи. Следовательно, её основное оружие было бесполезно против него. Она витала вокруг Гуожи в бессильной злобе, пока тот нараспев говорил какие-то лишенные смысла слова. И когда он закончил, её ярость исчезла. Испарилась. Ненависть к прошлому сменилась безразличием к нему же. Нежизнь приобрела полноту самой жизни. Мир налился красками, а зловещий смех – нотками радости.
Он ценил её. Клементина была его первой слугой. Первым удачным экспериментом. И самым слабым впоследствии творением. Каждый следующий дух, подчиненный воле Катальора, был сильнее, быстрее и хитрее её. Они все больше и больше походили на их хозяина. А вдова…вдова получила некую щепоть индивидуальности, которой она пользовалась, чтобы иногда спорить с Пережившим. Он не был плохим. Но и добрым назвать его сложно. Порой оставлял после себя терпкое послевкусие безразличия.
И совсем недавно он отдал ей с этим самым послевкусием приказ напугать солдат в том деревянном форте. Приведение не знало, где оно сейчас находилось, но понимало, что сего ему и не нужно знать. Женщина полетела в крепость клубящейся тьмой с осознанием того, что её, возможно, ждал скорый покой, которого она и жаждала, и боялась единовременно. А её призыватель, как и она сама, понимал, что рядом с солдатами всегда есть жрецы. А рядом со жрецами есть их боги.
Когда она увидела людей, забытая ненависть вернулась сразу же. С воплями и задорным смехом Клементина парила среди смертных, мёрзлыми пальцами касалась их тщедушных телец, выбивала волнами ужаса из них дух и сознание. Жалкие человечки, глупые гномы, презренные эльфы – она была так всемогуща на фоне этого подобия воинов. Она была лицом Смерти. Она была Смертью!
Когда неживая дама залетела в самую высокую бревенчатую башню, ощущая свою непобедимость, позади возник поток света. Окутывающе тёплое сияние отгоняло её мрак, напущенный на крепость, и не несло ей ничего плохого или хорошего.
Значит, здесь закончится её путь в этом мире?
*****
Катальор не любил испытывать своё тело на прочность. Последнее более-менее стоящее напряжение его мышц прошло в Серых Землях, когда он – тогда еще не некромант – убегал от стаи гулей. Если бы не Наставник, случайно наткнувшийся на ту погоню, то сейчас бы Придворным Чародеем Императора был бы кто-нибудь другой. Так уж вышло, что последний в его человеческой жизни бег совпал во времени с последним его человеческим страхом. Затем, конечно, были приступы ужаса уже у повелителя немёртвых, но они были рациональными и, что куда более важно, контролируемыми.
Поэтому сегодняшняя спешка напомнила ворожею, как быстро стареет его тело. Дух некроманта будто бился в этой дряхлой прохудившейся темнице, надеясь выбраться наружу и почувствовать, наконец, свободу бессмертия. Уже после третьей перебежки у стен крепости Гуожи вполне мог описать всю полноту боли, что охватывает его ноги. Если бы не пожранная вчера в трактире энергия, то старик, вестимо, прямо сейчас бы рухнул на землю без всяких чувств.
Крепость потонула в воплях. Заклинателя Смерти веселили эти крики, походившие на вой уличных псов. Со стен форта то и дело сыпались солдаты, для которых страх перед неизведанным оказался губительнее переломов и, что куда важнее, потенциальной смерти. Было временами слышно и Клементину, звонко хохочущую своим сухим мертвецким голоском. Она веселилась, что весьма необычно для младшей нежити. Временами Переживший подозревал, что его первый слуга вышел немного…свободным. Тяга этой «благородной вдовы» к проявлению собственной воли попеременно и пугала, и забавляла. Инициативность низшего эфемера была презабавнейшей аномалией, о которой не было написано ни в одном трактате Пути Духа. Он исправил подобный дефект в последующих своих творениях, однако самую неудачно удачную попытку держал подле себя. И не зря. Сейчас весьма сообразительная усопшая дама гоняла по бревенчатым баракам тех, кто не боялся орочьих орд, будто они были детишками, ворующими яблоки в её роще.
Когда некромант ощутил вспышку Магии Дня где-то в крепости, понимание о скором окончании представления пронзило его разум. Поторопив наёмников, он подошел к краю стену укрепления и, выглянув, оценил масштабы оставшейся преграды. Дюжины три солдат. Может, чуть больше. Пока они отвлечены Клементиной, по ним можно было смело пройти безо всяких помех. Фридрих, шедший по праву руку от волшебника, вопросительно глянул на Гуожи, а тот с огромным удовольствием кивнул.
Начался прорыв. Клином, которым наёмники оградили своего нанимателя от врага и врезались в ряды неприятеля, можно было пронзить многие преграды. В самом деле рубаки показали себя с лучшей стороны. Махая топорами, мечами и палицами, авантюристы пробивали дорогу для мага к броду. Не желая оставлять за собой право безучастия, Переживший, совершив заклинательский пасс, использовал чары броска и магией вырвал меч из рук одного из потерявших понимание происходящего титланина, запустив оный в его соседа.
Единственным, кто старался не убивать в этом столкновении, оказался Горлопан. Он был стражу чем угодно, но не угрозой. Это очень сильно злило Катальора.

А брод, тем временем, становился всё ближе.

Форт

Их новая встреча произошла на верхнем ярусе башни. Здесь горстка солдат, почти седых от внушаемого ужаса, пыталась оказать призраку сопротивление. Самый мужественный – крепкий кряжистый гном, широкий, как винная бочка, с еще более широкой бородой, дергаясь как заводная кукла, пытался поразить врага топором. Стальное лезвие со свистом рассекало воздух и бесплотное тело, не причиняя нежити ни малейшего вреда. Героя хватило на несколько попыток. На третьем замахе он выронил топор и попятился спиной вперед к лестнице, по которой как раз поднимался Мадэус.
-- Заткните уши! Она усиливает ваш страх своими криками!!! – закричал жрец Меллара.
Гном его услышал, обернулся. Призрачная женщина – тоже. Мадэус не знал, что увидело привидение, но башню оно предпочло тот час же покинуть, решив снова разогнать солдат во дворе, которым, в отсутствие ее воплей, снова возвращалось мужество.
Жрец одним прыжком оказался возле окошка. Отсюда внутренний двор был как на ладони. Он видел привидение, отгонявшее живых от обращенной к реке стены форта и стрелков, на противоположной стороне, тщетно пытавшихся поразить врагиню стрелой.
-- Меллар… -- зашептал Мадэус, обращение к богу.
Вытянув руку в сторону буйствующего привидения, он зашептал молитву укрощения неприкаянных душ.

cawoth, ynh eich cyfuno
Ghatiau ewinett coph oh merkheim
Llaff oer Mellah, ghan oi hettwch
Byttaf yn dioghelu gytha fhân iâ…

Он сам не понимал ни слова в том что читал. Слова языка, называемого еще «язык мертвецов» был вдолблен в его голову еще в пору послушничества. Но эти слова действовали. Ночь осветилась многочисленными яркими точками, словно сотни светлячков зажги свои фонарики. И эти «светлячки» горели не просто так, а окружали своим светом буйствующее привидение. Мадэус видел, как заметалось оно в светоносном кольце словно пойманная в паутину муха… Крик призрака не смолкал, но он уже не внушал страха, теперь страх отчетливо слышался в нем самом.
-- Они жгут тебя… -- хрипло произнес Мадэус, поразившись собственному голосу. Откуда в нем столько злорадства?! – Потому что тебе не место здесь… ты -- заблудилась… ты, хочешь найти выход?
Он разжал пальцы вытянутой руки и на его ладони оказался стеклянный шарик, размером с крупную бусину.
-- Оглянись и ты увидишь свет, который не жжет тебя. Лети на него…
 

Застава
Титлане на заставе, опешившие в первые минуты нападения, сообразили, что врагов в пятеро меньше чем их, смогли организоваться (благодаря воплям какого-то мужика в доспехах) и дать первый серьезный отпор у самого частокола. Среди них было не так много солдат для ближнего боя, но все же один из нападавших получил колотую рану в бок и свалился под ноги своим товарищам – остальные прорвались к самой кромке воды. Стены молчавшего до сего момента форта вдруг ожили. В вошедших в реку незнакомцев полетели первые стрелы. Мгновением раньше к ним подключились лучники с заставы, рассеянные при первой атаке. Они принялись обстреливать переправляющихся людей с флангов. Еще один наемник, получив две стрелы в бок и одну в шею, рухнул в мутные воды Морны. Почти сразу пущенная из высоких камышей стрела на вылет пронзила щеку третьему. Раненный потерял равновесие, скрылся под водой и больше не всплыл, по всей видимости, утонув.

 

Она парила над бегающими в ужасе солдафонами и хохотала. Какое могущество, какая жизнь! В самом деле, их страх заставлял забывать о её истинном положении. Забывать о том, что она так незаметна на фоне происходящего во всём этом огромном мире. Что её прозрачная фигура пугает отнюдь не своей безобразностью, а только лишь противоестественностью. Забывать о том, что она не в центре этого гниющего измерения. Забывать о том, что она…отнюдь не неуязвима.
Клементина в своём ослепляющем мрачном великолепии давно стёрла из памяти тот столб света, что разогнал её тьму где-то внизу, а сейчас неумолимо приближался. Немёртвая гоняла по этажам людей, эльфов и гномов так, будто была кошкой, игравшей с мышами в покошенной крестьянской хижине, издавая то пронзительные вопли, то истерический гогот. Её белеющие ребра казались единственным источником света в этом погружённом в сумрачные потёмки ярусе башни. Её дышащие насмешливой яростью пустые глазницы заставили какого-то загнанного в угол человека громко – почти оглушительно даже для её давно потерявших плоть ушей – зарыдать. Он грохнулся на колени и стал с плачем звать кого-то. Как этот бедняга походил на потерявшегося в лесу ребёнка. Надо бы его обнять, утешить…
Зловеще улыбнувшись, дама стала медленно подлетать к жертве, выставив обе длинных костлявых руки для грядущего неосуществимого, но крайне веселящего своим кошмарным потенциалом контакта со смертным, который, к слову, начал волком выть, пытаясь оттолкнуть неосязаемое нечто. Она снова захохотала, когда её неуверенно окликнул какой-то низкий, утробный голосок. Дварф! Еще при жизни душа не любила этих бородатых зажравшихся дельцов, которые дерут в три шкуры с простого люда, а со знатными вельможами вовсю зубоскалят да кумовством балуются. Мерзкий народец. Но храбрый. Она уж и подумать не могла, что такой нерослик будет пытаться её обороть, защищая своего хныкающего в углу собрата по оружию. Топор тщетно и беззвучно проходил сквозь мерцающее тело благородной вдовы, не встречая на своём пути ни единого препятствия. Клементина улыбнулась. Этот нелепый карлик покраснел от натуги. Да он боялся сейчас больше, чем тот трусливый плакса! Но он пытался её уничтожить. Стереть в порошок. Убить. Но нельзя убить мёртвое. И только женщина подняла руку для того, чтобы неосязаемым, но ужасающим присутствием донести эту истину в круглую, как блин, голову гнома, у лестницы послышался грозный и одновременно успокаивающий призыв. Бородач тем временем уже бросил своё бесполезное оружие и пятился к тому, кто только что кричал. А кричал человек. Жрец какого-то божка со своими жалкими атрибутами. Его тщедушная лысая фигурка не внушала ничего, кроме жалости, но вот аура…Аура и была тем самым светом, что рассеивал исторгаемый нежитью ужас. На его самом обыкновенном лице царила неуместная в присутствии самой Смерти решительность, вплетающаяся в эти лучи незримого, но ощутимого сияния. Это и есть предвестник её конца?
«Нужно попытаться успеть отогнать лучников от смежной с бродом стены» - пронеслось в бесплотной голове со скоростью тысячи солнечных лучей.
Взметнувшись в воздух, призрак вылетел через окошко во внутренний двор крепости. С воем дама врезалась в небольшую толпу зазевавшихся воинов, пронзив сердца почти каждого из них своим морозным естеством. Возможно, что для некоторых стражников реки в эта ночь была последней в жизни, ведь обычно орган, испытавший на себе касание духа, сковывал не только страх, но и лютый холод, который мешал легким дышать, венам – нести кровь, а сердцу – биться.
Клементина хотела попытаться коснуться еще одной жертвы, но на месте потенциального труса вдруг замигал огонёк. Тут же из этого огонька вылетел другой огонёк. И еще один. И еще. Вскоре эти огни плясали вокруг души, заставляя ту в бессилии биться об обжигающие танцующие стены света. Она закричала от страха. Она не хотела уходить. Этот мир был для неё всем, а теперь…Теперь она уйдет в то место, о котором рассказывал Переживший? Мёркхейм. Мир-за-Гранью. Темница для усопших и проклятых.
-Они жгут тебя… - севший, потерявший всякий смысл чужой голос пересилил даже её крик – Потому что тебе не место здесь… ты - заблудилась… ты, хочешь найти выход?
Внезапно вопль женщины оборвался. Она медленно повернула голову в сторону выглядывающего в окно башни жреца. Он, жгучие огни и эта злополучная крепость – всё, чем стал материальный мир для немёртвой после начала действия молитвы. Понимание того, что всесилие иллюзорно, пришло в голову благородной вдовы почти мгновенно. Приведение медленно улыбнулось, надеясь, что его «убийца» видит эту её реакцию отчётливо:
-Я всегда думала, какими будут мои последние воспоминания в мире живых. Я наивно считала, что я буду окружена своими детьми и внуками, которые неспешно и печально затянут колыбельную, которую, возможно, я бы им пела в их младенчестве. Они бы плакали, а я тихо уходила…на свет, ты говоришь, жрец жалкого божка?
Стена огней становилась всё плотнее, а яркое сияние, исторгаемое ими, всё невыносимее. Клементина вновь начала подвывать от боли, но быстро взяла контроль над собой:
-Но я окружена чужими детьми и внуками. И где же твой обещанный свет, а, богослов? Я вижу лишь тьму. И твои жалкие попытки её отогнать. Как он и обещал…
«Прости Гуожи, но больше я не благородная вдова. И больше я не твоя служка…»
-Его нет. Света нет. Лишь мра-а-а-а-а-ак…
Тем, кто слышал её до сих пор, казалось, будто призрак падает в глубочайшую бездну. Шары медленно сжимали хоровод и набирали скорость, пока не превратились в шевелящийся рой. Когда же они исчезли, то от духа, почти выведшего из строя целый форт, не осталось и следа.
*****
Гуожи почувствовал, как его первый эксперимент покинул этот мир. С тоскливым и оглушительным стоном её последний «вздох» эхом раздался в разуме некроманта. Но он не почувствовал ничего: ни жалости, ни сожалений. Готовность пожертвовать всем ради своих целей всегда отличала его холодный расчетливый разум от прочих. Человечность, магия, мертвецы – всё это было лишь орудием, а не каким-то желанием, проходящим через каждый год его искаженной Недугом и Ночью жизни. Клементина считала, что Катальор привязался к ней, как отец привязывается к дочери, но это было не так. Колдун больше не нуждался в столь свободолюбивой прислуге. Да, когда-то ему удалось справиться со своим одиночеством благодаря этому первому призраку, но ведь теперь кроме духа утопленницы было еще четверо более усердных, сообразительных, кровожадных эфемеров. И можно сделать еще больше…
Зачем он вообще пошел на поиски этого Источника? Ведь если он продолжит изучать некромантию, то она подарит ему бессмертие куда более выгодное и надёжное. Также маг не забывал, что Наставник его обладал дневниками одного древнего архилича, который подробно описал все детали Ритуала Вечной Ночи. С любой точки зрения стать непобедимым умертвием в итоге было бы выгодней, чем периодически хлебать водичку из Родника Жизни. Но для Рейма были закрыты все вышеназванные пути из-за пагубного влияния исарианства, над чем, несомненно, Катальор поработает по прибытии обратно в Айронхерт. Ведь если Придворный Чародей Императора принесёт пробу воды, да еще и умудрится при этом не рассориться с Орксландом, то регент Тавантина наверняка будет готов для многих…предложений касательно реформирования магических школ в стране. Церковь Единого, конечно, может упереться рогами своих самых истовых баранов, но на крючке у фактического правителя Запада был сам понтифик - могучая фигура, способная в этой игре стать ключевой.
Но это если только Гуожи найдет Источник. А если нет? Тогда придётся искать другие, более радикальные варианты продления жизни дряхлеющего власть имущего старика.
Удивительно, как все эти размышления успели поместиться в голове некроманта в моменты перехода через реку. Защитники заставы, умудрившиеся в самом конце прорыва наёмниками их обороны зарубить одного из свиты колдуна, сейчас активно поливали переходящих реку вброд противников стрелами. Вот рухнул один, вот – другой: это лучники крепости подключились к общему негодованию стражников Морны. К счастью вторженцев, недавняя встреча с противоестественным духом, повисший над фортом полумрак, разгоняемый только тусклой зимней луной да редкими факелами, и общая суматоха мешали даже зорким эльфийским глазам найти нужную цель. Теперь губительные послания титлан с глухим стуком впивались в тяжелые щиты солдат Фридриха, которыми те прикрылись, начав пятиться к противоположному крепости берегу.
Когда же наконец волшебник и его охрана затерялись в тесных рядах осыпавшегося к бесснежной Анхартского леса, лучники ослабили тетивы и внимательно начали вглядываться в чернь голых древ. Мелькание отдаляющихся фигур – единственное, что мог зацепить глазом самый зоркий из воителей Свободных Земель. Прорыв неизвестных союзников орков удался.
Успев по дороге разжечь пару факелов, группа быстро продвигалась вглубь владений орков. Катальор перескакивал коренья и булыжники, ничуть не отставая от тренированных годами битв и приключений наёмников. Энергия умирающих, тёмная пульсация животной ненависти и всепоглощающая гибельность самого брода, впитавшего кровь многих людей и зеленокожих, дали ауре некроманта невероятный материал для душевного подъема. Чародей всё двигался и двигался вперед, пока не остановился на небольшом лысом участке. Запыхавшаяся свита не заставила себя убеждать таким послаблением со стороны ведущего их и рухнула на промерзающую после уже позавчерашнего дождя землю.
-Капитан, - зловеще улыбнулся Гуожи, рассматривая витиеватые пальцы деревьев, тянущиеся к смоляным небесам, - Скольких мы потеряли?
-Троих…Бездна тебя дери, троих!
Последнюю часть фразы командир произнес уже своим знаменитым рёвом. И правда, своими воплями он походил на медведя или варга. Его усы чуть ли не залетали в широкие ноздри, гневно втягивающие морозный ночной воздух. Пальцы его сжались в кулаки, разлив по поляне угрожающий треск костяшек:
-Ты обещал, мразь, что никто не умрёт, если мы сделаем всё, как ты велел? На какой хер мы их рубили? Что за…
-А Вы мне обещали, что Вы здесь все умельцы своего дела, - улыбка некроманта сменилась со зловещей на искусственно-дружелюбную, - Однако троих из Вас забрала кучка голозадых караульных из титланского гарнизона. Велика ли честь? Нет, дорогие мои, не велика. Поэтому я предлагаю Вам выразить радость по поводу того, что среди Вас оказались выжившие и, к большому моему удивлению, не оказалось раненных. А еще награда за выполнение задания остаётся прежней, только делить ей придется уже на…сколько Вас осталось?
-С Саидом…
-Саид больше не часть нашей группы.
-Я сам буду решать, - вновь заревел Горлопан.
-Сами, конечно же, сами. Только я прослежу за тем, чтобы Рейм обделил его почестями и долей от Вашей общей награды. А теперь – разворачивайте свёрток. И становите его содержимое.
Фридрих без единого звука сверил нанимателя самым презрительным и яростным взглядом из возможных для него. Медленно достав из-за спины закреплённый там кусок ткани, в который было нечто укутано, он стал медленно это самое нечто извлекать на свет луны.
-Что это? - не снимая с лица маску радушия, холодно спросил маг
Огромная дубовая палка, к которой была привязана белая дамская сорочка, гордо вгрызлась в центр поляны. Катальор обошёл творение рук своих сопроводителей, неспешно перевёл взгляд карего миролюбия на капитана, одним только движением брови красноречиво повторив свой вопрос.
-У нас было мало времени, - вмешался кто-то из рубак, ожидая возможного повторения конфликта, - Пришлось выдумывать
Чародей хотел было вдаться в подробности, но вдруг осознал всю тщетность этой затеи, разочарованно вздохнул, плавно кивнул головой и сменил тему:
-Встаём лагерем до рассвета прямо здесь. Орки скоро на нас выйдут, а мы будем ждать. Когда они появятся, то никто не посмеет ни пальцем шевельнуть, ни слова сказать без моего ведома. Кто из Вас знает орочий?
Робко поднялась рука.
-Вы немедленно ложитесь спать. Утром Вы мне будете нужны.
В ожидании время шло невыносимо долго. Напряжение от произошедшего и происходящего довлело над всеми мыслями наёмников, однако Гуожи был спокоен. Его безмятежные глаза пытались безуспешно высмотреть орков среди сухих остовов берёз. Если хозяева этих краёв захотят появиться, то они, несомненно, обозначат это чем-то вполне явным и громким.
Титлане же не посмеют отправиться в погоню ночью. А на рассвете если и решаться, то, наверное, доберутся лишь до сей полянки. Это были земли зеленокожих, здесь жалким обитателям Свободных Земель делать нечего. Да и тавантинцам, по большому счёту, тоже. Сколько легенд ходило о Диких Землях и Анхартском лесе. Каждая другой страшнее. А здесь всё также. Такая же земля, такие же кустарники, как и по ту сторону Морны.
Некромант по первости даже и не понял происходящего, когда предрассветные сумерки рассёк воинственный рёв, по сравнению с которым вопли Горлопана казались детским плачем. Орки окружили лагерь тавантинцев и выступили из мрака дерев.
Оказалось, они не зеленокожие.
Сей факт почему-то стал самым первым удивительным открытием для колдуна в этих краях. Цвет их кожи был жёлтым, отдавал латунным переливом, который то там, то тут украшали зелёные узоры. Невысокие, длиннорукие, широкоплечие и грубые даже внешне - эти создания походили на зверей, вырезанных виртуозным кустарём из камня, а не на разумных существ. Они часто дышали, похрюкивая и, наверное, принюхиваясь. Каждый из них держал примитивное, но оттого не кажущееся менее опасным оружие наготове.
«Ниссельшель, защити меня от этих варваров» - тоскливо протянул разум заклинателя мёртвых
Из плотного строя окружения вышел орк в достаточно приятных глазу доспехах. Его грубая морда, походящая на лик ожившего каменного изваяния, была богата на неуместные во многих ситуациях выражения. Он то скалился, то хмурился, то поднимал брови, то шевелил челюстью, будто что-то жевал. Вонзив свой украшенный топор в почву, командующий – а Гуожи был готов подтвердить сей факт, основываясь на личном мнении, – этим отрядом…желтокожих заорал. И крик его точно разлетелся на милю окрест:
-Хва кату бадж труп шара вот?
Катальор жестом подозвал к себе сведущего к орксландском наречии наёмника и тот, почесав зарастающую бородой щеку, с минуту вспоминал каждое слово. Облачённый в доспехи орк, тем временем, внимательно изучал всех чужих на поляне.
-Он говорит, - зашептал рубака Фридриха, справившись, наконец, с переводом, - «Что здесь делают люди?»
-Переведешь ему… – хотел было сказать ворожей, как вдруг услышал, как кто-то из хозяев здешних краёв на достаточно различимом эльдарском повторил вопрос своего верховодителя.
-Мы… - начал на ужасно ломанном эльфийском отвечать чародей, - …Мы прибыли с миром…Властители Диких Земель…Я…Посланец далёкой страны…У меня есть дары для Вашего Вождя.
Каждое слово извлекалось из самых глубоких закромов памяти. Орочий командир сжал толстые губы трубочкой, потом громко заявил:
-Сложите оружие, и мы отведём Вас к нашему правителю. Иначе смерть Вам.
-Фридрих, - тихо заявил тьессарец, разведя руки в стороны и показывая, тем самым, что он безоружен, - И все остальные. Отдайте им свои сабельки и топоры.
-Они же нас пореша… - хотел начать спор Горлопан, но встретил самый жуткий взгляд карих глаз за всю свою жизнь. Волна страха, порожденная противоестественным естеством Пережившего, всего на мгновение обдала его, и он, покорно склонив голову, расстегнул ремень с ножнами и бросил в сторону желтокожих. Так поступили и остальные. Собрав скромные пожитки, безоружный отряд отправился следом за своими фактическими пленителями прямиком к орочьему лагерю…

Маска: https://i.ibb.co/QnQstgy/image.jpg - Мадезус. Жрец Меллара.

-- Что это было? -- комендант форта, размашистым шагом обходил приречные укрепления с которых еще не успели убрать трупы погибших. На лысой голове его, красовались как заячьи уши, концы завязанного в узел платка, закрывавшего уши. Поэтому спрашивал он чуть громче чем надо.
-- Обыкновенное привидение, -- ответил Мадэус, стараясь не отставать от командира. -- Застрявший в нашем мире отпечаток Души, движимый памятью и обидами...
-- Обыкновенное?! -- комендант резко остановился, что не ожидавший этого жрец налетел на него. -- Мадэус, за одну ночь я потерял пятьдесят солдат. Пятьдесят! Вдумайтесь в эти цифры!! 
-- Обыкновенное для того кто его призвал, -- поспешил объясниться служитель Меллара. 
-- Мы даже не знаем кто это был! Опять некромант?! Сначала в Турл-Титле, теперь у нас...
-- Милорд! -- оклик одного из солдат привлек внимание командира. -- Я нашел одного! И он - живой!
На песке у кромки воды, лежал, тяжело дыша и зажимая рукой колотую рану один из наемников Катальора...
-- Жрицу Селунии сюда, -- внезапно севшим голосом прохрипел комендант. -- Живо!

- "Мы убьём их женщин и осеменим их мужчин"... ты худший мой ученик. - Грен сдержанно рассмеялся, на что Зилхар только хмыкнул, едва пошатываясь на нетвёрдых от недосыпа ногах. Трап казался неприлично крутым.
- У вас что мужики, что девки... - проворчал эльф, но, завидев недобрый блеск во взгляде собеседника, добавил, - крхм, слова похожие.
Грен согласно кивнул. Дроу за время дороги так и ни разу не увидел разозлённым или печальным своего негласного учителя диалекту урухов, что, впрочем, не делало его замечания меннее болезненными. Он был странным полуорком, слишком уж с бесстрастным и дружелюбным норовом... либо же он пытался таковым показаться? Так или иначе, теперь он даже посреди ночи мог поприветствовать орка, пожелать ему сдохнуть, а то даже соблюсти некоторые приличия. И орокский не казался теперь таким уж грубым, пусть и по-прежнему оставался чужим.
Позади остался трап, и перед полуорком и дроу открывался широкий вид на мостовую, пропахшую рыбой и потом. Эльф поморщил нос и приостановился перед процессией из штук десяти крепких белых рабов, гремящих цепями. Их заросшие худые лица были опущены в землю, они постоянно спотыкались, за что звонкие хлысты вновь и вновь опускались на согнутые спины. Зилхар чуть улыбнулся, вспоминая не такое уж далёкое детство в Нигее, где жизнь такого человеческого раба была едва ли не дешевле женской улыбки. От раздумий его отвлекла чуждая для этого места бединская речь.
- Эко, посмотри! Мы почти обогнали "Медного кита"! А вышли на три дня позже! 
Зилхар обернулся и увидел трёх моряков, которые, в свою очередь, завидев дроу, примолкли и даже перестали улыбаться. Один другому что-то зашептал, и эльф хорошенько напряг слух.
- Ну и где эта ведьма? - пробурчал под нос Зилхар, нахмурившись и обводя взглядом мостовую. Для той, кто была завербована для такого дела, Корделия вела порой себя слишком уж фривольно. Несмотря на громадную разницу в их возрасте, не в пользу Зилхару.
- Ведьма? - поинтересовался Грен.
- Ага, ведьма, - дроу принюхался к воздуху, - все бабы ж, они ведьмы. 
Грен усмехнулся, но ничего не ответил.
С кошмара во вторую ночь плавания прошло почти полтора месяца, и остался лишь тревожный осадок. Зилхар решил всё списать на свой воспалённый разум, однако слова Присциллы врезались в память, будто гарпун в китовую тушу. Слова её не давали покоя, но всё это было пустяком... по сравнению с её поцелуем.
- Ведьмы, - печально пробубнил под нос эльф. Взор наткнулся на уже знакомую волноволосую тавантинку. Видна была как всегда только макушка.
- Ты знашь здесь таверну какую-нить подешевше?
- Золотой дракон. - Грен кивнул на восток порта, на маленькое здание с шумными деревянными стенами. 
Зилхар ничего не ответил, как вдруг почувствовал шевеление в своей сумке. Дроу остановился и открыл её - и из тёмной глубины вынырнуло маленькое длинное существо, которое тут же бросилось прочь, держа в зубах звенящий дихремами кошель.
- Ах ты тварь... стой! - дроу кинулся вслед за хорьком, с раздражением отметив, что это был один из гнездища, устроенного рядом с его гамаком. 
Маленький воришка не послушался и только ускорился. Применять магию мальчишка не решался - слишком велик был риск раскрыться и отправиться жарить задницу на костёр. Зверёныш был быстр, но лапы его были слишком слабы по сравнению с наточенными на постоянные отступления ногами опытного вора. Прыжок - и хорёк был схвачен. Дроу поднялся, вырвав из пасти хорька кошель, на что тот ответил громогласным писком, который перебил атраванский бас, приглушённый кудрявыми бородами их обладателей.
- О, посмотрите-ка, убийца...
- Как только таких Аллуит терпит?
Дроу недоуменно обернулся на голоса и увидел лица тех самых моряков.
- Чё вы несёте? - эльф по-прежнему держал щенка за шкирку. - иль Аллуит запрещает убийство хорьков?
- Хасса говорил, что у тебя острый язык, змеёныш, - заговорил один из моряков, скрещивая на груди руки, - а кинжал-то поострее будет!
Мальчишка хмыкнул, - надо было вырезать ему не глаз, а язык.
- Какой нахер кинжал?
- А тот самый, которым ты пырнул Парисстаи чуть меньше полутора месяца назад!
Дроу открыл рот, но слова умерли у самых губ. Сердце ухнуло к самым пяткам, - я... я... она мертва?
Холод её растаявшей руки, бледнеющий звон голоса, тень, в которую обратился её фигура - всё это вновь вернулось, заставив посереть, словно камень - от одного только факта, что всё это было правдой. Живая вода, кровь, стражи, поцелуй, желтокожий старик... Зилхар поздно заметил руку, что сжалась на его шее и оторвала от земли. Дроу захрипел, и схватился за крепкое копчёное запястье.
- Я не убивал её! - прошипел эльф, с силой сжимая держащую его руку.
- Не ври мне, мелкая нелюдь!
- Я... я плыл... кхах... на "Медном ките"... 
- И что это значит?
- Кретин! Я не мог её убить, находясь на корабле!
Пальцы разжались, и дроу свалился оземь, кашляя и пытаясь придти в себя. Хорёк вырвался на волю и куда-то убежал.
- А вдруг ты маг? - уже спокойнее спросил атраванец.
Зилхар исподлобья взглянул на моряка, - Ага. И пришкандыбал в Морею, чтоб спрятаться от правосудия. 
Остальные, вестимо, решили просто побить мальчишку, навострив кулаки, но вид недалёкой стражи заставил их ретироваться. Скоро они скрылись. Зилхар поднялся на ноги. Сделав несколько шагов, он опёрся рукой стены корчмы и сделал несколько глубоких вдохов. От нахлынувшей волны чувств тряслись руки, а на лице выступила испарина, но терять голову сейчас было смерти подобно. Если такие слухи имеют место быть здесь, то в Морее задерживаться нельзя.
Зилхар увидел Корделию и скорым шагом направился к ней, - мы идём к "Золотому дракону". Там перекусим и снимем комнату, - дроу старался говорить сколь можно спокойнее, но голос всё же немного подрагивал, - приготовь карту. Она щас очень будет кстати. 
Увидев, как маленькое длинное тело хорька обвило его ноги, подняв черноглазую морду вверх, эльф только фыркнул и зашагал к корчме, сдержавшись от желания пнуть зверька со всей дури.

Переход в корчму "Золотой дракон"

>>> Переход из Порта

5 день Освена, 3055 года. Ранний вечер
Морея казалась Корделии негостеприимной. Она может и свалила бы это на шлепки хлыстов по человеческим спинам, или на чужую речь везде, или на банальную усталость от дороги, но обманывать себя было глупо: ей просто заранее не нравилось место, где запрещена магия. Это заставляло чувствовать себя беззащитной, что было отвратительно. Впрочем, показывать своих эмоций тавантинка не собиралась. На корабле она дружелюбно попрощалась с Нассаром, которому недавно заплатила монетами за обучение, хоть и понимала, что все его намеки ведут к совершенно другому способу выражения благодарности, собрала вещи, оделась в светлый атраванский костюм и собрала волосы под самодельный головной убор, больше похожий на ленты, которые она последнее время вышивала, сидя в каюте. Вообще, весь ее досуг на корабле был занят вышивкой и изучением языков, так что оставшиеся платки тоже были украшены листьями плюща, а на всех лентах появилась каемочка. Теперь все это было отправлено в сумку, которую девушка перекинула через плечо.
Спустившись по трапу, она для начала попыталась найти взглядом Скарвиара, но мальчишка куда-то делся. Это было не кстати, но Корделия сочла, что рано или поздно он тут появится, мало ли что ему могло понадобиться… Может, на корабле задержался. Сама же она побродила по пристани, разглядывая другие корабли и людей, снующих по своим делам. Заметив эльфа, она пошла к нему, тот ее тоже заметил.
- Мы идем к «Золотому дракону». Там перекусим и снимем комнату, - заявил он. Девушке показалось, что что-то не так, но она отбросила эти мысли: какое ей дело до каких-нибудь проблем, если они ее пока не касаются… - Приготовь карту. Она щас очень будет кстати.
- Если ты о местной карте, то мне ее взять неоткуда, - проворчала Корделия, но полезла в сумки и скоро извлекла оттуда небольшой сверток. Это была карта мира, всех континентов. Впрочем, она была весьма схематична и подробностями не изобиловала, но общую картину создавала. Чародейка прихватила ее с собой, отправляясь с Ангмаром в Атраван, решив, что в путешествии такая вещица может пригодиться. – Вот, что есть, - девушка помахала свитком и пошла следом за мальчишкой в корчму.
То, что это место пользуется популярностью, стало понятно уже на подходе, а в дверях тавантинка столкнулась с каким-то местным, пробормотавшим что-то не очень понятное и торопливо с деловым видом ушедшим вдаль по улице. На улице вечерело, а корчма была полна народу, впрочем, можно было рассматривать это и как гарант надежности заведения…

- Доброго вечера, - обратилась девушка на тавантинском к человеку, которого посчитала хозяином заведения. Она уже слышала, что в порту звучал ее родной язык, поэтому сочла, что ее поймут, готовясь в случае чего перейти на морейский. – К кому можно обратиться, чтобы снять здесь комнату?

 

Грен выбрал таверну «Золотой дракон», благодаря винам, красивым женщинам и новомодной придумке – салату, в который всегда можно было упасть мордой, вместо того чтоб царапать ее о грубые доски стола. Он сел за дальний стол в углу, заказал кувшин вина и блюдо вареных крабов и, не торопясь, принялся за трапезу. Судно покидало Морею только через неделю – спешить было некуда.
Полукровка поудобнее устроился на деревянной скамье, отполированной до зеркального блеска задами прежних посетителей таверны. Налил в кружке вино и пока несли его крабов, с удовольствием его потягивал, разглядывая уютно закопченные стены, длинный прилавок, за которым, как монумент, возвышался крупные широкоплечий хозяин с не менее широкой бородой. Встречая новых посетителей, мореец скалил крупные зубы в непередаваемой гримасе призванной изображать улыбку.
Между тем таверна постепенно наполнялась народом. Стало шумно. Чувствуя запах тугих матросских кошельков, в зале начали появляться женщины, чей наряд, точнее его полное отсутствие, совсем не скрывал их пышных прелестей. Зал наполнялся криками, веселым смехом, звучными шлепками по телу и заигрывающим женским взвизгиванием.
В этот момент дверь таверны едва не слетела с петель, открытая ударом ноги, и в кабак с гоготом и рыком ввалилась новая группа посетителей. Это была пятерка здоровенных гордландцев, судя по всему только что пришедших с моря, одетых в кольчуги, но без шлемов. На поясе у каждого висели ножны с мечами. Грен напрягся. В Морее эти волки морских дорог чувствовали себя как дома.
— Эй, хозяин! — крикнул предводитель вошедших, с вислыми, заплетенными в косицы, усами. — Зажарь-ка нам барашка да подай бочонок вина. Нам осточертели сухари, рыба и солонина…