Эпизод: История о Фераноре и его большом путешествии

Старт 3056 год. Лето.
Зулл Саракаш запечатан навеки в своем зиккурате (гробнице) Святой печатью и не может выйти снова в мир живых. Но по всему Амалирру, словно щупальца спрута он распустил своих слуг, которые ищут способ сломать печать и позволить ему выйти из своего заточения.

НПС: Мустафа аль Гюлим, Мастер Иллюзий Коэнна ибн Шари; царь-лич Зулл Саракаш

Участники:
Феанор; Борагус; Митр ас'Саир
Лиллис


События стартуют в городе Киррбен-Фарроден, что в Эльвеноре и переносятся в Атраван.

Первое, что Феранор испытал увидев пустыню, был страх. Казалось, что чистый лазурный небосвод, лишённый привычной подпорки лесных верхушек, грозит всей мощью обрушиться на него и раздавить. Тянущиеся от горизонта до горизонта пески будто соединялись с небом. Ветер тоскливо завывал на верхушках барханов, гоня под ногами песчаную позёмку.
— Что с нами будет, хеир? — впервые за время их единственного разговора в подвале спросил топающий слева Бальфур.
Феранор неопределённо пожал плечами звякнув продетой через ошейник цепь. Сосед справа — неразговорчивый мужчина заросший чёрной бородой до самых глаз — покосился на них, но многозначительно промолчал. Они шли в середине колонны товарищей по несчастью, двигаясь из Шандаары на Северо-Запад. Впереди на верблюде ехал подлый Омидан. К его седлу были приделаны два шеста с полотняным навесом. По бокам и позади колонны, покачивались в сёдлах пятеро охранников и надсмотрщиков — уже знакомые Феранору мордовороты.
— Как вы думаете, нас будут искать? — спросил Бальфур пару минут погодя.
Капитан честно помотал головой. Об этой возможности он думал и пришёл к выводу, что Аримэль не станет возвращать караван из-за них двоих. Возможно, он зайдёт в Шандаару на обратном пути, но к этому времени они будут либо мертвы, либо очень далеко.
Проклятье, он ведь даже не знает какой сегодня день! Сколько он пролежал без сознания, а сколько потом просидел в подвале — сутки? Может, двое? Время проведённое в плену казалось ему целой вечностью. Сон превратился в пытку. Стоило закрыть глаза, и ему виделся отец Талиан смотревший на него с глумливой ухмылкой Омидана, или возлюбленная, жарко обнимавшая Каэльдара. «Я стал героем вместо тебя! — смеялся он.— Теперь всё, что когда-то было твоим — моё!»
— Это всё из-за меня,— снова заговорил Бальфур.— Если бы я тогда не вмешался… но я не смог! Они обрушили на неё такой град камней. Со всех сторон. Вы бы слышали как она кричала! Если б я тогда ушёл — её крик преследовал бы меня по ночам…
— Зато теперь твой сон спокоен.
— Вы осуждаете меня?
— Бальфур,— Феранор ободрал языком пересохшие губы.— Что сделано, то сделано и довольно об этом. Мы оба сглупили и теперь расплачиваемся…
Он резко оборвал себя, глядя мимо сородича. Украдкой сглотнул. Ехавший верхом орк жевал лепёшку с куском вяленого мяса.
Кормили пленников просто свински — всего три раза в ним заходил раб с полным котелком каких-то отбросов от которых отвернётся даже голодный тролль. Как итог — в желудке была пустота.
Вскоре Омидан объявил отдых, слез с верблюда. Невольникам дали напиться воды, раздали заплесневелые сухари. Феранор пожертвовал частью исподней рубахи намотав её на голову — хоть какая-то защита от горячих, отупляющих мозг лучей. То же приказал сделать и Бальфуру.
— А что если предложить им выкуп,— спросил на привале Бальфур, вертя в руках заплесневелый сухарь. — Может, тогда и кормить будут лучше?
— Выкуп? А у тебя есть чем платить? Может ты сын лорда?
— Н-нет… — поспешно отказался Бальфур.
В другой раз Феранор заинтересовался бы такой поспешностью, но сейчас пропустил её мимо ушей.
— Но это идея… эй! Как там тебя… Омидан!
Бородатый сосед испуганно вздрогнул, отстранился на сколько позволяла цепь. Остальные пленники последовали его примеру. Невероятно, но между ними и эльдарами даже образовалось свободное пространство.
Бедин вальяжно подошёл.
— Ты, пиявка, Омидан. Но раз уж сумел нас захватить, то должен получить награду. Учти, мы из благородных семей и стоим дорого,— Феранор задумался, сколько посулить варвару чтобы предложение выглядело и соблазнительным и правдивым.— Пятьсот ваших серебряных дихремов, что выручишь ты за нас столько на простом торжище?
Конечно, платить он не собирался, рассчитывая хитростью добиться для себя и Бальфура послаблений, и найти способ сбежать. С минуту Омидан смотрел на них, лениво постукивая плетью по сапогу. Соображал. Потом ударил — быстро и неожиданно, демонстрируя изрядный опыт, обжёг щёку Феранору хлыстом, оставив алый рубец.
— Ты очень глупа, алялат, если думать так говорить. И ты лгать! В твой кошель нет даже медной монета! Больше ты никогда не говорить, пока я не разрешать!
Капитан зарычал, рванулся вперёд. Короткая цепь дёрнулась, натянулась, ошейник впился в горло. Омидан этого не заметил потому что сразу же повернулся к эльдару спиной.
— Отдых кончен. Вёбаханд!
— Клянусь светом Таэ, — прошипел Феранор, огненным взором сверля ему спину.— Этого я удавлю собственными цепями!

Разбойник не спеша и с достоинством отряхнулся, подобрал свою саблю. Он был из бединов или бала, невысокого роста, узок в плечах и худ. Чешуйчатый панцирь закрывал его торс, оставляя открытыми сильные жилистые руки с белыми отметинами шрамов. Лицо с полными губами, вздёрнутым носом, почти полностью отсутствующими бровями и причудливыми татуировками на впалых щеках. Короткий плащ из шерсти сдвинут так чтоб не мешать в драке. На голове круглый шлем, обвязанный платком так, чтобы его края закрывали шею и уши. Он шагнул вперёд и неожиданно сходу залепил Феранору в челюсть.
— Не смей смотреть мне в глаза, алялат!
Голос у разбойника был высокий надсадный и совершенно точно женский. Но самое удивительное, что сказана фраза была на диалекте эльдаров Риенлисета.

— Катмэ! — капитан схватился за челюсть, удивлённо тараща глаза.
Голос у разбойника был женский, но удивило Феранора не это, а то, что говорил она на эльдарской талье. Совпадение?!
Но нет, она не могла быть той прокажённой из Шандаары. Та была не такой хриплой, а эта будто всю жизнь выкрикивала строевые команды.
На всякий случай Феранор махнул рукой Бальфуру, чтобы тот не наделал глупостей.
— Я спас тебе жизнь, людинка!
Новая зуботычина. Слева.
— Я Сагмира! Я — Чёрный ястреб! Я не нуждалась ни в чьей помощи!
Сморщила нос, бросив что-то на атраванском своим бандитам. Те загоготали. Остриё разбойничьей сабли возникло у Феранора под носом.
— Хочу чтобы ты знал. Я приняла его за мертвеца. Он застал меня врасплох своим нападением, но только и всего. Я легко справилась бы с ними со всеми сама. А теперь брось меч, или разделишь участь торговцев.

Снова плен, но на этот раз куда более комфортный. Руки эльдаров связаны, но сами они ехали на лошадях, а не пылили пешком как раньше. Ещё их накормили. Грубой варварской пищей, но это была еда, а не отбросы. И теперь их везли на Северо-восток.
Феранору и Бальфуру достались почётные места сразу за атаманшей. Феранор думал о Талиан и о своём будущем. О том, каким оно могло быть не послушай он Митра. Бальфур угрюмо молчал, иногда тяжело вздыхал. Наверное, вспоминал расправу над уцелевшими стражниками и слугами Омидана. Их вкопали в песок по шею в ста шагах от бывшей стоянки. Сперва он принял это за милость — при крупном везении их мог обнаружить проходящий караван, но потом, когда разбойники бросили рядом несколько трупов, всё понял. Феранор тоже понял. Услышав над головой хлопанье крыльев, он с чёрным сердцем пожелал им дожить до следующего дня, когда к падальщикам присоединятся солнце и жажда.
В арьергарде разбойной колонны ехали пятеро недавних невольников. Вообще после боя их оставалось больше, но Сагмира избавилась от остальных, сначала объявив, что дарит им свободу, потом предложив присоединиться к её вольным людям. Условие было одно — продержаться пару минут против Багаутдина — крепкого здоровяка с хищным носом и широкими как паруса бакенбардами. Всех кто не смог она бросила на караванной дороге, оставив им немного еды и воды. До Шандаары всего день пути — дойдут. Прозрачный намёк на то, что эльдары не прочь присоединиться к ушедшим атаманша жёстко отмела. Сказала, что на них двоих у неё особые планы, но смотрела только на Феранора.
День тянулся уныло. Унылым был пейзаж, где голые безжизненные равнины чередовались с дюнами, а дюны чередовались с равнинами. Редко попадались колючие кусты и причудливые кактусы, дрожал зыбким маревом горизонт.
На ночлег останавливались не разводя костров. Утомлённый переходом и длительной голодовкой Феранор уснул быстро. Снилось, что он бегает по поместью Эрандилов, выкрикивая имя Талиан, возлюбленная отвечает всё время будто из соседней комнаты, но стоит там оказаться, а она уже зовёт его из другой. Несколько раз сон прерывался крепким пинком и недовольным рычанием «атгры»,  но стоило закрыть глаза и погоня начиналась вновь.

Ночевали в пустыне. Огня бандиты не разжигали. Видимо боялись таких же как они любителей лёгкой наживы. Пленников сняли с коней, развязали и накормили.
— Они думают, мы наёмники, хеир,— шепнул Бальфур едва конвоиры отошли подальше. — Вон тот, с глазами как у рыбы, говорил со мной. Рассказывал как они поступают с воинами шаха и охотниками за головами. Говорил, что они видели наш караван. Интересовался, что мы ищем, зачем идём.
— И ты рассказал?
— Я придумал легенду, что наш лорд набожен и потому дал обет поклониться древней святыне. Люди сами часто так поступают. Как думаете, они поверят?
— Не знаю, но надеюсь,— Феранор прикусил губу, глядя перед собой в никуда.
Ему было совсем не по душе, что эти негодяи узнали о цели путешествия перворождённых. Но если бы они этого не сказали, то вряд ли бы вообще остались в живых.
Назавтра банда внезапно изменила направление, выбирая дорогу по отлогим склонам дюн, где следы быстро зарастали песком. Волки, подумалось Феранору, подходят к своему логову.

К полудню вдали показались какие-то руины. Свет слепил глаза отражаясь от белых камней, ветер шуршал и скрипел, продувая сквозь пустую арку ворот с парой каменных изваяний. Что или кого изображали каменные гиганты, распознать было нельзя. Кто-то поработал над ними, отбив лица и руки, которых, к слову, у каждого было четыре, если считать по культям. За входом обнаружилось двухэтажное здание без крыши и поразительно сохранившаяся композиция, изображавшая сцену борьбы человека с четвероруким гигантом. Но что важнее, здесь находился колодец, сложенный из булыжников, вывороченных из стены. Белел высокий шатёр, виднелись отдыхающие на коленях верблюды, слышалось ржание коней, ходили люди, вооружённые как попало и чем попало. Прибывших приветствовали как своих.
Пленников сняли с коней, развязали и предоставили самим себе. Растирая занемевшие от пут руки, эльдары направились к колодцу, у которого уже образовалась небольшая очередь. Коротая время ожидания, Феранор разглядывал скульптуры у колодца.
Человек маленький и угловатый как подросток, сидел на загривке чудовища, крепко оплетая толстую шею ногами. Великан стоял на коленях, пытаясь снять противника запустив три руки за спину, одной царапая шею. На грубом узколобом лице застыла маска полного изумления
— Басарган и Марустаф,— сказал Бальфур кивая на изваяние.— Я читал эту легенду.
— И кто из них кто?
На самом деле Феранора это не интересовало, просто стоять и молчать было скучно.
— Юноша с крепкими ногами это Марустаф, а Басарган это великан. Я только не знаю собственное ли это имя или название всех таких как он. По легенде, Марустаф был пастухом жившим во времена между Исходом эльдар и падением Амаэля. Однажды его стадо преградило дорогу царской охоте. Правил тогда этими землями Саракаш. Он был жестоким царем и приказал своему великану оторвать пастуху руки и ноги, а пастуху разрешил сопротивляться. Победить в обычной борьбе у человека не было шансов. Но Марустаф не стал бороться как принято. Он был ловок, сумел взобраться на спину гиганту и задушить его ногами. Впечатлённый царь приказал скульпторам увековечить борьбу в камне и поставить в каждом из своих дворцов. А их у него было не мало.
Место возле колодца очистилось. Феранор взял ковш с длинной ручкой, зачерпнул из глубины колодца воды. Плеснул в подставленные ладони Бальфура, утолил жажду сам. Второй ковш вылил себе на голову. Вода не была холодной, но она освежала. Сорвав с плеч оставшиеся от рубахи лохмотья, он с наслаждением опрокинул на себя третий ковш. Когда зачерпнул воду в четвёртый раз к ним подошло пятеро загорелых до черна человека — бывшие рабы Омидана решившие присоединиться к банде и прошедшие отбор поединком. Они успели пообвыкнуть в новой роли и даже немного приодеться, нарядившись в вещи надсмотрщиков и ламелляры стражи, ещё хранившие следы крови прежних владельцев, головы покрывали одинаковые платки стянутые на лбах ремешками. На жёстких лицах играли возмущённо-презрительные гримасы. Особенно злой и жестокий взгляд был у одного, со ломанным носом и косым шрамом на губе, по-видимому предводителя их маленькой шайки. Он вышел вперёд сжимая палку из виноградной лозы. Скрестил на груди руки, смерил эльдаров высокомерным взглядом, процедил несколько фраз будто сплюнул. Бальфур побелел, открыл и закрыл рот, пытаясь что-то сказать. В душе Феранора зашевелились нехорошие подозрения.
— Хеир... он говорит, что мы пьем без очереди и… наше место у корыта...
— Да ну? — спокойно переспросил капитан, расправляя плечи, гордо вскидывая голову и копируя взгляд человека.— Скажи этой обезьяне: давно ли он сам оставил рабский ошейник, что смеет решать где кому пить. Так и переведи.

Предводитель издевательски ухмыльнулся и внезапно замахнулся дубинкой. Феранор резко шагнул вперёд, сокращая расстояние, плеснул водой в лицо, заехал ковшом в висок. Человек рухнул на землю, а четверо других выхватили ножи, бросились на выручку. Феранор перекинул ковш Бальфуру, а сам поймал на лету выроненную предводителем палку. Сделанная из виноградной лозы она была лёгкой, но в то же время прочной, а удары нанесённые ею чувствительны. Краем глаза он видел как товарищ с отчаянным кличем ринулся в самую гущу схватки, сразу ударил по лапе первого нападающего. Разбойник взвыл, выбитый нож крутясь улетел в сторону.
На Феранора насело сразу двое. Помня о том, что они смогли продержаться в бою против устрашающего громилы он не стал играться, а сразу обманул ближайшего финтом, перехватил руку с ножом, выкрутил, толкнул одного на другого. Подставил подножку, ударил дубинкой по ногам, валяя бандитов в грязь, посмотрел как там Бальфур.
Бальфур пытался достать ковшом своего противника, но, то ли тот оказался ловким, то ли сам Бальфур бил слишком размашисто — все удары уходили впустую. В это же время его получивший по руке враг обошёл эльдара, собираясь напасть сзади. Не благородно и совсем не рыцарственно Феранор хватанул его по спине и подсечкой опрокинул головой на каменный бортик.
Поднялся оглушённый в самом начале главарь. Утерев струящуюся по виску кровь, он кинулся на Феранора ревя раненным зубром. Капитан с разворота разбил ему губы, ударил между ног и когда тот согнулся — добавил локтём по загривку

Сагмира "Чёрный Ястреб"


— Алязам ас’мургу! Шипази!
Сагмира растолкала собравшихся вокруг драки зевак. Впрочем, те сами шарахались в стороны при виде её искаженного гневом лица. На ней больше не было шлема и железной чешуи. Две чёрные косы спадали на полную грудь, стиснутую золотыми чашами, широкий в ладонь пояс обвивал бёдра, по бокам торчали позолоченные эфесы двух сабель, на ногах красные шаровары и мягкие сапожки ниже колен с лихо задранными носами.
Побитый главарь пошатываясь встал на ноги, сплюнул кровавый сгусток. Феранор опустил палку. Хотел бы он понимать, говорила сейчас своим бандитам Сагмира. А сказать она собиралась много чего нехорошего…
— Пожри вас Минра…— прошипела она, скаля белые зубы.
Тут взгляд её упал на Феранора. Она примолкла, ловя ускользающую мысль. Заговорила медленно и задумчиво.
—…Кто разрешил вам, псы, драться друг с другом?
— Ястреб,— это подал голос разбойник в толпе, чьё лицо напоминало мордочку грызуна, с маленькими чёрными глазками.— Просто эти алялаты стали плескаться в водичке словно изнеженные наложницы. Новеньких это возмутило, они подошли объяснить, но алялаты затеяли драку…
Он осёкся, потому что острый, как бритва, клинок, вылетел из изящно украшенных ножен. Никто не успел ничего сказать или сделать. Мгновение, короткое как удар сердца, хруст и голова со сломанным носом взлетает над собственными плечами.
— За ослушание — смерть!
Испачканное в крови лезвие сабли коснулось белой шеи Феранора. Исайритка холодно взглянула на него.
— Так ты бросился с вартанаком на нож, алялат? — она перешла на диалект Риенлисета.— Ты поднял руку на моих людей. Что мешает мне прямо сейчас снять с тебя голову?

Сагмира "Чёрный Ястреб"

Эльф молчал. Но смотрел на нее без страха.
Слегка склонив голову набок, атаманша рассматривала его сквозь ресницы, скользя по крепким плечам и рельефным линиям мышц эльдара. Его тело выгодно отличалось от обычно грузных фигур мужчин-людей. Выражение её лица изменилось — она колебалась.
— Я придумаю для тебя кое-что другое...
Сагмира воздела саблю над головой. Заговорила, чётко выкрикивая слова, в первую очередь для своей банды.
— Хочу, чтобы все раз и навсегда запомнили: только я решаю, что пленникам можно, а что нет! И только я вправе поднять на них руку! Кто-нибудь из вас хочет возразить мне?
— Нет! — ближайшие головорезы отшатнулись и Феранор с удивлением увидел на лицах многих совершенно отчётливый страх.
Удовлетворенно кивнув, Сагмира одним изящным движением вытерла с клинка кровь об одежду убитого и вложила его в ножны, развернулась и зашагала прочь. Бандиты убирались с её дороги, будто мимо шла сама Смерть.

Феранор привалился спиной к шершавой стене из ракушечника, окинул взглядом потолок покрытый мелкой сетью трещин, узкое арочное окно закрытое самодельной решёткой плетённой из тростника.
Им принесли еды — полоски вяленой баранины и тонкие лепёшки, которые можно было свернуть в трубочки. Было скучно и эльдары убивали время пустым разговором.
— А хорошо мы им дали! — восторженно прочавкал Бальфур. — Вдвоём без оружия мы сражались против пятерых! До подвига Кансоберны конечно не дотягивает — он победил двадцать врагов, но всё же…
Бальфур замолк, судорожно проглатывая пережёванное.
— Знаете, хеир… могло быть и хуже,— он вытер о песок жирные после баранины руки.— Нас могли посадить и в вонючую земляную яму. Я читал о них в одной книге. А вам часто доводилось попадать в плен, хеир?
Феранор покачал головой.
— Ни разу. И уж конечно меня не держали в царском дворце. Как ты говорил звали его хозяина?
— Саракаш. Он был и царём и верховным жрецом и искусным волшебником. Вот, четырёхрукие великаны его творение. А вы знаете, что он искал секрет вечной жизни и  охотился за перворождёнными, выпытывал у них тайны волшебства? В 2524 году он принёс грандиозную жертву варварским богам продлившуюся от заката до зари. Количество зарезанных на алтаре было таким, что семь дней из города выходили полные телеги мертвецов. А однажды ему сказали, что ванны из крови продлевают молодость и здоровье и он пустил под нож всех девственников и девственниц своей столицы.
— А девственность были обязательным условием?
— Этого не знаю. Но знаю, что его самый любимый полководец пил кровь сражённых врагов, думая, что тем самым к нему переходит их сила. Когда Саракаша свергли, заговорщики уничтожили его тело, замуровав прах в Храме Солнца, а Душу, по преданию, заточили в ковчег, который отдали эльдарам из Амаэля. Те враждовали с Саркашаем и после свержения воевали с его сторонниками в союзе с Офиром и Бедзаном — сейчас это просто провинции в атраванском царстве.
— Откуда ты всё это знаешь?
— Читал «Новейшую Историю» Гоэцана Титланского, а ещё «Варварские государства Риенлисета» и «Новые Народы» Каэля Арелина…
Феранор поднял руки прося пощады.
— Где ты их столько нашёл?!
— У моего отца богатая библиотека…— Бальфур осёкся перехватив его взгляд.— То есть не совсем у него… мой отец вхож к Лорду Дома. Они часто встречались обсуждали торговые сделки, а я проводил время в библиотеке.
— А атраванский ты учил тоже в библиотеке? — приподнял бровь Феранор.
— Нет, у меня были учителя. Не забывайте, я из «Серебряных Драконов». Наш Дом торгует со всем Срединноморьем.
На короткое время в камере повисло молчание. Феранор был занят тем, что стирал с рук песком жир. Бальфур сидел обхватив колени руками и положив на них подбородок, смотрел куда-то в пустоту.
— Наши, наверное, добрались уже до Амаэля,— вздохнул он.— Я бы хотел посмотреть на его легендарную сокровищницу, хотя бы одним глазком!
— О сокровищнице, Бальфур, лучше даже не вспоминать! Тем более здесь, если хочешь выбраться отсюда.
— А вы думаете, мы сумеем выбраться?
— Я в это верю. Иначе давно бы бросился на свой меч. Ах, да… у меня его забрали. Тогда на чей-нибудь меч.
— Вы шутите.
Бальфур уткнул подбородок обратно в колени и вроде бы обиделся.

Сагмира "Чёрный Ястреб"


— Ты необычайно молчалив со мной,— подметила Сагмира.— А с другом ты болтаешь без умолку. Кажется, я знаю в чём дело. Считаешь, что я проявила неблагодарность. Пойми глупец — Чёрный Ястреб не может быть спасена, к тому же бывшим рабом, к тому же на глазах её людей. Ладно, ладно, не гляди так, признаю, ты не раб, в битве кое-чего стоишь. Как тебя зовут?
— Феранор,—  представился он и, сделав над собой усилие, добавил: — Госпожа. Для чего ты хотела меня видеть?
— Хочу поговорить о выкупе.
— И какова цена? Я не очень богат и...
— Золото? Не-ет,— она рассмеялась, видя замешательство на лице Феранора.— Золото меня не интересует. Только за последние полгода я перехватила шестнадцать караванов. Ты представляешь сколько это добычи? Я могу уйти подальше от этих земель туда, где меня никто не знает, купить там большой дворец, есть и пить из золота. Не в золоте будет измеряться твоя свобода.
— Тогда в чём?
Она небрежно сбросила плащ на ковёр, представая пред ним в своей дерзкой неприкрытой варварской наготе.
— Покажи насколько ты хороший мужчина!
Феранор издал в удивлении короткий взвизг, попятился, когда Сагмира решительно шагнула к нему.
— Я дам тебе коня и оружие, дам свободу, — голос её стал глухим, хрипловатым, небольшая упругая грудь, волнующе вздымалась, поневоле притягивая взгляд, тонкая талия подчёркивала крутые бёдра.— Сможешь остаться с нами или вернёшься к своей... этой… чьё имя ты выкрикиваешь по ночам.
— Когда ты гонял моих негодяев палкой,— говорила она. — Я не вмешивалась, следила за тобой. Мне доводилось видеть много красивых мужчин, были среди них и хорошие воины, но ты… ты выделяешься среди них как благородный леопард в стае волков. Багаутдин — из известных мне мужчин он сильнейший — в сравнении с тобой носорог. Могучий, свирепый, неуклюжий и такой же грубый.

Она продолжала наступать — Феранор продолжал пятиться, пока не упёрся спиной в стену палатки. Он никак не мог прогнать дурацкое ощущение себя пленной девицей, которую домогается грозный бандит. Она прижала ладони к его груди. Взглянула снизу вверх из-под ресниц, притягательная, но одновременно отталкивающая…
— А если я окажусь плохим мужчиной?
— Ты настолько не веришь в свои силы? — она рассмеялась, задумчиво сморщила лоб выпячивая нижнюю губу. — Тогда ты тоже уйдешь. Живой. Подарю тебе на бедность верблюда. Ну же, не стой столбом, обними меня!
Её руки повелительно потянули его вниз. Феранор не шелохнулся. Он будто превратился в камень.
«Дурак! Не время проявлять брезгливость,— зашептал где-то внутри чужой незнакомый голос.— Она обыкновенная людинка. Поступи с ней как поступал с ними до этого и можешь уходить на все четыре стороны!» А перед внутренним взором быстро сменяли друг-друга совсем другие образы: угольно-чёрная орчанка с взлохмаченными волосами замахивается на него топором на фоне горящих лачуг; дикарь ийлан скалит подпиленные треугольником зубы...
— Нет.
— Что-о???
— Нет! — твёрже повторил Феранор.— Найди себе другого жеребца, людинка. Я не желаю обладать тобой…

Сагмира "Чёрный Ястреб"

На мгновение в шатре повисла грозовая тишина, не было слышно даже звука дыхания. Глаза атаманши опасно сузились, превратившись в две чёрные щели, готовые метать молнии.
— Ещё ни один мужчина не смел называть меня своей! И я не наложница, которую можно отбросить как блудливую потаскуху! Я — Чёрный Ястреб! Я никогда не выпрашиваю, я сама беру то, что хочу! Я!!!
Тонкий острый клинок длиною в два пальца (где она его прятала?!) едва не вонзился в грудь Феранора. Тот успел перехватить её руку в запястье, стиснул, выкрутил, заставив пальцы разжаться, а Сагмиру болезненно вскрикнуть.
— Дурак! Обезьяна! Осёл!
Он отшвырнул ее. Она перекатилась, вскочила на ноги. Снаружи шатра встревожено заговорил Багаутдин, стянутый шнуровкой полог затрещал под напором могучих рук. Сагмира ответила, коротко, но достаточно, чтобы отвадить всех добровольных спасителей. В три прыжка она оказалась возле стойки с оружием, схватила саблю.
— Ты дурак! Дурак, глупец! Я собственноручно вырежу твоё сердце!
Феранор увернулся, один раз, потом другой. Сабля в руках атаманши выписывала непрерывные восьмёрки, со свистом рассекала воздух в каком-то волоске от его тела. С грохотом опрокинулась бюро, рассыпая по коврам содержимое ящиков. Под ноги покатились мелкие флакончики, баночки с маслами и мазями, воздух напитала невообразимая смесь благовоний. Он поскользнулся. Упал.
— Убью!

Феранор откатился в сторону — сабля пронзила ковёр, уйдя в песок в том месте, где он был всего мгновенье назад. Под руку попался кинжал — тот самый, тонкий в два пальца длиной. Он, схватил не думая, принял на него удар. Подсёк опорную ногу исайритки навалился, придавил руку с оружием, другую поймал и заломил за спину. Воительница билась под ним как кошка, к тому же гнев придавал ей сил, долго удержать её Феранор не мог. Глаза его лихорадочно шарили по полу в поисках верёвки, шарфа, пояса, да хотя бы шнурка связать людинку! Ничего…
В отчаянии он совершил то, чего делать не собирался — рукоятью кинжала ударил Сагмиру в затылок. Тело её дёрнулось и обмякло. Феранор немедленно выхватил саблю из ослабевших пальцев, вскочил.
— Катмэ…— он шумно перевёл дыхание. — Это тебе за прошлые тумаки! Видит Таэ, я не тот мужчина, который станет сносить побои от женщин.
Он обернулся, окидывая шатёр внимательным взглядом. Нужен какой-нибудь план. И быстро…
Когда Сагмира пришла в себя, Феранор уже хозяйничал в шатре. Ей это не понравилось, она попробовала встать, но не смогла даже пошевелиться — эльдар плотно замотал её в плащ и стянул найденными поясами. Рывшийся в сундуке капитан мельком обернулся на шорох и вернулся к прерванному занятию. Он успел разжиться атраванской рубахой без рукавов, платком и плащом.
Разбойница попробовала закричать, но рот оказался предусмотрительно заткнут кляпом. Она могла только извиваться на кровати словно огромная гусеница, наблюдая за тем как присваивают её арсенал. Феранор оставил выбор на двух мечах со скошенными лезвиями, больше отвечавших требованиям капитана привыкшего к прямому оружию.
Исайритка скатилась с кровати, сдавленно всхлипнула, как всхлипывают женщины в полном бессилии. Феранор затушил весь свет, встал над Сагмирой, думая что-то сказать. Благодарности он к ней не испытывал, большого зла не питал, а извинения в сложившейся ситуации звучали бы глупо. Так ничего и не сказав он вынул кинжал. Сагмира отвернулась, решив, что её собираются резать, но потом передемала, обернулась, прожгла его ненавидящим взглядом. Нет, на нож у него имелись другие планы.
Он подошёл к противоположной от входа стене, прислушался, проковырял в ней на уровне пояса наблюдательную дырку. Убедившись, что за шатром никого нет он осторожно разрезал белое полотно.

Слышался пьяный смех, несколько разбойников еще пускали по кругу бурдюк с кислым пойлом. Большинство вповалку храпело у костров. Было слышно как за развалинами всхрапывают и переступают копытами кони. В лагере было спокойно, видимо банду не всполошила ругань Сагмиры и её же угрозы кого-то убить.
Сжимая кинжал в зубах Феранор бесшумно, как кошка, скользнул в тень. Единственный часовой поставленный охранять пленников дремал привалившись к стене. Сон стал ещё глубже когда капитан вонзил в его шею стилет. В узилище было темно. Бальфур не спал. При виде командира глаза его округлились.
— Тс-с,— упредил возможные восторги Феранор прижав палец к губам, кинул соратнику плащ и один из мечей.
Тот всё понял, вскочил, мгновенно одел всё на себя, знаками показал готовность. Им следовало спешить — дыру в шатре могли заметить (при условии, что в лагере остался хотя бы один головорез не упившийся до свинячьего визга), но необходимо соблюдать осторожность — другого шанса обрести свободу уже может не быть.
Они обошли открытое место по стене дворцовых руин, прячась за крупными валунами и всякий раз замирая когда кто-то из спящих разбойников громко ворочался или начинал бормотать сквозь сон.
Коней было мало. Куда меньше чем показалось Феранору днём, но их охраняли. Один единственный часовой, на удивление — трезвый. Вначале он почти не обратил на них внимания, увидел одежду и видимо принял за своих. Но уже через мгновение вскинулся, вскочил, собираясь заорать. Меч Феранора опустился ему на тюрбан, с хрустом развалив череп до переносицы. Почуяв кровь, кони заволновались, заржали. Оттащив тело в сторону, эльдары выбрали лошадей. Пока Феранор седлал, одевал сбрую — Бальфур резал уздечки и кожаные ремни на подпругах, чтобы разбойники не смогли сразу пуститься в погоню.
— Готово, хеир!— шёпотом доложил он, когда Феранор уже сидел в седле, держа вторую осёдланную лошадь за повод.
— Да поможет нам Солнцеликий…
Два всадника вырвались из темноты, махнули прямо через костёр, подняв копытами тучу песка. Лагерь взорвался испуганным гвалтом. Разбойники, вырванные из объятий пьяного сна, вскакивали, ошеломлённо оглядывались. Рёв Багаутдина перекрыл панические вопли нескольких десятков глоток. Поддавшись наитию, Феранор резко дёрнул за повод, заставляя коня скакнуть в сторону — мимо, гудя, пронеслось брошенное копьё, ударилось о камень арки и отскочило. Эльдары галопом уносились в пустыню низко припав к лошадиным гривам. Ветер свистел в ушах, пыль шлейфом стелилась из-под копыт, а грудь разрывали ликование и восторг. Свобода!

Солнце высоко висело над головой, опаляя их как гнев жестокого бога. Уставшие после ночной скачки кони понуро брели, увязая в песке по самые бабки. К полудню Феранор начал ругаться, шепча проклятия под нос. Скоро он ругался уже в полный голос и вот-вот готов был завыть от ярости и отчаяния. От ночной эйфории не осталось и следа — суровая действительность всё расставила на свои места.
Он полагал, что разбойники не уходят далеко от дорог и если удастся сбежать и уйти от погони, они выйдут на одну из караванных троп, присоединятся к первому же каравану и доберутся до цивилизации. Ха! Да они заблудились в первый же день! Феранор не представлял, что можно заблудиться в пустыне. Здесь не было деревьев и холмов за какие мог зацепиться взгляд — только барханы, похожие друг на друга как близнецы. Всё чаще ему казалось, что они едут кругами. Вскоре зрение начало проделывать над ними коварные шутки. Несколько раз они замечали вдали сверкающую серебром гладь озера, сворачивали с пути, понукая уставших коней, не ведая, что гоняются за миражом.
Вскоре лошади стали всё чаще спотыкаться и жалобно храпеть. Первым пал конь Феранора — лошадь Бальфура прошла немногим дольше. В один момент она просто отказалась идти и завалилась на бок, бессильно уронив голову на раскалённый песок. Капитан помог Бальфуру выпутаться из стремян. Юноша опустился рядом на песок, осторожно погладил конскую шею. Феранор удивился, не ожидал, что у кого-то могут остаться силы на сострадание. А потом вдруг вспомнил о своём жеребце — Бегуне.
«Верный товарищ. Где бы ты сейчас ни был, но… хорошо, что не рядом со мной!»
Он немного постоял над ними, вынул нож. Скакун раскрыл глаз, увидел, еле слышно заржал, будто всё понял. Капитан наклонился, задрал ему голову, провёл по горлу ножом. У коня была тёмно-вишневая кровь.
— Хеир?
Не обращая внимания на Бальфура, Феранор жадно приник к ране. Едкий лошадиный пот щипнул язык. С усилием сделал первый глоток, чувствуя, как в горло заливается жижа, тёплая, как протухшая от жары вода, с густым привкусом железа. Кровь это та же влага, пытался убедить он себя, это Жизнь. Его вырвало. Он отвернулся, откашлялся. Прохрипел:
— Пей.
Бальфур взглянул на него со страхом и отвращением, будто ему предложили отведать собственной плоти.
— Н-нет…— он замотал головой, вскочил, отстранился.— Нет! Так нельзя! Это не честно! Низость! Я не могу… не буду!
— Дурак! Мальчишка!
— У вас нет права оскорблять меня!— глаза Бальфура полыхнули зелёным огнём.— Но если благодарность для вас равна дурости, я готов быть дураком!
Феранор не стал спорить. Сплюнул кровавый сгусток, спрятал кинжал, поднялся и зашагал вперёд. Больше они не говорили друг с другом.

Спустя несколько часов солнце стало клониться к закату, но облегчения это не приносило. Солнечные лучи выжигали мысли. Они отупело брели, тяжело переставляя ноги, словно восставшие из могил мертвецы.
В какой-то момент, Феранеор вдруг понял, что больше не видит длинной тени Бальфура, не слышит шороха его шагов. Он обернулся, увидел одинокую цепочку своих следов идущих по гребню дюны.
«Наверно свалился,— подумал он.— Лежит под склоном. Надо вернуться».
«Ничего не надо! — возмутился другой Феранор, злой и сердитый.— Забыл, что из-за этого сопляка ты попал в плен?! К тому же он всё равно умрёт, так что оставь и не продлевай его муки!»
Голоса заспорили в его голове, перебивая и перекрикивая друг друга. Феранор сжал ладонями виски, медленно, через силу двинулся по своим следам, жалея каждый лишне проделанный шаг.
Бальфур лежал на боку, шагах в десяти от склона. Обрушивая ногами целые лавины песка, капитан начал спускаться, дошёл до подножия и замер, застигнутый внезапным чувством опасности. Что-то приближалось. Феранор подозревал что именно и заранее вытащил меч.
Она не простила выходки — он сам такого бы не простил.
В это же мгновение из-за склонов дальней дюны высыпала уйма крохотных всадников, начавших быстро приближаться и расти. Он узнал низкорослую атаманшу и не отстающую от неё ни на шаг богатырскую фигуру Багаутдина, услышал торжествующий крики разбойников. До Феранора им оставалось не более тридцати шагов. Но что это? Преследователи вдруг стали осаживать коней.
Капитан озадаченно приподнял бровь. Обернулся, увидел и остолбенел, раскрыв рот. Через гребень дюны с яростным кличем перевалила дюжина всадников. Ветер трепал султаны на шлемах, крыльями вздувал жёлтые и красные плащи. Мчащиеся впереди не останавливаясь вскинули луки…
Пятеро опередивших атаманшу бандитов вскрикнули, вылетая из сёдел. Остальные бросились врассыпную. Поздно. Воинственный клич «аллула» потонул в треске, лязге, криках и стонах. Сафуады врезались в них как таран, опрокидывая визжащих коней, пронзая и топча копытами седоков. Феранор видел Сагмиру. Со стрелой в руке она пыталась командовать отдавать приказы, лошадь её хромала. Верный Багаутдин оказался рядом, закрыл щитом, отбил нацеленное в неё копье, схватил за плечи и не слушая протестующих воплей перекинул поперёк своего седла. Бегущих не преследовали.
Феранора заслонила могучая тень конного сафуада.
— Ты скверно поступил Феран-ока! — от волнения акцент Митра резал слух сильнее обычного.— Почему ушёл один?!

В том, что спасение пришло, Феранор был обязан упрямству Митра, мастерству его проводника и некой толике чуда позволившей взять след. Шахский племянник очень обиделся, узнав, что Феранор решил обойтись без него. В первом же обитаемом оазисе он остановил караван, забрал проводника и половину своих людей, к которым присоединился Агаолайт и пятеро перворождённых. Вместе они ускакали в Шандаару, но до неё не доехали, встретив по дороге женщину.
— Прокажённую? — угадал Феранор, с наслаждением пуская дымные кольца.
Едва увидев свои вещи, он не сдержался. Достал из сумки кисет, огниво, трубку и закурил.
— Дешёвый маскарад! — Митр презрительно фыркнул.— Меня таким не провести. Я хотел её зарубить, ибо нет дела более угодного Алуиту, чем покарать неверную злодейку, но она сказала, что в городе нет того кого я ищу. Я сделал вид, что не понял и тогда она описала тебя, тем самым купив себе жизнь. От неё я узнал, что ты отправился к шандаарскому торговцу рабами. К сожалению его слуги не хотели меня впускать. Тогда я вошёл сам…
Сломав ворота, сафуады обнаружили на конюшне феранорова жеребца. Митр обозлился всерьёз, приказал скрутить слуг и прижечь им пятки, но до огня дело не дошло, хватило простой угрозы. Вскоре ему выложили остальные вещи капитана, оружие и доспехи, а так же информацию куда ушёл Омидан.
Перехватить подлого купца не удалось. Преследователи обнаружил свежее побоище и недалеко от него двух ещё живых и не сильно раненных охранников. Те подтвердили, что среди рабов было два алялата. Узнав от спасённых в какую сторону ушли разбойники, Митр возобновил погоню, но вскоре потерял след.
— Несколько дней мы зигзагами метались по округе, пока снова его не нашли. Это был след от двух лошадей, бежавших галопом.
— Откуда ты узнал, что это мы?
— А кто бы ещё это мог быть? Разбойники? И куда им так мчаться?— Митр довольно хохотнул.— Но окончательно я уверился, когда следы стали идти кругами. Ты заблудился.
Феранор предпочёл не комментировать то, что было ясно и так. Вместо этого он поведал свою бурную историю, опустив в ней только подробности побега от Чёрного Ястреба.
— Ты был в плену у этой дочери блудницы с душой скорпиона?!— брови Митра полезли на лоб, в сердцах он хватанул кулаком по седлу.— О, Алуит! Она ведь была почти в моих руках! Если б я только знал…
— Главное, что всё хорошо закончилось и вы живы,— прервал его Агаолайт.— Аримэль уже успел распроститься с вами и назначил меня твоим приемником.
Бальфур, обожжённый до красноты кирпича, ехал следом за ними. В седле он держался без посторонней помощи. Феранор немного отстал, чтобы сказать своему улану пару ободряющих слов.
— Ты похож на кусок жаренного на углях мяса, Бальфур.
— Вы смотритесь не лучше,— парировал он, растягивая истрескавшиеся губы в улыбке.
Солнце заходило, удлиняя тени всадников и окрашивая пески в алый цвет.

Караван собирался в дорогу. Рабы вытаскивали из каменистой земли колышки, сворачивали шатры и палатки, грузили на верблюдов тюки. За работой следили две до боли знакомые хари бывших надсмотрщиков Омидана. Они его тоже узнали. Втянули головы в плечи, со страхом косясь на руку, лежащую на оголовье меча.
— Стой, Феран! — Митр заступил капитану дорогу.
— Что здесь делают эти ублюдки?!
— Они мои рабы. Я спас их от верной смерти и теперь распоряжаюсь ими как пожелаю.
Зло сплюнув под ноги, Феранор отправился к лошадям. Бегун его узнал, заржал приветливо, потянулся мягкими губами к ладони в поисках вкусностей. Угостив верного друга сухарём, он заглянул в торбу. Кто-то уже постарался, насыпал жеребцу отборного ячменя. Слегка удивившись, капитан укрыл спину коня попоной, думая, что Бегун единственное существо которое искренне радо его видеть. Остальные не встретили и с десятой долей той теплоты. Особенно Лаккэнан.
То, что помощник Даемары отнёсся к его поступку без одобрения, не являлось секретом. Он даже не покинул шатра, когда весть о возвращении Феранора облетела весь лагерь, ждал, когда капитан придёт к нему сам, словно он начальник, а Феранор подчинённый.
В шатре было прохладно. Под потолком висело несколько магических шаров-светляков освещавших его центр, стол, карту и склонившегося над ней белого как привидение Аримэля. В руках он держал белое перо, перед ним стояла раскрытая чернильница.
— Вы вернулись,— равнодушно произнёс он, тщательно отмечая что-то в переплетениях чернильных дорог.— И у вас получилось. Не ожидал.
— Я люблю удивлять.
— Вижу,— сенешаль всё-таки выпрямился, повернулся, пряча руки за спину.— Вижу, что вам не зря дарован капитанский пояс.
На этот раз Феранор предпочёл промолчать — не любил комментировать очевидное.
— Не хватит слов, чтобы выразить восхищение отвагой и самоотверженностью,— продолжал Аримэль голосом далёким не только от восхищения, но и вообще от всякого проявлений радости.— Но мы потеряли неделю. Целую неделю я провёл в этой дыре.
— Сожалею.
— Оставим…— сенешаль делано отмахнулся, щёлкнул пальцами.
Появилась чернокожая бритоголовая девушка в ошейнике, закутанная в широкий отрез красной ткани, закрывавший её от груди до колен. В руках она держала поднос с кувшином и чашей. Поставила на стол и ушла, не издав ни звука.
— Выпейте. Невероятно освежает.
Лаккэнан снова вернулся к карте. Ни дать ни взять — полководец, планирующий генеральное сражение. Такое неожиданное сравнение капитана развеселило, но от предложения он отказался не раздумывая.
— Благодарю, но я лучше займусь сборами. Чем скорее мы достигнем Амаэля, тем будет лучше для нас всех.

Они уходили, оставляя за спиной чахлый оазис и притулившуюся на его окраине крохотную деревню. Впрочем, мысленно поправился Феранор, «деревня» не подходящее название. Для двух десятков глинобитных хижин с крышами из тростника, колодцем и огородиками больше подходило местное «кишлак».
Во главе колонны пестрел лоскутный плащ проводника. Белый верблюд нёс между горбов небольшой шатёр, в котором сидел Аримэль. Феранор привстал на стременах, оглянулся назад. Воины местного вождя верхом на верблюдах провожали их до окраины. Худые, с чёрными костистыми лицами, они носили медные островерхие шлемы, обмотанные белой тканью. Полосатые накидки закрывали плечи, свисали до стремян. В руках они держали клееные из рогов луки или старомодные железные хопеши.
Жеребец под Феранором нетерпеливо пританцовывал. Чувствовалось, что ему не хочется медленно тянуться следом за навьюченными верблюдами и гружёнными скарбом рабами. Феранор поддался искушению, бросил Бегуна в галоп. Горячий воздух пахнул в лицо, крыльями раздул за спиной плащ, шуршал под копытами песок. Он обогнал медленно ползущую колонну, стремительно, как птица, взлетел на вершину бархана, замер, оглядывая окрестности.
Опалённые оком Таэ волны песчаного моря, простирались под ним до самого горизонта. Люди и животные казались отсюда не больше муравьёв. Со стороны кишлака его настигало маленькое пылевое облачко, быстро превратившееся в одинокую всадницу на верблюде. Она пронеслась под барханом, подскакивая в такт бегу горбатого скакуна. Ветер играл множеством чёрных косичек на голове девушки, вздувал пузырём белую рубаху, плотно прилеплял штаны к крепким бёдрам, обхватывающих песочно-коричневые бока верблюда.
Капитан холодно проводил её взглядом, думая, куда так можно спешить. Воображение упорно рисовало картину нескольких десятков бандитов, притаившихся за дальним барханом. Мягкий перестук копыт и звон сбруи, предупредил о появлении на вершине одного из улан.
— Простите, хеир! Срочная весть!
Феранор нехотя повернул коня.

Совещание командиров шло в сёдлах. Почти на ходу. Говорил шахский племянник. Он был необычайно сух и лаконичен.
— Пустынники. На Северо-Западе. Без жён и детей — только воины.
— Много?
— Десятка два.
— Двадцать разбойников для трёх десятков умелых воинов всё равно что комар против слона. Даже размяться не хватит!— сказал Феранор.— Но, всё же усилим дозоры, запретим удаляться от каравана, и будем держать луки наготове. Если это банда моей недоброй знакомой, то можно ожидать любой дерзости.
А ещё, мысленно продолжал он, надо взять Аримэля за горло и заставить поработать для дела. Пусть защитит их каким-нибудь охранным заклинанием. Раз он помощник Даемары, то разбирается в чарах!
Впереди показалась песчаная балка, заросшая кактусами и сухими колючками. Паслось небольшое верблюжье стадо. Под самодельным навесом из прутьев и выцветшего плаща сидели пастух и давешняя наездница — Феранор узнал её по стройной фигуре и множеству рассыпавшихся на плечам косичек. Будто почувствовав на себе его взгляд, девушка обернулась, весело помахала уходящему каравану рукой.

Безымянный кишлак.
Спустя 7 часов после ухода каравана


Сорах лежал на спине, в тени финиковых пальм, подложив под голову жилистую руку. Его смуглое худое, будто вырезанное из дерева, лицо беспокойно хмурилось. Резкие морщины пролегли меж бровей. Он видел дурной сон, где чёрный вихрь из пустыни, окутал кишлак и улетел, унося с собой животных и людей.
Он резко проснулся. Распахнул глаза. Сначала увидел чернокожую девушку, абсолютно нагую, прикорнувшую у него под боком положив голову на плечо, разметав множество чёрных кудрявых косичек и обвив торс крепким бедром. Её кожа лоснилась, на полных губах блуждала счастливая улыбка. Не сдержав облегчённого вздоха, он перевёл взгляд выше, увидел алеющий горизонт, не сильно похлопал любимую по спине. Дая встрепенулась, распахнула тёмные, как ночное небо, миндалевидные глаза, с испугом взглянула на солнце…
— Всевышний! Мы совсем забыли о времени! — она вскочила, бросилась к белой кучке одежды, придавленной наборным поясом, под её черной, как уголь, кожей перекатывались крепкие мышцы.— Маандиб приказал вернуться за час до вечерней молитвы. Он будет недоволен!
«Скорее он будет в ярости,— с весёлой беспечностью подумал Сорах.— Особенно когда поймёт, что произошло между мной и его сестрой!»
Балы верили, что до двадцати пяти лет в каждом человеке сидят демоны и выходят наружу только если дать им хорошо набеситься. Дае всего двадцать и Маандиб смотрел на её выходки сквозь пальцы, но такого уже не стерпит.
Одевшись и собрав успевшее разбрестись стадо, они поспешили домой. Вскоре, впереди показалась цепь дюн, словно края чаши, окаймлявшие небольшую равнину с оазисом и кишлаком.
Дая изображала скорый разговор с братом, перечисляя возможные оправдания.
— Во всём виновата Шахиня! Она провалилась ногой в сусличью нору, поэтому мы задержались.
— Маандиб — не глупец,— возражал Сорах.— Он раскроет обман, просто осмотрев верблюдицу.
— Тогда придумай сам,— обиженно надула губки девица.— Иначе он схватится за нож. Я не хочу, чтобы мой брат и мой будущий муж поубивали друг друга!
«Я тоже»…— подумал он.
— А может, мы зря пугаемся гневом Маандиба? — немного подумав, спросила она.— Ты ведь не раб. Скоро ты отработаешь брату долг за спасение и сможешь попросить меня в жёны. Я скажу, что люблю тебя и он не станет назначать большой калым.
Сорах промолчал и на это. Маандиб не казался ему способным отказываться от выкупа за невесту. Очень уж сноровисто он прибрал к рукам его верблюда и вещи.
— А кто из нас лучший наездник? — неожиданно спросила Дая.— Обгонишь меня до вершины дюны?!
— Женщина! — вскричал он в след.— Ты можешь быть хоть иногда серьёзной?!
Конечно, он не собирался участвовать в этом глупом состязании... только не сейчас… но если она победит, то возомнит, что лучше будущего мужа во всём...
Сорах вдруг понял, что подгоняет верблюда, стремясь угнаться за лихой наездницей. Дая достигла вершины первой, резко осадила горбатого скакуна. Но вместо победного клича с её губ сорвался возглас изумления и испуга.
— Алуит! Сорах, кто эти люди?! Они окружают кишлак!
Он ожидал увидеть разбойников или людоедов ийланов, но реальность превзошла любую фантазию. Незнакомцев было не больше десятка. Они держались свободным кольцом, не доходя сотни шагов до окраин. Их черные фигуры казались размытыми, будто сотканными из теней. Ветер стих, но лоскутья одежд трепетали. Сорах не заметил у незнакомцев оружия, но в тот момент они показались ему страшнее сотни налётчиков. При одном взгляде на них чувствовался страх, как будто что-то холодное скользкое и липкое ползёт по хребту, вызывая дрожь и мурашки.
В кишлаке готовились к бою. На крышах засели с луками женщины и подростки. У колодца собралось полтора десятка всадников с копьями. Сораху отрешённо подумалось, что где-то среди них должен быть Маандиб.
— Почему они не стреляют?! Почему не нападут, не сомнут их?!
Незнакомцы синхронно подняли руки. Запели. Голоса их сливались в единый гул, мрачный торжественный тяжёлый. Послышался протяжный нарастающий вой и свист. Сорах взглянул наверх. Глаза его округлились. Он ахнул, дрожащей рукой указал на небосвод.
Над их головами разворачивалось пугающее и завораживающее действие. Небо взволновалось, будто уходящая из пробитого кувшина вода. Солнце помертвело, стали видны звёзды, сорванные со своих мест, сошедшееся в дичайшем круговороте. Вой перешёл в рев, когда в центре потоков с душераздирающим треском возникло чёрное глянцевое пятно. В нём как в бездонной глотке исчезал свет звёзд. Ужасающе быстро оно разрослось до таких гигантских размеров, что накрыло бы весь кишлак бала вместе с оазисом и огородами.
Сорах задрожал всем телом, не глядя, нашаривая и сжимая руку Дае, чувствуя, как та в ответ с неженской силой стискивает его пальцы. Внезапно темноту озарили множество голубых огней. Казалось, они летят от каждого дома, от всего живого находящегося в тот момент в кишлаке. С гулом стоном и плачем они воспаряли в небо и безжалостно проглатывались дырой. Люди среди домов, всадники и верблюды — все, разом, в один момент, рухнули как подкошенные.
— Колдовство! Кхадд-ин-Алу.
— Не-ет!!!
Испуганный криком верблюд заревел, шарахнулся назад, оступился и присел на задние ноги.
— Маандиб!
Сотрясаясь от рыданий Дая спрыгнула на песок. Сорах свесился с седла, сгрёб в объятия прежде чем она ринулась прямиком к кишлаку.
— Послушай меня, Дая,— пытался увещевать он, втаскивая сопротивляющуюся возлюбленную в седло впереди себя.— Мы никому не поможем. От колдовства не спрятаться. От него не защитят ни кольчуга, ни стены дома! Надо спасаться самим!
Она не слушала, вырывалась как дикая кошка. Ему пришлось стойко терпеть удары и укусы, пока он разворачивал верблюда и осторожно спускался по пологому склону дюны.
Небесный круговорот закончился, но ветер не стихал, светлее не становилось. По всем признакам с Юга надвигалась буря.
— Они убьют нас так же легко, как Маандиба, как остальных! Будет, твоему брату радостно от того, что ты тоже погибнешь?! О… А-а… змеиный яд!
Последнее восклицание было обращено к стаду. Брошенное без присмотра, двигаясь по привычке, оно обошло дюну и устремилось к кишлаку.
Сорах хлестнул верблюда, заставляя перейти в тяжкий галоп. До того как колдуны узнают о них оставались мгновения. Дая уже не отбивалась, только громко рыдала, прижавшись к его грубой одежде, а он придерживал её за плечи. Рискнул обернуться, он увидел всадников обходящих склон дюны. Без сомнения они шли по следам стада, разыскивая пастухов.
— Шакалы! Стервятники! — шипел Сорах.— Да проклянёт Алуит вас и ваше потомство!
Отчаянно подгоняя верблюда, он разворачивался на Юг. Навстречу теббаду.

К вечеру, верблюды внезапно забеспокоились. Они ревели, падали на колени, низко прижимая головы к земле. Волнение быстро передалось рабам. Они с тревогой оглядывались на горизонт, останавливались, бросали поклажу, пытались лечь на песок. Надсмотрщикам приходилась работать кнутами втрое усерднее, их полуголые тела заблестели от пота.
К Митру поскакал проводник, заговорил быстро, отрывисто, указывая хворостиной то на верблюдов, то на потемневший горизонт. Агыз слушал очень внимательно, потом закричал, привлекая внимание, поскакал вдоль колонны, выкрикивая на атраванском и эльдарском одну и ту же фразу:
— Останавливаемся! Останавливаемся!
— Что происходит?!— громко спросил, догоняя его, Феранор.
— Теббад!
Что это Феранор не знал, но догадывался.
— Попробуем укрыться там?— он махнул рукой на Запад, где возвышался ряд скал, тесно стоящих друг к дружке.
— Не успеем!
Мутная пелена заволокла небо. Вскоре горизонт закрыла сплошная серая стена. С каждой минутой ветер становился сильнее. Множество летящих в нём мелких песчинок резали лица, жгли кожу как огненные искры. Верблюдов выстроили кольцом, в центре которого поместились все остальные. Всадники едва успели спешиться когда теббад поглотил их. Как будто накрыло пыльным душным одеялом. Видимость упала до нескольких шагов. Кони истошно бились, рабы сбились в кучу, легли на песок, руками закрывая кучерявые головы. Эльдары пытались уложить испуганных лошадей, спешно обматывали их головы плащами. Феранор крепко обхватил шею коня, успокаивал, шепча на ухо ласковые слова. Мелкая песчаная пыль проникала под плащ, забивалась в уши, нос, глаза. Сердце отбивало бешеный ритм. Время тянулось невыразимо медленно. Дышать стало трудно. В Душу липкой змеёй начал пробираться страх, что воздуха под плащом не хватит, что он задохнётся...
Порывы ветра вдруг резко ослабли, дикий вой сменился лёгким завыванием, теббад стихал. Выждав немного, Феранор отбросил в сторону потяжелевший от песка плащ, откашлялся, сплюнул, прочистил глаза, встал, огляделся.
Как будто оказался на потревоженном некромантом кладбище...
Эльдары, люди и животные разгребали песок, вылезали, серые от пыли. Откашлявшись, они жадно пили воду, не думая в этот момент ни об экономии, ни о том, что могут не найти её в ближайшие сутки.
— Все живы?!— хрипло спросил Феранор.
В ответ прозвучал нестройный и неразборчивый хор сиплых голосов.
Заново построившись в колонну, потрёпанный караван потянулся к замеченной Феранором скальной гряде. В её тени собирались разбить лагерь, привести себя в порядок и отдохнуть.
Скалы располагались полукругом, напоминая корону с обломанными зубцами. На вершине гнездились грифы, подножье обживало несколько ящериц и змей. На камнях дольше удерживалась роса и промежутки между скалами заросли кактусами и колючим кустарником.
Верблюдов разгрузили, отправили к колючкам подкормиться. Эльдары устанавливали навесы, растягивая на воткнутых копьях одеяла, рабов отправили на заготовку хвороста для костров, когда кто-то из атраванцев закричал, зовя Митра. Вокруг кричавшего быстро образовалась толпа.
Протолкавшись в первые ряды, Феранор увидел, что причиной шума оказался человек, забившийся в скальную трещину. Неизвестный был без сознания. Одежда на нём вполне типичная для Атравана — широкие штаны заправленные в сапоги, длинный кафтан перетянутый широким поясом. Крепкая фигура и сабля в простых потрёпанных ножнах выдавали в нём воина.
Феранор взял вартанак, брезгливо потыкал им в незнакомца, приподнял одним концом голову. Увидел худое, сильно загорелое лицо, с острым подбородком и тонкими губами. Нижняя челюсть была слегка выдвинута вперёд.
— Орк! — выдохнул кто-то из эльдар.
— Полукровка,— поправил Феранор. — У чистокровных орков бороды не растут, а у этого весь подбородок покрыт щетиной.
Проводник хаммадиец скинул свой лоскутный плащ, приник ухом к груди незнакомца, напряжённо прислушался. В этот момент полукровка зашевелился, раскрыл веки, сверкнул жёлтыми глазами и ушёл в беспамятство вновь.
— Дайте ему воды,— распорядился Митр.
Феранор стоял ближе и смуглая рука караванщика потянулась к нему…
— Поить отродье Катмэ?! — возмутился капитан, быстро и очень проворно отодвигаясь.— Да я лучше отдам её верблюдам!
— Нельзя оставлять живого без помощи в пустыне,— Митр слегка удивлённо покосился на него, снял со своего пояса флягу.— Это закон завещанный нам Двенадцатью Пророками.
Феранор попытался плюнуть, но плевок вышел не ахти.
Каждый, кто хоть раз побывал в Атраване знал: всё, что когда-то говорили бединам Пророки являлось для них неоспоримой Истинной — несогласным оставалось тихо скрипеть зубами в сторонке.
Законы взаимоотношения двуногих в пустыне восходили к древним временам, когда первые люди почитали Минру и Кир-Анахат. Каждый, кто погибал в пустыне от солнца и жажды считался их жертвой. Пророки назвали это тяжким грехом. Каждый правоверный, встретив в песках умирающего бедолагу, обязан ему помочь, или, если он кровный враг, убить на месте своей рукой, дабы не дарить его Душу ложным богам. Если спасённый был иноверцем, то сразу превращался в бесправного раба, правоверный становился простым слугой.
Полукровка ожил едва живительная влага потекла ему в рот. Закашлялся. Митр попытался убрать флягу, но тот сам жадно потянулся за ней губами, пытаясь сделать ещё хоть глоток.
Тем временем хаммадиец оголил грудь незнакомца. Гнусно ухмыльнулся. Принятого для бохмитов знака веры в виде вытатуированной ладони Пророка не было. Митр увидел, отрицательно покачал головой, что-то сказал, отчего люди засуетились. Двое слуг взяли полукровку под руки, куда-то потащили…
— Что ты собрался с ним делать?
— Когда очнётся — поговорю с ним. Хочу узнать откуда он взялся.
— А потом?
— Пророк в равной мере учил нас быть милосердными сколь праведными. Пусть живёт и благодарит Алуита.

Адихмар. Мастер Теней

Почему у них всегда вытекают глаза? Есть что-то правдивое в том, когда говорят, глаза это зеркало Души. Душу вырывают из тела, тело — умирает, зеркало — разбивается.
Адихмар, мастер Теней, чародей и бессмертный хафаш, неспешно прохаживался вдоль ряда тел, изучая материал для работы. Полы антрацитовых одеяний подметали песок, на смугло-сером лице застыла скучающая мина, квадратная бородка, без усов, воинственно топорщилась.
— Неплохо. Лучше чем в прошлый раз. Есть даже воины. Отберите к ним самых крепких, положите в мёд и отправьте с конвоем.
— Бала — крепкие люди,— подтвердил не поднимая головы человек, высокий, но очень сутулый, в резанном на лоскуты плаще, разумеется, то же чёрным, отороченным перьями ворона.— Они всегда приносят нам хороший материал.
— Что с пастухом?
Сутулый колдун ссутулился ещё сильнее. Хафаш не видел его закрытого гутрой лица, но чувствовал исходящую от него волну страха. Страх был приятен. Он дышал им как иные вдыхают ароматы цветов, но в отличие от этой бесполезности страх питал его, делал сильнее. Когда-нибудь он сравнится силой и с Мустафой Гюлимом...
— За ним выслали погоню,— ответил не сразу колдун.— Но начался теббад и мы, ничтожные, потеряли следы. Когда ветер стих, мы нашли погибшего верблюда и никого более. Скорее всего, он погиб или погибнет в ближайшее время. Одному без воды, без верблюда — не выжить!
— Тогда ищи труп. Свидетелей быть не должно... Это не всё! — повысил голос хафаш, видя, что колдун попятился, собираясь уйти.— Хаммадийцев, упустивших пастуха, отправь с материалом как конвой. Пусть Мастер заберёт их тела для работы. Исполняй.

Ночью они брели, едва живые от усталости и пережитой бури, а днём отсыпались, выкопав ямы в песке и натянув над собою накидки. Воду старались экономить, пили по глотку. После заката снова пошли, держа направление на Север, в упрямой надежде, что удастся догнать ушедший караван.
Всю ночь Дая молчала и заговорила только к утру, но Сорах бы удивился, веди она себя иначе. Тяжело потерять в одночасье всё, что имеешь, чем дорожишь, но люди пустыни привыкли к потерям. Природа сделала их стойкими, научила приспосабливаться и любые невзгоды принимать как испытания, посланные Алуитом.
Она вспоминала своих мать, отца и заменившего их Маандиба. Сорах не мешал. Когда девушка выговорилась, начал рассказывать сам о себе, своих родичах и путешествиях. Пожалуй, не было в Атраване такого санджака где он бы не побывал.
На второй день иссякла вода, а вместе с нею надежда. Но оставалось упрямство. Всю ночь они шли пока были силы. Утро встретили лёжа под скудной тенью саксаула. По мере восхода тень скукоживалась, усыхала и вскоре исчезла совсем. Рядом с пустыми флягами зашевелился песок и на обтянутый потёртой кожей каркас вылез жёлтый скорпион. Увидев людей, он замер, воинственно растопырив клешни. Они лежали не шевелясь, в полузабытье, не замечая наглых жирных мух ползающих по глазам. Скорпион быстро успокоился и пополз прочь по своим скорпионьим делам — он не интересовался добычей в сотни раз больше его самого.
В краткие моменты, когда люди приходили в себя, они видели чудесные картины: заснеженные шапки гор и искрящуюся на солнце гладь озера. Миражи быстро сменяли один другой так быстро, словно Всевышний специально показывал им заповедные уголки Рая, в который они вот-вот вступят.
Сорах не боялся встречи с Создателем — он прожил свою жизнь достойно — но переживал, что в Раю его могут разлучить с Даей — ведь они  не провозглашали свой союз в бетеле четырежды,  их не благословил улле. Он готов объявить об этом пред Алуитом. Если откажет — он попросит отправить его в Ад, ибо Рай без Даи ему не нужен…
Неожиданно прохладный освежающий ветер коснулся лица, приводя его в чувство. Подняв тяжёлые веки, он увидел настоящее чудо.
Высокие деревья с раскидистыми кронами, от оросительного канала тянуло свежестью, где-то шумел водопад. За садом сияли белоснежные стены дворца, тянущего к небесам витые башни. Видение было так близко и так реально, что Сорах зашевелился, собирая последние силы. Встал на ноги, с усилием приподнял Даю, безвольно обвисшую на руках. После нескольких суток блужданий по пустыне, девушка показалась ему тяжелее гранитного валуна. Сил хватило на пару шагов. Он споткнулся, упал прямо в оросительный канал. Едва не захлебнулся, но вода оказала на них обоих чудодейственное влияние. Дая очнулась.
Стоя на четвереньках в воде они жадно лакали её как животные. Утолив жажду с радостным хохотом плескали ею в лицо. Когда истерика унялась сама собой, они выползли на песок. Сорах перевернулся на спину, пытаясь отдышаться. Дая попыталась разобрать спутавшиеся в единую массу косички.
— Мы умерли?
— Нет, — Сорах потрогал обожжённое до волдырей лицо, часть из них лопнула и ощутимо щипала.
— Но если мы не умерли, то где мы?
Они осмотрелись.
Прямо от канала начиналась мощёная камнем дорога, ведущая через сад. Она петляла, обходила увитые лианами беседки. Дая с разинутым ртом разглядывала диковинные растения. По ветвям с визгом проносились стайки обезьян. Большие яркие бабочки порхали между кустами, усаживались на цветы. Дая никогда не видела цветов и радовалась каждому, подпрыгивая как ребёнок. На одной из развилок послышался треск веток, кусты раздвинулись и на дорогу вышел огромный тигр. С глухим утробным рычанием хищник улёгся на каменные плиты, спокойно следя за перепуганными людьми оранжевыми глазами.
Через полсотни шагов деревья резко расступились и они увидели дворец. Он походил на ступенчатый зиккурат  виденный Сорахом в Алясбаде. На построенных одна над другой террасах зеленели кусты и деревья. Ползучие цветы обвивали высокие колонны и арки. Два искусственных водопада обступали входной барбакан с золотыми воротами. В окаймлявшем дворец пруду росли кувшинки одним листом которых можно было укрыться как одеялом, в прозрачной воде лениво плавали красные и жёлтые рыбины. Берега стягивал горбатый каменный мост.
Сорах ступил на мост и золотые ворота вдруг сами распахнулись. Он в нерешительности замер. Дая отстранила его, смело шагнула вперёд.
— Идём. Нас приглашают.
— Но…— попытался запротестовать Сорах.— Это жилище чародея! Вдруг он ещё злее чем те…
— Для дома злого колдуна здесь слишком красиво.
— Двор шахского палача тоже усеян розами,— крикнул ей вслед Сорах.— Однако это не мешает ему рубить головы!
Но девушка уже была у ворот и он поспешил за нею. За входом начинался просторный коридор, залитый мягким золотым светом. Едва они переступили порог, как створки захлопнулись с оглушающим грохотом. Дая ойкнула, Сорах выругался, пробормотав, что «он так и знал». В тот же миг коридор огласил злобный демонический хохот, от которого заплясало пламя горящих в канделябрах свечей.
— Жалкие черви! — прогремел низкий рокочущий бас, оглушительный как горный обвал.— Как смели вы явиться в запретный оазис?! Готовьтесь встретить свою участь!
В глубине коридора возникла тёмная клубящаяся масса, заполнившая пространство от пола до потолка. Оно полетело на них со скоростью песчаной бури. Сорах успел заслонить собой девушку, когда невидимая сила сдавила его, прижала руки к туловищу, перехватила дыхание, легко оторвала от пола. За спиной сдавленно пискнула Дая. Мир померк и снова прояснился. В то же мгновение хватка невидимки пропала. Сорах упал на пушистый ковёр, увидел перед собой ногу в жёлтом остроносом башмаке. Рядом повалилась девушка.
— Падите ниц,  пред могущественным чародеем Коэнной ибн Шари аль Алялат!
— Асдашир! — услышал Сорах над головой.— Сколько раз я повторял, чтоб ты не пугал гостей?! Сил моих нет терпеть твоё ослиное упрямство!
Голос был сердит, чуть хрипловат, но в целом приятен.
— Вставайте. Гостям не пристало падать ниц.
Они встали. Могущественный чародей оказался высоким старцем, очень худым, чтобы не сказать, тощим, с длинными тонкими пальцами, выглядывающими из широких рукавов белой домотканой рубахи. Довольно острые черты лица чародея, длинный нос,  тонкие щёточки усов и узкая челюсть с козлиной бородкой — придавали ему сходство с сурикатом. Глаза Коэнны, цвета зелёной листвы, имели форму миндаля. В руках он задумчиво крутил полуметровый жезл с массивным набалдашником.
— Сколько я с ним бьюсь — всё впустую! — посетовал он, слегка виновато.—  Джинны на редкость упрямые существа. Надеюсь, он вас не сильно напугал?

Вид щедро уставленного яствами стола, вызвал у Сораха голодный спазм. Чего тут только не было. Были здесь молочный рис — запеченный до золотистой корочки, мясной гуляш — щедро сдобренный гранатовой мякотью, сладости, фрукты, пироги и даже любимое лакомство Сораха — маринованный в уксусе чеснок! Из напитков присутствовали молочный дугх, шербет, розовоя вода и вино. Ароматы корицы и мяты дразнили нос, вызывая могучее искушение наброситься на еду как изголодавшиеся волки. Коэнна — большого ума муж — не стал тянуть, махнул рукой и первым потянулся за кистью винограда. Повторять гостям не пришлось.
Стыдясь своей торопливости, они принялись наваливать на серебряные тарелки всё, до чего могли дотянуться. В одну кучу летели фаршированные оливки и орехи в меду, салаты из огурцов и наперчённая птица…
Волшебник почти не притрагиваясь к еде, но зато с большой охотой пил, раз за разом наполняя свою чашу то дугхом, то сильно разбавленным вином.
— Всем ли довольны мои гости? — заботливо осведомился он, когда Сорах так увлёкся его разглядыванием, что забыл прожевать кусок мяса во рту.
— У вас замечательный повар, устад, — честно ответил Сорах, облизывая испачканные в мясном соусе пальцы. — Такие кушанья не стыдно подавать на стол самому шаху!
— Это всё Асдашир. Он в одиночку следит за всем миом оазисом — не знаю, как бы я со всем этим справлялся, случись мне вести хозяйство самому!
— Я не готовлю,— громыхнул из ниоткуда джинн.— Жри скорее, червяк, я должен успеть вернуть серебряные блюда, прежде чем их хватятся, иначе повару отрубят руки за воровство — где я тогда буду добывать обед для повелителя?!
— Вы… — осознал Сорах, подавился куском, закашлялся.
— Ворую кушанья у шах-ан-шаха,— Коэнна согласно качнул пучком седых волос.— К сожалению, волшебство не позволяет сотворить шербет прямо из воздуха,— он поставил чашу с напитком на стол.— Асдашир берёт еду там, где её слишком много и переносит сюда — да простит Алуит этот грех! Уверяю тебя, путник, повара Саффир-Шаха даже не замечают этой пропажи. Надеюсь, я не испортил вам обоим аппетит этим признанием?
— Это справедливо! — вставила Дая.— Всевышний указывал пускать к своему столу не только богатых, но и нуждающихся.
— Так любит говорить мой друг — улле-Эфеби из Белуджистана.
— Так говорил и наш улле… — Дая тихо вздохнула, по лицу её пробежала тень.
Повисла пауза, которую первым нарушил волшебник.
— Думаю, настало время нам познакомиться. Асдашир уже постарался, представив меня.
— Я понял, кто вы и без Асдашира,— блеснул знаниями Сорах.— Вы — хозяин Оазиса Миражей. Живая легенда. Вы спасли Офир от чумы, усыпили дракона, были придворным магом…
— Да-да. Это все я…
— Говорят, люди постоянно просили вас исполнить их желания. Но так как просили больше всякую гадость вы рассердились и ушли в пустыню. А чтобы вас не донимали и тут — заколдовали оазис. Теперь его найдет только тот, кому действительно нужна волшебная помощь и чьи помыслы чисты как снег вечного ледника…
— О, люди так говорят? — седые брови Коэнны удивлённо взлетели вверх, он сухо усмехнулся.— Ну ладно…
— А, разве это не правда?
— Слухам свойственно преувеличивать. Особенно про чистоту сердца и ледника. Итак, меня вы знаете. А вы...
— Сорах ас’Хазир,— представился Сорах.
— Дая,— назвалась Дая.
— И всё?
— Отец называл меня Азасэрху.
— Свободолюбивая,— тут же перевёл для себя Коэнна.— Откуда вы, Сорах Рассказчик и Дая Любящая Свободу? Где ваш дом?
— Мы — беглецы. У нас больше нет дома…
Дополняя друг друга, они рассказали волшебнику обо всём, что с ними приключилось.
— В небесах словно разверзлась воронка, ненасытная как пасть Алала,— Сорах сглотнул, вспоминая увиденное над кишлаком.— Это было страшно…
— Это правда — клянёмся Алуитом!
Коэнна помолчал.
— Верю,— наконец протянул он.— И сожалею вашему горю. В этих песках издревле таиться немало опасностей — это и банды, и людоеды, и бегущие от людского суда колдуны, реликты прошлых эпох, страшные легенды, вдруг обретающие реальность…
— Но… вы ведь остановите их? — тихо, с надеждой, спросила Дая.— Этих колдунов…
— Непременно.
— Тогда не нельзя медлить! — она воодушевлённо вскочила, едва не перевернув поднос.— Надо бросаться в погоню…
— Куда? — очень сухо спросил волшебник.— В какую сторону? Вы знаете, где их логово?
Дая удивилась, позволила Сораху усадить себя на место и не сразу нашлась с ответом.
— Но…— протянула она в замешательстве.— Надо же что-то делать…
— Надо запастись терпением и подождать.
— И всё?
— А что остается? — голос волшебника не изменился.— Просеивать всю пустыню через мелкое сито? Девочка, я не всесилен. Не могу находиться одновременно в разных местах. Не могу бросать не законченным одно дело и начинать другое.
— Просто ждать? — глухо переспросила девушка странным тоном.— Сидеть, сложа руки пока смерть не придет в другое селение?!
— Дая…— Сорах упредительно стиснул подруге руку, боясь, как бы она не наговорила лишнего сгоряча.
Коэнна заметил. Снисходительно хмыкнул.
— Горячность свойственна молодости. Спокойствие и рассудительность приходят к нам только в старости. Но, что-то мы засиделись...— он вытер руки, поднялся.— Будьте моими гостями. Я покажу ваши покои.

Коэнна ибн Шари. Мастер Миражей


— Ты слышал их Асдашир? Что думаешь над этим?
Коэнна шёл через анфиладу, скрестив руки на животе, спрятав кисти в широких раструбах рукавов. Он был один. По крайней мере так могло показаться...
— Жалкие черви слишком жалки чтобы понять, что видели!
Голос джинна гремел над головой, эхом отражался от покрытых затейливым узором стен.
— Я никогда не слышал о таком колдовстве… разорвать ткань пространства, убить разом несколько десятков.
— Ха! И это тяжкий труд? Это так же легко как положить на одну ладонь десяток комаров, а другой сверху прихлопнуть!
Коэнна остановился, посмотрел в потолок.
— Если речь о твоей лапище,— сказал он с иронией.— То я в том не сомневаюсь! Но всё проделано слишком тонко… и в то же время сильно! Хм… такое заклятье не могло не оставить астрального следа… Асдашир, перенеси меня в Зал Заклятий!
Не смотря на название, «Зал Заклятий» залом не был. Это было пространство во внутреннем дворе, ограждённое глухими стенами с четырёх сторон. Попасть сюда можно было либо с помощью волшебства, либо отрастив крылья.
В центре его, окаймлённый мраморным бортиком, плескался и клокотал источник дающий начало водопадам оазиса. Рядом плетённая из лозы беседка, открытая со всех сторон, в ней мраморная тумба со скошенной вершиной. Обычно на ней лежали используемые для серьёзного волшебства свитки, сейчас она пустовала.
Коэнна обошёл источник по кругу, остановился спиной к тумбе. Подтянув широкие рукава, взмахнул руками. В правой он сжимал свой жезл с витой рукоятью и массивным набалдашником. Сейчас было видно, что оголовье инкрустировано полудрагоценными бериллами. При взмахе они засияли и заискрились всеми цветами радуги.
— Ilmente!
По залу пролетел вихрь, взметнувший полы белой рубахи. Водяной ключ сжался, словно в страхе, а затем ударил струёй ввысь. Прямо в воздухе начал проявляться светящийся белый силуэт, отдалённо напоминавший человеческий.
Коэнна переложил жезл в левую руку, коснулся им бесплотного слуги.
— Часть моей Души, продолжение моих чар, лети, слейся с потоками Великого и Незримого Этра, пройди по ним и вернись обратно. Покажи мне их течение и переплетение. Eke, kanve ar kame!
Существо беззвучно исчезло. Растворилось, будто его никогда и не было. Коэнна вздохнул, присел на край бортика водоёма. Прикрыл глаза. Теперь оставалось только ждать…
...Напряжённо задрожал воздух, запахло как после удара молнии. Коэнна раскрыл глаза, обернулся. Созданное из чистой магии существо беззвучно парило над ним в воздухе.
— Ты узнал?! — спросил волшебник, на миг позабыв, что существо не может ответить ему языком.
Он быстро исправил оплошность, взмахнул жезлом. Источник взбурлил, плеснул на светящуюся фигуру, поглотил её, будто слизнув, и тут же разгладился, застыл. На его матовой поверхности засверкали переплетения огней, складываясь в картину понятную только для посвящённого. Лицо Коэнны сделалось хмурым. Губы сжались в одну тонкую линию, по лбу пролегли глубокими трещинами морщины.
— Асдашир! — рявкнул он.— Отнеси меня в Белуджистан! В саму шахскую библиотеку!