Эпизод: История о Фераноре и его большом путешествии

Старт 3056 год. Лето.
Зулл Саракаш запечатан навеки в своем зиккурате (гробнице) Святой печатью и не может выйти снова в мир живых. Но по всему Амалирру, словно щупальца спрута он распустил своих слуг, которые ищут способ сломать печать и позволить ему выйти из своего заточения.

НПС: Мустафа аль Гюлим, Мастер Иллюзий Коэнна ибн Шари; царь-лич Зулл Саракаш

Участники:
Феанор; Борагус; Митр ас'Саир
Лиллис


События стартуют в городе Киррбен-Фарроден, что в Эльвеноре и переносятся в Атраван.

— Господин, посмотрите на этих несчастных, да смилуется Алуит над их Душами! — казалось, во всей пустыне нет ничего, что способно поколебать спокойствие проводника хаммадийца.— На них нет ни единой раны. Они обнимали друг друга. Это значит, что смерть их настигла внезапно. Быстрая смерть, но страшная
Митр потёр подбородок. Конь под ним, чуя мертвечину, встревожено всхрапывал и переступал ногами.
— Господин, взгляните на щёки. Видите там покрытую высохшей коркой дорожку? Это всё, что осталось от глаз.
— Глаза могли выесть насекомые! — царевич тряхнул головой.— Или вырвали дикари. Ослеплённых женщин кинули сюда, позволив умереть от ран.
— Это не дикари и не грабители, агыз,— повторил пустынник упрямо.— Я уже видел подобное. Один мой друг, который тоже это видел, рассказал мне, что слышал от своего отца, а тот от деда своего друга, что когда Саракашу нужны новые рабы, он выпускает к нам своих слуг. Они подстерегают путников и караваны и через глаза вырывают их Души из тел. Их они уносят с собой чтобы превратить в зайданов. Пусть покарает меня Аллуит, если я лгу! Дальше этой дорогой идти нельзя. Беда будет.
Митр выпрямился, поджал губы, положил руку на плеть.
— Повелитель Судеб неспроста соединил наши дороги с чёрными тропами Саракаша,— продолжал хаммадиец, глядя на царевича снизу вверх.— Всевышний остерегает нас. Нельзя возвращаться этой дорогой! Где Саракаш там и Гюлим, а где Гюлим там и Минра, и Анахатт и другие дэвы, да будут прокляты Аллуитом их имена!
Он говорил, не замечая ни опасно сузившихся глаз царевича, ни багровеющего лица, ни хищно раздувающихся ноздрей.
— Нагрузим одного из верблюдов золотом и прогоним в пустыню. Он отвлечёт дэвов и они не заметят, какой дорогой мы пойдём! Иначе нельзя, господин. Беда настигнет нас хоть в объятиях жены, хоть на пороге бетеля…
— Трусливый шакал! Вшивый курдюк! — рявкнул царевич, замахиваясь кнутом.— Я платил золотом чтобы ты указывал дорогу, а не пугал меня байками! Или может ты женщина прилепившая бороду мужа?!
Хаммадиец содрогнулся, отскочил на шаг, прижимая ладонь к свежему рубцу на щеке. В глазах его разгорался огонь ярости, но он не был столь глуп, чтобы выказывать её при царевиче.
— Можешь засечь меня до смерти, господин…— голос его дрожал.— Но беду это не остановит…
Митр бросил плеть, с певучим звоном выхватил саблю. Взмахнул, но не ударил. Кто-то перехватил его руку. Он стремительно обернулся. Его помутневший от бешенства взгляд впился в холодно-зелёные глаза Феранора.
— Пусти!
— Что он такого сказал? — спокойно спросил эльдар.
Он выразительно зыркнул на проводника. Тот понял, взглянул с благодарностью и быстро убрался подальше.
— Этот… shipazi… вздумал пугать меня!
— Я слышал, он повторял «саракаш». Забыл, это какой-то ваш царь или…
— Не наш! — отрезал Митр.— Он правил царством к северу отсюда, полтысячи лет назад, но верблюжатники до сих пор связывают с ним все беды.
Он с лязгом вложил саблю в ножны, позвал своего помощника из сафуадов.
— Артабан! Приказываю вырыть яму и похоронить несчастных. Ночевать здесь не будем.
От Шандаары их отделяли каких-то четыре дня.

В Шандааре они останавливались для отдыха. На этот раз они разместились во дворце самого правителя. Митру и Феранору пришлось посетить несколько званных обедов, где любопытный эмир пытался выспросить их о походе. Как понял Феранор, их истинная цель осталась для него тайной.
— Вы, конечно же, ловили Чёрного Ястреба, да покарает Алуит эту безбожницу и блудницу! — эхо голоса Бабек-Мирзы отражалось от округлого потолка, расписанного изречениями двенадцати Пророков и цитатами из Хтабанса.— Хвала Всевышнему, что Саффир-Шах — да будет вечно благословенно имя его! — снизошёл к мольбам вернейшего своего слуги, прислав сафуадов, с Молодым Львом во главе! Теперь, караванщики идущие из Шандаары в Альмадин и обратно неустанно благодарят Алуита за избавление!
— Алуит — свидетель, вы воздаёте мне незаслуженные почести, Бабек-Мирза,— ровно отвечал Митр.— Злодейка оказалась изворотлива для меня...
Феранор скромно помалкивал, слушая беседу эмира и царевича через персонального толмача — Бальфура. К этому времени тот почти оправился от ран и лишь немного прихрамывал.
— Я счастливый человек, потому что при жизни узнал, что великую доблесть Молодого Льва превышает только его скромность! — подольститься эмир и захлопал в ладоши.
Это было не проявление восторга, как вначале решил Феранор, а всего лишь вызов слуг. Двери распахнулись и в зал, где изволил принимать дорогих костей Бабек-Мирза, вошло полдесятка красивых девочек, одетых в рубахи и шаровары, вырывающие глаз своей яркостью. Они несли широкие подносы на которых стояли полные кушаний блюда, в основном фрукты и сладости.
Чтобы соблюсти этикет эмир трижды предложил гостям отведать угощения сделав это быстро и скороговоркой. Феранору натерпелось узнать, что-нибудь о Сагмире.
— А что слышно о самой разбойнице? — спросил он через Бальфура.
Бабек-Мирза с удовольствием подхватил эту тему. Из его короткого, но пресыщенного льстивыми и высокопарными фразами рассказа Феранор узнал, что банда Чёрного Ястреба прекратила существование.
— Говорят, её зарезали собственные головорезы,— не без злорадство добавил эмир.
«Жаль»,— подумал Феранор совершенно неожиданно для себя.
Он даже пропустил объявленный по этому поводу тост.
— А скажите мне, почтенный Бабек,— осушив чашу до дна проговорил Митр.—Возвращаясь обратно мы наткнулись на пустой кишлак где нашли безглазые трупы. Как водится, мой проводник винил во всём демонов пустыни и чёрное колдовство. Не доходили ли до вас слухи, кто мог совершить это злодейство?
— Мне доводилось слышать об этом,— грустно качнул тот высокой чалмой и вздохнул.— Из нескольких кишлаков вдруг пропали все жители. Думаю, это проделки Чёрного Ястреба или других разбойников. Пустыня ведь рядом, а среди бохмитов находятся отступники, которые, забыв о том, чему учили Пророки, грабят и угоняют в рабство правоверных, будто какой-то скот. Им очень нравится, что дремучая чернь списывает их дела на злых духов!

В Шандааре они провели три дня. На прощанье эмир предложил выделить им эскорт и Митр предложение милостиво принял. До Белуджистана им пылить десять дней, а перемётные сумки полны золота.

Атраван
3054 год 6 день месяца Гармиэл (Август)
Шагристан
Утро

Со стороны пустыни дул сухой жаркий ветер, но Дарик стучал зубами и кутался в плащ не в силах согреться. Замерзшие пальцы слушались плохо, уши не ощущались вовсе. Не исключено, что отвалились от обморожения по дороге. Накалившаяся на морозе маска жгла кончик носа, но приходилось терпеть. Перед ним были врата Белуджистана.
Трудно было поверить, что только утром он ещё находился в окрестностях Аль-Амаля, но за несколько часов преодолел расстояние, которое караван проходит за месяц. Для этого ему пришлось воспользоваться дорогой, о которой не знал ни один купец Атравана.
Гюлим называл её Мардакан — Тропой Мертвецов, предпольем Периферии, порождённым сосредоточением Нижних колдовских энергий. Мардаканом пользовались духи и призраки, чтобы исчезая в одном месте, в то же мгновение появиться за сотни фарсангов в другом.
Единожды испытав гостеприимство этого места, Дарик ни за что не хотел испытать его вновь, но интуиция подсказывала ему, что сделать это придётся не раз. Он утешал себя мыслью, что со временем привыкнет и к унылым равнинам затянутых серым туманом,  и к ледяному холоду и пронизывающим ветрам, и к голодным взорам алчущим жизни духов. Последние едва не разорвали его вместе с конём.
«Пройдут годы пока я смогу посещать Мардакан без охраны,— подумал Дарик, проезжая вдоль вереницы возов, вьюченных ослов и верблюдов образованной купцами и ремесленниками желающими попасть в Белуджистан.— Не будь рядом Гюлима, меня разорвали бы вместе с конём!»
Простонародье проворно убиралось с пути, замечая его синий плащ и кафтан. Расступилась, почтительно кланяясь, стража в арке ворот. Никому и в голову не пришло, что под золотой маской сафуада, горделиво сидящего на коне, скрывается самозванец.

Утопающие в тени пальм улицы казались воплощением Рая. Народу было много, но к полудню начнётся настоящее столпотворение. Если верить сказкам, то на улицах Белуджистана можно встретить кого угодно, начиная от ведомого на утренний водопой слона и заканчивая настоящим волшебником. А если пройтись по духанам, то можно нарваться и на хафаша, готового… хе-хе…  изменить твою жизнь. Впрочем, для атраванской сказки последнее звучало двойственно и зловеще, а страшных и несчастливых сказок атраванцы не жаловали.
«Что я здесь делаю? — спросил он у себя.— Почему я не на дороге в Офир?»
«Настало время сделать свой выбор,— тут же ответил ему внутренний голос (почему-то голосом Гюлима) — или Судьба опят решит всё за тебя!»
Однажды Дарик уже стоял перед подобным выбором и, как ему казалось, сделал его, но жизнь совершает оборот и вот он снова стоит перед ним. Почему?
— Одна жертва,— пробормотал Дарик себе под нос.— Одна единственная жизнь…
Он повернул коня, уходя с большой улицы вглубь переулков. Место, куда он стремился, находилась не далеко от Храмовой Площади. Верхом, по заполненным улицам это почти час езды. У него было время всё хорошенько обдумать. Но мысли упорно возвращались к событиям восьмилетней давности.
Времечко было весёлое, шла война. Атраванцы, называемые мазариты, с упоением резали атраванцев-салхитов, те, понятно, в долгу не оставались. Причины войны и взаимной неприязни остались для Дарика тайной. И те и те — бохмиты, одинаково почитали Двенадцать Пророков и чтили Хтабанс, единственная зримая разница между ними, по его разумению заключалось в том, что кожа одних была заметно темнее чем у других. Война влекла тысячи авантюристов и любителей наживы из Тавантинской империи, Турл-Титла, Гордланда, Нурастана. Особенно много пришло из Орокрайна. Орки нанимались на службу готовыми слаженными дружинами, ведомыми собственными вождями. Одним из таких был гыркхан Вязгар по прозвищу Булава, которому служил Дарик — тогда ещё семнадцатилетний юнец. Дружина, или как её называли орки — загид — была включена в войско Маяг-Мирзы, воюющем в западных санджаках, в Центральной и Северной Хаммадии, против поддерживающих салхитов племён балов и азрабеев. Что происходило в остальном Атраване, Дарик знал мало. В основном довольствовались слухами, что кто-то кого-то побил, осадил, предал, отравил, но общий смысл таков, что война вот-вот кончится победой мазаритов.
Вязгар Булава печалился — добыча проходили мимо него. Печалился к слову не один он — его воины испытывали схожие чувства и сквозь зубы материли тот день, когда пришли в Атраван. Хоть бы одна нормальная битва, чтобы не с золотом, но со славой вернуться к родным берегам!
Их молитвы были услышаны.
Это произошло в окрестностях Кудса — крепости, запиравшей путь в Нурастан. Единственна дорога идёт по ущелью с обеих сторон нависают почти отвесные скалы. Чуть восточнее ущелья есть большой холм правильной формы, на вершине которого торчит, как гнилой зуб, старый давно разграбленный мавзолей. Так получилось, что на горе с мавзолеем засел знаменитый Аллу-Шах-Аккуд, известный так же как аль Харра.  Засел не один — с войском. И не по своей воле. Неуловимого салхитского полководца наконец-то поймали, прижав войском Маяг-Мирзы к стенам Кудса.
Штурм Могильной Горы шёл весь день. Пехота карабкалась по крутым склонам, прикрываясь щитами от густо летящих стрел, вниз скатывались раненые и убитые, образуя под склоном настоящий вал. Лёгкие жгло от раскалённой каменной пыли. Воздух разрывал грохот труб, звон стали и визг раненных лошадей.
Ночь укрыла своим покрывалом ущелье, крепость и гору и битва стихла сама по себе. На гору, к салхитам, отправились мазаритские послы, с предложением сдаться. Маяг-Мирза обещал с милостью отнестись к пленным, если войско Аккуда сложит оружие и сам он отдаст себя в руки мирзы, для отправки в столицу с последующим усекновением головы. В противном случае мирза обещал перебить всех, а с тех, кто посмеет выжить — посадить на кол и содрать кожу, поливая поочерёдно их солёной водой и смолой. Вернувшись, послы принесли мазаритам ответ: Аккуд просит время подумать, голова у него одна и отдавать её исказителям  (именно так он называл мазаритов) для него тяжело. Маяг-Мирза предвидел ответ и заслал послов заново, требуя от «Лиса Пустыни» гарантий, в противном случае грозя ни днём ни ночью атаками не давать салхитам роздыха. Гарантиями служил заложник — единственный сын Шах-Аккуда. Аккуд предложение принял. Утром обещал дать ответ.

Солнце вползало на небосвод из-за гор, но войско уже было готово к атаке. Стояли ровные ряды пехотинцев абазов. Всхрапывали, укрытые войлочными доспехами, кони, звенели чешуёй шахские катафракты, ветер трепал их бунчуки и султаны.
Дарик стоял в ряду орокрайнских наёмников под личным значком Вязгара Булавы. Пот стекал из-под шлема, оставляя дорожки на покрытых пылью щеках. В горле саднило. Очень хочется пить. Рядом стоит Нунах. Среди собратьев он великан — рост под два метра, ещё полтора в плечах, руки, как сваи, бугрятся глыбами мышц. Лысая голова напоминает картофелину. Старое бугристое лицо изрезано глубокими морщинами.
Нунах — ветеран. Так повелось в небольших загидах, что каждого ветерана сопровождает новик. Не исключено, что в первой своей настоящей битве Дарик выжил только благодаря Нунаху.
Могильная гора впереди похожа на муравейник со срезанной верхушкой. Защитники сложили на ней небольшой вал из камней. После вчерашних атак на них осталось множество трупов. Дующий с Запада ветер доносит мерзкий гнилостный запашок.
— Угумн,— вздохнул Нунах, почесал шею, прошамкал.— Он не придёт.
— Почему? — спросил Дарик.
— Потому, что он лис, а лисы всегда обхитрят барана…
— Но он отдал в залог мальчишку,— Дарик покосился туда, где на кочевой арбе, в окружении фанатичных мумминов, белел купол шатра.— Его убьют.
— Его всё равно убьют, в плену или в бою. А так Харра купил для себя время…
Протяжный рёв трубы, долгожданный, но всё равно неожиданный не дал им договорить. Войско всколыхнулось. Забурлило. Загудело. Вначале неспеша, будто с неохотой, но ускоряясь с каждым шагом, хлынуло к подножию холма, как вышедшая из берегов река.
Вперёд вынеслись хаммадийцы на легконогих лошадках, быстро скрылись в клубах поднятой пыли. Пустынникам не терпелось показать свою удаль. С воем и гиканьем они завертели свою карусель, закидывая вершину стрелами. Салхиты не отвечали — надо полагать, экономили.
Орочьи загиды оставались на месте. Маяг-Мирза бросил вперёд сотни гулямов.  Прикрываясь круглыми щитами, низко наклонив сабардары,  они бежали по склону, к ощетинившемуся кольями брустверу из камней и трупов.
— Почему не стреляют? — удивился Вязгар Булава — низкорослый орокун из Хорлегоя и вождь Дарика. Нос его, столь широкий и плоский, что в фас его едва видно, задвигался, будто пытаясь унюхать скрытый подвох. Гранатовые глаза на тёмном, как чернослив, лице, подозрительно сощурились.
Затаив дыхание Дарик смотрел, как они перемахивают через него и скрываются на той стороне. По рядом пробежал восторженный вздох, когда все увидели, как укреплённое на шесте салхитское знамя с дланью пророка накренилось и пало. Волна атаки вдруг останавливается сама по себе. Видно, как с вершины горы вниз мчится всадник. Пролетев между рядами пехотинцев, он спрыгивает на землю перед бунчуком Маяг-Мирзы и падает ниц. Спустя несколько минут до Дарика доносится разъярённый вопль.
— Где Харра?! Где все неверные?!
Он сорвал с головы золотую чалму, кинул в пыль и принялся топтать её сапогами. Выхватил плеть с позолоченной рукоятью, принялся хлестать ею по склонённым головам хазрабаров и сердаров.
— Ах, он, хитрый изворотливый Лис! — засмеялся Вязгар, хлопая себя по коленке.— Но как?!
Маяг-Мирза выместил злость, взял себя в руки и начал отдавать приказы, громко и чётко.
— Найдите их, хоть из-под земли достаньте! Мимо нас они пройти не могли. Пошлите гонца в крепость. Пусть её начальник придёт ко мне с мечом и корзиной для своей головы! Он поплатится за то, что проспал салхитских шакалов! И приведите ко мне аккудского щенка, я…
Возле шатра с заложником вдруг зазвенело оружие. Одни шахские воины схватились с другими. Солнце на миг померкло, будто закрытое мимолётной тучкой. Любой воин слишком хорошо знал, что это значит. Дарик припал на колено рядом с Нунахом, закрылся щитом…
Вокруг как будто забарабанил град. Кто-то закричал — раненный. Кто-то упал — убитый. Страшно ругался укрытый щитами телохранителей Маяг-Мирза.
Трубач непонятно зачем заиграл сигнал «Все ко мне!»
Заржали, встали свечками запряжённые в арбу кони, понеслись, врезались в толпу слуг рабов и отирающихся при обозе бездельников. Арба перевернулась.
Не обращая внимания на ещё летящие стрелы, Вязгар выпрямился во весь рост. Поднял над головой булаву, зарычал, перекрывая панические крики и шум схватки.
Орки поднялись. Двинулись быстрой рысцой, постепенно переходя на бег. Навстречу, истошно вопя, бежали охваченные паникой обозники и рабы:
— Фидаины! Фидаины!
Дарик никогда раньше не встречал фидаинов и теперь лихорадочно вспоминал, всё, что доводилось о них слышать. Говорили, что они бесстрашные воины и мстители, живущие только ради того чтоб отдать свою жизнь Аллуиту. Говорили так же, что их воспитывают высоко в горах салхитские уманны.
Они здесь и он с ними сразится…
Оказалось, отчаянных сорвиголов было не более сотни. Когда орочья пехота подоспела к месту схватки — их перебили.
— Где мальчишка?!
В гору спешно поднималась группа людей. Держались тесно, кучкой, постоянно закрывая кого-то в центре щитами и собственными спинами.
— Догнать! — надрывался мирза.— Три золотых таланта, землю и титул таргана за голову мальчишки!!!
Глаза Вязгара алчно полыхнули, широкие ноздри раздулись, затрепетали, учуяв запах наживы.
— Тарган?! — тихо повторил он, выстраивая смысловую цепь.— Своя земля! Много-много рабов! А ну, пошевеливайтесь, волчьи дети! Вперёд!
— Не дайте уйти нашему золоту! — подхватили башарки (старшины, приближенные к вождю).
— Три золотых таланта! — задыхался на бегу Дарик.— Это ж такая куча золота…
— Можно поселиться прямо в духане и весь год жрать от пуза!
Из-под ног посыпались мелкие камни. Кто-то оступился, упал, с криком покатился по склону, задевая и сбивая с ног лезущих следом. Дарик упорно карабкался вверх, хватаясь за редкие поросли кустов. Его опережал десяток  мумминов, из тех, кто охраняли повозку. Им деваться некуда, если не принесут голову мальчишки, Маяг-Мирза снимет головы с них. За спиной натужно сопел Нунах.
Сделалось теснее, но идти стало легче. Они ступили на козью тропу. Дарик обернулся, посмотрел вниз. Оказывается, они поднялись в гору всего на сотню шагов!
Тропа сужается ещё больше. Идти теперь можно только друг за другом, держась левой стороны — справой отвесный склон. Они двигались быстро, но осторожно. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не оступиться или не попасть в трещину. Сломать ноги здесь верная смерть. Грела мысль, что и фидаины не могут идти быстро, к тому же с мальчишкой.
Им не уйти! Три золотых таланта… Дарику казалось, что он уже чувствует на поясе их приятную тяжесть…
Поднимающиеся впереди атраванцы обрадовано закричали и тут же на головы преследователей посыпались камни и стрелы. Дарик попытался прижаться спиной к скале — мешал перекинутый на спину щит. Увесистый камень чиркнул его по шлему и срикошетил. От удара зазвенело в ушах. Кто-то с силой дёрнул его сзади за пояс. Дарик упал. Его потянули назад, втаскивая за валун. Этим кем-то оказался Нунах.
Подоспели остальные.
Перед ними была почти неприступная крепость: позиция на вершине, узкое дефиле, отсутствие укрытий. Первая же попытка пойти на штурм, выпустив вперёд двух прикрытых щитами орков, закончилась едва начавшись. Первый свалился в пропасть, получив стрелу в голень. Второму стрела вонзилась в глаз, пройдя сквозь смотровую прорезь забрала. Больше желающих лезть на рожон не нашлось. Началась перестрелка. А тем временем, титул таргана и золотые таланты уходили всё дальше…
Дарик посмотрел на скалу. На первый взгляд она казалась непреодолимой — отвесная стена, уходила ввысь где-то на тысячу локтей.  Но если присмотреться, видно, что скала изрезана трещинами, в которые можно поставить ногу или всунуть кинжал. По похожим скалам, только на берегу моря, он лазил всё детство, ища птичьи гнёзда и соревнуясь со сверстниками в силе и ловкости.
— Нунах,— тихо позвал Дарик, голос его охрип от волнения.— Ты когда-нибудь лазил по скалам?
— Ха! Я из Дуурборга, малец! Слыхал о нём? Это город в пещерах. Лазить по ним я научился раньше, чем ходить. Что ты задумал?
Дарик вкратце поведал ему свой план, Нунах проникся, поглядел с одобрением.
— Может получиться, но нам нужен третий. Боги любят число три…
Третьим стал орк из племени табатров с татуировками на лице и воинственным ирокезом на макушке. Родившийся в горах он был лучшим скалолазом, чем Дарик с Нунахом вместе взятые. Его несказанно воодушевила возможность лично поймать беглеца.
— Три таланта отлично делятся на троих!
Для восхождения они выбрали участок на пятьдесят шагов ниже того места где орки наткнулись на заслон. Скала здесь была выше, но зато верхняя часть склона была почти пологой и заросла кустарником.
Дарик оставил щит. Снял шлем, наручи и кольчугу, оставив лишь пояс с нашитыми бронзовыми пластинами, с кинжалом и саблей. Поначалу ползти было легко, но на середине подъёма скала стала сложнее, чаще приходилось использовать кинжал и тщательно подбирать место, куда ставить ногу. Их заметили. В камень рядом с Дариком ударила стрела, ещё одна просвистела мимо вспоров на спине рубаху.
Он вжался в камень как улитка, оценил оставшееся расстояние до верха. Десять локтей. Он собрался с силами для последнего рывка, как вдруг куст наверху раздвинулся и на него взглянул фидаин. Дарик увидел чёрный тюрбан, молодое безусое лицо, пронзающий ненавистью взгляд. Салхит вскинул лук с уложенной на дугу стрелой.
Десять локтей. С такого расстояния не промахнуться…
Дарик зажмурил глаза, но в последний момент передумал, широко их раскрыл.
Короткий вскрик…
Он увидел салхита, выронившего лук и прижавшего руки к груди, в которой торчала роговая рукоятка метательного ножа. Через мгновенье он покачнулся, с треском завалился в кусты.
— Что уснул, дурень? — сердитый окрик воинственного ирокеза привёл Дарика в чувство.— Лезь!
Спустя минут пять, они, все трое, были на тропе, давая себе краткий отдых.
— Идём! — Нунах хлопнул Дарика по плечу.
— А эти? — он мотнул головой в сторону притихшего заслона.
— Без нас справятся.
Они бросились в погоню. Дарика не оставляло чувство, что они совсем рядом. Ему мерещились тени беглецов, их смутные фигуры вдали. В другой момент он бы удивился их медлительности, но сейчас ликовал. Не уйдут!

 Офф: продолжение будет ниже

продолжение флешбэка

Они догнали их в особенном месте, где козья тропа выходила на каменный язык, нависавший над пропастью, по дну которой бежал быстрый ручей. Противоположный край был ниже и, это казалось чудом, но на нём росла раскидистая сосна. С языка к сосне тянулась верёвка, по которой уже скользили две сцепившиеся друг с другом фигуры. Одна из них была заметно ниже ростом и в ярких одеждах популярных среди атраванской знати.
Увидев, что награда вот-вот помашет им ручкой с другой стороны обрыва, орки издали свой знаменитый боёвой рёв.
— Гарга!
Эхо его заметалось в ущелье. Уже не один век он заставлял стынуть кровь в жилах врагов. В нём смешивались рычание голодного хищника, грохот налетающего урагана и треск пожаров.
— Алулла! — отозвались салхиты.
Их было всего четверо — высокие, крепкие, в длинных чёрных одеждах, перетянутых ремнями с пустыми ножнами от метательных ножей. Выхватив кривые мечи, они с неистовой яростью кинулись на врагов.
Дарик притормозил, пропуская товарищей вперёд. Он не испугался, нет. Но он видел, что фидаин с мальчишкой уже почти достиг противоположного края.
Зазвенела сталь. Полукровка услышал противный хряск — с таким обычно железо врубается в череп. Даже не взглянув кому там досталось, он ринулся к протянутой через пропасть верёвке. Всё решали мгновения.
Зажав саблю в зубах, он оттолкнулся и прыгнул. Верёвка заскользила меж пальцами, сдирая кожу с ладоней. Он старался не смотреть вниз. Голова кружилась от одной мысли о разверзшейся под ногами бездне.
Желанная твердь была совсем рядом. Ещё секунда…
Фидаин бережно уложил мальчишку на землю, вынул меч, не глядя, коротким точным движением перерезал верёвку.
«И почему я не сокол?!»
Зубы лязгнули, когда он ударился грудью о каменный край. Сабля, звеня, полетела в пропасть. Как будто чья-то неведомая сила настойчиво потянула его вниз. Он заскользил, ломая ногти и сдирая пальцы в тщетной попытке за что-нибудь ухватиться.
Неожиданно под ногами оказался узкий выступ, позволявший опираться лишь носком сапога, но он затормозил падение. Дарик вцепился в кромку обрыва. Ноги соскользнули, он повис на вытянутых руках. Он посмотрел вниз, на свои ноги. Если мерить в шагах, то до дна их было никак не меньше сотни.
Как-то незаметно шум драки стих. Кто-то громко стонал, кашлял и булькал.
Дарик напряг силы, пытаясь подтянуться и не смог. Сапоги скребли по скале не находя опоры. Острый камень никак не позволял ухватиться ловчее. Пальцы медленно сползали с края.
«Нет… Нет! Только не так!» — сердце заколотило в рёбра как бешенное, лоб покрылся холодной испариной.
«Дурак! — услышал он свой внутренний голос.— На что ты рассчитывал, придя в Атраван?! Почему не послушал своего мудрого отца, говорившего, что твоё место в школе жрецов?!»
Смертельный страх придал сил. Дарик стиснул зубы, подтянулся. Пальцы побелели от напряжения. Перехватился, содрав запястья о камень. Над краем показалась его голова.
Он потянулся ещё сильнее, чувствуя, как трещат от напряжения мышцы в плечах. Скребущие по скале ноги, наконец, нащупали неровность, выпуклость от которой смогли оттолкнуться. Торс его приподнялся над обрывом, он распрямил руки, одним рывком вбросил себя вперёд, рухнув на плоскую поверхность.
Несколько ударов сердца он просто лежал, хватая ртом воздух. Поднялся. Осмотрелся. Фидаин и мальчишка — исчезли.
— Туда! — закричал через пропасть Нунах, махая мечом.— С ним всего один! Не упусти наше золото!
Старый орк был по макушку забрызган чужой кровью и больше никого живого. Только изрубленные тела вокруг.
Дарик посмотрел в указанном направлении, увидел беглецов спускающихся по тропе, причём один нёс другого. Он проверил пояс. Сабля потерялась, но оставался заткнутый за пояс длинный трёхгранный кинжал, прочный и острый.
Надо сказать, что притягательный блеск золота для него как-то вдруг потускнел и уже не казался желанным. Но Дарик пошёл.
Идти на спуск было легче. Он легко прыгал с камня на камень, в то время как последний фидаин был вынужден тщательно выбирать дорогу.
Заметив погоню, салхит остановился. Всего один враг не мог его испугать. Он снял с рук сына Аккуда, привалил к камню. Дарик был уже рядом. Фидаин ждал его с обнажённым мечом, собираясь прямо по-рыцарски принять схватку, но когда до него оставалось всего несколько шагов  — исчез. Вильнул в сторону и пропал меж валунов.
Дарик остановился, завертел головой. Краем глаза заметил тень и почувствовал движение справа. Обернулся, парируя мизерикордией. Получил удар по ногам. Упал. Покатилсяю
Фидаин завис над ним — громадный, чёрный, страшный. Дарик еле успел откатиться. Его обдало выбитыми из-под клинка пылью и мелкими камешками. Он поднялся на четвереньки. Человек шагнул вперёд, рубанул снова. Дарик отклонился, но не удержал равновесия, упал. Фидаин занёс для последнего удара меч. Но победное «алулла» вдруг перешло в дикий крик боли. Рефлекторно он попробовал отступить и не смог. Стопу его пригвоздил гранёный кинжал.
Полукровка вскочил на ноги, поймал руку с мечом. Не давая врагу опомниться, сильно ударил в челюсть, заставив высоко запрокинуть голову и сразу по открытому горлу, ломая гортань.
Дарик подобрал меч, повернулся к мальчишке. Тот пытался подняться. Делал он это с большим усилием, всякий раз болезненно морщась, когда наступал на правую ногу.
«Перелом,— равнодушно подумал полукровка.— Или вывих. Ясно, почему они не могли бежать быстро».
Мальчишка знал, что его ждёт. Откинувшись спиною на дерево, он вскинул голову, попытался взглянуть на полукровку бесстрашно и гордо. Получалось неважно, но он очень старался. На вид ему лет семь-восемь, худой, загорелый, с большими карими глазами, копной кудрявых чёрных волос и тонкой шеей. Эта шея дрожала, будто пыталась уйти от клинка, вжавшись сама в себя.
Три золотых таланта, безбедная жизнь, вино рекой, слава и почести. Вязгар щедр, став тарганом он не забудет того, кто добыл ему титул.
— Руби, неверный! — запальчиво выкрикнул мальчишка.— Я не собираюсь молить тебя о пощаде! Мой отец отомстит…
«Хороши же почести за убитого мальчишку…— услышал Дарик свой собственный голос, но звучащий только в его голове.— Убийца щенков. Такой славы ты хотел?»
— Твой трусливый отец сбежал,— ответил зло Дарик, кивнул на труп.— Послать за тобой воров, вот всё, на что он способен. Он сам — вор. Шакал пустыни! Стервятник!
«Разозлись, кинься на меня, напорись на меч…»
Глаза мальчишки сверкнули.
— Это не правда! Ты сам знаешь, что лжёшь!
«Ну же, оскорби меня, разозли! Дай повод убить тебя!»
Меч был будто отлит из свинца, а стёртые в кровь ладони горели, словно он держал раскалённый прут. Дарик скрипнул зубами, крепче сжал пальцы, неотрывно глядя на тонкую шею…

Он замотал головой, прогоняя наваждение. Сколько лет прошло, а память хранит так будто это было вчера. Особенно живо он помнил о том, что было потом.
Узнав, что мальчишка сбежал, Маяг-Мирза впал в гнев, но куда больше разозлился Вязгар. Хороший вождь своему загиду — отец, а отцу лгать не принято. Наказывает хороший отец тоже всегда сам. Иногда очень сурово. Дарика выручил бывший в отряде жрец Иссы, обронивший, что видит в этом поступке волю богов. Рано Вязгару жиреть на земле, пиная ленивых рабов — ему готовят иное. Вязгар прислушался, умерил гнев, но место в его отряде для Дарика больше не было.

Полукровка вздохнул, раненная щека отозвалась тупой болью. «Проклятый альв»,— подумал он с ненавистью. С утра он чувствовал себя всё хуже и хуже, но связывал это с усталостью и тем, что ему не нравилась предстоящая работа.
Он снова погрузился в воспоминания, на этот раз не столь давние. Перед глазами забрезжил залитый лунным светом оазис, каменная арка опутанная лианами, окаймляющие небо чёрные кроны пальм.


Они сидели друг перед другом скрестив ноги. Меж ними на песке между ними тускло отливала круглым боком плоскодонная чаша. Гюлим рассказывал, а Дарик напряжённо внимал, не желая упустить не единого слова.
Они были не одни. Между пальм мелькали смутные быстрые тени стрыг. Они тихо поскуливали, вздыхали и о чём-то бормотали во тьме. На арке, привалившись плечом к барельефу, сидела крылатая алима. Её лёгкая шёлковая туника почти не скрывала соблазнительных форм, чёрную копну волос придавливала витая диадема эльдарской работы, а соблазнительная женская ножка, которой та вальяжно болтала, заканчивалась птичьей стопой с острыми загнутыми когтями. Несколько раз Гюлим назвал её Гарпией, на что она надменно его поправляла: «Царица Гарпия!» Она тоже слушала Гюлима и иногда вставляла в его речь комментарии.
— Это не просто волшебный сосуд. Это — Реликвия. Пророк Исса пил из неё сам и давал пить убогим и те исцелялись, а Амаль наполнив всего на треть, напоил тысячу своих последователей в пустыне.
— Она сохраняет и приумножает всё, что в неё попадёт, будто то вода, вино или кровь.
— Одно прикосновение к ней причинит мне дикую боль. Но, что невозможно бессмертному, то может совершить простой смертный. Например, ты. Для того чтобы выполнить предназначение чашу надо напоить кровью. Это должна быть особенная кровь! Первый встречный, или купленная на торге рабыня не годятся.
— Почему? — не сдержался Дарик.
— Потому, что Саракаша заточил служитель солнечного бога,— томно ответила с арки женщина-птица.— Сломать наложенную печать может лишь сокол летающий выше, чем он. Но ему придётся пожертвовать собой добровольно!
— Но… — полукровка попытался осмыслить сказанное.— Это же было пятьсот лет назад! Жрецов тех богов давно уже не осталось...
— Ах-ха-х...— засмеялась Царица Гарпия, расправив за спиной крылья.— Все они птички из одного гнезда!
— Исариане, бохмиты, алялаты и назраиты,— кивнул Гюлим.— Каждый по-своему, но все почитают одного и того же бога. Сгодится любой, лишь бы был настоящим праведником.
— И где такого найти?
— Я знаю где.

Дарик выехал на улицу с иссиня-белыми домами и понял, что попал в нужное место. Этот дом стоял отдельно от остальных, хотя на первый взгляд от них не отличался. Как будто три квадратных коробки собрали пирамидкой, увенчанной башней бадгира, балкон, широкие двустворчатые ворота. В воротах очередь из паломников.
— Дело шах-ан-шаха! — выкрикнул Дарик заготовленную фразу.
Никто не думал его останавливать. Если Саффир-шаху так понадобился улле-Эфеби, то значит так надо. Упаси Алуит встревать в государственные дела!
Он приник к конской шее, чтобы не зацепить шлемом низкую арку. Многие зажиточные атраванцы разбивали во дворах сады, но этот двор являл собой образец аскетизма. Одинокое дерево и каменный желоб колодца, на бортике полное ведро воды с черпаком, чтобы каждый желающий мог утолить жажду.
Властно кинул повод подметавшему дорожку слуге и  споткнулся. Его вдруг захватило чувство странной необъяснимой тревоги, такой сильной, что сердце едва не выпрыгивало из груди. Он дал себе мысленную пощёчину, выругал за слабость и ступил на порог.

Внутри дом улле так же не блистал роскошью как и его двор. Пыльные сапоги Дарика топтали тростниковые циновки. Стены поражали первозданной пустотой. В одной из комнат, проходя мимо, Дарик увидел нескольких бединов пивших чай за круглым достарханом. Головы их венчали чалмы перевитые зелёной и красной лентами, в знак того, что они посетили могилы двух самых великих Пророков — Амаэля и Иссы. На бесцеремонно вломившегося в дом сафуада взглянули со снисходительной укоризной как на расшалившегося ребёнка. На вломившегося в дом шахского гвардейца смотрели неодобрительно, но в тоже время с каким-то снисхождением, как на нашкодившего мальчишку.
— Мне нужен улле-Эфеби,— с трудом раскрывая рот произнёс Дарик.— Дело шах-ан-шаха!
Один из бединов ответил ему в атраванской высокопарной манере.
— Почтенный наверху, принимает верящих. Мы всего лишь скромные паломники, не напрасно дожившие до своих лет потому, что имеем счастье знать лично блаженного улле...
Дарик не стал дожидаться пока он договорит, бросился к лестнице. Ступени отозвались под его шагами натужным скрипом. Прямо с лестницы, он попадал на небольшую террасу. Перед закрытыми дверями прямо на полу сидело несколько человек. Не глядя на них Дарик шагнул к дверям. Дорогу ему преградил молодой бедин, с красно-зелёными лентами на чалме.
— Дело Шах-ан-шаха! — прошипел Дарик.
— Перед Всевышним все равны.
— Прочь с дороги,— Дарик схватился за рукоять сабли.— Пока я не укоротил тебя на голову!

Парень молниеносно выхватил заткнутый за пояс кинжал.
Двери резко распахнулись, на пороге возник высокий старик. Чёрное аскетичное лицо, с резкими, будто высеченными из камня чертами, обрамляла аккуратная белоснежная борода. Широкий нос хранил следы перенесённой некогда оспы. Из-под распахнутого ворота джелябы торчала морщинистая, как древесная кора, шея. Властным голосом утихомирив воинственного юнца, старец уставился красными от недосыпа глазами на полукровку. Жестом пригласил войти.
— Так чего,— улле плотно закрыл за спиной Дарика дверь, голос его скрипел как не смазанное колесо телеги.— Надо от меня доблестному сафуаду? Что заставило его прикрыться именем Саффир-Шаха, лишь бы скорее попасть ко мне?
Он внимательно посмотрел на него.
— Да вы и не сафуад! Кто вы и зачем обманом проникли сюда? Снимите маску.
Дарика охватил трепет, подобного которому он не испытывал даже когда висел над пропастью на кончиках пальцев. Немного поколебавшись, он взялся за маску.
— Как вы узнали?
— Всевышний подсказал...— в этот момент он увидел бледное, будто у мертвеца, лицо Дарика и безобразную рану, с кое-как слепленными краями, тянущуюся через щёку.— О, Алуит!
— Простите, за обман,— полукровка скованно повёл плечами.— Но мне нужна ваша помощь.
На лице проповедника стремительно менялись эмоции от неодобрительного удивления, до обеспокоенности и страха.
— Я мало что смыслю в ранах,— он взял Дарика за плечо, пытаясь отвести его на низкую кушетку у окна.— Но думаю, сейчас вам нужнее лекарь, а не духовник...
— Не надо лекаря,— полукровка крепко схватил протянутую руку.— Дело не в ране.
— Чего вы хотите?
— Многие люди почитают вас за святого,— начал Дарик.— Так же говорят, вам на горе явился сам Бог…
— Фелим…— поправил старик.
—...Он говорил с вами. Никто из ныне живущих не может сказать, что говорил с богом лично…
— Не лично. Но… он говорил со мною устами посланца.
— В молодости я учился на жреца,— продолжал Дарик.— Нам всё время твердили о том, что Бог есть Любовь, Он — Справедливость. Нам говорили о силе молитвы, что если ты прав, Он — поможет...
Над переносицей улле-Эфеби пролегла вертикальная складка.
— Разве ты малый ребёнок, или калека? — спросил он.— Всевышний дал всё, что необходимо: руки, ноги, голову. Это очень много, не уставай благодарить Его за это в молитвах! Но что ещё ты желаешь? Чтоб Он спустился и сделал всё за тебя? Ценить следует только то, что досталось с трудом. Никто не вправе его у тебя забирать.
— У меня была жизнь, но Он забрал её!
Он прищурил глаза, лицо его сморщилось, зубы стиснулись до скрежета. В памяти забрезжило воспоминание. Он снова ощутил под лопатками жёсткий песок судебной арены, увидел заслонившую солнце гигантскую фигуру горбуна. Вернулась боль от раны в груди, от ударов хлыстом, спину ожгло раскалённым клеймом. Он снова ощутил запах горелой кожи и дикое зловоние зиндана… Страх, стыд, ярость. Яркий свет, многоголосый гомон, голос распорядителя торгов, слышимый словно сквозь вату, нахваливает достоинства нового раба...
— Я сцепил зубы, начал всё заново, но Он снова вмешался! Почему Он вечно ставит преграды и посылает неприятности? Может, всё ложь, а Он на самом деле жесток? — пальцы его сжались словно капкан.— Всю жизнь я борюсь за то, что другим достаётся за так!
Улле поморщился, но руки не отнял.
— Чего же вы от меня хотите? — глухо спросил он.
Ответил Дарик не сразу. Некоторое время он просто смотрел в пустоту.
— Я устал от сомнений, правильный ли путь выбрал? Смогу ли пройти по нему? — сказал он тихо.
Потом, сморгнул, неловко, словно стесняясь своей грубости, выпустил покрасневшую кисть проповедника. Взглянул ему в глаза. Сказал совсем иным голосом, каким-то отстранённым, хриплым, не своим.
— Я пришёл к вам за помощью. Вы не откажите в ней?
— Во имя Алуита Милостивого и Милосердного! Не откажу. Чего ты хочешь?
«Прощения...» — мысленно ответил Дарик.
Он смотрел на своё отражение в его зрачках и видел в них, то, что должно произойти уже через несколько мгновений. Сначала удар в грудь, чтобы пробить лёгкое. Затем по торчащей из выреза рубахи шее, где билась кровеносная жилка...
— Жертвы.
Удар кинжалом, молниеносный, словно бросок кобры. Старик даже не успел моргнуть или вскрикнуть. Алая струя фыркнула в лицо Дарику. Он не дал улле упасть, подхватил, прижал к стене, подставил чашу. Кровь хлынула в неё, быстро наполнила до краёв, ещё мгновение и польётся на пол… Мгновение затягивалось…
Кровь всё струилась, но не переполняла чашу, будто исчезая в жадной глотке хафаша.
Наконец страшный ручеёк иссяк. Дарик осторожно уложил обмякшее тело на ковёр. Взор мертвеца был какой-то спокойный и одухотворённый, как у мастера, наконец-то завершившего работу всей жизни. Чаша была пуста и совсем, полностью, просто абсолютно девственно чиста.
Он посмотрел на труп, пытаясь понять, всё ли сделал как надо.

Дарику вдруг стало смешно. Он захохотал бы в голос, если бы мог. Он попытался улыбнуться, но силы снова покинули его.

Город они увидели к полудню.
— Виндолин! — выдохнул Феранор.
За кольцом городских стен, занимавших половину горизонта, бугрились коробки домов. В промежутках, между цветными крышами бетелей и вонзающимися в небеса иглами минаретов, сверкала морская гладь.
Почти две луны прошло с того дня, когда сводный отряд людей и эльдар тихо и без помпы покидал царский город. Тихо и буднично они возвращались.
В воротах им неожиданно преградили дорогу. Десяток солдат, с маленькими круглыми щитами и в кольчужной броне с зерцалами, угрожающе наставили на них копья.
— Шах-нами…— вперёд вышел начальник ворот, взглянул Митру в лицо, согнулся, скрещивая руки на животе.
Он что-то быстро заговорил на высоких гортанных звуках. Царевич ответил, после чего бросил пару слов своим воинам. Два сафуада неохотно подняли маски-забрала, открывая лица. Только после этого привратник дал знак своим воинам и пропустить их.
Феранору эта сцена не понравилась.
— О чём они говорили? — наклонился он к Бальфуру.
— В городе убили какого-то проповедника и стража требовала от сафуадов показать лица,— пояснил тот.— Указ шаха такой.

Митр услышал их перешёптывание. Обернулся.
— Убит улле-Эфебби. Два дня назад в собственном доме. Злодей пробрался к нему в одежде сафуада, скрывая лицо под маской.
— Тому были свидетели? — спросил Феранор скорее из вежливости, чем действительно желая это узнать.
— Подробностей не знаю. Но раз говорят, то да.
— А этот улле... или как его там?.. Он такая важная персона?
— Он — проповедник, духовный отец и наставник всего Белуджистана.
— И его никто не охранял?
— Он никогда не держал охраны. Его дом был всегда открыт для правоверных желающих получить совет. Там постоянно полно народу.
— И кто это мог сделать?
— Алуит! Кто кроме салхитских ассасинов может пойти на такую дерзость?!
Некоторое время они ехали молча. На центральной улице колонна попала в плотную толпу горожан. Обычно почтительные при виде жёлтых плащей, они не спешили уступать всадникам дорогу, глядели зло и угрюмо, будто искали повод для драки.
— Только я не пойму,— нарушил молчание Митр.— Какая салхитам выгода в его смерти? Эфебби, да упокоится он с миром, был одним из немногих кто призывал правоверных к миру друг с другом. Теперь люди будут больше слушать тех, кто жаждет новой войны с отступническим Севером. В городах начнутся погромы и расправы над салхитами. Нет, такое точно не в их интересах!
Кавалькада выбралась на площадь, где ненадолго остановилась.
— Настала пора прощаться, Феран-ока.
Командиры обнялись. Простые сафуады и уланы прощались не менее сердечно. Трясли кулаками, уверяли в дружбе и клялись не поднимать друг на друга оружия коли изменчивая Судьба сведёт их на поле боя.
На площади дороги их разошлись. Люди направились к шахскому дворцу, эльдары повернули к посольству.

У раскрытых ворот кавалькаду встречало два эльдара часовых и низенький гвармол в украшенной гербом котте, одетой прямо на голое тельце.
— С возвращением, хеир Мистериорн,— пропищал он, низко кланяясь.— Хейри Даемара ждут вас с докладом. Просили не мешкать.
— Волшебница? — уточнил Феранор.— Не Сандар?
— Никак нет.
Даемара ждала его в той же комнате, что и в прошлый раз. Феранор отметил, что с той поры она стала более обжитой и уютной. Вьющиеся растения у окон разрослись, оплели всю раму и подоконник. Под ногами шуршал ворсистый ковёр. На столе, задрав длинный нос, исходил паром кунган покрытый чеканкой. Одуряюще пахло имбирём — у Феранора невольно навернулись на глаза слёзы.
Сегодня волшебница нарядилась в платье из струящегося шёлка в тон глазам цвета лесной листвы. Плотно обтягивающий тело лиф переходил в пышную юбку с шлейфом. Феранор поклонился, скользнув глазами по вырезу декольте и мысленно облизнуться.
— С возвращением, хеир,— приветствовала она его.— Счастлива, что вы вернулись живым и здоровым. Я следила за вами и в курсе некоторых ваших злоключений.
— Следила через магверит,— пояснила она, после небольшой паузы.— Не всё время конечно. Но видела как вы рисковали собой спасая рядового улана и как страдали от жажды в пустыне. К моему величайшему горю на таком расстоянии я могла лишь пассивно наблюдать, не имея возможности вам помочь.
Феранор кашлянул.
— Может,— протянул он.— Тогда мне и нет смысла рассказывать? Вы знаете о походе всё…
— Не всё. Например, я не знаю того, что произошло в подземельях. Где лорд Аримэль и остальные эльдары?
Даемара не прерывая, выслушала рассказ. Когда Феранор коснулся гибели Аримэля, губы её едва заметно дрогнули, а пальцы стиснули в манжеты. Стиснули и тут же разжались.
— Он всегда был слишком горяч,— она вздохнула, прошлась по комнате, шурша шлейфом, уселась в кресло и прикрыла глаза.— Этот поход должен был стать трамплином в его карьере. Да обретёт он счастье в Хайлаэнэ. Что было дальше?
Дальше, минуя похороны, Феранор вкратце поведал о обратной дороге. Упомянул и о безлюдном селении с безглазыми трупами.
— Это я видела,— прервала она, не раскрывая глаз.— Пусть меня не было рядом, но даже через магверит я чувствовала чёрную магию, повисшую над тем местом. Сами не ведая, вы привезли мне очень важные вести, хеир.
На этом рассказ Феранора закончился и он посчитал, что настал его черёд задавать вопросы.
— Где лорд Сандар?
— В банях Таллаки,— ответила Даемара.— Веселится, со своим новым другом. Я отправила за ним гонца.
— У меня тоже есть, что вам рассказать,— продолжала она тем же тоном.— Но об этом чуть позже. Сперва, отдохните, хеир.

Несколько десятков улан выстроились во внутреннем дворе, перед водоёмом. При полном параде. Дружно громыхнули щиты, взлетели в салюте наконечники копий. Исполнявший обязанности командира Гвендиэр Вей шагнул вперёд, отсалютовал.
— Конвойный отряд построен! — молодцевато доложил он.— Четверо несут караул. Четверо находятся на выполнении задания. Раненный нет. Происшествий нет. Провинившихся нет. Докладывает авастджалин Гвендиэр Вэй!
— Молодцы,— Феранор даже немного прижмурился от удовольствия, будто вновь на родной заставе.— Только почему провинившихся нет? А о Каэльдаре забыли совсем? Хе-хе… впрочем, пора бы его уже выпустить...
— Знаменосец Каэльдар отпущен из-под ареста четырнадцать дней назад,— сообщил авастджалин.— Приказ волшебницы Даемары. Он и ещё трое улан выполняют её поручение.
Феранор обернулся, метнул пылающий взгляд на распахнутые окна волшебницы. Первым порывом было броситься туда, ворваться и потребовать у эльдарки ответа, по какому праву она вмешивается в его дела, но ровно через один удар сердца капитан взял себя в руки. Сухо поблагодарил Гвендира и разрешил отряду разойтись.
День был жарким и душным. Рабы таскали воду из колодца и поливали полы, чтобы хоть немного освежить воздух. Вернулся отправленный за Сандаром раб, без посла, но с известием, что тот  будет ждать героев похода в Таллакских Банях.
— Я не пойду! — отказался Агаолайт, услышав о приглашении.— Хватит с меня бань. Да ещё с Сандаром...
— Вы же родня.
— Родня не обязана любить друг друга.
— А я схожу, если пустят! — решил Дайгон.— Никогда не бывал в атраванских банях. Говорят, Таллаки лучшие среди них.
Бальфур мотал головой, прятался за Агаолайта и всячески пытался увильнуть от приглашения, ссылаясь на незажившие раны, которым могут быть вредны горячие камни и водяной пар.
— Не городи ерунды,— отмели его возражения.— В банях Таллаки есть массажистки. Полчаса под их ручками и ты будешь как новый! А если сделаешь им хороший подарок, то можешь рассчитывать не только на массаж, но и…
Фразу не договаривали, обрывая её многозначительным подмигиванием от которого щёки Бальфура залило карминовой краской.
— Идешь с нами, Бальфур,— приказал Феранор.— Выбери самую красивую массажистку и потеряй уже девственность.
Бальфур совсем стал пунцовым.
— Что же я подарю? Я даже без денег...
— Какой-нибудь трофей из сокровищницы,— подсказал Феранор.— Ты ничего не взял? Нет?! Ну и не страшно. У меня есть оттуда пара вещиц. Не думаю, что рабыни в банях слишком уж требовательны...
Поход был назначен на поздний вечер, когда на крепостной стене меняется стража и бьёт в большой медный гонг. Но перед этим капитану предстояло ещё раз поговорить с Даемарой...

Был самый зной, потому окна в комнате чародейки были распахнуты настежь. Залетающий с улицы ветерок приносил гнусную вонь сточной канавы. На подоконнике в вазе, благоухали свежие листья мяты.
Сама комната напоминала мастерскую книжника. На столе, на стульях и скамейке, на полу и тахте лежали разложенные жёлтые пергаментные листы в которых легко узнавалась амаэльская летопись. Волшебница перебирала пожелтевшие листы летописи, изучала содержимое и раскладывая их по порядку. В этом ей помогали два гвармола.
— Я думала, вы отложите разговор до завтра,— волшебница отложила в сторону листы.
— Ожидание — худшая вещь из известного мне,— ответил ей Феранор.— Не люблю что-то затягивать. Впрочем, если я не вовремя, то…
— Можете остаться,— разрешила Даемара.— Я как раз занимаюсь летописью.
Вы не слишком-то бережно с ней обращались. На одном листе отсутствует часть текста, а то, что осталось — не читаемо из-за крови.
— Там был бой,— быстро оправдался Феранор.
— Понятно,— волшебница слегка прищурила зелёные глаза.— Оставьте нас.
Последняя фраза предназначалась гвармолам. Оба уродца в то же мгновенье исчезли.
— Где Каэльдар?
— Я знала, что спросите,— она стянула с рук тонкие шёлковые перчатки, небрежно бросила их на стол.— Вас не было больше месяца, а у меня было срочное поручение, которое я могла доверить лишь кому-то из командиров. Гвендияр командовал охраной и мой выбор пал на единственного, кто сидел без дела.
— Он сидел не без дела, а под арестом,— поправил капитан ворчливо.
— Вы сердитесь?
— Нет,— сказал Феранор почти не соврав, поджал губы, немного помедлил.— Полагаю, я вряд ли узнаю какое-такое важное поручение выполняет мой знаменосец, но хочу верить, что оно довольно серьёзно.
— Правильно полагаете,— Даемара взглянула на него из-под чёрных ресниц.— Это не от недоверия к вам. Чем меньше вы знаете, тем лучше выполните свою работу. Теперь поговорим о вас. Присядьте, хеир, мой рассказ будет долгим...
Рассказ и правда получился долгим и обстоятельным. Феранор без удивления восприняв новость о принадлежности напавших на него в Фарродене убийц к Эрандилам. Несостоявшийся тесть обещал ему неприятности. Правда, как-то не вязалось это с его уровнем, скорее здесь постарался сын Эрандила. Как там его звали… Тайлас, кажется…
Даемара перешла ко второй части рассказа. Вероятно, что-то промелькнуло в его взгляде, потому что волшебница вдруг замолчала.
— Продолжайте, хейри,— напряжённо подбодрил он её.— В Эльвеноре меня закуют в цепи. Интересно знать, почему.
— Вы, в Приграничье, счастливы, раз не знаете, что интриги внутри Домов безжалостнее, чем между Домами,— мягко сказала она.— Вы влезли в них, объявив о желании претендовать на большее чем готовы вам дать. С вами расправились, изгнали без права вернуться.
Он не ответил, смотрел на неё, кусая губу.
— Вы знаете кто такой лорд Диран?— спросила она, дав ему время подумать.—  Диран лорд Иллинол.
— Хранитель Покоя.
— И глава моего Дома. Наш Дом презирают, зовут не «волками», а цепными псами за ту работу, что мы делаем для «фениксов». Однако это не уменьшает положение лорда Иллинола. Он один из самых влиятельных эльдар после самой Владычицы.
— К чему вы это говорите?
— К тому, что наш Дом тоже изгнанник, но сейчас об этом никто не вспоминает. А всё благодаря уму лорда Дирана…
Её прервал истошный прерывистый вопль, донёсшийся с улицы — так орать мог только осёл, которого тянут за хвост. Феранор посмотрел в окно. Его предположение оказалось верным. У края сточной канавы топтался нагружённый корзинами осёл. Он орал и упирался всеми четырьмя ногами, а мальчик бедин, в чалме и грязных шароварах, тянул за повод, безуспешно пытаясь сдвинуть упрямое существо с места.
— Это сын солевара,— сказала, выглянув в окно, Даемара.— Каждый день в одно и то же время возит на рынок товар.
Она хмыкнула, метнула на Феранора быстрый взгляд из-под чёрных ресниц.
— Мальчик, корзины, осёл… как думаете, капитан, что для солевара здесь самое ценное?
— Корзины,— предположил капитан.
— Ошибаетесь,— Даемара мимолётно улыбнулась.— Ослик! Этот неказистый зверёк с заячьими ушками и смешным хвостом с кисточкой. Он возит те семь пудов  соли, которые мальчишка продаёт за шесть сотен номисм медью — это меньше одной нашей луны,  но для семьи солевара — огромные деньги. Осёл может показывать свой упрямый норов сколько захочет — мальчик не тронет его пальцем. Если с ним что-то случится, эти семь пудов таскать будет некому. Чтобы купить нового, солевару придётся продать и жену и сына. Как видите, самая неказистая роль оказывается самой незаменимой.
— Надо понимать, в нашей истории вы — солевар?
— Снова ошибаетесь. Солевар в этой истории только лорд Диран и своих осликов он никому в обиду не даст.
— Вы — шпионка, верно?
— В некотором роде...— волшебница мимолётно поморщилась, словно куснула лимон.— Но не называй меня так. Я не люблю этого слова. От него за ланготэ несёт подлостью, подкупом и изменой.
— А разве это неправда?
— В отношении меня — нет. Я не даю клятв, которые мне пришлось бы нарушить, не соблазнялась золотом.
— Но подкупаете других! — уличил Феранор.— Как, например, меня.
— Если кто-то желает продать секрет, то где позор, если мой кошелёк оказывается рядом? И разве я вас толкаю к измене? Совсем нет!
— Простите мою солдатскую прямоту,— с чувством произнёс капитан, поднимаясь с кресла.— Но я не верю в то, что копаясь в дерьме можно сохранить непорочную чистоту белых перчаток. Не знаю, для каких целей вы пытаетесь меня обмануть, но со мной это не пройдёт. Во-первых, Сандар мой друг и не станет мне лгать. Во-вторых, я сам видел печать на указе! И, в-третьих, я не поверю, что лорд Эрандил настолько бесстыден, что вмешает политику Эльвенора в свои семейные проблемы.
— Вы не верите и не доверяете мне,— вздохнула она, тоже вынужденно поднимаясь. — А ведь я искренне хочу помочь! Вы топчитесь по моему самолюбию, вместо того чтоб взять за труд и немного подумать. Для Высоких Лордов дела семьи неотделимы от Эльвенора. А Сандар… Допускаю, что он вполне искренен, в своих обещаниях и может не знать всей правды, но догадываться должен. Не верите мне — проверьте его. В порту у причала стоит торговец под флагом лорда Беренеля. Попросите отпустить вас домой на этом корабле.
— Всего хорошего, хейри!

Бани Таллаки Феранору понравились. Очень даже весьма. Внутри чисто. Светло. Несколько бассейнов с горячей и холодной водой; стены покрыты росписями и картинами; на полу мозаичная плитка; под потолком клетки с певчими птицами. А главное кругом красивые рабыни, массажистки и мойщицы, а не просто опоясанный фартуком банщик!
Сандар встретил их в зале с бассейном в банном полотенце вокруг бёдер. Стоит ли говорить, что кроме полотенца на нём не было ничего?
На низком каменном столике стояли подносы с фруктами и сладостями, манили запотевшими боками высокие кувшины с вином.
— Рад видеть тебя, мой друг! — он заключил Феранора в объятия, дыхнул в лицо неописуемым амбрэ из винного перегара и кальянных смесей.— А это с тобой самые отличившиеся или…
— Это все,— весомо сказал Феранор.— Кроме Агаолайта. Он не захотел приходить.
— Вот же не думал, что его семейка столь злопамятна! Впрочем, не обращай внимания на наши дрязги. Лучше представь же мне своих героев!
— Дайгон льен’Касстар из Дома «Лунного Волка»
Улан шагнул вперёд, поклонился.
— Бальфур… э-э.. гхм…
— Бальфур Лелинталь,— пришёл Бальфур на помощь.— Сын главного закупщика вина для стола лорда Беренеля.
Он поклонился. Очень изящно и учтиво, будто находился перед троном Владычицы.
— Ты кажешься мне знакомым! — посол присмотрелся к нему, смешно наморщив лоб и прищурив глаза.— Мы, случаем, не встречались?
— Возможно, хеир видел меня на корабле,— спокойно ответил Бальфур.— Или на страже.
— Н-наверно. Если я с кем встречаюсь, то уже не забываю.
Сандар несколько раз громко хлопнул в ладоши зовя слуг.

Чернокожая женщина — красивая и нагая как богиня любви, но крепкая и высокая, как гордландский богатырь — легко подхватила Феранора на руки и, вытащив из воды, положила на плоский тёплый камень. Рядом, её подруга уложила разомлевшего Дайгона. Не успел капитан опомниться, как богатырка ловко вскочила ему на спину.
— А-а! — заорал он, чувствуя, как в его лопатки упираются круглые колени, а руки с хрустом выворачиваются назад.— О-о-о!
Ему без жалости выламывали суставы, поддавали в бока локтями, топтали коленями, драили спину скребком из жёсткого волоса. Он не уставал орать и охать. Над его головой заливисто щебетали пёстрые птицы. Пахло сандалом, мускусом и трудовым женским потом, который слетал с чёрного лба негритянки ему на лицо.
— Лучше покорись, Феранор!— советовал Сандар, прошедший через эту пытку чуть ранее.— Позволь ей делать свою работу. Ничто так не очищает Душу и не расслабляет тело как хороший массаж. Чувствуешь, как хрустят косточки?
Кости Феранора и правда хрустели, как если бы их грызла очень большая и голодная собака. Неожиданно всё кончилось. Его бережно взяли на руки и положили отмокать в бассейн, рядом с Сандаром. Пустое место на плоском камне тут же заняла следующая жертва.
— Ну? — требовательно спросил посол.— Что скажешь? Великолепно, а? Великолепно?!
— О, да-а...— Феранор осторожно пошевелился, проверяя себя на отсутствие переломов.— Ещё ни одна женщина не сворачивала меня узлом и не взбивала как тесто.
Они пили вино из маленьких фарфоровых кратеров. Сандар успел изрядно выпить и теперь икал, плеская себе на колени вином. Феранор лениво щипал ореховую халву, слушал как под руками массажистки вопит Бальфур. Он был почти счастлив, если бы не маленький червячок сомнения точивший его изнутри. Он подлил Сандару вина и счёл что самое время кое-что выяснить!

Но начал он издали
— Скажи мне, Сандар,— сказал Феранор.— С каких пор Даемара всем заправляет в посольстве?
— А? — посол вскинул осоловелый взгляд, подумал, пожал плечами.— Да оно как-то само, незаметно… должен же там кто-то командовать?
— Ты, что вообще там не появляешься?
— А что мне там ещё делать? — Сандар громко икнул, взмахнул руками, плеснул из чашки вином.— Нет, вот сам посуди. С шахом я встречался, симпатии его завоевал, где подарками, а где ик!.. собственным обаянием. Исполнил всё, что было в инструкциях которыми снабдил меня папенька и даже больше. Я завёл дружбу с Майкуланом — царевичем и наследником трона! Так чего ещё от меня надо? Сидеть в духоте четырёх стен, слушать занудные поучения Таласпира и Толанора? Да… ик!.. они все пошли!
Он показал неприличный жест в сторону где находилось посольство. Точнее Сандар считал, что оно находится в той стороне.
— Но, главным-то всё равно остаёшься ты?
— Конечно! — подтвердил Сандар и икнул.
— И твоё слово — решающее?
— Да!
— Выпьем за тебя, мой друг! За твою успешную карьеру посла!
Они выпили. Сандар полностью, Феранор свою чашу лишь пригубил. Налил другу по-новой.
— Помнишь, что ты говорил, отправляя меня в руины за летописью? О славе, геройстве, важности этого пыльного куска пергамента для успеха нашего дела. Летопись здесь, в твоих руках и добыть её, скажу тебе, было очень непросто.
— Ты — молодец!
— А раз я молодец,— ухватился Феранор.— Может я заслужил уже какую награду?
— Конечно! Тебя,— Сандар икнул.— Совершенно определённо надо наградить! Ты чего хочешь то? Говори.
— Отпуск в Эльвенор. В порту стоит эльвенорский торговец. Туда, обратно, пару дней там, если ничего не случится, на всё про всё хватит пятидесяти дней. Самое большее шестьдесят. Я подсчитал.
— Э-э-э…— посол взглянул на него неожиданно совершенно ясными глазами. Даже икать перестал и, кажется, немного протрезвел.— Я — удивлён!
— В чём дело?
— К чему такая спешка? В пути ты можешь попасть в шторм, могут напасть пираты. Почему тебе не подождать, когда вернётся флотилия с «Гордостью Торнэля»? Мы все вместе безопасно вернёмся домой.
— Сандар,— капитан покачал головой.— «Гордость» придёт через год!
— Уже меньше. Через десять месяцев,— нахмурился посол.— Но я знаю куда тебе невтерпёж.
Он вздохнул. Так выразительно грустно, словно собирался доложить Феранору о преждевременной кончине близкого родственника. Без сомнения, будь он чуть более трезв, он бы никогда не сказал того, что сказал того, что собирался. По крайней мере при посторонних свидетелях. Но трезв он не был.
— Ты хорошо подумал? Ты твёрдо уверен, что тебе надо к ней?
Негритянка перестала терзать Бальфура и обрадованный эльдар сам сиганул в бассейн, подняв тучу брызг.
— Я не очень понимаю,— сохраняя спокойствие сказал капитан, — с чего это тебя вдруг взволновало?
— А ты подумай. Хорошо подумай. Ты мой друг, Феранор, по-этому я никогда не смеялся над твоей наивностью. Не обижайся, только в сказках высокородная красавица отдаёт сердце бездомному музыканту.
— Ах в сказках?!
Бальфур и Дайгон веселились, плескались и пытаясь утопить друг друга в бассейне. Массажистка, скрестив на животе руки, стояла у лежаков, наблюдала за вознёй и крутила головой, когда эльдары звали её присоединиться к ним.
— А ты слышал о такой вещи как морганатический брак?! — спросил Феранор уже готовый вспылить.— Ты обещал мне за эту поездку славу, деньги и кант ревнителя. Да и сам я не под забором родился. Мой дед…
— Жил в другом Эльвеноре,— докончил Сандар, сделав упор на «другом».— В этом одного серебряного канта недостаточно чтобы стать зятем Эрандила. Даже если ты останешься последним эльдаром на свете, если у него будет выбор, он скорее отдаст дочь за Саффир-Шаха, чем за тебя.
Отхлебнув вина, Сандар продолжил.
— Но Талин и сама не единственная перворождённая,— голос его постепенно обретал прежнюю растянутость, свойственную алкогольному опьянению.— Оглянись вокруг! В Эльвеноре полно красивых незамужних эльдарок, чьи отцы не претендуют на первые роли в Доме и потому менее придирчивы в выборе партий. Капитан, ревнитель, да ещё и герой — да они выстроятся в очередь!
— Катмэ! Не нужны мне другие! Я люблю Талиан, а Талиан любит меня!
— Кто спорит, друже? — снова прервал его Сандар, пьяно хихикнул.— Ты очень понравился Талиан, но не называй это любовью. Поверь, я знаю сотню эльдарок из высоких семей и все ведут себя одинаково. Стоит им хоть не на долго вырваться из-под присмотра родственников, как они тут же пускаются во все тяжкие.
— Что-о? — нахмурился Феранор.
— Не успокоятся пока не перетрахают всех интересных мужчин в округе — вот что! Да ты и сам это видел. Вспомни где мы с тобой познакомились…
Поднос с халвой и вином подпрыгнул, перевернулся, с шумом плюхнулся в бассейн. Чашки со звоном разбились о каменный бортик. Сандар испуганно отпрянул.
— Как ты смеешь?! — зарычал Феранор.— Не тебе судить о нравственности, похотливый кобель!
Смех и радостные крики плещущихся в воде эльдаров стихли как обрезанные. Они с удивлением уставились на Феранора.
— Что тебе ведомо о настоящей любви, ты, избалованный сынок сенешаля! — рявкнул он, хватая посла за шею.
Окунул его с головой в воду, немного там подержал, давая хлебнуть воды. Вытащил.
— Это тебе за клевету на Талиан! — процедил он.— А теперь отвечай. Меня неспроста отправили в Атраван? Твой папаша сговорился с Эрандилом и приказал держать меня здесь как можно дольше? А?!
Эльдары навалились на него, скрутили, заставили разжать пальцы. Сандар тут же выскочил из бассейна, отбежал подальше.
— Эй, ты чего? Вино в голову ударило?
Феранор вырвался из рук товарищей. Вылез из воды, повернулся к послу, грозно упёр руки в бока. Вода тонкими струйками стекала по его груди с гривы волос. Он сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем заговорить.
— Скажи, Сандар, скажи, что я не прав. Поклянись, что всё это ложь!
Посол потупил взгляд. Сказал, глухо, будто через силу.
— Я не лгу друзьям…
— Милорды! — Бальфур встал между ними, голос его немного дрожал.— Что бы меж вами не произошло, это не причина для драки! Прошу вас...
Феранор долго молчал, отстранёно разглядывая Сандара. Наконец сказал.
— Извините, милорды, что-то мне стало нехорошо от водяного пара! Пойду на свежий воздух.

Он оделся, пристегнул к поясу меч и кинжал. На Душе было скверно. В памяти настырно всплывало одно и то же видение:
Заросший камышом и осокой берег, деревянная пристань, длинная лодка. Молодой лесовик, отталкивается длинным веслом, жадно пожирает глазами сидящих в лодке девиц. Те громко смеются, смотрятся в маленькие зеркала. Его Талиан сидит на самом носу, подогнув под себя ноги, поглаживает платье и поправляет прическу, искоса поглядывая на гребца и даже не смотрит в сторону берега, где её провожал Феранор...
Дверь конюшни хлопнула, отворяясь от пинка. Бегун радостно заржал увидев хозяина. Феранор подошёл к стойлу, десять ударов сердца он стоял, словно в раздумьях. Потом вдруг выхватил меч и рубанул по деревянной опоре. Сила удара была такова, что клинок вошёл в толстое бревно на три пальца и прочно застрял в нём.
За спиной тихо скрипнула дверь. По деревянному настилу конюшни протопали подкованные башмаки.
— Наступит день и я убью тебя, алв!
Сказано было на джаншухе, с таким характерным акцентом, что Феранор невольно подпрыгнул. Стремительно обернулся. Увидел. Плечистый орк, в серой кольчуге под жёлтой атраванской рубахой, остроконечном шлеме с куфией, загораживал выход.
Феранор почувствовал между лопатками лёгкий укол страха, который быстро перерос в бесшабашный азарт. Он инстинктивно дёрнул застрявший меч — тот сидел прочно — схватился за кинжал.
Орк спрятал руки за спину, показывая, что не желает драться.
Феранор крепче сжал рукоять стилета.
— Что тебе нужно?
— Говорить! — просто ответил орк.
Акцент у него просто ужасный.
— Так говори.
Говорить орк не спешил, а Феранор не торопил его. Некоторое время они оба напряжённо разглядывали друг друга. С улицы доносилась певучая речь бединов. Хозяин встречал новых гостей.
— Шрам на лице…— орк первым нарушил молчание.— Всё сходится.
В руке его появился золотой кругляш который он ловко метнул в Феранора. Тот непроизвольно его поймал. На ладони лежало золотое эльвенорское солнце в котором кто-то просверлил маленькую аккуратную дырочку.
— Две луны назад ты заплатил этой монетой двум kurvam. Подтверди!
— Возможно,— Феранор покрутил в пальцах монету, отбросил её в кучу навоза и с прищуром посмотрел на орка.
— Я узнал о твоём возвращении едва ты проехал ворота. Мои послухи следили за тобой,— голос орка немного изменился, худое пепельно-серое лицо приобрело плотоядное выражение.— Я ждал подходящей оказии, чтобы поговорить. Но я, думал, ты выше, думал, ты настоящий витязь, раз смог убить стольких воинов. А ты… ты просто молокосос!
Феранор почувствовал как щёки его начинает палить жар.
— Что тебе нужно? — он скрестил на груди руки, расправил плечи и вскинул подбородок, придав себе вид гордый и надменный.
— Ты убил моих воинов.
Феранор нахмурился, скрывая удивление. Он уже успел забыть о той драке.
— Ты — Глышак? — угадал он и холодно добавил, желая показать, что в курсе его договорённостей с шахом.— За каждого из них шах заплатил золотом. По законам твоего народа это отказ от мести.
— Да, я — Глышак. И кроме долга вождя есть ещё долг брата,— орк оскалил жёлтые зубы и рявкнул: — Убитые тобой — мои соплеменники!
— Ну, давай.— Феранор развёл руки, открывая грудь.— Я сейчас один и… (он покосился на застрявший меч) безоружен.
Дивно, но ему совсем не было страшно. Ну вот нисколечко. Наверное где-то на уровне подсознания верил, что сегодня ему погибнуть не суждено.
— Сейчас? Не-ет, мне не нужно убийство,— орк покачал головой.— Сразись со мной. Завтра, на перекрёстке.
— Тогда мне придётся тебя убить,— Феранор беззаботно улыбнулся.— А я обещал Митрасиру, больше не трогать твоё поганое племя.
Вожак холодно улыбнулся, если его жёлтый оскал вообще можно назвать улыбкой.
— Думаешь, что сможешь спрятаться от меня?— спросил он хрипло.— Не думай, не выйдет! Ты примешь вызов, или больше не вылезешь из своей дыры даже чтобы посрать. Будешь гадить под себя, а я буду смотреть, как за вашим забором вырастает гора!
Он повернулся, собравшись уходить.
— Не буду с тобой прощаться, алв со шрамом. Мы встретимся скоро.

Покинув бани Таллаки, Феранор ушёл в город, где бродил по пустым улочкам, ведя коня на поводу. Его терзали злость и обида. Обида за обманутое доверие того кого он считал другом. Как он вообще мог считать, что такой как Сандар будет дружить с таким как Феранор?! Он для него просто необычное знакомство, которым можно похвастаться перед истинными друзьями, такими же как он — сыновьями хранителей и сенешалей, приближенных к Благому Двору, кому с пелёнок уготовано место в Совете или алый плюмаж лактэллина. Он им не ровня просто по рождению.
Его одолевали воспоминания. Вот дом Эрандилов, оранжерея с карликовыми деревьями, лорд Эрандил смотрит на него холодно насмешливо. Его обидные слова настойчиво звенят в ушах: «Лишь капитан... заняли его место… ваши сыновья, без возможности вырасти… у командиров свои дети...»
«Но почему? — вырвался из Души возмущённый вопль.— Почему ко мне так относятся?! В чём я хуже их?!»
Разве он не перворождённый? Или за приют не отплатил ещё его отец, когда в трудный час вместе с другими переселенцами встал на Сильванне, отбивая яростные атаки орков? Этот клочок суши, присвоивший себе великое имя устоял только благодаря им!
«Даже если ты останешься последним эльдаром на свете,— говорит ему нагой Сандар, весь блестящий от массажного масла и благовоний.— Он скорее отдаст дочь за Саффир-Шаха, чем за тебя!»
Феранор не понял когда ноги сами привели его в порт. Просто в один момент почувствовал запах морской соли и отбросов, плавающих на поверхности воды. Он огляделся. Безлюдный мол, кое-где освещённый фонарями горящих на кормах пришвартованных кораблей. Медовая луна медленно восходила над морем. Человеческие голоса доносились только из дальнего конца порта, где стояли рыбацкие суда. Нагие по пояс бединки шли в город, неся на головах корзины полные рыбы. За ними тащились, держась за края материнских юбок, малютки.
Феранор решил покинуть мол и вернуться в город, найти там духан и залить душевную боль крепким вином.

Он вошёл в узкие кривые переулки, с приземистыми, обмазанными чёрным илом, халупами, щелями окон и неровными дырами входных отверстий, завешанных оборванными плесневелыми коврами. Построенные без всякого порядка, как выросшие на поляне грибы, они превращались в лабиринт. Не потеряться в нём мог только тот, кто родился и всю жизнь прожил в порту.
Какой-то человек, с кожей цвета копчёной грудинки, с подведёнными тушью глазами на обрюзгшем лице, попытался остановить его.
— Постой! — хватая за руку воскликнул он на джаншухе, взглянул Феранору в лицо и перешёл на талью, но благозвучие эльдарского языка искажалось грубым акцентом и мерзкой манерой атраванца причмокивать в конце каждой фразы.— Мира тебе, алялат! Ты, я вижу, из тех искателей удачи, которые посещают нашу страну в поисках богатства, славы и приключений. У меня есть, что предложить тебе…
Он отодвинул завесу своего логовища и в свете масляных ламп Феранор увидел десяток женщин, сидящих кружком на старых коврах. Капитан молча высвободил руку и пошёл дальше, но сводник не отставал. Думая, что не угодил его вкусу, он побежал следом, рекламируя свой товар. Так Феранор узнал, что его ийланки грациозны как дикие кошки, а шенази — юны и покорны. Видя, что клиент уходит, он повысил голос, докладывая, что у него даже есть девушки, белизной кожи и светлыми волосами похожие на алялаток….
Феранор ударил быстро, без замаха, как молния. Атраванец запнулся на полуслове, упал навзничь, как куль и остался лежать, не подавая признаков жизни.
Капитан вышел из грязных переулков, поднялся в город и почти сразу нашёл то, что искал. Длинный дом с намалёванной охрой вывеской на нескольких языках. Феранор узнал слова на джаншухе и понял, что перед ним духан — кабак то есть. В окнах мерцал свет, слышались пьяные выкрики.
Он завёл Бегуна в стойло, привязал уздечку к столбу.
В духане было не людно. В центре помещался выложенный камнями очаг полный красноватых углей. Света хватало чтоб разглядеть три низких стола, и то что два из них заняты. За одном, скрестив босые ноги, сидел атраванец, длинный, худой и прямой, как вырванная из забора жердь. Невыразительное тряпьё висело на нём как на пугале, из-под надвинутого на лоб тюрбана сверкали живые глаза. За другим резались в кости двое. В сумраке Феранор понял только то, что один — молодой, а второй совсем старый.
— Что благородства желают? — ласково спросил на джаншухе духанщик — дородный, с жидкой бородкой и тщательно выбритыми усами, верхняя губа его была заметно больше нижней и как бы покрывала её.— Халва? Щербет?
— Вина.
— Вино — нет,— помотал головой атраванец.— Есть кальян.
— Неси,— подумав, повелел Феранор.— Раз вина нет.
Феранор смотрел побелевшими глазами на бурлящую в кальяне под зелёным стеклом воду и вспоминал свою трубку, которую отобрали в подвале у Омидана, когда заметил, что оборванец напротив курит болотное зелье из настоящей трубки. Перехватив взгляд капитана, он загадочно улыбнулся.
— Харощий отвар,— сказал, улыбаясь.— Моя большие-большие деньги платиль!
Выпустил трубку и приглашающе протянул её Феранору.
Капитан хотел отказаться, но сам не понял как оборванец вдруг оказался за его столом, а его трубка у Феранора в зубах. Одуревший от кальяна и болотного зелья, задыхаясь от дыма и духоты, он чувствовал как веки его начинают слипаться, а голова становится слишком тяжёлой для шеи и клонится на грудь...
Борясь с дремотой, он быстро сдавал позиции, как вдруг его слуха коснулся тихий зловещий лязг. Мгновением спустя тускнеющий взор уловил тусклый блеск стали. Это взбодрило лучше ведра колодезной воды. Феранор стряхнул оцепенение, буквально взвился из-за стола, выхватил меч, одним взмахом разбрасывая перед собою две сабли. Извернулся, проскакивая между людьми, рубанул поперёк старого — зажимая руками распоротый живот тот повалился на стол. Кто-то дёрнул у него из-под ног коврик. Феранор успел подпрыгнуть и перекатиться по столу через плечо.
Хозяин духана, видя, что его хитрость не удалась, бросился прочь. Молодой атраванец был не столь умным, бросился вперёд, двумя хлёсткими ударами располосовав перед Феранором воздух. Капитан увернулся, ударил его ногой в живот, тот отлетел на шаг назад, запнулся о коврик, упал. Попытался дотянуться до выроненной сабли. Феранор оказался рядом. Резанул мечом по запястью. Замахнулся добить. Никогда ранее он ещё не ощущал в себе такой злости…
С улицы донеслось знакомое ржание.
— Бегун?!
Забыв о бандите, он кинулся на улицу, увидел, как босоногий оборванец пытается обуздать его жеребца. Морда боевого коня замотана кожаным ремешком — чтоб не кусался. Он пытался встать на дыбы и лягнуть вора копытами, но не может из-за тесноты стойла.
Заметив Феранора, он бросил коня и попытался сбежать, но в два прыжка был настигнут и повален на землю. Капитан занёс меч.
— Не бей, алялат! — завопил конокрад, закрывая голову руками.— Не убивай! Моя трубка давал, твоя отвар мой курил! Не убивай!
Феранор не стал бить. Мечом. Ударил вместо него ногой.
— Пшёл прочь, пёс!
А потом подумал, что отпустил зря. Вскочив на ноги и побежав, конокрад завопил, зовя стражу.
— Ас’шабари! Карачун! Ас’шабари!

Встречаться со стражей настроения не было, особенно, если она окажется из орков. Феранор сорвал с морды Бегуна ремешок, запрыгнул в седло. Атраванец кричал уже где-то в конце улицы.
Кто-то окликнул эльдара. Высокая женщина, почти невидимая в черном плаще во тьме проулка, подавала ему знаки.
— Сюда, эльдар! Я выведу на другую улицу.
— Кто ты? — Феранор удивился, услышав чистейшую талью.
— Перворожденная, как и ты,— был ответ.— Иди за мной, если не хочешь проблем. Эти разбойники платят мзду страже.
Больше она не сказала ни слова. Следуя за ней Феранор снова оказался в лабиринте иловых домишек у молов. Когда копыта коня застучали по круто забирающей вверх дороге, его провожатая остановилась. Обернулась. Свет горящего на столбе факела выхватил из мрака не очень молодое скуластое лицо, ещё хранящего отпечаток былой красоты. На сухих губах печатью лежал косой шрам.
— Поднимешься здесь, попадёшь к бетелю Балаяль ан-Алуль,— заговорила незнакомка.— Оттуда тебе рукой подать до своих.
— Откуда знаешь, что я из них?
— А кем тебе ещё быть? — она криво улыбнулась, вздохнула.— Я видела ваше шествие. Ты ехал среди первых — гордый, надменный, красивый. Как будто время вернулось на семь столетий назад...
— Благодарю тебя, хейри,— Феранор сжал в пальцах поводья, благодарность к безвестной эльдарке не позволяла ему просто так уехать.— Но скажи, как твоё имя? Откуда ты здесь? Если рабыня — идём со мной, я укрою тебя в посольстве…
— Я не рабыня,— прервала она.— Прибереги свою жалость, витязь. Моё имя Рэаф, я родилась когда ещё всё вокруг звалось Риенлисетом.
— И ты живёшь среди варваров? Тебе никогда не хотелось вернуться домой, быть среди своих?
— И не называй этих людей варварами,— строго отозвалась эльдарка.— Мой дом здесь, на этой земле. Хотя иногда мне и хочется повидать соплеменников. Тогда я прихожу на пирсы и высматриваю эльвенорские корабли… Но хватит. Езжай.
— Постой! — Феранор остановил вознамерившуюся уйти женщину.— А ты не знаешь, где сейчас стоят эльвенорские корабли? Можешь меня отвести к ним?

Судно — им оказалась обычная людской постройки лоханка для перевозки зерна, с круто изогнутой кормой и акростолем в виде головы лебедя — было одно. Оно лениво покачивало округлыми бортами у самого мола.
Здесь Феранор простился с провожатой. Он хотел отблагодарить её, вытряхнув весь свой скудный запас серебра, но Рэаф отказалась. Ушла, растаяв в ночи, будто призрак.
Вдоль борта зерновоза горели факелы, прохаживался часовой. Его заинтересовал одинокий всадник на моле и он охотно вступил в разговор, сообщив, что судно носит имя «Жемчужина Феритэи» и принадлежит Беренелю Фингалу лорду Дома «Сапфирного Дракона»; прибыло в Атраван по торговым делам и уже завтра уйдёт. На просьбу позвать капитана или старшего купца, часовой ответил отказом — не мог покидать пост.
— Приходите завтра утром, хеир, может успеете,— сказал он и, подумав, добавил.— Мы отчаливаем после второй стражи.
— Успею,— кивком поблагодарив за информацию, Феранор поскакал в город
— Эй! Хеир! — услышал он окрик матроса не успев проехать и десятка шагов.
Остановил коня, обернулся.
— Только вы зря потратите своё время, если хотите попасть к нам на борт. Капитан строг и не берёт пассажиров.
— Это почему?
— Запрещено!
— Я всё же поговорю с ним!
Дозор стражи, из двух орков здоровяков в чешуе, островерхих шлемах, обмотанных по обычаю пустынников тканью и низкорослого чернобородого атраванца в кольчуге — их командира — прошли мимо, постукивая копьями и бросая косые взгляды на сгорбившегося в седле эльдара. Он не заметил их, глубоко погрузившись в мрачные думы, проехал мимо.
Можно сказать, что его почти похитили, бессознательного внеся на корабль, обманом держали при себе. Не исключено, что и указ Сандар намалевал сам, приложив, для верности, позаимствованную о отца печать.
Выходит, что Сандару он ничего не должен, находиться здесь не обязан. Наоборот, его Долг как можно скорее вернуться в Эльвенор и рассказать командирам о том, что в действительности произошло.
«Мне не поверят»,— подумал Феранор, грустно.
Все знают, что отпрыски Высоких Лордов способны и не на такую шутку, но никто не решится обвинить сына сенешаля Владычицы, основываясь на голых словах… Погоди-ка…
Указ! Поддельный указ с печатью!
Феранор подогнал Бегуна, подумал:
«Надо только забрать его из стола Сандара!»
Впереди показалась группа всадников. Феранор с удивлением опознал в них эльдаров. Приблизившись, с неменьшим удивлением узнал среди них Агаолайта.
В груди похолодело. Все планы в один миг разлетелись осколками стекла.
Он проклял свою глупость. Сколько времени он потерял бесцельно шатаясь по причалам и кабакам!
Конечно же Сандар выслал за ним погоню. Он не отпустит его, да и макание своей особы в мыльную воду не простит. Сейчас Агаолайт остановится и объявит о его аресте.
Меч с тихим лязгом вышел из ножен.
Если Сандар отдал чёткий приказ схватить его во что бы то ни стало — ему придётся драться. Драться с эльдарами, своими товарищами. Он не представлял как будет это делать, но идти под арест решительно не хотел.
— Айя, капитан! — Агаолайт осадил перед ним лошадь.
Четверо солдат остановились за его спиной, развернувшись полукольцом. Феранор скользнул взглядом по их лицам. Стеснённые шлемами, в сумраке ночи они казались ему неразличимо одинаковыми.
— Не спрашиваю, как отдохнули, ибо знаю,— продолжал знаменосец.— Мы за вами...
Тут он увидел обнажённый меч и осёкся.
— Передайте Сандару,— медленно проговорил Феранор.— Что если этому жулику нужен мой меч, то пусть приходит и заберёт его сам. Хотя нет… Просто передай чтоб он засунул свои приказы себе в задницу, а потом себя туда же и поцелует! Меч я никому не отдам.
Лицо Агаолайта удивлённо вытянулось.
— Это я их привёл, хеир! — один из воинов скинул шлем, по плечам рассыпались золотистые волосы Бальфура.— Как вы ушли, я бросился в посольство. Мне повезло, что ан-лорд Аналион не спал. Он быстро снарядил отряд.
— Да,— Агаолайт кашлянул в кулак.— Поехали отсюда, Феранор. Ночной порт — опасное место. А по пути всё расскажем.

Когда Феранор ушёл, Сандар понуро вернулся к столу, налил вина. На несколько показавшихся невыразимо долгими мгновений в купальне повисла напряжённая тишина. Бальфур слышал глухой плеск воды, смех и звон бубна из соседнего зала. В этой тишине тихий вопрос Дайгона прозвучал подобно весеннему грому.
— Что на него нашло?
— Хеир Феранор попросил отпуск чтобы съездить домой,— так же тихо ответил Бальфур.— Хеир Сандар почему-то изволил ему отказать.
Эта фраза неожиданно стала искрой упавшей на сухой прут в которые превратились нервы посла. Его взорвало. Фарфоровая пиала вылетела из рук, вдребезги разлетаясь о стену.
— Провалиться вам всем к Катмэ в Бездну! Проклятый Firaif!  Думает, его встретят цветами, музыкой и ещё ноги пред ним раздвинут?! Дурак! Тролль тупоголовый!
Он разразился чередой таких грязных оскорблений, что уши улан покраснели. Голос Сандара повышался, теперь он гремел на весь зал, было видно что его захватила волна гнева. Массажистка-рабыня дрожала как лист, жалась к стене, склонив голову так низко, что подбородок прижался к груди.
—...Самое место в Роще Покаяния, где дятлы будут долбить его пустую голову до Четвёртой Эпохи!
Такая длинная речь измотала Сандара и он замолчал, шумно переводя дыхание. Схватил кувшин, взболтнул, проверяя, есть ли ещё вино. Обнаружил, что пуст и с громким треском рассадил об пол.
— А я, добрый дурак, ещё пытался ему помочь… Нет уж! — руки Сандара заметно дрожали.—  Решил проглотить кусок не по рту, вот пусть сам и давится! Хватит… Хозяин! Где ты там прячешься?!
Бальфур хмуро посмотрел на двери за которыми исчез Феранор. Спросил:
— И мы позволим ему так уйти?
— Да пусть убирается! — Сандар широко отмахнулся рукой.— Пусть идёт куда хочет! Пусть снова нарвётся на орков, может, если по его голове хоть раз хорошо настучат — в ней заведутся мозги. Идиот.
— Его же убьют…
— Наплевать,— Сандар сплюнул.— Хозяин!
Появился хозяин бань — высокий, худой, лысый, с блестящей от масел кожей, с подкрашенными  глазами. Униженно кланяясь, он что-то ласково прошипел.
— Живо вина и женщин! — гаркнул на него Сандар.— Музыкантов зови! Желаю веселиться!
Пришли музыканты, тряся длинными бородами. Один держал дудку, другой бубен, оба в длинных халатах, режущих глаз своей яркостью. Пришла группа чернокожих танцовщиц и акробаток, с тяжелыми поясами звенящими монистами. Появились слуги, неся большие деревянные подносы на которых стояли нераспечатанные кувшины вина, горы фруктов и сладостей.
Бальфур вдруг стал собираться.
— Простите, милорды. Я совсем забыл, что сегодня на вторую половину ночи моя стража. Я должен вернуться.
Сандар, успев снять пробу с первых кувшинов и обнять каждую из танцовщиц хотя бы по разу, удивился.
— Какая ещё стража? Я освобождаю тебя от неё!
— Нет, хеир,— Бальфур тряхнул волосами, вскинул голову, задрав острый подбородок, со знанием произнёс.— По уложению освободить меня может лишь командир, а он убежал...

— Ловко ты придумал,— похвалил Феранор.— Сослаться на стражу.
А про себя, с горечью подумал, что он в таких случаях всё говорит прямо. Язык мой — враг мой.
Они двигались по безлюдной улице, глухо стуча копытами по утоптанной до каменной тверди земле. Агаолайт и Бальфур ехали рядом с командиром, трое солдат — за ними шагах в десяти.
— Даже не знаю, что для тебя лучше,— Агаолайт покачал головой, снова возвращая разговор на прежнюю тему.— Вернуться домой — схватят, остаться здесь — на всегда стать изгнанником.
— Я — вернусь,— твёрдо сказал Феранор.
— Я настоятельно напомню тебе о Турл-Титле!
— Дом «Феникса» не единственный Дом Эльвенора,— тихо обронил Бальфур.— Есть и другие…
— Так же сидящие под Владычицей,— докончил знаменосец.
— Лорд Беренель не сидит!— запальчиво возразил Бальфур.
— Ему так кажется. Напомни мне рассказать историю об одном азаринском князьке натянувшим нос Беренелю. Он тогда тоже хотел крови, но ограничился выкупом, потому что у Владычицы были иные планы…
— Я знаю её,— Бальфур сверкнул глазами.— И знаю чем всё в действительности кончилось.— Этот князёк — наместник Азарина граф де Эствер — лишён звания, земель и наград, сидит в заточении в Турл-Титле и будет сидеть там до скончания дней.
— Откуда знаешь?
— Мой… лорд Беренель сам приложил к этому руку.
Феранор прислушивался к ним краем уха. Мысленно он уже шарил в кабинете посла.

3054 год
Ночь 1 густа (сентября)
Белуджистан.
Посольство эльфов

В окне чародейки горел свет, но посольский кабинет пустовал. Часовой на лестнице, при виде Феранора, отсалютовал, гулко стукнул себя кулаком в окольчуженную грудь. Ему и в голову не пришло остановить своего капитана. Феранор беспрепятственно вошёл в кабинет и зажёг свечи. Круглый стол, кресло, шкаф-бюро, ковёр на полу — вот и вся обстановка.
Он сразу открыл шкаф-бюро, вытащил охапку свёрнутых в трубочки листов, разложил на столе. Несколько, с не сломанными печатями отложил в сторону. Первый же документ оказался характеристикой на Саффир-Шаха. Пробежав глазами первые несколько строк, Феранор узнал, что правитель Атравана мягок характером и больше времени проводит в гареме, чем за государственными делами. Свернул и положил его к нераспечатанным. Вторым было донесение, некоего Овива аш’Аоша, судя по имени, морейца, написанное на талье. Поддавшись внезапному любопытству, Феранор начал читать:
«Восславится же Господь и не истощаться милости Его для возлюбленной нашей Вечной Властительницы! Преданный её слуга сообщает, что исполняя волю Лунного Волка посетил град Аль-Асбад и сопредельные земли, общался со знатью, слугами и простонародьем.
К северу от Аль-Асбада всё разорено войной. Ваш верный слуга видел брошенные оазисы с отравленными колодцами и разоренные села. Сам город заполнен бродягами, калеками, негодяями и земледельцами, коих война согнала с места. Многим из них некуда возвращаться. Ночью город захлёстывают воры и грабители всех мастей. Зажиточные горожане вынуждены запираться на все замки и спать с оружием. Неделю назад Эмир занял у вашего слуги двадцать талантов золотом, чтобы нанять новых стражников, но надежды на них очень мало.
Улле и уманны ежедневно ведут воинственные проповеди в храмах, но дух черни подорван тем, что Ключ Гибрахима — величайшая святыня салхитов — находится в руках Саффир-Шаха. Кроме того шах купил лояльность эмира, отправив к нему свою дочь, должную в скорости стать его женой. Эмир в ответ держит знать и вождей в кулаке и давит средь неё всякое недовольство. Нет никакой надежды, что удастся поднять северные санджаки на новую войну.
При этом, в Хаммадии и Мармаризане осталось множество людей привыкших жить мечом и не видящих себе иных занятий кроме войны. Можно не сомневаться, что ближайшее время, если шах не отыщет им дела, они собьются в шайки, погрузятся на корабли и поищут удачи в более богатой земле...»
Свернув письмо, Феранор быстро перевязал его шнуром и отложил. Взял другой и, наконец-то, увидел в нём своё имя. Прочитал несколько строк, убедился, что держит тот самый указ, свернул и спрятал его за пазуху. Остальные листы отнёс в шкаф.
В свою комнату он пришёл уже за полночь.
Первым делом Феранор достал свои трофеи из амаэльской сокровищницы, разделил их по ценности на три кучки. Самую дорогую запрятал в мешок — для Талиан. Двумя другими он планировал оплатить место на корабля и расходы на дорогу. Одну кучку он успел завязать в узелок, когда почувствовал между лопаток чужой щекочущий  взгляд. Стремительно обернулся.
— Вы, что решили уйти прямо сейчас, хеир? — Бальфур, проходя мимо и зачем-то заглянувший а его комнату, стоял на пороге, опираясь рукой об косяк.
Феранор мысленно отругал себя, что не закрыл дверь.
— Утром.
— Как же вы доберётесь домой?
— Пока точно не знаю,— он отвернулся, быстро увязал второй узелок и положил его к первому.— Я рассчитывал на корабль «сапфирных драконов», но им запрещено брать попутчиков, поэтому поищу любое судно идущее на Восток.
— На Восток можно идти и к оркам,— усмехнулся улан.
Феранор обернулся, долго и с прищуром посмотрел на Бальфура.
— Не остри. Ты понял о чём я. Если корабля не будет, найду другой способ. В любом случае здесь я не останусь больше ни дня. Шутка Сандара и так затянулась.
— Я понимаю, хеир,— Бальфур вздохнул.— Хотя мне откровенно жаль, что вы покидаете нас. Как-то оно всё… неправильно. Но прежде чем мы расстанемся, позвольте мне отблагодарить вас.
— За что?
— Денег у меня не много,— продолжал Бальфур будто не слыша.— Но я и не стал бы их предлагать — это слишком мизерная плата за жизнь и свободу которыми я вам обязан. Я бы отдал свой фамильный перстень, но… его отобрали ещё в подвале работорговца. Любой эльдар моего Дома помог бы вам, едва взглянув на него. Но...
— Бальфур, Бальфур,— Феранор глубоко вздохнул, улыбнулся.— Отчего остальные не такие как ты? Только никакой благодарности мне не надо…
— Нет. Дослушайте, хеир. Перстня нет, потому позвольте мне пойти с вами в порт. Стоит мне сказать пару слов капитану «драконов» и он возьмёт вас с собой без оговорок. Не смейтесь, хеир. Не забывайте кто мой отец!
— Закупщик вина к столу Беренеля.
— И уже долгое время. А это значит, он больше чем друг, он почти родственник!
Феранор долго и внимательно смотрел на своего улана. Лицо его было серьёзным.
— Спасибо,— сипло сказал он.— Спасибо Бальфур. Держись подле Агаолайта. Он — хороший командир и эльдар.
— Я запомню. До завтра, хеир.
— До завтра, Бальфур.

3054 год
День 1 густа (сентября)
Белуджистан.
Посольство эльфов => Базарная площадь

Всю оставшуюся ночь Феранор не сомкнул глаз. Он бродил по комнате, одолеваемый мрачными мыслями. Ему мерещился хохочущий над его просьбой капитан «Жемчужины Феритэи», которого он никогда не видел, но тот всё равно представлялся ему во всех подробностях. Сандар, спешащий предупредить своих дружков о возвращении Феранора. Эльвенорский порт, где его будет поджидать стража или даже наёмные убийцы. Его командир, недоверчиво ковыряющий ногтем печать на подложном указе…
Над городом, со стороны шахского дворца, поплыл раскатистый медный звон — заступала первая утренняя стража. Начинался рассвет.
Бальфур ждал его на конюшне с уже осёдланными лошадями. Сандар не вернулся, волшебница ещё не проснулась и некому было их останавливать. В порт они двинулись по самой короткой дороге через базар.
Утреннее мягкое солнце, ослепительно яркие краски, первые редкие покупатели. Ещё нет той сутолоки, хаоса и разноязыкого гомона которые заполнят базар всего через несколько часов. Немолодой мужчина с повязкой на лбу, похожий на вырванную из забора жердину, идёт сквозь ряды, сметая метлой оставшийся с вечера мусор. Многие торговцы только выкладывают товар на прилавки. Вот овощи, вот свежая рыба из ночного улова, вот только срезанные розы, с непросохшей росой на бутонах. Рядом источают сладкий аромат свежие фрукты.
— Катмэ! — Феранор резко дёрнул поводья, тормозя жеребца.
Мгновением позже тормозит Бальфур.
Дорога впереди была перекрыта. Поперёк ведущей в порт улицы, стояло восемь воинов. Кряжистые, в тёмных кольчугах с круглыми бронзовыми нагрудниками, островерхие обмотанные тканью шлемы, из-под которых на эльдаров угрюмо взирали орочьи физиономии.
Стояли свободно, чтобы не мешать идущим по своим делам горожанам, но с приближением всадников быстро сгустились, выстроились в линию.
— Я же обещал с тобой ещё встретиться! — Глышак (Феранор сразу узнал его) вышел вперёд, встал перед строем, широко расставив ноги и положив руку на рукоять сабли.
«Чтоб тебе провалиться, мерзкая харя! — подумал, скрипя зубами, Феранор.— Тебе и твоим шпионам! Как ты не вовремя...»
В случайное совпадение он не верил.
Глышак, будто прочитав его мысли, широко и довольно улыбался, демонстрируя две пары жёлтых клыков.
— Куда ты собрался, алв? Да ещё в такую рань!
— Мы не желаем драться с вами...— открыл рот Бальфур
— Я не с тобой говорю, щенок!
Юноша вспыхнул, подавился словами.
— Прочь с дороги, чумное отродье! — Феранор двинул коня на корпус вперёд, желая толкнуть Глышака его грудью.
Тот не шелохнулся, но строй за ним побежал волной поднятых щитов, пахнул решимостью и едва сдерживаемой жаждой драки.
Феранор остановился увидев хищный блеск нацеленных на него копий. Не протазаны и рогатины, какими орки привыкли встречать кавалерию, а короткие для боя в тесноте улиц.
— Я предлагал тебе схватку один на один, помнишь? — процедил Глышак. — Но ты отказался! Я даже начал сомневаться, мог ли такой трус побить моих воинов?..
Он ещё что-то говорил, но Феранор не слушал. Привстал на стременах, коротко, незаметно огляделся. С базарной площади отходили ещё две дороги. Одна вела к памятному по первому дню бетелю Балаяль ан-Аллут, вторая к городским воротам. От одной мысли бегстве, на скулах Феранора вздулись желваки. Никогда он не терпел такого стыда. Но если плюнуть на гордость, вернуться к посольству и галопом помчаться по другой дороге, нещадно давя горожан...
— Хеир, мы не успеем,— обеспокоенно сказал Бальфур, показывая на солнце.
До второй стражи оставалось всего ничего.
—...Первый раз ты спрятался от меня за стенами посольства, — продолжал Глышак.— Второй раз ты прикрылся клятвой. У тебя нет ни доблести, ни чести. Противно марать о такого клинок. Беги, luylaberac! Прячься за стенами, из-за которых тебе больше не выйти!
Феранор разглядывал воинов за его спиной. Всего одна жиденькая цепочка, налететь с разгона, разметать и потоптать конём не сложно, если с разгона. Но кинуться на орков — подставить Сандара... Впрочем, ему не привыкать лгать и оправдываться. Гораздо хуже, что он нарушит обещание данное Митру.
Словно ему мало было нанесённого унижения, Глышак перешёл с джаншуха на понятный горожанам атраванский. Повысил голос, весело рассказывая нечто такое, отчего лица прохожих стали растягиваться в похотливых улыбках.
Бальфур прислушался, густо покраснел то ли от стыда то ли от гнева.
Скрипя зубами, Феранор развернул коня прочь. Помедлив, Бальфур бросился догонять командира, успевшего удалиться на несколько десятков шагов.
Глышак спокойно смотрел им вслед, ухмылялся откровенно презрительно. Но ровно через одно мгновенье улыбка его потускнела, еще через долю секунды преобразилась в свирепый оскал.
— Хакка-ниэн!
Феранор резко развернулся, с места рванул в галоп. Над головой сверкнул меч. Глышак успел шарахнулся в сторону, выхватил саблю. Строй ас’шабаров в мгновение ока распался, пропуская всадника сквозь себя. Капитан увидел пустую улицу, с которой, чудесным образом, исчезли все прохожие, синюю полоску моря, стеснённую куполами храмов, а потом конь его завизжал споткнулся и пал. Феранор вылетел из седла, грянулся, несколько раз перекатился, загребая одеждой пригоршни пыли. Удар о землю вышиб из лёгких весь воздух и знатно его ошеломил. Он не видел, как Бальфур выхватил меч, ринулся к нему на выручку, как орки Глышака преградили ему дорогу, попытались стащить с лошади, как молодой эльдар с трудом отбился, ранив одного из противников.
Он со стоном обхватил голову руками, свернулся клубком. Казалось, болела каждая кость. Он перевернулся на живот, увидел бьющегося на земле жеребца, с торчащим из крупа копейным древком…
— Бе… гун!..— простонал Феранор едва шевеля разбитыми в кровь губами.
«Верный мой друг, как же так?!»
Бальфур, приникнув к седлу, стремительно удирал, перепрыгивая через ряды прилавков, сшибая копытами горшки…
Его бегство совсем не расстроило Феранора. Скорее даже утешило. Он с трудом поднялся на четвереньки и тут увидел свой меч. Он лежал совсем рядом, надо лишь протянуть руку...
Тяжёлый сапог орка опустился на рукоять, вдавливая её в землю вместе с пальцами.
— Ну вот и всё. Я же говорил — тебе не сбежать!
Феранору стало совершено ясно, что сейчас его убьют. Зарежут словно свинью.
Волна дикой животной ярости затмила сознание. Вся злость, все нанесённые ему обиды внезапно сошлись воедино, найдя воплощение в этом орке. Капитан зарычал, как бешенный зверь, стремительно выхватил из-за пояса кинжал, полоснул Глышака чуть ниже колена. Реакция у орка оказалась на высоте. Он проворно убрал ногу из-под удара. Засмеялся.
— Ага! Ты всё же решил умереть как воин! Я это хвалю! Отойдите все, дайте нам место!
Феранор, тяжело дыша, встал, поднял меч, перехватил ловчее кинжал. Глышак отступил на десяток шагов, вооружился второй саблей, ждал его, с улыбкой разминая кисти.

3054 год
День 1 густа (сентября)
Белуджистан.
Базарная площадь

Из мира как будто ушли все звуки. Феранор ощутил себя так, как если бы оказался на узкой тропе, где-то впереди его желанная цель, а между ними препятствие в лице одного единственного орка.
Феранор атаковал первым, ударил коварно мечом и кинжалом — Глышак шутя отразил, перешёл в контратаку.
Отбито!
Они закружили, выжидая удобный момент… Выжидал Глышак — Феранору же медлить нельзя. Заветная смена второй стражи, с каждым вздохом была всё ближе…
Он прыгнул вперёд, быстрый, как удар молнии, так же стремительно ударил. Меч и две сабли скрестились, высекая сноп искр. Скрестились ещё. Ещё раз. Ещё…
Глышак буквально жонглировал саблями, меч всякий раз отлетал, отбитый и ещё раз отбитый. С болью в сердце Феранор признал, что Глышак не зря стал вождём и полностью заслуживал той похвалы, с которой о нём отзывался Митр. Отсутствие грации и фехтовальных изысков он с лихвой компенсировал быстротой. И ещё: он почти не атаковал, зато Феранор выкладывался весь, так, что уже едва дышал от собственного напора. В какой-то момент ему всё же улыбнулась удача. Кружа вокруг орка, он сумел развернуть его лицом к яркому утреннему солнцу, увидел, как тот неприязненно щурится. Капитан тут же послал оба клинка вперёд, стремясь поразить врага в плечо и лоб. Но, опережая эльдара всего на миг, Глышак скрестил сабли, посылая прямо ему в глаза солнечный зайчик. Феранор непроизвольно дёрнул головой. Секунда замешательства и Глышак прыгнул вперёд. Одна его сабля резанула эльдара по животу, со скрежетом пройдя по звеньям одетой под колло кольчуги. Не успел Феранор опомниться, как поднырнув под меч, вторая сабля выбила из левой руки кинжал.
— Добрая у тебя броня,— заметил Глышак.— Я её заберу!
И тут же ударил…
Феранор еле успел отбить. Заблокировал мечом левую саблю, сорвал дистанцию, перехватывая правую руку орка. Они сцепились, закрутились. Эльдар ударил врага ногой в живот, кинул спиной на прилавок, прыгнул следом, ударил по едва прикрытому платком горлу. В последний момент орк дёрнул головой и подставил предплечье, так, что меч лишь резанул по шее и скуле. На кольчугу Глышака потекла тоненькая струйка тёмной крови.
Феранор отскочил. Глышак неожиданно оскалился, хрипло отрывисто засмеялся ему в лицо. Феранор с недоумением ощутил нарастающую режущую боль чуть ниже пупка. Посмотрел, увидел сочащуюся кровью прореху на кольчуге. Успел удивиться, что его кишки ещё не валяются на земле, когда над городом полетел раскатистый медный звон — стража в шахском дворце сменялась второй раз…
— Нет…— сердце Феранора оборвалось, точно Глышак проткнул его саблей.
Дыхание его перехватило, он пошатнулся...
Орк ударил. Феранор попытался поднять меч, но он стал будто свинцовым. В глазах засверкало. Боль вырвала из горла Феранора крик. Кровь застучала в висках, что-то очень крепко приложило его по затылку, он увидел небо, чистое, без единого облачка. И перевёрнутое лицо Глышака. Он стоял над ним, со стороны макушки и торжествующе улыбался.
— Alvim! — пробился сквозь шум в ушах чей-то крик, лицо Глышака стало озабоченным, злым.— Stakhtsat ikh!
Феранор провалился в темноту.

3056 год
2 густа (сентября)
Белуджистан.
Тюрьма

Голову раскалывала давящая боль, в живот будто воткнули раскалённый нож, а во рту было сухо как в Хаммадийской пустыне. Нос резала вонь прелой растительности и застарелых экскрементов. Он очнулся в почти полной темноте, тоненький лучик света проникал к нему через маленькое зарешеченное оконце под низким потолком. Неподалёку кто-то неразборчиво бормотал, капала вода.
Он пошевелился, услышал сухой треск и железный звон, понял, что лежит на охапке тростника, а руки его скованы цепями. Оружия, кольчуги, кошелька — нет. Впрочем, будь они при нём, Феранор сильно бы удивился.
Он ощупал живот, обнаружил пониже пупка свежий заживающий рубец. На затылке наткнулся на шишку и засохшую кровавую корку. Те, кто его сюда засадил, явно позаботились о его здоровье, заживив раны с помощью волшебства.
Прошло некоторое время, прежде чем глаза успели привыкнуть к мраку и он разглядел перед собой ржавые прутья решетки. За нею, во мраке, угадывалась ещё одна. Там что-то ворочалось, кряхтело и глухо покашливало.
— Ай...йя! — с трудом ворочая языком прохрипел Феранор.— Есть... кто… нибудь?! Ещё… Кто... Где... мы...
Он в общем-то и так догадывался, что в тюрьме, но желал уточнить.
Послышался звон цепей. В полумраке возникла страшная заросшая бородой одноглазая рожа. Оскалив распухшие дёсны с жёлтыми пеньками зубов, рожа что-то проговорила на незнакомом языке, шамкая и плюясь.
— Ну и урод... же... ты...— заключил Феранор.
Сосед показал ему согнутую в локте руку и скрылся во тьме, бормоча под нос и гремя цепью.
Феранор уселся, подобрал к груди ноги, упёрся в колени подбородком. В желудке забурчало, мысли в голове ворочались с трудом.
Итак, он в тюрьме. По каким-то причинам Глышак не прирезал его сразу, как собирался, а посадил сюда. Возможно, жадность возобладала над орком и он решил слупить за Феранора выкуп. Логика в этом была, ведь для всех в Атраване он по прежнему оставался командиром посольского эскорта. Вспомнив о своей должности, он вспомнил и о фальшивом указе. Схватился за грудь, обнаружил, что заветный пергамент пропал вместе с остальными вещами.
Послав Глышаку самоё чёрное проклятие, Феранор поддался слабости и медленно улёгся на шуршащий тростник.
А что если Глышаку просто не дали его добить? Что если это слуги шаха посадили обоих драчунов в подземелье, чтоб те поостыли? В Душе его зажглась тихая надежда, что всё разрешиться легко, вот-вот придет Митр и со своей особенной, слегка ироничной, улыбкой скажет, что он свободен. Тогда, наверняка, и вещи вернут.
Но тогда почему на нём цепи?
Не найдя никакого разумного объяснения он повернулся на бок и попытался уснуть. Боль в голове острым  гвоздём долбила затылок. К голоду присоединилась жажда.

3056 год
2 густа (сентября)
Белуджистан.
Тюрьма

Казалось, что прошла вечность, прежде чем за решёткой замерцал жёлтый неверный свет лампы. Кто-то уверенно шёл к нему, стуча каблуками по камню. Спустя десять долгих ударов сердца он увидел два разновеликих силуэта, остановившихся перед решёткой.
Тот, который повыше, повесил лампу на торчащий из стены крюк, прошипел спутнику несколько слов и ушёл. Оставшийся поставил на пол котомку, снял с лица платок.
— Ну и темень,— сказал он, голосом Сандара и тут же сотворил маленький клубящийся светляк.— Айя. Как чувствуешь себя?
— Восхитительно! — Феранор невольно зажмурился, в соседней камере разразился бранью заросший человек.— Так восхитительно, что даже какаю радугой. Хочешь взглянуть?
Он осторожно открыл один глаз, привыкая к ярком свету, затем второй.
— Зачем ты пришёл? — спросил он холодно.
— Пришёл проведать друга. Ты не рад? — эльвенорский посол деланно развёл руками, всколыхнув полами чёрного хаммадийского балахона, накинутого поверх одежды.— Нет, не отвечай. У тебя сейчас такое выражение лица, что я прямо переношусь в прошлое.
Обворожительные в своей дикости бединки, ароматы благовоний, горячие камни, мыльная вода, разъярённый ты, пытаешься меня утопить… Вернёмся домой — обязательно потребую воплотить эту сцену в скульптуре. Назову её… назову… как-нибудь назову.
— Что тебе нужно? — повторил Феранор.
— Я же сказал, ты, забыл? Тебя так сильно ударили по голове? — он сделал короткую паузу.— Понял. Ты не настроен на шутки. Местечко и впрямь не очень подходящее.
— Убирайся.
— Эй, потише. Умерь свой праведный гнев! Да, я немного обманул тебя, виноват! Но для твоего же блага. Я спасал тебя, неблагодарный.
Феранор глянул на посла. Несколько секунд казалось, что он вот-вот кратко, но ёмко скажет куда Сандару следует идти за благодарностью, но только скрежетнул зубами и отвернулся.
— Ты думаешь, я тебя предал,— вздохнул Сандар, глядя ему в спину.— У тебя есть на это полное право. Я действительно написал тот указ и сам приложил к нему отцовскую печать. Так получилось, что я случайно услышал его разговор с лордом Эрандилом касаемо тебя. Из подслушанного я понял, что против тебя готовится какая-то потрясающе крупная гадость. Мой отец упоминал Рощу Покаяния, ты знаешь, что это значит? Знаешь же.
— Знаю,— Феранор слегка повернулся, глянул искоса.— Обратят в дерево на несколько лет. Но разве я просил тебя о помощи?
— А тебя самого надо просить, если ты видишь, что твоему другу грозит беда?
— И ты решил, что мне лучше стать изгнанником, дезертиром. Решил за меня и лишил всего…
— Тебя и так бы лишили всего,— возразил Сандар.— Где ты видел, чтобы дубы были капитанами? Я сейчас про деревья, а не про умственные характеристики некоторых. Или ты отрицаешь, что ходить по земле на своих двоих лучше, чем прорастать в неё корнями?
Он помолчал, переводя дыхание.
— У меня был план. За год всё должно было проясниться. Ты обрёл бы славу, известность, что затруднило бы моему отцу исполнить задуманное. Дома всё утихнет, успокоится. Эрандил наконец-то пристроит свою дочь и ты перестанешь быть ему угрозой…
Феранор вскипел. Вскочил, оглушительно громыхнул цепью, саданул кулаком по прутьям.
— Провалиться в Бездну, тебе и Эрандилу, собачий ты сын! Ты знал, что я люблю Талиан, знал!
— Знал,— Сандар вздохнул.— Не хочу, чтобы между нами оставались какие-то недомолвки, потому буду говорить так же прямо как ты. Без намёков. То, что Талиан нравилось спать с тобой, не означает, то она стала бы рожать твоих детей и называть тебя «мужем и господином».
— Что?!
— Ты же понимаешь, что она не сможет скитаться вслед за тобой по пограничным крепостям? Она не станет жить подле казармы и довольствоваться сараем, который ты называешь имением. Она не сможет оставить друзей.
— Да…
— Нет, не перебивай! Ты парень честный, провинциальный. Всегда говоришь то, что думаешь, без фальши и недосказанности, и это мне в тебе нравилось. И ты не дурак, потому в глубине Души сам понимаешь, что ты для неё чужак. Минутное увлечение. Её компания, в которую ты так стремишься — не для тебя. Это змеиный клубок, где без интриг и шагу не ступишь. Измены, насмешки, сплетни за спиной и глупые розыгрыши… ты не сумеешь перестроиться, чтобы принять всё как должное и играть по их правилам. И не сможешь заткнуть насмешникам рты, вызывая на поединок.
— Но…
— Подожди, я не закончил! Теперь, поговорим о самой Талиан…
— Нет! — рявкнул Феранор угрожающе громыхая цепями.— Замолчи! Не смей даже говорить о ней, лжец!
—…Ты же понимаешь, что она не сможет скитаться вслед за тобой по пограничным крепостям. Разве она где-то когда-нибудь говорила, что любит тебя, а? Моменты когда вы делили ложе, не считаются. В той эйфории жениться пообещаешь и не заметишь.
Феранор ударил в прутья так, что вся решётка загудела, а с потолка полились струйки песка. Мужик в соседней камере прорычал что-то одобрительное.
— Замолчи, или я убью тебя!
— Обязательно,— холодно ответил Сандар.— Как только выйдешь. Чему я хочу поспособствовать. Ты ведь хочешь выйти и открутить мне голову? По глазам вижу, что хочешь.
Феранор не ответил. Он пытался отдышаться, гася вспышку ярости.
— Так вот,— продолжал Сандар.— Я заплатил тюремщику мешок серебра, чтобы попасть к тебе. Он скоро вернётся, так, что времени не так много чтобы тратить его на ругань и ссору. Слушай сюда. Над тобой будет суд. Ты напал при свидетелях на шахскую стражу — за такое рубят головы, но я знаю, как оправдаться. Когда спросит — отвечай, что Глышак тебя оскорбил. Потребуют свидетелей — скажи, что предоставишь. Чаще вспоминай о Митрасире, о том, как спасал его в руинах. Кроме того, я сделал щедрое пожертвование в местном главном бетеле и сделал большой подарок уманну. Когда все выскажутся, он предложит тебе покаяние и ты согласишься! Пройдёшь ритуал очищения, выдержишь девять дней на строгом посту в храме и всё! От обязательных унизительных работ я тебя откуплю… Катмэ! Идёт тюремщик. И вот ещё что...
Сандар придвинул ногой сумку к решётке.
— Это тебе. Не знаю, как кормят в шахских тюрьмах, но сдаётся, что скверно.