Не все спокойно в Ундервуде

Не все спокойно в Ундервуде.

Недовольные высокими поборами и произволом знати, крестьяне в Ундервуде, покидают свои земли, сжигают дома и уходят в лес - партизанить. Олицетворением и вдохновителем крестьянского сопротивления служит некто Жак де Лавейни - по слухам мелкопоместный дворянин, доведенный сиром Лоссоном до полного разорения и набраный им отряд "Справедливщиков". Так это или нет, но смутьяны надежно окопались в лесных чащобах, откуда совершают свои дерзкие нападения на отряды баронов. И хоть образу де Лавейни далеко до репутации пресловутого Робин Гуда, беднякам денег он не раздает, трофейного винца не наливает - простой народ сильно уважает лесного мстителя и при случае поможет скорее ему, чем наместнику. И быть бы лесному сидельцу и дальше персонажем крестьянского эпоса,  да головной болью законников, но жадность Лоссона начала заставлять роптать даже горожан и купцов. А недовольство + деньги это уже серьезно.  В данный момент сбежавшие в лес крестьяне представляют собой уже достаточно серьезную угрозу, заставляющую Лоссона считаться с ней. Те же кто еще не ушел партизанить - подбирают предметы потяжелее и поострее, для вдумчивого общения с дружиной правителя, а городские купцы и горожане по-тихому скидываются на наемников и готовят городское ополчение. Можно выбрать как сторону восставших крестьян, так и стать наемником сира Лоссона

Участники:

НПС; Жак де Лавейни; Жюль де Лоссон; Милена; Молокай и многие другие...

Персонажи: Изольда ван Батильд; Тристан; Муиба ас'Сабах; Симеон Азисский; 

Видя, что монахиня поражена до глубины души их словами, Парамон смутился, разом скомкал молитву, пробурчав что-то неразборчивое, сел на лавку и схватив ложку так, будто это была шея Лоссона, уткнулся в свою миску. Никогда Батя не умел общаться с женщинами. Строевых команд они не понимают и имперский легионный устав к ним в большинстве своем не применим, даже не смотря на доспехи и меч на поясе – чуть что, сразу истерики и слезы.
— Справедливость? — В разговор вклинился незнакомый грубый басовитый голос. — Ха! Всевышний создал Амалирр, но позабыл создать на нем справедливость!
Усиленно работающие челюстями лесовики отвлеклись от еды, подняв головы на говорившего. Им оказался весьма крупный и квадратный мужчина с растрепанной черной бородой, в старом покоцанным жизнью нагруднике, напяленным поверх старой драной рубахи, которую постеснялось бы напялить на себя даже деревенское пугало. Из-за широких плеч лесовика торчала рукоять мощного топора.
Бородатый мужик, тяжело бухнулся за стол рядом с Лавейни и Парамоном и только сейчас, вновь обратил внимание на монахиню-воительницу.
— А это кто? — Черные глаза здоровяка скользнули по телу монахини, словно ощупывали и достигнув пояса, разом уткнулись в меч. — Да еще с мечом?!
— А это наша добрая гостья, Изольда ван Батильд из монастыря… э-э-э… — Лавейни мученически закатил глаза, пытаясь припомнить название, но быстро сдался. — Изольда из монастыря в общем… это не важно. Важно, что благодаря этому юному и самоотверженному созданию, Длинный Ленни сидит с нами за одним столом, а не валяется под кустиком с разорванным горлом.
Бородач подозрительно свел над переносицей густые брови, словно подозревая Лавейни во лжи, но в слух ничего не сказал, предпочтя заняться куском вареной оленины.
— Увы, дитя, — стремясь сгладить возможное впечатление после общения с Дровосеком, произнес де Лавейни. — Монахи во владениях сира Лоссона подстать своему лорду. Хотя, говорят что в лесных дебрях и в Апенидских предгорьях еще встречаются блюдущие Святое писание отшельники и монастырские скиты. Но Дровосек скор в своих суждениях и не совсем прав. Справедливость на земле есть! Но творить мы её должны собственными руками, а не вешаясь со своими проблемами на шею Всеединого! Эдак никакая шея не выдержит. Я верю, что этих нечестивцев, забывших данные ими обеты, кара Господня не оставит на Небе, но кара на земле, от суда людского их постигнет очень и очень скоро, уж я об этом позабочусь.
Последние слова атаман добавил в полголоса, но достаточно, чтобы услышали те, кто сидел рядом с ним. Парамон, Дровосек и даже сидящий чуть в стороне Ленни-Лоон согласно кивнули, соглашаясь со своим командиром. А как же иначе? Справедливость она должна быть во всем! Изольде, чтоб монахиня не сильно терзалась душевными переживаниями, была поставлена широкая деревянная миска с лесными орехами и придвинут горшок с медом. По умолчанию и скрепя сердцем, лесные сидельцы пожертвовали самую вкусную часть своей гостье.

-Простите мой пыл,- снова тихим голоском молвила монахиня, -Я молода еще и нрав мой не спокоен,- учтя для себя слова сказанные Жаком, девушка все же решила по кушать. Ведь если морить себя голодом, сил поднять меч и нести очищение, вырезая погрязших во тьме и алчности людей, не будет.
-И вы извините,- не смея поднять взор повернула опущенную голову к Дровосеку покаянно склонив пред ним бритую макушку, -В порывах добрых порою не в силах совладать я с силой, что обуревает мной и велит идти в бой за чистоту и искренность-.
Вдоволь накаявшись за свое неподобающее поведение, монахиня без видимого аппетита стала не спеша ужинать. Да именно ужинать, ведь уже давно сгустились сумерки и морозец к вечеру окреп, запорошив лес и следы к лесному лагерю свежим снежком.
А Изольда стала думать, решать и делать выводы. Не случайно судьба свела ее с этими бравыми мужами. Прелат Фьоххет отправлял монахиню в путь по миру, с целью несения по земле истины и света в погрязающий в людской алчности, и порочности мир. Это ли не шанс проявить себя, внести лепту в божественные деяния Единого?

Отужинали добры молодцы в компании монашки тихой и стали сборы проводить. Пьяный дворянчик, подобно многим иным гостям, что так радуются по первой радушию справедливцев, был нагло выпнут в лес в одних портках. А его хоть уже не новые, но вполне добрые доспехи, которые по качеству были по лучше тех, что носила Изольда, стали подгонять на нее. Да, приглянулась Изольдина сила Лавейни и праведный, гнева преисполненный, пыл. Еще один боец в ряду за правое дело лесных сидельцев лишним не будет. Вот и взялись тщадушную фигурку монахини по надежнее экипировать. Пока все были заняты сборами, деушка выбрала уголок по укромнее и припав на колено, крест ладонью сжимая, молиться начала. За души пропащих монахов, на которых собирался идти их отряд, за чистомыслящих и добросердечных справедливцев и лишь в последнюю очередь за свой дух преданный Единому. Не по натуре монашеской было меч обагрять кровью, не помолившись пред боем. Ведь грех великий и ноша на плечи возляжет с чьей то отнятой жизнью. И пусть убийством нечестивых и погрязших в смуте людей, справедливцы занимаются добрым делом, освобождая крестьянский народ от гнета жадного лорда Лоссона, а руки от крови будет уже не отмыть. Лишь молиться о прощении души своей остается, чем и занималась Изольда.

- В здравии, сир, хоть и сожалеет о моём уходе... -кинув взгляд красных глаз на убранство комнаты буркнул Пророк.
Комнатка пустовата, даже в палатке у Даркланда было чуть уютней, но военный характер Марриуса, как боевого командира всё с лихвой пояснял. О своем даре Клейтон смолчал, как и Даркланд не счёл удачной идеей вписать его в рекомендацию. Ведь именно способность предвидеть будущее, посеяла страх среди подчинённых тёмного и стала причиной его ухода. Несмотря на то что он ушёл сам, скорее его вынудило старое и уже знакомое ощущение косых взглядов от людей, которые ему доверяли и которым доверял он. Только Даркланд остался при старом мнении о лучнике и был бы рад видеть его снова в рядах своих войск. А вот сам Клейтон считал возвращение плохой идеей.
На командующую должность здесь он не то что не надеялся, а вовсе не желал, вряд ли он тут на долго останется, скорее подзаработать и не более того.
Наконец вернувшись к истокам своей "известности", он решил для себя уточнить у Марриуса:
- Вы знакомы с Даркландом, как давно? -это был скорее вводный вопрос, нежели сильно важный, но переводить русло разговора на свою персону как минимум не привычно, а уж если смотреть на всю ситуацию в целом ещё и в корне эгоистично по отношению к кентуриону, чья рекомендация творила чудеса с Тости, заставляя задуматься о ценности Клейтона как бойца...

— Больше чем ты себе можешь представить, тёмный… — Произнес бывший кентурион, наливая себе вторую кружку вина. — Мы выросли в соседних имениях и наши семьи дружили друг с другом. Мы вместе пошли служить Императору, да не чихнется ему на его золотом горшке! Только я через шесть лет ушел, а он остался… Империя для него превыше всего! Превыше семьи, достатка, его жизни в конце концов. Я вообще подозреваю, что Империя – единственная его возлюбленная женщина… Ну, за его здоровье!
Далее последовала вынужденная пауза, пока капитан не залил в себя вторую порцию спиртного. Наступившую тишину нарушали лишь доносившиеся с улицы выкрики оставленного Марриусом командира, да мышиная возня в углу. Тости, опустил голову, поднеся к своему носу кулак, не то занюхивая, не то давя икоту и Клейтон имел великолепную возможность полюбоваться игрой слабого лучика света на капитанской лысине. Освещением, к слову, кабинет не блистал и единственными источниками света, кроме свечей (в данный момент не горящих) служила пара узких окошек расположенных напротив друг друга в округлых стенах.
— Кстати, он так и не женился?

*собран из постов ушедших игроков, чтобы вывести их из игры

В колонне шли Фириат и верзила ааргх, с молотом Услышав, слова Тости, они подождали пока отряд всадников скроется. Потом подошли к капитану.. Говорить начал эльф.
-Командир. Мне не нравяться те верхушки. За нами вроде следят. Разреши мне выдвинуться вперед и обезвредить следопытов... Плюс еще помогу лучнику. Мне подсказывает моя боевая практика, что они не стремятся жечь просто так храм... Это можно сделать и без предупреждения. Основной смысл выманить нас, а под предлогом спешки разделить нас и просто убивать. Возможно по пути будут ловушки, как и рядом с самим храмом... Когда идет война смысл уничтожить живую силу противника. Отпусти и я устрою им настоящую охоту...
— Выдвигайся…
А в лесу действительно был наблюдатель. Высокий бородатый мужчина, в накидке из волчьей шкуры, с висящим за спиной полным колчаном стрел и коротким самострелом в руках. Увидев отделившуюся от колонны и направившуюся к лесу громоздкую фигуру Рагнара, он тихо снялся с места и растворился среди деревьев. Это был его лес и он ориентировался в нем не хуже диких зверей...

Сообщение отредактировал Демон Знания: 30 Апрель 2022 - 15:18

3 Ноября 3052 г.

Село Гнилая Ладья.

Пшеничное поле за селом.

Ночь.

В лесу темнеет быстро. Если в поле едва сгустились сумерки, то под деревьями без огня в руках уже было делать нечего. Потому полсотни лесных борцов с Дровосеком во главе и монахини, с неотъемлемым от нее Ленни, в качестве ознаменования того, что Единый на их стороне, вышли еще до заката, чтобы не спотыкаться в темном лесу о торчащие из земли корни. Однако в означенном месте встречи, на пшеничном поле, подле деревеньки, с морским названием «Гнилая ладья», справедливщики вышли уже к полуночи.

От леса деревню отделяло небольшое пшеничное поле. Слишком маленькое, чтобы снимать с него достаточный для пропитания урожай, но достаточное, чтобы всегда иметь краюху хлеба к ухе из выловленного в реке леща.

С одной стороны поле обрывалось в быструю речку, а с другого переходило в заросшее камышом и вереском болото. Вытянутым серпом болото окружало деревню с двух сторон, подобно крепостному рву.

На поле, в свете факелов, их поджидала точно такая же по размерам толпа, что вышла и из лесного лагеря. При виде такого столпотворения, Дровосек с удовлетворением отметил, что крестьяне из Хорнкерста так же пришли, решив поучаствовать в праведном деле. Вооружились они, кто чем смогли, или кому что второпях первым под руку попало. Над грязными шапками мужиков, качались обыкновенные крестьянские косы, наспех выпрямленные прямо перед походом, заостренные деревянные колья, вилы, рогатины и крестьянские цепы на кожаном ремешке. Некоторые, в передних рядах, были вооружены плотницкими топорами и длинными кривыми ножами, но основная масса крестьян яростно тискала в руках простые дубины. Правда, у некоторых мордовалов, в руках было дубье, сошедшее бы по длине за оглоблю для телеги. Лесовики Лавейни были вооружены не в пример лучше. Кроме обязательного лука и чекана, у многих на поясе висели короткие мечи или кистени. У Длинного Ленни помимо лука и чекана, на запястье еще болтался и круглый кулачный деревянный щит. Полностью экипированы была лишь Изольда, получившая себе доспехи ограбленного барона, да сам Дровосек, не расстающийся со своим палаческим топором.
При виде выползшей из леса колонны справедливщиков, толпа на поле зашумела, пришла в движение, воинственно потрясая над головами своим нехитрым вооружением. Выйдя вперед, Дровосек воздел над головой руку со сжатым кулаком, призывая народ к молчанию. Не сразу, но все же довольно быстро, вопли радости затихли, позволив Правой руке де Лавейни взять себе слово.
— Ага! Вижу, что все собрались! Это хорошо…— Обводя хмурым взглядом из-под нависших на глаза бровей, разномастную толпу, довольно пробасил себе в бороду Дровосек. — А ничего ли вы не забыли? Лестницы где?
— Тута они, атаман! — Радостно закричали из задних рядов, на что справедливщик, еще больше нахмурившись, немедленно поправил.
— Я вам не атаман! Но волею его поставлен старшим над вами, так что слушаться меня в бою будите аки Бога! И все что я говорю делать! А то знаю я вас, храбры, пока до дела не дойдет, а чуть что так тут же верещите, что ваша хата с краю…
Дровосек погрозил толпе пудовым кулачищем, видимо для острастки, но эффекта не произвел. Крестьяне возмущенно загалдели, тряся над головой сельскохозяйственным инвентарем, громко выражая недовольство, что кто-то в них изволит сомневаться. Общий смысл выкриков из толпы сводился к единому: «Дай нам только до этих кровопивцев добраться, а уж мы им покажем!» Дровосек дал им высказаться, выпустить пар, а потом вновь взял свое слово.
— Ну а раз так, то хватит галдеть! До рассвета не так уж и далеко… — И махнув рукой стоящим за его спиной справедливщикам, решительно пошел на расступающуюся перед ним толпу сельчан. — И огонь затушите – дальше по темноте пойдем!
Люди послушно бросали на мерзлую землю факелы, тут же затаптывая их ногами и незамедлительно присоединялись в хвост к отряду справедливщиков, молчаливо признавая за ними старшинство. До монастырских стен оставалось, каких то полверсты.

Сообщение отредактировал Демон Знания: 01 Май 2022 - 16:10

-Вильям- чуть устало протянул Пророк -Сир Лоссон не так жаден как кажется, да вот только не все на лошадях, мы тут чтобы помочь вам продержаться до прихода подкрепления с Марриусом Тости- чуть закатив свои красные глаза Клейтон подытожил -они должны подоспеть к середине ночи, но вряд ли раньше
Наемники же не теряли настроя, и в ответ на замечание о точной стрельбе мордоворотов Лавейни кто-то прикрикнул:
-Мы тоже не лыком шиты, ложим свои стрелы ровно и точно! Да и у нас хотя бы укрытие есть, вместо травы под ногами!
В ответ на изречения храбреца раздался десяток гоготов наемнических глоток. Хоть это было и грубовато, но настрой бойцов явно был по нраву Клейтону. Проверив свой любимый лук подергиванием тетивы, эльф заранее вытащил две стрелы из колчана, держа на готове. Некоторые лучники, кто мог похвастаться мастерством парной стрельбы тоже решили начать с такого выстрела, другие чуть скрутили оперение своей первой стрелы, чтобы вращаясь та пролетела несколько дальше. Все без исключения дорожили шкурами и сидели за зубцами, не высовываясь, только темный привыкшим к ночи глазом высматривал в округе признаки атаки.

— Ну как знаете, господин лейтенант. — С кислой миной, выслушав ответ темного и шуточки солдат со стены, промямлил Вильям. — Ваши люди – вам и ответ за них держать…
После этого к эльфу он уже не приставал.
Время ожидания тянулось неимоверно медленно. Ночь уже вступила в свои права, полностью окутав своим покрывалом землю. На стенах, над воротами и по углам круглых башен зажглись факелы, выхватившие своим светом пространство под стенами (и попутно, резко ограничившие зрение дозорных, так как за освещенным участком начиналась уже почти непроглядная тьма). Из окон монастырской часовни, отраженные и искаженные эхом, доносились песнопения – монахи молились. Потом забил колокол, возвещавший начало вечери. Какое-то время из дверей несло вкусными ароматами свежеприготовленной пищи. Два наемника с алебардами у ворот, настороженно водили носами, нюхая ароматы совсем не постных блюд. Но ужин, проходил в мрачном молчании, нарушаемом лишь громким чавканьем и периодическими грустными вздохами братьев. Общее напряжение прямо-таки ощущалось в воздухе, потому не слышно было обычного жизнерадостного гула разговоров, да и наемников опечаленные монахи видимо забыли покормить, так как ни ландскнехтам Лоссона, ни расквартированным тут солдатам никто ничего не предложил. Впрочем, солдаты на стенах не показывали никаких признаков страха, толи не относились к крестьянам как к угрозе, толи храбрились перед дроу.
До нападения оставались считанные часы…..

Подожженные огненными стрелами деревья, начали разгораться, освещая поле боя и окрашивая ночное действо в зловещие красные тона, а причудливо искривленные, в отблесках пламени, тени людских силуэтов, стали предавать происходящему вид какого-то адского шабаша.
Дикий вопль в тылу у нападающих, несколько смешал волну крестьянской атаки, хотя и не остановил ее полностью. Часть лесников бросилась следом за крестьянами, дабы поддержать их из своих луков у самых стен, а часть осталась на месте, осыпая укрепления градом стрел и не позволяя защитникам высовываться из своих укрытий. Но с неожиданным появлением на поле боя гиганта, они были вынуждены отвлечься от обстрела и перенести свое внимание на нового врага. Еще примерно с десяток крестьян, остались на месте, обернувшись против неожиданного врага. На Рагнара бросился мужик с вилами, одетый в старый драный тулуп. Одновременно с ним, с другой стороны к великану подскочил седой как лунь (но судя по всему еще крепкий) дедушка, замахнувшийся на него щербатым плотницким топором. Кроме них, шестеро ближайших стрелков, синхронно натянув свои луки, стали выцеливать, освещенную лесным пожаром, фигуру великана.
Ленни-Лоон побежал вместе с основной частью атакующих, стремясь не выпустить из вида свою подопечную. Со стен полетели ответные стрелы, несколько людей в первых рядах, споткнулись, словно налетев на невидимую преграду, и покатились по земле, но это не остановило яростный напор атаки. Остальные, на бегу перепрыгивая через павших, подкатились к самим стенам, приставляя к ним легкие штурмовые лестницы. Самые крепкие и лихие, прижимались к самой стене, подставляя товарищам, в качестве подсадки свои плечи. Лучники Лоссона, ободрённые затишьем вражеского обстрела, все активней начали высовываться из своих укрытий, метко пуская в людскую толпу стрелы, но по лестницам, оголтело вопя, уже поднимались первые бойцы. И большинство из них, тут же обезглавленными полетели вниз, едва достигнув края стены. Так на глазах Лоона, притаившийся за зубцами ландскнехт, дождался, пока по лестнице взберется первый крестьянин и, когда тот взобрался на стену почти до пояса, резко выпрямился, одновременно рубя мужика мечом наотмашь. Пока Длинный Ленни вскидывал лук, беря солдата на прицел, тот успел заколоть еще одного поднимающегося по лестнице врага и сбросить со стены третьего, после чего стрела справедливщика вонзилась ему в лицо, под нижний край шлема-полумаски. Выронив из ослабевших пальцев меч, воин завалился назад, давая, наконец, шанс оставшимся под лестницей бойцам взобраться на стену. Однако, наемникам Лоссона не везде удавалось сдерживать напор массы восставших. Справа от ворот какой-то деревенский бугай с длинной, как оглобля, дубиной в руках, ухитрился вскарабкаться на стену по плечам своих дружков. От бросившегося к нему с обнаженным мечом солдата, здоровяк просто отмахнулся своей дубиной, да так что ландскнехт улетел в одну сторону, а его покореженный шлем в другую. После чего длинная оглобля, провернувшись в руках парня как пропеллер, со всего маха, обрушилась на ведроподобный шлем одного из спешенных кавалеристов, сминая его наподобие гармошки. В следующую секунду, рядом с ним на стене оказалось двое его дружков (сельских мордоворотов вроде него самого), а в последующую, к отмахивающихся дрекольем, от наседающих на них солдат, крепышам, стали присоединяться и остальные успевшие взобраться на стену бунтовщики. Но этот случай был лишь единичным исключением на общем фоне. Во всех остальных местах, наемники успешно сдерживали натиск, рубя и сбрасывая с лестниц лезущих по ним людей. Так, например карабкающаяся по лестнице Изольда, очень быстро стала на очереди второй, а потом и первой, когда одетый в желто-синий килт стрелок, перехватив сжимающее оружие руку противника, с силой вонзил тому в грудь короткий меч, так что окровавленное лезвие вылезло из спины между лопаток несчастного. Ландскнехт уперся в окровавленную грудь крестьянина рукой, намереваясь выдернуть из его тела свое оружие и, только тут увидел, что следующий его противник одет в рыцарские доспехи и вооружен приличным мечом. Новость сия солдата не обрадовала, потому он с силой рванул застрявшее в трупе оружие на себя, сбрасывая бездыханное тело на монахиню.

— Мы можем сжечь сарай, так что проще сдаться, — объявили за дверью мелодичный, но в тоже время слегка хрипловатый голос, с командирскими нотками. — Остаться в живых, пленником, лучше, нежели погибнуть в пламени.

Услышав это, Ленни-Лоон обернулся к монашке с внезапно побледневшим лицом. Он прекрасно осознавал, что ждет его и других справедливщиков попавших в руки к Лоссону. В лучшем случае их просто милостиво повесят, в худшем (и наиболее вероятным), Тости решит вытянуть из него, где находится лесной лагерь. Лесовик не был трусом, но прекрасно понимал, что выдержать допрос палачей лорда, дано не многим. Однако, больше чем своя собственная жизнь, его сейчас волновала судьба монахини Изольды. Что будет с ней, если в лапы к палачам попадет она? Он ведь даже рассказать им ничего не сможет – просто потому что ничего толком не знает и ввязалась в это дело лишь по велению сердца. Что будет с этой чистой наивной душой, окажись она в подземельях Бризингера?
— Раздевайся! — Монашка уставилась на него круглыми от удивления глазами, но что-либо объяснять Лоон не стал.
Сняв с головы Изольды, шлем, справедливщик рывком повернул ее к себе боком, раскрепляя на нем ремни наплечников и нагрудника. Сорвал с ее рук латные рукавицы, раскрепил замки набедренников и стал стягивать с нее кольчугу. Изольда впала в ступор, позволяя лесовику бесцеремонно кантовать себя как вздумается и лапать (пусть даже и чисто случайно!) за всякие интимные женские места. За дверью наверняка слышали их возню, но все еще молчали, выжидая ответа. В самом деле, ну куда они денутся из этого сарая?
Раздев монашку, Лоон пихнул ее, может быть даже слишком грубо, в щель между двумя бочками и накрыл сверху целым ворохом ткани, из которой монахи шили свои рясы. После чего так быстро, как только мог, стал натягивать ее доспехи на себя. Доспех был мелковат и садился плохо, да и Ленни спешил. Ктому же кольчуга оказалась мала и закрывала лишь до бедра. Ухватив стоявший на бочке монашкин шлем, Лоон водрузил его себе на голову и, зная, что в ночном бою мало кто сумел бы хорошо разглядеть лицо Изольды, провел плоской стороной своего меча по своему лицу, размазывая по нему кровь. Враги на улице, наверно уже потеряли терпение и наверняка бы их подожгли, но тут дверь распахнулась и в неверном свете трепещущих факелов и затухающего пожара, ландскнехты увидели железную фигуру воина, с обнаженным мечем в руках…
— Хотите получить моё оружие? — Ледяным голосом отозвался Длинный Ленни. — Так попробуйте взять его!

Сообщение отредактировал Демон Знания: 01 Май 2022 - 16:12

Сообщение отредактировал Демон Знания: 01 Май 2022 - 16:12

Гнилая ладья встретила их предрассветной тишиной, такой, что в морозном воздухе, на расстоянии полета стрелы можно было расслышать как переступают коровы в своих стойлах. Капитан Тости торчал на верхушки холма и прислонив к глазам ладонь козырьком, разглядывал россыпь крытых камышом крестьянских домиков. Село было разделено на две части небольшой, но быстрой речушкой, через которую был перекинут подвесной мост. У причала стояло несколько рыбачьих лодчонок, накрытых обрывками сетей с клоками засохшей тины. На другом берегу, деревня вбегала в гору, где селились самые зажиточные крестьяне и где высилось нечто вроде деревянного острога о ставшегося здесь еще со времен освоения этих земель, когда набеги гноллов-кенокефалов были отнюдь не экзотикой. Оборонительного значение сие строение уже не имело и было превращено крестьянами в амбар. Сделав вывод, что если там кто-то попробует закрепиться – вышибить его оттуда не составит труда, Марриус направил своего коня прочь с горушки, к покорно ожидающему своего командира воинству. Отдельно стоявшая группа лейтенантов встретила его с самой разнообразной гаммой чувств на лицах, от откровенно усталого и измученного, до азартно-хулиганского.
— Врываемся, капитан? — Сходу вопросил Фриц, яростно сверкая кровожадным блеском в глазах. — Только прикажи, и мы захватим их в постелях!
— Там река и мост, по которому я бы конным не пошел. — Раздумчиво охладил его пыл Гонза. — Я бы предложил, господин капитан, вначале окружить село.
Марриус взглянул в глаза своему офицеру и, поощряющие улыбнувшись, мимоходом хлопнул его латной перчаткой по наплечнику. Дело говоришь мол… Как не устали войска от ночного марша, но оставлять все на авось капитан не хотел. С гнёздами мятежа надо расправится быстро и решительно, но по возможности не уничтожая всех поголовно, ибо кто тогда будет кормить монастырь? Обычно такая рассудительность наемникам была не свойственна, но Тости кормился с денег своего лорда, а тот в свою очередь, взимал их со своего быдла – вот вроде того, которое сейчас мирно почивает в своих халупах. И всякое снижение доходов милорда косвенно ударит и по нему – Тости. Тем более что разобиженные потерей имущества монахи, могли вместо благодарности за спасение – настрочить на капитана злобную кляузу. Хрен бы с ней, но в каком настроении будет Лоссон, когда она ляжет ему на стол? Не хотелось бы получать по шапке ни за что…
— Поступим так… — Тости тяжело сполз с седла, подзывая офицеров ближе к себе. — Клейтон – твои лучники пусть засядут у болота - отстреливайте всех, кто будет пытаться сбежать из деревни через него. Эрик – на тебе поле. Михаэль, переправишь кавалерию на правый берег, тут выше по течению должен быть брод и встанешь со своими солдатами на Восточной дороге. Будь готов по сигналу ворваться в селение. Сигнал – одиночная стрела с дымным хвостом. Фриц, тебе с двумя десятками войти в село первому. Попробуй старосту заставить самого указать нам бунтовщиков. При первой же опасности пускай стрелу в небо! Всем все ясно? Тогда с Богом!

***

Лейтенант Гонза принадлежал к одной из самых распространенных среди наемников народности, он был нерец. Впрочем остальные сослуживцы не сильно вдаваясь в подробности, именовали его как и всех островитян с Гордланда – «голодранцем». Гонза не обижался, так как был в общем-то не вредным парнем, а если уж резал кого, или палил чей дом, то то уж, извините, издержки профессии – не более. Сейчас он в числе двадцати солдат, с обнаженным оружием, вступил в замершую в тишине морозного утра деревню. Ландскнехтов встречал лишь лай собак, да вид покинутых хозяевами домов с оставленными нараспашку дверями.
Прищурившись, от утреннего солнца и прикладывая руку козырьком к глазам, лейтенант Фриц обвел село ястребиным взором, выискивая хоть какие-то признаки жизни. Не увидев никого, кроме нескольких дворняг, да пары тощих, гуляющих по площади кур, лоссонский офицер сложил ладони лодочкой и приложив к лицу импровизированный рупор, зычно гаркнул на всю деревню:
— Именем лорда Лоссона! А ну выходи кто живой!!! — Если никто не появится, то придется таки топать по дороге самим…— Или мы начнем жечь дома, со всеми кого найдем внутри!!!
Все местные жители благоразумно забились по щелям и подвалам, справедливо полагая, что командующий отрядом Фриц (кстати соотечественник Гонзы), не применет сжечь село в отместку за монастырь. Предполагал так и сам лейтенант Фриц, потому нисколько не обескураженный таким затишьем, выкликнул из числа всадников армати одного из солдат, отдав ему примерно следующий приказ:
— Эти псы ушли?! (Полуутвердительно) Не понимаю… Магнус! Проверь-ка эту халупу. Ток смотри мне там чтобы не очень, а иначе мы совсем не то… Понял нет? Исполняй!
Пока кавалерист Магнус, спешивался и мотался в покинутую хозяевами хижину, лейтенант Фриц, остановился возле ведущего на правый берег моста и стянув с головы шлем, с чувством поскрёб рыжий затылок, обозревая домишки на правом берегу.
Меж тем в доме какое-то время там была слышна лишь возня, позвякивание металла, грохот переворачиваемой мебели и разбиваемой посуды, однако появился солдат, прежде чем Фриц успел потерять терпение. Магнус что-то торопливо жевал на ходу, держа в руках комок грязных окровавленных тряпок (?!), который сунул под нос командиру.
— По крайней мере, эти псы были здесь… — Задумчиво протянул гордландский наемник, но был бесцеремонно прерван одним из солдат.
— Там наверху кто-то есть! — Указующий перст в стальной перчатке уперся в маленькое окошко под крышей, медленно ворочающей лопастями мельницы. — Я видел!
Подчиняясь молчаливому приказу, ландскнехты сорвались с места, вышибая дверь мельницы, и исчезая в темноте дверного проема, чтобы через некоторое время, выволочь оттуда обсыпанного мукой, тучного, испуганно упирающегося мужика, поставив его пред грозны очи Фрица.
— Кто такой холоп? — Грозно вопросил лейтенант, наведя взгляд на мельника.
Мельник испуганно икнул и со всего маху бухнувшись под ноги лоссонскому командиру, принялся дрожащими руками обнимать стоптанные лейтенантские сапоги.
— Бром я – пощадите, господин! Я не был ночью со справедливщиками и сыновья мои не были!
За время службы, а служил Гонза столько, сколько себя помнил, он успел попривыкнуть к подобной реакции крестьян на наделенного властью вооруженного человека (это не считая того, что само наличие меча уже дает некие привилегии над тем у кого его нет). Наоборот, Гонза бы сильно удивился, если бы мельник решил изобразить из себя героя-партизана, храбро плюнув в бесцветные глаза лейтенанта Фрица.
— Где бунтовщики? Где все население? Говори. — Деланно равнодушным голосом продолжал лейтенант, взглядом готовой к броску змеи глядя на корчащегося в пыли мужчину.
— Справедливщики были здесь ночью, господин. Потом ушли, не знаю куда – я не выходил из дому и дел с ними никаких не имел. Пощадите, господин!
— Где остальное население?! — Возвысил голос Фриц, — отвечай раб, пока я не приказал подвесить тебя за язык на крыльях твоей же мельницы!
— Кто не ушел с разбойниками – спрятались на другом берегу, у старосты Фрола. Они не участвовали в нападении господин, но они боятся… Пощадите!
Пока шел «допрос», Гонза позволил себе немного отвлечься на осмотр самой рыбачей деревни. Я, кажется, уже говорил, что Гнилая ладья была разделена речушкой на две части? Так вот, если левый берег, на котором стояли мельница, хутор и пара домишек поскромнее, был относительно пологим, то правый берег села представлял собой достаточно крутой холм у подножия которого лепилась деревенская площадь (громкое название для небольшого вытоптанного до твердокаменного состояния клочка земли), хижины рыбаков и загон с парой тощих свиней, жалобно похрюкивающих в направлении двух десятков замерших на другом берегу бравых вояк. Наверх холма вела неширокая тропинка, протоптанная немногочисленным домашним скотом, которым владела деревенская элита, поселившаяся на вершине каменистой возвышенности. Умышленно так было сделано или нет, но тот, кто поднимался по тропинке вверх, полностью терял из зоны видимости все, что творится на вершине, зато сам оказывался в очень уязвимом положении, поднимаясь вверх по достаточно крутому склону. Если учесть что сверху могут начать кидаться камнями, стрелами и поливать поднимающихся кипятком или еще чем малоприятным и вредным для здоровья, то добраться до вершины становилось немногим легче, чем преодолеть земляной вал под крепостной стеной. Конечно, врят-ли коварные рабы вскипятили к приходу ландскнехтов смолу и с положенными на луки стрелами, поджидают его затаившись между сараями и овинами, но даже спущенная с горы телега (которая кстати имела место быть в одном из дворов, неподалеку от тропы), могла покончить со всем его небольшим отрядом. То что капитан Тости после этого вырежет все здешнее население, настроение поднимало мало – погибать от руки презренных фрэллей лейтенанту не хотелось.
Тем временем, удовлетворенный допросом и вызываемым им у мельника страхом, лейтенант фриц малость подобрел и даже соизволил едва заметно улыбнуться. Отпихнув сапогом с мольбой тянущиеся к нему руки мельника, офицер не без гордости оглядел своих бронированных мордоворотов и половины которых за глаза хватило бы, чтоб пустить по ветру Гнилую ладью.
— Боятся, говоришь… — Чуть слышно проурчал гордландец. — Правильно делают… — И уже в полный голос, — поднимайся! Пойдешь с нами, покажешь где этот Фрол.
Грозно звеня и брякая воинской сбруей, ландскнехты Лоссона перебрались через соединяющий обе части деревни мост, встав у деревенской площади, на которой едва поместились всем числом.
— Видите самый большой и длинный дом на верху? Вот это дом нашего старосты…— Услужливо подсказал мельник Бром, с испугом взирая на пока еще спрятанный в ножны меч лейтенанта.
Проследив в указанном направлении, Гонза увидел двухэтажный бревенчатый дом, с неким сооружением в виде мансарды на покатой крыше. А этот Фрол достаточно богатый человек, раз может позволить себе такое жилище.

Какое-то время ничего не происходило и Гонза уже было мысленно настроился на неприятное восхождение на вершину горки, как на на самом верху села началось какое-то движение. На дороге появился человек, одетый хоть и не богато, но вполне добротно, с некой претензией на деревенскую роскошь. Был он полн, низкоросл, лысоват и бородат, то есть смотрелся точно так, как в понимании гордландца и должен выглядеть деревенский староста. За спиною мужика, словно стадо овец, несмело жалась кучка селян, в основном женщины и дети. Опытный глаз наемника быстро отметил, что из немногих присутствующих в толпе мужчин, способными держать оружие выглядят лишь от силы два-три, все прочие почти старики, которым и обоз стеречь не доверил бы. Вся эта процессия, скорбно причитая и хлюпая носами спустилась с пригорка, сгрудившись, в кучу у подножия холма, чем еще больше стало походить на испуганное стадо. Единственный, кто не выражал явного страха, пред волками-ландскнехтами, был староста Фролл. На его губах играла вроде бы доброжелательная улыбка, но по глазам и бледноватому цвету лица, можно было догадаться что дается ему такое радушие с трудом.

— Что угодно доблестным воителям лорда Жюля де Лоссона? — Не меняя приветливой физиономии, произнес староста
   Лейтенант Фриц расплылся в мечтательной улыбке маньяка-садиста, яснее некуда намекавшей что ему сейчас надо.
— Подойди ближе, раб… ближе… еще ближе. — Схватив за бороду, притянул к себе зло зашипев в лицо,  — а твоему повелителю, де Лоссону угодно узнать, сколько своих собратьев ты отправил в помощь бунтовщикам этой ночью! Как ты смел, неблагодарный бородатый змей укусить руку господина, что кормит тебя? Быстро говори, кто еще ходил с разбойниками на обитель, или я повешу тебя на твоих же воротах!
   Командир свалил мужика на землю и спешившись, принялся пинать его тяжелыми латными сапогами, стараясь наносить удары так, чтобы они вызывали больше увечий. При этом гордландец насмехался, грозя предать огню всю деревню, повесить все оставшееся мужское население, а женское сначала разложить под своими солдатами, а потом продать их в Бризингере восточным купцам. Староста ползал в пыли, пытаясь руками закрыть лицо от ударов наемника, ухитряясь при этом еще что-то ему отвечать.  
— Помилуйте! Да, разбойники были у нас ночью, заставив часть селян идти за собой, но те кто с ними ушел назад не вернулись… Помилуйте, господин, мы здесь не причем! Мы полностью верны своему лорду! Вы можете обыскать всю деревню – вы не найдете здесь никого из лесных разбойников!  
   Односельчане в страхе наблюдали за действиями наймитов, но бежать никто не пытался. Солдаты, повинуясь какому-то своему особому инстинкту, словно волки, взяли толпу в полукольцо, прижимая ее к подножию холма. Они и походили сейчас, скорее на зверей, пронзая хищными взглядами своих жертв. Потом староста получил особо сильный пинок и подавившись словами захрипел, выпучив глаза и потешно дрыгая коротенькими ножками. Из толпы. к избивающему его лейтенанту, выскочила какая-то дородная тетка принявшаяся умолять того оставить Фролла в покое и куда-то усиленно его приглашая. Гонза напряг слух, пытаясь понять о чем речь, но уловил только что-то о «празднике», «гостях», «милости» и «пире»… Пире?! Гонза сглотнул непроизвольно набежавшую в рот слюну. Лейтенант перестал пинать старосту и сквозь стоны и оханье избитого мужика, до наемников наконец-то добрался смысл теткиного предложения. От имени деревни, солдат лорда Лоссона приглашали на пир в честь какого-то праздника (какая разница какого - главное что праздник!). Взамен же, тетка смиренно надеялась, что упившиеся ландскнехты не станут жечь Гнилую ладью и кого-либо убивать из оставшихся в деревне людей. Какая наивность…
   Однако, мысль, после утомительного суточного перехода, в котором капитан Тости гнал своих людей без всякого отдыха, спокойно посидеть и попировать, особенно в то время, как сам капитан сейчас киснет в болоте, показалась лейтенанту очень привлекательной. Мысленно пообещав самому себе спалить тут все дотла сразу после пьянки, Фриц милостиво принял приглашение. 

"Горка" так в просторечии сельчане именнуют каменистую возвышенность, на правом берегу села. По давней традиции здесь стоят дома самых зажиточных крестьян.

Пьянка… то бишь праздник начался в самом большом и длинном доме, как догадался Гонза – здесь и жил староста Фролл. Стол изобилием не радовал и скорее разозлил бы голодных вояк еще больше, если бы крестьяне не догадались забить перед приходом солдат тощего кабанчика, который сейчас аппетитно поджаривался на вертеле в очаге. Избыток репы и прочих корнеплодов скрашивало обилие прислуживающего за столом женского пола и пива, впрочем последнее, лейтенант пить не разрешил, показав самым непонятливым бронированный кулак. Солдатня обижено роптала, но ослушаться никто не смел.    
  Спустя часа два, когда все не богатые деревенские запасы были основательно ополовинены, Гонза обратил внимание, что из дома вдруг исчезли прислуживающие им девки. Заметил это и Фриц, моментом посерьезнев и потянувшись рукой к мечу, который ни на минуту не отставлял от себя. Учитывая какую «любовь» испытывали местные к солдатам, от них в любое время можно было ожидать любой гадости. Одновременно с настороженностью лейтенанта Фрица, Гонзу охватило тревожное чувство, что сейчас должно случиться что-то не хорошее…

   Дровосек, раненный Клейтоном при штурме Монастыря, не успел покинуть Гнилую Ладью. «Справедливщик» потерял много времени, уговаривая местных крестьян покинуть дома и уйти вслед за ним в лес, но все тщетно. В итоге когда остатки лесных отрядов собрались уходить в лес – Дровосеку пришло известие, что войска Лоссона появились у деревни. Будь на месте Дровосека Парамон, возможно, что Тости не удалось бы незаметно для него окружить деревню, Дровосек ограничился лишь тем, что посадил наблюдателя на каланчу деревенского амбара, который не мог видеть всего, что происходило на левом берегу деревни. В итоге появившийся отряд Гонзы и Фрица, Дровосек посчитал единственным и решив взять реванш за поражение под Монастырем – укрыл остатки своих сил по крестьянским погребам, собираясь взять своих врагов упитыми сытыми и сонными. Разумное предложение одного из своих людей, обложить Дом Старосты сеном с дровишками и подпалить, а дверь подпереть чурбачком покрепче Дровосек самонадеянно отверг, ведь даже с учетом понесенных потерь, на одного лоссонского ландскнехта приходилось бы по двое его бойцов. Потому, выждав время, за которое по мнению Дровосека наемники должны были упиться в соплю, лесовик приказал окружить дом, выставил у каждого окна по лучнику и во главе толпы вооруженных «справедливщиков» пинком распахнул входную дверь.

Дверь с резким грохотом распахнулась, впустив в дом вопящую свору головорезов, с короткими мечами, топорами и дубинами. Гонза проворно подхватился с места, перепрыгнул через стол за котором сидел и оказавшись по другую его сторону, что есть силы пнул его сапогом опрокидывая так, чтобы между ним и «справедливщиками» появилась дополнительная преграда. Торжество на лицах ворвавшихся разбойников очень быстро сменилось разочарованно растерянным выражением, когда вместо полупьяных наймитов, они увидели перед собой готовых к бою солдат с обнаженным оружием. Однако вид обнаженных клинков не остановил лесовиков. Дико вопя во всю глотку, они налетели на солдат. Первую минуту, среди десятка мелькавших в воздухе клинков было сложно разобрать где кто. Дом заполонил звон стали, упругое чавканье разрубаемой плоти да стоны умирающих. Все кончилось так же быстро, как и началось. Получив отпор, волна нападающих отхлынула к двери, оставив на полу дюжину тел, а сами наемники, создав что-то вроде строя, двинулись на «справедливщиков». Ворвавшиеся, поняв, что застать врага врасплох не удалось, почти не оказывая сопротивления, сами подались назад – воинских навыков лесовиков явно не хватало на профессиональных солдат. Надо сказать, что во время боя у монастыря «справедливщики» выказывали больше упорства и стойкости.
   Быстро очистив пространство у двери, бойцы разбойников уступили место стрелкам – в дверной проем и в окна полетели стрелы. Один солдат возле двери упал, второму стрела вонзилась в грудь, пробив затянутое бычьим пузырем окно.
— Закройте окна!  — Заорал Фриц, сунул нос в дверь и тут же быстро нырнул обратно, когда в косяк рядом с ним вонзилось сразу три стрелы. — Грязное отродье! Да их там немерено!
  Солдаты, ругаясь сквозь зубы, разламывали мебель, закрывая лавками и столешницами окна. С дверью возникла заминка, правда уже по вине наемников. Получать стрелу в грудь никому из солдат не хотелось, а пока подбирали свои щиты, «справедливщики» захлопнули открытую дверь со своей стороны и даже подперли поленцем, для верности. Качество заценил лейтенант Фриц, пнув дверь сапогом, та дрогнула, но полено с другой стороны не пошатнулось.
— Стрелок на крышу. — Распорядился офицер. — Давай сигнал. Живее!