Подобно северному киту, режущему собой воды холодного моря, рыцарь мощно греб к берегу, оставляя за собой пенистый след на до того спокойной озерной глади и едва не пуская шипящие фонтаны из какого-нибудь отверстия от напряжения. Одежда опутывала плывущего, тянула ко дну, будто сказочная русалка, возжелавшая мужской плоти, но он не сдавался, демонстрируя чудеса упорства и стойкости. С купанием Филипп вообще погорячился, вообразив себя полярным тюленем. Хоть день обещал быть жарким, но озеро было глубоким настолько, чтобы не прогреться к этому часу и быть достаточно студеным, чтобы вкупе с прохладным ветерком грозило наградить незадачливого ныряльщика замечательной простудой, если ни чем посерьезней. Но плюс был один, и со значимостью его было трудно не согласиться - воин оказался относительно чистым, как и одежда, постиранная подобным образом. Рыцарь перестал смердеть, аки раб галерный, уже одно это должно было стать оправданием заплыва в практически ледяной, как оказалось, воде. Достигнув того места, где можно было упереться ногами в почву, Филипп вновь оказался ступнями в затягивающем в себя иле. Не то, что это было слишком уж отвратительным ощущением, но и приятного было мало. Осклизлая жижа втягивала в себя, щекоча кожу мелкими щепками и кусочками не до конца перегнивших водорослей, заставляя Нормайена содрогаться и с великой поспешностью топать к берегу.
А там уже похоже начинала собираться вся дружная команда по убиванию пока ничего не подозревающего о такой для себя чести вампира. Кто конкретно, рыцарь разглядеть не смог из-за налипших на лоб и закрывающих обзор волос, так что следовало окончательно привести себя в порядок, прежде чем оказаться на суше. Зачерпнув обеими ладонями воды, Филипп начал тереть лицо, ощущая солоноватый привкус смываемого пота и пыли на губах. Умывшись, рыцарь собрал в кулак волосы и отжал их, отмечая, что оброс не хуже год не стриженной шерстяной овцы. Взгляд на на свое отражение как всегда показал, хотя иного было ожидать трудно, довольно отвратную на вид личность, с хмурой, изрезанной тенями мордой, заросшей густой, но довольно короткой бородой. Задумчиво почесав подбородок, как раз и сокрытый под совсем еще недавно щетиной, а теперь уже настоящей бородой, рыцарь выбрался на берег, смывая с ног прилипший ил, обещающий в совсем скором времени превратиться в сухую корку, если его не убрать:
- И я вас тоже очень рад видеть. - голоса незнакомцев далеко разносились над водой, так что Филипп хоть и не видел их, но слышал прекрасно. Отмыв ноги, рыцарь потопал по травке к оставленным вещам, стараясь не наступать на кое-где выглядывающую землю. - Филипп фон Нормайен, волею судеб отловленный святым отцом в придорожной таверне для казни клыкастого нечестивца. Так что будем знакомы.
Усевшись на старое место, рыцарь извлек из мешка новые, свеженькие портянки, хранимые как раз для того случая, после чего начал бережно наматывать их, чтобы не дай Единый не сбились на переходе и не стерли ступни до костей. Собственно как только одна портянка заняла нужное положение, Филипп заметил, что инквизитор наконец-то собрался показывать фокусы. Чертыхнувшись, Нормайен схватил в охапку клинок, самострел и сумку с болтами и поскакал на одной ноге к церковнику, свалив все это добро рядом с ним. Вернувшись и закончив начатое, рыцарь надел сапоги и извлек фляжку с медовухой, глотнув из нее. Некоторое время можно было отдохнуть, что Филипп и не замедлил сделать, развалившись на траве и с улыбкой поглядывая на новых спутников, стараясь делать это не слишком навязщего.