Тень стояла изваянием, не двигалась, уставившись вырезанными отверстиями своей маски. Она была безобидна: вампир не чувствовал опасности и злых намерений, — даже неуклюже забавна. Вытянув короткую и крохотную ручку, которая сжимала край одежды, масочник не пускал Брэма дальше в воду, словно предостерегая его.
— Мне нельзя в воду? — тот подался вперёд, ближе к маленькому и мирному жителю Межмирья.
В ответ тень лишь своеобразно покачала головой — медленно и ритмично.
— Почему?
В ожидании вампир медленно вышел из воды под пристальный взгляд неразговорчивой тени. Какое-то время они стояли в полном молчании: тень, которая вероятно и разговаривать не умела, и он, вампир который умел ждать и испытывать судьбу. Вскоре дух-масочник сдался и возобновил диалог, подняв в сторону руку и указав куда-то вдоль берега.
— Идти с тобой? — расценивая жест как приглашение следовать за ним, поинтересовался Брэм, вглядываясь в указанное направление, где ничего привлекательного не наблюдалось.
— Просто иди туда.
Лёгкое недоумение коснулось бледного лица вампира, совершенно не ожидающего вербального контакта с этим существом. Гвиневра без всяких сомнений успела скрыться, её не догнать. Время непростительно потеряно из-за неопределённых действий тени, что стояла всё на том же месте и едва ли шевелилась. В какой-то момент его навестила мысль, что это ничто иное как начало поэтапной потери разума и стабильный процесс галлюцинаций на основе собственной тени.
Помассировав переносицу и проверив наличие духа-масочника, вампир вздохнул, пожал плечами и скептически направился вдоль берега.
— Стой.
Серая земля захрустела под подошвами сапог, когда вампир развернулся и вопросительно посмотрел на духа. Тот протягивал ему обрезок копчённой колбасы на шнурке:
— Возьми. Пригодится.
— Зачем… — с недоумением Брэм уставился на обрезок на своей ладони: старый, сухой, но безумно смердящий чесноком кусок.
Дух молчал, и вампир не стал испытывать судьбу терпения в этот раз, убрал колбасу и ушёл подальше от чудного существа.
Вновь бесконечная дорога. Шаг за шагом, но казалось ничего не менялось. Пейзаж застывшим градиентом отказывался меняться и являть гостю что-то новое. Пока что. Впрочем глубокие словно корни векового дуба думы любого путешественника оберегали его от счёта времени пройденного пути. Так ноги часто уносят задумчивого мечтателя и авантюриста далеко от безопасного места, где тот встречает первое приключение и одновременно погибель. Брэм прошёл довольно долго, озадаченный встречей с духом и внезапным пахучим подарком. Несколько раз он вынимал обрезок и, заткнув пальцами нос, внимательно изучал его, надеясь отыскать необычные черты или детали в этой вещице. Однако обрезок не представлял из себя ничего примечательного для глаз вампира. Ноги уносили его всё дальше и дальше вдоль чёрной реки, к очередному приключению, к возможной погибели. Вопросы и внутренние дискуссии разгорались всё сильнее в сознании Брэм, он не обращал особого внимания на творимое вокруг, на однотипную природу Мардакана, на торчащую из-за скал высокую тёмную башню…
Брэм остановился и, проморгавшись, пригляделся к ней. Нет. То, что он ранее принял за чёрный шпиль, уходящий в небеса, оказалось нагромождением гор, из которых в серое небо бил тонкий луч белого света. Луч был такой неестественный для этих мест, словно его украли из мира и насильственно принесли сюда, чтобы закрыть, запереть, спрятать столь прекрасный свет во тьме неблагородной. Вампир шагнул вперёд, чтобы рассмотреть неожиданную природную конструкцию.
Вершиной привиденной башни выступал кусок массивного камня, что без какого-либо движения завис в воздухе. Впрочем он, застряв на одном месте, двигался, но столь неохотно и медленно, что значения этому не придавалось. Под ним готическими пирамидами расползались острые слоёные скалы, из недр которых и вырывался бел луч свет, пронизывая висящий камень насквозь. Чем ближе приближался вампир, тем больше открывался ему необычный ландшафт. Стоячая чёрная вода окружала пирамиды. Она, казалось, обнимала их тёмными тонкими кистями, предвещая незваных гостей об опасности при посягательстве на территорию. Но любопытство взяло вверх над путником, и тот шагал к свету всё увереннее.
Скромный шорох его шагов развеял тишину и разбудил местных. Летающие уродливые головы взметнулись вверх и завопили в воздух:
— Он пришёл! Он пришёл! Он никогда её не найдёт!
Они облетали его по кругу, смеялись и издевались. Мерзкие их уху голоса заставляли тут же ненавидеть их обладателей, возжелать им распоследнего зла, заткнуть любыми способами. Едва не искрясь от раздражения, Брэм следил за тем, как головы в которых раз облетают его, а челюсти их неестественно крутит от оскорбительного хохота. Они летали слишком высоко, чтобы поймать их и упоением размножить их уродливые черепа о скалы. Вместо этого вампир выудил смердящий обрезок колбасы и протянул его на вытянутой руке вверх. Гогот, казалось, стал только громче. От досады от слепой наивности, Брэм швырнул кусок в одну из пролетающих мимо голов. Маневренно они увернулись.
— Пришёл! Пришёл! Ищет! Не найдёшь, не найдёшь!
Издёвки в их голосах сводили с ума, забивали до смерти чувство уверенности, заставляли бежать, прятаться, чтобы только не слышать их.
Вампир подбежал к расщелине меж камней и осторожно заглянул внутрь. В непроглядной даже для ревената тьме плескалась вода. Мирно, дружелюбно, тихо. Плеск был такой, что казалось он готов был укрыть от мерзких голов и их смеха, спрятать и защитить. Недолго думая, Брэм шагнул навстречу неизведанному во тьму.
Если в Межмирье всегда стояла довольно холодная погода — пригодная для духов, — то сейчас из глубины расщелины в лицо Брэму неожиданно дохнуло настоящей северной стужей, хотя ни один волос на его голове не шевельнулся. Напрягая все органы чувств, вампир сосредоточился на том, что было впереди. Страх — первое, что ощутил там Брэм. Тьма неторопливо отползала от него, не боясь, не страшась. Она собиралась в одно целое, словно для того, чтобы нанести удар.
В крупицу мгновения темнота рванулась к нему, протягивая жадные смертоносные щупальца, чтобы обвить, чтобы объять неразумного глупого гостя. Вампир отскочил от нескольких внизу и увернулся от многих сверху и по бокам. Инстинкт неистово гнал его прочь. Прочь! Вампир побежал, чувствуя кожей как неизвестный хищник лезет за ним, размахивая щупальцами, сотканными из самой темноты. Брэм выскочил из расщелины и побежал как никогда ещё не бегал. Слух его разрывали визги, вопли и стенания сотен голосов, мужских, женских, детей, стариков. Обернувшись, вампир успел заметить страшную картину: чудовище представляла из себя амофрную массу, из которой то вырастали, то втягивались тронутые гнилью руки, ноги, носы, глаза, черепа. Вороньём летающие уродливые головы потешались над ним, улюлюкали и подбадривали неведомую тварь, что гналась за убегающей жертвой. Их голоса становились всё глуше и дальше. Уже не ощущая прикосновения теневых щупал на своей шее, Брэм нещадно гнал себя вперёд. Он вылетел из-за очередного оврага и, потеряв почву под ногами, закувыркался по склону. Падение заставило его остановиться и одуматься. Падшее опасное место Межмирье смертельно даже для ревенатов, и только ради одного он готов был рискнуть всем. Сантия.
Поднявшись, Брэм стряхнул с себя пыль и резко почувствовал укол совести в самое сердце. Он сбежал, сбежал опять как трус, оставив Эрику в хижине семи незнакомцев и одного ушлого гнома. Ради чего? Ради утраченной любви, о которой он даже и не вспоминал до слов Астконасидастайоск. Лицемерный сукин сын. Но путь уже начат и обратного пока нет.
Чёрная артерия более не преграждала дорогу, масочника уже не было на том берегу, как и каких-либо следов Гвиневры.
Вампир, понуро опустив плечи, слепо двинулся дальше.