Вера омытая кровью

15 день месяца травен, 3057 год
Ундервудский лес
Заполночь


    Страх возникает в бессилии духа - так вещал священнослужитель Отто в Прецептории на Юге Империи, где Изольду пытались учить грамоте. Грамоте она так и не выучилась из-за своей отрешенности и неусидчивости. Но эти слова впечатались в память и, словно обретя вес, что нагрудный крест, отныне вели монахиню. Зато перерисовывать картинки из книг ей нравилось, это занятие умиротворяло и вселяло покой, не только в нее, но и в служителей обители, поскольку девушку там побаивались и всячески избегали вырывать ее из состояния блаженности. Изольда давно не брала кистей в руки, последний раз то было еще около года назад, до того момента, как её представили мрачному капеллану Утеру Манну. Вспоминая это имя, девушка содрогалась. Сознание хранило ее от событий той жуткой ночи, она лишь помнила обрывками: женский крик, алые брызги на снегу, неведомая сила бросает ее к дереву, скорый бег и после забвение. Очнулась она тогда много дальше от места событий и вышла к деревне Холвуд, где встретила наемника Тобера Анктура. Что сталось с Манном – неведомо, возвращаться в Прецепторию не позволил стыд, ведь она даже не знала, что там случилось в лесу и чем все  кончилось. К тому же, Прецептория оставалась в памяти, как место хоть и под сенью божией, но отчего-то очень далеким для нее. Именно там девушке было безбрежно одиноко, послушники сторонились ее, на службе вкруг нее всегда было свободное место, никто не хотел к ней приближаться, занятия были монотонными, а в душе томились воспоминания об Ундервудских лесах, когда она чувствовала себя живой и полезной тем людям, полезной миру. Кроме того, Прецептория стоит у подножия гор и всякий раз возводя глаза к небу она хватала верхушки гор взглядом, а горы те напоминали о перевале, что вел в Атраван... Изольда часто молилась за своего боевого товарища иноверца, свято веря, что он жив и здоров.
    Вдохнув ночной воздух полной грудью, монахиня поворошила скудный костерок веткой и стянула с ног стоптанную до дыр обувку. Она шла пешком от самой Эквилии, не спешила и не медлила, созерцала жизнь, текущую мимо, помогала словом божьим и руками встреченному люду. Были и скверные моменты путешествия, но услужливая память все закрывала густой пеленой и девушка не тревожилась о том. Башмаки ее уже были ни на что не годны, дыра, на дыре. Молча подбросив их поочередно в огонь, девушка вытянула босые ноги к костру, сидя на своем облезлом плащике. Ночи становились все теплее, можно идти дальше и босиком. До родной ее деревушки Ушкуйничья оставалось два-три дня пути. Она покинула ее давно, зим пять уж прошло и почему то сейчас сердце так хотело вернуться. Там никто ее не ждал, матушка отошла, когда она была еще маленькой, но может прелат Фьоххет еще в здравии. Она бы очень хотела вновь помогать ему со службой и хозяйством. Утомили ее ратные подвиги, кои легли на ее хрупкие плечи. Но Батильд не сетовала, нет, ни сколько. Всевышний дает тебе такую ношу, которую ты в силах сдюжить. Выудив малость тронутый ржавчиной хозяйственный ножичек с пояса, девушка едва слышно замурлыкала подхваченную в одной деревне мелодию и стала водить точильным камушком по лезвию. Когда Изольда сочла, что лезвие достаточно остро, она покрутила ножик перед собой и удовлетворившись работой, взяла свою отросшую косу да и подрезала под основание. Волосы девушка тоже бросила в огонь, встряхнула немытой головой, облегчившейся от ноши, и убрала принадлежности по своим местам: ножик на поясок, брусок в сумку. А в сумке той, окромя него был лишь замотанный в тряпицу черствого хлеба кусок, пригоршня ягод, да видавшая виды фляжка из кожи с водицей из ручья. Отломив не без труда себе хлебу, Изольда помолилась тихонько и принялась ужинать под потрескивание костерка.

   Монахиня в своей жизни встречала или совсем мёртвых мертвецов, или же тех, которым человеческого уже не припишешь. Посему она никак не могла поверить в слова морейки и восприняла это иносказательным образом.
- Я подумаю... - медленно протянула Изольда, вглядываясь в лицо собеседницы, которое и впрямь напоминало почившую. Впрочем и сама Батильд не так уж сильно отличалась от ночной гостьи, такие же впалые щеки и глаза, бледные губы.
- Что кем бы Вы не были, Рейчел, Вам нужна рука поддержки. То что Вы сказали...от одних лишь слов мне делается больно и я бы хотела помочь облегчить эти тяготы - монахиня было хотела, вновь взять Еву за руку, но осеклась, не решаясь больше нарушить чужие границы.
- Спасипо - Ева приобняла себя за плечи, кажется, судя по её лицу, на эту реакцию она даже немного стушевалась.
- Ви очень помошете мне... если просто протолшите шить. Не пускать в сертце слопу, а в шиснь - тех, кто этой слопой вскормлен. Люпить... Всевишнеко. И не только еко.
- Об этом не стоит даже просить, это ведь - Изольде очень жаль стало свою собеседницу, она поджала губу, находя себя не самым удачным собеседником для снятия тяжести с души.
- Рейчел, я буду молиться за Вас, если Вы в силе своих молитв уже разуверились. Всякая душа достойна исцеления, всякая жизнь бесценна, и пусть Вы свою считаете утраченной, Вы должны бороться за те идеалы, о которых попросили меня.
Заклинаю Вас, живите пока Ваши стопы ходят по этой земле и делайте все возможное, чтобы своей душе проложить дорогу под сень Всевышнего для обретения покоя и вечной благодати. А я буду молиться за Вас, и за каждого, кто ходит под небом - выпалила темноокая монахиня с тем пылом, каким зажигала сердца Справедливщиков когда-то.
- Тавайте... тавайте помолимся, Исольта, - Ева чуть больше отвернулась, чтобы сокрыть лицо своей тенью и сложила белые ладони в соответствующем жесте.
   Изольда молилась вслух, чтобы придать сил и мужества для заблудшей души, дабы была в силах она преодолеть все невзгоды, уготованные ей свыше. Молилась истово и долго, а в конце взглянула на гостью таким чистым, словно неземным взглядом покорного ангела, скромно улыбнулась и пожелала доброй ночи. Небо уже не было исполнено той чернотой, которая делала свет звезд ярким. Еще пару часов и начнет брезжить рассвет. Нужно было набраться сил на новый день и продолжить путь к благим целям. Изольда быстро заснула, калачиком свернувшись на половинке плаща. Огонь в скудном костерке, спасаясь от угасания, перебегал с одной веточки на другую и в конце-концов иссяк, напоминая о себе нисходящими всполохами на угольках, и те в скором времени погасли. Сизый дымок от углей растворился в предрассветном дремотном тумане. 
   Изольда пробудилась от не долгого сна, когда солнце только-только показалось над густо растущими еловыми макушками. Несчастная девушка, что пришла минувшей ночью погреться у костра - исчезла, след ее простыл. Монахиня поежилась от утренней прохлады и стала подниматься и собираться в путь.

   Рассветная прохлада уже сменилась приятным дуновением майского ветерка, когда Изольда босиком шагала по пролеску вдоль ручья, приминая молодую траву. Девушка двигалась к тракту из леса, а ну как, с божьей помощью, удастся повстречать какой обоз или одиночную телегу в попутном направлении. Обычно, ей не отказывал в помощи простой люд, а к не простому она предпочитала не обращаться, чтоб не беспокоить важных господ своими мирскими нуждами.
Щурясь от лучей майского солнца, пробивающегося сквозь кроны юной листвы, Изольда остановилась, приметив впереди идущего на встречу человека. Незнакомец тяжело шагал, опираясь о палку, прихрамывал на одну ногу. Приметив недуг незнакомца, девушка поспешила ему на встречу.
 - Храни Вас Единый, - поздоровалась она, озадаченно разглядывая калеку. Его одежда выглядела не лучше поношенной рясы самой Изольды – грязная, местами с прорехами.
Руки казались неловкими, кривыми. Широкое лицо с квадратной челюстью покрывал слой недельной щетины.
- Я могу Вам помочь?
Мужчина жадно впился в нее глазами, и помедлив, задумчиво шевельнул губами.
- Благослови вас Создатель, - сказал он спустя пару ударов сердца. - Добрая женщина. Поделитесь с голодным кусочком хлеба и я буду молиться за вас всем светлым богам на свете.
- Бог Един - строго ответствовала монахиня незнакомцу, но тут же отругав себя за вспышку гнева, смягчилась. Ближнему подобает помогать, и не важно, заблудшая ли он овца. Не ей осуждать чужие взгляды на веру, главное оставаться крепкой в своей.
- Вот, держите - она извлекла из сумы кусок зачерствевшего хлеба, превратившегося в натуральный сухарь и с легкостью отломила от него половину, без умысла показав силу в тонкопалых руках, отнюдь не девичью.
Роняя крошки, она протянула хлеб путнику, а свою половину убрала обратно в сумку.
- Как Вас звать, брат?
- Юдай, - коротко представился мужчина. Он задумчиво вертел хлеб в руках, подносил к губам, вроде как даже нюхал. С весёлым щебетом с ветки на ветку перелетела рыжегрудая горихвостка, ожидая, когда люди отойдут и можно будет поживиться хлебными крошками, которых они нароняли.
Изольда выжидающе смотрела на Юдая – беззлобно и доброжелательно, тот в ответ посматривал на нее каким-то хищным, жадным и изголодавшимся взглядом дикого зверя.
- Я вижу на вас мужскую монашескую одежду.
- Я служила в прецептории святого воинства - беззастенчиво ответила девушка.- А Вы? Откуда держите путь?
- Женщина в святом воинстве? Как однако изменились нравы в империи. Женщина держит мужские обеты... В дни моей молодости такое было недопустимо... - поддел он, проигнорировав вопрос монахини.
- Куда же держите путь..? Простите, так и не узнал вашего имени.
- Я направляюсь в Лавидию, в родную деревню - так же проигнорировав колкость, ответствовала она. - Изольда, меня зовут Изольда.
- Это опасная дорога, - сказал он ловя ее взгляд, некий магнетизм в его глазах заставлял не отводить взора, будто усыпляя, навязывая своё.
- Вы кажетесь мне уставшей. Очень уставшей. Не хотите сойти с дороги? Вон та роща кажется очень удобной. Можно развести костер и отдохнуть...
- Не стоит за меня волноваться, - Изольда тряхнула головой и коснулась креста на груди, прогоняя наваждение. Она мало спала за последнюю неделю, так что же теперь в каждом встречном углядывать неладное? Да и что калека ей сделает?
- Давайте, я провожу вас до тракта? - предложила она и там хотела разойтись со странным путником разными дорогами.
- Да.. пожалуй... - палка, служащая костылем, попала в яму и Юдай вдруг споткнулся, кажущийся совершенно беспомощным. Изольда позволила подхватить себя под локоть и повела мужчину в направлении тракта. 

   Впереди у ручья росли раскидистые плакучие ивы, кончики ветвей которых касались быстро бегущей воды. В густых зеленых кронах покрикивали птицы. Отчего-то их крики показались Изольде печальными.
- Давайте, осторожней, - продолжая вести Юдая, предостерегла она на очередной рытвине.
- Постойте.... это хорошее место. Ответьте, Изольда, исполняющая мужские обеты... Этой ночью у вас был гость?
Монахиня замерла и удивленно уставилась на Юдая, приоткрыла рот для ответа, но ничего не смогла вымолвить.

- Женщина, - не отставал Юдай. - С иноземным акцентом...
- Вы ее знаете? - только и смогла обронить девушка.
- Ее знаешь ты! - он вдруг до неприличия грубо сжал ее руку.
- Что Вам нужно, Юдай? - монахиня нахмурилась и дернула руку на себя, чтоб вырвать из цепной хватки.
- Она любит святош... О, как ты прекрасно пахнешь! – произнес Юдай, бесцеремонно разворачивая девушку к себе спиной.
- Хорошо, что мы тут одни и днем... Никто нам не помешает!
- Именем Исайи, что вы делаете? Пустите, мне больно! - осознав, что сила у калеки недюжая и превосходит ее собственную даже в состоянии боевого безумия, Изольда не на шутку испугалась.
Зашипев при имени Исайи, Юдай не ослабил хватки.
- А ты как думаешь?
Он наклонился к ней так низко, что коснулся кончиком носа ее уха. Изольда содрогнулась в отвращении, слыша, как он чувственно облизнулся.
- Я не могу заставить эту суку чувствовать боль, которую чувствовал я... но я могу отомстить по другому...
Блеснули удлинившиеся клыки, совершенно неестественные для человека. Глаза Юдая горели торжеством и непонятной жуткой жаждой. Изольда рванулась, но тот стиснул тело девушки, прислоняя к себе, заломил ей голову и с силою вонзил в ее горло клыки. Жгучая боль криком сорвалась с уст монахини. Она пыталась сопротивляться, но тщетно. Кровь очень быстро уходила из глубоко прокушенной артерии, лишая девушку сил, а злорадствующий демон все сильнее прижимался к ране губами. С противными чавканьем он жадно пил из нее, осушая словно бутылку вина. Ярость, с которой Изольда старалась отбиться от кровопийцы, ослабевала. Когда ее сердце почти затихло, Юдай оторвался от раны и с наслаждением облизнул алые губы.

- Божественный нектар! Чудесный напиток! Давно я не получал такого удовольствия!....такого удовольствия! Чистый непорочный цветок. Я бы отпустил твою Душу прочь, но... как уже говорил, ты мне еще пригодишься.
Юдай прокусил себе вену и прижал кровоточащую руку к губам умирающей Изольды. Кровь его, обжигающей соленой струей, устремилась прямиком в горло. Девушка начала захлебываться, давиться. А еще через несколько мееедленных тииииихих ударов сердца, по телу ее прокатилась волна невыносимой пламенной боли, лицо Ван Батильд исказилось в жуткой гримасе, тело скрючило. Кровь вампира, словно огонь, что прожигает книгу, преодолевает ее слой за слоем, листок за листком, неся с собой проклятие бессмертия. Она проникала в вены, покоряла сосуды, оставляя за собою только адский, необузданный и обжигающий пламень, убивающий саму человечью суть воинствующей монахини. Сердце ее билось все тише, кожа становилась холоднее, бледнее.... а потом Юдай вдруг ее отпустил, бросив на траву у берега ручья. Постоял над ней немного и ушел прочь.

 Середина травена, снег уже потаял, увлажняя землю и даря жизнь буйной зелени. Крестьяне по всей империи заканчивали посевные работы, чтобы после сбора урожая отдать честно выращенное в оброк своему лендлорду. Где-то били колокола, призывая паству на утренний молебен, где-то корабли уходили в далекое плавание. Жизнь в Амалирре шла своим чередом.

   Блики весеннего солнца переливались в воде буйного ручейка. Божья коровка мягко опустилась на каштановую прядь волос и шустро перебирая лапками добралась до бледного лба. Поисследовав лицо мертвой девушки еще немного, насекомое упорхнуло. Стеклянные глаза Изольды смотрели вверх, отражая в себе безоблачное небо. А где-то внутри ее сознания не было ничего. Ни-че-го. Прошел час или того больше, как тонкие пальцы монахини впились в землю и сжались в кулаки. Ее тело неестественно выгнулось, а из горла вырвался всхлип, спугнувший белокрылую бабочку, успевшую присесть на травинку. Глаза заметались, ничего не видя, пальцы на ногах скрючились. Агония выжигала всё изнутри, заставляя тело биться в конвульсиях, которое так же резко замерло, как и минуту назад встрепенулось.
   Темнота, звук шагов по каменному полу. Изольда оглянулась, под руку ее, как отец, вёл Жак де Лавейни. Постепенно темнота уступала проступающим очертаниям. Это светлая зала церкви, слышен звон колокола. На скамьях с радостными лицами сидят Справедливщики. Изольда заметила лицо Ленни Лоона, который одобрительно кивнул, а вон редкозубый Ронад щербато улыбается и машет рукой. Изольда тоже улыбалась им и опустив глаза увидела подол белоснежного платья. На голове ее позолоченный обруч, надетый поверх такого же белоснежного платка, покрывающего голову и плечи, а в руках у себя она увидела букет из полевых цветов. Лавейни вел ее к алтарю, у которого ее ждал Муиба. Одетый на тавантинский манер, он смотрел на нее с теплотой и когда он оказался уже рядом, Лавейни отпустил ее.
- Эзель, - с привычным акцентом изрек атраванец, отчего сердце девушки сжалось до боли в груди. Муиба протянул к ней раскрытую ладонь. Изольда вложила свою тонкую ручку в его и подняв взгляд на ас`Сабаха в ужасе закричала, вот только звука своего голоса она не услышала. Лицо Муибы было лицом мертвеца с провалившимися глазницами, истлевшая кожа рваными ошметками свисала с черепа. Взгляд Изольды заметался и все кругом также были мертвы. Тронутые временем, истлевшие трупы взирали на нее безмолвно. Свет в церкви мерк, все погружалось в непроглядный мрак. Рука Муибы держащая ее ладонь истлела и рассыпалась прахом, как и он сам.
   Тело монахини на берегу ручья снова содрогнулось, с губ с запёкшейся кровью срывались сиплые стоны. Руки тщетно хватали землю, пытаясь найти спасение от сжигающей муки, но она не отступала, лишь накатывала с новой волной, хотя Изольде казалось, что она уже была на пределе своих сил выдерживать эти страдания. Жгучая боль дошла до своего пика и резко оборвалась, вновь погружая ее сознание в темноту.
    Перед глазами у нее возникло страшное, искорёженное проклятьем или жуткой болезнью, лицо Утера Манна. Капеллан смотрел на нее с праведным гневом.
- Твои грехи смоет лишь огонь! Сжечь ведьму! - оглушительно взревел он и Изольду охватило пламя, хотелось кричать, но она лишь беспомощно хватала ртом воздух, который попадая в лёгкие, обжигал ее изнутри.
   Ее муки не знали конца, перед глазами вспыхивали кровавые виды сражений, хруст проламываемых черепов отдавался в ушах. Кровь, кругом была кровь. Алая пелена затянула ее сознание, а потом стало темно.
   Ван Батильд увидела себя со стороны, сидящей у костра. Рядом, вороша угли сидела Рейчел, на которую внезапно, из мрака ночи бросился Юдай, с криками: - Сука! Ты будешь страдать, как я! Изольда не могла ей помочь, она лишь безучастно сидела рядом, пока Юдай рвал Рейчел в клочья.
   Сколько еще ее выворачивало, трясло, крутило и ломало, Изольда не знала. Но в конце концов боль притупилась, сознание тоже. Она подняла тяжелые веки и увидела звезды на небе. В глазах застыли слезы. Рядом по прежнему журчал ручей, а в теле не было сил, чтобы доползти до него и окунуть измученное от страданий тело в спасительную прохладу. В полу-забытьи Изольда увидела, как где-то в отдалении мелькнула фигура. Она сгорбилась и, кажется рычала, подходя к деревьям. Неужели это новая химера, что явилась терзать ее плоть и дух?