Мотыльки и бессмертие
Ночь на 30 августа, 3057-ой год. Становище гюлиминов
Дроу подскочил с постели, тревожно озираясь по сторонам. В его уши лезли голоса, они твердили про плоть, про дух, про тех, кто рождён из материнского чрева. Они истекали холодным презрением, склизкие черви их речей прогрызали виски, заставляя беспомощно поджимать уши и рычать. Он взмок. Была ещё ночь - здесь, в шатре, было теплее за счёт его и Кхизы дыхания, но сердце билось так сильно, что он не мог больше спать. Ему хотелось убраться прочь, убраться прочь как можно скорее. И юноша начал подтягивать к себе портки, но случайно задел Кхикизу.
Разбойница застонала, зябко приобняла себя за чёрные плечи и, вставая, скрыла под тяжёлой верблюжьей шкурой бледную полосу старого шрама на своей спине.
— Мрин? Опять ссать пошёл? Не простыл ли, это уже второй раз за полчаса... — Серые глаза девушки сверкнули в свете лены, чей свет тонкой лентой падал на их постель, — что такое?
— Голлор, — хрипло выдал юноша, вытирая лицо от хладного пота ладонью, — мы должны идти в Голлор... сейчас же.
Разбойница нахмурилась. Грубо взялась за его плечи и тряхнула.
— Тебя что, кракен в ляжку засосал? — Кхикиза флегматично приподняла одну бровь. — Какой нахер Голлор? Сейчас ночь, темно, как в заднице бедина. Ложись спать, Мархаси...
Девушка подтянула к себе эльфа и тот, всё ещё сонный, не особо-то и сопротивлялся. Медленно вдохнул он запах её пота, прикрыл глаза. Тонкие пальцы её зарылись в изрядно засаленные белые волосы на затылке, и тот, если бы умел, непременно бы заурчал, но сейчас лишь довольно повёл ушами и потянулся, поближе подобравшись к горячей груди. Действительно, что на него нашло?..
...
Но поспать Зилхару было не суждено. Через полчаса, когда едва зарделся рассвет, недалеко от их шатра начали раздаваться женские вопли и плач. Дроу сел и с явным недовольством почесал поясницу. Посмотрел на разбойницу, но та тихо посапывала. Правда, от пристального взгляда (пусть и недолгого - дроу просто пытался проснуться и понять, что происходит) вскоре заёрзала.
— Не смотри на меня так, Мархаси. Ты знаешь, мне плевать, — девушка отвернулась к стенке шатра. Дроу помнил рассказы разбойницы о том, что команда её отца делала с пленными девицами и, хоть Кхикиза пыталась чувства скрыть за едкой улыбкой, дроу замечал запах лжи. По крайней мере, сейчас она не спала - слишком уж неглубоко и часто было её дыхание. Зилхар встал и начал натягивать на половину натянутые портки...
...
Через несколько минут Зилхар уже сидел на ворохе из мешков и шкур, нервно выпуская с губ облака пара. Несколько номмадов решили попользовать какую-то тавантскую рабыню, но забыли о времени суток. После недолгой перепалки крики стихли, но, признаться, эльфу было плевать, что те будут делать с пленницей - лишь бы не мешали его и Кхизиному отдыху. Кхикиза...
Дроу посмотрел назад, через плечо, на шатёр, где всё ещё спала (спала ли?) разбойница, но затем вновь вернулся к прежнему занятию - выстругиванию нового пестика из куска сухой пустынной древесины.
Кхикиза в последнее время сильно увлеклась травничеством и то и дело расспрашивала либо номмадскую ведьму Джанхис, либо самого Зилхара. Дроу сперва удивился рвению разбойницы, но затем понял. Девушка стала интересоваться разными рецептами противозачаточных отваров, когда дроу, случайно глотнув вина, проговорился о том, сколько раз в тайне колдовством избавлял её от неразгоревшегося огня жизни под сердцем. Нет, Кхикиза не обиделась. Можно сказать, ни один из них не желал становиться внезапным родителем. А "Таркская Шельма", как называли разбойницу средь морских волков, так и вовсе боялась.
Рядом, возле почти погасших углей костра, подобный ожившему куску угля, сидел напыженный воронёнок. Около месяца тому назад эльф спас и выходил птенца - но чисто из любопытства, когда вдруг понял, что понимает его. Речь юного ворона была прерывчатой, похожей на речь маленького ребёнка. И что интереснее - Зилхара тот понимал также. Но сейчас пернатый молчал. А когда ткань шатра зашевелилась, тот вспорхнул и улетел в синюю мглу, но дроу знал - он вернётся. Скорее всего.
— Эй, Мархаси, — девушка раздвинула шатёр и вышла. В белой подпоясанной рубашке, штанах, сапогах. Она любила одеваться на мужской манер и иногда ссорилась с теми, кому такая вольность была не по душе. Зилхар несколько секунд рассматривал её. Затем вернул взгляд к недоточенной деревяшке.
— Да сядь ты уже, — буркнул тот, когда понял, что пиратка не собирается ни поссать, ни умываться уходить, — раз проснулась.
— Ненавижу верблюжьи шкуры, — разбойница села рядом, — я раньше думала, что хуже гамака в штормовую ночь быть ничего не может, но, акулья отрыжка, как же я ошибалась...
— Ты о гамаках погуторить хочешь?
— Нет. — Девушка начала завязывать свои буйные тёмные кудри в хвост, случайно хлестнув прядью по глазу Зилхара, — Предугадала твой вопрос, почему я не сплю.
— Не... тьпху... предугадала, — дроу убрал с языка волос девушки. Несколько секунд оба молчали. Но когда их взгляды пересеклись, не сдержались от тихих смешков.
Эльф строгал деревяшку, дёргая ушами, когда надоедливая мошкара лезла к голове, Кхикиза рассматривала умирающие в заре звёзды.
— Ты ведь вернуться в Нигею хочешь не просто потому, что по дому соскучился? — Девушка отвела взгляд от звёзд.
Подросток вздохнул, — ты знаешь ответ.
— Знаю... но, чёрт, это такое потрясающее безумие! Ты собираешься пробиться в логово тех, кто хочет с тебя шкуру стянуть, и покончить с этим. Скажу честно... мне даже приятно, что ты в этом признался.
Дроу опустил уши и взгляд. Он не знал, как отреагировать на подобное. Возможно, он совершил самую большую ошибку, но вот только, глядя на Кхикизу, жалеть о ней было сложно.
— Почему?
Зилхар отложил кинжал в сторону и стряхнул с колен стружку, — мотыльки - тупые создания.
— Что?
— Так говорил о... Оскал, — юноша прикрыл глаза.
— Ты хотел сказать "отец"?
— Оскал, — настоял Зилхар, — он говорил, что мотыльки - тупые создания... но чтобы потушить костёр, который тебя убивает, к нему придётся подойти.
Ещё несколько секунд оба молчали. Первой голос подала Кхикиза.
— Твой отец - невероятно везучий мотылёк.
Оба тихо посмеялись, дабы не разбудить спящих номмадов, а затем вернулись к своим прежним делам. Кхикиза считала звёзды. Зилхар строгал деревяшку.
...
— Скоро мы уходим, на север, к Ползучим Горам, — заговорил Зилхар, снова глянув на девушку, — я уж точно.
— Думаешь, что просто так от меня отбрехаться, Мархаси? Ну уж нет, я не просто так тут полгода гнила, чтобы вот так взять и вновь залечь на дно!
— Но ты делаешь что-то чертовски похожее, — ответил Зилхар, на что Кхикиза фыркнула и вновь посмотрела на звёзды. Дроу ощупал свою работу. Да, это уже было похоже на пестик.
— Не важно.
Разбойница помрачнела. И, действительно, повод у неё был. Последние несколько месяцев к ней наведывались люди Джангула, её отца. И тот, судя по всему, очень желал возвращения дочери. Сперва они предлагали пройти с ними. Потом упрашивали. Потом пытались утянуть силой. А потом - поили песок кровью. Зилхар понимал её напряжение, её гнев, ибо каждый раз, рассматривая отмычки, отобранные у убитого сородича, он вспоминал тот проклятый день в Саэтаре. И Зилхар слишком хорошо знал свой народ - иллитири, однажды выбрав жертву, почти никогда не отступают. Лишь затаиваются.
— Мархаси, — Кхикиза повела пяткой сапога по песку, вздохнула, — у тебя бывало чувство, будто ты рыба, которую уж тыщу раз должна была сожрать акула, поймать рыбак или убить болезнь, но она всё продолжает плыть?
Дроу хмыкнул, — упаси меня тьма представлять себя рыбой. Хватит витать в облаках, нам надо решить, как успеть дошкандыбать к предгорьям до начала сезона бурь...
Рядом раздалось тонкое тревожное карканье, которое Зилхар тут же узнал. Его пернатый приятель предупредил о приближении "чужака"...
— Долголетие и простор!
— А? — Дроу обернулся и увидел номмада в красном тюрбане. Лицо закрыто так, что видно только одну сплошную сросшуюся на переносице бровь и поблескивающие под ней чёрные глаза.
— Долголетие и простор, Мурин ибн Рузин!
— Те тоже. Чё надо?
— Тебя желает видеть пирр Амар ибн Таххир ас Сабад!
— И чё на эт раз?
Глаза в щели между тюрбаном и гутрой удивленно округлились. Их обладателю было сложно осмыслить вопрос "зачем" (либо уши резал каркающе-шипящий акцент дроу).
— Да иду я, иду, — ответил юноша и, понуро опустив уши, поковылял к шатру вождя, но напоследок обернулся к удивлённой Кхикизе, — позже добазланим.
Вождя он нашел не в шатре а за ним. Над его головой, на копьях был растянут ковер. Вождь сидел скрестив ноги на зеленой траве, пил из кувшина, закусывал просоленым хлебом и довольно жмурился.
— Долголетие и... уа-а-а-ах... — юноша зевнул, прикрывая ладонью рот, — и простор, Амар аль Буджарак. Ты звал меня.
— Садись, Мурин. Выпей со мной воды.— Амар протянул ему чашу. — Поешь со мной.
Дроу слегка прищурился. Он знал о традициях номмадов и что это всё ни что иное, как выражение доверия, но от старой привычки избавиться не смог - и принюхался. Не заметив подвоха, тот приступил к трапезе.
Этот ритуал Амар периодически повторял, как бы подтверждая, что Зилхар все еще его гость. Некоторое время оба говорили на малозначительные темы: о состоянии пустыни на юге, о возможности выгодно обменять лошадей на верблюдов. Затем Амар резко завел разговор о другом.
— Скоро я велю воинам сворачивать свои шатры. Мы уйдем на Юг, по зову большого пирра Ардубала.
— Как скоро? — Зилхар щурился от рассветных лучей, неприятно бьющих ему прямо по глазам.
— Уже завтра. Ты можешь отправиться с нами. Если хочешь... — пирр отхлебнул из чаши. — Я не жалую колдунов, но ты сын моего друга Ризана. И доказал свою полезность
Дроу ответил не сразу, ненадолго задумавшись. Уши его медленно опускались, слегка меняя расположение "локаторов" из стороны в сторону, — мой путь лежит на север, а наша остановка и без этого затянулась. Я благодарен за гостеприимство, пирр. Но завтра мы уходим.
— Ты ел мой хлеб и соль, был моим гостем, так что я не обижу тебя. Ты можешь идти, куда вздумаешь, а чтобы дорога была приятной, я подарю тебе шатер, в котором ты жил все это время, коня и двух верблюдов. Запас еды и воды.
— Ты щедр, пирр... — Зилхар сдержанно кивнул в знак благодарности и уже хотел испить ещё воды, но услышал тревожное карканье, подскочил. Ворон кричал об опасности и скоро эльф убедился в этом, когда ветер принёс запах крови и... крики.
— С-свет! Что это?!
...
Зилхар примчался к своему шатру первым, слыша, как за спиной стучало не менее дюжины номмадских сапогов вместе с сапогами пирра Амара. И то, что он увидел, ввело его в короткий ступор.
С её сабли стекала свежая кровь. Кхикиза стояла посеревшая, но всё ещё возбуждённая. С подбородка, из зияющей раны на левой щеке, на ворот рубахи падали карминовые капли. У ног её лежал молодой то ли мореец, то ли мармарид, почти окоченевшими пальцами тот сжимал вываливающиеся из пуза змеи кишок.
Один из номмадов, поровнявшийся с Зилхаром, поцокал языком, глядя на раненного.
— Не жилец.
— Кракен с ним! — Кхикиза лихо тряхнула саблю и опустила её на шею умирающего. Раздался чавк, брызги долетели до номмадов, среди которых поднялся гул.
— У твоей женщины талант, — заговорил тот же номмад, глядя на укатившуюся в сторону голову, — роди она сыновей, из них получатся великолепные воины... или палачи.
— У неё куда больше талантов, чем у нерождённых сыновей, — буркнул Зилхар и вышел вперёд, — Кхикиза, свет дери всё, что произошло? Ты ранена?
Девушка сплюнула. — Пустяк... арх, дайте мне бутыль хотя бы самого паршивого вина!
...
Через час, когда обстоятельства были выяснены, труп убран, а вождь выслушал версии случившегося и высказался сам, оба снова сидели в шатре. Зилхар молча промывал рану на её щеке и пытался срастить её с помощью магии.
— Арх, малафья дельфинья! Он хотел меня присыпить и утащить в мешке, как какую-то трофейную девку! Ну уж нет, папа, тебе просто так меня не взять...
— Больно?
— Только когда смеюсь, — девушка улыбнулась так, что на щеках появились ямочки. Поморщилась, — проклятие... не обращай внимание. Сшивай покривее главно, покривее! Я рада, что этот засранец Тивард оставил напоследок этот крутой шрам... как думаешь, когда я накоплю на корабль и стану капутаншей, меня будут называть "Кхикиза Шрам Через Ряху"? Или "Леди Исполосованная Морда"?
— Когда это заживёт, у тебя останется мелкая бледная полоска, — дроу отвлёкся, опустил окровавленную тряпицу и несколько секунд смотрел на девушку. Шрам, очень похожий на тот, что был у его наставницы. Зилхар качнул головой, пытаясь прогнать из головы эти сравнения. Лэгвит не достойна их.
— Кракен раздери этого Тиварда, — уже с досадой ответила девушка и дёрнула головой так, что Зилхар чуть было не порвал нижний край раны. — Даже рану нормальную оставить не смог... я была бы не прочь иметь такие шрамы, как у отца. Он даже улыбаться нормально из-за них разучился, правда, но выглядит грозно.
На последней фразе голос Кхикизы странно дрогнул. Она опустила взгляд, смолкла. Только сейчас Зилхар заметил, как та сжимает до побеления костяшек выструганный Зилхаром деревянный пестик. Удивительно просто, как тот ещё не хрустнул.
— Кхиза?
Но девушка не обратила внимания, продолжила, — Тивард... он был моим трахалем ведь пару лет тому назад, до того, как я сбежала. Отцу дико не нравился, но он знал, что мне с ним было хорошо. Было...
Зилхар заскрипел зубами. Ну и зачем ему было это знать?
— И он, отец... послал его за мной! Думал, что у меня не поднимется рука его вскрыть, но, акула раздери, как же он заблуждается. Думает... думает, что я влюбчивая девчонка, что морщится от вида крови! Но я пират! Пират, Мархаси, ты меня понимаешь?! Он... он должен понять.
Дроу несколько секунд пытался уложить в голове сказанное. Неужели...
— Так ты хочешь...
— Хочу, — она посмотрела в его глаза, положила ладонь на щеку, — и должна. — Кхиза положила пальцы на его плечо, — Мотыльки - тупые создания...
Дроу хотел было что-то сказать, но смог лишь вздохнуть. Помолчал. Они несколько секунд безмолвно смотрели друг на друга. Зилхар хотел разозлиться, но решимость в глазах разбойницы и холодное согласие с её мыслями не позволили крови в жилах раскалиться, ударить в голову. Он кивнул.
— Я понял тебя.
Утро 31 августа
С первыми лучами солнца Кхикиза проснулась, но, одевшись и выйдя навстречу утру из шатра, не обнаружила привычного множества из скромных жилищ номмадов, не услышала их горячливых речей. Лишь следы копыт да лепёшки на истрескавшейся серой равнине. Лишь дроу, перекидывающий через спину верблюда тюки с припасами. Два верблюда и чёрный конь с белой гривой, хвостом и щетками. "Рузимские лошади", как называли номмады их за строптивый нрав и внешнюю схожесть с народом подгорных эльфов.
— А-а-а... где...
— Уехали час назад, — Зилхар похлопал по спине коня, — я обменял наш шатёр на два поменьше, там, на верблюде, твои припасы и вещи.
Девушка глянула на верблюда, — спасибо, Мархаси.
Из-за шатра раздалось карканье и хлопанье крыльев. Безымянный воронёнок нагло сел на плечо Зилхара, но тот не обратил на него внимания. В какой-то момент дроу подумал о том, а не переспросить ли Кхикизу, уверена ли она в своём решении, но тут же себя одёрнул. Это станет ударом не только по её гордости, но и по его. Хм... не так уж с ней хорошо, чтобы задерживать её! В мире ведь много хороших женщин, а чувство достоинства только одно!
— Ты так и не дал ему имя? — Девушка кивнула на пернатого спутника, который будто что-то нашёптывал Зилхару. Дроу полу-обернулся.
— А как бы ты его назвала?
Дроу попросил воронёнка подлететь к девушке, но тот смущённо закусил прядь изрядно отросших волос Зилхара, косясь на пиратку. Та задумалась. Улыбнулась.
— Хокри!
Подросток опустил бурдюк с водой.
— Серьёзно?
— Абсолютно! — Девушка подняла ладонь, — и возродился он из бездны тысячи смертей, и стало белое перо его чернее ночи, ибо сотворён он был из пепла, криков, вечной тишины!
— Кар-р! — Воронёнок вспорхнул, сильно поцарапав плечо эльфа и присел на предплечье Кхикизы.
— Видишь, видишь? Ему нравится. Это Хокри, засранец Хокри вернулся из Бездны, потому что этого разбойника даже Сатаниэль не удержит!
Зилхар улыбнулся. Но ничего не сказал. Так, в молчании помогая друг другу, они старались собраться до того, как солнце поднимется в зенит. Дроу ненавидел дневные переходы и лишь магия спасала его глаза от сожжения, но Кхикиза, в отличие от него, не владела зрением во тьме. Она была дочерью дня.
Когда оба уселись на верблюдов, то несколько секунд просто глядели друг на друга из-под вороха одежд. Её путь лежал на юг, к городам побережья, но, несмотря на опасность, коя может подстерегать одиноких женщин в пустыне, замаскировать хотя бы голос та отказалась. Её словно обременяла всякая попытка помочь, и Зилхара это несколько коробило. Дроу рассматривал её серые лукавые глаза, так похожие на осколки разбитого клинка, пока девушка не посмотрела куда-то прочь. Проследив за взглядом, он понял, что та смотрит на огромный баобаб в нескольких метрах от них. Расколотый молнией баобаб.
— Мы не прощаемся, Мархаси. Давай... встретимся здесь же ровно через... три года? Я отлично ориентируюсь по звёздам, да и ты не потеряешься. Расскажешь, как надрал задницу своим этим матерям-матронам, а я, может, позову тебя к себе в команду... юнгой, хах!
— Накуся выкуси. Меньше, чем на боцмана, я не соглашусь, — усмехнулся Зилхар, но не смог скрыть накатившую на его лицо пасмурность.
— Ишь ты! Ладно, не люблю долгих прощаний, ну-у...
Дроу нахмурился, — Кхиза, ты спрашивала вчера про тех рыб.
— А? Что? Я уже почти и забыла, о чём тогда говорила.
— Правильно, забудь. Не вспоминай. Не думай об этом. Это хреновые мысли. — Он повернул верблюда на север, — иногда и мне кажется, что я бессмертен. Только вот это... не так.
Дроу пришпорил верблюда и услышал, как за спиной Кхикиза тоже пришпорила своего скакуна. От предложенного коня та отказалась и теперь ей, как и ему, предстояла долгая и опасная дорога через пустыню. Услышав хлопот крыльев, он поднял свободную от поводьев руку и почувствовал, как тонкие иголки-коготки впились в его запястье. Хокри каркнул, выражая желание слушать.
— Присмотри за ней. И помоги, если потребуется, — Зилхар посмотрел в тёмные глаза-бусинки воронёнка, — сечёшь?
Тот в знак согласия скрипнул клювом и вспорхнул, тень его ускользнула на юг, вслед за Кхикизой. Дроу опустил голову на грудь и прикрыл глаза. Теперь он мог вновь остаться наедине со своей давней подругой.
Тревогой.