Атраванские похождения Феранора

Было жарко и душно.
Феранор ехал на вороном жеребце, звеня и сверкая посеребрённой кольчугой. Он обращал на себя внимание, разительно отличаясь от жителей молочно-белой кожей, не темнеющей даже под лучами горячего южного солнца. Уши его были заметно острее, чем у людей. Холодные зелёные глаза посматривали по сторонам с недоверчивым прищуром. Рука не убиралась далеко от меча. Конический шлем, с плюмажем из конского волоса, обёрнутый по обычаю пустынников тканью, он передвинул на затылок. На высокий лоб падала непослушная чёрная прядь, прикрывая красную полосу шрама. Взгляд, потёртая рукоять меча и шрам, говорили, что оружие при нём не для красоты.
Он выглядел молодо, как человек едва перешагнувший порог юности, в общем-то в своём народе юнцом он и был, но, по человеческим меркам, большинству прохожих сгодился бы в деды.
Он находился в районе рынка, менее чем в полутысяче шагов от Храмовой площади и не находил в Альмадине отличия от других городов Атравана. Толпы народа — людей различных оттенков кожи, от цвета слоновой кости, до антрацитово-чёрного. Пестрели яркими красками одежды от строгих, воздержанных одежд кочевников, до вызывающе открытых платьев бединок. Множество открытых прилавков вдоль стен, с товарами из Офира и Кадамана, вино, ткани, оружие, сладости, настырные торговцы и зазывалы. Чего не хватало здесь, так это нищих калек. Из тесных переулков несло гнилью и мочой.
И всё же из всех атраванских городов Альмадин он не любил больше всего. Во-первых, в городских воротах с него взяли плату за вход — таков был давний указ прошлого эмира, который никто не хотел отменять. Во-вторых, полгода назад его собирались продать на местном рынке как какую-то скотину. Шея зудела от ошейника до сих пор.
Неожиданно дорогу Феранору преградил богатый паланкин. Четверо полуголых невольников одинаковых, как близнецы, в набедренных повязках, легко несли его на плечах. Могучие мышцы перекатывались под чёрной лоснящейся кожей. Алый шёлковый балдахин мерно качался в такт их шагам. Внутри сидела молодая женщина. Он успел заметить, что у неё бледная матовая кожа и длинные светлые волосы заплетенные в десяток косичек. Почувствовав чужой взор, она обернулась и улыбнулась ему. Легко и непринуждённо, возбудив в памяти сладостные воспоминания о Миримэ. Раскованной эльдарке с островов.
С высокого минарета протяжно запел азан, приводя Феранора в чувство. Он примкнул к людям, идущим в сторону большого монументального здания, с тремя покрытыми голубой глазурью куполами, построенных так, словно один вырастал из другого. Это был  главный городской храм, бетель как называли его атраванцы, по имени Руздат-Аллут. Две крылатые фигуры с мечами возвышались над большими воротами, в которые вливалась толпа. Туда ему было не надо.
Отделившись от процессии, он объехал бетель с торца, остановился подле неприметной калитки, которой пользовались служители и жрецы. Спешился. Постучал, как учили. Дверь открыл сморщенный старик с редкой седой бородой, или даже не бородой, а скорее паклей, прилепившейся к подбородку.
— Вахит Мурат,— произнёс Феранор заученную фразу.
На языке Атравана он говорил плохо, почти никак. И вообще учить он его начал всего две недели назад.
Его впустили, знаками приказали разуться. Феранор стянул запылённые сапоги, остался в одних портянках, источавших ароматы дальней дороги. Мраморный пол неприятно холодил ступни.
Слуга провел его через внутренние помещения, потом он поднялся по высокой винтовой лестнице, ввели в небольшую комнатку, судя, по круглым стенам, расположенную внутри башни и оставили ждать.

Ждал не долго.
Едва он успел присесть на низкую кушетку, как дверь отворилась. В комнату вошёл невысокий бедин в длиной белой джелабе и просторных штанах. Большой белый тюрбан придавал ему сходство с грибом-дождевиком. У него было широкое, заросшее кучерявой бородищей, лицо, похожий на картофельный клубень нос и толстая короткая шея. И хоть он не представлялся, Феранор знал, что перед ним сам Ваафир Масумит — назыман, иными словами главный жрец храма.
— Пакх-ми-джу,— поздоровался назыман, голос у него был немного гнусавый, с хрипотцой.
Тут он увидел Феранора и вскинул кустистые брови.
— Алялат?!
Феранор кивнул. «Алялатами» в Атраване называли «эльдаров», то есть таких как он. Как и с его родного языка переводилось оно как «первый».
— Ао. Мра ахуд характ…
— Говори на своём,— разрешил бедин на неожиданно сносной талье.
Феранор облегчённо выдохнул.
— Меня прислал чародей Коэнна ибн Шари, хозяин Оазиса Миражей. Я должен забрать у вас…
— Ключ Гиброима. Я знаю. Ждал, что кто-то придёт, но ты явился слишком рано.
Он замолчал, некоторое время рассматривая Феранора из-под полуприкрытых век.
— Располагайся,— заговорил он снова.— Я велю прислужникам подать тебе умыться с дороги, а так же напоить и накормить...
— Коэнна приказал мне не мешкать,— возразил Феранор.— К утру реликвия должна быть у него…
Вместо ответа назыман взглянул на него выразительно. Подошёл к узкому окошку, выглянул, жестом подозвал к себе Феранора. Через окно была видна площадь. Людское море разливалось по ней от края до края. Оно шевелилось, перекатывалось волнами, в такт молитве. Стоял монотонный гул.
— Посмотри…— сказал назыман.— Видишь этих людей? Они пришли на праздник Кхосаран. В этот день авастар Гиброим запер Алала в Преисподней, а ключ вручил нам, самым верным последователям Единого Бога, как награду и знак особого доверия. Теперь в каждом большом бетеле есть такие же. Каждый год, в этот день, мы их выносим из храмов, демонстрируя верующим, что Алуит не отвернулся от нас.
Сейчас сложные времена. По городам и кишлакам бродят полубезумные пророки, вещающие о приближении конца света и возвращении Саракаша. Чернь вещает о чудесах и знамениях, которые, якобы происходят по всей стране. Якобы в храме Балаяль-ан-Алут каменные статуи вдруг заплакали кровью. Караванщики и пустынники рассказывают о кишлаках, из которых вдруг исчезло всё население и о трупах, с вытекшими глазами. Говорят так же, что кому то из жителей удалось спастись, добраться до шаха и поведать о высасывающих Души воронках в небе и чёрных колдунах, похищающих тела.
И теперь, ты хочешь забрать ключ прямо во время праздника?
Феранор промолчал, впечатлённый разыгрывающимся действом.
— Ты проделал сюда долгий путь и уже этим заслужил себе отдых,— снова заговорил назыман.— Ты получишь реликвию завтра утром, перед первой молитвой.
— Почему не этим вечером?
— А что ты будешь с ним делать? — спросил Ваафир, обнажая в хитрой улыбке крупные, как у лошади, зубы.— Праздник продлится до полуночи. На ночь врата закрываются, тебя не выпустят. А если кто-то из горожан увидит у тебя нашу реликвию, которая никогда(!) не должна покидать стен храма? Учти, я отдаю её тайно и так же тайно ты обязан потом её вернуть.
Феранор подумал. Вздохнул.
— Хорошо. Завтра,— он натянуто поклонился и сразу же направился к выходу.
— Ты можешь остаться в бетеле,— кинул ему вслед назыман.
— Благодарю,— эльдар слегка поклонился стоя на пороге.— Но я уже обещал другу навестить его.
Пересиливая шум, с башен бетеля снова запели азаны.

Харчевня располагалась в квадратном каменном доме, с башенкой бадгира над крышей. В тесном полутемном зале, на вытертых и провонявших кальянным духом подушках, сидела уйма народу. В основном мелкие купчики и небогатые горожане.
— Сегодня съехали двое тавантинцев,— Агаолайт обмахнул рукавом стол.— Они были столь любезны, что уступили мне свою комнату за которую уплатили на два дня вперёд. Так, что лишняя монета у меня есть…
— Не стоит,— Феранор небрежно бросил на стол горсть серебра.— Я могу заплатить.
Одним из преимуществ службы Коэнне было полное финансовое обеспечение его поручений.
Подошёл хозяин заведения — низкий, худой, с куцей бородкой, но в непривычно чистой одежде и фартуке. Он принёс два кувшина вина и сгрёб деньги.
— Приходится экономить,— оправдывался порученец.— Деньги берегу для выкупа. Видел бы ты глаза бедняг, когда до свободы им не достаёт какого-то медяка!
Он вздохнул, дёрнул уголком рта, отвернулся.
— Нет худшей пытки, чем пытка надеждой,— согласился Феранор, разливая по чашкам вино.
Они устроились в общем зале, раскидав поудобней подушки. Пили вино, закусывали печёной бараниной. Бывший капитан рассказывал о своих злоключениях..
— Вот значит как…— угрюмо протянул Агаолайт, когда рассказ закончился.— И оно того стоило? Зря ты не воспользовался моим советом. Послал бы всё к демонам и уехал в Турл-Титл. Таких как ты там загребут обеими руками, засыплют золотом вместе с конём, лишь бы ты обернул свой меч против орков.
— Родись я ещё до Исхода, то, возможно, так бы и сделал,— Феранор глотнул вина и поморщился, хотя вкус был неплохим.— Но Эльвенор — моя родина. Пусть во многом жестокая и кривая, но мы должны не бежать, а пытаться сделать её лучше.
Товарищ посмотрел на него. Долго и пристально.
— А ты, я гляжу, ни сколько не изменился,— протянул он, наконец.— Всё такой же мальчишка как был, с кучей восторженных глупостей в голове!
Феранор не стал комментировать, просто потому, что Агаолайт был прав. Зрелый для человека, по меркам эльдар он всё ещё оставался юнцом —  не старше вон того прислужника, с усердием намывающего пол.
— И как же ты думаешь изменить Эльвенор? Что можешь сделать?
— Не знаю, но по-мне бегство не выход. Вот, куда ты побежишь, когда Турл-Титл падёт?
Агаолайт открыл было рот, но замер, вытаращив глаза. Некоторое время молчал, потом выругался.
— Катмэ! А что мне Турл-Титл? Я не там, а здесь. Пью воняющее уксусом вино и по-прежнему мечтаю о своей винодельне...
Он опрокинул в себя содержимое пиалы. Сплюнул под стол.
— Расскажи мне лучше о наших,— Феранор решил сменить тему.— Кто с тобою остался?
— В основном простые уланы. Из командиров остались я, да Каэльдар. Помнишь его? Он вернулся на следующий день после твой несостоявшейся казни...

Рассказ Агаолайта

Всадники, их было пятеро, въезжали во внутренний двор, серые от пыли, усталые, злые. Кони тяжело храпели, не слушая наездников, сразу тянулись к бьющему водой фонтану. Жадно и долго пили, вздувая бока.
Предводитель соскочил с седла, сорвал с головы шлем, разметав по плечам грязно-серые слипшиеся сосульки волос, отшвырнул его в угол двора. Отпихнув в сторону морду коня, он с наслаждением сунул голову в воду. Агаолайт не сразу узнал его, а когда узнал не поверил глазам.
— Каэльдар? Ты?
Знаменосец  меллорафонских улан, обладатель серебряного канта Ревнителей и эльдар из Дома «Алмазного Единорога», ан-лорд Каэльдар повернул к нему тонкое с длинным носом лицо, покрытое потёками грязи.
— А-а, хеир Анолион. Вернулись...— сказал он хрипло.— А я вот тоже вернулся. Хотя думал, что меня послали в один конец.
— Ты откуда?
— А ты так хочешь знать? — на грязно-сером лице сверкнула злая улыбка.— Уверен, твоё путешествие было куда увлекательнее чем моё. Со мной ведь не отправили ни атраванских гвардейцев с царевичем, ни личных магов. Только груз, который стоил дороже моей головы. Я чувствую себя извозчиком. Почтальоном! Где капитан?
Агаолайт отвёл в сторону взгляд, сказал с нескрываемой горечью.
— Его с нами нет.
— Как это?!
— Долгая история.
— Он убит?
— Не знаю.
Знаменосец нахмурился, по лбу пролегла глубокая морщина, янтарные глаза нетерпеливо сверкнули.
— Кьялин, не молчи, хеир, рассказывай. Что стряслось с этим задиристым петушком?
Агаолайт рассказал, что стряслось. Начал с мести орочьего вожака Глышака и массовой драке на базаре, а закончил шахской тюрьмой и таинственным исчезновением прямо на плахе. Каэльдар слушал, не прерывал. Выслушав, громко и грязно выругался.
— Даже не знаю радоваться или плакать. Катмэ! Ты помнишь как обошёлся со мной этот выскочка? Со мной — сыном Атанвара Кейси, внуком лорда Каэля Кейси! Всю дорогу я думал только о том, как брошу перчатку в его самоуверенное лицо. Мысль о мести согревала меня холодными ночами, она помогала переносить палящее солнце. Нет, он не умер. Солнцеликий не может быть столь жестоким ко мне. Он не заберёт у меня мою месть! Однажды, наши дороги снова пересекутся.

— Он младший сын младшего сына главы Дома «Алмазного Единорога», а ты устроил ему выволочку на глазах воинов из его Дома, ударил и под конец посадил под арест. Есть из-за чего взбеситься.
— Начхать на него. Налей лучше вина.
Агаолайт привалился спиной к стене, взглянул на Феранора искоса птичьим взглядом.
— Да,— сказал он после краткого раздумья.— Ты не капли не изменился. Такой же горячий и самоуверенный. Взгляни сколько народу, хотя на дворе ночь.
— Сегодня праздник. Кхорасан,— пояснил Феранор.— С рассвета истинный правоверный ничего не ест и не пьёт целый день до конца вечерней молитвы. А в этот день заканчивается она в полночь.
— Откуда ты это знаешь?
— Новые знакомые рассказали. Они учат меня языку и рассказывают о своих богах. Довольно интересная у них вера и не без приятностей вроде разрешения иметь сразу нескольких жён. Возможно я бы в неё перешёл, но меня останавливает, что для этого надо резать член.
Агаолайт зашелся весёлым смехом.
Посетители оборачивались на него, глядели с неудовольствием. Курились кальяны. Мальчишка раб в набедренной повязке без устали таскал кувшины вина.

Атраван. Оазис Кайсиб. Город Альмадин
2 Мая по нашему календарю
Глубокая ночь.

Празднества завершились в полночь. Над плоскими крышами повис бледный череп луны. У городских ворот зажглись факелы.
В полночь город огласил размерный медный гул — менялась ночная стража.
В этот час, у внутреннего подножия опоясывающих Альмадин стен, где тьма густилась сильнее всего, собралось десяток фигур. На них были чёрные свободные бурнусы, чёрные тюрбаны на головах и платки, прикрывающие лица. Они собрались в круг, о чём-то быстро посовещались, после чего разделились. Двое, с невозможной для человека ловкостью и быстротой, влезли на крепостную стену и скрылись в надвратных башнях. Остальные отправилась к наглухо закрытым воротам.
Со всех сторон окружённый пустыней, город почти век не знал угрозы. У ворот горел костёр, стражники, в стальных шлемах и стёганных набивняках, беспечно кушали плов, загребая его руками из общего казана. Этой идиллии настал конец в один миг. Незнакомцы накинулись на них, стремительно, молча, без единого звука. Первый страж подавился рисом, когда его шея хрустнула, а голова повернулась почти на триста градусов. Четверо других перед смертью успели заметить чёрные невзрачные тени. Со стены над воротами упал наблюдатель — двое на стене тоже не сидели без дела. В сторожке над воротами хлопнула дверь, последовал глухой удар и, через мгновение, полный злости и отчаянья крик…
Балаш, начальник стражи Юго-Восточных ворот, сладко дремал вытянувшись на широкой лавке и укрывшись плащом, когда дверь распахнулась и в караулку ввалился часовой. Он схватился за створку, упал на колени, разинул рот. Из горла с бульканьем хлынула кровь. Отпихнув агонизирующее тело ногой, в сторожку ступила долговязая чёрная фигура.
Но застать Балаша врасплох не удалось. Он схватил саблю прежде чем встал, а встал быстрее чем стряхнул сонную одурь. Сказался весь опыт десяти лет беспрерывных войн с мятежными салхитами и хаммадийцами. Он прыгнул вперёд, рубанул саблей наотмашь. Неизвестный поймал его за запястье, легко и непринуждённо, словно перед ним не ветеран, а старушка. Сдавил запястье будто клещами. Балаш удержал саблю, но не сдержал крика. Глядя в алые глаза, он выхватил свободной рукой кинжал, пырнул врага куда надо.
Красноглазый замер. Опустил взгляд на торчащую из его живота рукоять. Посмотрел на Балаша. Сказал с лёгкой усмешкой:
— Неплохая попытка, смертный.
Он сорвал платок, открывая смутное лицо без усов с воинственной квадратной бородкой, тщательно выбритой под нижней губой. В следующий миг он схватил Балаша за плечо и вонзился в его горло зубами. Начальник стражи захрипел, задёргался пытаясь вырваться… Его швырнули на лавку как тряпичную куклу. Пытаясь рукой унять струящуюся кровь, он приподнял голову, бросая на убийцу тускнеющий взгляд. Увидел, как исчезают, будто втягиваются в дёсны, острые зубы. А может это ему показалось?
Незнакомец вытер краем платка кровь с губ, подобрал саблю Балаша и отрубил ему, уже мёртвому, голову. С сожалением взглянул на карминовые лужи на полу.
Он мог бы одним словом усыпить гарнизон, а другим умертвить, но Гюлим запретил оставлять следы. Их найдёт любой Одарённый, а Знающий поймёт куда те ведут.
В сторожку заглянул ещё один «чёрный».
— Ворота захвачены, хозяин!
— Открывайте.
Он повернулся к бойнице, между его ладоней заплясал голубой огонёк.
Через десять ударов сердца, на уходящей в пустыню дороге появился плотный столб пыли...

Атраван. Оазис Кайсиб. Город Альмадин
2 мая по нашему календарю
Духан. Глубокая ночь.

Феранор разлепил глаза, со стоном оторвал голову от стола. В общей зале было темно. Слабо светились угли в потухшей жаровне. Пахло мясом, специями, тяжёлым людским потом, кальяном и разлитым вином. Сквозь закрытые ставнями окна бил свет красной зари, играл переливами, на полу, потолке. Слышались топот, грохот и конское ржание.
Он выругался, вспомнив, что обещал быть в бетеле перед первой молитвой. Неловко поднялся, стряхивая сонную одурь, поискал ножны с мечом...
Хлопнула входная дверь. Ворвавшийся с улицы воздух принёс удушливый запах кожи и свежей древесной гари. Испуганно вскрикнул хозяин. С характерным хряпающим звуком, с которым входит в тело железо, крик перешёл в хрип и сдавленный кашель.
Запоздалое чувство опасности ожгло эльдара льдом. Он с силой пихнул в плечо спящего Агаолайта...
В этот миг в зал ворвались. Сразу трое. Слепящий свет факелов вырвал из тьмы искажённые злобой чёрные лица, выпученные глаза, белый оскал, кривые мечи. Он швырнул в них пустым кувшином. Углядел меч на столе, среди горы объедков, схватил, стряхнул ножны. Встретил первого нападающего — им оказался высокий мужчина в белом бурнусе и широких штанах.
Агаолайт вскочил. Еле увернулся от нацеленного по его душу клинка, упал. Ногами пихнул в убийц низкий стол. Кто-то споткнулся, повалился на него. Выронил факел. Тот упал на груду засаленных подушек, которые занялись ярким оранжевым пламенем. Стало светло. Залу заполонил звон, лязг, треск, гул пламени, опасные росчерки мечей, жгучие искры.
Феранор сражался сразу с двумя, быстро извиваясь в полуоборотах. Заваленный хламом пол не позволял ему маневрировать, выстроить врагов в одну линию...
Один из врагов вдруг споткнулся, согнулся пополам, клюнул в пол носом. Вскочил Агаолайт. Одежда его и взятый на отлёт клинок были густо покрыты кровью. Соотношение сил поменялось, теперь, эльдары теснили налётчика. Человек быстро оценил шансы, сиганул в окно, высадив головой ставни. Эльдары ринулись за ним через дверь. И оба застыли на пороге.

Никого. Никого?! Никого!
Феранор заметался по гробнице, проверил каждый угол, измазался в пыли и паутине. Ничего!
Зарычав, он запрокинул голову и послал к закрытым каменным потолком небесам самое чёрное проклятие на какое только был способен.
Внутрь скользнула светлая тень. Агаолайт.
— Уже не уйти,— упредил он вопрос Феранора.— Там с полсотни мерзавцев и все конные.
Ржавые петли провернулись с противным скрипом. В поглотившей усыпальницу темноте слабо светились белки глаз обоих эльдар, мерцала багровым узкая щель между створкой и косяком. Повисла гнетущая тишина, нарушаемая доносившимся снаружи людским гомоном, топотом и ржанием коней.
Феранор потёр лоб, думая не об опасности за дверями, а о таинственной пропаже похитителя. Нет, не должно тут быть никакой тайны. Разгадка окажется на удивление проста!
Его знаменосец наблюдал за улицей, приникнув к узкой щели.
— Не пойму, зачем ты полез сюда? — прошептал он.— Ты ведь не собирался здесь отсидеться? Если да, то эта неумная мысль. Эти шакалы ведут себя так, будто собрались грабить могилы. Во имя светлого Таэ, что ты делаешь?
Феранор простукивал рукоятью меча стены и пол. Он был уверен, что слышал скрежет какого-то механизма когда бежал сюда и почти сразу обнаружил за одной из стен пустоту. В этом месте камень на ощупь был влажным, как будто вынесенным из подавала.
— Мне нужен свет,— он облизнул пересохшие в волнении губы.
Зашуршал, стягивая с руки перчатку. Всех эльдаров Творец одарил сильным Духом, поэтому лёгкое колдовство мог осилить любой. Феранор за свою жизнь уделял больше внимания мечу нежели магии, поэтому начаровать светлячок у него получилось далеко не с первого раза.
Маленький светящийся шарик завис над его головой, на серой каменной кладке закривлялись густые тени. Агаолайт невольно ахнул.
— С ума сошёл? Увидят!
Феранор выразительно промолчал, отвернулся, принялся ощупывать стену, сложенную из обтёсанных мраморных блоков. Он так же понял, что первые ощущения его не обманули, часть камней была заметно темнее от сырости. Он оглядел стену справа и слева от себя, потолок, пол и даже надгробие. Некоторое время Агаолайт следил за ним, сверля спину взглядом василиска, потом сдался.
— Что ты там ищешь?
— Здесь потайной ход,— ответил Феранор.— Он должен как-то открываться…
Ему показалось, что один из камней слегка выступает из стены. Попробовал надавить. Поддаётся. Надавил сильнее...
— Провались оно в Бездну! — выругался Агаолайт.— Надеюсь, ты не повредился рассудком.
Он снова приник лицом к щели, комментируя происходящее.
— Они бегают с факелами по кладбищу... Катмэ! Идут сюда…
Меж тем проклятый камень свободно ходил в пазу, но открывать ничего не желал. Неужели заело? Или похититель, предвидя погоню, как-то его заклинил?!

— А ведь я тебя знаю! Ты тот самый приблуда, который приставал к нам в пустыне, только тогда ты был без него…— он помахал рукой возле щеки пытаясь изобразить шрам. — Тебя поставили следить за рабами. Потом ты попался на воровстве и сбежал обратно в пустыню. Не думал, что такой глупец как ты способен там выжить. Но вот, поди ж ты…
— А ведь точно! — беззаботно улыбнулся Феранор.— Теперь и я тебя вспомнил. Беглый раб, вор, дезертир и обманщик — Сагмира, теперь он стал твоим вожаком?
Наёмница одарила его взглядом не сулившим ничего хорошего. Феранор был готов к тому, что она накинется на него. Но в этот миг рот раскрыл полукровка:
— Она служит мне, потому, что я плачу ей золотом, алв...
Сабля разбойницы резко взлетела, ткнувшись остриём снизу ему в подбородок.
— Когда-нибудь ты потеряешь свой язык, Дарик,— произнесла она ровно.— Смотри, чтобы это не произошло прямо сейчас.
Полукровка, названный Дариком, оскалился в злобной гримасе, но сказать ничего не посмел, ощутив спиной леденящие прикосновения бандитских клинков.
Феранор воспользовался моментом, что всё внимание врагов отвлечено и, в последней попытке отчаяния, вдавил камень в паз. Почувствовал сопротивление и воспрял духом. Стена дрогнула, с диким скрежетом пришла в движение, провернулась. Он успел схватить за плечо Агаолайта и втащить его в проём буквально в последний момент, прежде чем стена встала на место.
Едва стихли скрежет и гул, до слуха эльдаров донёсся приглушенный камнем вопль гнева и разочарования.[/justify]

Всего в двух кварталах от храма, по горящим улицам Альмадина металось несколько всадников. Свободные одежды перетягивали ремни сумок и перевязи с оружием, кожаные наручи и наплечники. Мечи кончары и, по-особенному повязанные тюрбаны, выдавали их принадлежность к ордену фидаинов из Аламуна.
Из хаоса боковых улиц вылетел всадник в фидаинском тюрбане, на взмыленном сером коне. Предводитель сам подъехал к нему. Он был на две головы ниже своего воина и компенсировал недостаток роста тем, что сидел на самом крупном жеребце.
— Ты нашёл его?
— Клянусь Алуитом — нет! — выкрикнул наёмник.— Площадь перед бетелем кишит неверными шенази, которые обдирают убитых. Сам храм горит.
— Если он не погиб, то мог спрятаться в крепости,— сказал другой фидаин, с белой проплешиной в чёрной бороде, поровнял свою лошадь с жеребцом командира.— Или бежать из города другой дорогой. Что будем делать Аср?
— Искать.
Аср повернул к нему частично закрытое гутрой лицо и фидаин невольно отпрянул, столкнувшись с холодом в его больших чёрных глазах.
— И молиться...

— Kurva! — выругался Дарик, отступил от стены.
Он не стал вымещать злость на бездушном камне, колотя по нему кулаками. С большим удовольствием он приложил бы их к спокойной физиономии Сагмиры. Из-за неё он упустил Ключ!
— Kurva,— повторил он, держа в уме худую жилистую фигуру разбойницы.— Drykana murhan Kurva!
К его счастью разбойница не говорила на языке орков.
— Руганью ты их не достанешь,— спокойно заметила она.
— Ты упустила их…— он обернулся.
— Ты упустил.
— Но ты остановила меня!
Сагмира ничего не ответила, но вложила свою саблю в ножны с таким видом, словно пронзала ею грудь полукровки.
— Ты взяла золото. Ты клялась, что поможешь добыть мне Ключ Гиброима!
— И я сдержала её. Без меня тебе никогда бы не взять Альмадин.
«Так ты его и не взяла,— мысленно ответил Дарик.— Прошла через уже открытые ворота и даже к храму вовремя не поспела».
Всё ещё кипя от злости и негодования, он подошёл к стене, достал кинжал, простучал его рукоятью камни. Довольно быстро нашёл подвижный кирпич. Пробовал двигать его так и эдак… Ничего!
— Ястреб! — в усыпальницу буквально ворвался крепкий человек огромного роста.
Его хищный загнутый нос нависал над чёрными парусами усов сросшихся с бакенбардами. В ухе качалось большое золотое кольцо. Он весь дышал пылом битвы. Нагрудник, хранивший на себе следы позолоты и, несомненно, ранее принадлежавший кому-то знатному, был помят и забрызган кровью. В крови были и руки, сжимающие непопулярный в Атрване «гросс мессер».  Его звали Багаутдин и при Сагмире он выполнял роль доверенного командира.
— Ястреб, мы сожгли казармы городской стражи! Эти собаки бежали и трусливо заперлись в крепости, вместе с эмиром! Но лучше нам уйти сейчас, не дожидаясь рассвета. На рассвете они увидят, сколько нас и… Мутбаналлу!  Что этот безумец творит?
— Пытается пройти сквозь стену,— съязвила Сагмира.—  И, пожалуй, ему стоит помочь, иначе он провозится до утра… Эй, там! Принесите молоты!

Под ударами молотов старая кладка рухнула, взметнув в воздух целую тучу пыли. В носу за свербило. Кто-то громко чихнул. Дарик шагнул к пролому, посветил внутрь факелом. Сразу за потайной дверью начиналась очень узкая — едва разойтись двоим — и очень крутая лестница, уводившая вниз. Ступени успели стереться от времени, края их предательски закруглились. Всё покрывал толстый слой слежавшейся пыли, в котором, как в снегу, отпечатались следы обуви.
Сагмира с неприязнью взглянула на затянутые паутиной стены и потолок. По кромке пролома, высоко вскидывая тонкие лапы, медленно передвигался паук...
— Какое мерзкое место. Ты собрался туда лезть?
— А есть другие предложения? — Дарик обернулся, посмотрел на неё. Трепещущее пламя факела отплясывало в его овальных зрачках оранжевыми бесенятами.— Может, ты знаешь, куда ведёт этот ход? Нет?
— Ястребу не место в крысиной норе! — запальчиво воскликнул Багаутдин.
— Так оставь своих птиц при себе, а мне дай с собой пятерых мужчин, которые не страшатся испачкаться в паутине…
— С нами пойдут Яхьин, Дарьюш и Бальтазар,— резко сказала Сагмира.
— С нами?
— Я возглавлю отряд. Или ты думаешь, я боюсь пауков? Нет, мхаз. Если слуги эмира ударят — эта дыра может стать нашей могилой. И если я посылаю людей на встречу опасности, то рискую жизнью наравне с ними.
Сказала и повернулась к Багаутдину.
— Ты остаешься с отрядом... Не спорь! — рявкнула она, видя, что великан открыл рот чтобы возразить.— Кто-то должен присматривать за моими волками, чтобы добыча не вскружила им головы. Собери и уводи их из города. Встанешь лагерем в условленном месте. Отправишь дозорных в пустыню. Выйдя на поверхность я пущу две дымных стрелы. Пусть парни зорче приглядывают за небом.
Багаутдин сжал зубы, раздробив на них всю невысказанную обиду, кивнул и молча ушёл. С ними ушли остальные головорезы, кроме тех, чьи имена называла Сагмира.
— Ну,— она приняла из рук уходящих отчаянно плюющийся факел.— Что стоишь, полукровка? Ты собирался догонять ключ.
Лицо Дарика исказила болезненная гримаса. Требовалось изрядное воображение, чтобы опознать в этом оскале улыбку.
Спускались медленно. Клочья паутины колебались под порывами сквозняка. Из глубины тоннеля тянуло илом и водяной свежестью.
Сагмира демонстративно шла впереди, держа перед собой отчаянно чадящий факел. Следом шёл Дарик, тоже с факелом. За ним, натужно сопя, бренча железом, поскальзываясь и поругиваясь, спускались пятеро головорезов. Вскоре ступени сменились ровным полом, идущим с уклоном вниз. Идти стало легче. В какой-то момент каменная кладка перешла в грязно-жёлтые стены естественной пещеры. Под ногами захлюпало.
Тоннель тянулся без ответвлений, конец его терялся во мгле. Дарику казалось, что они уже миновали границу городских стен, когда его сапоги вдруг начали загребать воду. Атаманша остановилась. Эхо разнесло по тоннелю её громкое восклицание. Факел в её руке осветил ровные стенки спускающегося сверху колодца. Желоб выглядел слишком узким чтобы через него мог протиснуться человек, поэтому было решено у него не задерживаться. Через полсотни шагов они обнаружили в потолке ещё одну такую же дыру, ещё через столько же — третью.
— Кажется, мы в старом фоггаре,— заключила разбойница.
Дарик оказался единственным, кто не знал, что такое фоггар.
— Что это?
— То же, что и акведук, только под землёй,— пояснила Сагмира.— Их строили первые люди, во времена когда вся эта земля принадлежала алялатам. Потом их забросили за ненадобностью.
Дарик, непроизвольно дотронулся до правой щеки, рассечённой шрамом от уха до уголка губ. Подумал, что снова он в акведуке и в подземелье и снова гонится за реликвией. Даже соперник всё тот же. Неужели опять повторяется история Аль-Амаля?
— А что было в Аль-Амале? — вдруг спросила Сагмира.
Дарик споткнулся, поняв, что последнюю фразу нечаянно произнёс вслух.
— Не там ли тебе попортили рожу?
— Какое твоё дело, женщина? — ответил он зло.— Я же не спрашиваю ,что произошло между тобой и тем алялатом.
Разбойница стремительно шагнула к нему, приставляя к горлу кривое лезвие кривого кинжала. Она молчала, но широко раскрытые глаза в этот миг говорили о многом. Несколько долгих мгновений они не шевелились. Потом она медленно опустила клинок.
— Считай, что мы кровники,— сказал она совсем тихо.— И он мне нужен живым. Это понятно?
— Вполне.
— Идём,— бросила она, отворачиваясь.— Выход близко. Я чувствую как несёт дымом.

Атраван. Оазис Кайсиб. Где-то в 4-5 км от Альмадина
3 мая по нашему календарю
Утро

Рассветное солнце слепило их, вышедших почти из полного мрака. Потребовалось некоторое время, прежде чем глаза привыкли к свету. Они находились в низине между двух песчаного цвета скал. Вершина одной была с плоской, будто срезанной ножом, верхушкой. У подножия, в окружении кустов разросшегося саксаула и верблюжьей колючки тихо журчал родник.
Несколько чёрных стервятников, с голыми красными черепами, оставили трапезу, шумно взмахивая крыльями, нехотя поднялись в воздух. Оружейные пояса и железные маски на полуобъеденных черепах свидетельствовали, что когда-то эта куча окровавленного тряпья и костей была людьми. Оставшееся при них вооружение было характерно для северян. Дарик подумал, что падальщики не смогли достать за масками лица и, если снять их, он увидит горбатые «северные» носы. Однако, постоял над останками и отошёл, не решившись.
В это время остальные разбойники рассыпались по низине. Даже не имея навыков следопыта, можно было понять, что совсем недавно в ней находился лагерь. Ветер ещё не успел сдуть золу с двух прогоревших костров. В некотором отдалении, над кучкой лошадиного навоза радостно вились большие зелёные мухи.
Один из разбойников потрогал рукой угли.
— Ещё тёплые! — радостно сообщил он.
— Тут следы копыт,— через некоторое время сообщил Яхьин — невысокий худой исайрит с острым, как у крысы, лицом.— Ведут в пустыню на Северо-Запад.
— Вот ещё одни,— добавил другой.— Уходят на Юг. К городу.
Крыса взглянул на следы. Сплюнул.
— Туда ушло всего две лошадей и одна из них заводная. Видно же, что отпечатки копыт неглубокие. Запутать хотят.
— Здесь был раненный,— добавил он спустя пару минут.— Тут кровавый след на камнях.
Он подцепил кончаром и высоко поднял над головой испачканный кровью обрывок белой рубахи.
— Алялат,— процедила атаманша сквозь зубы.— Что, сожри тебя Бездна, здесь произошло? А? Дарик! Кто эти жмуры, которых ты так рассматриваешь?
— Фидаины из Аламуна,— поделился наблюдением полукровка.— Однажды я встречался с такими, когда воевал с Шах-Аккудом.
— Убийцы и фанатики? — нахмурилась женщина.
Он помолчал, обдумывая находки.
— Думаю, они поджидали твоего друга у выхода. Если он жив, то в плену. Второй,— он вспомнил ведущий на Юг одинокий след.— Захватил коня и сбежал, или изначально был в сговоре с фидаинами и его отпустили. В любом случае, теперь Ключ у чёрных. Змеиный яд…
Он раздосадованно плюнул на мертвецов и метнул на Сагмиру грозный взгляд. Это из-за неё он упустил его в Альмадине!
Разбойница задумалась, поджала губы, разглядывая уходящую из низины дорогу. Ноздри её хищно вздувались. Не дать ни взять — рассерженный ястреб.
Дарик заложил руки за спину, ждал, чем закончится её размышления. Молчали какое-то время бандиты.
— Атаман? — не выдержал остролицый.— Что будем делать?
— Подавай сигнал,— приказала Сагмира.
Вечная игра в кошки-мышки с бохмитскими воинами заставили людей Сагмиры выработать собственную систему сигналов. В колчане каждого разбойника находилось несколько специальных стрел, с обмотанными смолёными тряпками наконечниками. Их дымный след был хорошо виден на фоне лазурного неба, так, что через некоторое время здесь соберётся вся её банда.
Атаманша посмотрела прямо на Дарика.
— Обстоятельства изменились, но я по прежнему верна своему слову. Ты получишь свой ключ.
Полукровка спокойно кивнул, хотя одни боги ведали, как тяжко давалось ему это спокойствие!
Хотелось бежать, мчаться, как взявшая след борзая, бить, кромсать и переворачивать вставшие на пути горы. Что угодно, только бы не сидеть сложа руки!

Он уселся в тени скалы, привалившись спиной к её сглаженной песком и ветрами поверхности. Достал точило и саблю.
Бьющий под камнем родник тихо журчал, наполняя воздух прохладой и водяной свежестью. Трупы фидаинов — смердели. Нахохленные стервятники недовольно поглядывали на людей.
Оселок скользнул по металлу, зловещим скрежетом выразив бушевавшие в Дарике чувства. Он же помог настроиться на размышления.
Ключ, Коэнна, фидаины, Гюлим… Разрозненные фрагменты мозаики никак не желали складываться в единую картину.
Алв по имени Феранор забрал Ключ и, вне сомнения, сделал это по приказу Коэнны. Волшебник мог поведать ему о потайном ходе. Подославший наёмников тоже о нём знал. Так же он знал когда именно там следует расставлять сети. Это говорит не только об информированности хозяина фидаинов, но и о том, что он может быть посвящён в тайну Ключа…
Определённо, это не Адихмар и не Гюлим — они не стали бы держать от него это в тайне. Во всяком случае Дарику не хотелось думать, будто он переоценивает себя в их глазах.
Остаётся Мургу. Пухлый хафаш знает истинное назначение реликвии, мог знать о потайном ходе и купить хоть сотню наёмников. Он не упустит возможность насолить соперникам и одновременно выслужиться перед Гюлимом.
Он прекратил елозить камнем по лезвию, вздохнул и посмотрел на солнце неумолимо ползущее к зениту, как вдруг почувствовал на себе чужой пристальный взгляд. Обернулся.
Трое разбойников дремали в тени саксаула, один, взобравшись на скалу, следил за окрестностями. Сагмира сидела к нему спиной, воткнув саблю в землю и положив голову на рукоять. Ощущение, что за ним следят не отпускало.
Полукровка встряхнулся, вскочил, прошёлся по лагерю. Подошёл к скрытой в зарослях саксаула расселине — выходу из тайного лаза — прислушался. Не донесёт ли предательское эхо топот погони?
Дьявольское наваждение пропало так же внезапно как появилось. А на горизонте возникло облачко пыли — к ним шёл Багаутдин.
Дарик с раздражением кинул саблю в ножны. Бессонная ночь, постоянное напряжение и стычки с Сагмирой сделали своё дело. Вот всякое и мерещится.

Атраван. Пустыня к Северо-Западу от оазиса Кайсиб
4 мая по нашему календарю
Утро

Пробуждение приходило к Феранору постепенно. Колючий ночной мороз пробирал его сквозь натянутую на плечи накидку из чёрной козьей шерсти. Он свернулся калачиком, пытаясь сохранить остатки тепла, стучал зубами и пытался согреть руки собственным дыханием.
Он услышал звуки ночной пустыни, беспокойное всхрапывание коней, звон сбруи. Ощутил боль в руках и ногах, заныли полученные в схватке многочисленные порезы.  Левое запястье закололо от туго перетянутого ремня. Желудок напомнил о себе тянущим чувством голода, горло саднило.  Хотелось пить…
Эльдар сорвал с себя никчёмное покрывало. Снял с занемевшей руки поводья. Кони топтались рядом, встряхивая гривами и помахивая длинными хвостами. Поднялся. Нашёл притороченную к седлу флягу из выдолбленной тыквы. Немного отпил сам, остальное отдал лошадям.
Всем этим он обзавёлся не далее как прошлым утром, благодаря забавной шутке Мироздания.
А было так.
Сбежав от Сагмиры, Феранор и Агаолайт долго шли по подземному ходу. Под ногами плескалась вода. Проход становился всё уже. Неожиданно сквозняк принёс с собой слабый запах чеснока и человечьего пота. В голову капитана забрела мысль, что у таинственного похитителя могли быть сообщники и у выхода, без всякого сомнения, поджидает засада. Но это его не остановило. Лучше прыгнуть навстречу опасности, чем стоять и топтаться на месте.
Агаолайт так не считал. «Нельзя так вот просто идти на пролом,— сказал он,— врагов следует удивлять.»
И они удивили. Феранор вспомнил об этом и улыбнулся, подтягивая подпругу. Хитрость оказалась простой, но неожиданно действенной…
...Шар-светлячок выхватил размытые в предрассветном мраке фигуры, и тут же исчез в короткой ослепительной вспышке. Притаившиеся ослепли. Всего на пару мгновений, которых оказалось достаточно, чтобы позволить эльдарам преодолеть узкий проход. Потом они опомнились, атаковали. Зло. Яростно. Без криков и кличей, нарушая тишину только лязгом клинков и натужным сопением. Свет звёзд превратил людей и эльдаров в трудно различимые силуэты. Атаки угадывали по свисту стали, матовому блеску клинков, движению рассекаемого воздуха…
...Лошадь заржала, когда он протянул руки к узде. Заплясала, глухо стуча копытами по песку. Эльдар обнюхал пальцы. После схватки он обыскивал трупы, ворочая их с боку на бок, знатно испачкался в крови. Пройдёт немало времени, прежде чем запах окончательно выветрится.
Он запрыгнул в седло. Оглядел горизонт. Небо на Востоке серело. Если тронуться в путь прямо сейчас, он нагонит те несколько часов, на которые отстаёт от чёрных. Он понятия не имел ни о том, сколько врагов, ни то, как будет с ними справляться. Мысль, что делать это придётся в одиночку, вызывала внутри лёгкий озноб.
Был бы рядом Агаолайт...


Атраван. Оазис Кайсиб. Где-то в 4-5 км от Альмадина
3 Мая по нашему календарю
Утро


Феранор переложил поперёк седла сумку с лепешками и сушеным инжиром, когда увидел, что Агаолайт спускается по склону низины. Несмотря на пропитанную кровью повязку, перетягивающую его левое плечо, вид он имел довольный.
— Альмадин от нас в каких-то трёх милях,— сказал, подходя к Феранору.— Я вижу верхушки башен. Что дальше?
— Следы ведут на Северо-Запад,— пожал плечами капитан.— Я еду туда.
— За ключом,— догадался знаменосец, немного помолчал, что-то обдумывая.— Феранор, что это за ключ о котором все говорят и всё время пытаются нас убить?
— Местная реликвия.
— И всё?
— Это всё, что я о нём знаю.
Агаолайт помолчал немного, потом спросил. Тихо.
— Стоит ли рисковать головой ради куска железа?
— Что?
— Феранор,— он протянул руку, взял его лошадь под уздцы, встал возле стремени, заглянул в глаза.— Вернёмся в город. Оттуда поедем на Восток, по караванной тропе в Шагристан. А в нём представительство Эльвенора…
— Зачем мне туда? Ты видно забыл, что в Белуджистане по мне плачет топор.
— Не бойся людей, у них короткая память. Спустя полгода о тебе никто и не вспомнит, а пара монет отданных страже убедят её не сильно всматриваться в лица входящих в город. В представительстве всем заправляет Даемара. Она укроет тебя. Ты не раб, атраванского колдуна, ты — перворождённый!
— Даемара повинуется приказам из Эльвенора. Ей придётся отправить меня домой в цепях.
— Она этого не сделает. За эти полгода я неплохо её изучил. Ну так, что? Едем?
— Нет. Прости, не могу.
— Почему? Что тебя держит возле Коэнны?
— Я дал ему слово.
Знаменосец долгим взглядом посмотрел на него.
— Ну да,— сказал он после длительной паузы.— Твоё прозвище «Турсанит». Я и забыл.
— Помню,— продолжал он.— Каким впервые тебя увидел. Ты был требовательным, неуступчивым, жёстким, но в то же время справедливым, берёг солдат, терпел тяготы вместе с нами, верил в Эльвенор и бился за него как мог. И за это стал жертвой обмана. Тебя использовали в личных интригах, унизили, оскорбили и высмеяли. Когда в сентябре минувшего года ты хотел послать нас всех к демонам и уйти — никто из парней этому не удивился и не осудил тебя, не пытался остановить. Все всё понимали и были на твоей стороне. Но какое чёрное колдовство заставило тебя отдать себя в трёхсотлетнюю кабалу?
— Не пытайте меня, хеир,— отводя глаза, тихо попросил Феранор.— Я не смогу рассказать.
Агаолайт смотрел на него, поджав губы.
— Я бы помог тебе, но у меня тоже есть Долг, который велит возвращаться в Альмадин,— он отпустил поводья, отступил на шаг.—  Да и присутствие моё, ясно вижу, будет тебе лишь мешать. Настало нам время прощаться.
— Прощай, друг.
— Прощайте, хеир.

Атраван. Пустыня к Северо-Западу от оазисов Кайсиб
5 мая по нашему календарю
День.


В лицо Феранора плеснули водой, приводя его в чувство. Губ коснулось холодное горлышко фляги. Он жадно присосался к ней, делая несколько глотков кислого разбавленного вина. Только после этого осторожно открыл глаза.
День клонился к концу. Багровое солнце нависло над горизонтом. Воздух наполнял невообразимый гул от сотен голосов, фыркающих коней, скрежета амуниции и случайного лязга оружия. Мимо текла конная колонна, но он не мог это толком осознать из-за раскалывающейся головы.
«Наверное вместо мозгов теперь один сплошной синяк»,— подумал он тяжко и решил больше не думать, мысленная деятельность приносила новую боль.
— Айя, перворождённый! — над Феранором склонился человек в возрасте. Изначально белое, но сильно загорелое лицо, седая щетина, серебро в волосах. На талье говорил почти без акцента.— Кто ты? Из какого Дома?
Все эльдары принадлежали к каким-нибудь Домам. На тех кто не принадлежал смотрели косо, будто подозревая в самых страшных грехах. От них старались как можно скорее избавиться, желательно выслав за пределы Эльвенора. Не давно Феранор тоже принадлежал к одному Дому и очень этим гордился.
Он поднялся, силясь понять, что от него добивается человек. Сморщился от прострелившего затылок приступа боли. Огляделся украдкой. За спиной седого стояли конные люди. Его пленитель находился среди них.
— Феранор ан-лорд Мистериорн,— процедил он чуть погодя.— Капитан рокментара «ревнителей» из Дома «Феникса».
Незачем вдаваться в подробности и говорить, что он лишён звания, титула и земель, по приказу сенешаля владычицы.
— Где я нахожусь и кто ты?
Человек обернулся к стоявшим за спиной воинам, что-то сказал на языке, которого Феранор не знал, и знать не мог.
— Тебе повезло, эльдар,— снова обратился седой к капитану на языке перворождённых.— Сейчас тебя развяжут и вернут оружие. Я — барон Гантрам Сигард д’Сирд, так же известный под прозвищем Белый Вепрь. Вассал графа Ги Ангеррана, наместника Азариса, вассала Владычицы Алтаниэль и Дома «Феникса». Так, что выходит мы с тобою союзники!
Потирая занемевшие руки, Феранор ошарашенно заморгал. Ему доводилось слышать имя графа Ангеррана, слуги трёх господ, разбойника, авантюриста и консорта города Азарис, но встреча с его войском в таком месте была сродни находке бриллианта в коровьем навозе.
— Владения твоего Дома далеко,— сощурился Белый Вепрь.— Что ты делаешь посреди атраванской пустыни?
— То же самое я могу спросить у тебя,— нагло ответил Феранор.— Империя с Атраваном не воюет, а твой лорд, на сколько я знаю, сидит в титланской тюрьме…
— Сидел,— поправил Гантрам.— Такого полководца не станут долго держать в заточении. Отвечу на твой вопрос, хотя я спрашивал тебя первым. Мы — кара бохмитским безбожникам за их многочисленные набеги — идём предать огню и разорению идём Альмадин…
— Ты опоздал, барон,— перебил эльдар.— Альмадин разграблен разбойниками Чёрного Ястреба. Два дня назад.
Рыцарь впился в эльдара чистыми голубыми глазами.
— Откуда знаешь?
— Я был там.
Барон медленно повернулся, в двух словах пересказал всё командирам. Злые, сощуренные взгляды сошлись на эльдаре. Лица медленно наливались кровью. Первым сплюнул вислоусый пленитель. Следом громко выругался суровый рыцарь с бегущим золотым львом на красном поле. Его поддержал высокий рыцарь с рыбой на щите...
А мимо пылили бронированные всадники в белых плащах, с хвостатыми флажками на копьях. Вздымали тучи пыли воины по-проще, в чешуе и клёпанной коже, с луками и арбалетами возле сёдел. Рыскали по сторонам уже знакомые Феранору всадники в высоких войлочных шапках…
...Пятеро рыцарей злобно перекрикивали друг друга. Седой предводитель угрюмо молчал, щурясь на солнце. Потом обернулся, что-то резко сказал. Феранор в это время наблюдал за ним исподволь. Поза, движения, интонации выдавали в нём человека властного, привыкшего к беспрекословному подчинению окружающих.
— Итак,— барон повернулся к нему.— Я ответил на твой вопрос, лорд Мистериорн, но ты не ответил на мой.
Эльдар кашлянул, пытаясь потянуть время.
Гантрам д’Сирд назвал себя слугой правительницы Эльвенора, какой резон ему лгать? Возможно, новоявленного союзника удастся как-то использовать… Но в то же время нельзя говорить всей правды.
— По велению правительницы я должен был забрать из храма в Альмадине одну вещь, но не успел. И теперь преследую похитившую её банду воров.
— Один?
— Со мной был отряд союзников Дома,— нашёлся эльдар.— Но в дороге мы снова столкнулись с бандой Чёрного Ястреба и все мои воины погибли. Её собаки до сих пор идут по моему следу.
— Остался один, за тобою погоня, но все равно выполняешь свой долг,— со странной интонацией протянул барон.— Похвальное рвение.
Феранор почуял насмешку, но сохранил на лице серьёзность, только уголок рта его едва дрогнул. Соскреби с человека тонкий налёт культуры, заимствованной кстати у перворождённых и обнаружишь всё того же дикого варвара. А станет перворождённый вступать в пререкания с дикарём? Он сказал, стараясь, чтобы голос звучал ровно и уверенно:
—Хеир, если ты действительно человек Ангеррана и союзник моему Дому, ты обязан помочь...
— Погоди,— поднял руку д’Сирд.— Не спеши говорить, что я кому-то обязан. Не люблю.
— Что за воры, — продолжал он.— И что за вещь, которую ты должен был забрать — расскажешь мне по дороге. Дайте ему коня!
Барон подозвал к себе Вислоусого и что-то быстро ему по-своему приказал. Тот зыркнул на Феранора, кивнул и помчался, громким переливчатым кличем созывая всадников в войлочных колпаках. Окуривая командиров песчаной пылью, проходили последние отряды. Одетые, что называется, с миру по нитке и вооружённые без всякого порядка. Атраванские сабарадары соседствовали с тавантинскими копьями и орочьими совинами. «Вольная компания»,— догадался Феранор.
— Начнём сначала,— вернул его внимание Гантрам.— Ты говорил, по твоему следу идёт Чёрный Ястреб. Это тот самый исайритский разбойник за голову которого в окрестных санджаках обещают насыпать полный сундук серебра?

  

— Остынь, мхаз,— бросила атаманша.— Я умею брать такую добычу так же хорошо, как ястреб — куропаток!

Атраван. Пустыня к Северо-Западу от оазисов Кайсиб
5 день мая по нашему календарю
Вечер.



 

Атраван. Пустыня к Северо-Западу от оазисов Кайсиб
6 мая по нашему календарю
Ночь

Бледная луна медленно всплывала над холмистой долиной. Бандиты сидели, скорчившись, возле костров. Кто-то спал, но большинство пили, радуясь, что их атаманша заполучила новых могущественных союзников. Дарик кутался в плащ у костра. Он пытался уснуть, но мешала стойкая убеждённость, что на него кто-то пристально смотрит. Это чувство было сильнее чем то, которое одолевало его на днях у выхода из тоннеля. Из каждой тени, он чувствовал на себе чужой взгляд. В пляшущих языках костра ему мерещились лица, шепчущие сквозь треск и шипение его имя…
Дарик встал. Сосед по костру — бандит из беглых невольников (Дарик припомнил, что его звали Ардал), худой и высокий — изумлённо взглянул на него.
— Схожу до ветру,— сказал полукровка.
— Не боишься, что тебя схитят ийланы? — ухмыльнулся Ардал, кидая в огонь шарик сухого конского кизяка.— В такие тёмные ночи они часто подкрадываются к лагерям. Фугань в костёр.
— Мне потребуется много места.
— Ну-ну. Твоё мужское достоинство порадует их девок. Они любят когда на мужиках много мяса!
Дарик молча скользнув между костров. Выйдя из границ лагеря, он остановился, дожидаясь пока глаза приспособятся к мраку. Кровь орков, текущая в жилах, наделила его неплохим зрением в темноте. Он проверил хорошо ли выходит из ножен сабля. Слова разбойника он воспринял всерьёз. В сердце пустыни возможность встретиться с людоедами выше чем где-то ещё.
Он не спеша направился к невысокому бархану, на вершине которого ему показалось какое-то движение.
— Дарик…
Собственная тень вдруг разделилась надвое. Одна её половинка, стала тусклой и блёклой, в то время как вторая налилась густой чернотой и ожила. Она поднялась, полностью игнорируя движения Дарика, выросла…
— Где Ключ Гиброима, Дарик?
Он не смог узнать голос, как и понять, слышит ли его ушами или он звучит только в его голове. Разжал пальцы, рефлекторно схватившиеся за рукоять сабли. А потом подумал, что Адихмара не зря называют Мастером Теней...
— Славы тебе, Адих...
— Где Ключ?! — нетерпеливо перебила тень.
«У меня его нет»,— чуть было не ляпнул полукровка, но вовремя прикусил язык. Чувство опасности подсказывало, что за такой ответ с хафаша станется прикончить его на месте не вдаваясь в подробности. Слова следовало подбирать осторожно.
— Его не оказалось в храме,— сказал он после паузы.— Я преследовал людей которые его увезли, но их перехватилид тавантины. Теперь Ключ у них. Точнее у одного из их отрядов, я пока не знаю у кого именно. Но предводитель, кажется, готов его продать.
— До новой луны осталось семь дней.
— Я знаю.
— Наше прямое вмешательство не допустимо. Оно равносильно провалу.
— Я помню.
— Гюлим верит в твою звезду, считает тебя удачливым. Твоя неудача смертельно разочарует его.
Дарик мельком оглянулся на мерцающие в отдалении костры лагеря. Буркнул.
— Этого не случится.
— Очень надеюсь, что не позднее седьмого дня Ключ окажется у него. Но, Дарик…— полукровку внезапно обожгло так, будто он провалился в ледяную купель.— Если ты не справишься, если провалишь дело, ты всех богов будешь умолять о скорой смерти. Не надейся на свои былые заслуги. Этой неудачей ты перечеркнёшь всё!
Ледяные оковы спали с него так же быстро как появились. Он понял, что не чувствует собственных конечностей, казалось, из них вытянули всё тепло.
— Смотри чтобы я не ошибся в тебе! — прошипела на прощание тень и растаяла.
В темноте застучали копыта, к подножию холма выскочил всадник. Осадил коня перед Дариком.
— Я услышал разговор и уж думал вокруг стана бродят шпионы! — прогремел с высоты своего богатырского роста Багаутдин.— А увидел только тебя. С кем ты разговаривал, мхаз?
— Сам с собой. Люблю умных собеседников.
Багаутдин выпучил глаза, раздул щёки и… расхохотался.
— Умных собеседников! А чего уходил? Потешил бы парней мудрыми разговорами.
— Мудрость любит уединение.
Телохранитель Сагмиры хохотнул ещё раз и развернул жеребца.
— Лучше вернись к огню. Здесь могут быть ийланы, я видел отпечатки босых ног на песке.
И ускакал, растаяв в ночи. Дарик остался, некоторое время хмуро смотря ему в след…

Где-то в другом месте...

...Искаженное выпуклой поверхностью шара изображение полукровки поблекло и потонуло в матовой черноте. Одновременно погас излучаемый им свет, погрузив шатёр в густой сумрак. Мургу накинул на шар отрез чёрного бархата и спрятал его в сундук, проделав всё даже с излишней суетливостью. Впрочем, подумал он, осторожность никогда не бывает излишней. Не хватало чтобы кто-то увидел у него «Зрительный камень». Само обладание этим чудесным артефактом, реликтом времён, когда перворождённые правили миром, породит лишние вопросы. А отвечать на чужие вопросы Мургу никогда не любил.
Заложив руки за спину, он мерил от стенки до стенки пространство шатра, топча пыльными башмаками совсем новый ковёр, за который заплатил как за двух крепких невольников. Думал. Размышлял.
Итак, он услышал, что Ключ все ещё не у полукровки. Улыбка, более похожая на болезненную гримасу, исказила лицо Мургу Мулфахка, когда он представил, что случится, если Гюлим не получит Ключа. Но ведь не он планировал операцию, следовательно вся ярость гнева хозяина обрушится не на него. Однажды ему уже довелось пережить смерть. На краткий миг он даже ощутил себя прежним, каким был пять столетий назад — военачальником Саракаша, молодым, везучим, но смертным. Он лежит на жёсткой земле, в луже собственной крови, сочащейся из рваной раны на шее. Он тщетно пытался бороться со смертью, но жизнь стремительно покидала его.
Рядом, умирая, хрипели Маххарбал — его боевой друг и товарищ и простой раб, имя которому Адихмар. Над ними возвышался высокий худой силуэт убийцы. Тень скрывала лицо скрыто тенью, но даже не видя его, Мургу знал кто стоит перед ним. Марустаф Гюлимани. Человек который возвысил его, которого он почитал как отца.
«Нет,— поправил он себя, видя следы крови на губах Марустафа.— Тот человек погиб от ран».
То, что стояло над ним, человеком уже не являлось.
Последними проблесками затухающего сознания, он помнил как хафаш, в которого превратился Марустаф Гюлимани, склонился над ним. Почувствовал как его губы раздирают твёрдые пальцы, давят на скулы, заставляя открыть рот. Услышал голос.
— Ни один долг не останется без возврата… кровь за кровь… Бессмертие за Верность!
Что-то потекло по щеке Мургу. Он ощутил на губах железистый привкус крови. В ему стало казаться, что его тело скручивает и ломает. По телу пробежала волна невыносимого жара. Его изогнуло дугой, но он не мог даже вздохнуть для крика. И он умер. Как будто провалился в чёрную Бездну. А ещё через минуту, продлившуюся для него как столетие, он открыл глаза и поднялся, помня всё, что увидел в Том мире...
Страх перед окончательным забвением, живущий в Мургу с тех пор, напомнил о себе, мимолётным прикосновением к хребту. Этот же страх помог ему успокоиться. Он вспомнил о ставках, ради которых позволил себе втянуться в эту игру. А ещё этот мхаз, который всё может испортить...

Атраван. Руины Амаэля (Аль-Амаля)
в 7 днях пути от оазисов Кайсиб
6 мая

Это был не первый поход Мирзы-Азарара. В походы он вообще ходил регулярно, начиная с шестнадцати лет, а последние лет десять командовал войском самостоятельно. Он часто смотрел в глаза смерти, но ещё ни разу она не казалась ему столь неотвратимой. Причиной этого чувства были посланцы у его ног.
— Говори.
Старший среди гонцов — обычный кочевник пустыни — вскинул сухое лицо. Раскосые глаза смотрели на мирзу со страхом. Остальные не рискнули поднять голов.
— Светлейший! Аяз-бек, передал, что несколько караванщиков видели волшебный ковёр и двух чародеев на нём,— быстро заговорил он.— Они летели на Запад, в сторону Кайсиба.
Мирза-Азарар уставился на руины Аль-Амаля, торчащие из песка словно обломки гнилых зубов. Хищный нос и густые брови придавали его лицу злое и хмурое выражение. Пальцы, лежащие на оголовье усыпанной золотом и самоцветами рукояти, нервно сжались.
— Продолжать поиски. Пусть роет землю. Пусть просеивает в пустыне песок!
— Но, светлейший,— застонал гонец утыкаясь лбом в песок под ногами военачальника.— Они летали по-воздуху словно птицы! От них не могло…
— Взять его! — рявкнул мирза,— отрезать уши и нос. А вы...— он обратился к вжавшимся в песок его спутникам.— Передайте Аяз-беку, что если к новой луне он не найдёт царевича и чародея, я сделаю с ним тоже, а потом посажу на кол!
— Они наверняка в Альмадине,— предположил стоящий за его спиной эмир Кагхар аль Кайсиб.— Мы — здесь, а царевича и чародея сейчас с почётом принимают в моём дворце.
Один из гонцов приподнялся, глянул, как будто хотел что-то сказать, но не рискнул и замер в позе испуганного страуса. Азарар это заметил.
— Ты! Тебе есть, что сказать?
— Альмадин — разграблен, светлейший!
— Что?! — эмир аль Кайсиб опешил. Вытаращив глаза он несколько долгих секунд переваривал сказанное.— Что ты сказал, пёс?! Альмадин… мой Альмадин разграблен?! Кто посмел?!
— Воины перехватили и разбили шайку исайритов. Нескольких взяли в плен. Бек разрешил своим воинам позабавиться с неверными калёным железом, заодно спросить, где те взяли добычу — седельные сумки лопались от серебра и золотой утвари. Под пыткой один из них выкрикнул имя Чёрного Ястреба.
Азарар стоял, скрестив на груди руки и, склонив бритую голову, разглядывал собственные пальцы Овальный светлый сапфир в золотом перстне искрился, как капля росы.
— Как такое могло произойти?
— Они ночью ворвались в город, сожгли храм, многих убили.
— Мои сады…— стенал Кагхар.— Мой дворец! Что с моим дворцом?!
— Чёрный Ястреб не тронул его.
Пальцы Азарара дрогнули. Это можно было угадать по блеску сапфира на его пальцах. Он поднял голову, кинул на гонца внимательный взгляд из-под хмурых бровей.
— Они овладели городом, но не пытались овладеть казной?
— Нет, светлейший!
«Дерзкий разбойник получает во власть целый город, но уходит,— подумал Азарар. — Уходит, схватив первое, что попало!»
— Какое горе! — стенал обездоленный эмир.— Алуит, за что ты покарал меня?! Мой Альмадин… Вай-уляй!
«Ты, веришь? — продолжая размышления, спросил сам себя Азарар и сам же ответил.— Не верю! Разве, что…»
В голову его внезапно пришла догадка. Чёрный Ястреб знал когда нападать и ушёл, потому, что получил больше чем рассчитывал. Пленник царских кровей! Выкуп десятикратно превысит дань с любого города, а на род Саффир-Шаха падёт тень позора.
Азарар ощутил, как зашевелились волосы у него на плечах.
Это он отпустил царевича в самостоятельный рейд. Это с него спросит шах…
Стало трудно дышать. Горло сжалось, словно его уже душила шёлковая удавка. Мирза захрипел, ослабил узорчатый воротник. Медленно повернулся.
Он находился на городской площади, окруженной прокаленными солнцем руинами. Увидел торчащий из песка гнилой зуб разрушенного акведука; воинов, несущих стражу; сотни рабов, снующих, как муравьи, таскающих корзины полные песка и камней. Услышал рявканье трубы с вершины храмовой пирамиды.
У него под рукой великая сила, но потребуется, ни один день, чтобы стронуть её на поиски царевича. Потерю золота шах может и простит... но своего племянника — никогда!
Он покосился на эмира, маленького вощёного человечка, с круглым лицом-репкой, такого же цвета и завитой кольцами бородой. Сабля из булатной стали на поясе выглядела скорее как вынужденное дополнение, чем привычный атрибут. При всём глупом виде этот человек правитель обширного оазиса, четырех городов и не менее сотни кишлаков. Стоит ему послать стрелу и на его зов явится сотня вождей со своими воинами.
— Кагхар-ока, вы, кажется, взяли с собой клетку почтовых голубей? Отправьте весть своим бекам и пиррам, чтобы те немедленно шли со своими отрядами в Альмадин. Напишите наместникам Альямина и Кушанта, пусть заготавливают провиант...
— Поймаем разбойников и спустим с них шкуры! — оживился Кагхар.— Я возьму сотню своих всадников и к следующему месяцу, увидите, вернусь с головой Чёрного ястреба у седла! Я…
— Вы останетесь здесь,— жёстко осадил Азарар.
«Я ещё не столь отчаян, чтобы доверить судьбу в руки глупца!»  
— Кто-то же должен охранять раскопки и следить за подвозом припасов? — добавил он мягче.— Именем шаханшаха, с разбойниками разберусь я. Мне потребуются всадники ваших табилов  и воины гарнизонов Альямина и Кушанта.
— Эй, там! — он обернулся к слугам.— Позовите мне того, кто сейчас командует сафуадами! Несите калям и чернила!

Атраван. Пустыня
10 мая по нашему календарю
День

Тавантины двигались быстрым маршем на Юго-Восток. Пустыня тянулась однообразная и унылая. Один бархан походил на другой. В воздухе стояла привычная мёртвая тишина, разгоняемая храпом коней и верблюдов отряда, звоном сбруи и подгоняющими окриками командиров.
— Drabbo! Drabbo!
Феранор ехал в общей колонне, в середине строя, глотал пыль и ощущал себя пленником, за которым везде и всюду следует конвоир. Едва он спешивался, чтобы справить нужду, как рядом оказывался кто-то из кайраков. Стоило ему попытаться поменять свое положение в колонне, как те же кайраки хватали его коня за узду и возвращали на место.
— Почему я не могу ехать куда захочу?! — как-то спросил он напрямик.— И куда вы меня везёте?
— В Массаишь,— отозвался барон,— там удобно и безопасно. Я отсылаю богатые подарки окрестным бекам и взамен они делают вид, будто меня там нет, а ещё делятся новостями о движении караванов. Что же касаемо вашей свободы,— он взглянул в холодные травянистые глаза капитана.— Я приставил кайраков для вашей же безопасности, лорд. За нами по пятам идёт Чёрный Ястреб и интуиция подсказывает мне, что встреча с ней не предвещает для вас добра.
При этом известии лицо Феранора не дрогнуло: он сумел овладеть собой.
— А как насчёт вашего обещания, хеир? — напомнил он ровным тоном, ничем не выдавая волнения.— Вы обещали помочь с Ключом. Прошло четыре дня, а вы всё молчите...
— Ключ, бронзовый, в две моих ладони, без украшений,— принялся равнодушно перечислять Гантрам.
— Он у вас?
— Я видел множество таких ключей в бетелях по всему Атравану, в них нет ничего особенного. С чего вдруг вам понадобился именно этот?
— Я выполняю приказ хеир,— не сразу, подумав, ответил эльдар.— И знаю не более, чем мне посчитают нужным сказать…
— Мне не нравится, когда из меня пытаются сделать дурака, милорд,— резко оборвал барон.— Вы хотите, чтобы я сделал то, что не смогли сделать вы, добыл вещь, добыть которую сами вы оказались не в силах. При этом не говорите мне о ней ничего. То, что Алтаниэль — мой сюзерен, не значит, что я, подобно легавой помчусь выполнять указание любого, кто прикроется её именем!
— За каждую службу полагается соразмерное вознаграждение. Я хочу знать всё, без утаек, какого демона вы и Ястреб гоняетесь за этим Ключом, если хотите рассчитывать на мою помощь. В противном случае я сам найду способ переправить его Владычице Эльвенора.
«Вот она удивится!»— подумал Феранор и вздохнул.
— Вы, люди, невыносимы,— он вздохнул ещё раз, притворно, но вполне убедительно.— Да, этот Ключ не простой. Он отпирает нечто запертое с помощью колдовства, но что мне не ведомо. Как я уже сказал, я — солдат. Есть приказ, и я его исполняю, не задавая вопросов. Особенно если он исходит от… скажем так… верного слуги и первейшего ревнителя Алтаниэль. Вы понимаете о ком я?
— Вполне.
— Я не могу назвать точную сумму благодарности, но уверен, что моё начальство не поскупиться.
— Звучит правдоподобно,— хмыкнул барон.
— По-вашему я лгу?!
— Избавьте меня от басен, будто перворождённые никогда не лгут младшим народам. Ключ у меня, но я пока повременю отдавать вам его. До Массаиша!