Весть о том, что ему вместе с чёртовым инквизитором предстоит "весёлая" ночка в темнице, Азазель воспринял стоически, не позволив себе ни единого ругательства как в сторону стражи, так и в сторону треклятого святоши. Хотя сам он считал, что имеет полное моральное право пройтись крепким непечатным словом как и по сим благородным личностям, так и по их, без сомнения, честным родственникам до десятого колена. Но видит бог, которого он презирает, не всякий и с одним-то вампиром сладит, а уж выдюжить в бою сразу с двумя... и не просто выдюжить, а ещё и самих кровососов отделать как следует, пусть и самому крепко досталось. И если от дуболомов-стражников Странник ещё мог как-нибудь отбрехаться, то инквизитора на мякине точно не проведёшь. Вот ещё одна проблема инквизиторов - они подозревают всех с самого утра, никому не доверяют весь день и пытаются уличить каждого в ереси перед сном. С другой стороны, в темнице ему хотя бы дадут пожрать, а то и помогут наконец-то снять с головы опостылевший шлем. Да и после событий этой ночи Азазель предпочёл оказаться в окружении не самых дружелюбных, зато вооружённых людей, чем в одиночку шастать по городу с кучей вампиров на улице.
"Проклятье, почти как в детстве", - подумал нефилим, когда его наконец-то отконвоировали за решётку. Впрочем, по сравнению с тем каменным мешком, где он провёл первые восемь лет жизни, в этой камере условия были почти царские. Тут хотя бы были деревянные нары, окно (пусть и закрытое решёткой) и сральное ведро. Но тюрьма есть тюрьма, и Азазель чувствовал бы себя так же неуютно, будь у него вместо нар резная кровать с периной и балдахином, а прутья решётки покрыты золотом. Всё, что мог сделать нефилим - сесть на нары и попытаться хоть немного расслабиться... что у него успешно не получилось. И даже мысль, что треклятого святошу швырнули в точно такую же конуру, ни капельки не утешила ненавидящего неволю наёмника.
Потом явился лекарь. И если к неудачнику-святоше прислали какого-то старого хрена с трубкой, то к Азазелю пришла вполне себе такая миленькая чернявая докторша метра полтора ростом, казавшаяся на фоне двухметрового наёмника совсем уж крохой. И, несмотря на всю ненависть к собственному положению, Азазель даже немного приободрился. Да и сама докторша поначалу даже обрадовалась такому лёгкому пациенту: двухметровый лоб хоть и не проявлял дружелюбия и на все вопросы отвечал короткими, односложными фразами, но послушно выполнял все команды юной врачевательницы и не грубил, как (так посчитал сам Азазель) грубили бы раненные стражники.
Проблемы начались, когда девчонка попыталась стянуть со своего горе-пациента шлем. Чёртов кусок железа застрял намертво и сниматься не хотел, казалось, прилипнув к голове своего хозяина. Примерно полчаса докторша тянула треклятую железяку, пыталась расшатать её, отвинтить, смазать маслом или хотя бы повернуть. Шлем не поддавался, хотя девочка старалась изо всех сил. Азазель, к чести его, активно ей помогал, но ему было бы куда легче, будь шлем на чужой голове, а не на его собственной.
- Да позови ты кузнеца! Или хотя бы палача! - наконец, не выдержав, воскликнул Азазель, ибо башка таки трещала жутко. На невысказанный вопрос докторши, наёмник пояснил, что палачи большие искусники по части сборки-разборки всяких пыточных устройств, а сей шлем после знакомства с вампирскими лапищами, стал именно пыточным устройством.
Палач, однако же, так и не пришёл, ибо ему тоже надо спать и он не собирается являться на зов какого-то проходимца, чья дурная башка застряла в собственном же шлеме. Дальнейший сказ о том, как докторша и наёмник шлем снимали, могла бы стать весьма поучительной историей о глупости и смекалке. Либо не менее смешным, но длинным, анекдотом. Но, убив ещё около 40-50 минут, сдвоенными усилиями они наконец-то стянули проклятую штуку с головы Странника. Утомившаяся докторша, бегло осмотрев многострадальную голову нефилима, помогла ему стереть запёкшуюся кровь и объявила, что пациент безнадёжно здоров. Жить юная врачевательница разрешила, но категорически посоветовала сменить профессию и запретила впредь обращаться к ней, если голова уважаемого сэра снова застрянет в каком-нибудь не предназначенном для этого предмете. Засим девушка откланялась и удалилась, забрав несчастный шлем с собой в качестве сувенира. Азазель не спорил. Едва двери камеры закрылись за юной докторшей, Странник растянулся на нарах во весь рост (ноги, правда, пришлось свесить) и, закрыв глаза, постарался заснуть...
- Подъём, висельник, маркиза зовёт! - из беспокойного, короткого сна Азазеля вывел хриплый окрик жуть как недовольного стражника. Спина и шея ныли от жёсткой скамьи, ноги занемели, да и голова спросонок гудела, но нефилиму доводилось спать и в худших условиях, так что он не жаловался. Но всё равно, прежде, чем покинуть неуютную камеру, Странник как следует, до хруста в суставах, потянулся, размял занемевшие конечности и, смачно харкнув на пол, пошёл на выход. В коридоре Азазель увидел недавнего знакомца-святошу и даже проявил немного вежливости, кивнув ему в знак приветствия. В неясном свете факелов Гленн наконец-то получил возможность рассмотреть лицо человека, вытащившего его из вампирской пасти. Да и сам Азазель не преминул повнимательней рассмотреть инквизитора, чтобы запомнить, с кого он деньги трясти будет. Ещё раз размяв шею, нефилим пошёл в окружении стражи на встречу с самой могущественной женщиной Аустеннита.
Нет смысла заново пересказывать события аудиенции, скажем только, что нефилим даже успел немного развлечься, вволю позлив бывшего при маркизе попа. Не то, чтобы ему так уж надо было хамить уважаемому пресвитеру, но тот сам нарывался и, буде такая возможность, Странник не просто воткнул бы ему пару шпилек в бок, а сразу своротил бы религиозному инвалиду иконостас. Герру Рехтланцу поведение Азазеля явно раздражало, маркиза же проявила ожидаемое от неё терпение, предпочтя осадить излишне крикливого и бесполезного святого идиота, нежели спустить собак на тех, кто мог избавить её город от вампиров. К тому же сам Азазель, хоть и держался гордо и независимо, самой Маркизе не хамил. Как бы то ни было, главное для себя нефилим из аудиенции вынес: в городе как минимум две с лишним дюжины кровососов, Пафнутий Святый Пиздец (как про себя обозвал Азазель отца Катберта) так легко его в покое не оставит, маркиза даст Гленну солдат и любое необходимое снаряжение, лишь бы гнездо со всеми кровососами выжег, а сам Азазель "добровольно" подписался в этом участвовать и не факт, что ему заплатят. Одним словом вляпался.
Решив, что выданные ресурсы и на него распространяются, Азазель после аудиенции первым делом запустил руки в арсенал при замке. Без лишней наглости, так, взял новые шлем и наплечник взамен утерянных. Мог бы и доспех потяжелее подобрать, но в бою с вампирами скорость не менее важна, чем слой железа между зубами кровососа и собственной плотью, а в тяжёлом доспехе и двигаться сложнее. Пришлось также поработать руками: почистить и заточить меч, выправить пару вмятин на кирасе с помощью молотка и такой-то матери, заштопать дыру на коленке, поставить пару заплат на гамбезон, ремни подтянуть и всякое прочее в том же роде. Попутно Азазель навязал узелков, благо, верёвками отряд зачистки снабдили щедро. С осиновыми кольями и серебром было похуже, но нефилиму всё равно удалось добыть для себя, любимого, серебряную цепочку и сразу два кола, тогда как многим лишь по одному досталось. А вот от святой воды Азазель отказался, предпочтя наполнить предложенную флягу маслом для ламп. Не бог весть что, он предпочёл бы что-то более горючее или взрывоопасное, но времени на поиски не было, как и лишних денег. Приятной неожиданностью для нефилима стал приход целой толпы паладинов при оружии и доспехах. Почему приятной, если священнослужителей он недолюбливает? Да потому что он мог с чистой совестью поставить этих Исаей стукнутых между собой и вампирами. Кстати, вместе с Рехтланцем и маркизой он встречать подкрепление не пошёл. Во первых ему плевать, а во вторых он не настолько важная личность, чтобы тратить своё время на вдохновляющие речи.
И вот, примерно в семь утра, группа зачистки выдвинулась к собору. Азазель, весь обвешанный узелками, с торчащим из-за пояса колом (и вторым, спрятанным в ту самую поясную сумку, что висела у него сзади) и обнажённым мечом, который он держал за лезвие, затесался в строю стражников, дабы не мозолить глаза паладинам и лишний раз с инквизитором не общаться. "Может стоит напомнить святоше, что даже чокнутый мертвяк к собору и на километр не подойдёт?" - спросил себя Странник, входя вместе со всеми на площадь. С другой же стороны: вампиры не только сильные, злобные и заносчивые твари, но ещё и очень хитрые. Где лучше всего организовать гнездо или тайный лаз к нему? Конечно же там, где его точно никто искать не будет. И собор в этом плане не худший вариант, а даже наоборот. Что-ж, пожалуй, в выборе Гленна есть здравое зерно (и да, Азазель к этому времени знал имя инквизитора. Хотя сам представиться так и не удосужился).
Едва Рехтланц раздал приказы, как Азазель мигом устремился к ближайшему дому, удачно затесавшись среди солдат. К собору он, по понятно каким причинам, соваться не спешил. Нет, сразу он там замертво не рухнет, но такая слабость противная нападёт, да ещё и мигрень впридачу. Хотя, если этого не произойдёт, значит вампиры умудрились собор осквернить, тем самым лишив его статуса святого места. А это значит, что логово или вход в него в соборе. Азазель это сразу поймёт... но вот как, если что, объяснить это остальным, не рассказывая о порченной ангельской крови в своих венах? Как бы ни серьёзно было положение, а ради победы над кровососами Азазель добровольно в костёр лезть не собирается. А именно это ему грозит, стоит только тому же Рехтланцу узнать, что хамоватый латник - нефилим. Так что нет, поход в собор прибережём на крайней случай... ну или когда точно станет ясно, что в доме божьим богом и не пахнет.
Обыск домов ожидаемо ничего не дал. Если в каком-то из них и был вампирский притон, то после ночных похождений инквизитора и нефилима кровопийцы предпочли свернуть лавочку и сбежать в основное гнездо, не дожидаясь худшего. Чаще всего всё происходило до обыденного скучно: жители не испытывали энтузиазма от того, что толпа вооружённых дуболомов устраивает шмон у них дома, хотя нашлась парочка неравнодушных или просто смиренных граждан, спокойно воспринявших внезапный обыск. Где-то жителей не было дома и, чтобы попасть внутрь, приходилось вышибать двери (Азазель тоже вышиб пару дверей) и обшаривать пустые комнаты. Не обошлось и без экцесса: в одном доме некая дама приятной наружности и не менее приятной пышности в нужных местах, принимала утреннюю ванну, когда к ней ворвалось несколько солдат. Дама сия подняла такой несусветный визг, что оглушённые солдаты вылетели на улицу быстрее, чем до этого врывались в дом, а один неудачник получил деревянной шайкой в лоб. Азазель сам чуть не схлопотал щёткой для мытья, но успел вовремя ретироваться... а ещё увидеть всё, что видеть не должно, и остаться довольным увиденным.
Возможно обыск собора помог бы сдвинуть дело с мёртвой точки, но тут в дело вмешался отец Катберт. Религиозный маразматик грудью встал на защиту входа, так ещё и прихожане поддержали его в праведном (читай: идиотском) стремлении не допустить воинов в собор. Гленну ничего не оставалось, как сцепиться с чокнутым попом языками, пытаясь словом божьим и добротой вразумить фанатика. Но никакие увещевания не действовали ни на долгорясого, ни на его паству. Протолкавшись сквозь ряды воинов, Азазель увидел, как у какого-то чушки замызганного, коего герр Рехтланц обозвал Юрбен, посыпалось золото на мостовую.
"Понятия не имею, что за золотарь такой, но сомневаюсь, что столько золота он честно заработал", - смекнул нефилим, пока несчастный Юрбен сгорал от стыда под укоризненным взглядом инквизитора. Но сейчас слишком богатый золотарь был не самой важной проблемой. Куда важнее было, что у Азазеля жуть как чесались руки подойти и всё таки врезать отцу Катберту так, чтобы он аж на другой конец собора улетел. "Ну Пафнутий Святый пиздец приготовь зубы!" - будто прочитав его желание, Гленн решил перейти от слов к делу и разогнать толпу. И Азазель стал первым, кто с удовольствием подчинился этому приказу. Не обращая внимания на религиозные завывания старого фанатика, Странник решительно пошёл прямо на него, демонстративно разминая кулаки. Вот уж кому плевать на гнев Божий, так это тому, кто и так божественного света лишён. Сам того не ведая, Азазель помог герру Рехтланцу: речь инквизитора вдохновила людей, но без примера делом они вряд ли сдвинулись с места, боясь анафемы, что насылал на них Пафнутий.
Бить попа, тем более на глазах у толпы в религиозном экстазе, Азазель всё таки не стал. Не хватало ещё бунт спровоцировать. Но отказать себе в удовольствии ощутимо пихнуть фон Свааля плечом, нефилим не смог. Пресвитер наверняка узнал долговязого наглеца и, возможно, еретика, что хамил ему во время аудиенции, но вякнуть ничего не успел - шедшие вместе с Азазелем стражи, мигом прижали его алебардами к стене.
Едва Азазель переступил невидимую границу, отделявшую территорию собора от остального города, как мигрень тотчас же сдавила тисками его многострадальную голову, ноги налились свинцом, а доспех, казалось, потяжелел раза в два. "Терпи, сам сюда полез", - сказал себе нефилим, внешне не проявив слабости, что резко накатила на него. По всему выходило, что не может у вампиров тут быть логова: от святости, пропитавшей это место, аж блевать тянет. Ревенант же сунется сюда - сразу с копыт и вспыхнет свечкой. Гленн снова энергично раздавал приказы, но Азазель уже понял, что обыск ничего не даст. Как бы то ни было, он из чистого упрямства пошёл вместе с инквизитором осматривать подвал, обстучал стены и даже уговорил помочь ему парочку юных паладинов. Не то, чтобы наёмник и правда надеялся найти фальшивую стену, а за ней лаз в гнездо, просто обидно было соваться в святое место и терпеть связанные с этим неудобства ради пшика. Ну и, само собой, поиски в подвале именно пшиком и оказались. Снова выйдя на свет божий, Азазель сразу же пошёл прочь с территории собора, благо, не он один покидал его.
Постепенно, вся группа зачистки вновь собралась на площади... всё с теми же результатами. Ни следа вампиров, ни малейшего намёка, где эти самые следы искать. Хотя, кажется Рехтланц там чётки какие-то нашёл. Но сам Азазель не мог быть уверенным, что этих же чёток у инквизитора не было при себе, так что сам нефилим их проигнорировал.
Время шло к десяти утра, а вся их рать так и топталась на месте, не сдвинувшись в поисках ни на шаг. Не намереваясь и дальше впустую рыть носом землю, нефилим прислонился к стене одного из домов, намереваясь немного отдышаться и восстановить силы после того, как святой дух вышибал из него дух в соборе. "Дело - табак. Ползаем тут, ползаем, чуть ли не носами землю роем, а толку чуть. Оно, может, и к лучшему, если ни черта не найдём, хоть не придётся снова к кровопийцам в пасть лезть... но я так точно ничего не заработаю."
- О, графиня, луноликая графиня,
Имя чьё, увы, безызвестно мне,
О, графиня, луноликая графиня,
Имя чьё - шелест ветра во тьме!
Длань твоя - холод первых лилий,
Взгляд - ведьм последний костёр,
В нём теплота и нежность мнима,
Он, как топор палача, остёр... - до ушей нефилима долетели бренчание лютни и пение, отвлёкшее его от мрачных мыслей. И Азазель узнал голос певца! "А он-то какого чёрта тут забыл?" - отлипнув от стены, Азазель осмотрелся. Наконец, он увидел то, что искал: тщедушного вида лопоухий тип в изрядно потёртой одежде барда и шляпе с пером с отсутствующим видом сидел на куче дров и грустно, заунывно тянул песню, перебирая струны старой, но хорошей лютни. И певец этот привлёк внимание не только Азазеля: Гленн, видимо, отчаявшийся не меньше, чем остальные горе-охотники на вампиров, приказал проверить барда.
- Да это бард наш. Акакий Лопоухий. Побили его недавно за то что в будуар к чужой жене лез, вот и не в себе малость... - отмахнулся от инквизитора стражник-десятник, не желая связываться с виршеплётом. Этого самого виршеплёта Азазель знал - познакомились они несколько лет назад, здесь же в Аустенните, и потом ещё пару раз случайно встречались. Акакий был не самым бесталанным бардом из тех, кого знал Азазель, и уж точно не самым плохим человеком, скорее просто непутёвым. От природы Акакию был дан талант к сочинительству, потому почти весь его репертуар был сугубо оригинальным. А ещё любил Лопоухий крепко выпить, и на женщин дюже падок. Собственно, познакомились они в борделе, когда дурак-певец умудрился обидеть парой невинных строчек нескольких НЕблагородных сэров. Эти самые сэры полезли чистить виршеплёту бубну, но Азазель, будучи в тот день в относительно хорошем настроении, заступился за, в некотором роде, коллегу по цеху. Добрая была драка, и последовавшая за ней пьянка была не хуже. Вот так и познакомились. Нет, другом Акакия Азазель не считал, но относился к нему всё же немного лучше, чем к другим людям. Даже простил собутыльнику, когда тот героя своей новой баллады с него списал. "Но всё же какого чёрта он здесь забыл?" - тяжко вздохнув, Азазель отлип от стены и отправился к приятелю, надеясь отвлечь его на себя раньше, чем этот болтун опять втравит себя в проблемы.
Когда к Акакию приблизилась куча людей с инквизитором во главе, тот сглотнул и встал:
- А-а-а... доброго утра, мастер инквизитор! Что в столь ранний час понадобилось служителю церкви от скромного барда Людегаста Среброструнного? - услышав это, Азазель, пока не замеченный певцом, не смог сдержать глухого смешка. Своё настоящее имя Акакий терпеть не мог, не говоря уж о прозвище, что ему дали местные. Вот и называл себя Среброструнным, упрямо твердя, что так оно лучше отражает всю глубину мятущейся души скромного служителя муз... и прочее и прочее.
- Должно быть, вам не слишком пришлись по душе строки про ведьм, костёр и в этом духе... но поймите, мастер инквизитор, это всего лишь художественное средство! Но, хоть мне будет жаль, я могу несколько подкорректировать свою работу... - похоже с прошлой их встречи Акакий чему-то да научился. Либо даже этот висельник понимал, что с инквизицией лучше сразу и во всём соглашаться.
- Оставьте, - великодушно позволил Рехтланц. - Давно вы здесь стоите? И часто ли?
- О-о-о, это третий раз в моей жизни, когда я проездом в Аустенните. Тут я уже неделю... - бард поставил лютню рядом, - но просто невероятно, в какой круговорот событий затянула эта неделя! - с абсолютно искренним восхищением поделился Людегаст, но, заметив, что инквизитор чувств его не разделяет, несколько смущённо прокашлялся в кулак, - Да, пожалуй, последнее - было лишним уточнением...
- Ну почему же, охотно вам верю и прекрасно понимаю, - довольно мягко и дружелюбно проговорил инквизитор. - А как рано вы пришли сюда?
"Так, вот сейчас он точно договорится," - торопливо растолкав стоящих вокруг солдат, Азазель наконец-то прорвался к товарищу и воскликнул:
- Из всех бездарных, наглых и беспутных виршеплётов мне попался именно ты, Лопоухий! - вместо приветствия воскликнул Азазель, поднимая забрало шлема, чтобы бард мог рассмотреть знакомое ему шрамированное лицо. Подойдя к уличному певцу, Странник хлопнул его по плечу, да так, что малахольный бард чуть не сел:
- Кровь и проклятье, что ты здесь забыл, висельник? Я думал ты на юг подался, поближе к столице, - особой радости в голосе Азазеля не было, впрочем, тот же герр Рехтланц ещё по их первой встречи заметил, что наёмник редко заботиться эмоциональным окрасом своей речи, не считая самых грязных богохульств. Собственно, сам Гленн неожиданно оставил Азазеля и барда в покое, отойдя чуть в сторону и о чём-то переговариваясь со стражей. Не захотел снова спорить с хамоватым наёмником? Или же всё же увидел какую-то возможность и надеялся, что праздная беседа развяжет барду язык?
- Но-но, старый друг! Я вижу, твоё лицо скоро будет краше, чем поле боя при Ауксине на второй день, - хохотнул бард, но, даже желая хлопнуть нефилима в ответ - не дотянулся, - юг... знаешь, я хотел податься на юг, но в день перед очередным переходом мне снилась прекрасная дева с кудрями цвета заката и молвила - истинный путь мой укажет Амнистат... да, совершенно точно она говорила о звёздах! Север, Азазель! Она говорила мне о севере!
Азазель выслушал излияния Акакия с самым непроницаемым видом - по всему выходило, что беспутный певец опять где-то нализался какой-то совсем уж несусветной гадости и ещё не до конца отошёл от неё. Да и общая растрёпанность говорила, что очухался Акакий сравнительно недавно, а ночь провёл явно не в постели. "Не похоже, чтобы он сюда своими ногами пришёл. По крайней мере, его даже сейчас пошатывает. Чёрт его знает, может и видел чего ночью? А, попытка не пытка, всяко лучше, чем опять к этим святошам лезть".
- Ты бы завязывал с местным самогоном. Или хотя бы закусывай почаще. А то эта твоя баба рыжая тебя в Серые земли отправит, упырям на лютне бренчать. Ладно, катись в кабак лучше, не до тебя сейчас, - повернувшись к барду спиной, Азазель собирался было уходить, как вдруг резко снова повернулся к Лопоухому, - разве что... ты тут ничего необычного не видел? В смысле, не прямо сейчас, а ночью или под утро, - быстро поправился Странник, оглядывая снующих по площади солдат.
- Эх... Азазель, - с горечью проговорил певец, - мне сейчас легче взять баррэ на бединской сетаре, нежели вспомнить, что вообще приключилось со мной ночью. Всё так... ярко! Обрывочно... должно быть, старый добрый грог ударил в голову сильнее, чем я предполагал, - он почесал шею.
И вот тут-то нефилим принял охотничью стойку, образно выражаясь, конечно же. В иное время Азазель точно решил бы, что его собутыльник и, в некотором роде, товарищ по цеху, действительно напился так, что ничего не помнит. Но в Аустенните слишком много тёмных тайн, и в одну из них он вляпался по уши. Возможно Акакий на самом деле просто сильно перебрал, но сейчас надо цепляться за любую ниточку, даже такую ненадёжную, как романтичный и слишком болтливый виршеплёт.
- Ого, должно быть, интересная история, - присвистнул Странник, - ты попробуй хоть что-нибудь вспомнить. Может я какую шуточную песню придумаю. А то ты вон про меня насочинял всякого, а я про тебя и трёх строчек не спел. Не порядок, - небрежно бросил наёмник. И ему ни капли не стыдно было обманывать своего простодушного товарища. Ибо нечего быть таким дурнем.
Акакий примолк. Нахмурился. В недолгой тишине, казалось, можно было расслышать, как в голове барда шевелятся извилины Вдруг затуманенный доселе взгляд загорелся:
- Я помню... помню много лиц! Мы пили много вина и также много говорили: о Турл-Титле, о Морее... много о чём, друг мой, сам знаешь, на какие разговоры обычно тянет, когда в крови становится слишком много хмеля, - он усмехнулся, - с ними была девушка. Стан серны, глаза сердитой рыси. Она была безусловно хороша... но, к сожалению, я слабо запомнил... только упоминание, какое-то далёкое, но яркое упоминание о загадочной незнакомке, - Лопоухий мечтательно вздохнул, - я не знаю её имени, не знаю её лица, знаю лишь, что она - графиня и имя её начинается на... на Б. Кто она? Белла? Барбара? Бабетта? - Людегаст поправил воротник, и в этот самый момент нефилим увидел... увидел две аккуратных дырочки - свидетельство свидания его непутёвого собутыльника с вампиршей.
- Так или иначе, я уверен... она - прекрасна!
Азазель оставался всё таким же бесстрастным, пока Лопоухий рассказывал свою историю. И даже вид характерных следов от вампирьих клыков на шее барда, не заставил нефилима сломать маску невозмутимого, ледяного спокойствия. "Чёртов идиот умудрился нарваться на вампиршу! Может ли она быть из гнезда, что мы ищем? Неужели ниточка? Надо бы узнать, где он эту графиню на Б встретил."
- Ну всё с тобой понятно. Пьянь ты Акакий, вот что я тебе скажу, - притворно покачал головой наёмник, - а в каком кабаке пили-то? Может та красавица там ещё? У тебя-то нихрена не выгорело, это я тебе точно скажу. Такие дамочки на малохольных, вроде тебя, не ведутся... а вот я мог бы попробовать. Глядишь, у неё подруга симпатичная да глупая есть. Мог бы и тебе подсобить. Понимаешь? - хитро подмигнул наёмник.
- Я-то, друже, понимаю тебя... только вот очнулся я во-о-он в тех кустах, - бард кивнул вдаль и Азазель машинально посмотрел в ту сторону, - без кошелька, совершенно разбитый, но, слава богам, хоть лютню не тронули. И, хоть меня обчистили, как последнего gihaarsi, я всё равно доволен, что здесь. Представь, какая баллада выйдет только!
"Нет, бесполезно, этот балабол трепаться может и час и два. А у меня нет столько времени. Ладно, всё равно не люблю я все эти игры словами, сделаем всё по старинке", - нефелим устало потёр глаза.:
- Лопоухий, блядь, - тяжко вздохнув, Азазель всё с тем же ничего не выражающим видом дружески положил ладонь на плечо барда и... совсем не по дружески сдавил его:
- Заорёшь - я тебе ещё и врежу. Кабак, быстро, - в голосе наёмника прорезались стальные нотки. Бард аж закряхтел, но сопротивляться даже не пытался, осознавая всю тщетность попытки.
- "Чёрный сапог"! Но нет там её, струнами этой лютни клянусь! - чуть ли не пропищал бедняга. - Я пришёл в себя... часа полтора назад!
"Пришёл в себя полтора часа назад, очнулся в тех кустах. А кабаки близ соборов не строят", - подумал нефилим, но вслух сказал голосом, не терпящим возражений:
- Дорогу покажешь. Мне и моему приятелю, - с этими словами он кивнул в сторону Рехтланца, - заодно посмотрим, что за дерьмо у тебя к шее прилипло.
Не слушая более виршеплёта и не обращая внимания на вялые попытки сопротивления, Азазель чуть ли не за шкирку подтащил его к инквизитору:
- Есть зацепка, святоша, - без обиняков начал нефилим, бесцеремонно схватил несчастного певца за голову и наклонил её так, чтобы Гленн мог хорошенько рассмотреть следы от укуса:
- Говорит, нарвался на какую-то там то ли Беллу, то ли Беатриче, то ли просто блядь в кабаке "Чёрный сапог". Что было потом не помнит. Прочухался... воон в тех кустах, - убедившись, что Гленн правильно понял, что за две дырочки у барда на шее, Азазель отпустил виршеплёта и указал в сторону нужных кустов, что находились под балконом одного из домов.
- Балкон, я помню этот балкон! - невпопад вякнул Лопоухий, окончательно потерявший хоть какое-то понимание происходящего. Впрочем, душевное состояние собутыльника кого-кого, а Азазеля заботило мало.
Сообщение отредактировал Азазель Странник: 29 Июль 2020 - 03:41
Приветствие
Новые сообщения
Нет новых сообщений
Форум закрыт
