Стоял погожий летний день. Не омраченное серыми тучами небо, радостно ярко-голубое, простиралось над омраченным страшными происшествиями Аустеннитом. Тем не менее это не останавливало людей от своих ежедневных забот. Вооружившись колокольчиком, пройтись по улочкам, выкрикивая последние известия, порой совсем не подтвержденные. Навестить кузнеца с просьбой выдрать беспокойный зуб. Мимоходом заскочить в таверну промочить горло и остаться там до утра. Наведаться к доверительным лицам, чтобы получить добро на несогласованную торговлю не согласованных товаров. Или же помолиться о своих грехах во имя прощения. Привыкшие к своим повседневным делам, жители боялись перемен, поскольку оные обычно преследовались смертью, либо непонятными обывательскому сознанию корректировками в законах, что обычно также приводило к повышении смертности.
Вирджиния шла, едва не раскрыв рот, и наблюдала за каждым, кто попадался ей на глаза. Впервые она оказалась в оживленном месте помимо мертвой прислуги и уродливых траллов, что неуклюже шныряли по коридорам Мрачного Имения и имели привычку постоянно что-то задевать и портить. Всё творящееся вокруг было необычным и чужим, при этом воспламеняло любопытство. Мимо пробежали дети, катя деревянное колесо прутиком. Их смех еще долго громыхал в голове умертвии, даже когда она наткнулась на сурового стражника. Тот исподлобья посмотрел на молодую особу, маленькую, красивую и крайне зловонную. Поморщившись, он уступил ей дорогу и пробурчал невнятное себе под не раз сломанный нос. Иллюзия зеркала работала исправно - довольная Вирджиния благодарно похлопала по сумке, где покоился артефакт.
Вежливо поинтересовавшись у исправно выполняющего свой долг бродяги: протягивать руку и смотреть жалобными глазами лишенного способности ходить щенка, - где сейчас может находиться некий купец по имени Йова Аш’Рон.
Йова Аш'Рон был человеком больших категорий. Больших настолько, что, едва закончили акафист, с трудом вылез из дверей храма. Подтянув золотошвейный пояс он обернулся к «игольному ушку», коему должны быть подобны врата и в самое Царствие небесное, и широко перекрестился, словно отмахиваясь от исполинской мухи.
С елейным лицом раздал по монете нищим у паперти. Хотя лицо лоснилось, возможно, от куска сала, которое Йова прикончил перед службой.
Получилось так, что одна из монет досталась Вирджинии, и она улыбнулась этому большому человеку, сказав:
- Здравствуйте, господин, и спасибо вам большое.
- О! - зычно и громко протянул он. - Не благотарите, дорогая...
- Йовик! - Его догнала какая-то богато разодетая на тавантинский манер старушенция. Она строго поправила "Йовику" ворот и вдвоём они двинулись к ждущим их у дороги дрожкам.
Оценив мерцающую на ладони монетку, Вирджиния положила её в руку бродяги, который бодро приковылял к храму вместе с ней. Самое прибыльное место, приободрившись заметил он, на манер философа подняв указательный палец вверх, и придвинулся ближе к дверям, одновременно просяще и торжественно вытягивая рабочие ладони.
Девушка же пожала плечами и медленно отправилась вслед за удаляющимися купцом и старушкой.
- Опять ты не так целовал мир!
- Путь терпелива, прошу тепя... терпение - есть топротетель!
- И кто же ковыряет в зубах у алтаря, это тебе не придорожный трактир, а храм божий! Бессовестный…
Старушка всхлипнула, а Вирджиния ухмыльнулась.
Возница тоже ковырялся в себе, а затем с видом ученого осматривал выковыренные из себя липкие артефакты, которые тут же отправлялись под сиденье. Когда купец и брюзжащая дама приблизились к дрожкам, он грациозно спрыгнул на землю и помог им забраться.
- Э-э, - сказал возница, недоумевающе разглядывая незнакомую девушку, что стояла совсем рядом и наблюдала.
- Ну, эка да, - добавил он и не менее пластично вернулся на своё место. Тронул вожжи и пустил вороную лошадь трусцой.
Ничего не оставалась, кроме как бежать следом и внимательно слушать странный разговор, сути которого девушка не понимала совсем.
Чем этот приглянулся им, интересно, думала она, не отставая от экипажа. Ноги мертвеца без устали несли её вперед.
Обрывки фраз, таких как "не сквернословь", "сделаю пожертвование", "какая милая была собачка у...", "Исайя милостив" доносились до бегущей девушки, пока дрожки не остановились у трактира под речным названием “Раки”. Экипаж жутко накренился, пошатнулся, скрипнул, когда обладатель успешной купеческой фигуры выбирался из него.
- Тела коммерческие, - объяснил он, оборачиваясь к всё ещё сидящей внутри старушке. - Вернусь скоро.
- В таком заведении коммерсанты это распутные девки, - сухо отозвалась старушка.
- Вечно ви всё испошляете, мама, - выдохнул Йова Аш’Рон и исчез в дверях.
Возница охнул, словно его толкнули тростью в ребра, и дрожки поехали дальше.
Трактир “Раки” встретил Вирджинию духотой и шумом.
У самого входа спал упершись лбом в стол пьяный бондарь. Время от времени он просыпался, стучал кулаком по столу, говорил: “Жив будь, Рейнар Второй!” и засыпал дальше, нежно держа небольшой бочонок в менее агрессивной руке.
Под окном какая-то барышня гладила кудри семинариста с потасканным видом. Рядом с ними три девки кричали через весь зал господину в шапероне и серьгой в ухе: “Жако, налейте нам по "лавидийской”!”
Вот к этому Жако пропихнул свою задницу купец Йова.
Протиснувшись вперёд, Вирджиния заняла одно из свободных мест рядом и, предельно вслушиваясь в начавшийся разговор, со скучающим видом смотрела в окно. Она никогда не подслушивала и не следила, но что-то подсказывало ей, что поступать необходимо именно так.
- ... печёнку виела, - между тем жаловался Йова своему приятелю. - Кстати, есть тут печёнка с луком в сметане?
Жако ухарски свистнул. На свист пришёл мальчик. Заказали печёнку.
- Ти у меня в этих перифериях етинственный человек, - когда разносчик ушёл, продолжил жаловаться купец, давя мизинцем фруктовых мух на яблоке. - Тепе скажу. Такие расхоти... я и не тумал, что весь этот театр вийдет мне поком…
Кто-то швырнул монету, что та звонко опустилась на скромную платформу для менестреля..
- Бузинку мою! - завизжала барышня с колен семинариста.
- Нет, "Солдатика"! - заспорили три девицы.
Лютнист по какому-то дьявольскому наущению, не иначе, ударил по струнам первый аккорд "Бузинка моя". И между вражескими столиками грозила разразиться война.
Становилось слишком шумно.
Вирджиния хмурилась и пялилась в окно, стараясь уловить больше и не встретиться взглядом с объектом своего наблюдения. В конце концов некто освободил место, что было ближе к купцу и его товарищу, и скрытое иллюзией умертвие сразу же заняла его. Не успела она опуститься на стул, как чья-то рука фамильярно и ласково ухватила её за локоть.
- Не изволите ли к нам, душа? - к ней обратился пьяный матрос, которого Вирджиния ненароком задела бедром по пути к цели.
- Ой, а куда? - Неуклюже спросила она, глядя на матроса и его не менее охмеленную компанию.
Без лишних слов, он ловко усадил её на колени, довольно раздувая ноздри, как жеребец-осеменитель.
- Твоя мамка права, ты и вправду последняя скотина, Аш’Рон! - тем временем загоготал Жако.
Они теперь были всего через стол от неё.
- Господа, прошу вас, будьте потише, - попросила Вирджиния матросов и прижала пальчик к губам.
Однако те играли в кости, увлекшись настолько, что недавно усаженная за их стол красивая девушка перестала быть объектом их пьяного внимания. Хотя обладатель колен, на которых сидела Вирджиния, иногда отвлекался от партии и щипал её ласково за ляжку или вот предложит "лавидийской":
- Настоечки, красавица? - Матрос налил в кружку “лавидийской”. - Ну, по одной...
На соседний стол наконец прибыла желанная печёнка.
- Надо тебе собрать манатки, мчаться в Республику и во всём признаться. Иначе ты натурально - банкрот, - со знанием дела высказался Жако.
- Уфе не моху... - внушительные щеки купца по-хомячьи надувались, когда тот уплетал деликатес. - ОНА меня ис пот семли тостанет.
- Ты знаешь кто? Тюфяк... Давай выпьем.
Вирджиния шлепнула очередную руку с заготовленным щипком и цикнула:
- Ну тихо же!
Уж очень ей захотелось узнать кто эта ОНА.
Йова и Жако выпили ещё и довольственно выдыхнули.
- И что собираешься делать? - лениво спросил Жако, разглядывая внутренности своей кружки.
- А что мне остаётся, прат? - всхлипнул Йова и ногтем щелкнул по стакану. - Протолжу изопражать праветника, пока она не отступица и не простит мне толк кримса.
- Экой ты всё-таки тюлень. Давай ещё по одной для храбрости.
Они снова выпили и громко выдыхнули водочный огонь.
Матрос же тем временем становился всё более и более настойчив. Вцепившись словно в корабельный канат, он притянул хрупкую девушку себе и вытянул свои губы, пытаясь не промахнуться по симпатичному личику.
Ничего не понимая из слов купца и его товарища, Вирджиния продолжила прислушиваться и уже даже приглядываться, попутно отстраняясь от чмокующих губ матроса. На коленях сидеть было не очень удобно. Но мертвые не судят. С чем господин Рот Роонт не согласился бы от слова совсем.
Физиономия Йовы медленно поплыло от хмеля, но Жако повторял ему снова и снова, не давая дну показаться.
- Давай еще по одной! Ну, давай же. За то, послушай меня, тюлень, за что, чтобы хрен отсох у этих кредиторов.
За это Йов не мог не выпить. И он выпил, смачно икнув, и улыбнулся.
- Каре! - заорал матрос, который искусно использовал свои два глаза для двух разных дел: усладой красивой девушкой на коленях и слежкой за процессом игры, теперь уже карточной. Довольный как кот он притянул к себе выигранные деньги, опрокинул очередную “лавидийскую” и смачно впился Вирджинии в губы, разя перегаром как алкогольный демон.
- ... несёшь бред! - между тем стукнул кулаком по столу приятель купца и налил тому вновь. Сам он уже порядком набрался.
- Эй! - девушка постаралась оттолкнуть от себя матроса, одновременно борясь с желанием откусить тому язык.
- ... маржи никакой... мне конес...
- Эй, девчонки, айда сюды, по лавидийской, - крикнул Жако, - да захватите картишки погадать, в общем, развеселите-ка этот морейский бочонок!
- Что ты, что ты, милая, - захрапел в ухо Вирджинии матрос, - я сегодня... ик... богат, гуляй-не хочу. Ну, чего тебе, ягодка? Хошь, спляшем? - он неровно поднялся и утянул её, худенькую и маленькую, за собой. Ещё несколько монет упали к ногам лютниста, который тут же наполнил залу бойкой музыкой.
Надо заметить также, что с приближением вечера народу в "Раках" всегда становилось больше. Словом, постепенно тут начинался безудержный рейв.
Упиралась Вирджиния всеми силам, но сила похоти оказалась крепче. Она не помнила танцевала ли вообще до этого, целовала ли кого-то так страстно. Но теплые губы матроса оказались очень возбуждающими, очень притягательными и… вкусными. Сознание покрывалось серой дымкой, но Вирджиния отгоняла навязчивые мысли и естественные потребности. Они кружились по зале, задевая не всех, но многих, кто не отстранился от пляшущих, под общие хлопки и топот. Зрители поддерживали задорный ритм музыки лютни и добавляли свои нотки. И в то же время, им было совсем не по себе.
На мгновение Вирджиния забыла о купце, о том, где он сейчас вообще и что происходит. Она кружила, разглядывая раскрасневшееся лицо матроса, и кусала губы.
За окном темнело, а веселье было в самом разгаре.
Упитый лавидийской купец то ли рыдал, то ли смеялся, сказать было сложно. Но верный своим принципам Жако всё подливал масла в огонь - начали играть в карты, причём ставили оба деньги Йовы. Затуманенный хмелём взор купца и раскосые от него же глаза не смогли сконцентрироваться на картах. Жако же хлопал друга по мягкой спине и подбадривал. В итоге они поставили по-крупному. И проиграли тоже по-крупному.
Драматический эпилог игры запомнился многим тем, что Йова Аш’Рон принялся рвать на себе волосы, хлопать ладонями с растопыренными пальцами по столу и хныкать:
- Увеси меня томой, - он взял не особо расстроенного Жако за грудки. - В моё поместье Лемман. Попистрее.
Призванный как по волшебству на свист мальчик выслушал поручение и побежал его исполнять. Спустя некоторое время и тягостную борьбу с равновесием, Йова Аш’Рон был всё же усажен в экипаж.
Подсобка, в которую была утянута напористым матросом Вирджиния, не отличалась от других подсобок практически ничем. Вёдра, мётла и бочки небрежно стояли возле стен, а едва ли всё свободное пространство на полках занимали пустые бутылки. Крысиный помёт был разложен в строгом порядке везде.
Его руки сновали везде. Пьяная голова не боялась ничего, а сердце не чувствовало страха. Того самого, что ненароком ощущали люди в зале. То самое, что исходило от живого мертвеца, искусно спрятанного иллюзией. Схватив её за горло, он придвинул её хрупкую голову к себе. Вирджиния ощутила вкус знаменитой лавидийской, а также вкус самого матроса. Нежный язык, сочный. Теплые руки, губы. Живые глаза, немного злые из-за решительного похотливого взгляда.
Он пришёл опять. Настойчивый, страшный, неописуемый голод. Когда жадный язык матроса вновь оказался во рту девушки её зубы резко сомкнулись.
Вопль разнесся по подсобке и вылетел за прикрытую дверь в залу.
Недожевав откушенный язык, умертвие сильнее прижалась к человеку и вгрызлась тому в открытое горло. Кровь, что брызнула из шеи умирающего матроса, успела окропить сбежавшихся на крик людей. С их румяных лиц еще не сошли веселье и хмель, когда хрупкая девушка с окровавленным ртом повернулась в их сторону. Они явно ожидали увидеть не то, что увидели. Непонятно зачем схватив ведро и всучив его первому попавшемуся ротозею, который тут же сблевал в него остатки пищи и выпивки, Вирджиния понеслась прочь из трактира. Растерянная толпа выпивал вяло кинулась за ней, но застряла в дверях. Кто-то подвернул ногу и упал.
Протиснувшись на улицу, девушка побежала туда, где до этого видела вход в канализационные стоки. Не оборачиваясь, она слышала как за ней топают разгневанные люди, готовые убивать. Убивать жестоко и нещадно. Возглавлял компанию из пяти человек тот самый бочар, что спал при входе в трактире, славил Рейнара Второго, нежно держал в руке бочонок и стучал по столу. Сейчас в руках он сжимал топор.
Неслась девушка как лань, которой неведомы ни усталость, ни боль. Пьяные преследователи постепенно отставали, падали, кричали и в конце концов сдавались. Бондарь сдался после того, как споткнулся и перелетел через себя, едва не угодив на острие собственного топора. Пробубнив проклятия, он заковылял обратно, шатаясь из сторону в сторону.
На дворе стояла ночь, а в небе мерцали звезды. Маленькие, красивые и важные.
До входа в катакомбы было уже совсем близко. Вирджиния завернула за заветный угол, пробежала под акрой к нужной стене с подвальный решетчатым окошком, как вдруг рядом послышались голоса: мужской и женский.
- Прошу простить, что прерываю фашу молитфу, отес. Ви шелали фитеть меня?
Нечто недосягамое пониманию заставило девушку замереть. Она отпустила подгнившие прутья решетки и обернулась на голоса.
Двор, в котором оказалась она и по стечению обстоятельств ещё двое, был забит кучей хлама. Корзины, телеги, бочки. Неживая опустилась на солому, коей была устлана каменная брусчатка, и аккуратно выглянула из-за двухколесной тачки.
Тень высокой худой фигуры скользнула через стену и мягко приземлилась. Люминесцентные глаза хищника мерцнули в ночной темноте.
Сильно горбясь, бросая рваную тень от лохмотьев на стены, она направилась в противоположный конец двора к такой же трехсторонней арке, где статуя святого возвышается над преклонившим перед ней колено мужчины, одетого в рясу с глубоким капюшоном.
- Подойди ближе, сестра, - заговорил он, не поднимаясь и не поворачиваясь. - Я не собираюсь причинять тебе вред. Присядь рядом. Вознесем молитву Исайе вместе...
Тень сделала несколько шагов навстречу, подставляя свету звёзд бледное женское лицо, обрамлённое выбивающимися прядями черных волос под платком.
- Он меня не слышит... сачем ви меня посвали, отес? И как ви уснали обо мне?
- Господь наш Исая, слышит и видит все. И каждому воздает по заслугам, когда мы приходим к нему. - Ответил Отец. Его голос спокойный, уверенный, старческий.
Он встал с колен.
- Я узнал о тебе на исповеди....
Женщина зашипела. Как будто выпускали воздух из бычьего пузыря.
- Не бойся, - поспешно добавил Отец. - Я никому этого не раскрою. Тайна исповеди - священна. Кто ты?
Она некоторое время молчала.
- Мертвес. - Ответила она наконец. И продолжила после длительной паузы: - Кокта-то меня свали Ева, но сейчас это не имеет сначения…
- Мертвец, исчадие зла, не станет лечить своего ближнего. Юрбен упоминал, что раньше ты служила Господу, Ева. Это так?
Ева ненадолго нахмурилась, словно вспоминая прошлое, посмотрела куда-то ниже, мимо монаха:
- Так.
Вирджиния, затаив дыхание, пыталась заглянуть под капюшон монаха, решительно подползая немного ближе.
- Поклянись мне, сестра, именем Исайи, - Отец возвысил голос так, словно читал с Амвона, - что это не ты виновна в смерти трёх паладинов.
Ева вскинула голову, словно пыталась тоже заглянуть под капюшон Отца, поймать его взгляд.
Под руку Вирджинии попался железный прут, который тут же звякнул о камень. В тишине ночного Аустеннита этот тихий звук раздался неожиданно громко.
- Ой, - подумала девушка и замерла на месте.
Ева резко повернулась, озирая горящими глазами двор за своей спиной.
- Не я их убийца, отец, - ответила она, поворачиваясь к монаху. - И в этом дать готофа клятфу. Но... они стали препятствием на пути тех, кто шелал смерти мне. Софпатение... виновна ли я, отес?
- Нет, ты не виновна, - ответил Отец, подумав. - Давно ли ты исповедывалась, сестра?
- Не помню. Тогда я пыила ещё шива. Забыто... так давно...
Ева казалось вздохнула, но на самом деле просто втягивала носом запах аки змеиное шипение.
- Ваша кровь, она пахнет хворью…
- Я знаю, - отмахивается Отец, явно не желая продолжать тему. - Если ты умерла без исповеди, я могу исповедовать тебя. Прямо сейчас.
Ева сделала несколько шагов вбок, не глядя на мужчину. Словно собралась уходить, но в какой-то момент остановилась. Положила пальцы на жердину загона для овец, который сейчас пустовал.
- Ви добрый человек. Шаль, что тля меня всё слишком посно. Но я не боюсь пекельных чертогов, я... я... - жердина хрустнула в её пальцах, а голос дрогнул. - Меня... переполняет кнев.
- Расскажи всё.
- Мой путь лешал от места моей погипили. Я покинула её. Тавно... а мошет и нет. Черес море топралась то Таванты. Та-а... я фишу вопрос в ваших глазах, отес, - девушка кивнула, разворачиваясь, - течение - мне не стена. Черес Таванту я шла на сефер. Я убивала. Я пила их кровь... но прошу простить - я не чувствую раскаяния за их смертоубийства. Не могу почувствовать, - на бледном лице девушки заиграли желваки, - они были такие же, как я. Мёртвые. Порочные. Их кровь такая сладкая, их страх... страх волка, ставшего ягнёнком... рати неко я котова стать узницей Бездны!
Она почти перешла на крик. Губы её вновь дрогнули.
- Они... они веть не спрашифали меня, отес? Они не спрашифали, хочу ли я? хочу ли я это? - Взгляд Евы стал испуганным, беглым, она, словно ослабев, осела спиною к косяку, который до этого чуть не сломала. - Почему Он меня не услышал, когта я кричала имя его? Кокта молила сапрать меня? - Испуг её растаял, уступив едва сдерживаемой злости. - Почему... посволил стать... этим?!
- Тише... Неисповедимы пути Господа. Кто знает зачем Он испытывает нас? Кто знает, какое место мы занимаем в Его замыслах?
Он встал приблизился к ней, обошел кругом.
- Господь дал нам свободу воли, с тех пор мы сами в ответе за свои дела. Мы сами выбираем то, кем нам быть, сестра. Тот, кто сотворил с тобой это зло, стал чудовищем, он сам выбрал свой путь и, даст Бог, уже жарится в Бездне. Но ты... ты пошла по иному пути.
- Ты не чудовище, - докончил он. - Быть может Бог дал тебе в руки оружие, чтобы покарать Зло?
Неживая как можно тише подползла еще ближе на локтях.
- Не мне сутить Его, не ф моём праве, - Ева прикрыла глаза, опустив голову.
Возникло обманчивое чувство, что она уснула. Но через долгую паузу она поднялась на ноги.
- Я протолшу то, что и делала и раньше, отес. Покута в силах срашаться. Покута существую. Вне сависимостей от путей, что готовил мне Госпоть... Спасибо фам и прошу прощения са мою вспыльчивость.
- Ты пробовала молиться? Мы можем это сделать вместе...
Тихим вкрадчивым голосом Отец начал читать молитву Укрепления, которую читают солдаты перед боем. Немного поколебавшись, Ева вдруг опустилась на колени и присоединилась к нему.
Внезапно, откуда-то рядом с подслушивающей Вирджинией спрыгнула кошка, увидела умертвие, заверещала и рванула на утёк так, что опрокинула двуколесную тачку с жутким грохотом.
Ева подскочила и обернулась.
Вскочил и Отец.
- Кто здесь?!
Ева не сказала ни слова, заметив шпионку, и рванула к ней.
Крепкие белые пальцы вцепились в запястье Вирджинии, заломали ей руку. Неведомая сила прижала её лицом в землю.
- Кто ты?!
- Мпф, фмп, - ответила девушка. Солома во рту была жесткой и кололась.
Отец шокировано смотрел на происходящее.
- Ева.. отпусти... - попросил он, явно не догадываясь, кто попал к ним в руки.
Ева послушно последовала просьбе и ослабила хватку.
- Она мертфа, как и я.
- Вампир? - Монах ахнул.
- Простите меня, - отозвалась Вирджиния снизу. - Я же просто лежала.
Над ней девушка принялась принюхиваться, как зверь:
- Не софсем…
Было видно, что Ева была готова разразиться гневной тирадой, но не стала, когда заговорил Отец.
- Кто тебя послал? - Отец подошел ближе, и неживая увидела доселе скрытое капюшоном лицо: худое и желтое.
- Никто, я пряталась от людей.
- Ты лжешь.
- Кто вы? - спросила вместо ответа Вирджиния.
- Я - Святой Овадия, а это пророк Иезекил, - он возвел очи небу и перекрестился, как бы говоря "прости Господи". Посмотрел на Еву и едва заметно кивнул.
- А меня зовут Вирджиния, - представилась девушка. - Вы позволите мне подняться, господин Овадия?
Однако всё пошло неожиданно не так, как рассчитывала наивная девушка. И вопросу не было суждено дождаться ответа. Жуткая Ева подняла её как тряпичную куклу и оторвала ей голову, затем разорвала её тело.
Отец смотрел, щурился, когда в лицо ему летели брызги и мелкие кусочки тела.
Святой Овадия взял в руки оторванную белокурую голову, окрестил её и по обычаю зачитал заупокойную молитву.
Желтые глаза девушки внимательно следили за происходящим. Она открывала рот, но ни одно слово не покинуло её.
- Давай соберем это, - сухо проговорил он. - Кем бы ни была эта несчастная, её надо похоронить как подобает исарианам.
- Фсё ещё... "шива", - голос Евы прозвучал холодно, когда Вирджиния перевела взгляд на неё. Молодая черноволосая девушка с серо-белой кожей, которую местами испещрили черные линии сосудов, смотрела на голову неестественно светлыми серыми глазами.
- Piere dominus, - сглотнув прошептал Отец. - Reddeno in quitatem abominatonem... Надо поговорить с кем-то из наставников. Они должны знать как... упокоить это.
Они собрали останки неупокоённой в корзину, однако не проверили наверняка. Рука, что мудро отползла под одну из телег, уже просунулась сквозь прогнившую решетку подвального окошка.