Приветствие
Здесь собран амалиррский фольклор - сказания и мифы. То, что было или быть может могло было быть. Не всегда стоит верить легендам и рассказам из старых книг - ведь порой это только выдумка или скаженная реальность, а порой и просто сказка.
|
Вы последний раз заходили Сегодня, 15:03 Текущее время 25 Апр 2024 15:03 Отметить все форумы как прочтенные | Последние сообщения Активные темы дня Активисты дня Активисты форума |
Мифы и легенды
Мифы и легенды
Отправлено 02 Ноябрь 2016 - 12:17
Здесь собран амалиррский фольклор - сказания и мифы. То, что было или быть может могло было быть. Не всегда стоит верить легендам и рассказам из старых книг - ведь порой это только выдумка или скаженная реальность, а порой и просто сказка.
Мифы и легенды
Отправлено 02 Ноябрь 2016 - 12:17
I Эпоха, начало. Неизвестный берег
Свои земли покидая, оставив жизнь на берегу,
Отдавшись воле моря и ветров,
Под ясным взором солнца, а порой в бреду,
Навеянном десятками штормов,
Строй сильных, но изящных кораблей тянул свой путь.
Моря стонали грозами, ударом молний рассекая небо,
А ветер резко рвал тугие паруса,
И волны вторили штормам глухим шипеньем пены,
Вздымая свои спины в небеса,
Но судна шли, и ни одно не изменило курс.
Далёким был их долгий путь, не без преград,
Но солнце помогало кораблям идти.
В последний после шторма день, один лишь взгляд,
Лишь пара глаз коснулась той земли.
И судна шли, последний доплывая круг.
Едва Рендримана шаг отдался скрипом сапога,
Как тот упал навзничь, без спроса,
Лицом укутавшись в песок. Ему была мила земля,
И из песков, не высунув и носа,
Он тихо, но протяжно молвил – «Амалирр»…
Ему позволили подняться, и вновь взглянуть на мир,
И сквозь застлавший взор песок,
Он снова молвил, но уже чуть громче – «Амалирр»!
И вторили ему десятки глоток,
Дав имя свету этому, что пронесут века.
Пройдут года, десятки, даже сотни лет
Но будет гордым это имя,
Ведь лучше имени, на всей земле, наверно нет,
Чем то, как эльфы окрестили земли мира,
Что с их родного языка – «Прекрасный мир»!
Предатели предателей:
II Эпоха 1700-1800 годы
Спокойная ночь опускалась на один из далёких уголков Амалирра. Яркие звёзды постепенно усыпали небо белыми угольками, что медленно тлели, то загораясь ярче, то затухая, словно бы их кто-то овевал тихим непостоянным ветром. Луна одиноко и робко пыталась выглянуть из-за высокого горного пика, заставляя снежную шапку вторить блеску звёзд. Тишину этой ночи, в одном маленьком домике у подножия нарушал тихий, едва различимый голос женщины и звонкий перелив ребяческих слов.
– Мама, Мама, расскажи ещё раз про сумеречных эльфов! – не унимался маленький мальчик, скача на видвашей виды кроватке, что выглядела так, словно ту нашли на задворках какой-то деревни.
– Тебе давно пора спать, солнышко, я уже и так рассказала тебе историю, а теперь закрывай глаза и ложись – мягко, но настойчиво, явно уже не первый раз повторила женщина.
– Ну пожааалуйста, всего одну, и я точно лягу! – повторил знакомую всем родителям фразу мальчонка, уставившись на маму большими умоляющими глазами.
– Ну ладно, но эта последняя – слегка улыбнулась девушка, прежде чем начать свой рассказ.
– Это была одна из самых мрачных ночей для эльфов. Братья и сёстры были вынуждены поднять свои клинки друг против друга, ведомые тёмной колдуньей маги и воины сражались не на жизнь, а на смерть со своими сородичами. Брат против брата, друг против друга, сотню лет длилась эта кровопролитная война, породившая сотни ужасных чудовищ и прелестных созданий…
– Какая-то мрачная история – обиженно буркнул малыш, насупившись на мать.
– Возможно, но она правдива. Не волнуйся, тебе понравится – погладив детя по голове, с нежностью в голосе ответила женщина.
– Тогда, в те давние времена, последователей тёмной колдуньи Ллос, расплатившись ценой тысяч жизней удалось изгнать навеки в недра пещер, под материк. Великий некогда народ был расколот, ослаблен междоусобицами. Последователи Ллос всё ещё остались живы и готовы были накапливать силы для того, чтобы отомстить своим светлым собратьям. Десятки лет, они вынашивали планы мести и таили клокочущую злобу в своих сердцах, их кожа, не видевшая света, пропитанная тёмной магией темнела, глаза наливались яростью и злобой, становясь красными как огонь в кузнечном горне… Казалось, так могло продолжаться вечно, но один из домов тёмных эльфов решил отречься от власти и влияния колдуньи. Они бежали прочь, на поверхность, где лишь чудом, многие из них смогли основать первые поселения.
Уставшие от ненависти, от насилия и тьмы эльфы, хотели начать всё заново, построить свой собственный мир, забыв про нанесённые обиды и ложь. И хоть она и была уже у них в крови, некогда позорно бежавший дом с их маленьким селением начал разрастаться до настоящего города. Скрытый от глаз иллитири и других эльфов, одиноко стоявший в горах город сумеречных эльфов!
– Он ведь красивый, правда мам? – вновь перебил её мальчик.
– О, ты даже не представляешь! – с грустной улыбкой ответила ему женщина – Стены из гладкого камня, устланные прекрасными узорами, высокие остроконечные башни и утончённые домики, в окне каждого из которых всегда горел очаг! Этот город хранили звёзды и луна.
Первыми на новое селение данмееров наткнулись гномы. По началу, низкорослый народ был готов разрушить город тёмных эльфов, но тем удалось их переубедить. Он перестали быть похожи на своих собратьев из подземелий, и когда к гномьим полководцам пришёл высокий и статный маг, с серой как камень кожей и оранжевыми глазами, в которых горел огонь, но не полный ненависти, без намёка на агрессию. Это было пламя желания, пламя убеждений, что именно им, сумеречным эльфам, выпал шанс исправить ошибки прошлого. Он хотел показать всему миру, что тьма не способна победить свет, который остался в сердцах его народа.
И военачальники поверили ему. Гномы стали первыми, кто признал расу данмееров, кто поверил их убеждениям.
Годы шли и этот союз многое дал народу сумеречных эльфов. Именно гномы помогли им познать тайны магии разума и хитрости создания артефактов, рун. Они помогли укрепить стены города и наладить отношения с людьми и другими народами.
В конце концов, даже эльдары были вынуждены признать, что данмееры далеко ушли от иллитири, отбросив предрассудки и ненависть. Все светлые эльфы согласились сложить мечи в ответ на призвание сумеречных эльфов о мире, и пусть сейчас они и не забыли обиды, что нанесли тёмные, но всё же готовы признать, что данмееры им больше не враги.
– Мама, а тот маг был красивым? Как он выглядел? – начал спрашивать мальчик.
– Очень. Он был одним из тех, кто готов был изменить этот мир, доказать ему, что никогда не стоит судить о ком-то по его внешности. Ведь даже за клыкастым оскалом орка, может скрываться горячее пламя света и доброго сердца. Он верил в это.
– А как его звали?
– Его звали Эрдор Раай… – ответила девушка, грустно опустив глаза – Всё, Клейт, ложись спать, уже середина ночи – чуть более твёрдо повторила она, проведя рукой по щеке мальчика.
«Мне ещё придётся его разыскать, он отправился в глубь подземелий, откуда твой отец может не вернуться» – обречённо подумала эльфийка.
Только когда малыш уснул, она тихо пробралась в другую комнату, где у камина сидел одинокий мужчина.
– Ты пойдёшь его искать? – задал он вопрос, не отрывая глаз от камина, уже понимая, какой ответ он услышит.
– Собираюсь – коротко и уверенно бросила тёмная, закрепляя лук за спиной – Присмотри за малышом, надеюсь я ещё вернусь…
– Береги себя… – бросил мужчина, когда от эльфийки уже и след простыл. Лишь мрачный вид его потерянных глаз давал знать, что попытка вернуть мужа для неё была билетом в один конец.
Марш «Взятие столицы Ллот-Риена»:
III Эпоха 2001 год
Станем вместе, шаг вперёд,
Орк не отступает!
Щит к щиту, клинок к клинку,
Пусть враг наш знает!
БИТВА! ВМЕСТЕ! К СЛАВЕ!
Не бося пасть и рвись вперёд,
Сапог за сапогом ступает!
Мы станем в ряд, пусть враг дрожит,
Пусть враг страдает!
БИТВА! ВМЕСТЕ! К СЛАВЕ!
Город эльфов брать идём,
Мы твёрдо вместе станем!
И Ллот-Риен мы сотрясём,
Ударом красной стали!
БИТВА! ВМЕСТЕ! К СЛАВЕ!
Пусть враг бежит, поджав хвосты,
Его догоним сами!
Алмириэль, нам нужен ты,
Пусть крик наш громом грянет!
БИТВА! ВМЕСТЕ! К СЛАВЕ!
Падение Белуджистана:
III Эпоха 2993 год
– Это была славная битва, друзья мои, такая славная, что я готов поднять кружку за наших сестёр и братьев, которые нашли в себе силы подняться против Империи! За них! – кричал внезапно вскочивший на стол бедин в одной из чайхан портового городка Атравана – До дна!
– Не подавись, юнец, и пусть тебя не прельщают шумные тосты – тихо пробубнил какой-то дряхлый дедок в небольшом тюрбане со шрамом вместо левого глаза.
– Да что же ты угрюм так, старик, это была великая победа! Наши праотцы потом и кровью отвоевали своё право на веру и собственные земли, выйдя из-под пяты императора! Тогда сотня человек смогли повести за собой простых горожан, которые сообща, сплотившись под едиными знамёнами ворвались во дворец наместника, перебили всю стражу и показали, что не собираются терпеть очередные разорительные поборы. Они показали, что значит сильный дух, отвага и жажда лучшего! – навзрыд скандировал темнокожий парень, тряся в воздухе кружкой. Толпа вторила его словам, отзываясь гулкими вскриками, перед тем как опрокинуть очередную чарку.
Старик же не придавал этому вида, сидя довольно близко к крикуну, он одним движением палки зацепил того за лодыжку и «приземлил» на лавку рядом с собой, отчего молодой человек вскрикнул, потирая ушибленное седалище.
– Деда, не нарывайся, коль жизнь дорога… – начал свои угрозы парень, но старик споро его перебил.
– Я был там, мальчик, я шёл за теми, кто восстал против имперцев, и всё было не так, совсем не так… – молодой бедин умолк, вслушиваясь в слова одноглазого старика – Знамёна были белыми тряпками, с нарисованной углём ладонью пророка. На смерть или побег каждого стражника приходилось по десять или больше смертей обычных людей… Сынок, в те дни, улицы Белуджистана омывала кровь невинных, кто поверил в такие пылкие речи, как ты выдал минуту назад… – старик закашлялся, но уже спустя минуту продолжил – Я помню всё, как если бы вчера шёл навстречу копьям стражи. Мы кидали камни, горшки с песком, бочки с маслом, которое поджигали потом… Как и ты мы верили в светлое, но именно в тот день, я понял, что никто из нас этого светлого не достиг.
Ты хоть раз слышал крик человека в горящих латах, чья плоть раскаляется на железе, покрывается кровавыми волдырями, обугливается и лопается словно переполненный бурдюк? Я слышал. Эти крики агонии и смерти, запах горелой плоти и закипающей в огне крови.
Мы жгли их, давили их, шагая по головам соратников и врагов босыми ногами, спотыкаясь о раскрытые в ужасе рты, замершие на их лицах… пятками давя их мёртвые глаза… – одноглазый одним своим хриплым голосом, тихо приводил в ужас молодого бедина, который всё это время слушал с открытым ртом.
– В тот день, мы почти дошли до дворца наместника, но тот успел созвать остатки стражи и забаррикадироваться в стенах своего жилища. Стражники прикрывались трупами и несчастными, что попались в их латные перчатки. Один из них схватил меня за грудки и развернул лицом к своим же… Он прикрылся от летящего ножа… Тогда я потерял глаз.
Знаешь, в тот момент я считал его монстром. Видя как из моей глазницы торчит нож, я заметил, что он тщетно пытался спрятать от нападавших боль и скорбь. Он молился о каждом кого разил, прежде чем вилы проткнули его грудь.
Я бежал, как мог, спотыкаясь о своих, расталкивая их руками и ногами. Мы все бежали.
– Как бежали?! – удивился было бедин – В летописях такого не было!
– Не было, потому что их писали победившие… – тихо перебил его старик – Кочевники с пустыни помогли нам встать на ноги и добить остатки стражи. А затем я видел, как терзали наместника. В своей зале, стоя на коленях он молил убить его, но дать его двенадцатилетней дочери вернуться в Империию. Но прежде чем он закончил говорить, один из повстанцев полоснул его по лицу ножом, разрубив губу, схватил за щеки и приказал своим друзьям вырвать его язык… А затем они насиловали дочь, на глазах у отца, надругавшись над её честью, не обращая внимания на её крики. Я хотел помешать, но остальные лишь пнули меня в сторону…
Гнев пророка настиг их. Пусть он и не спас ни дочь, ни отца от позора и смерти, но придворный маг поджёг колдовством всю залу, вместе с собой. Трое тогда выжили. Те, кто не смог смотреть на это и ринулся прочь, прежде чем колдун пожертвовал собой… – старик начал тяжело дышать, трясущимися руками держась за палку – История того времени полна боли и смертей… не стоит так горячо приветствовать это… – опершись на трость, одноглазый дед встал.
– Я проведу вас… – ошарашено буркнул бедин, который ещё минуту назад стоял на столе с улыбкой и задором.
Ещё пол квартала они шли молча до дома деда, каждый в своих мыслях. Один вспоминал эти тёмные времена, другой корил себя за опрометчивые выкрики в таверне.
Они вошли в захудалый домишко с одной лишь постилкой на полу, куда едва переводя дух уселся старик.
– Осторожно… – буркнул молодой человек, помогая ему улечься, прежде чем сесть на колени рядом со стариком.
– Прости, что рассказал тебе эту историю. Возможно в твоём возрасте ещё хочется почитать героев, которые спасают простой люд… – голос старика становился слабее – Просто помни, правда бывает страшна, но таковой её делают люди. Всегда думай, что говоришь, и за кем идёшь… – последние слова стали тихим шёпотом, прежде чем остатки воздуха из лёгких старика вышли под тяжестью опустившейся груди.
– Я буду помнить… – шепнул бедин, закрывая остекленевший глаз старца ладонью…
Мифы и легенды
Отправлено 02 Ноябрь 2016 - 12:18
Кнорр качался на приколе у деревянной пристани, чуть дальше которой высился деревянный частокол и острые колья с насаженными на них кое-где облезлыми головами с остатками волос. За частоколом курились дымы невысоких хижин, рычали и перелаивались друг с другом ездовые волколаки, раздавался довольный смех и частые ритмичные удары по металлу. Ещё дальше высился густой хвойный лес, за зелёной шапкой которого терялись далекие горы, затянутые золотящейся в лучах заходящего солнца дымкой. С другой стороны борта, отделённые широкой гладью реки, качали кронами высокие деревья, росшие так плотно, что между их стволами почти всегда держалась ночь.
За деревьями, с палубы кнорра виделись высились башни без крыш, подпиравшие небо вровень с верхушками аладоров все еще хранящие на себе останки чисто эльфийских архитектурных украшений. Сложно представить орков, которые бы строили витые колонны и изящные утонченные арки, плавность линий которых поражала воображение и по сей день. Это были останки Алмириэля – некогда бывшим самым восточным городом Великого Эльвенора.
Четверо приятелей, сидевших на корме пузатого корабля, о чем-то тихо переговаривались и время от времени, то один из них, то другой, вытягивал шею, чтобы увидеть опутанные плющом полуразрушенные стены эльфийской цитадели.
- Слыхали про Плакальщицу? – Полушепотом спрашивал орк с золотыми браслетами на руках, с хитрым прищуром посматривая на своих собеседников. Те, в ответ отрицательно качали головами, выражая живейший интерес, но орк не спешил начинать свою историю, желая сперва подогреть любопытство своих слушателей.
– Хватит уже подмигивать. Ты или говори уже, или я другую легенду расскажу! – Рыкнул нетерпеливый Корх, изнывая от нетерпения. – А то изображает тут из себя… не пойми кого…
– Ладно, ладно, уже и передохнуть нельзя… – Обиженно протянул сказочник, посмеиваясь уголком рта. – Слушайте уже…
Было это давно, когда в этих руинах еще жили остроухие… вон в той большой груде камней, что напоминает крепость была их цитадель, в которой жил их эльфийский князь. Не помню, как бишь его звали… Аутэйн? В общем, неважно это. Важно то, что как-то раз свела его судьба с легендарным хёвдингом Лургом Чёрным. Не было в городе воинов в достаточном количестве дабы отстоять его и тогда Аутэйн пошёл на хитрость – предложил Лургу переговоры, позвал его послов в город. Только как остроухим верить? Они забывали свои обещания так же легко, как тебе, Корх жбан эля выжрать. Лург об этом знал, но Аутэйн убедил его, обещая, что гарантом его слова станет его собственный сын, которого он пошлет в наш лагерь, пока посольство будет в Алмириэле. Лург и купился! Знал, что сын у Аутэйна один, а дети у остроухих плохо рождаются, два-три – это уже много…
Действительно, куда им до оркских семей? Орки невольно вспомнили свои семьи. Корх, к примеру, имел одних младших пятерых, сам будучи лишь средним по старшинству. У отца его, Иргана Габара одних сыновей было пятнадцать штук. Веселое было у Корха детство, но как потом они родовой одаль делить на них всех?
– …Только Аутэйн обманул Лурга. Заранее замышляя подлость, он знал, что сделают с заложником орки, когда поймут, что он обманул их. Потому под видом своего сына он отправил к ним его друга – который был сыном одной служанки, что жила в его дворце… - Рассказчик прервался, отцепляя от пояса флягу и делая из нее богатырский глоток сразу на треть содержимого. – Ее он обманул, не сказал, для чего хочет забрать ее сына и отдал его оркам, наведя на мальчишку колдовской морок, отчего тот стал выглядеть как настоящий эльф.
- Ну и? – Буркнул полукровка слева от Корха. Собственно дальше уже можно было не слушать – конец истории легко угадывался сам собой, но всем было интересно причем же здесь привидения?
- Аутэйн протянул время, собрался с силами и велел убить находившихся в его гостях орков, велев выкинуть их головы за крепостную стену. Лург в ответ кинул ему голову мальчишки подменыша, только когда тот умер с него и все наведенное колдовство сошло. Тут-то служанка и увидела, для чего лорду понадобился ее сын. С горя она прокляла Аутэйна и весь его Дом, а сама спрыгнула с во-он той башни.
Все обернулись, в том направлении, в котором махнула рука рассказчика. Башни за кронами не обнаружилось – лишь кривой изъеденный временем огрызок, напоминавший трухлявый пень.
- И что дальше? – Кашлянув, спросил Корх. – Это она что-ль теперь по руинам бродит? Как-то совсем не страшна твоя история.
- Погоди, я еще все не рассказал. – Рассказчик прищурился, растягивая губы в кривой ухмылке. – С той самой поры удача покинула Дом Аутэйна. Сначала с той же башни спрыгнул его сын, потом за ним последовала жена, потом смерть начала косить всех его слуг, друзей и родственников…
- Что, прямо все с башни той прыгали? – Усомнился Корх.
- Нет, с башни падали лишь жена и сын. Остальные по всякому умирали – кто-то вообще тонул в тарелке с кашей. Но всякий раз перед очередной смертью во дворце видели призрак служанки. Очень скоро Аутэйн потерял всех кто был ему близок, кто смог тот бежал от него, сверкая пятками, пока плакальщица не добралась до него. Дошло до того, что Аутэйн остался один в своем дворце, без друзей, без слуг – все боялись этого места! Только потом, плачущий призрак пришел за ним.
- А почему он не покинул дворец? – Заинтересовался полукровка. - Если призрак только там появлялась, то переселился бы в другое место.
- Говорят, что он был слишком горд, а после смерти жены и сына сам желал встретиться с их убийцей.
- Поделом остроухим! – Громыхнул четвертый их соратник, до сего момента молчавший. В довершении слов он грохнул крепким кулачищем по мореному борту кнарра. – Боги наказывают их за подлость и высокомерие!
- Так, что, плакальщица до сих пор там?
- Говорили, что да. Только нашего брата она любит убивать ни чуть ни меньше. Почему, думаешь, пришлось строить городище на этой стороне реки, когда можно было занять саму крепость? Вот, то-то! Говорят, что никто из смельчаков, решивших провести в руинах ночь, не вернулся живым! Хе-хе-хе…
2. Песня орков идущих освобождать Царскую Гору
1817-1823 годы II Эпохи:
Надменный враг терзает Орокрайн,
Но орки умирают стоя.
И руку тяготит вновь протазан,
И снова ждет кровавый пир героя!
Протяжный рёв трубы,
На битву «сильных» вел орты
Тверже чеканим шаг -
Пусть знает подлый враг,
Что мы свой дом, не отдадим без боя!
Громче греми труба -
Мы поглядим сперва,
В чью кровь окрасится земля!
Гремит, рокочет барабан,
В руке сверкает ятаган.
Ортар! Веди! Мы рвемся в бой!
Врагам не скрыться за сетной!
Пусть солнце затмевает роем стрел
Но грозный клич наш к небу полетел!
Мифы и легенды
Отправлено 02 Ноябрь 2016 - 12:21
Сразу оговорюсь, сказ ведется не от имени Клёри.
Пыльный и изрядно попорченный крысами том. Кроме того, мятый и изорванный переплет, цвет которого не разобрать, подпись автора съедена... Судя по всему, книга эта никогда не пользовалась особой популярностью. На нее даже охранные заклинания, свойственные всем библиотечным книгам, не повесили. Собственно, так томик и простоял бы, наверное, на полке, никем не замеченным, если бы библиотека не рухнула.
Здание было старым, до магического укрепления стен при его строительстве еще не додумались, поэтому хватило небольшого землетрясения, чтоб колонны подломились, и книги оказались погребены под толстым слоем камня. Жертвы? Дело было ночью, так что погиб лишь один старичок-библиотекарь, для которого книжные стеллажи стали домом. Жаль его, конечно, но могло быть все гораздо хуже. Все люди, сбежавшиеся на шум, разбрелись обратно по домам, а наутро началась работа…
В этот и следующий день даже детей снимали с занятий, в том числе прислали нескольких учеников магической школы. Приходилось разгребать завал сменами, но все равно, некоторые уставали настолько, что засыпали прямо тут же, на улице, не дойдя до своего дома. Для таких людей между деревьями натянули парусину, под которую девушки оттаскивали бессознательные тела. Но работа спорилась. Некоторые обломки приходилось убирать группой из десяти человек и мага. Ученики магической академии еще не достигли должной точности, потому, боясь испортить книги, юные колдуны левитировали только приподнятые над землей каменюки. И к исходу второго дня мы узнали, что уже спасли половину имевшихся книг. Та-дам! Эту половинную победу мы отпраздновали большим перерывом с горячим чаем и плюшками. После этого дня детей отправили обратно учиться, магов-недоучек сократили почти вдвое, и все оставшиеся стали разбирать книги медленней, но так же верно. Бедного библиотекаря, точней его останки, мы откопали только день на четвертый или пятый -- страшное это было зрелище...
Эта книга была последней из тех, что я добыл из-под завала. Меня заинтересовала картинка на жалостливо раскрытой странице, подмятой плитой, и я незаметно сунул томик себе за пазуху. Не помню уже, какая из картинок меня тогда привлекла. И нет, совесть меня не мучила. Думаю, ноющие в конце дня конечности – вполне стоящая плата за никому не нужную древность. Так моя каморка стала теснее на еще одного друга.
«Nolwelie»* значилось на титульном листе красивыми эльфийскими буквами. Из изящного, как сами эльфы, языка я знал лишь алфавит, и то плохо, но в дальнейшем текст уже был легко читаем и писан чуть ли не в крестьянском стиле... Зачитался. Я сидел за своим самодельным занозистым столом, листая книгу при свете лучины. Темно, свет тусклый, еле-еле разберешь слова... Свечи нонче дόроги. А лучины света мало дают и быстро сгорают, но их хоть еще наколоть можно. За ночь я потратил, наверное, целое бревно. Вот одна из тех историй.
*школярский выпендрежный перевод на квенья -- "фольклор" ("народная мудрость")
Само существование этой книги похоже на миф. Как она смогла сохраниться, как ее не сожгли? Загадка. И мне не ясен принцип расположения легенд. У себя я старался их поставить хронологически, по времени их записи. И первая легенда была записана в 2787 году! Может Осуол вовсе не умер? Обстоятельства его смерти туманны: одним утром он исчез, позднее нашли его секиру, потом ее снова потеряли... Так, должно быть, мифы и появляются. Меж тем, первая легенда была про эльфов и немного про гномов.
Пыльный и изрядно попорченный крысами том. Кроме того, мятый и изорванный переплет, цвет которого не разобрать, подпись автора съедена... Судя по всему, книга эта никогда не пользовалась особой популярностью. На нее даже охранные заклинания, свойственные всем библиотечным книгам, не повесили. Собственно, так томик и простоял бы, наверное, на полке, никем не замеченным, если бы библиотека не рухнула.
Здание было старым, до магического укрепления стен при его строительстве еще не додумались, поэтому хватило небольшого землетрясения, чтоб колонны подломились, и книги оказались погребены под толстым слоем камня. Жертвы? Дело было ночью, так что погиб лишь один старичок-библиотекарь, для которого книжные стеллажи стали домом. Жаль его, конечно, но могло быть все гораздо хуже. Все люди, сбежавшиеся на шум, разбрелись обратно по домам, а наутро началась работа…
В этот и следующий день даже детей снимали с занятий, в том числе прислали нескольких учеников магической школы. Приходилось разгребать завал сменами, но все равно, некоторые уставали настолько, что засыпали прямо тут же, на улице, не дойдя до своего дома. Для таких людей между деревьями натянули парусину, под которую девушки оттаскивали бессознательные тела. Но работа спорилась. Некоторые обломки приходилось убирать группой из десяти человек и мага. Ученики магической академии еще не достигли должной точности, потому, боясь испортить книги, юные колдуны левитировали только приподнятые над землей каменюки. И к исходу второго дня мы узнали, что уже спасли половину имевшихся книг. Та-дам! Эту половинную победу мы отпраздновали большим перерывом с горячим чаем и плюшками. После этого дня детей отправили обратно учиться, магов-недоучек сократили почти вдвое, и все оставшиеся стали разбирать книги медленней, но так же верно. Бедного библиотекаря, точней его останки, мы откопали только день на четвертый или пятый -- страшное это было зрелище...
Эта книга была последней из тех, что я добыл из-под завала. Меня заинтересовала картинка на жалостливо раскрытой странице, подмятой плитой, и я незаметно сунул томик себе за пазуху. Не помню уже, какая из картинок меня тогда привлекла. И нет, совесть меня не мучила. Думаю, ноющие в конце дня конечности – вполне стоящая плата за никому не нужную древность. Так моя каморка стала теснее на еще одного друга.
*школярский выпендрежный перевод на квенья -- "фольклор" ("народная мудрость")
- О шпиёне-взмутчике подгорном, Шруте Стальной Ноге, по прозвищу Ловкач да Каменюга, коево в народе кликали просто Сукин Сын:
-
Записал со слов Троны Ложки(зеленщица)Деревня Большой Чан (Ундервуд)цветен 2911 года
Чаво ж ты такой молодой, да в кочевание-то пустился? Какой такой мудрости искать? Все разумие тут, в народе, а не этой твоей "гакадемьи"... Да чаво ты там баешь, нешто громогласней не могешь? Да, был такой. Конешно, отчего ж не рассказать? Я тогда под стол еще ходила, да мне про него батюшка рассказывал, проведи Единый его серце мимо всех напастей! Ой да вот пришел к нам неспозаранку ширий карл. Да грит: "я ремеслу многему обучен, железной ковке привычен, да не возьмете ль в мастера дела кузнечного?"
Назвался то ль Шуртом, то ли Шрутом, подарок старосте дорогой сделал, а чего ж нет? -- взяли. Приворожил, Сукин Сын! Э, да лишь он ковать у нас начал всяку всячину, потек народ к нам из соседних сел сперва, потом и из города. А ему все мало, видать. Он тогдой колдунством занялся, чтоб к нему люди добрые побольше чтоб привязывались да чтоб соседушек с собою зазывали. Светилась в потемках кузня, да все разными цветами.
А ночью "бах!" - грохот! Это все колдунство его, от Темного оно, не от Единого. Да... В кузне бушует пожар, насилу потушили. Самого гнума еле достали, пожгенного, без ноги, но живого. Болел он долго за гордыню свою. А чуть выздровел, вся деревня в эпидемьи́ полегла, будто он свою болезню на нас перевесил! Шпиён-смутьян и есть, значица! Батя мне баял, полдеревни поперемерло, сестру он потерял - тетку мою, Трошку. Сукин же Сын ковал все и ковал. Смерть нам, а ногу себе.
Поняли мы, что так все и попередόхнем. Тогда барашка мы закололи, на две части делили, Единому, да братцу его старейшему, Лесному, трапезу готовили, воскуряли потом каждому в их обители.
Единый в храме трапезничает, ему на алтаре стелили скатёрку с кушаньём. Лесной же в сени трех деревьев-семипальцев с еж-плодами живет. Про него только мы и помним. Другие забыли. Да и не любили храмовники его. Всех, кто помнил про него, тех губили. Только мы и схоронились... А потом забыли и храмовники. Лесному мы стелили в палой листве. И принял бог нашу жертву, ни кусочка не оставил - оголодал видать. И младшой брат его, Единый, жертву принял. И вылетел мор в печные трубы, от нашей деревни подале. Вылетел, и Ловкача, до чужих бед охочево, с собой унес. Был Шурт-Шрут, а стал Каменюга в центре нашей ярмарки.
Кто ни пройдет мимо -- плюнет. Да купцы приежие монетку ему на откуп бросают, штоб не проклял он их торгашество. А мы монетки собираем, Единому отдаем, потому как они точас прокляты становятся, никто из смертных с той монеты щастя не найдет. Да... Какова история? Быль, не небылица! - батя сказывал.
- Легенда о Грумшаге и слепом гоблине:
-
Записал со слов карлика Шорти(разносчик и мойщик посуды)Село Далучье близ г.Турл-Титларютэн 2923 года
(Шорти был не очень разговорчив. Рассказ о Гоблине удалось записать, когда он был не совсем трезв. На связность и осмысленность речи, впрочем, это не повлияло. Рассказчик утверждал, что все карлики от того Гоблина ведут свой род и оттого так же мстить умеют. По всей видимости, легенда отсылает нас к событиям 2798 года - прим.авт.) 
Когда Груумшааг убил первого орка и тем завоевал уважение всех орковых сородичей, не знавших доселе о смерти, на земле родился гоблин. Он был не первый и даже не девятый гоблин, зато ужасно уродливый. Было в нем что-то эльфийское. Его никто не любил. Все надеялись, что он помрет скоро, чтоб его никто не успел увидеть. А когда поняли, что он помирать не собирается, а, вроде, даже и растет, рассердились и побили его палками, чтоб не мучился. Ему это не понравилось. С того дня он ослеп и стал горбиться.
И тогда этот гоблин решил укатиться от сородичей подальше, вниз по склону горы. Как решил, так он и сделал: повернулся на бок, да покатился. Вот катится он - катится, а в глазах ослепших только свет и тьма сменяют друг друга. Вдруг - р-раз! - мысль. "А как же я остановлюсь?". И два - мысль! "А куда же я качусь?". И три -- "А никак. А никуда." Пригорюнился гоблин-уродец, по склону горы катючись...
Меж тем на обломки костей палая листва цеплялась. А в волосах ветки застревали. А к мокрой листве и остальная листва клеилась. И гоблин довольно скоро на воина стал похож, с листвяной броней и веточным шлемом.
И вот он, наконец, прикатился, да ровно в чертоги Груумшаага. И в ноги Груумшаага врезался, да так, что тот упал и сломал себе нос.
Бог не обиделся. Он просто решил наглеца убить, а нос он оставил сломанным, это ему не мешало. Решил: раз он бог, то и убивать должен божественными методами. Поэтому Груумшааг думал гоблина испепелить.
Вот бог хлопнул в ладоши, заскрежетал зубами, и появилось вокруг гоблина горящее кольцо. Но "броня" его была мокрая, вот он и не испепелился.
Думал тогда Груумшааг уродца ураганом сдуть и по стене своего чертога размазать. Стал он дуть, и дуть, и дуть, целый смерч образовался. Но гоблин не влетел в стену, потому что при первом порыве ветра его отнесло к потолку, где он своим шлемом за что-то зацепился.
Плюнул тогда Груумшааг в чудо-юдо листвяное, и плевок его огромной волной к гоблину понесся. Но не долетела волна, и на самого же бога обрушилась. Только тогда с гоблина шлем слетел, да броня осыпалась листьями. И наступила в чертоге Груумшаага осень. А гоблин упал на пол и расшибся насмерть.
Груумшааг любил осень. Поэтому он решил сделать подарок всем гоблинам, и научить их убийству как орков. И к сородичам уродца послал он лучших горцев, которых сам учил. Вся сказка.
Само существование этой книги похоже на миф. Как она смогла сохраниться, как ее не сожгли? Загадка. И мне не ясен принцип расположения легенд. У себя я старался их поставить хронологически, по времени их записи. И первая легенда была записана в 2787 году! Может Осуол вовсе не умер? Обстоятельства его смерти туманны: одним утром он исчез, позднее нашли его секиру, потом ее снова потеряли... Так, должно быть, мифы и появляются. Меж тем, первая легенда была про эльфов и немного про гномов.
- Эльфийские головы или легенда о посланниках в Царство Тьмы:
-
Не зря у меня возникла идея об Осуоле. Последняя легенда в книге, она же последняя и хронологически, повествовала об орке Дыршисе. И все бы ничего, мифы о нем и раньше встречались, но здесь он впервые оказался назван Дыршис Осёл, что довольно странно слышать по отношению к национальному орочьему герою. Несолидно, вроде, быть "ослом" среди "пещерных львов", "черепов" и прочих устрашительных прозвищ. Выделяется эта легенда среди всех остальных и тем, что про рассказчика ничего почти не написано. Известно, что был он наемником и одновременно магом, что удивительно уже само по себе. Имя же сказителя зачеркнуто и притом очень грязно зачеркнуто, а место, где был собран материал, не написано вовсе.
Записал со слов Коломея Тимоновича(знахарь)Деревня Жизки близ г.Винсталкрасен 2787 года
(Рассказчик повествует о событиях 1875 года. Интересно, что он даже знает точную дату. К.Т. обучен грамоте. Прозван за глаза "колдуном" за то, что умеет раны заговаривать и скот словом усмирять. В деревне его побаиваются и уважают. Действительно имеет небольшой дар, но колдовать не умеет. Прозвище свое не любит. -- прим.авт.)
Девять эльфов послами шли в Сандарские горы. Шесть юношей и три девы. Корнэль, Свэль и Дэль, неразлучная троица. Они шли первыми. За ними Зини и Тьряси. Самые молодые. Единственные, кто вернулся.
Нэль (брат Дэля) был флейтист и по дороге в Хортию сыграл немало песен. Не помню, как звали еще двух эльфов. Они тоже были музыкантами, лютнистами. А старшего среди девяти звали Хираш. Он шел позади всех и было ему порядка двухсот лет.
Помню, бабушка мне пела вместо колыбельной: "До склона горы добрались. Без брони, совсем безоружные были они. Корнэль и Дэль, лучезарная Свэль, по вам жгут прощально огни. Всегда неразлучны, свой путь злополучный, путь к смерти прошли вы одни."
У склона горы они все разошлись, каждый пошел своей дорогой. 18 ног. 18 рук. 9 голов. У склона горы они вновь собрались. 18 ног, 18 рук, но голов только две. Страшный груз везли в телеге две седые девушки, которым и восьмидесяти не исполнилось. На гномьем совете убили семерых эльфов, пришедших с миром.
"Семь ослепленных голов сожгли глубоко под землей. И долго в подземных ходах слепые их души блуждали." Перед тем как ослепить посланцев, гномы глумливо сказали: "Идите послами во Тьму. Во тьме не нужны вам глаза."
Перед тем как отрезать головы, гномы повторили свои слова, добавив "и головы там не нужны".
И в третий раз они приказали головам эльфов следовать во Тьму посланцами, сжигая их в печи.
Долго слепые души искали выход к небу. А когда они вылетели, гурьбой, наружу, тела их свернулись, как зародыши. И поняли на земле, что в Царстве Тьмы им хорошо, что посланцев не гномят, что скоро они снова родятся. И летели в Царстве Тьмы Нэль, играющий на флейте, Корнэль, Дэль и Свэль, взявшиеся за руки, два лютниста, и Хираш. В том порядке они и вернулись в наш мир. А что они Царю Тьмы передали - никто не знает, кроме них самих.
Думаю, все-таки это все отлично ложится на мою теорию. "Осёл" может быть исковерканным именем "Осуол". Да и волшебная булава пересекается по свойствам с осуоловской секирой. Среди всех людей, орки по-своему уважали, пожалуй, только этого воина, но... Но не могли же они "человечишку" в свои мифы впихнуть, в самом деле? Разве что, в качестве закуски Грумшага.
Все остальное пока в разработке.- Путешествие орка Дыршиса Осла за волшебной булавой или Королевство живых вещей -- пишется:
-
Записал со слов
(наемник, маг)лютень 2896 года
Дыршис Осёл пошел в горы. Там всегда было чем поживиться. Останавливает его шаман. "Нельзя - говорит, - туда идти." Но Дыршис его не послушал и пошел. А была у него булава. Хорошая, крепкая, головоломная она была. Дыршис с ней во все битвы ходил. Взял и в этот раз. А она возьми и сломайся в самый разгар сражения, когда Осёл со всех сторон был горцами окружен. Да еще и так сломалась, что ему в лоб прилетела. Но Дыршис не растерялся, он вспрыгнул на плечи ближайших неприятелей, да через дыру в потолке из пещеры их выскочил. А потом приспустил штаны и полил их сверху, чем имел. Потому что Дыршис был хитрым и никогда не уходил с поля боя побежденным.
Но теперь ему нужно было добыть новую булаву. Дыршис - к шаману. А тот молчит. "Я тебя предупреждал" - сказал только. Плюнул тогда орк. Взял тогда орк свой тесак, которым он спину себе обычно чесал. Сказал шаману: "А я знал, что шаманы нитчего стоящего не могут сделать, когда надо", да вдаль пошел, булаву искать. Далекое Далёко лежало далеко. Осёл слыхал, что в этом Далеке есть Королевство, где все есть. Даже больше, чем у тупых горных троллей.
Долго Осёл к тому Королевству шел: когда вернулся, узнал, что сто лет прошло, что все, кого он знал, померли давно, ну а шамана он и сам добил, потому как у него теперь была волшебная булава.
В далёковском Королевстве же все было живым. А зачастую даже и говорящим. Поэтому Дыршиса гвалт уже на входе встретил.
...Инсценировав свою смерть, исчезнув из города, великий воин древности надел на себя личину молодого человека и пошел учиться магии...
А может, не так было дело.
...А может, случилось с ним что-то, вошел он в ручей, где драконы купались, и помолодел Осуол на полторы-две сотни лет. А другой бы на его месте умер, поскольку не живут столько люди на свете...
Но магии он пошел бы учиться все равно. Рассказчики ведь все время его магом зовут.
...А потом он пустился путешествовать, да собирать по деревням сказания о былом. А особо его занимали те мифы, что по известным ему событиям были написаны, свидетелем которых он был. И последнюю легенду он оставил вместо подписи. Помните, мол, про Осуола. Кто знает, придумал ли он ее сам, иль где-то услышал?
На сем заканчиваю свой труд, я, послушник тавнтинского мужского монастыря и скриптор Понтифий.
Мифы и легенды
Отправлено 02 Ноябрь 2016 - 12:23
1. Сказ о Берде по прозвищу "Четвёртая Стена":
Не так давно - незадолго до коронации Райнара Второго, хотя точной даты история не сохранила - жил да был в одной безвестной деревушке паренёк по кличке Берд.
Парень, что называется, "от сохи", простодушный, честный. Не бычара, но и не рохля. Звёзд с неба не хватал, но и дураком не слыл - до какого-то времени.
И вот однажды, в возрасте семнадцати-восемнадцати лет, Берд пошёл в лес за хворостом и нашёл там книгу. Поднял, смотрит: глаза загорелись, руки затряслись, репа зачесалась, открывает - а читать-то не умеет. Смотрит тупо на строчки, да не разумеет ничего. Картинки ищет - так и тех нет.
Книга - вещь дорогая. Можно было бы её продать, да жить припеваючи. Но что-то дёрнуло его книгу припрятать. Это потом стало известно, что он книгу нашёл, а пока селяне знали только одно: по возвращении Берд заявлял, что горит желанием научиться читать. Оно и понятно - интересно же, что там, в книге.
Долго ли, коротко ли, а Берд оставил родную деревню, пошёл в семинарию, научился читать, да и вернулся. Обнялся с родителями, выпил с друзьями, и в амбар - шасть! Там-то он книгу и прятал. Три дня и три ночи сидел там безвылазно - читал. На третий день - вышел.
И понеслась.
Вышел Берд: волосы всклокочены, глаза по пятаку, смотрит, будто медведя увидал. Подошли к нему друзья-знакомые, окружили: что, мол, с тобой? Стоят, волнуются. А он им:
"Это всё не настоящее..."
Как это, грят, не настоящее?! Мы кто по-твоему?
"Неписи" - отвечает Берд. Голос глухой, тихий - так разговаривают те, у кого в жизни большое горе.
Селяне так и сели. Не нашлись, что ответить. А Берд продолжает.
"А я - рассказ какого-то парня. Который выдуман ещё одним парнем. Он сидит за столом, перед ним - книга, не вдоль, а поперёк стола. Одна страница толстая, серебристая, с чёрным... вторая - сияет. И он пишет. Он пишет о нас... Он творит нас...".
И бредил бедный парень, не переставая. Долго ли, коротко ли, да пришли за ним из Инквизиции. Так и след его простыл. И книгу забрали.
Лежит она теперь где-нибудь в архивах, никого к ней не подпускают.
Берда, скорее всего, спалили к чёртовой матери.
А почему селяне прозвали его "Четвёртая Стена", так никто и не помнит. Старожилы, правда, говорят, что так он назвал себя сам, потому что так хотел некий неведомый "аффтар".
2. Сказ о Торуге Дважды Вошедшем:
Давным-давно, жил да был в Империи один очень любопытный молодой человек по имени Торуг. Торуг был молодым магом, и потому изучал окружающий мир со страстью, достойной, право же, лучшего применения. Доподлинно известно, что в возрасте двадцати лет он пропал без вести, а затем появился вновь, около сотни лет спустя - аккурат у реки Сан, как раз во время одного из крупных сражений. После этого он пропал вновь, и его больше никто не видел ни среди живых, ни среди мёртвых.
Легенда же рассказывает, что во время одной из своих одиноких экспедиций, Торуг увидел круг фей. И, разумеется, тут же ломанулся посмотреть, хотя никто его не приглашал.
"Что - сказали эти чаровницы - хотел поплясать с нами? Или удовлетворить любопытство? Щас мы тебе устроим танцы-то!".
После этого Торуг пропал. Долгие годы (а может, несколько дней - кто их, фей, разберёт) феи держали его в своей волшебной стране. Вернули его, как я уже сказал, где-то между 3022 и 3027, на реку Сан - в гущу битвы.
Торуг не просто испугался - он отчаялся. Он знал, что пропал очень надолго, а увидев битву понял: за долгие годы его отсутствия жизнь ничуть не изменилась - всё те же войны, смерти, горе и кровь. И подо всё подводятся какие-то доводы.
Так Торуг отчаялся и бежал обратно, не разбирая дороги. Он долго блуждал, потерянный и обезумевший, пока наконец не нашёл ещё один круг фей. Пав на колени у края круга, он взмолился, чтобы феи взяли его обратно в своё царство.
Судя по тому, что Торуга, повторюсь, никто и никогда больше не видел, феи согласились.
3. О Шайтан-Шабандозы:
- ...что, в переводе с языка степняков означает - Низар выдержал паузу - "Призрачный Гонщик".
Давным-давно - настолько давно, что нельзя уже сказать наверняка, когда именно, - в степи жил один человек. Один из нас - Гитасс, чьё имя погребено в песках времени - он путешествовал с табором, занимаясь примерно тем же, чем мы занимаемся и сейчас. У него была красавица-жена, умница-дочь, верный конь, и целая жизнь впереди.
Но случилось страшное: на табор напали разбойники. Многие из нас погибли в тот страшный день, много ценного было похищено. Жена и дочь нашего безымянного героя были обесчещены и убиты.
В отчаяньи пал он на колени, моля Небеса о помощи.
Небеса молчали.
Второй раз воззвал он - к друзьям своим.
Но остаткам табора пришлось не слаще - они не могли помочь.
И третий раз воззвал он - в гневе, грянув кулаками оземь. Воззвал к самому Дьяволу, чтобы тот дал ему сил покарать разбойников.
И разверзлась твердь земная, и почернело небо, и явился ужасный демон пред несчастным.
"Чего хочешь ты?" - прогремел он.
Человек озвучил свою просьбу.
"Быть посему - засмеялся демон - но знай, что душа твоя отныне принадлежит мне!"
И коснулся демон его меча - и раскалился меч докрасна, и больше не остывал никогда.
И коснулся демон его лука - и лук стал вместо стрел испускать огонь.
И коснулся демон его коня - и конь сгорел заживо, и восстал из мёртвых: стал он чёрным, словно зола, лишь глаза его пылали яростным подземным огнём.
И коснулся демон его чела - и Гитасс сгорел заживо и восстал из мёртвых: скелет, объятый адским пламенем, неуязвимый, несокрушимый, с силой целой армии.
И помчался Гитасс верхом, да по горячему следу. Не прошло и часа, как нагнал он разбойников - и перебил всех, а души их отправил в самое пекло.
И вновь явился перед ним демон.
"Уговор дороже денег - молвил он - отправляйся со мной."
Но сила переполнял Гитасса и пьянила его. Дав шпор коню, он понёсся на демона со своим пылающим мечом.
Три дня и три ночи бились они, пока Гитасс наконец не одержал победу, а демон - не отступил обратно в Бездну.
С тех пор ездит безымянный гитасс по Великой Степи. Те, кто видел его издалека, описывали его как пылающего всадника, на пылающем коне.
Те, кто видел его в деле, говорят, что стоит ему только взглянуть человеку в глаза, и - если грехи человека перевешивают его добродетель - тело его сохнет, глаза каменеют, а душа загорается и падает в саму Бездну.
4. Песнь об Изольде Яростной.:
То не фантом бестелесный блуждает под солнцем,
То не медведь в пору зимнюю - яростный, грозный -
Ой, то не ангел могучий летит над землёю,
Ой, то не демон огнистый грохочет цепями -
То едет праведный воин Исайи благого,
То едет радость и свет восходящего солнца,
То едет яростный рыцарь в обличии робком,
То едет дева, и имя сей деве - Изольда.
Дева благая. Прекрасна и духом смиренна;
Ярость святая, сокрытая в немощном теле;
Зло замечает - подобная ярящейся львице,
Колокол слышит - и снова подобна ягнёнку.
Грешник, страшись! Опасайся, жестокий и наглый!
То едет Дева-Изольда - Небес воздаянье!
Правый и слабый, мужайся - недолго осталось:
То едет Дева-Изольда - защитница слабых!
Мэлодит
Влезшая по уши в дела Высших сил
Мифы и легенды
Отправлено 15 Апрель 2020 - 12:19
Об одной шкатулке:
Это одна из тех легенд, что полушепотом ночами рассказывают друг другу подростки в Тавантинской империи, а может, и не только там. Уже никто не помнит, что послужило началом истории. Такие рассказывают, чтобы напугать друг друга, а потом смеются, говоря, что это чушь, только вот после невольно начинаешь прислушиваться к шорохам. Так, на всякий случай…
В старых домах с годами накапливается куча хлама, поэтому так сложно вспомнить, откуда взялась та или иная вещь. Однажды маленькая девочка, назовем ее Энни, хотя имя давно затерто временем, нашла на чердаке старую шкатулку. Это была резная работа какого-то невероятно искусного мастера. Узоры сплетались не то в цветы, не то в непонятные буквы, а может, в простые завитки, так диковинно расположившиеся на крышке и стенках. У шкатулки был секрет, мудреный механизм внутри, заставлявший музыку играть каждый раз, как кому-нибудь вздумается приоткрыть крышку. В центре раскрытой шкатулки был какой-то цветок, приподнимающийся на палочке над многолетними слоями пыли, покрывающими дно.
Энни возилась со шкатулкой долго, но скоро ей надоела игрушка: крышка скрипела, а музыка все время прерывалась после пары жалких пищащих звуков, словно вещица жаловалась на старость, на пыль и на то, что ее забыли и бросили на долгие годы. Снова вспомнила о шкатулке Энни не скоро, только когда старшая сестра, заметив находку, заинтересовалась странными узорами.
Аланис, возможно, именно так звали девушку, забрала шкатулку себе. Терпения у нее было предостаточно и она по капле вычистила всю пыль, забивавшую и узоры, и механизм. Однажды Энни услышала тихую звенящую мелодию из комнаты сестры и поднялась узнать, что это. Открыв дверь, она увидела девушку, готовящейся ко сну. Черные, как уголь, волосы были распущены по белой рубашке, спадающей почти до пят. Аланис стояла спиной к двери, глядя в зеркало, а перед ним стояла шкатулка, из которой доносились неторопливые кристально чистые звуки. Энни подобно сестре замерла, вслушиваясь в мелодию, похожую и на капель и на колыбельные песни. Мгновение, и зеркало заслонила тень. Вскрик девочки заглушил звук падения. Длинные черные волосы распластались по полу. Аланис не двигалась, а шкатулка, упавшая с полочки и лежащая на боку возле тонкого бледного запястья, продолжала свою кристально чистую колыбельную. В центре вращалась роза, отмытая до блеска заботливыми руками. Музыка лилась и лилась, и в какой-то момент резко стихла, словно кто-то оборвал струну. Последний отзвук повис в мертвой тишине. Роза замерла.
Энни, опомнившись, побежала вниз, звать родителей, но когда те поднялись, комната была пуста. Только на полу лежала раскрытая шкатулка с розой по центру.
- Как странно покрывать розу черной краской, - проговорила женщина, подняв шкатулку. – А ведь смотрелась бы как живая…
Шкатулка молчала. Подержав в руках еще минуту, женщина вернула ее на полку у зеркала, с гулким звуком захлопнув крышку.
Аланис так и не нашли. Рассказывали, что она сбежала с женихом, а может покончила с собой от несчастной любви. Энни не поднималась в комнату сестры. Лишь один раз она быстрым шагом зашла туда и рывком взяла в руки шкатулку. Не открывая ее, девочка почти бегом направилась к берегу реки и кинула в воду давнюю находку. Течение унесло странную вещицу…
Однажды… В рыбацкой деревеньке на камнях нашлась странного вида шкатулка…
Рассказывают, что шкатулка появлялась во многих местах. Возможно, это были разные шкатулки, кто знает… Рядом появлялся образ молодой черноволосой девушки в белой рубашке. Она в немой мольбе тянула руки к новому владельцу шкатулки. Прикосновение и снова глухой стук тела, падающего на пол. Говорят, что в этой диковиной вещице заключены сотни душ, а может, это лишь одна душа, в безысходности своего пленения убивающая каждого, кого коснется. Никто, державший играющую шкатулку в руках, не остался в живых, но почему-то рассказывают, что прикосновение призрака девушки пронзает холодом и последнее, что чувствует человек – проблеск надежды, сменяющийся отчаянием. Однажды найдется тот, кто разгадает тайну шкатулки и освободит юную пленницу, возможно, за это придется платить и кровью, и жизнью. А пока шкатулка продолжает свой путь. Она появляется, случайно попадая в дом. И любой, поднявшись на чердак или зайдя в заброшенную комнату может услышать прекрасную колыбельную из кучи хлама, где будет лежать шкатулка, в которой неспешно вращается черная роза…
О тех, кто хотел быть Творцами:
Эту легенду сейчас можно услышать в разных уголках Алмалирра, хоть рассказывают ее редко, а если и рассказывают, то не целиком. А началась легенда с рассказов о драконах. Сейчас их уже частенько называют сказкой, отзвуком давнего прошлого, но есть старики, которые верят, что крылатые создания по-прежнему живут в этом мире, но не показываются людям по своим соображениям.
- Дедушка, расскажи про драконов! – просил один морейский малыш у сморщенного старика. – Ты всегда говоришь, что они есть, а я ни одного не видел!
- Да зачем тебе, - улыбался почти беззубым ртом дед, гладя пушистые волосы мальчика. – Да и не показываются они нам.
- А почему? – ребенок спрашивал с таким разочарованием, будто увидеть дракона было не страхом, а мечтой.
- Скучны мы им, внучек… Скучны…
Итак, зародилась эта легенда в Ундервуде, а может, и где поближе к Аппенидским горам, а уже оттуда с путешественниками распространилась, меняясь от рассказчика к рассказчику. Но есть в деревеньке, что почти у подножия гор, старики, которые рассказывают легенду, как правдивую историю, сами веря каждому слову…
Было это в давние времена много веков назад, когда драконы еще парили по небу на людских глазах, а порой и беды разные причиняли. Чего тогда только не творилось на земле.
Однажды крепкая дружба свела пятерых сильных магов. Это были Реас, его жена Сельма, ее брат Ангелар и два их друга, братья Роланд и Юхан. Маги были во многом не похожи друг на друга, но вместе занимались своим искусством, своей наукой, волшебством. Им было подвластно многое, такое, что не снилось чародеям того времени, да и нашего времени тоже. Казалось, сами законы мироздания, готовы склониться перед их силой. Но сила часто порождает тщеславие и жадность. Этим волшебникам не нужно было стремиться к богатству или власти: стоило лишь пожелать, и эти дешевые соблазнения рода человеческого (да и не только человеческого) были бы у их ног. Но это было не интересно друзьям. Они занимались в тайных лабораториях, куда не было доступа никому кроме них. Они не хотели известности, не набирали учеников. Они хотели знаний, и с каждым открытием эта жажда становилась лишь сильнее.
Неизвестно кому пришла в голову безумная мысль, поселившаяся в сердцах друзей. Они захотели приблизиться к Творцу, стать равными ему, создать новую жизнь. Не жалея времени, маги изучали разные расы, населяющие мир. Они вели книги, занося туда все эксперименты, что проводили, все наблюдения. Они узнали все, что только могли, о существах, созданных с помощью магии. Но им хотелось не этого. Они хотели, чтобы их творения были прекрасны и разумны, чтобы со временем у них появилась своя культура, свой язык. Достигнуть этого было невозможно, но именно это подогревало азарт друзей.
Из всех рас более всего их интересовали дракониды. Существа, появившиеся из-за слияния драконов и людских женщин, которых стало достаточно много, чтобы образовать целый народ. Но и это было не то, чего хотели маги. Скрещивая одних существ с другими не создашь новой жизни, считали они. Это было лишь продолжение рода, хоть и искаженное слиянием видов.
Но магии всегда нужна основа, источник. Таковым друзья выбрали драконов. Мудрые и в какой-то мере прекрасные, они привлекали их. Невозможно ответить на вопрос «как», но они достали яйца крылатых гигантов. Каждое из них было редкостью, поэтому не узнать, сколько им удалось раздобыть. Уже тогда маги считали себя если не Творцами, то кем-то подобным, тем, кто в праве создавать. Они считали, что творят добро, только вот понятия о добре и зле у них давно размылись.
Когда яйцами был проведен обряд, маги задумались о безопасности. До этого они занимались исследованиями, до которых почти никому не было дела, но теперь стоило позаботиться о сохранности своих трудов. Тогда они начали заниматься постройкой убежища. Это место должно было стать более надежным, чем любой из их домов. Они выбрали горы, где магией создавали проходы и туннели, наполненные на всякий случай ловушками. Процесс был неостановим: им казалось мало, и они уходили все глубже и глубже в камень, постепенно перенося туда книги, драгоценности…
Тем временем, срок настал, и скорлупа первого яйца покрылась трещинами. С каким трепетом ждали они результата своих трудов! И вот на свет выбралось с десяток крохотных существ, покрытых тонкой чешуей. Яиц было мало, поэтому каждое из них должно было дать жизнь нескольким малышам. Маги хотели создать нечто прекрасное, поэтому сохраняли цвет чешуи и крылья. Тем не менее, им очень не хотелось, чтобы существа были подобны драконам во всем, а почти это и могло получиться: яйца бы просто давали много маленьких дракончиков. Поэтому ритуал использовал части других живых существ Алмалирра. Считая себя первопроходцами и небожителями, маги не замечали, что составляют мозаику из мира, созданного Творцом.
Сложно рассказать, на кого же были похожи существа, созданные магами. Рассказывают, что это были маленькие человечки ростом с локоток. За спиной у них были перепончатые крылья, а кожа была покрыта тонкими красными чешуйками. Маги не учли, что существа унаследуют нрав своих прародителей. Появившиеся из яйца красного дракона, они казались маленькими бесенятами, взрывными и агрессивными. Они не были наделены никакими силами кроме способности летать. Маги заботились о них, словно о своих детях, дали им имена, старались воспитывать, но выходило скверно. Время шло, а они все оставались подобными непослушным детям, дрались друг с другом, хоть и опасались «родителей». Это было разочарованием. Творцы ждали любви и мудрости в глазах потомства, а наблюдали схватки, причем двое из малышей даже погибли в драке друг с другом, когда за ними не уследили.
Все существа из первого яйца были самцами. Ритуал был так рассчитан, чтобы можно было контролировать размножение нового вида, ведь маги хотели лично распоряжаться качествами своих чад, а значит первое время пришлось бы следить за всем. Так как первый опыт дал такие печальные плоды, остальные яйца были погружены в магический «сон» и спрятаны в тайнике в горах. Говорят, там были и золотые, и синие, и зеленые, но правды уже не узнать…
А маги занялись воспитанием крылатого потомства вплотную. Они учили их говорить, учили манерам, учили вести себя как надо. Это даже стало приносить какие-то плоды: воинственно настроенные человечки научились хоть чему-то помимо драк друг с другом. Обрадованные маги чуть ослабили контроль, что стало огромной ошибкой. Несколько крылатых человечков выбралось в большой мир. Они тащили из домов блестящие и ценные вещи, устраивали драки, дразнили животных. По сути своей они вели себя как мальчишки-подростки, разве что шалости становились все менее безобидными. Люди не могли не заметить происходящего, и слух разнесся, будто на птичьих крыльях. Говорили, что маги создают страшных монстров, а крылатых чешуйчатых бесенят нужно убивать. И началась охота…
Маги искали своих питомцев, те искали приключения, а люди искали магов и крылатых чудищ. Убить такое существо было до невозможности просто: несмотря на свою агрессивность, сильны они не были. Схватить магов было заботой посложнее, но люди умеют быть изобретательными. Они брали числом, хватая друзей по одному. Схватили Ангелара, и Сельма так и не узнала, как погиб ее брат. Погиб Юхан, а почти вслед за ним Роланд. Следующей попалась Сельма, а потом ее муж, которого поймали на «наживку». Смерть Реаса была на глазах у Сельмы, а когда та горела на костре, до последнего все кричала, чтобы не трогали ее детей, чтобы только их пощадили…
Оставшись без присмотра, остатки прежнего десятка оказались на свободе. Как любые дети-беспризорники они стали безобразничать куда больше. И их убивали… Одного за одним, накидывали сети, ловили и резали. Люди боялись, они думали, что из этого вырастут монстры. Одна селянка рассказывала, что приютила такого мальчишку. Он потом погиб от рук соседей, но некоторое время он жил у нее… Она говорила, что это просто мальчик, что ему все интересно, что он бы дрался со сверстниками, как обычный деревенский отпрыск, но крылья и чешуя его слишком выделяют из них. Он бы дергал девочек за косы, но ни одна не глянет на такого крошечного человечка, а за проделки еще и поймают. Она говорила, что он всегда повторял один сон, где был дракон, огромный, с красной чешуей и крыльями, что закроют пол неба… Она говорила, что нельзя бояться детей от того, что у них есть крылья…
Прошли века и люди забыли, правда ли была эта история или ее придумал сказочник для своего сына или дочки. Может быть, в горах все еще есть тайный вход, за которым начинаются ровные коридоры, выточенные магией и полные ловушек и загадочных опасных существ, где в самом конце до сих пор лежат книги, драгоценности и несколько яиц, в которых крохотные человечки видят сны… Сны, о прекрасных драконах, чья чешуя отливает на солнце, а крылья могут закрыть пол неба, драконах, которые свободны и мудры, драконах, которые не родились на свет, потому что люди захотели стать Творцами…
О невечной жизни:
Эта легенда зародилась в деревеньках Лавидии, перекочевав вместе с любителями рассказов в близлежащие города и таверны.
Дело было несколько столетий назад, когда алхимия была довольно молодой наукой, а умельцев варить зелья было до безобразия мало, чего не скажешь о шарлатанах, которые выставляли настойку первой попавшейся под руку травы за чудодейственное средство едва ли от любой болезни.
Тогда жил один человек, что предпочитал звать себя ученым. Говорят, звали его Авентином, а прозвище закрепилось – Целитель, так как хворым часто помогал. Его зелья действительно работали, но алхимику было мало тех знаний, что он имел, да и тратить недолгую человеческую жизнь на целительство и излечение крестьянского люда от мелких недоразумений он не собирался. Некоторое время он работал в богатых домах, ведь, как известно, болезни не разбирают, сколько монет в твоем кошельке. Но это отнюдь не было пределом мечтаний ученого. Он не просто называл себя именно так, он действительно изучал свойства растений и камней, свойства материалов животного происхождения, он волос и частичек кожи до крови и костей. Он соединял даже то, что казалось бесполезным, экспериментировал с самыми безумными сочетаниями, но всего казалось мало. Он стал изучать свойства крови, хоть и не смог далеко продвинуться.
Бросив все, он оставил дом и отправился путешествовать, чтобы столкнуться с новыми материалами, которые еще не видел. Он прошел Срединный перешеек и долго блуждал в Сандарских горах, но каждый раз его искусство, его наука спасали алхимику жизнь и здоровье.
Миновав Соляные озера и Нейтральные земли Авентин добрался почти до Турл-Титла, оставшись в небольшой деревеньке неподалеку, чтобы восстановиться после длительного путешествия. Слава о Целителе разлетелась быстро: он не отказывал в помощи, если это было ему не в тягость, а сварить зелье никогда не было чем-то неприятным или затруднительным для алхимика.
Здесь то и началась основная история. Поздним вечером в дверь дома, где временно жил Авентин, постучали. Вздохнув, ученый оторвался от записей, которые разглядывал при блеклом свете масляной лампы, и пошел открывать. На пороге стоял высокий мужчина. Он казался молодым, но глаза выдавали возраст. Бледность кожи не казалась болезненной, но алхимик привычно кивнул на негромкое «Добрый вечер» и произнес:
- Добро пожаловать, заходите, - а сам направился к своему столу. – Что вас привело ко мне? – он ожидал услышать что-то привычное, поэтому уже вернулся к записям: просьбы селян и горожан обычно не требовали всего его внимания.
- Вы, - неожиданно ответил мужчина, заставив ученого поднять глаза на гостя. – Вы мне интересны.
- Позвольте узнать, чем?
- Ваша работа, ваш интеллект заслуживают внимания, - размеренно сказал мужчина. – Такие как вы встречаются не часто.
- И чего же вы хотите, - удивленный алхимик не понимал, к чему клонит незнакомец.
- Пока ничего. Пока… - мужчина внимательно разглядывал хозяина дома, под его изучающим взглядом было крайне неуютно, казалось, так себя чувствуют насекомые в руках исследователя, если они, конечно, могут это чувствовать.
- Я задам вам один вопрос, - тишину снова прервал негромкий голос гостя. – Не торопитесь отвечать, у вас будет время подумать, я не люблю поспешности. Чего вы хотите добиться?
- Я…, - начал алхимик, прочищая высохшее горло, сделавшее голос неожиданно хриплым.
- Не торопитесь, - прервал незнакомец. – Подумайте. Что для вас вершина ваших изысканий? Дальше какой точки вы не рискнули бы пойти? Что для вас высочайшее достижение? Зелье? Открытие? Это лишь один вопрос, но в нем так много…
- Я… - Авентин задумался, мысли судорожно мелькали в полном беспорядке, он многого хотел, но что могло бы стать самым большим из его желаний?
- Не торопитесь, я вернусь завтра… - мужчина встал. – Я вернусь за ответом.
- Как вас зовут? – выкрикнул вслед алхимик, но в ответ была лишь тишина.
День прошел незаметно. Авентин Целитель в первый раз не знал покоя: дела не ладились, ничего не шло в голову. Вопросов было настолько больше, чем ответов, что ученому казалось, что он сходит с ума. Наступил вечер. Минуты тянулись долго, наконец в дверь постучали. Алхимик только собрался открыть, но вчерашний незнакомец вошел сам, показав, что стук – пустая формальность. Неизвестно, как шел их разговор, каждый, кто рассказывает эту историю передает его по-разному, но един ответ ученого:
- Бессмертие. Я хочу открыть секрет бессмертия, налить его в колбу и закупорить крышкой или записать на бумаге.
- А выше этого? – спросил гость.
- Выше не позволят мои возможности, - хмыкнул алхимик. – Я не верю в сказки сударь, я лишь человек, мой ум не продлит моих лет, а их не хватит на такую смелую мечту.
- А если… - на губах незнакомца впервые появилось подобие улыбки. – Представьте себе, что вы его получили, бессмертие. Что вам не пришлось тратить на него годы. Вот вы молоды и смерть вам не грозит, что дальше? Вы остановитесь? Выше секрета бессмертия есть что-то в вашей науке?
- Если… - ученый сам не замечая волновался, - Если бы так… Я бы обошел весь мир… Открыл бы все его законы… Сколько можно создать… Поколениям не снилось того, что может сделать один человек за долгий срок… Сам свет и звук можно было бы сделать подвластными… Это… - он осекся, - но это невозможно.
- Отнюдь, - покачал головой гость.
Мужчина наконец раскрыл алхимику свою сущность. Незнакомец был вампиром. Он все же ответил на вопрос об имени, сказав «Можете звать меня Этьен», так и не объяснив, настоящее ли это имя или лишь для формальности. Он приходил день за днем, точнее, ночь за ночью: Этьен всегда являлся в темное время суток. Он стремился узнать об Авентине все, каждую деталь, но и сам рассказывал многое. Раз за разом он все больше открывал для ученого и глаза того горели неподдельным желанием оставить жизнь ради бессмертия. Этьен казался отстраненным, холодным, но тем не менее внимательным и чутким наставником. Уже спустя несколько встреч алхимик видел в нем небожителя, а вампир продолжал являться и рассказывать о привилегиях бессмертных. Он хотел получить птенца, который будет служить ему по доброй воле. Да, можно было принудить его к чему угодно, но способности ученого были слишком ценны, чтобы воспользоваться им, как остальными смертными. Намного большее можно было получить, потратив немного времени на «воспитание» будущего птенца. А что время? Это мельчайшая цена.
Этьен не скрывал негативные стороны, но подавал их так, что Авентин думал: «Какая мелочь! Разве бессмертие стоит не большего?» Так что ученый знал и о том, что будет больно, и о том, что кровь станет необходимостью, но уже был уверен, что это привилегия. Те, кто стоит настолько выше, имеют право. Он знал о подчинении отцу, но он уже был готов выполнить любой приказ такого удивительного человека, то есть не человека. Знал о то, что не продолжит род, но и не хотел этого. В общем и целом, алхимик считал встречу с Этьеном величайшим даром.
Спустя больше месяца с их первой встречи Этьен велел ученому собрать вещи. Он не хотел обращать его в убогой лачуге, где сначала вся деревня будет слышать крики, а потом явится с кольями и факелами. Чего не ожидал Авентин, так это того, что его покровитель явится следующим днем. Вампир был в длинном плаще, но ничуть не выглядел испытывающим неудобства, хотя ученый догадывался, что это не так, а от того все больше восхищался будущим отцом. Человеку всегда важно думать, что он что-то значит для кого-то важного для него. Авентин наивно полагал, что Этьен заботится и думает о нем.
За селом их ждала богатая повозка, в которой им пришлось провести чуть ли не больше суток. Этьен привел алхимика в башню, похожую на те, что порой возводят себе маги. Там Авентину была выделена комната, где он готовился к переходу в новую жизнь. Естественно, никакой подготовки было не нужно, но человеческая слабость придавать огромное значение серьезным событиям была не чужда ученому, так что у него было время на то, чтобы закончить записи, переодеться в лучшую одежду и всяческим образом «приготовиться».
Обращение и вправду было длительным и мучительным, а несколько следующих лет об Авентине Целителе никто не слышал. Людская память быстро стирает тех, кто исчезает с глаз, кто-то придумывал небылицы, кто-то говорил, что ученый вновь отправился путешествовать, кто-то предполагал, что того нет в живых, но скоро разговоры стихли. А алхимик, постепенно освоившийся с новой жизнью под приглядом отца, вернулся к своим экспериментам. Теперь все казалось иным: основательность и тщательность каждого изыскания не были больше тратой времени, его было безгранично много.
Зная, что Этьен будет доволен новыми открытиями, Авентин старался, как мог. Неизвестно, сколько необыкновенного создал он, будучи частью Клана. Но время шло, и морок обожания постепенно рассеялся. Теперь ученый видел вампирскую жизнь без прикрас, чужую и свою. Постепенно он обрел возможность скрывать свои мысли от Этьена, но вел себя по-прежнему, не вызывая беспокойства отца. Однако ученого тяготила так называемая вечная жизнь. Что к нему не пришло со временем после обращения, так это безразличие к жертвам. Он привык помогать людям, а теперь целитель стал убийцей. Он знал, что это лишь пища, но раз за разом к нему возвращалось его человеческое «я», не желающее причинять другим страдания. Кроме того, бессмертие без жизни казалось ему все более убогим. То, что раньше выглядело прекрасной возможностью, оказалось лишь подобием его мечты, заменой, блестящей болванкой. Это было не бессмертие, это была нежизнь. Авентин видел разницу в этих понятиях.
Сложно сказать, сколько времени Авентин жил под присмотром отца, но спустя пол сотни, а может и сотню лет, он ушел. С одной стороны это было неприятно Этьену, но с другой, он понимал, что скорее всего блудный птенец вернется, в конце концов впереди вечность, а любое его открытие будет принадлежать клану. К тому же, Авентин достаточно хорошо усвоил «правила поведения», так что переживать было не о чем.
Алхимик же теперь путешествовал с другой целью. Он не просто так ставил свои эксперименты, он хотел найти секрет жизни. Он хотел вернуть ее в собственное тело. Более того, ученый мечтал сохранить при этом вампирские способности. Встречавшиеся ему люди получали помощь, как в старые времена, правда, порой умирали, но это уже не казалось таким уж злом, ведь он стремился исправить ситуацию…
Отстроив себе хороший дом в родной когда-то Лавидии ближе к Приграничью возле Лавидийских озер, Авентин занимался своими исследованиями. Жизнь немного усложняла необходимость охотиться, но и это стало частью его «служения науке». Он исследовал кровь и то, как отличается вампирская от человеческой, соответственно, ему нужна была и та и другая. Говорят, он даже завел пару птенцов, которые скоро были пущены на эксперименты. И вот необходимая формула была достигнута. Никому не известно как, но бывший Авентин Целитель создал лекарство от вампиризма. Он считал это важнейшим открытием, был уверен, что многие захотят исцелиться подобно ему.
Приняв снадобье, ученый впал в мучительное забытье на несколько дней. Чтобы запустить в теле процессы, которые остановила смерть, нужно было не только много времени, но и много сил. Он очнулся измученным и истощенным, но живым. Благодаря подготовке, Авентину еще долго не пришлось покидать свой дом, поэтому он постепенно окреп, а потом вернулся к работе. Вдохновленный успехом, он верил, что теперь так многим сможет помочь.
Спустя два-три месяца после того, как Авентин «вернулся в мир» после недель, ушедших на восстановление, в дом постучали. Умудренный годами, алхимик всегда теперь узнавал, кто за порогом. Это был Этьен. Да, ученый знал, что без приглашения тот не войдет, но не пригласить отца, наставника он не мог. К тому же, в душе бывшего птенца теплилась надежда, что и его учитель захочет исцелиться. Он рассказал все, каждую каплю, вдохновенно объясняя, какое счастье снова быть живым. Этьен оставался холоден, словно лед.
- Я преподнес тебе ценнейший из подарков, - наконец сказал он. – Я позволил тебе стать частью Клана. Я отпустил тебя, когда ты того пожелал. А ты отверг все это. Ты провинился, птенец, а провинившихся детей наказывают…
Дом Авентина сгорел дотла. Говорят, кто-то из слуг смог спастись, но едва ли это правда. В тот год случилось половодье, и все остатки углей унесло водой. Говорят, унесло и металлический короб, где хранилось лекарство. Да только было ли оно? Есть мнения, что вампир-алхимик просто сошел с ума. Но какое-то время находились люди, искавшие обрывки записей Авентина Целителя, его вещи, что-нибудь еще. Правда, о находках ничего не известно. А с течением времени события тех лет стерлись из людской памяти, обратив остатки воспоминаний в легенду.
О темных тропах:
Это одна из легенд об искателях сокровищ и путешественниках. Такие частенько можно услышать в тавернах, и едва ли много правды лежит в основе таких историй.
Рассказывают эту легенду в основном по деревням Лавидии, скорее всего, там она и родилась.
Жила в одной из местных деревень девушка, Яской ее звали, а полное имя уж и позабылось всем. Хорошая девчонка была, Единому служила, а дело то давно было, еще не все о Нем знали. А ей Сила свыше, говорят, дана была. Церковка в той деревне маленькая была, но Яска туда с детства ходила, а как подросла, служить там стала. Добрая была, всем помогала, бывало, говорят, ни гроша не возьмет в благодарность. Хворых лечила, за убогими ходила, старикам по хозяйству часто помогала, когда успевала.
Однажды на постоялый двор забрел мужчина. Хозяева ему только двери отворили, а он за порог к ним и упал. Совсем молодой парень, а одежка все в крови. В деревне лекарь был, но он только руками развел: что ж тут сделаешь, когда он уже на пороге смерти… Пошли к храму, надо же человека проводить к Создателю по-людски. А Яска, придя в дом, только руками всплеснула:
- Куда ж ему умирать, он и пожить еще не успел, - говорит.
Так и осталась при нем. И ведь выходила. Парень то и не дышал уже почти, а она день и ночь рядом сидела, молилась все да травы все давала, что лекарь оставил.
Дней семь в забытьи пролежал незнакомец, а потом очнулся, поправляться стал. Назвался Сирилом, а как полегче ему стало, начал истории диковинные рассказывать. Про края разные, про зверей и существ разных, про замки и богатства несбыточные. Яска слушала с широко раскрытыми глазами, представляя далекие земли, о каких раньше и не слышала.
Скоро Сирил окончательно поправился, но к тайной радости Яски остался в деревне. Она ходила счастливая, со светящимися глазами. Служение девушка тоже не забросила, наоборот, горячими молитвами благодарила Единого за встречу с Сирилом и за его исцеление. Парень тоже проявлял к ней интерес. Да и не мудрено, девчонкой Яска была красивой, а тут еще и Силой наделена. Их встречи становились все чаще. Сирил стал появляться в церкви, а служительница оказываться неподалеку от мест, где он работал. За постой парень платил в основном собственным трудом, помощью по хозяйству, но с него многого и не просили, уж почти своим стал после такого чудесного выздоровления. Да и умел он не много, говорят, не то воином он был хорошим, не то колдовать умел, но второе вероятнее, так как не шибко сильным его представляешь.
Своих чувств молодые люди уже не скрывали, так что в деревне собирались гулять свадьбу. Но однажды Сирил рассказал возлюбленной, что отправляется в путешествие, которое и затевал изначально до того как… Он так и не рассказал, что с ним случилось, но люди подозревали, что он не просто подрался с каким-то зверем, а встретился с сильным противником, да еще и словил проклятие, от которого его и излечила сила Единого.
Шел он, оказывается, за сокровищами, которые обеспечили бы безбедную жизнь кому угодно. Яска была расстроена и испугана предстоящей разлукой. Она поняла, что будет не в силах ждать и молиться, не зная, что с человеком, без которого она уже не мыслит жизни. Девушка заявила, что пойдет с ним и не принимала никаких возражений. Она верила, что сила Единого защитит их.
Так что отправились в путь они вместе. Пока карта, что была у Сирила, вела их по дороге, все было просто замечательно, но вскоре пришлось свернуть в Темный лес. Вот тогда то и начались неприятности. Во-первых, путникам стало намного труднее идти, да и света становилось все меньше, чем дальше они шли узкой тропинкой, которую указывала карта. Яска одними губами молилась и крепче сжимала амулет, который не снимала с тех пор, как приняла служение.
Во-вторых, чем дальше они шли, тем больше им попадалось всяких змей, а потом влюбленные и вовсе чуть не оказались вместе похороненными в болоте. Но сумели выбраться и шли дальше. Постепенно дошли до мест, где все больше попадали сухие, будто скрюченные неведомой корчей, деревья. Смолкли птицы, каждый шаг звучал гулко, а после отдавался шорохом по кустам. Здесь им встретился жуткий зверь. Разнятся рассказы о том, что это было за существо, но многие говорят, что то был вампир, обезумевший и опустившийся, бросившийся на живых быстрее молнии. Яска отлетела от сильного удара и ударилась о дерево, Сирил же успел откинуть от себя монстра, полоснув по нему кинжалом, а затем принялся за магию.
Заклятие было сплетено, но кровопийца легко увернулся и прыгнул на чародея, оставшегося беззащитным на те мгновения, что нужны были для создания чар. Выбив из руки врага кинжал, вампир повалил юношу на землю. Казалось, одно движение, и уже ничто не спасет его. Но в странном, почт горизонтальном прыжке, Яска закрыла собой возлюбленного, встревая между ним и кровопийцей. Удар, еще удар… Вампир бил рукой с длинными, словно звериными когтями, не впиваясь в горло жертвы, чьи губы шептали молитву. Яска сжимала в окровавленных руках амулет, выставляя его перед собой. Вспышка отбросила кровопийцу прочь, вынудила бежать, но ударов было нанесено слишком много. Девушка сломанной куклой лежала на земле…
Сирил поднялся на ноги. Он был почти невредим, если не считать нескольких ушибов и глубоких царапин. Подобрав кинжал, он подошел к Яске.
- Ты не можешь вылечить себя? – удивленно спросил он.
Девушка с трудом открыла глаза, ища источник родного голоса. Амулет, по-прежнему зажатый в пальцах уже безвольной руки, больше не светился тем мягким согревающим светом. Он казался лишь бессмысленным украшением.
- Единый ждет меня… - проговорили бледнеющие губы.
- Тогда прощай, - Сирил наклонился было, будто хотел подарить умирающей прощальный поцелуй, но вид темнеющего от крови платья и мертвенно-бледной кожи заставил его распрямиться.
- Не уходи, - попросила Яска. Ей было страшно. Темный лес, исчезнувшая тропа, боль, кровь и смерть, что уже звала за собой по неизведанной дороге… - Сирил…
Юноша покачал головой. Он не хотел видеть смерть девушки, что звонко смеялась и шептала ему на ухо слова любви, девушки, которая выглядела светлой и сильной, стоя на коленях в храме, которая казалась храброй, а теперь умирала, представляя лишь подобие себя. Да и если задержаться до темноты, придется разводить лагерь в этом гнилом месте, а запах крови наверняка привлечет нежелательную компанию… Маг развернулся и быстрым шагом пошел прочь, по-прежнему сжимая в руке кинжал.
- Сирил! – тихий голос нашел в себе силы сорваться на жалобный птичий вскрик. – Сирил!
Яска умерла там, лежа израненной, сжимая в руке бесполезный амулет. Говорят, ее губы до конца повторяли не молитвы Единому, а имя возлюбленного, который даже не разделил с ней последних минут угасающей жизни.
Сирил погиб в том же лесу. Сложно узнать, что его убило и куда вела его карта, бережно хранимая за пазухой. Говорят, та тропа проклята… А может, благословлена. Только ветер там иногда все еще, будто вспоминая, начинает петь, задевая тонкие ветки кустарника «Сирил… Сирил…», а птицы, что обычно молчат, жалобно вторят его завываниям. Где-то в том лесу остался призрак Яски. Она по-прежнему красива, только очень несчастна. Она так и не ушла к Единому, до последнего следуя душой за возлюбленным. И теперь она ищет его, не зная о минувшем
времени, разрываясь между обидой, родившей пылкую ненависть, и еще более сильной любовью. Может, она и найдет его там, или успокоится и встретится с ним за гранью. А может, юноша, умирая, что-то понял, и они найдут друг друга, а она наверняка простит… И только ветер и птицы будут вечно помнить тихий голос «Сирил… Сирил…»
A thing of beauty - i know - Will never fade away
Мэлодит
Влезшая по уши в дела Высших сил
Мифы и легенды
Отправлено 15 Апрель 2020 - 12:20
Баллада об Источнике Жизни
(сама легенда появилась ещё в предвоенные времена в Эльвеноре, возможно, не без реального основания, но в эту балладу её оформил Людегаст Среброструнный, а затем, немногим позже, её от себя дополнила его ученица, ныне покойная бединская бардесса Присцилла Бравади)
Музыка - http://my-files.ru/96svuy
В пору, когда был млад Эльвенор
И не был опьянён
Хмелем из крови и слёз,
Ручей, чей брат хладил скалы Мёркхейма,
Опоил невинные земли
Сладчайшей из грёз
И его настиг перворождённый лорд, мудрый Гаринэль,
И он сокрыл его в царстве теней,
С тех пор с моря на море, в сонме ложных повестей
Бродит истина, что блудная дщерь, без голоса соловей.
Века прошли, десятилетия,
И кости героев
Греют тихий исток.
Им трое стражей за дерзость ответили
И преподали жестокий,
Но последний урок.
Ведь путь к нему горазд тяжелее, чем в чертоги Ниссельшаль,
И преодолеет его только сталь,
Но тем, кто духом прочнее гранита стал,
Помогут в дороге слова безглазого мудреца.
Не верь, не верь!
Тому, чего действительно нет и не может быть,
Узри совет
От сердца и Крови своей,
И пусть зимний свет
От Амнистат скажет истинный путь,
Прими сей завет
И никогда не забудь!
Но однажды герои, чьи время нещадно скрыло имена,
Не глядя на смерть, что была суждена,
Настигли бесследных брегов у тихого ручья,
О котором когда-то старец безокий твердил правд не тая.
Не верь, не верь!
Тому, чего действительно нет и не может быть,
Узри совет
От сердца и Крови своей,
И пусть зимний свет
От Амнистат скажет истинный путь,
Прими сей завет
И никогда не забудь!
Правда это или враки, тебе не скажет даже эль,
И хочешь верь или не верь,
Но где-то за горами орков Алмириэль
Хранит свои секреты, что сотворил лорд Гаринэль
В пору, когда был молод и чист Эльвенор...
Станет старый млад! Станет хворый здрав!
И возродится из праха даже мертвец!
Кто хитёр и смел, кто рискнуть посмел,
Того ждёт награда, достойная храбреца!
Станет старый млад! Станет хворый здрав!
И возродится из праха даже мертвец!
Кто хитёр и смел, кто рискнуть посмел,
Того ждёт награда, достойная храбреца!
В пору, когда был разорён Эльвенор,
Когда жадная тьма Пустоты
Ждёт под мёртвой стеной,
Источник забылся в тумане,
В старом пепле обмана,
Будто не было и его.
Но где-то непременно за вратами разбитого Алмириэля
Журчит живой молчаливый исток,
Он ждёт стука шагов, что весна птичьей трели,
Он дождётся, и хвалебную песнь о нашедшем бард запоёт.
Кто хитёр и смел, кто дерзнуть посмел,
Того ждёт награда, достойная храбреца!
Хладный огонь - твой брат, но живая вода - вдова,
Пусть путеводными будут эти слова!
A thing of beauty - i know - Will never fade away
Мэлодит
Влезшая по уши в дела Высших сил
Мифы и легенды
Отправлено 15 Апрель 2020 - 12:23
Обращение Мустафы аль Гюлима:
Зарывшись в поломанный камыш, в берег уткнулись деревянные плоты. В воде возле берега качаются истыканные стрелами трупы людей и лошадей. На топком берегу реки упрямо стоит разорванная линия копьеносцев, теснимая сразу с двух сторон. Повсюду множество убитых. В тех местах, где сеча была особенно зла, павшие лежат так густо, что между ними не видно земли. Конники, в горящих медью шлемах и лакированной кожаной броне, налетают на ощетинившийся копьями пеший строй, яростно рубя врагов топориками на длинных рукоятках и, с помощью арканов, выхватывают отдельных воинов из общего строя. Другие всадники, одетые в серебристые кольчуги и чешую, вертятся вне досягаемости длинных копий и густо закидывают пехоту стрелами, метая их прямо с сёдел.
Внезапно серебристые всадники разлетаются в стороны, уходя от накатывающего на них со стороны пустыни сокрушающего чёрно-золотого вала, тяжёлой кавалерии. Как сошедший с гор паводок эти воины сметают всех, кто оказывается на пути, безжалостно затаптывая упавших. Вал докатывает до реки, отбрасывает оказавшихся на острие удара врагов прямо на копья пехоты и останавливается. Так вязнет топор дровосека, зажатый со всех сторон древесным стволом, только дерево не пытается целенаправленно сломать топорище, ударяя по нему в ответ. Боевые порядки стали перемешиваться, превращая сражение в схватку небольших отрядов и даже в поединки отдельных воинов.
Митр увидел как сквозь мятущийся хаос битвы прорывается одинокий медно-чёрный всадник. Щит на его левой руке покрывало множество вмятин и зарубов, словно тот побывал в камнедробилке. Венчавший голову медный шлем украшен красными перьями, вызывающе торчащими по бокам шишака как заячьи уши - надрублен и забрызган чужой кровью. Кровь блестит алым багрянцем на вытянутом наконечнике копья в руке воителя. За медно-чёрным всадником нет никого, но его это как будто не смущает. Митр слышит как тот смеётся сквозь закрывающую лицо маску, радуясь количеству врагов.
Наперерез храбрецу устремляется несколько конников, среди которых светловолосый стрелок в буром от пыли плаще. На скаку вскидывая лук, алялат посылает стрелу прямо в злобный зубастый лик, вычеканенный на маске всадника, но тот отбивает её кромкой щита. Стрелок уходит в сторону — медно-чёрному его теперь не достать, но тот успевает дотянуться до лошади алялата. Резким уколом он всаживает наконечник копья в её круп и тут же выдёргивает оружие обратно, одновременно отклоняясь в седле, пропуская мимо себя вытянутый наконечник чужого копья. Кони проносят врагов мимо друг друга, едва не цепляясь стременами. Копьё в руках медно-чёрного стремительно перехватывается за середину. Он вращает длинным, окованным полосами меди, древком так легко, словно в его руках лёгкая тростинка. Эта тростинка ударяет "бедняком" противовеса в лоб третьего врага, а наконечником вонзается в спину промахнувшегося всадника. Используя его как рычаг, медно-черный выдёргивает вопящего врага из седла.
Всё занимает меньше минуты, в течение которых гюлимин успевает скинуть с копья труп и добить придавленного лошадью лучника. Это действует гипнотически на остальных его врагов, что они даже невольно притормаживают. Никто не желает первым набрасываться на богатыря. Короткое замешательство нарушает другой наездник, выскакивающий на пустое пространство с противоположной стороны. Одного взгляда кинутого на него достаточно чтобы понять — это не простой воин. На голове его, округлый открытый шлем с позолоченным поперечным гребнем, тело облачено в сверкающую на солнце чешую и серебристую кольчугу. Такой же кольчугой укрыт конь - быстрый и порывистый, как взмывший в небеса сокол. Враги замечают друг друга почти одновременно, тут же разворачивая коней на встречу друг другу. Медно-черный мчится к серебристому на встречу, низко приникая к лошадиной гриве. Серебристый летит во весь опор, копьё его нацеливается точно в щит противника. В прищуренных изумрудных глазах играет солнечный свет, отражённый от круглого щита, на котором, по совпадению, тоже изображено Солнце.
Страшный лязг и грохот их столкновения потонул в шуме кипящей вокруг них битвы. Кони взвились на дыбы, но тут же скакнули в разные стороны, разнося своих седоков прочь. Проскакав несколько десятков метров, воины развернулись, помчались друг на друга опять, сойдясь с оглушительным лязгающим грохотом - никто не смог взять верх над другим. Разъехавшись всадники некоторое время просто кружили по небольшому пятачку, обмениваясь быстрыми резкими выпадами. Казалось, они полностью поглощены друг другом и не замечают, что битва вокруг них вдруг затихла, а обе враждующий стороны затаив дыхание, наблюдают за их противоборством. И ни в одну бедовую голову не забрела крамольная мысль вмешаться в него — каждый верил, что его вождь не сокрушим!
Гюлимин отбросил копьё, схватившись за висящую у седла булаву. Алялат успел подставить древко копья, с треском переломившееся под ударом, но погасившее его силу. Серебристый тут же атаковал обломком в ответ, чиркнув наконечником по шлему с ужасной маской. Полетела искра, оставляя на красной полусфере новую глубокую царапину. Противники обменялись ещё одной серией ударов. Настроение бойцов передалось их коням. Скакуны яростно ржали, напирая на соперника грудью. Вдруг конь алялата явил свою истинную натуру: оскалив совсем не лошадиные зубы он схватил гнедого жеребца гюлимина за шею. Укушенный конёк отшатнулся, вставая на дыбы и начиная месить передними копытами воздух. Человеку пришлось приложить некоторые усилия, чтобы усмирить его. Алялат не атаковал, настороженно проверяя в это время целостность своей руки под щитом, на который пришёлся последний удар булавы. Человек тоже медлил. Он заинтриговано сопел под маской, объезжая своего противника по дуге, заставляя его зеркально повторять свой манёвр. Потом он остановился, поднял личину шлема, открывая своё суровое сухое лицо с хищным крючковатым носом.
— А ты хорош! — бросил он, с одобрительной усмешкой на тонких губах. — Как твоё имя, алялат?
Серебряный витязь так же остановил коня. Не спеша сменить сломанное копье на висящий у пояса меч, он непринуждённо поигрывал его обломком.
— Ты немой? — не дождался ответа человек. — Или ты стыдишься его назвать?
— Моё имя Торнэль ан-лорд Киритан. — Нехотя представился алялат. — Твои соплеменники зовут меня Кирит-Мирза.
— Почему ты сражаешься против меня, алялат?! Эта война дело Мааритского царства и вам, остроухим, незачем было в неё влезать! Я запомню то, как вы помогали узурпаторам и после того как государь вернётся на трон, я приду в твой Аль-Амаль! Я предам огню его дворцы и храмы, разрушу стены и вырублю рощи. А всех жителей распну на крестах во всей дороге от Аль-Амаля до врат Амбазиля!
Человек замолчал, ожидая реакции на свои слова, но не дождался их.
Остроухий алялат всё так же вращал в пальцах укоротившееся вдвое копьё. Слева – направо, справа – налево… обломок мелькает в воздухе как крылья ветряной мельницы.
— Что же ты опять молчишь?! — удивился его противник. — Почему не читаешь те полные угроз высокопарные речи, которые так любят ваши цари? Или у тебя от страха язык прирос к горлу?!
— Ты говоришь слишком много.
— Тогда закончим с этим. Сейчас я тебя убью и сделаю чашу из твоего черепа! — медно-чёрный всадник крутанул в воздухе булавой. — Но сначала… я попробую, какова на вкус твоя кровь!
Выкрикивая последнюю фразу, гюлимин вонзил шпоры коню в бока, заставляя того с места совершить могучий скачок, застав противника врасплох. В одно мгновение человек оказался с правой стороны алялата, взмахнул булавой, готовясь опустить её точно на маковку противника. Кирит-Мирза не успевал развернуться, чтоб принять булаву на щит и не смог бы остановить её снова подставляя под удар остатки копья. Он даже не пытался сделать ничего из вышеприведённого.
Вместо этого он сам дал шпоры коню, заставив его с места совершить прыжок, одновременно нанеся точный жалящий удар в изрубленный щит противника, которым тот пытался закрыть свою грудь. Тонкий иглообразный наконечник угодил точно пробоину. Пройдя сквозь медь как нож сквозь масло, он вонзился в грудь человека на длину указательного пальца. Обрушившаяся, после этого, на шлем Кирит-Мирзы булава, скользнула по округлой полусфере шлема, с лязгом срываясь на его левый наплечник, вминая железо и ломая плечевой сустав. Щит выскользнул из разжавшихся пальцев, однако для исхода поединка это уже не имело никакого значения — его противник валялся на песке, пришпиленный копьём как жук булавкой.
Из рядов гюлиминов вылетело несколько десятков всадников, запоздало бросившихся к месту схватки. С противоположной стороны множество людей и алялатов устремились на защиту к своему военачальнику. Закрыв его щитами, они начали отступать к своим рядам, но враги их не преследовали. Они взвалили в седло поверженного всадника и быстро-быстро устремились к своим рядам, по которым, опережая спасателей, уже летел панический выкрик:
— Шалах Гюлим — убит!
* * * *
«Не убит». — Мысленно поправил их Митр, наблюдавший за всем действом со стороны.
Десяток прочитанных им трактатов о битве на Радканумахе в один голос заявляли, что Гюлима уносили с поля боя живым. Он пришёл в себя через несколько минут после ранения и даже пытался встать, но не смог. В итоге слуги положили его на скрещенные копья как на носилки и высоко подняли над головой, пытаясь продемонстрировать дрогнувшему воинству, что он жив. Не помогло. Битва была проиграна. Войско мятежного полководца прекратило существование, а Гюлим, с небольшой кучкой сторонников бежал в пустыню.
* * * *
Как это часто бывает, ас'Саир не успел заметить, когда одно сновидение сменило другое. Просто внезапно обнаружил, что уже длительное время перед ним не усеянный телами берег реки, а оранжевые пески, он едет верхом на верблюде, перед ним широкая спина всадника в буро-жёлтом плаще разведчика. Всадник был не очень высок, но зрительно увеличивал свой рост за счет острой пики на макушке плоского как блюдце шлема, с которого на плечи ниспадала, полностью закрывая шею, кольчужная бармица. Время от времени наездник подгонял своего горбатого скакуна гибкой хворостиной из виноградной лозы.
Путь их лежал к небольшому лагерю, укрытому между двумя грядами дюн. Горело несколько чахлых костров, жалобно ревели животные, под наскоро растянутыми на копьях навесами лежали грязные люди в пропитанных кровью повязках. Даже не понять — живы они или уже умерли. Ясно было только то, что все они воины, побывавшие в крупном сражении и, судя по унылой обречённости на лицах немногих, кто ещё держался на ногах, сражение закончилось очень неудачно.
Всадник проезжает мимо, даже не удостоив солдат взглядом. Он спешивается перед единственным в лагере шатром, с навесом перед входом. В тени этого навеса, скрестив на груди мощные руки, стоит невысокий, но крепкий чернокожий мужчина. Шеи у него почти нет, волосы уложены в высокую прическу, увеличивая рост на пол-локтя, выпученные глаза красны от недосыпа, а щеки ввалились, отчего серая от пыли бородка кажется плохо приклеенным муляжом. Одежда чернокожего явно нуждалась в починке и особенно в стирке.
На подъехавшего всадника крепыш уставился с немым волнением.
— Аншал занят, на дороге в Маруху стоят алялаты. — Отрывисто заговорил всадник, с трудом разлепляя слипшиеся от жажды губы. — Их разъезды рыскают по пустыне как стаи диких собак.
Переведя дух, он демонстративно посмотрел мимо чернокожего обратив свой взгляд на вход в шатёр.
— Как он?
— Ещё жив. — Ответил собеседник, кривя в непонятной гримасе толстые губы. — Но вряд ли доживёт до ночи. Лекари говорят, что у его сердца застряло железо…
В подтверждение его слов, из-за скрывающего вход полога раздался приглушённый стон.
— Э… то… ты, Мах… харба… ал?! …Ай… и! — Голос Гюлима звучал с необычным присвистом и отдышкой, как будто тому не хватало воздуха, но даже в таком состоянии в нём слышались звенящие стальные нотки.
Скорее догадавшись чем поняв сказанное, мужчина с готовностью спешился, спрыгивая на песок с добрых двух метров верблюжьего роста. Чернокожий крепыш сделал шаг в сторону, освобождая дорогу. Солнечный луч, пробившийся сквозь раздвинутый полог, на краткий миг озарил скупое убранство шатра, выхватив из полумрака грубое ложе в дальней от входа части, на котором лежал человек. В воздухе висел душный смрад свернувшейся крови, целебных благовоний и макового зелья. На полу перед кроватью валялась железная чаша с остатками какого-то питья, видимо выбитая Гюлимом из рук лекаря.
Через секунду полог с шелестом опустился за спиной Махарбала, отрубая свет солнца. Теперь шатер освещала единственная свеча, горевшая у изголовья умирающего. Почувствовав присутствие Маххарбала, он попытался приподнять голову, но быстро обессилел и уронил её обратно, стукнувшись затылком об доски.
— Ма… ар… ал…
Расценивая это как приказ подойти поближе, Маххрабал подошёл к мятежному полководцу. С каждым шагом ноги его делались всё более ватными, а в животе поселялся неприятный холод. Он был мужественным человеком, но вид умирающего в бессилии господина, которого привык видеть только как грозного и непобедимого льва, вызывал в его душе необъяснимый ужас. Обычно так приближаются к постели больного чумой.
— Бли… же…
Рука, бессильно уроненная на край ложа, вдруг вскинулась вверх, крепко хватая склонившегося к нему соратника за плечо. На бледном с выступающими синими жилами вен лице Гюлима появилось выражение мученического усилия. Он приподнял голову, заговорив резким свистящим шёпотом, звучащим почти на грани истерики.
— Маххар… бал! Лекари!.. Они лгут… мне. Все лгут!
— Господин?
— Они хотят моей… смерти… про… лятые целители! Говорят, что… не могут… но я знаю, что могут! Я знаю… — хватка сжимающая плечо Маххарбала ослабла. Кажется, Мустафа растратил весь свой остаток сил и теперь царапал пальцами звенья кольчуги, пытаясь снова сжать пальцы. — Знаю получше… них… Отруби им головы, Маххарбал! Принеси мне их кровь!.. Кровь — это жизнь! Я не могу сейчас умереть… нельзя… Мы победим… а потом посмотрим… посмотрим, как кор… чатся на кольях… наши враги…
* * * *
Гнетущий полумрак шатра разметался. Митр даже не удивился, когда это произошло — во сне и не такое бывает. Не удивился он и чёрной грозовой туче внезапно собравшейся над головой, хотя такое в пустыне более чем редкость. Резкие порывы ветра, налетали со всех сторон, бросая в лицо пригоршни песка.
В сторону пустыни торопливо уходила длинная вереница всадников, оставляя после себя пустой лагерь. Песчаная позёмка с шелестом струилась между рядами неподвижных тел, по-прежнему лежащих под навесом. Песок запорашивал их остекленевшие глаза и бледные лица. Ещё несколько покойников, совсем свежих валялось между чадящими кострищами.
— Господин! Я не смог их остановить! — перед низкорослым крепышом на коленях стоит человек в чёрных одеждах. Попытка встать на пути беглецов закончилась для него ударом по голове — чёрные курчавые волосы испачканы кровью.
Негр с неприязнью кривит губы, однако сам в погоню мудро не спешит, не желая поучать по голове. Вместо этого он небрежным пинком отбрасывает от себя провинившегося. Митр мельком увидел смуглое лицо с низким лбом, колоссальной ширины носом и выступающей нижней челюстью, с двумя волосяными отростками под подбородком, похожими на жвалы насекомого.
— Пусть бегут! — раздался рядом полный мрачной решимости голос Маххарбала. — Да пожрут демоны пустыни души этих трусов!
Соратник Гюлима стоял у входа в шатёр, сам мрачнее грозовой тучи.
— Шалах — умер. — Сказал он и отвернулся, тыльной стороной ладони растирая по лицу пыль.
Царевич готов был поклясться, что видит на смуглых щеках воителя влажные дорожки слёз.
Слуга с забавной бородкой пораженно открыл рот в который моментом нанесло столько песка, что он поперхнулся и надсадно закашлялся. Низкорослый бедин скорбно склонил голову, отдавая свою дань печальному моменту. Впрочем, горестный вид он держал не долго, его очень заботила разразившаяся посреди ясного неба буря. Вскинув голову, он что-то быстро заговорил. Усиливающийся ветер относил и заглушал его слова и как ас’Саир не прислушивался, но улавливал лишь обрывки фраз, из которых мало что мог понять. Несколько раз с языка чернокожего слетало непонятное слово «элвинатар» сопровождаемое красноречивым указанием в сторону Востока. Маххрабал, судя по кислой физиономии, был с «элвинатаром» не согласен. Покачав головой, он что-то требовательно произнёс, упомянув в конце имя Гюлим. Слуга, как и положено слуге, молчал, украдкой сплёвывая остатки песка во рту.
Сверкнула молния, озарив окружающую их пустыню. За ней, в небе над шатром искривилась вторая и третья, расправив в стороны кривые отростки, похожие на щупальца морского чудовища. Одно из них прошло совсем близко над куполом шатра. Резкий порыв ветра принёс с собой вонь горелого шёлка, блеснули язычки неестественно зеленоватого огня, впрочем, сразу же погасшие. Однако этого хватило чтобы испуганный Маххарбал очертя голову бросился к шатру. Видимо побежал спасать тело своего господина. С небольшим опозданием за ним поспешил слуга с разбитой головой. Последним, как бы нехотя, последовал чернокожий воитель.
Единственным кто замешкался был Митр. Он стоял и смотрел, как людские фигурки одна за другой скрываются в шатре, чувствуя, как в душе с каждой секундой нарастает странная и необъяснимая тревога. Как будто сейчас должно произойти что-то нехорошее. Похожее чувство он испытывал на пороге сокровищницы в Аль-Амале, когда весь его отряд попал под действие древнего проклятия. Хотелось уйти. Проснуться. Но в то же время держало чувство, что всё это не просто так, поэтому, собравшись с духом, царевич решительно зашагал к перекошенному шатру. Он обязательно должен досмотреть до конца всё, что произойдёт, хотя и сам прекрасно знал, что случится с Гюлимом и какая судьба постигнет зашедших к нему соратников. В конце концов, нынешняя сущность Мустафы Шалаха уже не была для него секретом.
То ли туча, закрывшая небо начала развеиваться и последние лучи заходящего светила слегка развеяли темноту, то ли это была очередная причуда сна, но внутреннее пространство шатра всё было заполнено серым разряженным сумраком.
Первым, кого Митр увидел по входу в шатёр, был Гюлим, смерть которого совсем недавно оплакивали его сподвижники. Облачённый в одну исподнюю рубаху, мятежный полководец стоял спиной к выходу и, запрокинув голову, рассматривал тёмно-лазурное небо, проглядывающее сквозь рваную дыру в куполе. Стоял на своих ногах, хотя и не совсем уверенно. Его заметно пошатывало, как только что вышедшего из духана пьяницу.
Троица самых верных была здесь же. Один валялся на полу, прямо под ногами Гюлима. Грудь его тяжело рывками вздымалась, а рубаха на груди вся была чёрной от пролившейся на неё крови. Чуть поодаль, прислонившись плечом к походному сундуку, лежал слуга. Он судорожно сжимал руками свою шею, пытаясь остановить кровь, тёмные струйки которой просачивались у него из-под ладони и между пальцами. Похожее на сломанную куклу тело Маххарбала, переброшено поперёк пустого ложа, бессильно раскидав руки и запрокинув голову.
Неожиданно внимание ас’Саира привлёк к себе Гюлим, сделав глубокий судорожный вдох. Полководец свергнутого царя приблизил к лицу свои крепкие жилистые руки, с синими прожилками вен, внимательно их рассматривая.
— Я не умер. — Хрипло произнёс он и медленно обернулся.
Митр увидел его бледное костистое лицо, в которое будто плеснули вином, залив перетянутую повязкой широкую грудь и перепачкав хищный подбородок. Красные глаза хафаша блуждали по сторонам так, словно только впервые увидели реальный мир, но потом их взгляд чётко навёлся на ас’Саира.
— Тихо… — прохрипел Гюлим. — Почему так тихо?
В первое мгновение Митру показалось, что вопрос задан непосредственно ему и от этой мысли у него просто перехватило дыхание. Но восставший из мёртвых смотрел куда-то сквозь ас’Саира и вопрос его был риторическим. То есть обращённый ко всему Мирозданию в целом.
Несколько секунд Гюлим усиленно прислушивался, пытаясь сквозь завывание ветра снаружи уловить звуки, всегда сопровождавшие любой военный лагерь. Даже если его обитатели прячутся по палаткам, в нём всегда можно услышать ржание коней, неутомимый перестук молотка или равномерный грохот точила в походной кузне.
— Где войско?!
Как и в прошлый раз, Мироздание до ответа не снизошло, а разбросанные по шатру случайные жертвы были в состоянии только жалобно хрипеть и булькать. Впрочем, до ответа хафаш прекрасно дошёл сам без подсказок. На бледной физиономии возникла гримаса, выражавшая короткую внутреннюю борьбу и быстрое примирение со свершившимся фактом.
Он побеждён и всеми покинут. Ну… почти всеми.
Полухрип-полувдох одной из умирающих жертв кровопийцы привлёк его внимание. Митр не стал бы в этом клясться, но на секунду ему показалось, что в глазах хафаша промелькнуло что-то вроде вины.
Что произошло потом стало для Митра полной неожиданностью. Сначала из-под верхней губы хафаша выползли два тонких острых клыка. Засучив рукав белой рубахи, он прильнул губами к своей руке, быстро прокусывая вены на запястье. Далее он присел на одно колено перед первой из жертв, которой оказался невысокий негр. Действуя двумя пальцами как щипцами, Гюлим раздвинул пухлые губы негра, поднёс к его лицу руку с прокушенным запястьем.
— Ни один долг не останется без возврата. — Объявил он, щедро вливая в приоткрытый рот тонкую струйку собственной крови.
Закончив с одним, он перешёл к лежащему у сундука человеку. Его он заставил открыть рот, просто надавив на щёки.
— Кровь я отдам за кровь…
По щеке слуги потекли тёмно-красные ручейки, он закашлялся, давясь подношением и завалился на бок. В это же время зашевелился чернокожий, успевший хлебнуть даров хафаша первым. Кажется, ему с них стало совсем худо. Со смесью жалости и отвращения Митр наблюдал как тело бедина корчит и ломает в страшных судорогах. Он надсадно закричал, колотя крепким кулаком по песчаному полу шатра, а Гюлим уже склонился над валяющимся поперёк кровати Маххарбалом.
— …Бессмертие же, я подарю вам за Верность!
A thing of beauty - i know - Will never fade away
Мэлодит
Влезшая по уши в дела Высших сил
Мифы и легенды
Отправлено 15 Апрель 2020 - 12:27
Легенда о двух лицах Амнистат
Есть у тавантов сказ, что имеет Амнистат два лика - девы юной, путь душам усопшим освещающей, и старицы, что бродит по землям Амалирра в поисках неугасаемой скорби. Неспроста она имеет две ипостаси, неспроста и существуют они параллельно друг другу - Амнистат в один момент и стара, и млада, и жива, и мертва. Она шагает и в Мёркейме, и странствует в мире Бьющихся Сердец. В всё началось давным давно, когда Мёркхейм был тёмным и холодным краем, а Амнистат обыкновенной смертной девушкой, потерявшей возлюбленного, но поклявшейся отыскать того, во что бы то ни стало. Привязанность её была столь сильна, что душа её раскололась на две половины - одна осталась в мире смертных, тело её состарилось, вторая ушла на поиски в Мёркхейм, где навсегда и осталась в младом своём обличии. Но эти два лика всё равно были одним целым, и намерения Амнистат остались прежними. Неизвестно, нашла она своего возлюбленного, а если и нашла, то в мире живых или в мире мёртвых, но с тех далёких времён прошло немало зим. Юная Амнистат стала проводницей душ в их последнем пути, неся в длани своей свет звезды, названной в её честь, старица по-прежнему бродит по тропам Амалирра, и звёзды для неё недосягаемы.
Случалось, что скорбь душой овладевала смертных,
И, обращаясь в невидимую глазу его цепь,
Оковами губила душу из Мёркхейма,
По чью тропою выплакана цель.
Отрывок из старой тавантинской легенды о Деве и Старице
Да, действительно, в Амалирре немало живых, чья скорбь постепенно утягивает их за теми, по кому смертный скорбеет. Амнистат видит страдающие сердца и, желая помочь, обращается в юном обличии к душе, по которой скорбят, спрашивая, не желает ли она отдать что-то близкому, что остался в мире живых. Усопшие обыкновенно соглашаются, отдавая Амнистат то ожерелье, то перчатку, то любимую игрушку, и дева, представая уже в обличии старицы в мире живых, встречает уже самого скорбящего, спрашивая его, сколь сильна его скорбь и желает ли он с нею расстаться. После старуха просит у скорбящего что-то, что было дорого ему, как память об усопшем (или же просто дорого в данный момент, если от почившего ничего не осталось) и говорит, что даст кое-что соразмен не менее ценное. Скорбящий может прогнать старицу, но часто бывало, что после этого он скоропостижно умирал, отправляясь в Мёркхейм и, таким образом, разрывая цепь скорби. Мог скорбящий и внять просьбе Амнистат, тогда соразмен на потерянный предмет получал он что-то от того, по кому скорбит (тогда и отошедшая в мир иной душа получит дар от горюющего по ней). Буде это обыкновенный платок, резная фигурка из дерева или ещё что-то, но имела она чудесное свойство обращать душевную боль владельца своего в светлую печаль, также разрывая цепь скорби с почившей душой.
Сказ об Ананкцулье, дочери песков Терхасет и сыне их Мерахсе
Полюбил однажды Великий Паук не смертную женщину, а полу-деву полу-гепардиху, дочь песков Терхасет. Пытался он за нею угнаться на своих восьми ногах, но та легко оставила его позади. Обратился тогда он в быстроного гепарда и почти настиг возлюбленную, но вновь та скрылась в клубах песка, оставив уставшего Ананкцулью ни с чем. Тогда вместо четырёх ног Ананкцулья оставил лишь две, обратившись в человеческого юношу. И, казалось бы, как бы он угнался за нею только на двух лишь ногах? Но Великий Паук был хитёр и знал, что делает. Едва увидев возлюбленную, взялся он за своё начало и, обратив его в копьё, швырнул его в беглянку и настиг её. Пала Терхасет, а из мёртвого чрева выбрался сын её, взрослея на глазах (никак иначе, как за счёт божественного происхождения), Мерахса. Подобрал он копьё отца своего и, когда тот потребовал его назад, отказался отдавать. День и ночь сражались сын с отцом, пока Ананкцулья, несколько утомлённый боем, не обратился к Мерахсе, - остановись, сын! Утомил меня бой, хочу я соглашения. Видишь ли ты это? - Он поднял лёгкую, сотканную будто из лунных лучей сеть, - это не просто сеть - с помощью нею можешь ты, не гоняясь за зверем, получить мясо столько, сколь в неё вместится!
Призадумался Мерахса - красиво говорил Великий Паук, а гоняться за зверями он не хотел, потому и согласился, отдав Ананкцулье копьё, а себе забрав чудесную сеть... только позже он узнал, что с помощью неё можно ловить лишь рыбу. А вокруг лишь пески да перекати-поле. А ведь не обманул, проклятый!
В некоторых источниках говорится, что после этого случая ушёл Мерахса из пустыни в море и, осев на одном из островов, стал родоначальником темнокожих тарков, что и по сей день питаются тем, что ниспошлёт им море.
Готхаур Синеголовый, что обхитрил Висмаха
Говорят, неспроста в своё время Готхаур, наречённый князем блод-урухов, имел победу за победой в морском поприще. Мол, служил он не абы кому, а самому Висмаху (хотя тут речь идёт скорее о взаимовыгодном сотрудничестве), который и заставил его доселе совершенно чёрные волосы отливать синевой морской пучины, а глаза тёмными, что небо перед штормом. Впрочем, орки то знают, что хитрый их сородич был едва ли не единственным, кто, ни разу не соврав морскому богу, тем не менее оставался верен Исае (или же старым божествам, если ведёт рассказ орк-язычник). Говорят, сколь он был хитёр, столь же был бесстрашен и жесток, что паруса он делал из эльфийской кожи, а полученные в боях корабельные дыры латал костями поверженных недругов, что в руках умелых его мастеров становились крепче любого дерева. Впрочем, ясное дело, что в исарианской версии образ его несколько смягчён.
В сабле его, именуемой Скъярхстанш, была заточена частица души Висмаха, и был тот клинок живой, питаясь кровью врагов Готхаура, ломал мечи и рубил камни. Но всему есть предел и однажды Висмах, разгневанный тем, что какой-то орк смел столько времени водить его за нос (или что там у него), проклял Готхаура - отныне лишь несчастья будут преследовать Готхаура, стоит тому выйти на сушу. Как ни странно, свою удачливость в морских боях Синеголовый не потерял (и дело было здесь скорее в опыте, несмотря на то, что обиженный Висмах то и дело посылал ему разные гадости, вроде голодного кракена, случайного гордландского судна или штиля), но стоило ему сойти на берег, как беда за бедой настигали князя, пока тот, в конце концов, не выдержав, не отдал власть своему старшему сыну, а сам ушёл в море, откуда больше никогда не вернулся. Что стало с легендарным орком, не известно и до сей поры. Некоторые поговаривают, что хитрый пират до сих пор бороздит просторы Илмэвита в поисках славного боя и богатой добычи.
Легенда о Хонуне и Данире
Впустил однажды Творец в мир свой едва созданных супругов-гномов и нарёк их Хонуном и Данирой, даровав Хонуну храбрость, с коей поспорит десяток орокских рейдеров, а Данире, и доселе мудроумием не обделённой, пару спиц и бесконечный клубок, сделанный из солнечных лучей. В добрый путь отправил обоих Творец, и пошли супруги на север, дабы основать свой род гномий. А на севере правил тогда жестокий Царь Зимы. Узнал он от шпионов своих, что идут в земли его двое, что зовут себя гномами и что желают они основать своё царство, разгневался и послал разобраться с чужаками верного воина своего, Бурана. Тем временем супруги ещё не подозревали о том, какая опасность их поджидает, но вскоре Данира увидела, как меняется погода и, недолго думая, начала вязать. Быстро связала она мужу своему бороду златую и тёплую, когда же обоих настиг буран, укутал Хонун бородой своей себя и жену свою, а Буран, три дня и три ночи пытаясь одолеть путников, всё же истаял. Пошли супруги дальше.
Разгневался Царь Зимы пуще прежнего и решил запутать гномов в лабиринтах горных пещер, но и тут путники не растерялись, с помощью клубка легко находя лучший путь. Но было это долго, и попросил Хонун жену свою связать им обоим очи, что также ясно смогли бы находить средь переплетения пещер верную дорогу. Данира просьбе мужа вняла и очи новые связала.
Совсем был вне себя Царь, и приказал льдышкам пронзить чужаков. Закрыл собой Хонун свою супругу и, израненный, пал. Кровь его, горячая от сотканной из солнца бороды, заставила камень под телом умирающего Хонуна треснуть. И села его супруга рядом, и залатала раны супруга своего камнем и солнцем, сделав его крепким и сильным, словно булыжник. Захотел выздоровевший Хонун тут же кинуться и проучить коварного Царя Зим, но попридержала его жена и соткала ему мозги.
Но стоило ей закончить, как заставил лютый холод волшебный клубок погаснуть и рассыпаться пеплом. Охнула Данира, увидев приближающегося Царя Зимы, но супруг её не растерялся и повёл её прочь, дальше в пещеры. Не стоило труда им найти дорогу, ведущую к самому земному нутру, где бурлит её горячая рыжая кровь. Несколько дней длилась погоня, но пал Царь Зимы, истаяв, обратился он в единственную, текущую и по сей день подземную реку Хортии, что носит имя Рухкаран, а Данира и Хонун жили ещё очень долго, оставив множество потомков, что и сейчас куют клинки в пламени хортийских гор, а закаляют их в крови падшего Царя Зимы.
A thing of beauty - i know - Will never fade away
Мэлодит
Влезшая по уши в дела Высших сил
Мифы и легенды
Отправлено 15 Апрель 2020 - 12:36
Церковный мясник
Что? Ты не слышал о церковном мяснике? Да как так? Это же чуть ли ни самый больной ублюдок из всех фанатиков церкви! Ну оно и понятно, давно дело было - в первые десятилетия зарождения ордена. Не слишком святоши любят эту историю, да и вообще, всё это было давно и неправда, но всего же не скроешь, верно?
Август Крафт, он же "церковный мясник" был принят в орден с распростертыми объятиями, ведь о его святости чуть ли не легенды ходили в родной деревне и округе. Откуда он? Да уж и не вспомнит никто точно. Говорят, что одного его взгляда было достаточно дабы беса изгнать из одержимого, а само демоническое отродье мог запросто голыми руками забить, а сущность нечестивую вмиг крепким словцом отправить обратно в пекло! Да чего уж тут, даже суккубу он мог затрахать вусмерть! Что-что, а очищать нашу грешную землю от скверны он умел самыми изощренными и кровавыми способами. Даже чересчур жуткими, да? На многое люди с церковью закрывали глаза, ведь толку от него было ого-го сколько, но в какой-то момент крыша Крафта совсем поехала не в ту степь. А знаешь почему? И знаешь ли откуда вся его удаль? Ах да, ты ведь совсем этой истории не знаешь, а я и запамятовал. Так вот, одержимый служению Господу, нашел "святоша" метод свой "вознесения", уже не знаю как его разум дошел до идеи такой, но сжигал он туши мертвых демонюг, а из пепла плоти, перемолотых костей вперемешку с какими-то грибами и травами порошок себе наводил. И эту дрянь как табак нюхал чуть ли не каждый день! В итоге, обдолбавшись своей "золой", становился Август воплощением ярости и неудержимой мощи, что обрушивалась на врагов Создателя. Однако, порошок этот чудной вызвал жуткое привыкание, и инквизитору требовалось его все больше и больше, а после он и вовсе начал заживо жрать всех адских созданий, коих умудрялся найти. Некоторые порой считали, что даже бесы не заслуживают такого ужаса, как встреча с "церковным мясником", уж слишком он был жесток в своем служении и безумии.
И вот тут уже и начали слухи про этого наркомана из церковной избы долетать до обывателй. Разумеется, орден это дело решил замять, но и публично объявить еретиком да сжечь Крафта они не могли, так как этим подтвердили бы молву людскую. Так что сумасброд в один момент просто исчез, а инквизиция сказала, что тот погиб при исполнении, а останки сожжены по его предсмертному желанию. Но вот люди шептались о том, что церковники его же и зарубили целой толпой, потеряв множество своих собратьев по вере, ведь Август был настоящим исполином, да ещё и под своим самопальным месивом, свойства которого так и не известны простому люду. А другие же сплетничают, что совсем безумец ошалел, да, открыв портал в геенну огненную, сиганул прямиком в неё, крушить и жрать демонское отродье прямо в их же обители.
Собсно, леший его знает куда подевался мясник, но говорят, что и по сей день имя "Август Крафт" внушает в дьявольских созданий первобытный ужас, однако инквизиция это имя не упоминает, даже стерло все записи из своих архивов, да и вообще, всё это было давно и неправда. Или же есть тут зерно истины?
Дёодэнскьрик
Средь свенов и нерцов, гордых сыновей Гордланда редко сыщешь труса, уж слишком бравые народы. Славная победа и смерть в бою - честь для любого гордландца, а даже самая малая мысль о трусости искореняется ещё в самом юном возрасте суровым воспитанием и не менее суровыми сказаниями. Например сказ о Дёодэнскьрике. За этим труднопроизносимым для иноземцев именем скрывается история, что передается из уст в уста целыми поколениями.
Ещё до падения земель севера, в деревушке одной, чье название кануло в летах, жили два охотника, чьи имена до наших дней затерялись в воздухе, а потому зовут их просто: Корк и Доль. Завелся как-то в угодьях местных медведь бешеный, что терзал без разбору как животину, так и люд честной. Ну и кому же как не этим двум умелым мужам совладать с такой тварью? Вот и пошли они на охоту, прикончить грозу лесных чащоб. Но когда дошло до дела, увидали они не простого обезумевшего зверя, а проклятую громадину, что древесный ствол одним взмахом повалить способна. И поселился в их сердцах такой ужас и страх, что доблестные северяне портки обмочили, да бросились позорно наутёк, чудом сбежав от косолапого чудища. Пошли за помощью к своим? Нет, просто сбежали прочь, даже не предупредив о том, насколько грозная проблема нависла над деревней. И в ту же ночь пришел зверь в поселение, выпотрошив каждого от мала до велика, кто там жил. А ведь если бы Доль и Корк приняли бой, могли бы и остановить они напасть, ведь воители они были лучше в своих землях. Да даже если бы нашли в себе духу признать поражение и свою слабость, да вернулись бы в деревню, то всем людом честным дали бы твари бой плечом к плечу. Но мужество их было сломлено и ценой тому десятки растерзанных друзей и близких...
И все отчаяние и гнев мертвых воплотились в сущности, что получила имя Дёодэнскьрик - он же "ужас смерти". Рогатый мертвец четырех метров ростом, местами покрытый шерстью и с длиннющими пальцами, что больше похожи на изогнутые лезвия. Его леденящий и пронзительный крик преследовали двух трусов недолго, ведь нет для этого духа никаких преград, а силы его столь непостижимы, что никто и не знает есть ли для него хоть вообще какая-то преграда. Он чует страх в сердцах и всегда придет за теми, кто поддался этому позорному чувству. Говорят, что в Серых Землях есть опушка в одном из сгнивших лесов, но вот трава там растёт багровая от крови Корка и Доля, а среди ветров слышатся их мучительные крики - то Дёодэнскьрик терзает их души и по сей день, как и других любителей намочить портки.
Уилл Прохвост, что не любит шуток про свой хвост
Уилл прохвост, тот самый, что не любит шуток про свой хвост - является древней байкой средь бедняков, беспризорников и всякого рода черни Турл-Титла. А ходит средь простого люда молва, будто бы в катакомбах живет самая настоящая полутораметровая крыса с человеческим лицом! Кто он, да и откуда взялся никто толком и не знает, да и не видело его за раз больше одного человека, так что к самому факту существования этого "красавца" многие относятся скептически. Молва же о нём сходится в том, что зовут его Уилл и, не смотря на свой безобразный облик, он является довольно милым и добрым малым, что всегда готов выручить в час острой нужды. Третий день желудок от голода урчит? Уилл оставит корку хлеба у дороги. Обокрали? Уилл медяк другой в грязи для вас уже припрятал. Потеряли лекарство, что так трудно досталось? А Уилл и его умудрился вам обратно в карман запихать, который мгновение назад ещё пустовал. Но всё это не спроста. Чтобы "благородный крыс" вам благоволил, извольте с ним и делиться в свои светлые дни, оставив в каком закоулке или у катакомб какой-нибудь дар. Пусть это будет даже мелочь какая - хвостатый её с радостью примет и запомнит вас да выручит как придет время. Но никогда, запомните, никогда не шутите про его лысый хвост! Очень он уж это дело не любит и в обиде может даже напакостить, но обязательно в итоге вас простит, ведь в груди его бьется сердце, переполняемое самыми благими намерениями и чувствами.
Дар'Уде - песчаный шторм
Говорят, что лет эдак четыреста, а может шестьсот назад странствовал по Атравану артист, чей голос был похож на свист, а танец его был столь быстрый и головокружительный, что из под ног его вздымалась самая настоящая песчаная буря на многие метры ввысь, чуть ли не сливаясь с самим Дар'Уде. Представление стоило своего зрелища, ведь то, чему стихийные колдуны обязаны своему магическому дару, наш герой мог воспроизвести исключительно благодаря своему таланту, без всякой вашей дурацкой волшбы. Зарабатывал же он именно совими выступлениями, и стоит сказать, что монеты от ликующей и улюлюкающей толпы сыпались к его ногам рекой, но не брал артист больше, чем ему надо было, оставляя практически все злато многочисленным беднякам. А однажды, в своих странствиях он и вовсе спас беженцев от номмадских головорезов, просто лишь потому что был хорошим парнем, который не только дарил людям отличное шоу, но и всегда был готов постоять за честной народ. О его неутомимости до сих пор ходят легенды, ведь плясать наш герой мог часами, не теряя своего безумного ритма, словно пески и солнце Атравана питали его силой. Одни говорят, что причиной тому были его тонкие и черные как ночь усики. Почему? А шайтан его знает, молвят так и всё тут. Другие же говорят, что все дело в его сапогах, обшитых красным бархатом, мол артефакт. Давно уже об этой личности не слышно ничего, да и не вспомнит никто - был ли вообще такой удалец. Но как бы там ни было, а атраванцы до сих пор, попадая в песчаную бурю, порой просят Дар'Уде чтобы тот был помягче в своих шалостях, дабы их ненароком не засыпало намертво, даже номады.
A thing of beauty - i know - Will never fade away
Мэлодит
Влезшая по уши в дела Высших сил
Мифы и легенды
Отправлено 15 Апрель 2020 - 12:38
Легенда о том, как произошли гноллы (возможно, одна из легенд)
Давным давно в лесах Ундервуда жила большая волчья стая. Вожак этой стаи был уже умудрен опытом, но все еще не стар. Однажды наступила очень лютая зима, когда в лесу почти не было дичи и многие животные погибали от холода и голода. Только благодаря вожаку стаи эти волки выжили. Он сумел приструнить даже самых ретивых, деля пищу даже не поровну, но так, чтобы выжить смогли почти все, даже щенки. Он знал, когда вернее охотиться и как лучше выманить добычу. Он предугадывал нападения других стай, чтобы его смогла защититься.
В день, когда солнце впервые за месяцы зимы оставило в лесу проталины, вожак увидел, как из-за старого очень толстого дерева вышел крупный незнакомый волк. Чужак был заметно крупнее, поэтому вожак ощерился, готовый к драке, но тот не стал нападать. Он заговорил на языке, в котором слышался и вой, и лай, на языке, понятном волку. В голосе чужака было столько силы, что вожак невольно опустил перед ним голову, чего никогда не делал ни перед кем. Казалось, говорит не одно существо, а весь лес, все животные, вся природа звучит в речи. Но чужак не собирался подчинять стаю.
- Ты самый мудрый вожак из всех, которые были в этой стае и в этих местах. Ты способен не только защитить свою стаю от гибели, но и вести ее вперед. Духи леса и духи предков дают тебе эту возможность, - говорил чужак. Он поднялся на задние лапы, продолжая, - Твоя стая станет началом нового народа. Сильного и независимого, как все волки, мудрого и выносливого. Веди этот народ за собой и научи преемника, как вести его после тебя.
Вожак поднял голову на чужака и тоже поднялся на задние лапы, чтобы не быть ниже. Они вдруг стали устойчивей, чем казались раньше.
- Я поведу, - сказал вожак, почти не удивившись тому, что смог произнести эти слова.
Чужак кивнул и снова ушел за дерево, исчезнув в темноте леса, а вожак вернулся к своей стае. Шло время и волки поднялись на задние лапы. Их детеныши рождались сильными и выносливыми, это называли благословением духов. Они становились умнее и уже существенно превосходили других волков. Новый народ развивал свой язык, у них появились имена. Вожак прожил долго, перед смертью он успел научить премудростям молодого кинокефала, как велел Дух, а умирая сказал, что после него не должно быть безымянных в его народе, который должен множиться и процветать.
Духи леса еще не раз помогали молодому народу на его пути, а в тяжелые времена глава племени мог увидеть дух Вожака волков, который стал первым из их народа. Духи леса и духи предков всегда рядом, они следят за тем, чтобы народ шел вперед, не забывая премудростей тех, кто уже ушел во тьму веков.
A thing of beauty - i know - Will never fade away
Мэлодит
Влезшая по уши в дела Высших сил
Мифы и легенды
Отправлено 03 Июль 2020 - 22:38
Автор: Глен Рехтланц
Prima fabula. Сказ о Крысолове
*История первая (лат.)
Первые века III Эпохи
Спи, мой милый, спи. Спи крепко, спи сладко. Дверь запри да ушко одеялком прикрой. А коль дудочку услышишь, так на другой бок перевернись да фигу сожми. Не заманит тебя так дудочка. А коль заманит, так дверь удержит. А коль не удержит, так и тебе уже безразлично будет. История древняя, история тёмная, но не забывай её, мой милый.
Произошло сие здесь, но так давно уже, что прадед моего прадеда считал сказ детской страшилкой. Но не страшилка то, а быль, и оттого кровь в жилах лишь больше стынет. Остатки мощёных дорог да камень стен разрушенных помнят ещё касания Крысолова, что спас город; Крысолова, что город погубил; Крысолова, которого город погубил.
Давным-давно, когда лишь люд сумел прогнать весь скот ушастый; когда эти высокомерные сволочи получили своё да отступили, дав люду честному земли; когда речушка, ныне Болотной зовущаяся, текла бойче да звонче; когда ветер не стёр с камней стены замковой следы зубил... Да что там говорить, сам Исайя явился лишь на пару дюжин десятилетий позже! Так вот, стоял здесь замок Хаммельн. Стоял недавно, первый его владелец его помер, его наследник тоже, а наследничек наследника ещё не успел привыкнуть к свалившемуся богатству. Хотели люди тогда здесь разойтись, да земля поганой оказалась - болото болотом. Урожай просто гнил в избытке влаги, деревца росли только на строительство и годные, речушка и для рыбацкого судёнышка мелковатой была, а болотное железо и добывать не спешили, потому как топей люд страшился. Но люд не уходил, потому как место пусть и дрянное, но спокойное - никому не нужны были бесполезные земли, удалённые от прочего мира. Да ещё и тварь всякая пошаливала... Да, недоброе место, опасное. Но жил люд, жил - и зверька болотного ловкачи добывали, и на скудных лугах скот откармливали то травой, то ветками, и в речушке рыбёшку мелкую вылавливали. Так и рос городок - сперва внутри стен дома всё больше теснились, после - за ними, частоколами огораживаясь. Мелкая стена была, пусть и крепкая - первый-то хозяин замка всё нападения ожидал, да кому такое место нужно? Вот и рос городок домик за домиком.
Но солжёт тот, кто скажет, будто люд был там хозяином. Нет! Хозяйничали там крысы! Большие, что твоя собака, злобные да наглые. Ты спи, мой милый, спи - нет уж тех крыс давно. Новый владелец замка видел беду, да скуп был - повелел люду самому истребить крыс или найти крысолова, готового спасти весь город. Да только где же взяться крысолову, когда до ближайшего другого города с неделю пути, а торговцы должны были явиться лишь через три месяца?
Спи, мой милый, спи. Город ведь стоит до сих пор, а крыс в нём нет уж тех. Нашёлся крысолов. Издалека пришёл, ой издалека - и полы плаща истрепались, и ослик с пожитками подковы истёр. Зашёл этот путник лишь еды прикупить, да про проблему узнал. И сказал он, что спасёт город. За это с каждой семьи по семь монет возьмёт. С нищих и тех, кто считает себя бедными - медяки, с тех, кто считает себя богатым - серебрушки, а с владельца замка - золотые, раз уж он допустил такое. Люди подумали-подумали, да и согласились. Монеты все кидали в кувшин, что у дверей замковых стоял, но никто не рисковал и ни монетки не стащил, потому как крысы измучили всех.
И как только последняя монетка звякнула на рассвете, Крысолов распахнул свой плащ. Увидели все, что на шее у него цепочка, а на цепочке - дудочка. Но не посмеялся никто, поскольку только дунул в неё Крысолов, так из всех щелей показались носики крысиные. И полилась мелодия. Крысы, заслышав её, серыми реками хлынули на улицу. Те, что оказались запертыми, прогрызали себе путь в досках дверей. Ни одна не ослушалась. Играл Крысолов, играл, да сам неторопливо к болоту шёл. Лицо его было скорбно, будто жалел он этих тварей. И в болото Крысолов по тропке прошёл немного, да подудел ещё с час - за ним серый ковёр крыс стелился, да не останавливался, а шёл дальше в болото, сходя с тропки. Лапки крысиные вязли, тонули эти твари.
Вернулся Крысолов к замку - деньги честно заработанные забрать, заверить жителей, что крысы не побеспокоят город больше. Но владелец замка новый был тем ещё скупердяем. Пусть монеток набралось мало, их отдавать он не хотел пришлому. Нелегко у него было на сердце, но и договор нарушить не мог, потому как весь люд был только за Крысолова.
И вышел Крысолов на площадь перед замком, и проговорил: "Хаммельн может спать спокойно, не будет в нём больше нашествий крысиных!"
Ликовал люд, радовался. Но подул ветерок вдруг, и капюшон упал с головы Крысолова, и развеял ветерок длинный волос его, и узрели люди, что Крысолов не людского племени, но эльфийского. И притихло их ликование, потому как остроухую мразь люд честной совсем недавно начал гонять, и много у кого сволочи ушастые отняли родных.
"Мы готовы были заплатить человеку, но ты - нелюдь. Да не назовёт меня никто кровожадным, убивать тебя я не стану, пускай по вине твоего племени пал мой прадед и лишился глаза родной дядька! Повелеваю, покинь город до заката, и никогда не возвращайся!"
Осерчал тогда Крысолов: "Я спас ваш город, и это - благодарность?"
Но толпа, подумав, ответила коротко: "Да".
Спи, мой милый, спи. Почти закончен сказ. Люд разошёлся, а Крысолов верхом на осле направился прочь.
"Знайте же, люди, что слово моё вернее вашего, - изрёк Крысолов. - Не вернутся к вам крысы, и я не вернусь - так и быть. Но помните, что меня вы сами прогнали!"
И в закатном огненном свете ещё звонче играла яростная песнь его дудочки, и выходили на улицы её послушать все, потому как чаровала их музыка. И ладно бы просто смотрели во след уходящему - нет! За ним устремились все дети, и остановить их не мог никто, потому как горло не издавало ни звука, а ноги отказывались идти. И все дети Хаммельна ушли за Крысоловом в болото, и никого не осталось в городе.
Спи, мой милый, спи. Сгинул Крысолов в топях. Да только в городе по-прежнему нет крыс.
Спи, мой милый, спи. И не ведись ты на заманчивую игру Крысолова, что иногда на закате доносится с болот.
Secunda fabula. Легенда об Яире
*История вторая (лат.)
Первая половина третьего тысячелетия III Эпохи
В давние времена, когда река в царстве фей полнилась пролитой на полях сражений кровью, а по всему миру гремела сталь, эту кровь проливая, стоял небольшой город-крепость, людьми Копьём прозванный. И вроде не выделялся он ни высотой башен, ни остротой крыш, ни даже копьеносцами, но подобно метко пущенному копью стоял он среди бушующего пламени войны. Но не было в этом заслуги стен, город берегущих - все жители были или бедны, или продажны. Всякий враг получал и припасы, и ночлег, и свежих коней. Конечно, в обмен на сохранность города и обещание и дальше помогать припасами, но это сущие мелочи. Нет, город не стоял без защиты - его покой хранили наёмники, а невысокая, но каменная стена обещала врагу немало проблем. И не то чтобы не было у командиров армии идей зачистить город. Просто кому оно надо? Трата времени и людей. И город будто даже не в тылу, а так, сбоку. Да и атаковать ушедшую армию сил у Копья нет...
Так рассуждали люди. Латиэн, предводитель одной из эльфийских армий, был разумнее. Знал он подлую людскую натуру. Но заботился он и о воинах своих, жизнями коих дорожил как не всякий жизнями родичей дорожит. Подошёл он к вратам да крикнул людям, стоящим у врат: "Уходите из города, люди. На третью ночь Копьё запылает!" Велел Латиэн своей армии разбить свой лагерь близ города да стал ждать.
Не закрыли люди врата в эту ночь, но отправили на рассвете к эльфам гонца. Пришёл этот гонец пешком, наряд его был шит из заморских тканей, которые не каждому купцу по карману. Пригласил человек войти в город не завоевателями, но гостями. В качестве подарка гонец от хозяйского имени пообещал командирам и лучшей сотне приют под кровом, оставшимся же - десяток бочек вина да припасов на неделю.
Отказался Латиэн, отправил человека прочь, сказав, что лучше людям покинуть город, иначе через день тот будет сожжён. Гонец вернулся в город, а стража на стенах наблюдала, как неторопливо до эльфийского лагеря дошёл обоз с припасами да оружием, поотставший в дороге.
И в ту ночь врата города не закрыли, и на рассвете из них пришёл другой человек. Был он уже не пешим, но конным, а за спиной его стояла личная стража из полудюжины воинов. Одежды всех были богаты не только тканями, но златым да серебряным шитьём. Пригласил человек эльфов войти не завоевателями, но друзьями. Как подарок этот гонец пригласил всех командиров в дом свой да пригласил выбрать на своих конюшнях лучших коней, прочей же армии пообещал две дюжины бочек вина да на месяц припасов. Привёз он в дар командиру эльфийскому и ларь с монетами серебряными.
И это не убедило Латиэна пощадить город. Сказал он, что у людей всё меньше времени на спасение своих жизней, и что недолго городу стоять осталось. Ушёл и этот гонец с неудачей, а стража со стен крепостных наблюдала, как эльфы спокойно отдыхают от пути долгого, да долетала до людей сладкая музыка их флейт.
И тогда из города почти никто не вышел, а ворота на ночь остались приветливо распахнуты. На рассвете к эльфам выехал сам градоправитель. Сопровождали его две дюжины воинов лучших, латы их сияли в лучах солнца утреннего. Златую карету градоправителя тянула шестёрка вороных лошадей небывалой красоты. Наряд градоправителя украшало и богатство тканей, и узоры из злата, но не они пленяли взор, а россыпь камней драгоценных. Человек пригласил войти в город родичами да союзниками. Всем, сказал, место найдётся в Копье. Два ларя с золотыми монетами да украшениями привёз он Латиэну, да один с бриллиантами. Все винные погреба, амбары да ледники пообещал раскрыть, лучших своих коней предложил забрать.
Неподкупен оказался Латиэн, велел людям немедленно покинуть город. Градоправитель ушёл с досадой, а собравшийся на стенах люд наблюдал, как собирались эльфы. Гремели надеваемые доспехи, звенело затачиваемое оружие. И думали люди ещё, что отступятся эльфы, когда перед ними ворота не закроются, приглашая. Думали, что пощадит Латиэн тех, кто меча на него не поднимет.
Но все надежды их разлетелись в прах, когда на закате эльфы подошли к стенам да выпустили первый залп стрел. Пали воины, на стенах стоявшие. Тогда люди всё-таки закрыли врата спешно. Подошли эльфы ближе, и через стену в город упали уже горящие стрелы. Крепость строилась каменной, но дома в ней были из дерева. Город неохотно начал разгораться, а эльфы и не думали ломать ворота - лишь выпускали всё новые стрелы, кометами озаряющие небо.
Испугались люди. Осознали, что не спасло их золото. Да только куда теперь идти? И начали люди молиться. Но молились они так неумело, что даже обращались совсем не к тем, к кому должно. Не разобрали боги в получившимся гуле ни слова, лишь один заинтересовался. Но на шум да пламя разгорающегося города пришёл вдруг из дальних уголков да дешёвых трактиров странный люд. Все как один эти воины были в бедных доспехах - у последнего наёмника те были лучше, чем у этих бродяг. И командир от них не отличался. Кто-то припомнил, что то Яир со своим отрядом - бедные воины, едва нашедшие себе в Копье ночлег по карману, пришли в город вроде бы и недавно, а когда - никто не мог припомнить.
"Мы, воины Великого Улгира, защитим Копьё от эльфов, но за это вы отдадите всё, что успели им наобещать!" - изрёк Яир. И все согласились - и первый гонец, и второй, и сам градоправитель. Прочие же наёмники боялись подходить к воротам и стенам, кто-то даже успел вскрыть себе жилы, опасаясь встречи с эльфами. Но Яир со своим отрядом бесстрашно покинул город.
В эту ночь пошёл ливень, туша пламя в городе, а люди сражались с эльфами. Пусть и мало у Яира было мечей в отряде, но столь искусны они были, что эльфы несли серьёзные потери. Осерчал тогда Латиэн, но приказал своей армии отступить, потому как увидел, что город не стоит того. На рассвете со стен городских можно было увидеть уходящих эльфов да славное поле битвы. Яир потерял половину отряда, но выполнил своё обещание. Отдал градоправитель Яиру и коней, и богатства, и припасы, да радостно разместил всех в своём доме да домах друзей.
Долго пировали воины, вино рекой лилось. Не сразу понял Яир, что люди его головы уронили не от сытости да опьянения. Почувствовал он, что отравили их всех, да поздно - не спасти уже было тех, кто от эльфов Копьё спас. Не захотел продажный люд с добром своим расставаться, и у мёртвых решительно отнял назад подаренное.
Недоволен был Улгир, очень недоволен, что его последователи пали от рук продажных смертных. Но не мог он спуститься на землю.
К следующему закату увидели наёмники со стен приближение новой напасти, да издалека не походили те воины на хрупких эльфов. Первым выехал навстречу им градоправитель - считал он, что в неудаче с эльфами его вина, потому что недостаточно почтения Копьё проявило, выслав вперёд какого-то гонца. Сев в свою карету, загрузив одну телегу вином, а другую - припасами, в окружении трёх дюжин слуг.
Эта армия принадлежала оркам, а вождём у них был Гырхал Добрый. Послушал орк людей, послушал, да приложился секирой по голове градоправителя. Прочие орки добили и остальную свиту. Лошадёнки людей оказались слишком тонконоги, чтобы выдержать вес настоящего воина, и слишком слабы, чтобы впрягать их. Оставив неказистых лошадок, что тянули телеги, да перерезав глотки тем, что тащили карету да под седлом свиты шли, орки устроили пир.
Всю ночь от их лагеря доносились громкие похабные песенки, шкворчала конина на кострах. На рассвете пришли орки к городским воротам запертым, почесали задн... затылки, да без лишних усилий вынесли хлипкие ворота. Понравилось им местное вино да нежная конина, что уж говорить о богатствах? Попавшиеся под руку люди были просто убиты, кони угнаны, погреба да ледники опустошены. Погуляли орки на развалинах, погуляли, да пошли дальше по своим делам. Были они воинами, и пускай Улгиру хвалебных од не сочиняли, делом ему помогли. Остался он им должен, да искупил долг, когда помог им в ответ... Но та битва - легенда иная уже.Tertia fabula. Притча о смерти
Во времена далёкие, когда боги не считали зазорным явить народам свой лик, а в небесах сверкали крыльями белоснежные пегасы, стояло на земле королевство (и не спрашивайте, какого роду да племени были жители, его населявшие - не сохранила того история). Пограничные его столбы не тянулись на много дней пути, а название слышали лишь соседи близкие. Молод король был да здоров, здравствовала и королева, четырежды одарившая короля сыновьями. Спокойно было в королевстве, и попросили сыновья у венценосных родителей дозволение в странствие пуститься - земли чужие повидать, славу найти да с победами вернуться. И отпустил их король, наказав беречь друг друга да не пятнать имя великое.
Ехали братья месяц, ехали второй. По пути вершили они добро, спасая невинных, карая чудовищ. Народ весть о них разносил как ветер пламя, и куда бы сыновья короля славного ни пришли, всегда их привечали кровом, столом богатым, подарками да просьбами великими и малыми. Сперва они смущались, потом - гордились, а под конец второго месяца пути призадумались.
"Не будет нам счастья, коли толпой и дальше ходить будем!" - первый молвил сын.
"Не узнаем мы, чего поодиночке стоим," - согласился с ним второй.
И другие согласились с ними. Весть благая вперёд них шла, да вот тяготила их неизвестность. И вот на новом перепутье, от которого лучами пять дорог расходилось, разделились сыновья, уговорившись встретиться уже дома.
Прознала Смерть об их решении да стала присматриваться к братьям - показали те свои силы да заинтересовали её.
Явилась она к первому сыну. Ехал тот лесами тёмными да наткнулся на растерзанную лошадёнку. Прошёл по следам да заметил чудовище страшное, девицу прекрасную в лес тащившее. Первый сын не испугался, достал меч золочёный да зарубил страховидлу лесную.
"Спас ты меня, - упала ему в ноги девица. - Проси что хочешь - не откажу!"
"Королевский сын я старший, мне и трон занимать, - важно изрёк первый сын. - Не могу я тебя в невесты взять, но хочу, чтобы меня ночами ты согревала."
Чуть не поперхнулась тогда Смертушка, но слово своё сдержала. Не один век ещё её щёки румянцем заливались, стоило вспомнить, что они с наследником вытворяли в те ночи! Довольны остались оба.
Но всякий малец иль старец знает, что Смерть в один миг и повсюду, и где-то. Всяк знает, что в местах разных быть может она в миг единый, потому как мир велик, а вечно жить нельзя даже богам. Потому нет ничего удивительного в том, что явилась она и второму сыну. Ехал он полями, ехал он лугами, а как звон мечей заслышал, так сразу меч оголил да ринулся помогать. Завидел он, что насмерть сцепились два отряда - один защищал карету, а другой пытался изничтожить этих защитников. Ринулся второй королевский сын в бой, пришпорив коня верного да крепче меч стиснув. Одолел он лиходеев. Вышла из кареты девушка видная, в платье богатом да со служанкой. Склонились пред ней уцелевшие воины, госпожой назвали.
"Спас ты меня, - благосклонно улыбнулась девушка. - Проси что хочешь - не откажу!"
"Сын королевский я, да брат старший есть. Ему и на троне сидеть. Мне же ратные подвиги светят. Будь мне невестой!"
Согласилась Смертушка, и не знала она больше в те годы горя. Желанна она была да верна - а что ещё рыцарю надо? Счастливо жили оба.
Явилась Смерть и третьему сыну, да не был он воином. Смерть его встретила в пути. Встала рядом да пошла дальше плечом к плечу с ним, деля все трудности дороги. Ничего она ему не сказала, но и не ждал речей третий сын.
"Делишь ты со мной костры и ливни, беседою да молчанием скрашиваешь тишину. Будь мне сестрой названой!"
Приняла Смерть такое предложение, и не было в мире спутников вернее.
Четвёртый сын уже ждал Смертушку - крыска на хвосте да ворон в клюве принесли ему весточки о том, кто повстречался братьям. Подготовился он основательно, исчертил всю землю да особую верёвку приготовил. Заглянула любопытная Смерть к нему, да сослепу наступила на один из его рисунков. Смотрит - а ногу-то и не оторвать от земли. Взъярилась Смерть, что посмели её пленить. Как зарычала, как замахала руками, да не удалось освободиться от печатей магических.
Ходит четвёртый сын, бродит вокруг ловушки, да будто и не замечает пленницы. А та как только не пытается привлечь внимание - то нагой девицей прикинется, то облик братьев примет, то старухой. Отчаявшись, даже приняла облик нагого юноши - кто этих магов поймёт? Но не взглянул на неё четвёртый сын, ни разу не зарделся. Ходил да бродил вокруг, под нос песенку насвистывая.
"Освободи меня, и я исполню любое твоё желание!" - проговорила Смерть, устав бороться.
Улыбнулся тогда четвёртый сын, снял с пояса верёвку, сплёл из неё удавку да накинул её на шею Смерти.
"Будешь мне наставником, - заявил он, потуже узелок затягивая. - А как сочту, что обучился у тебя всему, отпущу, так и быть!"
И согласилась Смертушка, уж очень ей было любопытно, что за смертный смерть пленить сумел. Стёр тогда младший королевский сын с земли рисунки, да под локоток повёл Смерть к костерку, угостил похлёбкой горячей да улыбки не скрывал.
Годы шли, сыновья королевские обошли весь мир, да пришло время домой возвращаться - королева от болезни слегла, да и король старел.
Первый сын вернулся домой с успехом - сдружился он с некоторыми соседними королевствами, союзником своим его назвать готовы были многие. Сопровождала его любовница пылкая, а в карете ехала принцесса, супругою ставшая. Улыбнулся король, видя достойного наследника.
Второй сын вернулся домой с победами - за спиной его шёл целый отряд воинов преданных, а в карете ехала юная аристократка, жена его. Загордился король, видя воина великого.
Третий сын вернулся домой со знанием разным - обошёл он все библиотеки да храмы, мудрым словом умами народа завладевший. Плечом к плечу с ним на коне ехала спутница, сестрою величаемая. Покивал король, мол, и учёные нужны королевству.
Четвёртый сын вернулся домой без славы яркой - прочие уже мысленно и похоронить его успели, потому как не слышали вестей. Но маги все если и упоминали его имя, то шёпотом. Ехал он верхом на дохлом коне, сопровождали его умертвия в доспехах да нежить всякая. Тут-то король и скончался - сердце не выдержало. Дёрнул тогда сын Смертушку за удавку, да рассыпалась та в извинениях лживых - не могла простить она плен, отыграться решила на родителе.
Короновали старшего сына. Народ был доволен, хоть и носил ещё траур по предыдущему правителю. Новый правитель стал не хуже прежнего.
Второй сын возглавил армию да границы пошёл защищать, доказывая некоторым соседям, что и новый король не позволит земли сжигать да в крови топить.
Третий сын возглавил Тайную Канцелярию, заговоры предотвращал да интриги плёл.
Четвёртый сын покинул дворец да воздвиг себе замок свой, где продолжал постигать премудрости магические да некромантские.
Шли годы, и на одной из войн чужое копьё пробило сердце второго сына. Смертушка подарила ему лёгкую смерть. Испарился тогда замок, где оставалась ждать его жена - будто ничего никогда и не было.
Поднял голову третий сын, тяготившийся тем, что власть у него пусть и есть, но всё в тишине да под покровом тайны. Отравил он постепенно старшего брата с супругой. Умерли король с королевой без мучений, а любовницы королевской будто бы и не существовало. Не подарила судьба детей им, а потому трон занял третий сын.
Четвёртый сын не замечал, как время идёт, только вдруг ему в башню принесли корону и новым королём нарекли - умер третий сын от старости, да детей не осталось. Четвёртый, теперь уже единственный сын пожал плечами да принял власть. Народ боялся правителя, ведь был тот некромантом. Его пытались и отравить, и зарезать, да не постиг тот ещё всех премудростей Смерти, и потому не мог помереть. Народ его жил богато, но не желал терпеть власть некроманта. Армия просто сдала королевство врагам. Пожал четвёртый сын плечами, натравил на королевство нечисть да нежить, и ушёл назад, в башню к себе - не нужна была ему власть.
Шли годы, и Смерть не смогла больше ему ничего нового показать. Сказал сын, что обучился он всему. Снял с шеи Смертушки удавку да отпустил восвояси. Но плен ещё не был прощён, и вогнала Смерть ему в сердце кинжал.
Мораль же сей истории такова: хоть имей ты Смерть, хоть люби, хоть породнись с ней, да даже и плени - один хрен умрёшь.
А то, как четвёртый сын воскрес архиличом - история другая.
Мэлодит
Влезшая по уши в дела Высших сил
Мифы и легенды
Отправлено 03 Июль 2020 - 22:40
Автор: Драйк
Не желая оскорблять ничьи чувства, заранее признаюсь,
что это чистейшей воды умышленное подражание одному известному мастеру...
Встретил я этого бедолагу в порту Асабада. На вид это был старый моряк с седыми патлами просоленных волос и бронзовой кожей, какая бывает у тех из белых, кто накрепко породнился с морем. Решив, что он из тавантинов, на что указывали более широкие, чем у наших, черты лица и светлые глаза, я подсел к нему и заговорил, пока вычищенный от ракушек Спрайт килевал неподалёку.
Человек медленно обернулся и, только оказавшись вблизи, я понял, что он почти слеп. Его взгляд, если и можно было назвать так немое созерцание, продлившееся пару долгих мгновений, заставил меня содрогнуться. По телу прошёлся мерзкий и липкий холод, какой бывает в горячечном бреду. Помню, я даже глянул вверх – не зашло ли палящее солнце за облака. Но вверху не было и облака, а солнце всё так же висело в зените, очерчивая грубые тени под скалами, шатром портового духана и в глубоких глазницах старика.
Не считая себя за суеверного, я всё же завязал с ним разговор. В ответ на мой вопрос – откуда он – голос, казалось, лишённый всякой жизненной силы, медленно и запутано начал какую-то показавшуюся мне бесконечной историю. Но чем дальше она заводила рассказчика, тем более связной становилась мысль, и тем более живые очертания приобретали жуткие образы, которые, по его словам, преследовали его вот уже несколько лет.
Вот, что мне удалось запомнить…
Одной ночью я сбежал из гордландского плена в маленьком шлюпе. Никогда не умея достаточно хорошо справляться с навигацией, и из двух имея только одно весло, я понимал, что положение моё почти безнадёжно. Но, думая о тех зверствах, что ещё могли учинить со мной «южные северяне», я позабыл об устали и грёб, ориентируясь по солнцу и звёздам, туда, где должны были ждать меня родные берега Эквилии. Я, помню, грел слабую надежду, что, быть может, меня подберёт какое-нибудь имперское судно.
На исходе вторых суток я был измождён настолько, что не заметил, как уснул. Всю ночь меня одолевали самые безумные кошмары, но высвободиться из их плена я смог только когда ощутил на себе палящий зной раскалённого, как сковорода, солнца.
Я встал в лодке и заглянул вперёд. Первым, что я испытал, была ужасная досада, потому что стоило мне заснуть накануне, моя шлюпка, конечно же, сбилась с курса. Я, было, решил, что именно поэтому впереди меня простиралась теперь бесконечная белая пустыня, к берегам которой меня прибило ночью. Но, стоило мне оглянуться, как я пришёл в такой ужас, что кровь тотчас застыла в жилах. Всюду вокруг меня была белая пустота, на севере, юге, западе и востоке – всюду лежала песчаная равнина, упирающаяся в горизонт. Но что-то всё-таки заставило мой взгляд замереть у самого его края там, где по моим представлениям был север. Что-то возвышалось над пустыней ослепительно белыми пиками.
Решив, что делать всё равно нечего, я вооружился веслом и направился туда, думая, что смогу найти ответы.
Идти пришлось дольше, чем рассчитывал. А когда оказался настолько близко, чтобы суметь рассмотреть цель своего перехода, мне пришлось подогнуть колени и сесть на песок, иначе я упал бы от того противоестественного ужаса, что охватил меня при виде чудовищного скелета какой-то, должно быть, очень древней рыбы. Настолько древней, что ни один из ныне живущих народов даже не оставил о ней хотя бы одну легенду.
Когда я пересилил сковывающий меня страх, то решил пройти в гигантскую глазницу, как в арку, чтобы укрыться в тени огромного, испещрённого острыми зубами черепа. Каково было моё удивление, когда, зайдя внутрь, я обнаружил, что кость всюду покрыта резьбой. Чья-то огромная, судя по размерам рисунков, рука оставила там самые невообразимые картины, как например та, где шар солнца с тянущимися от него линиями поглощала пасть кошмарного чудища. Должно быть, оно поглотило и всё то, что было изображено внутри контура его исполинского тела – города, целые материки, созвездия – боже! Всё было поглощено этим существом.
Обессиленный увиденным, но не менее - дневным переходом через пустыню, я, кажется, уснул прямо на прохладном песке под белыми сводами костей. А когда проснулся – острый пучок бледного лунного света падал на мою ладонь сквозь открытую пасть. Стоило сознанию полностью вернуться ко мне, я услышал странные звуки. Ко мне приближался словно бы гул далёких барабанов. А затем я разглядел несколько высоких ужасных фигур. Я вскочил и прижался к черепу, выглядывая в одну из его прорех... Кем они были – я не знаю до сих пор. Но их громадные тени, обступившие скелет со всех сторон, по сей день преследуют меня в жутких сновидениях.
Они призывали кого-то, я чувствовал это, хоть и не понимал языка, на котором существа произносили слова молитв и призыва. Они звали ЕГО гулом своих барабанов, который рос с каждым ударом так, пока не превратился в громовые раскаты, какие бывают в самый страшный морской шторм. «Приди! Приди! Приди!» - гремели они.
Помню, что очнулся под навесом шатра. Пахло верблюжьей шерстью и молоком. Позже выяснилось, что в Великой пустыне меня подобрали шензанские исайриты. Не зная ни того, как попал туда, ни тем более, языка, на котором бы смог изъясниться, я надолго остался наедине с тем, что пережил...
На следующее утро, когда мы отшвартовывались, я решил навестить старика и оставить ему пару монет на выпивку. Но хозяин духана сказал мне, что старик умер ночью.
Мэлодит
Влезшая по уши в дела Высших сил
Мифы и легенды
Отправлено 03 Июль 2020 - 22:41
Автор: Айрис
Легенда о Нишиат, двенадцатой демонице Пекла
Когда-то давно ее крылья были белее снега что лежит на вершинах гор, а мимолетная улыбка могла растопить лед даже самого холодного сердца. Когда-то давно она любила каждую частичку этого мира. Когда-то давно она не ведала что значит страдать. Когда-то давно все было именно так, но мятеж собратьев навсегда потушил огонек счастья в ее глазах.
Нишиат умоляла бунтовщиков одуматься, а Демиурга простить их наглость, но все остались глухи к ее мольбам. Снедаемая горем ангел покинула небеса в поисках места где смогла бы обрести покой, но куда бы она не пошла, все вокруг напоминало ей о случившемся. Так и бродила Нишиат по миру и с каждым годом одно из перьев на крыльях за ее спиной становилось черным словно сама тьма, когда же белизна окончательно покинула их она наконец вспомнила место где возможно сможет отыскать столь желанный покой.
В вихре из воздушных лезвий и черных перьев Нишиат предстала перед владыками Пекла со словами:
- Теперь я буду жить здесь, любой же кто не согласен пусть бросит мне вызов здесь и сейчас или молчит до скончания веков.
Вышел тогда в перед Феррон и сжимая в руках громадный топор воскликнул
- Ну что же, докажи свою силу и я Феррон - демон Пекла лично отдам тебе часть своих владений.
Три дня и три ночи бились Нишиат и Феррон, само мироздание дрожало от могущества творимых ими заклятий и целые горы крошились в пыль от силы их ударов, пока наконец боевой топор не выпал из ослабевших рук демона и тот признал победу Нишиат.
С тех пор сидит она на своем троне в глубинах Пекла, снедаемая печальными воспоминаниями о былых временах и горе тому кто посмеет потревожить ее покой.
Количество пользователей, читающих эту тему: 1
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых
Новые сообщения
Нет новых сообщений
Форум закрыт
Используя материалы форума, указывайте
гиперссылку на http://www.amalirr.ru
2011-2022
гиперссылку на http://www.amalirr.ru
2011-2022
Дизайн от Максима Монченко
