Несмотря на возвращение весны, холод и кусачий северный ветер продолжали буйство. Если в горах и расщелинах было достаточно мест для укрытия, то на открытых пустошах, граничащих с Хиссарским морем, путь на запад превращался в тропу выживания. Ветер дул в лицо, жестоко огрызаясь, и перебивал дыхание так, что приходилось отворачиваться или прятаться в плащи и капюшоны. Снега медленно таяли, однако ночью их сковывал мороз, и на утро блестящей глазурью сверкал лёд, предательски замедляя шаг путников. Впрочем сил они тратили на порядок меньше: вьюки нёс преданный архар — оживлённый чёрной магией труп горного барана. Припасов в заваленных на него сумах хватало: провиант был собран на троих, в то время как подкреплялись только двое. Вампир не ел, но и не голодал. Магия, сокрытая в могучем артефакте — Ожерелье Гаринар, — насыщало его силами без привлечения диких привычных его роду способов питания. Соответственно все находящиеся живые чувствовали себя в полной безопасности.
При взгляде на северные просторы вдали одинокой скалой возвышалась портовая цитадель гномов Галад-Барг, несокрушимая ни гневными морскими волнами, ни полярными ветрами. После происшествий в Каверне путь туда был заказан. Впрочем им улыбнулась удача: движущийся в ту сторону обоз с провизией удалось остановить и договориться о покупке пары мешков, что увеличило количество сытых дней.
Цитадель так и осталась величественной скалой, закрытой для всех чуждых гномьему народу, возвышаться над уровнем неспокойного северного моря. Путники не оборачивались, осторожно ступая по замерзшей земле, и остановились только тогда, когда Галад-Барг укрылся за пройденными холмами и скалами. Лагерь был разбит довольно быстро: за время, проведённое вместе, они научились понимать друг друга с полуслова и даже мысли. Спрятанный от пробирающих до костей жестоких ветров, костёр безмятежно хрустел собранным хворостом, весело отражаясь в подтаявшем снегу.
Эрика проснулась, когда Брэм вернулся с очередной вязанкой поломанного сухостоя — благо давно усохших деревьев в этих диких пределах было предостаточно.
— Послушай, ты никогда не рассказывал про свою семью. Кто они? Чем живут? – вполголоса, не превышающего по громкости гномьего храпа, тихо спросила Эрика.
Он неоднозначно посмотрел на неё, словно взвешивая решения внутреннего спора. Треск костра отсчитывал затягивающиеся секунды промедления ответа. Но в итоге вампир собрался с мыслями:
— Они… Добрая душа с чистый сердце, но… быть спрятаны в страшная оболочка. Вампиры, оборотни, гули…
Портреты каждого красочно всплывали перед глазами Брэма, а тот всё смотрел в чёрную морскую даль, где сверкали мириады звёзд, мысленно уносясь от настоящего.
— Живут тем, что помогать мне решать проблемы с… настоящими чудовищами.
Эрика поджала губы, представляя в своих мыслях отнюдь не лица близких по духу товарищей в отличии от тавантинца, в её голове вырисовывались ужасные кровавые сцены. Странно, что под влиянием всех кавернских забот, давая обещание, она даже не подумала о том, что будет ждать её по ту сторону моря, если она отправится с вампиром, которого она полюбила. Полукровка, плохо скрывая свою растерянность, за которой можно было уловить и страх, хмуро глядела сквозь огонь.
— Мне и Брадру, — неожиданно охрипшим от кома в горле голосом неуверенно начала она, – нам стоит найти какое-то жилище вдали от .. Дома? – девушка с опаской взглянула на вампира так, словно бы на его шее не было могущественного артефакта, сдерживающего ночного хищника, алчущего её крови, её жизни. Противоречия между доверием возлюбленному и страшащей неизвестностью от его Дома, что кишел смертоносными убийцами, некогда бывшими людьми, отразились во взгляде вопросом, в котором читалась и просьба успокоить её тревоги.
Ветер резким порывом налетел на их небольшой ночной лагерь, взъерошил волосы на голове Эрики, залетел в раскрытый от храпа рот гнома, что тот едва не подавился, и потревожил костёр, который трепетно задрожал в страхе угаснуть. Вампир, казалось, даже не прикрыл глаза.
— Да, — после недолго молчания ответил Брэм. — Надо. В столица, в Айрохёрт. Там вы смочь найти жильё.
Полукровка тревожно заозиралась, натягивая на голову сорванный ветром капюшон. На лице её читалось огорчение от сказанного и беспокойство, но если Брэм так говорит, значит он не может гарантировать безопасность и не может ручаться за своих подопечных. Впрочем, этот вопрос сейчас был не так насущен, как то, что встревожило всех, и кровь застыла в жилах. Рухнувшую на местность мёртвую тишину разрезал громкий и пронзительный плач ребёнка из теней деревьев и камней.