Вороны — предвестники смерти, знамения нечисти, — хаотично кружили над поместьем. Истошно вопили, требуя всем убираться прочь. Желанная трапеза была внутри, они чуяли её, жаждали её, но не могли получить. Зверь никак не уходил. Но надо следить, надо выжидать. Крысы не дремлют, они уже подбираются всё ближе, шурша своими облезлыми хвостами и царапая дерево мелкими острыми когтями. Также боятся зверя, который и приготовил этот сладкий кровавый ужин. Не суются. Лишь один ворон сидел на балке дома и с любопытством разглядывал стоящих по периметру рослых серьёзных мужчин при мечах. От них веяло светом даже в столь позднее время. Они пугали. Их следовало остерегаться. Особенно чёрным птицам. Особенно тем, кто принадлежал вампирам.
Брэм поднял взгляд в потолок, принюхавшись.
Обладатель шагов не пытался ни заглушить их, ни как либо спрятаться. Он намеренно шумел, привлекая внимание. Запах его был незнакомым, но ревенат предельно чётко понял откуда этот гость прибыл. Пока тот застыл где-то в гостинной комнате, вероятно, занимая себя разглядыванием картин или же мёртвых тел с разодранным глотками в луже собственной крови, вампир медленно поднялся.
— Уважаемый Брэм Ливингстоун, — голос неизвестного был спокоен, сдержан. Он не трудился кричать, не пугался окровавленных трупов вокруг. Стало быть прекрасно знал с кем пытался завязать диалог.
Приглушённый стук от тяжёлой подошвы переместился чуть в сторону. Стало быть гость действительно оглядывался: надеялся углядеть нечеловеческого собеседника спрятанного среди штор или за шкафом?
— Поместье Вашего деда, а теперь, смею полагать, исключительно Ваше, — какая fortunae ironia, — находится в окружении паладинов Ордена Святой Инквизиции. Ваши необдуманные решения скорее всего приведут к усугублению и так гиблой для Вас ситуации. Поэтому стойко рекомендую Вам не совершать глупостей и самое важное, так сказать, выйти на мировую. Я — один, и Вам нет нужды меня опасаться и…
Гость, невысокий мужчина средних лет с зачесанными назад светлыми волосами и черными как смоль глазами, удивился и даже раскрыл рот, когда разыскиваемый ренегат и убийца вынырнул из теней подвала и бесшумно оказался прямо перед ним. Он даже не сразу осознал, что начинает задыхаться из-за сжимающих его горло длинных пальцев владельца поместья, которого только что сам и провозгласил. Незнакомец посинел, но развёл руки в сторону, всё ещё доказывая свою безобидность. И когда в сознание его закралась мысль сомнений и собственного идиотизма, а сердце застучало быстрее, эхом отдаваясь в висках, хватка разжалась.
— Чего тебе надо? — Брэм был мрачен и зол, но что-то удерживало его от дальнейших бессмысленных убийств. Его нашли, его окружили, поймали на месте преступления — кровавой бойни собственной семьи. Есть ли смысл бегать и скрываться, когда виной он сам себя в итоге и загрызёт? Смысла не было. Для него тот был потерян, мёртв, как и все, кого он погубил в порыве ярости. Отец, прислуга, Освальд…
Шагнув обратно в тень, ревенат облизнул губы и посмотрел на руки. Они даже не дрожали. Он даже не чувствовал сожаления. Лишь за мать. Только лишь за неё болела его залитая чужой кровью душа. Не обращая совершенно никакого внимания на кашляющего на полу инквизитора, жадно, подобно рыбе, выброшенной на сушу, хватающего воздух, Брэм провалился во мрак своих мыслей. Перед глазами проносились сцены его нападений, удивлённые лица уже мертвецов. Не верящее в происходящее выражение Освальда будет преследовать его вечно. Предательство верного помощника, который не раз вытаскивал его из лап смерти. И что тот получил в благодарность? Инквизитор, что подвёл своего бога, свою семью. Влюблённый, что не сумел спасти свою любовь и, трусливо поджав хвост, бежал. Сын, что не сберёг мать. Друг, что погубил друга. Чудовище. Брэм Ливингстон — чудовище, заслуживающее смерти.
Ut ipse tibi, sit maledictus, et, ut deos perdendum eum! Кара сама пришла за ним, справедливым огнём остановит его грязное существование.
— Приветствую тебя, о carnifex, палач! — вампир вышел к гостю, лишённый всех сил, душевных и физических. Он был вымотан, слаб и жалок. — Говорят же, что
contra vim mortis non est medicamen in hortis.
—
Heu quam est timendus qui mori tutus putat, — парировал незнакомый инквизитор, не предпринимая ничего, чтобы сковать сдающегося ревената. Более того следующие слова его поразили: — Господин Ливингстоун, извольте сопроводить меня в кабинет Вашего ныне покойного дедушки.
Впрочем, невзирая на замешательство, Брэм всё же выполнил просьбу.
Рабочая комната почившего капеллана в отставке осталась такой же, какой её запомнил гость в прошлый свой визит. Только бумаги были разбросаны по столу, словно старик отчаянно пытался что-то найти. Документы на землю и усадьбу, догадался пришлый слуга Единого и непринуждённо сел на кресло, довольный тем, что все бумаги были уже у него.
— Прошу Вас, — инквизитор дружелюбно улыбнулся и вежливо указал на место за столом. — Теперь он Ваш. Как и всё остальное.
— Я не понимаю, — Брэм растерянный возвышался над этим человеком, удобно расположившегося. От него веяло уверенностью и властью. Умён, хитёр и опасен. Как и многие в инквизиции.
— Наберитесь терпения, — улыбка не сходила с его лица. — Но прежде, чем мы продолжим — зажгите свет. Мне, к сожалению, не хватает лунного света. И занавесьте окна.
Мрачный свет загулял по комнате, и тени дико танцевали вокруг сидящих. Тлеющей лучиной инквизитор прикурил трубку и заполнил комнату густым дымом, от которого у людей щипало глаза. Он совершенно не спешил, с интересом разглядывая выученный в прошлый раз кабинет. Более того, складывалось впечатление, что гость получал некое удовольствие от текущей компании, словно томительные ожидания закончились и пора было приниматься за дело. Дело крайне важное, но тайное.
Ливингстоун разглядывал его спокойное лицо.
— Вы отступник, гадкий выродок, убийца и кровосос, — жесткие, но правдивые слова смешивались с дымом, пока инквизитор медленно выговаривал их, делая значительную паузу между каждым из них. — За Вас назначена награда. Достаточно высокая. Ваше мёртвое тело, — более мёртвое, чем сейчас, так сказать, — осчастливит какого-нибудь охотника на нечисть.
Передышка. Струящийся дым расползается вокруг. Приглушённые крики воронов. Усталые вздохи паладинов. Треск свечей и хруст сгораемого табака. Очередная волна злобы рвётся, чтобы заткнуть и наказать.
— Но не Инквизицию, — гость обменялся с хозяином дома взглядами.
— Объясните, — табачный дым исцеляюще отрезвлял сознание перепившего крови вампира.
— Объясняю, — гость взял трубку в руку, а оставшейся свободной принялся загибать пальцы. — После обращения осенью трёхсот пятьдесят шестого года, несмотря на отсутствие, так сказать, наставника, Вы не учинили кровавой бойни по неопытности. Более того Вам претило подобное, viz. убивать. Будучи в новой для Вас форме, Вы продолжили служению Господу ещё в течение трёх сезонов пока не были раскрыты одним нам хорошо известным одноглазым лицом. Вы также убили старого и опасного вампира, пытались спасти невинную душу. Скрывались под ложью врача в попытках помочь нуждающимся. Да, я убежден, что не все ревенаты являются источником зла.
Его лицо резко стало серьёзным.
—
Ad acta. Ревенаты могут быть полезны. Их нужно лишь направить, внести, так сказать коррективы в их altěra vita, на путь истинный. Однако многие, если не все братья сомневаются в этом. Глупость! Это же очевидно и так просто. Порой так сложно увидеть решение избавления от застоявшегося гнойника на собственном носу. И всё из-за нежеления оказаться неправым. Поэтому мы будем действовать, так сказать, тайно и очень аккуратно. Понимаете?
Брэм пошевелился, поддавшись вперед:
— Не совсем.
— Что же, я призываю Вас, Брэм Ливингстоун, заключить с Орденом особое соглашение, которое гарантирует Вам определённую защиту в обмен на некоторые услуги.
— Услуги? — издевательская усмешка вампира ничуть не задела интригующего гостя. — Стать псом на привязи и убивать по команде? Я не…
— Дослушайте. — от звенящей стали в голосе гостя ревенат осёкся, нахмурился и замолчал. — Отчасти Вы правы. Но только отчасти. Убивать, да, придётся, но, полагаю, в редких случаях. И сомневаюсь, что Вы будете делать это с сожалением. Убийцы, насильники, людоеды. Вы верно мыслите, я говорю не о простых людях. Вампиры, оборотни, гули и всякая прочая опасная нечисть, что приносит беды не одному, а целым деревням.
— И Вы считаете, что я в одиночку смогу нейтрализовать такие группы, что терроризируют целые деревни? Мне льстит, но Вы слишком высокого мнения о моих способностях.
Гость с грустью вздохнул и постучал трубкой о локоть кресла. Под не одобряющий взгляд Брэма пепел посыпался вниз. Страдая педантичностью, он терпеть не мог беспорядок.
— Ergo Вам понадобятся помощники. Где же их взять, спросите Вы. Всюду в тенях, где ещё сохранились остатки человеческого сердца, сострадания, милосердия. Проще говоря, Брэм, Вам нужно их найти, может быть даже спасти. Отыщите таких же, как Вы, кто ещё не сгинул безвозвратно во тьму, в ком есть ещё надежда.
— И что Вы гарантируете? — после продолжительной тишины раздумий спросил ревенат.
— За Вами, Брэм, перестанут охотиться. У Вас будет безопасное место, — гость кивнул в сторону стеллажей, имея в виду дом. — Вся территория этого поместья официально приобретёт статус leprosorium, что отгонит любопытных зевак подальше. Здесь Вы сможете собрать небольшой отряд, так сказать, помощников благодаря Вашей способности видеть добро, как бы это сентиментально ни звучало. Однако забудьте род Ливингстоун, его больше нет, забудьте это слово. Ни его, ни Вас, как Брэма Ливингстоуна более не будет. Впрочем, имя можете оставить. Оно не столь редкое. Я знаю пятерых Брэмов, один из которых отличный цирюльник…
Его лицо вновь озарила довольная и, казалось, извиняющаяся за подробности улыбка. Он выудил из-за камзола несколько свёрнутых бумаг, протянул Брэму и принялся поочередно объяснять их содержимое:
— Заверенные документы, что данная земля является частной территорией, отведённой под нужды лекарей, врачей, смотрителей, а также, безусловно, больных лепрой. Не думаю, что у Вас возникнут трудности по созданию простых мертвецов. Они отлично бы смотрелись в образе кукол с колокольчиками. Далее. Официальное заявление, подтверждающее, что Брэм Ливингстоун, вампир и ренегат, совершивший массовое убийство в доме собственной семьи, был казнён сегодняшним днём отрядом паладинов при попытке сопротивления и прочее, прочее. Детальный отчёт, привычный каждому инквизитору. Далее. Ценная бумага с печатью, позволяющая Вам, так сказать, что многим обывателям позволено быть не может.
Consentaneum, ранее привычными правами Вас это не наделяет. Так, по мелочи. Далее. Сейчас Вы держите самое важное: наш, непосредственно, договор. В двух экземплярах. Я не тороплю, ознакомьтесь, подпишите.
Закрепив свиток на столе, Брэм бегал по строчкам, удивляясь такому повороту событий в его, казалось бы, уже проклятой всеми судьбе. Согласно тексту договора Неизвестный действительно предлагал защиту в обмен на предоставление упомянутым им услуг. Впрочем количество и качество вероятных просьб оставались размытыми. Пакт, дающий право на мирное существование не как гонимое чудовище, а ценный элемент общества. Вновь оказаться на цепи у церковников, и вновь при неверности им оказаться под вездесущей тенью гибели.
Гость вероятно обладал чутким видом эмпатии, поскольку тут же заметил:
— Не в наших интересах злоупотреблять Вашим, так сказать, гостеприимством.
Брэм потянулся за пером, открыл чернильницу.
— Подпишите внизу. Ваше имя и название, так сказать, организации, с которой мы будем сотрудничать. Проще говоря, придумайте имя. Замечательно, вижу Вы уже задумывались об этом, раз так быстро… Дом? Вы написали просто дом?
— Да, — кивнул спокойно Брэм, которого внутри раздирали сомнения и страха от гибельной кампании, им подписанной. — Не просто дом, Дом.
— Право Ваше, — кивнул инквизитор и протянул последний запечатанный сургучом пергамент: — Добро пожаловать обратно, Брэм. Здесь указано первое, так сказать, поручение. Наведайтесь в Миттенпорт. Ходят слухи, что там завёлся опасный зверь, пугающий до смерти местных. У Ордена нет пока свободных людей и времени заняться этим, так сказать, оперативно. У Вас не больше двух дней. Не подведите, и я не подведу Вас.
Неизвестный забрал один свиток, встал и ушёл. Тела убитой семьи, прислуги и Освальда были сожжены на быстро собранном инквизицией костре. Инквизитор, который предпочёл оставаться анонимом, тянул болезненную молитву об усопших, окружённый верными людьми. Тело матери Брэм сжечь не позволил — ему разрешили. Когда на кострище не осталось ни одного ярко алого уголька, а делегация Ордена наконец ретировалась прочь, он нежно взял её на руки и отнёс в глубину сада, где и похоронил, под размашистыми ветвями вечно опечаленной ивой. Небо ещё оставалось эбонитовым с яркой россыпью звёзд, и луна грустно смотрела на свежую могилу и сгорбленную горем фигуру подле нее.