Чёрная птица пролетела над головой — для многих плохой знак, определяющий приближающуюся смерть, — и скрылась в кронах деревьев. Лес казался темнее обычного, намного мрачнее, чем те его края, соседствующие с границей города. Ветви опускались ниже, перекрывая солнечный свет, и пытались уцепить незваного гостя, чужака, которому здесь было не место. Но гость упрямо шёл вперёд. Под ногами хрустела земля.
Брэм остановился, чтобы осмотреться и прислушаться. Мёртвая тишина, несвойственная лесной жизни, разлилась по округе, подобно яду, убивая естественные звуки природы. Приложив ладони к ушам, вампир резко убрал их — ему показалось, что он оглох. Вокруг возвышались деревья и ничего более. Древесные исполины преграждали ему путь, но сильный голос, зовущий на помощь, требовал продолжать идти. Молил и зазывал:
— Освободи меня!
Многая нечисть пользовалась добросердечностью и благородностью людей, заманивая бедных рыцарей и спасителей в чащи и болота, где, заранее затаившись, выпрыгивали и рвали героя на части, exempli gratia Strigi, Undine Ordinarius. Для обеих ментальная связь — недопустимо высокое колдовство, либо очередная мутация, что привела к экстраординарным способностям. Соответственно мутировавшая особь одновременно объект опасный и занятный.
Ливингстоун шёл наугад. Без оружия. Очередная глупость молодого вампира. Или же слепая вера в новые силы новой жизни, vita vampyri. Впрочем свободный зверь, Dedomini lupus, волк-который-сам-по-себе, был в своей стихии. Лес против хитрых фанатиков, опасных охотников, неповоротливых, но многочисленных стражников. Лес справедлив. Отчего не менее опасен для людей.
Люди закричали. Брэм узнал эти голоса и, случайно отыскав едва заметную тропу, побежал на крик. Он по-звериному втянул воздух: человеческий пот, испражнения, гниль, сырая земля, смерть. И он зачем-то бежал туда. Отважный герой или сентиментальный дурак, который уже успел совершить немалое количество ошибок, стоящих многим жизни. Падший инквизитор посмеялся над собой крайней мыслью, которую тут же накрыла чернота увиденного.
Чудовище, размером в половину дуба, неуклюже топталось на месте, напоминая деформированную человеческую фигуру. И несмотря на, казалось бы, неповоротливость, огромная туша среагировала на быстро приближающегося вампира не менее стремительно. Рука, напоминающая больше грязевой отросток, выскочила из широкой спины чудища и хлестким ударом отмахнулась от возможной угрозы. Выставив вперёд сложенные руки, Брэму удалось смягчить могучий удар земляного гиганта. Ветки трещали и ломались под его спиной, которой он отлетел назад, а крепкий ствол старого дуба помог остановиться и вышиб не последний дух из вампира. На толстой ветви сидел, казалось, беспечно ворон и наблюдал за происходящим. Он бесшумно опустился, и взмахов крыльев не услышал Брэм. Хотя может приземление птицы совпало с ударом о дерево. Не отвлекаясь на загадочного ворона, Ливингстоун вперил взгляд в чудище.
Simplex gōlem, сотворённый искусство из глины, грязи, земли и прочего естественного материала. Слухи и сплетни горожан оказались правдивыми. Големы создания медлительные, но крайне живучие и могучие. Уничтожить безвольную машину тяжко и едва ли под силу простому человеку.
Вампир распрямился и с глухим хрустом расправил плечи. Левое неприятно заныло. Его преимущество было в ревенатской скорости, и глупое существо уступало ему в этом. Однако Брэм не успел. Иронично.
Верхняя часть голема, вероятно его широкий торс, вытянулась вверх и подобно кузнечному молоту обрушилась уродливым телом на людей. В последнее мгновение героический порыв захватил сердце Бастиана, и тот оттолкнул Эмили к своим дочерям из-под лавины земли, под которой был тот час же погребён.
— Бегите! — всё что успел крикнуть стражник.
Когда голем атаковал, сконцентрировав мощь в одном месте, его некоторые части оказались менее защищены, чем обычно. Ливингстоун заметил оголяющиеся кости грудной клетки, которые тут же обросли обратно глиной и землей. Голем простой постепенно становился более сложной задачей. Этот был создан не только с использованием бесчисленных природных ресурсов, но и с потреблением человека в качестве основы, главенствующего материала, впоследствии сгнившего в оболочке земли. Насколько извращенно должно быть человеческое сознание, чтобы сотворить такое с себе подобным. Ливингстоун сокрушался. Это был не просто голем, это было проклятие.
После удара чудище собиралось обратно для очередной атаки.
Эмили, хромая, пыталась увести девочек, но младшая дочь стражника бросилась к отцу. Она не успела схватить её за руку, и воздух застыл в ладони. Страх и боль застыли на бледном и мокром от слёз лице. Старшая дочь уткнулась в неё, чтобы спрятаться от всего этого ужаса.
— Папа! Папа!
Погребённый под оживщей землей Бастиан Драм, не бросая попытки выжить ради своей семьи, сопротивлялся. Голем, словно усмехаясь над ними, поднял человека, жестоко насадив его на острый сук, который подобно копью без проблем пробил слабую грудь человека.
— Пусти его, мелзкое тюдисе! Папа! — веточкой в маленькой ручке глупая, но невероятно смелая девочка избивала чудище.
Бастиан захрипел кровью, чтобы что-то сказать своей дочери.
Эмили, зажав рот руками, заглушила крик.
Дрожь собиралась на другой стороне голема, готовя новой ударной волной высвободиться из уродливого тела и безжалостно снести хрупкое тельце маленькой бесстрашной девочки. Деформированная конечность выскочила, резко упала на ребёнка, но вбила лишь свою же грязь и землю. София с раскрытыми от ужаса глазами смотрела на недавнего гостя их дома — господин Истопник только что выхватил её из готовых сомкнуться объятий смерти. Наказав ей спрятаться и молчать, вампир развернулся лицом к чудищу. Оно не издавало никаких звуков, кроме чавкающего грязного шума, но по движениям было очевидно, что голем разгневан. Он отшвырнул тело Бастиана в цветущий куст. Резкое движение вновь открыло человечьи кости внутри грязевой оболочки. Его огромные ноги не шагали, а переливались подобно hydrargyrum, тяжёлой и вязкой ртути, по поверхности, приближаясь к живым, что пятились, хромая, и пытались молиться дрожащими губами.
Отец бился со смертью героически. Собрав остатки сил, для последнего рывка перед концом, Драм подобрал камень и бросился на чудовище. Но оно размозжило тому голову, и тело храброго отца семейства мёртвой куклой рухнуло в ноги безжалостного монстра.
Мгновение. Всё застыло в одном мгновении. Замер мир, обледенело время.
Чудище оголяет своё человеческое нутро, старые кости, поросшие магической грязью. Обезображенная голова стражника не успевает коснуться земли. Крик застревает в горле любовницы покойника. Девушка из сна, образ прошлого, стоит между чудищем и вампиром, беззвучно взывая и сжимая руками голову, словно от боли, а тело её корежит в агонии и муках. Падший инквизитор срывается с места, чтобы оборвать эти страдания во благо неупокоенной души.
Вампир вложил в удар всю злобу на несправедливость, что случилась с ним и с другими забытыми богом несчастными. Богом, которого нет. Который не видит ничего и не слышит никого. Бог, который должен защищать невинных, наоборот поддерживает безумие и мракобесие тех, кто когда-то давал ему клятву верной службы. Тех, среди которых был и он сам.
Оголённые кости голема переломились, страшно стерев кулак вампира, и безобразная фигура чудовища странно накренилось, как это сделал бы корабль, севший на гибельный риф. Грязное глиняное тело развалилось пополам ровно в том месте, куда пришёлся удар ревената. Там, где были кости погребённого в страшной оболочке человека. Compages thoracis с несколькими обломанными рёбрами, часть позвоночника, широкая тазовая, плечевая, бедренная и берцовая кости. И судя по виду они принадлежали женщине. На них ещё сохранилась чёрная копоть костра. От них ещё веяло магией, неизвестной и непонятной инквизитору. Она притягивали землю обратно к костям, чтобы слиться вновь и восстать естественной плотью природы.
Брэм, прикрыв разбитый кулак, посмотрел на рыдающую подле бездыханного тела Бастиана девочку. Эмили же смотрела на него, осознавая какую ошибку совершила. София не возвращалась из укромного места, куда вампир приказал ей уйти.
— Платок, — потребовал Ливингстоун, и девушка протянула ему выпачканную в грязи ткань, в которую он тут же собрал все видимые кости. Некоторые пришлось с усердием выдирать, и каждая сопровождалась судорогами голема. Земля было потянулось к костям, но после тщетных попыток слиться воедино, чудище осыпалось грудой земли, листьев и веток.
Возмущенный увиденным, ворон каркнул и слетел с ветви дуба прочь. В ту сторону, откуда пришёл вампир.
Завязав узелок с тронутыми давним огнём останками женщины, Брэм проводил чёрную птицу взглядом. И там среди деревьев он увидел как бледным светом мерцал силуэт убегающей девушки прошлого, спасённой души, вырванной из жуткой проклятой клетки.