Сказ о хитром инквизиторе и мерзком гнолле

Участники: Весск, Гленн Рехтланц

Место: Тавантинская Империя, Ундервуд, лес между реками Долен и Лен, ближе к восточной границе.

Дата: 3056 год, соковик, первая половина

Описание: За что любить гноллов, этих раздражительных вонючих псин, которые как заноза в заднице в любой ситуации? А за что любить инквизиторов, которые одним своим появлением несут лишь беды всем да нервы портят? В общем-то, ни за что, однако одинаковая нелюбовь мирных жителей к сим особам ничуть их не сближает. Однако бывают моменты, когда и тем и другим приходится пересекаться. Только вот к добру ли такие временные союзы?

По мнению гнолла, если уж и было мерзкое время года, так это соковик. В это время в Ундервуде происходило традиционное восстание грязи, занимающей все пространство, свободное от островков снега, панически спасающихся в тени от неминуемой гибели под только набирающим силы солнцем. А если уж путник не озаботился ремонтом обуви, то любой его неверный шаг мог привести столь неприятному явлению как промокшие ноги. К сожалению, именно таким путников и был Весск, пробирающийся вдоль тракта. Его, когда-то весьма приличные ботинки, на удивление хорошо подошедшие к ноге, учитывая что шились они по чужим меркам, сейчас требовали руки мастера. Что и было еще одним поводом избегать вьющуюся по правую руку длинной "змеи" из взбитой колесами и копытами грязи.

Кляча, служащая транспортом для Весска сейчас понуро шла рядом, изредка подстегиваемая крепким, но, к сожалению, непереводимым с гнолльего словцом и небольшим прутиком. Наездник из Белого глаза был откровенно неважным, но даже он понимал, что животному необходим хоть какой-либо отдых. Равно как и спине травника, недвусмысленно сигнализирующей о том, что держится мужчина в седле откровенно неважно. Впрочем, сколь яркие лучи негодования отправлялись в сторону ленивой животины, столь же и ощутимое недовольство чувствовалось и от лошади в отношении Белого глаза. Благо хоть, память об острой боли, когда костяной нож слегка вонзается в круп, придавала животному видимость покорности. К сожалению, дипломатические навыки в общении с лошадьми были у хвостатого в зачаточном состоянии, поэтому своё недовольство поведением кобылы мужчина пытался выказывать наиболее понятным образом.

Благо хоть, идти оставалось недолго. Прохудившаяся обувь стала хоть какой-то целью в пути псоглавца, уже вторые сутки неспособного найти подсказок ни в гадании на костре, ни в поведении пумы, решившей, по всей видимости, взять выходные. Нет, ощущение Тотема поблизости не покидало травника, но вот являть свой облик большой кот наотрез отказывался. И даже ставшая традиционной вечерняя попытка связаться с Тотемом посредством огненных духов, путем магии и сжигания трав, не давала ровным счётом ничего. До боли в глазах вглядывающийся в пламя мужчина не мог даже понять, получался ли ритуал, поскольку танец желтых языков был столь же бессмысленным, сколь и едва различимым. По мнению самого травника, Зверь нарочно обрывал связи с Их миром, ставя очередное испытание. И выполнить его, не зная, в чем оно состоит было не так уж и просто.

Спустя небольшой промежуток времени

Если это испытание было на навыки общения, удачу или кротость, то, определенно, гнолл провалил его. Причём, оценка "не справился" была бы неверной, именно "провалил", возможно, умей хвостатый его писать, вывел бы это слово с большой буквы. 

Поначалу, все шло хорошо. Даже спиной ощущаемые взгляды местных не были столь уж неприязненными. Видимо, пролегающий тракт и откровенно отвратная харчевня все же привлекала путников, к коим, хоть сколько то должны были привыкнуть крестьяне. Собственно, в харчевню псоглавец и направился, намереваясь наградить себя за долгий путь мисочкой браги, да выяснить где найти умельца, готового за плату взяться починить обувь. И если с первым пунктом программы все вышло успешно, то вот во втором возникли осложнения в виде тройки уже изрядно принявших на грудь местных, что вели себя излишне вызывающе. И если "нам таких тута не надыть" или "смотри, думает мужчик собачьей морде прислуживать будет", гнолл, скрипя зубами, проигнорировал, то вот веселые шутки о том, что кто-то когда-то собаку обрюхатил уже были излишними.

Да, кинокефал понимал, что в его собственных интересах было бы прикинуться глухим, поскорее закончить здесь свои дела и вновь выйти на тракт, но что-то первобытное, давно отринутое большинством гладкокожих была совсем иного мнения. Небольшая словесная перепалка плавно перетекла на улицу, под чутким взглядом хозяина заведения, а уже там и перешла в более активную фазу. Вот только блеснувший в руках у одного из пройдох нож, с коим он решил поразвлечь успевших собраться зевак, путем воплощения своей угрозы о "отрезанных ушах" стал той самой причиной, по которой сейчас связанный псоглавец лежал в амбаре. Вернее, не сам нож, а последовавшее за его появлением рассечение брюха нападавшего. Выпавшие из него кишки, поливающие грязь своим смрадным содержимым спровоцировали вопли об убивце и появлении деревенского головы. Травник, не желающий быть поднятым на вилы агрессивными местными добровольно отдал оружие и моментально за это поплатился. Благо хоть обувь у крестьян была паршивая, да местный вождь смог образумить соплеменников, так что пинали хвостатого не долго. Лишь бок болел, да в пасти стоял неприятный металлический привкус крови.

Особых надежд у мужчины не было. Уж коли связали лапы, значит, виновен. А там уж или на суку болтаться придется на потеху всей деревне, или сдадут местному владетелю. С учетом того, как именно преподнесёт все голова, сук разве что на плаху иль висилицу заменят. На удивление, гноллу было даже не страшно. Лишь до смерти обидно, что он не прирезал еще столь этих вонючих, ковыряющихся в земле гладкокожих, сколько бы успел, прежде чем его разорвали бы. Его попытка быть как плоскомордые вышла ему боком. Тем самым, отдающим болью от чьих-то грязных ног.

Гнолл в очередной раз поразился тому, сколь проясняется голова стоит ей отвлечься от всех дел и планов. Вне будущего настоящее и прошлое становится намного яснее и отчетливее. Неимоверная четкость бытия, словно бы раньше разум воспринимал все сквозь мутную пелену. Это ощущение обычно, посещало хвостатого лишь в те краткие моменты, когда до схождения строя оставались мгновения. Когда ты мог различить зрачки врага и заранее записывал себя в мертвецы. Считая себя уже покойником, не столь обидно будет и умереть, а когда загробный мир, обдав холодом, так и захочется забрать к себе навеки, жизнь чувствовалась намного краше. Словно картина, кою вытерли от пыли, позволил вновь радовать глаз первозданными красками. К сожалению, Весск картин видел не столь уж и много. Подобная роскошь уж точно была ему не по карману.

Тихо шипя, мужчина медленно уселся на холодный земляной пол, сумев прислониться к стене спиной. К счастью, мужичье не умело пристойно связывать пленника. Веревки на руки накинули абы как, не затянули, ни локти, ни ноги связывать не стали. Робкое желание жить подсказало псу, что можно будет попытаться ночью выбить плечом дверь, да бежать в лес. Но, надежду тут же развеяло собственное сомнение Белого глаза. Дверь сарая наверняка подперли поленьями. И даже, если гнолл и сумеет ей вышибить, то шума наделает столько, что сюда вся деревня явится. Так что хвостатому только и оставалось, что пытаться устроиться поудобнее и размышлять и настоящем.

— Знаешь, когда я просил о помощи, я думал о чем-то более существенном — недовольно прошипел гнолл на родном наречии, бросив взгляд на вальяжно развалившегося большего кота. Пожалуй, любимым уроком Тотема для псоглавца было напоминание Весску что он не один. Дух предпочитал не вмешиваться, покуда Белый глаз сам не попросит о помощи. Впрочем, говоря откровенно, пума частенько игнорировала и просьбы о помощи, являя себя лишь по своему собственному желанию, а ее помощь, нередко, была, весьма своеобразной. Например, сейчас Тотем явил свою силу, становясь проводником заклинания, которое должно было помочь сбежать гноллу. Вот только это заклинание... Впрочем, принести хозяину мышь вполне в духе кошачьих. А вот контролировать грызуна, пытающегося перекусить веревки, приходилось травнику самому. И это было не так уж и просто, поскольку гнолл очень старался чтобы мышь не укусила его за руки. Пёс столь увлекся, что едва не попался, прослушав шаги за дверью. Лишь звуки убираемых поленьев выбили мужчину из нужной концентрации, с коей пропала и пума и мышь, что, с тонким писком, убежала куда-то в угол. За гноллом пришли слишком рано и мужчина, затихнув, ждал. Быть может, кто-то из местных подойдёт близко и тогда у дитя лесов будет шанс. Если, конечно, он сможет порвать погрызенные веревки.

Трое. Один совсем юный еще. Служка при хозяине корчмы. Староста, лживый плоскомордый и еще кто-то. Судя по наряду, не из здешних мест. Слишком уж хорошо одет для землероев. Быть может, здешний владетель. Это бы объяснило и повязку на лице, прикрывающую глаз. Гнолл задумался о том, что может сулить эта встреча. С одной стороны, быть может, его выслушают. Да, его слова против слова вожака деревенщины будет маловато, но это уже лучше чем ничего. С другой, те из гладкокожих, что держат в руках власть платя налог кровью нередко скоры на расправу. А значит, времени до следующего утра ему могут и не дать. Грустно, но, видимо, те крохи надежды, что дало появление тотема оказались ложны и кинокефалу оставалось вновь записывать себя в мертвецы.

— Та тварь поганая, что охотнику нашему брюхо вспорола! —  произнес плоскомордый и плюнул в сторону Весска, заставив кинокефала тихо зарычать.

— Жаль, тебе кишки не выпустил, покуда мог, — с рыком, произнес Белый глаз, надеясь, что староста решит пнуть пленника. Но, видимо, присутствие кого-то повыше чином, заставляло деревенщину вести себя на удивление мирно. Что еще хуже, обменявшись парой фраз с новоприбывшим, местный голова решил удалиться. Впрочем, кое-что важное он все же успел сказать.

Весск не столь часто видел инквизиторов. Нет, он знал, что кинокефалов эти господа не слишком жалуют за веру предков, но и особых гонений империя не устраивала. Особенно, среди тех племен, что вешали себе на грудь смешные кресты бога гладкокожих. К сожалению, псоглавец к подобным не относился и на его груди, под рубахой, покоились обереги и клыки. Впрочем, если уж пожаловал инквизитор, то допрос точно состоится. Да и с тем, как именно произойдет казнь, становилось яснее. По слухам, распускаемым в вольных ротах, после пыток, этот народ любил сжигать своих жертв, так что смерть намечалась на редкость паршивая.

— Не знаю что эти лживые гладкокожие сказали, у меня нет вражды с твоим богом, инквизитор, — решил начать первым гнолл. Говоря честно, сейчас он больше думал о том, как бы не угодить на костер. Уж лучше ему отрубят голову или хоть бы и повесят. Но гореть мужчина не желал. Так пусть уж лучше его судят лишь как убийцу, чем как... иритика или как их там называли люди. В голове еще держалась мысль о том, чтобы напасть на того, кто подойдет слишком близко, но сейчас Белый глаз пытался проявить осторожность. Да и к тем, кто сейчас был в его "темнице" у него не было счетов.