Эпизод: История о Фераноре и его большом путешествии

Старт 3056 год. Лето.
Зулл Саракаш запечатан навеки в своем зиккурате (гробнице) Святой печатью и не может выйти снова в мир живых. Но по всему Амалирру, словно щупальца спрута он распустил своих слуг, которые ищут способ сломать печать и позволить ему выйти из своего заточения.

НПС: Мустафа аль Гюлим, Мастер Иллюзий Коэнна ибн Шари; царь-лич Зулл Саракаш

Участники:
Феанор; Борагус; Митр ас'Саир
Лиллис


События стартуют в городе Киррбен-Фарроден, что в Эльвеноре и переносятся в Атраван.

3056 год. Дата неизвестна
Ночь. Белуджистан.
Тюрьма

Тоненький лучик света — единственная его связь с внешним миром, угас, погружая камеру в полную, непроницаемую тьму. Никто за ним так и не явился. Наверное судья решил отложить его дело на утро.
Он долго ворочался на сухом тростнике. Иногда он погружался в сон, быстрый, неровный, утомлявший сильнее чем полная бессонница. Ему мерещились свет факела, шаркающие шаги, звон ключей надзирателя. Несколько раз он вскакивал на ноги, потому что в темноте ему слышался весёлый голос царевича Митрасира.
Последнее было хуже всего. Подсознательно в Фераноре билась надежда, что боевой товарищ, неоднократно выручавший в походе, не оставит его и на этот раз. Но почему-то всё медлит.
«Он должно быть сильно сердит на меня. Я нарушил своё обещание… но ведь мне не оставили выбора!»
«Зачем царевичу всё время спасать меня? — отвечал холодный голос рассудка.— Нянькаться как с малым дитём… Какая ему с того польза?»
«Я брошен и позабыт,— размышлял Феранор.— Где вы, друзья мои?! Агаолайт. Бальфур. Почему вы оставили меня все?! Аримэль был прав — я просто притягиваю неприятности!»
Во тьме замерцал огонёк. Он медленно неуверенно приближался.
«Слишком поздно для суда,— подумал Феранор, дивясь, что не слышит шагов.— Похоже, тюремщик обходит свои владения»
Незаметно исчезли все звуки, хруст подстилки, капающей воды. В камеру Феранора, прильнув к решётке, заглянуло невысокое, похожее на бледное привидение, существо. Его ослепил свет, но почти в ту же секунду источник его сместился и капитан смог увидеть лицо гостя с маленьким вздёрнутым носиком и большими оливковыми глазами.
— Проснитесь, хеир,— услышал он мягкий голос Даемары.— Нам надо поговорить.
— Я не сплю. Что…
Она прервала его, прижав палец к полным губам.
— Тише. Я не должна здесь находиться. У меня очень скверные новости.
— Суда не будет?
— Он уже состоялся. Великий Визирь вынес приговор сам, не став поручать ваше дело судье. На рассвете вас казнят.
В горле Феранора пересохло. Он с усилием сглотнул.
Даемара вздохнула.
— Визирь не скрывал, что это политическое решение. Глышак — крупный вождь. Оправдать вас — значит, не только потерять лицо, показать, что на его ас’шабаров можно безнаказанно нападать, но и нанести оскорбление всем оркам, служащим шаху.
— Глышак сам просил поединка.
— Поединка?! — кажется, волшебница удивилась.— Ах, да… вы были тяжело ранены,  не знаете, что вся охрана посольства бросилась к вам на выручку. Дело дошло до мечей и чудо, что обошлось без убитых!
«Бальфур! — сообразил Феранор, чувствуя, как теплеет на сердце.— Вот же…»
Он задохнулся от ликования, не в силах подобрать ему верный эпитет.
«Сообразил! Поскакал за помощью вместо того чтоб ложиться костьми в неравном бою!»
— Эту грандиозную битву пришлось разнимать сафуадам. Хвала Солнцеликому, что они разрешили мне заняться вашими ранами, иначе вы не дожили бы и до полудня.
«А вот это было бы лучше»,— Феранор помрачнел, вспомнив где находится.
— И что теперь? Вы явились сюда среди ночи только за тем, чтобы это сказать?
Она снова вздохнула и вздох этот показался ему насквозь фальшивым.
— Сандар хотел, чтобы я вывела вас, укрыв с помощью чар. Он не оставляет попыток вас спасти. Но я не имею права помогать вам, хеир.
«Решила бросить меня,— подумал он, отстранённо.— Как не нужный хлам...»
— Понимаю. Договор с Атраваном стоит...
— Не понимаете,— холодно оборвала его Даемара.— Никакого договора не будет. Посольству предписано отбыть домой в течение месяца. Милостью шаха нам дозволено оставить представительство для выкупа попавших в рабство сородичей и не более.
«Ага,— сообразил он.— Значит, это не расчёт, а месть!»
Наверное, что-то промелькнуло в его взгляде, потому, что волшебница начала объяснять.
— Если сейчас я спасу вас с помощью чар, куда вы пойдёте? В посольстве вас не спрячешь. Как только станет известно о вашем побеге — туда придут в первую очередь, не говоря о том, что все подозрения целиком и полностью лягут на нас. Вы симпатичны мне, капитан, не скрою. Но ради вас я не стану рисковать всеми.
— Возвращаясь к вам,— продолжала она.— На корабле не уплыть — после убийства известного проповедника в заливе дежурит военный корабль, все уходящие суда проверяют. Даже если вам каким-то чудом удастся проскользнуть мимо них, что вас ждёт дома?
— Роща Покаяния,— угрюмо докончил Феранор.— Ну что же... спасибо за предупреждение! Если это всё, то оставьте меня, хейри. Я хочу провести остаток жизни наедине с Солнцеликим. Надо подумать, что я буду ему говорить при встрече…
«Не дам зарезать себя как барана. Дождусь, когда откуют и наброшусь на стражу, а там будь, что будет!»
— Не торопите встречу с Творцом,— проговорила она, словно прочитав его мысли.—  Всегда есть выход. Однако бывает так, что принять его мы не готовы. Если вы хотите служить Эльвенору и далее, то вас не должно смущать ни место ни роль. Они — декорации, театральные маски. Важен лишь размер пользы, которую вы принесёте.
— Не понял…— честно признался Феранор.— Вы же сами только что сказали, что не станете рисковать всеми ради меня…
— Это не ради вас.
— А ради чего?
— Вернёмся к нашему прошлому разговору, про ослов?

3056 год. Дата неизвестна
Белуджистан.
Тюрьма => Базарная площадь

Первый солнечный лучик пробился в камеру сквозь окошко под потолком. Феранор, усаживаясь, захрустел тростником. Прислушался, не доносится ли позвякивание ключей и шарканье надзирателя? На улице протяжно запел азан, призывая к первой молитве.
Феранор уже знал, что его обещали обезглавить на рассвете, на Базарной площади. Остаток ночи он так и не заснул. Думал о смерти, о словах Даемары, мучился от ожидания. Скорей бы уже…
Он вздрагивал, ловя каждый шорох, мучительно вслушивался в темноту. Каждую секунду казалось, что сейчас дверь откроется и войдёт надзиратель.
Рука его непроизвольно потянулась за пояс, пальцы нащупали гладкий ободок перстня — прощальный дар Даемары. Поддавшись внезапному порыву, он вынул его, осмотрел ещё раз. Отлитый из олова, но с затейливым орнаментом, в виде змея, свернувшегося вокруг отшлифованного яблочно-зелёного камня, кусающего свой хвост. Она оставила его и исчезла, быстро, внезапно, буквально растаяв во тьме.
...Гнетущую тишину разорвал человеческий гомон, топот и бряцанье. В соседней камере проснулся и замычал узник. Феранор не успевал спрятать перстень за пояс, потому просто надел на палец. Понадеялся, что в темноте охрана его не заметит.
У решётки возникло четверо бединов в дешёвых доспехах из нескольких слоев простёганной ткани, набитой хлопком. Плечами они почти полностью перегораживали коридор. Чёрные лица так сливались с окружающим мраком, что если бы не поблескивающие белки глаз, то можно было подумать, что голов у них нет. Нацелив на Феранора копья, они дождались пока прячущийся за их спинами тощий и горбатый надзиратель отомкнёт цепь от стены. Лёгкими уколами наконечников они погнали его перед собой. Феранор не сопротивлялся. Его ослепил яркий солнечный свет. Полуслепого его затолкали в клетку. Звякнула закрывшаяся дверь, щёлкнул засов, заскрипели, проворачиваясь, оси колёс. Он понял, что едет.
Базарная площадь претерпела изменения. Её середина была освобождена от прилавков, на их месте громоздился помост с накрытым ковром креслом. Напротив него находился массивный кусок полена, расколотого пополам, со специальным углублением для подбородка. Рядом стояла большая ивовая корзина.
Не надо обладать буйной фантазией, чтобы понять её назначение.
Феранор провёл по ободку перстня большим пальцем, крепко стиснул кулак. Попытался вспомнить, что говорила ему Даемара…
Пешие ас’шабары растянулись цепью вокруг места казни, отделяя его от толпы. Мрачно и торжественно в круг вошло несколько человек. Двое молодых, в оранжевых халатах, помогли взобраться на помост третьему — высокому старику, в синем с белыми полосами халате и высокой чалме.
Судья — сообразил Феранор.
Старик с важным видом сел в кресло, остальные, сложив на животе руки, встали по краям у помоста. Последним вошёл в круг палач, высокий, сутулый, крепыш с пышными усами, переходящими в бакенбарды. Грудь его была изрядно волосата, толщина рук могла посоперничать с опорами моста, а массивное брюхо переваливало через широкий кушак. На плече он держал широкий кривой меч, способный не только с одного маха отхватить голову, но и, если понадобится, развалить осуждённого от макушки до копчика.
Судья поднял руки, требуя тишины, обратился к толпе. Феранор не понимал ни слова, но догадывался, что говорить могут только о нём. Сам в это время смотрел по сторонам.
Увидел посла верхом на лошади и по бокам двух советников — Таласпир и Толанор (капитан так и не научился их различать), в данный момент больше похожие на сторожей. Один очень интересовался чем-то под копытами своего коня, второй вообще смотрел в другую сторону. Сандар, мрачный как ночь, горбился в седле, подавлено опустив плечи. Он единственный смотрел открыто и не отводил взгляд. Его холёные руки яростно мяли поводья, конь беспокойно топтался и всхрапывал.
Волшебница тоже присутствовала здесь. На казнь она приехала в паланкине, в компании какого-то человека, в синем со звёздами халате. Он, вполне добродушно, о чём-то рассказывал, крутя в руках высокий резной посох. Она едва заметно кивала его словам, но сама неотрывно смотрела на Феранора, нервно теребя большой золотой перстень на указательном пальце.
Судья закончил речь, словами «шахиншах суфар, шахиншах риш!» Феранор понял — пора.
— Аззафэль,— прошептал он, стиснув руку с перстнем в кулак.— Аззафэль. Аззафэль…
Ничего не произошло, никто не явился. Палач грубо пихнул его в плечо, направляя к плахе.
Внутри Феранора всё сжалось, желудок провалился куда-то вниз. Вслед за ним, прощально тукнув, провалилось и сердце. В памяти раз за разом прокручивалась одна и та же сцена. Он и волшебница, протягивающая ему сквозь решётку перстень...
— В нём заключен демонический дух. Скажи ему два слова: «Оазис Миражей». Осторожно, перстень можно использовать всего один раз!
— Как его вызвать?
— Произнеси Аззафэль…
Грохот открываемой где-то далеко двери заглушил её слова. Феранор услышал шаги, звон ключей, увидел пляшущий отсвет факела. Это надзиратель решил навестить узников.
— Аззафэль. Что дальше? — спросил он, но Даемара уже растворилась во тьме.
...Что он не сделал, чего не хватает?!
А почему он уверен, что Даемара вообще с ним честна?! — вскричал малодушный голос внутри.— Успех дела ей важнее всего их посольства. И если для успеха нужна его смерть…
Мысленно взяв собственное малодушие за горло, Феранор вскинул голову, стряхнул руку палача, пошёл сам. Твёрдо, уверенно, как в трактир.
«Катмэ! Аззафль… Аззафэль...»
Колени у него дрожали, когда он становился перед плахой. Чувство надежды, позволявшее держаться всё это время, зачахло, уступая место совсем другому чувству. Чувству отчаяния.
Он крепко обхватил полено руками, чтобы скрыть дрожь. Шею обожгло холодом, когда палач примерился к нему мечом. Он стиснул зубы. Зажмурился.
«Аззафэль...» — прошептал он в последний раз, скребя дрожащим пальцем по ободку перстня...

Даемара леди Лорейнис

— Что за шутки?! — шахский придворный волшебник вскочил, держа посох будто копьё.
Палач бросил меч и, вместе с судебными помощниками, юркнул за помост. Судья пытался заползти под кресло, путаясь в полах халата. Больше всех удивились шасхкие ас’шабары. Повернутые к казни спиной, они не понимали, почему напирающая толпа, вдруг подалась назад и с криками пустилась наутёк.
Там где всего мгновенье назад находилась плаха и Феранор — клубились, истаивая, клочья зелёного дыма. Пахло озоном и серой.
— Надеюсь, вы не обвините в этом меня, почтенный Амар? — спросила Даемара, тщательно скрывая переполняющее её довольство.— Вы были рядом. Видели, что я не пошевелила и пальцем. С моей стороны не произнесено ни одного слова, ни одного самого малюсенького заклинания!
— Клянусь Алуитом, это так! Ваш соплеменник призвал джинна! Но...
Густые брови атраванского волшебника собрались над переносицей. Он смерил эльдарку подозрительным взглядом от макушки до пяток и обратно.
— Может вы успели передать ему какую-то вещь…
— Или он сам мог найти её, когда лазил в руинах,— мягко парировала Даемара.— Что-нибудь неказистое, малоценное, на что не позарились тюремщики и стража. Готова спорить, что он сам не знал истинной природы этой вещи, иначе бы сбежал ещё в камере!
Амар Аджин задумался и, через некоторое время, признал.
— В ваших словах есть доля правды...

3056 год. Дата неизвестна
Оазис Миражей

Двери бесшумно распахнулись перед ним, открывая просторный коридор с красной ковровой дорожкой. Феранор посмотрел на свои запылённые ноги, мятое, взваленное в грязи колло, с прилипшими сухими листьями тростника, ржавые кандалы на запястьях... Представил какими глазами на него будет глядеть хозяин дворца, поёжился, зябко обняв плечи.
Но разве есть выбор?
Золотистое пламя свечей дрогнуло когда он шагнул через порог. Двери за спиной заскрипели, захлопнулись. Тихо лязгнул засов. Оглушительный рокочущий хохот затопил коридор.
— Жалкий червь! — в лицо капитану пахнуло жаром кузнечного горна.— Как смел ты преступить порог этого дома?!
Действуя на вколоченном годами инстинкте, Феранор схватил оружие. Им оказался бронзовый канделябр с метр высотой. В следующий миг он воспарил в воздух, живот и поясницу сдавило будто тисками. Воздух перед ним пошёл рябью, сгустился, складываясь в великанскую фигуру. У неё была маленькая, по сравнению с бочкообразным туловищем, голова, нос-баклажан, дьявольская бородка. Чудовище без усилий держало его в метре над полом, крутило и разглядывало со всех сторон.
— Хо-хо-хо! Алялат?! — мелкие злые глазёнки мечтательно сощурились.— Говорят, если алялата как следует сжать, можно увидеть радугу!
Феранор прицельно метнул своё оружие в лицо гиганту, да так удачно, что попал свечами прямо в свинячьи глаза.
«Вот тебе радуга!»
Великан взревел, разжал пальцы. Феранор мягко приземлился на пол, схватился по привычке за пояс, с горечью вспомнил, что лишился меча. Сердце ещё тосковало по отцовскому клинку, а ноги уже несли его вперёд. Он проскользнул мимо великана, бросился к оружейной экспозиции на стене. Великан неуклюже развернулся на коротких ножках, выбросил вслед круглые кулачищи…
Пол в очередной раз ушёл у Феранора из-под ног. Стремительный и короткий полёт…
Мягкий пушистый ковёр немного смягчил столкновение со стеной, но всё равно ему показалось, что из глаз густо посыпались искры. В глазах потемнело. Разъярённый великан сдёрнул накрывший его ковёр. Феранор схватил первое, что попалось под руку, ткнул не глядя, услышал душераздирающий вой. Оружие вырвало из рук, но никто его не бил, не давил. Зрение постепенно возвращалось. Когда в глазах окончательно прояснилось, он увидел такую картину:
Кривоногий великан (Феранор только сейчас заметил, что на нём сиреневые шаровары в крупный горошек) прыгал по коридору, тряс раненной рукой, пытаясь вынуть застрявший в ладони тавантинский альшпис. Эльдар подобрал атраванский сабардар.  Поднялся на одно колено. Спина отозвалась резкой болью.
Резкий сердитый оклик.
В коридоре возник высокий худой старик в зелёно-золотом халате. Седые волосы были собраны на макушке в косичку, высокий лоб перехватывала широкая шёлковая лента. Великан прекратил рычать, протянул к нему руку с застрявшим трёхгранным копьём, что-то быстро заговорил. Не понимая слов, Феранор верно уловил смысл. На него жаловались. Причём, судя по грозным взглядам и оскаленным зубам — требовали самой суровой кары.
Чародей шевельнул тонкими щёточками усов, повернулся к эльдару, впился в него пристальным взглядом. Феранор ответил тем же. Он никогда не жаловался на память и мог поклясться, что никогда не видел его лица, но глаза… Миндалевидной формы, цвета зелёной листвы, в обрамлении сеточки мелких морщин. Они как будто снова смотрели с глянцевой поверхности зеркала в амаэльской сокровищнице.
— Алялат? — спросил он и тут же перешёл на талью.— Кто ты, дерзкий барс? Как попал сюда?
— Я Феранор Мистериорн,— представился Феранор, осторожно трогая огромную мягкую шишку на лбу.— Когда-то капитан, когда-то лорд, а ныне беглец и изгнанник, пришел к вам за помощью и в порыве отчаяния! Меня перенёс демон, заключённый в перстне.
Он продемонстрировал вещицу и обнаружил, что камень в оловянной оправе превратился в мелкое крошево.
— Почему именно ко мне? — Коэнна (это без сомнения был он) медленно обвёл капитана взглядом с головы до ног и обратно, особенно задержав его на запястьях.— На тебе кандалы. Ты — преступник?
Великан за спиной мага преувеличено громко стонал и охал, дуя на раненную руку.
— Я не преступник, хеир! Да, я попал сюда к вам прямо с плахи, но выслушайте меня, а потом, если пожелаете, изгоните в пустыню! Я пришёл именно к вам, потому что слышал, о вашей справедливости, что вы помогаете нуждающимся…
— Не верь всему, что поют обо мне шайруны на базарах,— оборвал чародей.— Им надо зарабатывать себе хлеб. Я не укрываю преступников и душегубов.
— Я узнал о вас не от шайта… шар… тьфу! Катмэ, вообще не знаю кто это такие. Впервые услышал о вас от помощника нашей волшебницы…
— Продолжай,— разрешил волшебник.— Не обращай внимания на джинна.
Эльдар кивнул, постарался не смотреть на великана, посылающего ему недвусмысленные жесты, проводя пальцем по горлу.
— Я молю о помощи, в деле которое чисто как сон младенца, как первый снег, как…
— Без лирики.
Феранор облегчённо вздохнул. Поэтический язык образности и метафор давался ему трудно.
— То, с чем я пришёл, есть первопричина моих злоключений. Дело в том, что я попросил руки одной прекрасной девушки, но её отец  обманом заманил меня в вашу страну, оклеветал и лишил всего, что я имел дома. Теперь я не могу появиться там без риска для жизни, но это не остановило меня. Вот эти украшения,— Феранор встряхнул руками с браслетами кандалов.— Следствие моих попыток вернуться обратно. Прошу вас, хеир. Вы — наследник магов Риенлисета, пронзаете пространство и способны переноситься на великие расстояния за долю мига. Помогите мне вернуться обратно в Эльвенор!
— Перенести тебя в Эльвенор...— Коэнна погладил козлиную бородку.— Давно ко мне не обращались с такой просьбой, а когда обращались, то просили любовные эликсиры, или устранить соперника. Да простит Алуит неразумных! Но, с чего ты решил, будто я помогу тебе? Что мне с того?
— Мне нечем отблагодарить вас кроме себя самого. Назовите цену — я отработаю долг!
— Хм… хм! — волшебник призадумался сильнее, и, вдруг спросил в лоб.— А, что ты делал в амаэльской сокровищнице?
«Он тоже узнал меня!» — подумал Феранор, обдумывая ответ.
Даемара очень не хотела упоминания о ней, но он ещё в тюрьме решил, что не станет играть в её хитрые игры и избрал честность своим оружием.
— Искал летопись Амаэля. Её собирались отправить вам в подарок.
— Твои хозяева никак не успокоятся, всё пытаются подольститься. Откуда у тебя перстень с джинном?
— Его подарила волшебница, вскоре после моего возвращение из руин, но о его силе я не знал,— ответил Феранор и опять порадовался, что солгал всего самую малость.
Коэнна снова хмыкнул. Сжал бороду в кулаке.
— Такие дела не решаются сгоряча. Но не зависимо от решения, я не прогоню тебя в пустыню как есть. Вначале отдохни и подкрепись, а после поговорим!
Джинн испарился, напоследок одарив Феранора сочащимся ненавистью взглядом. Это не укрылось от мага.
— Раны от обычной стали заживают на нём быстрее чем на собаке,— сказал он.— К вечеру от них не останется ни следа. Но джинны народ злопамятный, даже злопамятнее вас, алялатов. Потому, если тебе когда-нибудь придётся сражаться с джинном, используй холодное железо.
— Учту.

3056 год. Дата неизвестна
Оазис Миражей

Печёная баранина пахла тмином. Феранор задумчиво ковырял белоснежный рис, к которому, специально для него, подали ложку. Коэнна находился напротив и будто дремал, но эльдар был уверен, что он наблюдает за ним сквозь полуопущенные веки.
Знания Феранора о нём были отрывочны и скупы, в основном почерпнуты из слов Лаккэнана и Даемары. Однако этого хватало чтобы понять, Коэнна личность прямо таки легендарная. Феранор не знал сколько Коэнне лет, но помнил, что родился тот в Амаэле — последнем оплоте эльдаров Риенлисета, а его мать эльдарская чародейка. Один из четвёрки сильнейших волшебников Атравана, он слыл эдаким благодетелем: избавил город от чумы, усыпил свирепого дракона и, что важнее, стоял у трона первого шах-ан-шаха, когда создавался сам Атраван. Десять лет он служил придворным магом Мурга-Шаху — прадеду Митра — потом почему-то покинул свой пост, но сохранил за собой привилегию не падать перед шахом ниц. Феранор подозревал, что одним этим привилегии волшебника не ограничиваются, ведь при дворе он появлялся когда хотел. Сейчас от этого остроносого старикашки зависел успех всего эльвенорского посольства, да и его, Феранора, судьба.
— Ты не притронулся ни к напиткам ни к яствам,— заметил Коэнна, тоже, кстати, не съевший ни кусочка.— Тебе не нравятся кушанья? Повар самого шах-ан-шаха, готовивший эти блюда, был бы несказанно расстроен...
— Простите, хеир,— хрипло сказал Феранор, отодвигая блюдо. Ложка, воткнутая в гору риса, осталась торчать на её вершине как тотем.— Всё это выглядит великолепно, но мне кусок в горло не лезет.
— Вы, эльдары, не терпеливы, хотя впереди у вас тысячелетие жизни. Это всегда удивляло меня. Но раз ты так спешишь, то ответь мне на пару вопросов.
Волшебник опёрся локтями о стол, сложил ладони, подался вперёд.
— Предположим, что я внял твоей просьбе, перенёс тебя в твою страну. И что дальше? Похитишь невесту? Убьёшь её отца и всех клеветников?
Ранее Феранор уже думал над этим, потому отвечал без запинки.
— С клеветниками меня пусть рассудит Солнцеликий Таэ. Я не желаю их крови и не хочу чтоб кровь будущего тестя была между мной и Талиан. Что же касается моей возлюбленной,— он вздохнул, прикусил губу.— Если она согласится, то да — похищу.
Взгляну чародею прямо в глаза.
— В любом случае, хотя бы поговорю с ней. Она молода и наивна, боюсь, меня очернят в её глазах.
— Если она действительно любит тебя, то не поверит никакой лжи.
Коэнна откинулся в кресле, побарабанил пальцами по подлокотнику, не сводя с Феранора внимательный взгляд.
— Амаль Бохми,— заговорил он снова,— да будет благословен прах его, говорил, что Алуита надо искать в Любви. Я помогу… погоди! Ты ещё не слышал мою цену!
Вскочив в порыве радости, Феранор нехотя уселся на место.
— Сто лет твоей службы за каждый день,— отчеканил Коэнна.— Считая с мига когда ты перенесёшься домой и заканчивая моментом как вернёшься обратно.
— Хорошо.
— И на это время станешь моим абсолютным рабом!
Горло Феранора, и без того сухое, окончательно ссохлось. Он смог только кивнуть.
— Завтра,— коротко объявил маг.— На рассвете.

Уснул Феранор прежде чем голова коснулась подушки. Сказывались усталость и несколько бессонных ночей. Ему снилась Талиан. Нагая возлюбленная давала волю страсти жадно, неистово, как тогда, в камышах у Селейны, но не с ним. Феранор, наблюдал за процессом стоя у её любовника за спиной.
Потом он увидел поле боя, сплошь усеянное павшими. Мрачные тени брели через него, под знамёнами Великого Эльвенора. Подул ветер и гордые стяги обратились в пепел…
Разбудил его первый луч солнца, проникший в окно.

...Конь, которого ему предоставил Коэнна, был чёрным от чёлки до бабок. Он ожидал его перед воротами, взнузданный и осёдланный. К седлу был приторочен колчан с луком и стрелами, прямой меч. Позади, в скатке, нашёлся плащ, кольчуга, чешуйчатый панцирь и островерхий шлем с маской-личиной. Последний явно атраванской работы. Выглядел Феранор во всём этом как титланский наёмник, собиравший снаряжение с миру по нитке.
«По крайней мере Коэнна достаточно великодушен, чтобы не включать это мне в счёт!» — подумал Феранор.
Его провожал Коэнна. За его спиной, в клубах чёрного дыма, маячила зубастая харя джинна. Конь нервничал, косил на чудовище карим глазом и беспокойно храпел. Чувствовалось, что от немедленного бегства его удерживает только рука Коэнны лежащая на шее.
Солнце клонилось к закату.
— Возьми,— хозяин Оазиса Миражей протянул ему простенькое оловянное колечко.— Как пользоваться, думаю, знаешь? Потри его пальцем и внятно скажи «Асдашир». К тебе явится джинн. Вызовешь его когда соберешься вернуться.
— Вы даёте мне его просто так, без гарантий? А если я не вернусь?
— Считай, что я надеюсь на твоё благородное слово. Алуит над нами и всё видит! Если ты замыслил обман, твоя подлость непременно вернётся к тебе в стократном размере.
— Мы безразличны богам. Но я вернусь.
— Храни тебя Алуит. Перенеси его, Асдашир!

3056 год. Точная дата неизвестна
Эльвенор. Побережье.
Хрен знает где

Недолгое парение в абсолютной пустоте закончилось так же внезапно как и началось. Феранор обнаружил себя на скалистом утёсе, стрелой вонзающимся в море. Небо на Востоке затягивали грозовые тучи. В трёх стрелищах высилась плотная стена леса. Ветер раскачивал кроны молодых аладоров. Стайка чаек, кружила над берегом, оглашая окрестности пронзительными криками. Было прохладно. Или ему просто так кажется, после атраванского зноя?
Феранор тронул коня, направляя его в сторону леса.
Итак, он в Эльвеноре. Сейчас Эвелиэн,  следовательно Талиан должна покинуть имение в Фарродене и вернуться домой, в Меллорафон, чтобы принять участие в праздновании Тантэ. Знать бы, какой сейчас день.
Громко ухал филин. Под копытами шуршала короткая, будто подстриженная, трава. Кругом ни палой листвы, ни веток.
Это Феранора не удивляло. Маленький народец неустанно заботился об эльвенорских лесах и Тантэ был праздником в их честь. Однажды мать привела его туда, в далёком-далёком детстве. В небо запускали множество горящих фонариков, танцевали на полянах пикси и спрайты. Всё чарующе и красиво. Потом отец сказал, что это день женщин и девушек, по традиции покровительствующих феям. У настоящих мужчин и воинов есть свои праздники.
Много раз он обдумывал, что будет делать, вернувшись в Эльвенор, но все планы были перечёркнуты последними событиями. Договор с Коэнной ставил очень жёсткие временные рамки. Если он хотел добиться успеха, то должен был рисковать. Рисковать дерзко и неожиданно!
Он выехал на дорогу — обычную грунтовку, утоптанную до каменной твёрдости — и застрял, потому что никак не мог сообразить откуда и куда она ведет. Он должен был появиться в хорошо известных ему окрестностях Меллорафона, но джинн мог закинуть его гораздо южнее или севернее этого места.
Капитан проехался туда-сюда, изучая следы и пытаясь по косвенным признакам определить где находится. Если он уже севернее Меллорафона и поедет на Север, то упрётся в Феран-Саэтар — вотчину Дома «Единорога», куда ему совсем не надо. Если южнее и поедет на Юг, то попадёт к городу «драконов» Суванталксэ и Дикому Приграничью, куда ему тоже не надо.
Несколько минут он топтался в нерешительности.

3056 год. Точная дата неизвестна
Эльвенор. Побережье.
Хрен знает где

Сначала он услышал голоса, потом различил мерный перестук копыт и мелодичный перезвон струн. Конь Феранора затрепетал ноздрями, фыркнул, тряхнул чёрной гривой. Из-за поворота выехало трое всадников. Один сидел на гнедой кобылке.
— Айя! — сходу приветствовал Феранор, снимая шлем, чтобы встречные могли оценить его остроту ушей и не приняли за разбойника.— Славы вашим Домам, милорды!
— Виндолин!
Остановились.
По виду, типичные эльдары. У одного длинные серебристые волосы перехвачены налобными обручами, одежды приятного травянистого цвета. Герб, в виде осеннего дерева, говорил о принадлежности к семье Орнов — клиентов Дома «Единорога». Плащ скрепляла серебряная пряжка с изумрудом. На поясе меч, но, изнеженные руки однозначно говорили, что он не воин.
Второй отличался не только внешним видом, но и поведением. Небольшого роста, он постоянно крутился, дёргался, ёрзал в седле. Одежда ярких крикливых тонов, без гербов, за плечом лютня. Неприлично коротко и как попало обрезанные волосы открывали маленькие уши.
— Я, к своему стыду, заплутал,— первым заговорил Феранор.— Подскажите, в какую сторону Меллорафон?
— Туда! — опередил всех эльдар с лютней, указывая на Юг.
Феранор скрипнул зубами — он оказался прав в подозрениях. Не исключено, что всё специально, чтобы он заплутал и намотал лишний век рабства. Ну, троллье семя…
— Благодарю.
Он повернулся уехать.
— А вы, как видно, не местный? — остановил его обладатель изумрудов.— Нимуэлец?
— С островов,— соврал Феранор.— Феранор Мистериорн.
— То-то у вас чудный вид,— эльдар с мечом улыбнулся, гордо представился.— Балиан Кириан. Управляющий арпэнского имения ан-лорда Анолла.
— Нэкил,— слегка надменно назвался лютнист, вскидывая острый подбородок.— Бард. Менестрель.
— Мы едем в ту же сторону,— продолжал бард.— И, признаться, я буду рад ещё одному спутнику. Этот скучный тип  уже порядком меня утомил!
— Ах вот как?! — обиделся управляющий.— Тогда, в Гуине, ты был не столь разборчив, когда выбирал компанию. Лишь бы убраться скорее, пока вместе с волосами с тебя не сняли и голову! А теперь, значит, почуял себя в безопасности и распустил, как павлин, перья?!
— Неправда, ты сам меня звал! Трясся, как осиновый лист, от мысли, что будешь ехать до Саэтара один.
Феранор переводил взгляд с одного спорщика на другого.
— Что боялся, то было,— неожиданно признал Балиан.— По Приречью одному ездить опасно. Такое уж время…
Он вздохнул и вдруг разом посуровел лицом.
— А что просил сам — того не было!
— Простите,— не выдержал Феранор.— Какое «такое»?
— Что?
— «Время такое»,— повторил он.— Какое время?
— А вы не знаете?! Не верю, что нашёлся эльдар, не знающий, что происходит на Севере!
— На Селунию  попаду скорее,— пропел бард.— Чем вестовой дойдёт до Нимуэля.
— Война, сейчас, юноша. Самая настоящая война! — не обращая внимания на чудачества спутника, просветил управляющий.— Правда, не у нас — у соседей. Каркохтар — в осаде. Орки бесчинствуют в Полесье, жгут, режут, насилуют… титлане бегут кто куда, в основном к нам. Бегут и их легионы. Почему-то тоже к нам. Видели бы вы, во что превратились пограничные заставы. Это — помойка! А сколько бродяг там развелось… Беженцы, дезертиры, бандиты…

Они ехали по тракту, вдоль морского побережья, мимо скалистых утёсов, кипарисовых рощ, густых заповедных лесов с уютными солнечными полянами, заросшими грибными кольцами и сочной зелёной травой. Всюду чувствовалась забота и уход маленького народца. После жёлто-оранжевых песков пустыни, всё здесь ласкало взор. Сердце Феранора грустило.
Время коротали беседой. Феранор узнал, что его попутчики познакомились друг с другом на свадьбе. Балиана туда привела нужда срочно встретиться с лордом Аннолом, чьими имениями он управлял. Нэкила — меркантильное желание бесплатно поесть и заработать денег на празднике. Теперь Балиан возвращался в Арпэн, а Нэкил просто стремился убраться подальше от Гуина, где не оценили его талант.
— И где поменьше зелёных дозорных,— добавил он, с кислой усмешкой трогая короткую шевелюру.— В таком виде меня схватит первый же разъезд, а они, как на зло теперь на каждой дороге.
Феранор посмотрел на него с интересом, но от вопросов предпочёл воздержаться. Обрезать эльдару волосы — значило публично унизить, выставить на посмешище. Так помечали нарушителей клятвы, мошенников и мелких воришек, тех кто бросил вызов и сам от него уклонился. Ещё волосы обрезали изгнанникам и изгоям, в знак того, что им не было больше места в обществе перворождённых.
— Время сейчас такое,— ещё раз повторил Балиан.— Не было никогда, чтоб в Эльвеноре на дорогах нападали разбойники! Что толку от сторожевых рощ, если иноплеменные негодяи уже по эту сторону границы?
— А кто их сюда впустил? — поддел бард.— Лорды Домов, которые ко всему платят им жалование!
— А кому же тогда воевать? — Управляющий обернулся к нему.— Снова лить драгоценную кровь перворождённых? Как будто мало её уже пролилось!
Они немного проехали молча. Балиан хмурился, жевал губы. Феранор замечал взгляды, которые тот искоса бросал на своих спутников.
— Мы целую Эпоху истребляли чудовищ и порождения Катмэ, неся другим Мудрость и Свет,— заговорил управляющий снова, произнося слова медленно, будто цедя.— Но пока мы боролись со Злом, гнилые Духом инородцы, вели с ним дела, торговали, делились Знаниями, кои получили от нас, занимались отвратительным кровосмешением! Подумайте только, они ложились в постель с мерзкими отвратительными тварями! Мало того, их государи заключают с ними союзы, убивают наших послов, подло бьют в спину!
Феранор промолчал, разглядывая землю под копытами коня. Ему вдруг вспомнилась история Агаолайта, рассказанная в подземной сокровищнице.
— Я скажу так,— продолжал вещать Балиан Кириан.— Довольно нам класть свою молодёжь во имя всеобщего блага. Пусть теперь повоюют другие — люди, гномы, неганты. Пусть они изопьют ту чашу, из которой веками пьём мы! Ты что-то сказал, певец? Я не расслышал…
— Я сказал,— повторил Нэкил.— Какая разница. Негант, энеир, анарид — одна родина, одна кровь…
— Неганты,— Балиан Киритан пренебрежительно скривил губы.— Братья? Тебе, бард, может быть, но не ровняй всех одной мерой! В моих жилах течёт кровь Нактэллина и Лаеры, приплывших в Амалирр на заре времён. Три тысячи лет мой род хранил её чистоту! А покажи мне неганта, в чьём роду нет людей? Разве, что кто-то из аристократии… да и то, половина Эпохи под властью людей и гномов... Не верю, что грязь не проникла и в них!
Музыкант фыркнул, отвернулся, снял с плеча лютню.
— Эта грязь не мешала им помогать нам во времена трудностей. Мы называли их друзьями. Теперь, когда беда пришла к ним, мы готовы их бросить...
— Я уже говорил тебе ранее, Нэкил, повторю ещё раз. Мы не бросаем их, а всего лишь выжидаем и вскоре обрушимся на орду как возмездие Солнцеликого!
— Истинные друзья встречают опасность бок о бок,— обронил Феранор как бы между делом.
Балиан посмотрел на него снисходительно.
— В тебе говорит молодость, юноша. Доживёшь до моих лет — поймёшь, что…
— Честь и Порядочность не зависят от возраста,— резко заметил Феранор и, подумав, добавил.— И от чистоты крови.
— Честь? Порядочность? — переспросил Балиан и рассмеялся.— Открою вам страшную тайну. Все эти возвышенные слова специально придуманы лордами, чтобы держать в узде других.
И нет, юноша, я не говорю о власти несправедливой, бесчестной. Отнюдь! Я говорю о власти разумной. Разумная власть тверда и долговечна, она не идёт на поводу у глупых эмоций.
Феранор резко повернулся, метнув в управляющего гневный пронзающий взгляд. Он даже как-то разом стал выше и раздался в плечах, нависнув над Балианом подобно утёсу.
— Лучше замолчите, хеир! — сощурившись, прошипел он, случайно дотрагиваясь пальцами до рукояти меча.
Заметив это, управляющий съёжился и побледнел.
— Вы рассуждаете о вещах вам не доступных!

Стоянку устроили под вечер. Балиан был необычайно сух и молчалив, и вообще старался держаться от Феранора подальше. Пользуясь этим бывший капитан, дал волю любопытству, спросил барда о его волосах.
— Горька доля свободного певца,— кисло поморщился Нэкил, невольно трогая ёжик на макушке.— Особенно если он любит петь Правду.
— Пел глумливые песни о «единорогах»? — попытался угадать Феранор.
— Вот ещё… Я — профессионал! Кроме того существует определённая вежливость, поэтому находясь в гостях, никогда не пою про недостатки хозяина, его друзей и союзников, только про политических противников. Но альянсы и союзы быстро меняются, приходится прилагать массу усилий, чтоб быть в курсе событий.
— И кого-то из друзей лорда ты ненароком задел?
— Не поверишь. Я сам не поверил, если б не это! — бард профессионально выдержал паузу.— Эрандилов!
— Что?
— Одну из влиятельных семей Дома «Феникса». Они вдруг решили породниться с самим Каэелем Кейси! Не напрямую, конечно. Через его сына.
— Как?!
— Ха! Я сам узнал имя невесты только на свадьбе! Тэа… не... Та… а-а, вот же хрен…
— Талиан,— подсказал Феранор, уголки его губ судорожно дёрнулись, но он быстро вернул себе непроницаемое выражение.
— Точно! Всё благодаря стараниям лорда Лемпениэля, который устроил...
Кровь стучала у Феранора в висках. Голос барда становился всё глуше. Он сглотнул, обдирая пересохшее горло.
— Нэкил,— спросил он, не узнавая собственного голоса.— Ты, говорил, свадьба в Гуине?
Бард что-то сказал и кивнул.
Пожав ему плечи в знак признательности, он подлетел к коню, которого не успел расседлать. Попутчики взирали на него с крайним недоумением, но они уже были ему не интересны. Вскочил в седло, он галопом направил коня по дороге на Север. До Гуина тридцать лангои, он должен поспеть к утру!

Ветер раздувал его плащ, холодил сквозь звенья кольчуги. Он мчался сквозь кромешную темноту, по серой полоске дороги.
«Это она… Она! Скорее!»
Коню будто передалось его настроение. Он нёсся, прижав уши, весь вытянувшись в стремительном галопе. Вот справа мелькнуло селение. Они проезжали его сегодня в полдень. Мелькают огни в окнах домов и гаснут вдали, он снова окутан ночной темнотой. И снова каблуки врезаются в солёные от пота бока коня.
«Выручай!»
Конь хрипит, раздувая ноздри, с вывернутых губ срываются клочья пены.
Широкий ручей. Мост. Копыта звонко стучат по замшелому камню. Усталый конь тянет его к воде.
Феранор хлопает коня по взмыленной жилистой шее.
«Нет, не сейчас, дорогой мой конёк. Потом, я напою тебя из собственных рук, насыплю полную торбу ячменя, одену в попону из шелка, отпущу в табун к кобылицам, обниму и расцелую твою морду, но сейчас молю об одном. Беги… беги быстрее. Неси меня в Гуин. К Талиан!»
У вестового камня, с надписью «66 langoi nai Guine» конь захрипел. Стал отбивать задними ногами, замедляться. Его повело в сторону с дороги. Он остановился, тяжело и медленно осел на задние ноги, низко опустил голову, часто-часто с хрипом дышал, вздрагивая мокрой шкурой.
Опасаясь, что он вот-вот упадёт, Феранор проворно выпрыгнул из седла. Обнял скользкую мокрую шею. Тихо всхлипнул.
— Нет… Нет! Ну что же ты?!
Жеребец поднял голову. Жалобное ржание огласило притихший лес. И вдруг ему ответило несколько лошадей. Зашумел ветер, раскачивая дубовые кроны. В просвет между ветвей заглянул месяц и Феранор разглядел выступающий из мрака чёрные силуэт крытой коляски и маленький табунчик пасущихся лошадей. Лунный свет играл на лоснящихся шкурах.
Медленно, будто не веря глазам, он пошёл к коляске. Высокая густая трава шуршала под сапогами. Остановился, не доходя десять шагов, когда его слух уловил характерный скрип арбалетного ворота. Грубый отрывистый голос пролаял:
— Не подходи!

переход >>>>>>> в чужой сюжет

3056 год
5 густа (сентября)
Крепость посреди пустыни


В соавторстве с Лиллис

— И я это сделаю! — Гюлим выпрямился.— Мир узнает, какой приговор написан ему на моём мече. Я пройду весь Атраван из конца в конец, с Полуночи на Полдень и с Заката на Восход. Царство Саракаша восстанет вновь во славе своей. Умрет и сгорит все, что не покорится.
Абасса нахмурилась и отстранилась от него. Цокая по камню когтями, она подошла к постаменту с головами царей, вальяжно и властно опустила ручку с короткими, но острыми коготками на череп с иссохшими патлами. Сказала тихо.
— Покорятся тебе, Мустафа, но зачем тебе знамёна, давно обращённые в пепел? — и продолжала, видя, как меняется лицо Гюлима.— Прошедшее — прах. Оно неотличимо от песка под ногами. Царство Саракаша осталось позади, мёртвые владыки ушли в прошлое. Но ты — жив. И ты не меч в руках истлевших царей.
— Предлагаешь мне забыть о клятве?
Голос его звучал тихо и хрипло, будто выходил из лёгких мертвеца, но глаза засветились. В этом алом свете угадывалось пламя пожаров, в них горели города и целые царства.
— Будь осторожна. Я убивал за меньшую дерзость.
— И ты убьёшь меня? — она распахнула свой плащ из крыльев, представая в ослепительной наготе, подошла ближе, покрутила плечиком, будто дразня.— Обескровишь?
Лёгкая улыбка скользнула по полным губам абассы и тут же истаяла. Она знала, как опасна её кровь для хафаша.
— Мы живы, пока мы помним. Мы строим настоящее на костях прошлого, а не возрождаем его. Ты — настоящее, Мустафа! Или мне называть тебя Марустаф?! Ты сделал большее для своего владыки, чем сделали все слуги ушедших царей! Разве ты не достоин большего?
Несколько долгих ударов в сердце он смотрел на неё, потом хлопнул по подлокотнику кресла рукой. Посыпалась мелкая пыль, дерево жалобно затрещало. Он поднялся, выпрямился во всём своём мрачном величии и богатырском росте.
— Я создан для сокрушения людей и народов, вставших у меня на пути! И я беру себе то, что мне больше по нраву! Править камнями и песками, бить плетью рабов и собирать подати...— его белые зубы обнажились в брезгливом оскале.— Избавь меня Ночь от такого!
— Тогда подчини себе и землю за песками и камнями, сокруши их царей! Ты не погонщик рабов и не сборщик податей. Ты вырвал себе власть и только тебе носить венец из костей поверженных!
Абасса прильнула к нему, прижала узенькие ладони к широкой груди. Добавило тихо, заглядывая в глаза снизу вверх, пытаясь прочесть по ним его мысли.
— Только не делай Войну своей невестой. Она предаст тебя, как предала когда-то, разбив сердце копьём твоего врага...
— Лиллис…— впервые за весь разговор Гюлим назвал абассу по имени, его пальцы впились в её подбородок, он наклонился к её лицу так близко, что чувствовал кожей горячее живое дыхание.— Орел не станет сидеть в гнезде всю свою жизнь. Он должен взвиваться за облака, чтобы ринуться на добычу…
Она прикрыла глаза. Его ноздри раздулись, затрепетали, ловя её запах…
Лёгкий шорох у входа заставил его обернуться. В десятке шагов, в дверном проёме стоял слуга. Хафаш, но из младших, прошедший обращение совсем недавно, что выдавала мертвенно бледная кожа. С явной неохотой Гюлим разжал пальцы, освобождая абассу.
— Хозяин,— слуга согнулся в низком поклоне.— Все собрались.

Крепость посреди пустыни


Солнце превратилось в тусклый алый фонарик, небо на Востоке почернело. Ветер с гулом метался в руинах, швырялся в лица пригоршнями песка. Дарик прикрыл ладонью глаза, пытаясь рассмотреть крепость, остатки стен, огрызки башен и исполинский бархан наползающий на главную цитадель. Через пустую арку ворот уныло брела вереница невольников. Щелчки бичей и гортанные возгласы надсмотрщиков зловещим эхом отражались от стен. Ревели верблюды. Дарик крепче стиснул дрожащими руками поводья и пристроился в хвост колонны.
Сухой горячий воздух пустыни помог совладать с лихорадкой, терзавшей его несколько недель. Щека перестала болеть, опухоль спала, но уродливый шрам от эльдарского меча никуда исчезать не хотел. Видимо, останется как напоминание, на всю оставшуюся жизнь…
Из тёмной ниши навстречу ему шагнула долговязая фигура в чёрном пернатом балахоне и загородила дорогу.
— Стой,— проскрипела она.— Тебе — туда.
Тонкий узловатый палец указал на пожирающий крепость бархан.
Дарик безропотно развернулся, поехал в обход сыпучего склона. Примерно шагов через сто, он обнаружил прорытый в бархане и укреплённый стропилами зёв шахты. У входа верблюд заартачился. Пришлось спешиться, привязать его к опорной балке и дальше идти пешком.
С каждым шагом он всё глубже погружался во тьму и вскоре перестал видеть дальше собственного носа. Придерживаясь левой рукой за стену, он медленно двигался по казавшемуся бесконечным тоннелю, пока шорох песка под ногами не сменился глухим стуком каблуков по камню. В тот же миг он понял, что не один.
— Живой…— прошелестела тьма.— Тёплый…
Шипение, довольное цоканье языком, хрипы, шаркающие шаги, шёпот.
— Горячая кровь. Тёплое мясо. Живой. Живой…
Сердце Дарика подскочило к горлу, собираясь спастись из обречённого тела, но он быстро сглотнул беглянку обратно.
«Я ещё нужен Гюлиму,— успокоил он сам себя.— Зачем было меня спасать, чтобы прикончить сейчас? Меня не тронут!»
Шире расставив ноги, он унял дрожь в коленях и громко сказал:
— Я — Дарик Борагус! Гюлим,— он старался чтобы его голос звучал ровно и уверенно.— Желал видеть меня!
Что-то холодное дотронулось до его руки. Злой голос резко отрывисто бросил:
— Следуй за мной.
Невидимый проводник повёл его дальше. Нежить была рядом всё время, щёлкала зубами, голодно поблескивала глазами, наполняла пространство неразборчивым бормотанием. Неожиданно в темноте забрезжил красный мерцающий свет. Послышались голоса. Дарик оказался в небольшом зале с колоннами, освещаемом масляными светильниками, горящими в стенных нишах, висящими на цепях в специальных держателях. Он видел чёрные нечёткие силуэты, стоявшие на фоне света. Довольно оживлённый разговор оборвался при его появлении.
— Кто этот мхаз? — голос, звенящий как сталь, был Дарику абсолютно незнаком.
— Тот, кто прикоснулся к Смерти,— прогнусавили в ответ.
— Живой. А ты, Мургу, говорил, его сожгла лихорадка.
Красные глаза хафашей разглядывали его с большим интересом.
— Зачем повелителю этот мхаз? Он уже отработал своё.
Дарик напрягся, чувствуя как по спине снова побежали липкие мурашки. Что значит отработал? Что с ним будет?!
— Зачем он здесь? — повторил вопрос низенький чернокожий хафаш с нездорово отёкшим лицом.
Ответил ему сородич в длинных одеждах жреца. Полукровка видел его лишь однажды и мельком в свите Гюлима, однако узнал хищное безусое лицо, обрамлённое воинственной квадратной бородкой, тщательно выбритой под нижней губой. Наверное, чтоб в крови не пачкалась. В памяти даже всплыло имя — Адихмар — и то, что именовали его Мастером Теней.
Он посмотрел на Дарика, прищурился, улыбнулся.
— Ещё не исполнилось предначертанное…

Над крепостью висела полная луна, заливая  мертвенно-бледным светом руины и подсвечивая фигуры заполнявшие площадь перед цитаделью. Дарик прислонился к зубчатому краю стены, разглядывая собравшихся.
Большинство были людьми, или же походили на них (две руки — две ноги) так, чтобы не сильно отличаться в ночи. Внимание Дарика привлекла маленькая группа гостей, державшаяся обособленно от всех. За всё прожитое в Атраване время, он не видел и не слышал о подобных созданиях ни разу. Выше пояса — человеческие торсы, укрытые старомодными бронзовыми доспехами, а ниже — длинные змеиные хвосты. Можно было только гадать из каких пещер они выползли чтобы явиться на зов Мустафы аль Гюлима.
Подумав о хозяине, полукровка ощутил нервную дрожь в руках. Он здесь уже несколько часов, но так и не знает зачем его сюда привезли. Неизвестность напрягала и угнетала. В голову лезли недобрые мысли.
Гюлим не простой кровопийца. Высокий статус обязывает его держать данное слово, но у хафашей всегда было собственное своеобразное понимание того, что в действительности хотят смертные. Почему-то они свято верят, будто все до смерти жаждут стать такими же как они...
— Сегодня особая ночь!
Дарик скрипнул зубами проклиная про себя привычку хафашей подкрадываться бесшумно. Обернулся. В арке входа стоял Адихмар. Сплетя на груди руки, он многозначительно глядел на полукровку.
— Сегодня,— повторил он.— Исполнится предсказание слепой наглис.
Он неспешно подошёл ближе. Остановился. Между ними находился алтарь. Гладкий чёрный куб, вытесанный целиком из обсидиановой глыбы. На его верхней грани был вырезан знак — два вписанных один в другой круга и руническая вязь между ними.
— Стена рухнет,— продолжал Адихмар.— И отвергнутые падут пред Бессмертным царём.
— Какая стена? — не выдержал Дарик.
Вместо ответа хафаш указал кивком на алтарь.
— Знаешь, что это?
— Круг Аримголина.
— Хм. А надпись прочесть можешь?
— Nisheline nim tulle ya saare,— Дарик поднял глаза, взглянув хафашу в лицо.— Формула призыва. Для кого?
Адихмар картинно всплеснул руками и рассмеялся.
— Грамотный мхаз?! Воистину грядёт Конец Света и скоро с небес падут камни и  горящий снег!
Мягко, почти любовно, он провёл рукой по рисунку.
— Ты всё угадал верно. Такая схема используется для вызова. Сейчас мы будем пробивать окно вглубь Периферии.
Дарик молчал, разглядывая исходящие от алтаря стоковые желобки, ведущие к дыркам в полу. Хотелось верить, что он не ошибся и его не собираются зарезать словно жертвенного барана. Однако дурные мысли голову не покидали, от слов «отработал» и «предначертанное» — не отдалялись.
— Ты когда-нибудь работал каменотесом? — неожиданно спросил Адихмар.— Хотя, да… конечно же не работал. Ты не из тех, кто стал бы заниматься чёрным трудом. Но наверняка видел как они дробят камень. Сначала определяют в нём слабое место, а потом парой точных ударов загоняют туда железный штырь и раскалывают всю глыбу. Чародеи поступают так же. Только мы не ищем в ткани Мироздания слабых мест, а создаём их!
Дарик молчал, пытаясь связать в уме аллегории. Хафаш продолжал.
— Здесь…— он снова погладил алтарь.— Уже всё размечено и готово. Осталось только вогнать штырь.
— И что же им будет? — напряжёно протянул полукровка.— Кровь?
— Ты догадливый, смертный. Но не бледней, не твоя. Чаша Жизни с тобой? Нет! — Мастер Теней жестом остановил Дарика.— Не сейчас. В полночь.

Адихмар перевернул часы наполненные фосфоресцирующим песком. Помощники, в одинаковых чёрных балахонах и одинаково скрытыми лицами, зажгли медные лампы, треугольником расставленные на алтаре.
—...Совсем скоро мир потрясёт Сила, которой ещё не было равных,— голос Гюлима эхом метался под куполом.— Она содрогнёт все царства до основания и сорвёт короны с голов смертных владык!
Дарик и Адихмар встали по краям алтаря, строго напротив друг друга. Мастер теней медленно и торжественно поднял руки. В правой он сжимал вырезанный из дерева витой чародейский жезл. Дарик повторил его жест, держа пустую Пиалу Жизни.
— Shariums-shax, ofnat wy a hartt,— зашептал хафаш.— Apelhi atoch shi…
Дарик узнал язык. Эти шипящие слова он слышал лишь однажды, с уст своего наставника некроманта когда тот разговаривал с какой-то древней нежитью.
— Shariums-shax ol enf dewsh! — хором подхватили помощники замогильными голосами.
По чертогу загулял затхлый удушливый ветер. Заплясало пламя свечей, бликами отражаясь в алых зрачках кровопийц. Смрад горящего жира смешивался с призывом Гюлима:
—...Падите пред ним, Примите его власть, станьте его верными слугами. Его глазами, устами, руками. И дарует он вам власть новых мирз, жрецов и тарганов!
— O'sh beth, oshewysh y hlatfashe, o bosh mash,— шептал Адихмар.— Dewsh ol enf Shariums-shax — Hibroim, Hibroim, Mulitim, Aghalifh. Rhy'n galf allan akh yn galf, yn toch allan…
Угли в жаровне вспыхнули. Пламя с треском взметнулось к самому потолку и опало, сменив цвет на бледно-зелёный. Зыбкие тени поползли по полу и стенам.
— Shariums-shax ol enf dewsh! — зачарованно повторял Дарик следом за остальными.
Кончики пальцев замерзли. Густые облачка пара валили с носа и рта.
— O len yf arhae, o'r llynhyf ar y coesha, o'r llynhy ar y dhylo. Ol enf dewsh.
—...Несравненна и Велика его мощь!— кричал за окном Гюлим.
— O'sh beth, oshewysh y hlatfashe, o bosh mash! O'sh beth, oshewysh y hlatfashe, o bosh mash! Hibroim! Hibroim! Mulitim!
—...Имя ему…
— Sharahash! — взвыли аколиты, вскидывая руки в едином порыве.
— Hooll Sharahash!— выкрикнул Адихмар и резко опустил жезл.
— Зулл Саракаш! — выкрикнул Гюлим, когда Дарик опрокинул пиалу над алтарём.
Из чаши хлынула карминовая струя, в ноздри ударил тяжкий смрад крови. Магические знаки вспыхнули ослепительно алым, заставив Дарика отшатнуться. Чаша упала и покатилась по полу. Снаружи раскатисто громыхнуло, стены вздрогнули, с потолка потекли струйки песка. И вдруг абсолютная тишина, как будто из мира разом украли все звуки.
Адихмар шумно вздохнул, как будто сваливал с плеч тяжкий груз. Аколиты попадали ниц. С улицы послышались удивлённые возгласы. Дарик на дрожащих ногах метнулся к окну. Что бы там не происходило он не должен этого пропустить.
 
Когда Гюлим назвал имя, небо над его головой раскололось, разверзлась воронка, откуда на цитадель опустилось красноватое светящееся облако. Облако разрослось, обретая форму исполинской человечьей фигуры, загустело, на глазах изумлённой толпы превращаясь в худого мужчину с длинной завитой кольцами бородой. Несуществующий ветер шевелили складки длинного одеяния, трепал волос под царской короной.
Фантом раскрыл рот — тёмную дырку, сквозь которую видно ночное небо. Над площадью поплыл голос, сухой как шелест песка на ветру…

—...Он — бессилен! Пустой фантом, не способный ни явиться, ни быть услышанным без чужой помощи. Как только они поймут это, то разбегутся как мыши. Ваше слово запятнает ложь, потеряем уважение мы, последняя наглис будет плеваться нам в след!
— Ты умён, Мургу,— с сонной неторопливостью протянул Гюлим.— Некоторые считают, что даже умнее меня. Тебе не составит труда проникнуть в мой замысел.
— К Алалу болтунов!
Дарик едва успел отшатнуться, когда двери с грохотом распахнулись, открытые сердитым ударом. Обдав его вихрем, взметая полы золотого халата, мимо пролетел низкорослый шпион. Он остановился перед Адихмаром. За спиной Мастера Теней горело несколько отчаянно чадящих ламп, затеняя его и одновременно заливая отёкшее лицо Мургу мерцающим трупным светом. Задрав тройной подбородок, он пристально посмотрел Адихмару в глаза, прошипел очень зло.
— Предсказание. Я знаю откуда растёт его борода!
Мустафа аль Гюлим ждал их, сидя, подперев голову, в резном деревянном кресле. Мерцающий свет ламп играл на бронзовых поножах и наплечниках. У стены за его спиной на постаментах покоились одиннадцать сушёных голов в царских коронах. Слева, вытканная на полотне, висела огромная карта Атравана истыканная кинжалами. Как с лёгким предвкушением заметил Дарик, один был воткнут в ненавистный ему город Альмадин.
Разумеется, он был не рад, что полукровка присутствовал и слышал, что говорил Мургу — о том говорил хмурый взгляд и пальцы, стиснувшие подлокотник.
— Он прав,— выдвинув челюсть, проговорил он.— Мы ходим по краю лезвия. Пока Саракаш просто дух запертый в Периферии, без тела, без силы. Но когда он восстанет — войско собирать будет поздно.
«Когда это случится,— подумал Дарик совершенно отчётливо.— На него выступит вся армия шаха, все жрецы и великие чародеи Атравана. Гюлим собирает всех, кого способен призвать, убедить, подкупить… Всё ради того чтоб Саракаш не оказался против врагов с голой жопой!»
Гюлим в это время не сводил с него пристального прищура, как будто хотел прочесть его мысли.
— Мы отдаём себя в руки богини удачи,— поспешил влезть Мастер Теней.— Но отдаемся не уповая слепо на чудо. Риск наш оправдан! Но знать о том малодушным не…
— Ой-е! Дай своему красноречию отдохнуть,— Гюлим небрежно махнул рукой, словно отгонял от лица муху.— Он воин и знает, что войны не бывает без риска. Лучше прояви мудрость и подумай как вознаградить этого паврави. Награда была достойной и возместить все усилия, что он потратил на службу.
— Я твой раб, господин,— Адихмар склонил голову, пряча глаза.— Что прикажешь, то я исполню!
— Как твоё здоровье, мхаз? — Мустафа снова посмотрел на Дарика.— Надеюсь, ты достаточно оправился от болезни?
Полукровка сдержанно кивнул.
— Отрадно. Сейчас ты отправишься по дороге на Ширкан. Пользуйся гостеприимством в каждой хаммадийской юрте, в каждом кишлаке которые встретишь. Раскрой глаза, прочисти уши, слушай, наблюдай и следи. Источай лесть, запугивай, подкупай, но найди одного человека...

Сидевший у огня старый чернокожий пустынник вдруг выпрямился, прислушиваясь к доносящемуся с улицы собачьему лаю. Из-под халата на впалой груди выскочил, раскачиваясь на шнурке из верблюжьего волоса, маленький медный крестик.
— Кто-то приехал.
Дарик посмотрел на него и подтянул ближе саблю. Теперь и он отчётливо слышал множественный конский топот. На слух никак не менее двух всадников, но могло быть и больше. Кто-то подскакал почти к самому порогу и осадил скакуна. Зазвенело железо. Сильный голос окликнул.
— Эй! Амар-Старик, отзовись если ты там!
Старик поднялся и вышел. Дарик остался сидеть у огня, скрестив ноги, прислушиваясь к доносившемуся разговору.
— На этом коне акхмарская сбруя.  В твоём доме укрылся неверный?! Скажи ему, пусть выходит, ибо настал его смертный час!
Пёс захлёбывался от лая.
— Он мой гость,— степенно ответил старик.— Вы не можете его тронуть.
— Тогда зачем ты звал нас? — шёпотом спросил другой голос, высокий и хриплый.
Ответ старика заглушил собачий взвизг. Скрипнула дверь. Вместе с хозяином в дом вошло двое.
Один был крепким здоровяком, чьи широкие усы срослись с бакенбардами. Смуглое широкое лицо, с решительным подбородком и массивным, загнутым как баранка носом, выдавали в нём горца. На боку, в окованных медью ножнах висел непопулярный в этих краях гросс-мессир. Панцирь и наплечники — не атраванской работы — хранили на себе следы позолоты. При виде Дарика левый глаз его недобро сощурился, а губы скривила улыбка.
Второй незнакомец был чернокожий, худой, не высокий. Узкие плечи обливал чешуйчатый  панцирь, очень тонкую талию перетягивал воинский пояс с длинной кривой саблей. Сильные жилистые руки покрывали белые отметины шрамов. Впалые щёки, с причудливыми татуировками, придавали лицу усталый болезненный вид.
Они проигнорировали приглашение хозяина сесть возле огня, продолжали стоять у входа, внимательно разглядывая полукровку.
— Ты кто? — спросил тот, который невысокий и чернокожий.
— Дарик,— полукровка вскинул глаза. Он был совершено точно уверен, что перед ним женщина.
— Лошадь у входа твоя? — снова спросила она.
— Моя. Всевышний оказался так щедр, что послал мне её вместе с седлом, уздечкой и акхмаром на ней. Но акхмар показался мне лишним.
Верзила в панцире едва заметно усмехнулся. Женщина, позвякивая чешуёй, подошла. Придерживая саблю, уселась перед Дариком на вытертый войлок. Немного помолчала. Подумала.
— Амар-Старик сказал, что ты ищешь Чёрного Ястреба...