Совместно с ГМ
Где-то за линией фронта
День, 16 Левиэля
Руди даже не успела толком понять, как оказалась запертой в тесной и грязной орочьей клетке. В голове мелькали лишь смутные образы оскаленных пастей волколаков, до сих пор слышался их рык и запах собачьей шерсти, летящей клочьями в стороны, когда сильные руки орков хватали их за шкирки, чтобы звери не растерзали ее, вжавшуюся в каменный грот, Руди. Дагрону повезло меньше. Кажется, его так и оставили там, в этом треклятом лесу, распластанного навзничь на камне, об который бедняга приложился головой так, что брызнула в стороны кровь, когда один из псов наскочил на него всей тяжестью своей туши.
- Не шевелись, я передам тебе все что видела, - она коснулась пальцами макушки Дага, направляя слабый, но достаточный для того чтобы в деталях передать образы с ритуальной поляны, поток псионической энергии.
Да, тогда благополучный исход этого безумного предприятия хоть и был призрачным, но казался куда более близким. После того, как несколькими часами ранее она выбралась из норы, им с Дагроном удалось увеличить дистанцию между ними и капищем, перебежками добравшись до укрытия – небольшого грота, скрытого корнями и горками снега. Но случай распорядился скоропостижно и безжалостно. Едва Руди успела прервать ментальную связь, как совсем близко раздался лай и рык. Магических сил у нее не оставалось, ровно как и не оставалось у них времени на побег. Кажется, Дагрон сам напросился, с ужасающей физиономией и клинком в руках, вырвавшись из пещеры навстречу зверям. Бедняга Дагрон. Из них двоих, он больше нее хотел выбраться из леса живым…
Руди еще раз метнулась взглядом по своей клетке. Да, это еще вопрос – кому из них двоих повезло меньше. Конечно, ее конец тоже не заставит себя долго ждать и это будет… ужасный и бесславный конец. Быть принесенной в жертву дикому орочьему божеству! Своей титландской кровью поднять боевой дух оркскому вражищу! Когда ее привели в орочий лагерь, заломив руки за спину, к ней вышел сам Бротоборк. «Кровь алвов и демонов! Такая жертва понравится Груумшагу!» - до сих пор слышала она зычный голос этого шамана, с бакенбардами длиннее хвоста алима… Кстати о нем!
- Где ж тебя носила нелегкая?! – слава Мохольгану и Селуне, их рассадили, иначе эти двое убили бы друг друга. Руди шипела виверной, вцепившись руками в прутья и вперив в Макиса, оказавшегося за решеткой напротив, взгляд, напоминающий взведенный болт осадного спрингалда. Алим, уже видно давненько квартировавшийся в клетке и привыкший к ее тесноте, не вставая с ее ржавого дна, перевесил локоть через прутья. Внешне он оставался спокоен, как море в штиль, но в глазах тайно плясали возбужденные, азартные огоньки.
- Не притворяйся, будто не рада мне, сахарная.
Он ничуть не изменился за эти шесть лет. Ничуть не постарел, эх, сучье алимово племя…
- Ты сбежал от меня, козлина!
- Врешь, - отмахнулся рогатый.
- Тогда что, копье тебе в зад, произошло?
- Мы были пьяны в стеленьку, - начал алим не сразу, нехотя и с явным раздражением, - ты снова хотела залезть мне в голову и почти сделала это. Случалось – бах, - он изобразил вполне ясный жест рукой, и вздохнув тяжело, взглянул на нее алыми зрачками, в которых читалось впервые нечто искреннее, - я думал, что ты… что потерял тебя.
- И поэтому бросил в том вонючем хлеву? – Руди хотелось вцепиться в него, ногтями впиться в эту серую шею, разодрать ее до крови. И в то же время, что-то внутри нее ликовало, будоражило так, что желание это казалось скорее порывом безумного куража от этой невероятной встречи, нежели порывом ненависти.
- Думаешь, такая несчастная?! - взвинтился тогда уже сам алим, дернув хвостом, вывалившимся сквозь прутья. - Да тебе повезло, что отрубилась, женщина! В ту ночь на нас вышли люди того купца, Аль-Саффира, тебя сочли мертвой, а меня – повязали и на следующий же гребаный день сбыли на невольничьем рынке!
Руди оторопела и медленно сползла спиной по решетке. Первая волна обуревавших ее мыслей и чувств, казалось, отхлынула ненадолго, но вторая не заставила себя долго ждать. И она оказалась сильнее прежней, на этот раз накрыв ее с головой невыносимой усталостью и мучительным желанием того, чтобы все – этот лес, шаманы, клетка, оказались не более чем сном.
- Как не вовремя я снова хочу жить, Мак… - она потерла пальцами у висков.
- Меня перепродали оркам не так давно, но я уже убедился в прочности этой клетки, Руди. Жить тебе захотелось и правда не вовремя. А мне, знаешь, чего хочется больше всего? Закурить…
Руди обернулась на него.
- Ты мой любимый ублюдок, Макис, - и хрипло рассмеялась.
Их повезли куда-то. Началась бесконечная качка и тряска. И слева и справа тянулись ряды воинов Бротоборка. Было холодно и сыро, единственным способом согреться, было сесть на пол клетки, завернувшись в плащ. Благо, хотя бы его не отняли, когда прошарившись по одежде достали и сняли из-под стеганки пояс с бериллами. Рядом с ее клеткой по левую руку, шел сам Бротоборк. Высокий, жилистый оркский старик. Теперь она могла рассмотреть каждую морщину на его немолодом лице с густыми седыми бровями и длинными, реющими на ветру бакенами.
- А я знаю, зачем нужна тебе, вождь, - наконец, решившись заговорить с ним, она свесила локоть сквозь прутья клетки. Макис, до этого дремавший, даже приподнял голову, с интересом выжидая, что ответит орк.
- Это хорошо, - одобрил шаман, не оборачиваясь на Руди. – Тот кто знает о своем предназначении, от него не сбегает. И твое знание сохранит мое время.
«А, ханжа…». Она раздраженно махнула рукой.
- А то, кудесник, я чай не дура сбегать-то. И долго ты... отращивал эти бакены, а?
- С того дня как стал учеником Гогада - моего наставника, — помедлив ответил шаман. Кажется, таким вопросом она все же застала его врасплох.
- Кстати, репьем, маслом репейным то-бишь, если мазать их, вырастут ещё длиннее…
Макис покачал головой и приложил ладонь ко лбу:
- Женщина, лучше б ты замолчала...
Но Руди упрямо продолжила.
- Променад что надо, вождь. Твоя компания - не самая заурядная, не то что... - метнула она насмешливый взгляд на алима, - когда ещё выдастся такая аудиенция с просветлённым умом.
Шаман хмыкнул себе под нос, но на этот раз ничего не ответил. «Ужо, мы с тобой покумекаем, выведу я тебя на базар, не отвертишься…».
- А что-то я не вижу арматидовых кандалов, ошейников и прочих орудий унижения магического достоиснтва... или мы сразу на "ты" вождь? Не боишься меня?
- Я уверен в своих силах, - только и ответил он. «Что ж, достойный ответ».
- Мудро.
И в правду, покамест, этот орк действительно внушал… уважение. В пользу этого, говорило и то, что посреди мыслей о бабах и жратве, в головах его подручных, проскальзывали мысли верные и достойные этого вождя.
- Тебя уважают и боятся, как и подобает, оркан, - спустя некоторое время молчаливой тряски в клетке продолжила Руди, - ведь тобой говорят ваши духи, не так ли? А эти орки боятся и уважают духов.
- Сильные никого не боятся, — ответил шаман, заметив то особенное слово на орочьем наречии, с которым она обратилась к нему на этот раз. — Но уважают. Видишь это? - с этими словами, он показал ей на побрякивающие на его поясе амулеты – угольки, камешки, косточки… - Духи, что заключены в них служат мне потому что познали мою силу. Но они оставят меня, если я перестану их уважать.
Руди угукнула и кивнула.
- И покамест, выходит, они, духи-то. Довольны тобою, да, вождь?
- Я силен, пока они служат мне, а им приятно служить сильному. Чем их больше - тем я сильнее, а чем я сильнее - тем их больше. Как видишь, мы довольны друг другом.
- И в чем здесь подвох? Или ты будешь расти, пока не перерастешь самого Грумшага?
- Груумшаг сильнее пока мы верим в него. Мы верим в него и поэтому сильны. Подвох же в том, что мы отступили от этого закона. И теперь мы слабеем. С каждым годом, каждым новым днем…
- Ведь как занятно, что моя безверная кровь сделает сильнее вашу божественную сущность.
- Не льсти себе. Твоя кровь нужна не для того. Этот ритуал в лесу… обманный ход. Настоящее жертвоприношение ведется в этот самый момент.
Руди едва заметно подалась вперед. «Это еще что значит?..».
- Каждое мгновение, Груумшагу приносят жертву на поле битвы от Анхара до предместий Фаэмары. Он любит кровь, пролитую в бою, я – дал ему эту кровь. Титлане, эльфы, люди, гномы, орки, гоблины и тролли, которые сейчас яростно бьются друг с другом - все они совершают это приношение. Груумшаг радуется за жертвы Каркохтара.
Да этот орк – опаснее в тысячу раз, чем ей казалось… Он не просто убивает, но каждое убийство воодушевляет его самого и его воинов на десяток новых и новых жертв. Идеальная военная идеология… И все же, обо что-то и ей суждено споткнуться. И Руди смекнула, как забросить удочку.
- А что же? Там на Царской Горе, поклоняются Иссе…
- Дух рабской покорности. Он делает орков слабее. Многие соблазняются этим учением, отказываются от Груумшага, - голос вождя действительно звучал опечаленно. Эта абсолютная убежденность, вера в кровавого бога не могла не ужаснуть даже самого заскорузлого безбожника, какой и была Руди.
- Ты меня растрогал. Будет даже… неплохо - пролить кровь во имя бога войны, — она хмыкнула, откинулась на противоположную сторону клетки и добавила, - коли случай не решит нашу судьбу иначе. Такая уверенность, что именно ты отправишь меня к привратнику Меркхейма... от нее тошнит. Эй, козлина, - и старая вдруг обернулась на Макиса.
- Чего тебе? – протянул тот, не поднимая вновь опущенной головы с колен.
- Как там тебя звать-то?
Лицо алима вытянулось в удивленной физиономии.
- Шутишь? Или рехнулась совсем?.. Ну, Макис. Случай.
И Руди вновь обернулась к вождю, в это время шарудя у себя под одеждой.
- Даже твой Грумшаг не уйдет от случая, вождь, - и достала откуда-то из-за пояса один жалкий имперский лей. - Я брошу ее, - она высунула руки к Бротоборку, держа в одной из них монету. - Орел – ты отправишь меня к своему богу. Решка – не твоя это судьба.
Бротоборк отвернулся, разумно не став возражать этим бредням. Но Макис выругался:
- Уймись ты уже, а.
- А что, мне так будет спокойнее, - с какой-то почти напускной старческой наивностью парировала ему Руди, - Орел так орел. И не будет соблазна бежать от судьбы, знаешь.
И монета на короткое мгновение взлетела в воздух, сверкнув гранью в бледных зимних сумерках. Когда она упала на пол клетки, раздался тихий звон.
- Орел, - жилистая рука протянула ближе к алиму маленький лей стороной орла, - да, Макис. Мне заказано. Но помяни мое слово, Бротоборк, - голос ее, обращенный к шаману, звучал теперь мрачно и сухо, - берегись случая.
- Духи указали мне на тебя. Хочешь ты того или нет, но они возьмут свое, алвка, - не оборачиваясь к ней, спокойно ответил вождь.
- Ай, как обидно. Я человек, человек, - повторила она дважды упрямо и досадливо. Эта незначительная мелочь, спорная и очевидная одновременно, прицепилась к ней, как блоха, не имея сейчас абсолютно никакого смысла, но невыносимо раздражившая ее рассудок.
Странно, что в те минуты, когда осознание чего-то неотвратимого, несомненно масштабного, поражает разум – внимание хватается за самые пустые и не имеющие смысла вещи, словно за соломинку...