3060 г. 5 Ноября (лень ставить эльфий месяц)
Нигея. Раскрланиш
Дом Арсмау
Длинный тёмный коридор, молчаливые слуги, знакомая двустворчатая дверь с пауком, который, словно живой, шевелит длинными лапами.
Заролинн была в главной зале. Возле каменной статуи женщины, чьё тело сплошь состояло из змей, освящённые фосфорическим красным светом кристаллов, исполнявших роль факелов, стояло две фигуры - собственно, Заролинн, одетую в закрытую тёмно-красную тунику до середины голени, сапоги, перчатки, неизменный плащ из тёмной кожи; второй же была девчонка лет семи, судя по аккуратной одежде, внучка Заролинн - дети иллитири взрослели быстро и понимали, к чему может привести баловство, поэтому вела себя девочка тихо, а на появление Оскала отреагировала вздрагиванием. Это, кажется, позабавило матрону.
— ...И помни, второго шанса у тебя не будет, Эсидир. — Женщина осмотрела вошедшего Оскала, махнув девочке рукой - и та спешно покинула зал, опасливо покосившись на Молагха.
— Ты выполнил моё поручение?
Он отработано опустился на колено
— Были некоторые проблемы, домна. Нам не удалось захватить все тело Алагаш, но мне удалось добыть ее часть.
Он раскрыл сумку и вынул оттуда трофей. Длинные волосы с куском скальпа. Склонив голову он протянул их ей и в выжидании замер. Матрона мягко улыбнулась, и её голос - густой, как мёд - разлился тихим шелестом по зале.
— Скажи мне, мальчик мой... если я захочу, чтобы ты зачал дитя с одной из моих дочерей... — Заролинн подошла, — ...достаточно ли для этого твоего отрезанного члена?
— Э? — Оскал не сдержался и вскинулся
Было не ясно, что возымело больший эффект: намек на секс с одной из дочерей, или угроза превращения в евнуха
— Отвечай, — жёстче потребовала матрона.
— Нет... — Оскал опустил глаза и сглотнул,— домна...
— Тогда... — она сжала вручённый ей скальп. Чуткий слух Молагха мог заметить скрип кожи перчаток, — ...как это, — Заролинн выделила последнее слово, — должно мне помочь?
Не давай Оскалу вставить и слово, она сказала, — я требовала всего лишь принести мне тело, и ты не справился даже с этой задачей.
— Группа погибла, пытаясь унести еще живую Алагаш. Потом ее труп слишком хорошо охраняли. Я подумал, что... что если вы смогли сделать раба из Мраймара, благодаря куску кожи, то...
Тело Оскала пронзила судорога - очень похожая на ту, что он испытал в доме сына, но в отличие от неумелого в магии Ночи Зилхара Заролинн не совершила ни одного телодвижения.
— ...То тебе следует меньше думать об этом. В тебе нет ни капли колдовских способностей, а знаний о магии и того меньше. И ты присудил себе право рассуждать о Некромантии...
Тело снова свела судорога - на этот раз сильнее - но до потери сознания матрона нарочно не доводила.
Оскал пытался терпеть, но не сдержал короткого вскрика, когда черный поток пронизал его тело во второй раз. Чтобы не упасть, он опустился на руки. Несмотря на страдания, что причиняла Заролинн - голос её по-прежнему оставался мягок.
— ...Мог бы хотя бы своего сына расспросить. Ах, да... он ведь теперь по другую сторону. Какая жалость.
О, он многое мог бы высказать своему сыну! И обязательно выскажет, но потом. Сейчас в голове была абсолютная пустота. Ни одной мысли, кроме рефлекторного желания чтобы боль прекратилась. Неважно как, хоть его смертью, лишь бы быстрее...
— Ты очень меня расстроил.
Третья вспышка боли вырвала Оскала из сознания в милосердный мрак. Смерть это была или просто забытье - уже было неважно - боль прекратилась.
И когда дроу могло показаться, что ничего, кроме мрака, вокруг не было, сзади раздался трескучий баритон:
— Молагх!
Оскал узнал голос. Легко.
— Чего ты хочешь, мертвец?
В этот момент Оскал мог заметить, что голос его резко помолодел. Да и сам он как-то уменьшился.
Тьма вокруг расплылась, обратилась в каменные стены. Тепло от жаровен заставляли шевелиться волосы на затылке, а тот, кого Оскал назвал мертвецом... дроу лет сорока с коротким ёжиком светлых с прожелтью волос сидел на скамье, освещённый вросшими в стену фосфорисцирующими грибами, и точил меч - обычный полуторник, не считая одной детали - будто срезанный кончик меча. Меч палача. Эльф поднял раскосые жёлтые глаза на сына.
— Ты здесь. Вот и поможешь мне... — взгляд остановился на лице, — а... что с ряхой?
— Упал неудачно,— солгал Оскал, во все глаза глядя на отца. — Полагаю, мне не стоит спрашивать для кого меч?
"Не спрашивай для кого точится меч палача — мелькнула в голове мысль. — Быть может он точется для тебя"
— Ты усваиваешь уроки, — кивнул Сорнафейн. В совиных глазах что-то блеснуло и тут же угасло. Дроу отложил в сторону меч, — принеси воды. Ведро у дальней стены, у копий.
Оскал сходил за водой. Поставил ведро, селя рядом. Посмотрел на отца.
— Ты мертв.
— Хм? — Сорнафейн дёрнул ухом, только затем отвлёкшись от вытачивания, кажется, игральной кости. Посмотрел в ответ, — о чём ты?
— Ты мертв, — повторил Оскал. — Я убил тебя своими руками. Значит, и я тоже мертвец?
Сорнафейн очень пристально посмотрел на Оскала - в какой-то момент могло показаться, что он вот-вот протянет ладонь проверить, а не болен ли его сын.
— Сколько раз ты неудачно упал? — Он тряхнул рукой и слизнул кровь с порезанного пальца.
Оскал открыл и закрыл рот. Озадаченно почесал лоб...
— Только за сегодня? - пошутил, хотя весело ему не было от слова совсем.
— ...И сколько раз - на чей-то кулак, — с толикой едкости добавил дроу, вновь приступив к строганию костей. — Я палач, Молагх. И знаю, как отличить побои от ушибов. — Заметив, как изменилось лицо сына, тот хмыкнул. — Это всего лишь драка, и ты вышел из неё живым, так что сделай лицо попроще. Иначе ты напоминаешь мне одного наземника...
Оскал вдруг понял, что он все это видел. Это происходило. когда-то давно. Он даже вспомнил что сейчас скажет отцу
— Какого наземника?
— Номмадский пастушонок, — Сорнафейн начал выстругивать точки на гранях кости, — несколько сот лет тому назад, когда я был немногим старше тебя, я был палачом при владыке земель, которые нынче зовут Атраваном. Зулла... да, Зуллой его звали. А рубить головы и снимать шкуры с провинившихся он любил почти также сильно, как любит то же наша дорогая матрона Фелинра, дай ей Малахар... долгих лет жизни. Крхм… — Он прокашлялся.— Потому следовал я за ним практически по пятам и без работы не оставался. И вот, проезжая через пастбище, я увидел, как за нами увязался какой-то чумазый вонючий мальчишка. Говорит, испытай меня, царь, я хочу служить тебе, а я, зная, чем дело пахнет, за топором уже полез. А Зулла руку поднял и сказал "Испытание так испытание". И приказал басаргану порвать сопляка... басарганы, если ты не знаешь, это такие огромные, где-то раза в три меня выше, наземники с четырьмя длиннющими руками.
Он сделал небольшую паузу.
— Пастушонок тот, что блоха твоя, залез громиле на шею. И задушил его. Ногами! — Сорнафейн хмыкнул, — Занятное зрелище было…
Оскал помнил эту историю и помнил, как представлял тода себя на месте того вонючего пастушонка. помнил ощущения, пусть воображаемого, но триумфа.
Он облизнул губы
— Отец?
— Да? — Сорнафейн отложил готовую кость и приступил к другой.
— Зачем ты спасал меня тогда? Ты ведь знал, что будет, возьми ты на себя мою вину...
Он был готов к тому, что отец покрутит пальцем у виска, или снова попробует тронуть его лоб. Слишком реально все вокруг выглядело. Этот двор, ведро с водой, ряд копий… даже скошенный меч палача…
Но Сорнафейн по-совиному медленно моргнул.
— Я - мёртвая кровь в твоих жилах, плод твоих горячечных фантазий, Молагх, и не отвечу на твой вопрос правдой. Но ты и без того боишься услышать правду, не так ли?
— Я всегда боялся, что пойду по твоему пути...
— Ты - плоть от моей плоти, но ты не повторишь моей Судьбы. Если сам того не пожелаешь.
— Свет,— Оскал почесал затылок. — Ты говоришь загадками, которые я сейчас не в состоянии понять. Если у меня есть выбор, значит я все еще не подох... Но значит ли это так же и то, что я смогу прервать порочный круг, принеся Заролинн голову Звереныша? Хм...
— Что тебе помешает это сделать?
— Сам не знаю.
Оскал замолчал, глядя перед собой. Задумался...
Сорнафейн не прерывал его поток мыслей, мерно выстругивая кости и, кажется, не обращая на сына никакого внимания. Мерно гудела жаровня, вокруг разливался мягкий зелёный свет грибов, где-то за пределами каменной хижины младшая сестра Молагха гоняла ровов - небольших копытных животных, похожих на коров, но размером где-то с собаку.
Царящая вокруг атмосфера была чужда привычной опасности и острому неуюту Нигеи. Связано ли это было с тем, что Оскал идеализировал своё детство или действительно оказался редким счастливчиком - вопрос оставался открытым.
— Наверное потому, — заговорил Оскал,— что не вижу в том смысла. Не в этот раз, так потом... Ты думал, спасая меня, так же?
Уши отца повернулись на Оскала.
— Ты ответишь на свои вопросы. — Он привычно медленно моргнул. — А пока... отдыхай и набирайся сил. Тебе сильно досталось.
Сорнафейн ушло ухмыльнулся.
— И отцовский совет - достань арматид. Иначе такими перипетиями ты не дотянешь и до половины моих лет.
— Свет! — Оскал хлопнул себя пятерней по лбу. — Как я сам не догадался. Ты прав, отец… отец?!
— Какой я нахер-р тебе отец, а?
Всё вокруг вдруг поплыло, голова закружилась, к горлу подступила сухость. Звон пещерной капели совсем рядом, бьёт по ушам, возвращая боль. Он на жёсткой лежанке, укрыт. Где-то в метре от Оскала кто-то похрапывает...
— Катмэ... дерьмо кошачье… — выругался Оскал и не узнал собственного голоса, на столько он сделался сиплым. — Где я?
— У Ар-рсмау. А где тебе ещё, кур-рва, быть? — прокаркал голос. Знакомый голос... голос фамильяра сына.
— А-а… Это ты, павлин недомерок...
Он повернул голову к источнику звука и пригляделся
— Чего тебе надо?
— И это вместо спасибо. Надо было дать тебе сдохнуть, — ворчливо заметил Хокри, — но что сделано, того обр-ратно не засунуть.
Ворон нагло сел на живот Оскала.
—Ты валялся двое суток. Зар-ролинн сбр-росила тебя младшей дочер-ри, а та отдала р-рабам, думая, что откинешься. И откинулся бы.
Оскал задумался, зачем мог понадобиться младшей дочери, но думать было тяжко и он бросил это занятие.
— А ты явился меня спасать... чего это...
— Ты везучий заср-ранец. Боги р-распор-рядились так, что я был почти р-рядом, когда тебя поимели, как кур-рву.
— Небось, подглядывал…
Казалось, ворон оскорбился. Захлопав крыльями, он раскрыл клюв:
— Жа-а-алкое зр-релище.
Он прислушался к собственным ощущениям. Голова болела… собственно болело все тело, включая кости и потроха, и, неизвестно, что сильнее. По коже пробегал озноб. Его тошнило. Он попробовал приподняться. Получилось. Хокри спрыгнул на пол.
— Вода у того индюка, котор-рый р-рядом др-рыхнет, — предугадывая возможный вопрос ответил ворон, — алувай, задохлик...
Взмахнув крыльями, он вспорхнул к потолку и проскользнул в щель между дверью и косяком. И не увидел, как Оскала вытошнило от первого же глотка.
Кое-как утолив жажду Молагх-Риззен сел на кучу тряпья, что заменяла ему постель и огляделся. Темно. Низкий потолок, массивная дверь. Рядом мужик с чертами полуорка. Оружия нет, что не удивительно, если он в рабском бараке. Что же, его, выходит, опустили до уровня раба? Попытавшись обдумать эту мысль, он столкнулся с новым приступом головной боли и бросил это безнадежное дело. Кое-как поднявшись, он отворил дверь и вышел на улицу. Оставаться в Доме Арсмау он больше не собирался.