С того проклятого занятия прошло дня два, а может, чуть больше - увы, в его комнате сломался кристалл, который показывает отсчёт Циклов, а рана от медвежьих когтей на время выбила его из колеи. К собственному удивлению, когда Зилхар покинул комнату, то не был атакован ни посыльными мальчишками, ни фамильярами старших преподавателей, ни прочими любителями ткнуть носом в обмоченную тряпку, имя которой - Дела Магикса.
И следующие несколько часов прошли в привычном для Зилхара ритме, описывать который столь же бессмысленно, что пытаться споить призрака. Кстати говоря о призраках...
Не говоря ничего о своих планах, Зилхар выгнал рабыню на рынок, загрузив её работой на подольше, запер дверь и, сложив тюк с принадлежностями на стол, переглянулся с вороном. Ничего не говоря друг другу, фамильяр и его хозяин начали подготовку.
Юноша напряжённо сопел носом, периодически подходя к свитку. Вязь эльфийской тайнописи, паутина схем. Описание ритуала.
Вот молодой эльф прошёлся тряпкой по столу, который с пыхтением передвинул в середину своей холодной комнаты. Поставил широкую чашу с ещё парящим отваром из грибов Ниссельшельма, в самый центр. Хокри тем временем собирал подносил к нему свечи и четыре крушиновых лучины - на каждую сторону света. Когда ворон принёс кусочек мела, Зилхар положил на стол свёрток ткани, от которого пахло пылью и затхлостью. Развернув, юноша почувствовал, как сердце его застучало быстрее, лоб охладила испарина - в свёртке покоились уже покрытые ржавчиной куски когда-то единого меча. Если быть точнее - сабли. Сабли, что принадлежала его единоутробному брату. Всего три осколка.
Три осколка, которые он достал практически случайно, оказавшись у кузниц Вархолда и услышав из разговора имя своего Дома. Ловкость рук не подвела, но нутром Зилхар понимал, что шагнул навстречу лезвию ножа и, будь на то воля случая или глупости, следующий шаг обернётся для него погибелью.
Юноша поставил при помощи воска четыре лучины и зажёг их, после зажёг и четыре свечи. Бормоча слова заклятия защиты, он начертил вокруг себя круг из мела, а затем приступил к главной части ритуала.
Он взял в руки один из осколков меча. Ворон также сел в круг. Медленно моргнул. Всё было готово.
— Тот, кто тропою, полною жизни,
Избранный был,
Пленник Плоти, отзовись.
Зилхар опустил первый осколок в отвар - рукоять меча, на котором, словно тень былого лоска, чуть поблёскивал стальной узор из лоз. Пламя свечей слегка дрогнуло. Юноша продолжил.
— Тот, кто дорогою, грёзой рождённой,
Схваченный был,
Пленник Души, отзовись.
Пламя почти погасло. В комнате стало заметно холоднее. Ворон тёплым пернатым боком прижался поближе к хозяину. Зилхар выдохнул облако пара, пока опускал в отвар второй осколок - кончика меча.
— Тот, кто путь потерял в Пустоте,
Узлом наречённый тот был,
Узник Разума, отзовись...
В сосуд был опущен последний из осколков. Средний. Объединяющий. Сталь холодом обжигала пальцы, эльфу показалось, что она гудела, о чём-то пыталась сказать...
Свечи на этот раз вспыхнули голубым. Зилхар увидел, как пар, поднимающийся от отвара, начинает обретать очертания. Перед ним медлено представала фигура, сотканная из белого зыбкого облака. Миг, едва заметное движение, будто от сквозняка, и пар вдруг уплотнился на столько, что можно стало рассмотреть некоторые черты лица. В частности глазные впадины, зияющие непроглядной тьмой и острые уши.
Голос, тихий, как шелест травы, разлился по комнате:
— Кто ты, неубоявшийся призвать проклятого?
Эльф глубоко вздохнул. Снова. Понимал, что сейчас ему следует подбирать слова как можно более внимательно. И он заговорил.
— Зилхар, сын Хельден из падшего Дома Канхорбесна.
Призрак смотрел на него пристально, но юноша не смел смотреть в глазные провалы глаз.
— ...как и ты, Мраймар, прозванный Диким.
— Зилхар... брат? — Фигура из пара слепо повела лицом. — Я не вижу тебя... Где ты?
— Между нами стена, что отделяет мир живых от твоего мира. Ты не увидишь меня, пока я жив.
Уши призрака дрогнули... и голос стал громче.
— Как ты смеешь звать себя Канхорбесной, ты, сын предателя, погубившего нашу семью?!
Фигура Мраймара вдруг перетекла вперед, прямо к линии круга и грянула эфирными кулаками о невидимую преграду. Зилхар заметно дрогнул, но за пределы круга не вышел. Хокри каркнул и захлопал крыльями - пришлось прижать фамильяра, чтобы тот не сделал глупостей.
— Как смел ты назвать меня своим братом?!
Порыв злости исчез так же внезапно, как проявился. Призрак отодвинулся от круга и замер. Только пар, из которого он состоял, пульсировал и клубился.
— Я сказал это, потому что это правда. Солги я - и ты почувствовал бы это, словно кто-то пёр... крхм... испортил воздух. Твой гнев не поможет тебе найти отмщения. — Он сделал небольшую паузу и продолжил, — А отмщения ищу и я.
— Отмщения... – прошептал дух, – многие жаждут отмщения. С самого дня смерти и до сих пор, каждый миг существования, словно пытка. Я вечный раб матроны Арсмау... Рабу не дано отомстить...
— Раб матроны? Но ты ведь мёртв... — в голосе Зилхара проскользнули нотки недоумения и лишь пару мгновений спустя его озарила страшная догадка. На сей раз Зилхара бросило в холодный пот куда более явно.
— Мать Арсмау - маг Смерти?
— И да и нет. — Ответил мертвец.— Пока в ее руках моя цепь - я не могу сопротивляться приказам.
— Но...
— Ваше спасение, в ее полном неведении,— дух прервал Зилхара, быстро заговорив.— Она верит, что все Канхорбесны вырезаны под корень. Но если она меня спросит - я ей скажу.
Зилхар сглотнул.
— Что мне нужно сделать, чтобы освободить тебя?
— Разбить цепь, что держит меня подле нее.
— Цепь? Это заклятие?
— Заклятье, трофей, наказание и награда, то что когда-то было мне ближе любой вещи на свете.
Зилхар тяжко вздохнул.
— Ты не скажешь мне прямо, что это за херня такая, да?
— Своего отца тринадцатый сын, который хочет быть моим братом, — ответил злым голосом призрак. — Хотел бы я ответить яснее, но не могу. Жизнь не любит легких ответов.
"По крайней мере, Арсмау придётся попотеть, прежде чем узнать правду".
Зилхар нахмурился и решил, пока призыв ещё в силе и лучины не догорели, задать ещё вопрос. С загадками разобраться можно и позже, сейчас, как считал юноша, лучше побольше узнать, — перед чем или кем особенно уязвима матрона Арсмау?
— Матери своей пятая дочь, —быстро промолвил Мраймар, — рождённая не от того, обман ее имя, покорность – ее маска, властность – истинное лицо, мечтает о материнстве, но совсем не таком. Синяя Паучиха сплела сети наперекор этим намерениям и не расстроется если она пропадет. Белый Змей похитит ее, унесет глубоко в свое логово. Змей вложит в ее руки кинжал и то, что было однажды, опять повторится.
Зилхар послушал тираду. Медленно повёл ушами. Почесал затылок.
— Всё очень понятно. Спасибо.
В этот момент со стороны двери донёсся характерный запах волшебства и, предвидя, что сейчас произойдёт, Зилхар рефлекторно прижался к полу и закрыл глаза. Дверь загрохотала, комнату озарила яркая вспышка магии Духа, которая в тот же миг прогнала дух Мраймара обратно в чертоги Мёркхейма. Остался вновь лишь ещё не до конца остывший отвар.
Юноша подскочил и, схватившись за рукоять сабли, выбежал наружу и... увидел корчащееся на полу тело дроу. Вархолдца.
Оскала.
Юноша прижал уши, зашипел — какого хера?!
Оскал тер глаза, мотал головой и шевелил губами. По видимому, ругался, но Зилхар не слышал ни единого звука. Хотя должен бы был...
И тут молодой дроу вспомнил о заклятии тишины. Сделал короткий пасс рукой, снимая купол беззвучия.
— ...бучий сын злобной суки, которую я проткнул своим хером, какого пекла ты тут устроил, недоделанный херомант, курва, иблис, катмэ, сука, мои глаза-а-а...
— Какого пекла ты тут забыл?! — повторил прежний вопрос уже в другой форме Зилхар, едва сдержавшись от того, чтобы не схватить отца за ухо, словно нашкодившего щенка.
Казалось, Оскал не слышал его. Он продолжал ругаться на всех известных ему языках, и это начинало привлекать внимание. По лестнице зашуршали чьи-то крадущиеся шаги.
И тут юноша не выдержал, схватил сидящего на полу Молагха за шкибот и рывком швырнув за порог. Закрыл за собой дверь. Едва сдерживая гнев, он вновь зачитал заклинание тишины.
— Курва! Катыб! Сука... что с моими глазами?! Змееныш... Убью. Отдам Паучихе или нет... Своими руками убью!
"Беззаботно взламывать дверь того, кто может поставить на неё ловушку. Хорошо, что я не такой деб...", — кое-что кольнувшее из памяти заставило поток самодовольных мыслей смолкнуть. Зилхар прокашлялся. А тем временем Оскал отнял от лица руки, и юноша увидел, что лицо отца украшает совсем свежий шрам. С очень знакомой фактурой. От кнута. И, конечно, глаза - нездорово посветлевшие, слезящиеся, с помутневшим зрачком. Глаза слепца.
— Иблис... — простонал Оскал немного спокойнее. — В гляделки словно набили песка-а-а... кх-х-х...
— Так какого света ты, долбодятел плешивый, полез взламывать дверь в мою, - он выделил последнее слово, — комнату?
— Катмэ... Сука... Курва... — ответил Оскал, — знал бы, что ты, говнюк паршивый, здесь, я бы ее просто выбил ближайшей лавкой. Без всякого взлома.
— Если не ответишь на вопрос, то с глазами можешь попрощаться.
— Иблис... у-о-у-у-у... нам надо было поговорить... с глаз... у-у-у-катмэ... на твой херов глаз... м-м...
— Так зачем ты взламывал дверь?!
— Наверное, потому, что ты ее запер... — к Оскалу снова возвращаолась его прежняя пренебрежительно-шутливая манера речи. — Что ты здесь делал, сучий сын? Мастурбировал, да?
— Не твоё собачье дело. — Буркнул Зилхар.
— Я ни раз вскрывал эту сраную дверь... что ты в нее теперь запихнул? Иблис... ты можешь что-то сделать с глазами? Жжет, как будто туда забили раскаленный штырь.
— И после этого я должен тебе помочь? Почему я не должен оставить тебя слепцом просто в отмеску за то, что ты кусок говна? — юноша почувствовал, как магия, заряженная на страдания, вот-вот сорвётся с его пальцев в сторону нерадивого родителя. Но через некоторое время Зилхар взял себя в руки. Понимал, что покалеченный или мёртвый Оскал ему сейчас ни к чему.
— Потому что ты, мелкий засранец, без меня давно бы погиб от собственной глупости и самонадеянности. Я собирался открыть дверь и подождать тебя здесь, а не искать по всему Магиксу.
— Как видишь, — он издевательски выделил последнее слово, — паршивая это была идея, да?
А затем, перебивая Оскала, положил ему ладони на виски. — Открой глаза и заткнись.
Бросил ворону, — убери пока свечи.
Молагх подчинился, и юноша зачитал заклинание исцеления, оплетая отца сетью колдовства.
— Слушай меня внимательно, звереныш,— заговорил Оскал, едва резь в глазах отступила. — Ты ходишь по краю могилы. Всегда ходишь, но сейчас особенно. Тобой заинтересовалась матрона Арсмау... слушай и не перебивай! — Гаркнул он, — Заролинн спрашивала о тебе. Хотела предложить тебе службу ее Дому. Ты понимаешь, что это значит? Что будет, едва она увидит тебя?
— А теперь послушай меня, — грозно ответил Зилхар, осмотрелся заговорил тише и быстрее, — и я расскажу, по какому острому лезвию все эти годы скользила твоя сморщенная, свет её, мошонка. Заролинн она ведь, драть её в сраку, некромантка? Да, вижу по твоим круглым моргалкам, некромантка.
Молодой дроу перевёл дыхание.
— В её подчинений призрак моего брата. Мраймара. Ты его помнишь, не так ли? — Он хмыкнул, сел на тюфяк, — ей за все эти ссанные года достаточно было однажды, понимаешь, сукин ты сын, однажды хотя бы спросить его о том, бродит ли по миру живых хотя бы один из Канхорбесна. Вот чисто, чтобы потешить своё прошмандовское самолюбие. — Он следил за реакцией дроу, — знаешь, чья бы шкура оказалась на её плечах, сделай она это? О-о... не только моя, Оскал.
В глазах отца блеснуло недоумение.
— Ты знаешь... но откуда?
Зилхар пренебрежительно кивнул на сосуд, в отваре которого до сих пор покоились останки меча. — Подойди и посмотри, что там.
— Какие-то обломки.
— Возьми рукоять и присмотрись, — сказал тот, после, немного погодя, ожидая, пока Оскал возьмёт, спросил, — чей это клинок?
— Какой-то Мраймар... Как будто в Нигее мало Мраймаров...
Зилхар тяжело вздохнул, сказал негромко, чуть прикрыв глаза, — хорошо, что умом я явно пошёл в мать... — а затем сказал уже громче, — это меч моего брата. Я говорил с его духом и узнал бы больше, если бы ты не решил поиграться во взломщика-любителя.
— Что ты сделал?! О-о... все темные боги... Ради чего я рискую своей рожей и жо... головой?! Да, звереныш. Ты именно пошел в мать. Она была такой же дурой.
Оскал встал.
— На днях тебе придет предложение из Вархолда, — заговорил он. — Не вздумай его отклонить. Это не все! Закрой рот и не перебивай меня. Все помои, то ты собираешься на меня вылить со своего языка, ты можешь вылить потом. Как я уже говорил, Арсмау заинтересовались тобой. Мне удалось обмануть Заролинн, сказав, что ты уже, — он выделили это слово, — служишь Вархолду. Как только ты примешь его покровительство и перейдешь на службу к агентам, бери первое же поручение как можно дальше отсюда. На поверхности. И уходи.
Зилхар подскочил с места, встав напротив Оскала, — разве ты не понимаешь, что я не смогу всю жизнь бегать, словно таракан недобитый? Ты не понимаешь, что рано или поздно матрона всё узнает и прижмёт и тебя, и меня? Или, — он прищурился, — думаешь, если будешь вести себя тише и покорнее мертвой псины, уж точно не повторишь судьбу своего отца?!
Слишком поздно юноша понял, что сказал лишнего. Лицо Оскала вытянулось, побледнело. Во взгляде сперва сверкнул страх, который, словно искра, обратилась в тонкое пламя гнева. Потом глаза, ставшие размером с имперский динарий медленно сузились, превратившись в две узкие недобрые щелки.
— Ты копался в моей голове.
Утвердительно спросил он.
На лице Зилхара играли желваки, он не отводил взгляд — я догадывался, что тогда, в Аравахе, это был не просто бред.
— Нет, ты копался... — стремительный рывок и плечо юноши стиснуто крепкими пальцами Оскала. У горла сверкнула сталь. Когда он успел вытащить нож?!
— Кто дал тебе право лезть в мою голову, щенок?!
— Я не лез в твою голову! — Прошипел Зилхар. Почувствовал, как злость, кою он так долго сдерживал, выходит из-под контроля. Говнюк, который называет себя его отцом, хотя просто воспользовался тем, что он, Зилхар, пережил собственное детство без его помощи! Плешивый засранец, он смел указывать, куда идти и как жить ему, магу, который может раздавить его по мановению ладони одним лишь достаточно сильным заклятием. Трусливая вошь, способная лишь фантазировать о спасении своего дохлого папаши!
Юноша не помнил миг, как с его пальцев слетело облако тёмной, совсем незнакомой ему магии - плотной, густой, как мёд, она прошла сквозь тело Оскала. И отец покачнулся. Хватка на плече Зилхара ослабла, а сталь, что была у его горла - звякнула о пол.
Молагх молча рухнул, словно марионетка с подрезанными нитями.
— Я не влезал в твою голову! — В остаточной злобе крикнул Зилхар. Но Оскал не ответил. Присмотревшись внимательнее, Зилхар понял, что тело отца окутывает всё то же облако тёмной магии... за которым совершенно не прощупывалось характерное пламя жизни.
В горле резко пересохло.
— Оскал?..