Амалиррец, будь в курсе!

11.03.24 Делимся радостной новостью!
Вышла первая электронная книга по Амалирру! Все, кто хотел ещё больше погрузиться в наш мир - книга БЕСПЛАТНА для прочтения!
Автор ждёт Ваших отзывов: ЗДЕСЬ

16.12.22 Добавлено обновление Новогоднего стиля форума, с возможностью включения/отключения снега и тумана (кнопки в боковой панели смены стиля).

23.08.22 Новости об анкетах для НПС (только для принятых игроков)

20.08.22 Новости для старых игроков.

09.07.22 Нашему форуму исполнилось 11 лет!

ВНИМАНИЕ!
Новости по исчезнувшим картинкам. Нажми, чтобы прочитать.
В связи с исчезновением одного из бесплатных хостингов изображений, на форуме не отображается большое количество картинок в разных разделах! Мы знаем об этой проблеме и уже работаем над её исправлением!

Если в своих постах, подписях или масках вы обнаружите пропажу картинок, но при этом у вас сохранились оригиналы - напишите об этом Мэлодит в соц.сетях или в ЛС на форуме!
___________________________________________________

28.05.22 Обновление летнего стиля!

16.05.22 Добавлен новый инструмент для персональных настроек отображения текста на форуме! Инструкция по использованию уже ждёт вас для ознакомления!

01.05.22 Обновление системы рейтинга на форуме!

25.04.22 Ёлка покинула наш мир... Благодарим всех за участие! Не забудьте, для того, чтобы использовать некоторые полученные Вами артефакты необходимо отыграть их получение и отписаться об этом в теме Золотой Парась

19.03.22 Новости о Подарках, которые ВЫ заработали во время Новогодних празднований!

08.03.22 Наши восхитительные Дамы! С праздником!

23.02.22 Дорогие наши Мужчины! С праздником!

20.02.22 Зачарованный Дворец открывает свои двери! Не пропустите ПЕРВОЕ в истории Амалирра массовое боевое событие! Делайте ставки и следите за ходами участников!

02.02.22 Объявление о Новогоднем Древе!

01.02.22 Стартовал Конкурс Валентинок!

30.01.22 Голосование в конкурсе Новогодние рисунки ОТКРЫТО!

27.12.21 С наступающим Новым Годом!
Гремлины что-то воплотили...

01.05.21 Опрос по Текстовому редактору от Гремлинов!

30.04.21 Опрос по конкурсам 2.0!!!

Всем игрокам необходимо отметиться в теме Получения постоянных наград, если имеете необходимое кол-во Репутации/Времени на форуме.
Актуальное время игры: 3058 год. Начало года, зима.

3057г. Начало: в империи объявлено о создании нового духовного ордена. Его основатель объявил, что будет строго следовать заветам Исайи, с соблюдением обета бедности и объявил конечной целью постепенное распространение идеалов братства на всю исарианскую церковь. Такое понравилось не всем иерархам и вокруг нового проповедника начинают плестись интриги.

3057 год. Лето. Турл-Титл разорен войной с орками и недавней эпидемией чумы. Среди Великих Семей с новой силой началась борьба за власть завершившаяся смещением канцлера ван Дертана. Новая правительница Республики, для удержания власти ищет силы на стороне.
Тихо и буднично в Атраване вернулся к жизни древний лич Зулл Саракаш. Создания Ночи собираются к его цитадели, чтобы объявить о своей верности, в надежде поучавствовать в разделе завоеванных земель. В ближайшем будущем.
В Атраванской провинции Азрабея началась война. Авантюристы и расхитители могил случайно пробудили и выпустили из склепа царицу Фаргутту. Их высочество вышло на свет не одна, а с несколькими тысячами солдат, похороненных некогда с ней же. Она объявила о своих правах на Азрабейское царство и подкрепляет их, штурмуя и захватывая города

3057 год. Осень. В Турл-Титле произошла революция. Клан ван Дертанов, правивший страной более 10 лет был свергнут и почти полностью уничтожен. Новый правитель Республики Эдгар Беланс - подтвердил приверженностью союзу с Эльвенором и Хортией против орков, а так же подписал помилование и восстановление в правах опальному графу Ги де Эстверу.

3057 год. Зима. В результате трагических событий в начале осени на острове Голлор, в ходе которых Гильдия Магов оказалась обезглавленной, на остров из изгнания явился архимаг Клиберн.

3058 год начался на веселой ноте...

Вливаемся в игру Список текущих приключений
Сюжетные персонажи
Поиск соигроков
Заявки на собственный сюжет
Список сюжеток
Задания от НПС
Активные сюжеты
Прошлое героев
Прошлое мира
Добро пожаловать в Амалирр!

Амалирр - это форумная ролевая игра, события которой разворачиваются в авторской вселенной. Реальность мира - аналог Позднего Средневековья. Здесь Вы найдете отголоски культур Европы, Персии и Ближнего Востока, Японии и Китая, а также широкий набор мифических народностей.

Жанр: Тёмное фэнтези с элементами низкого
Рейтинг: 18+
Система: эпизодическая
Мастеринг: смешанный
Дата создания: 09.07.2011г.
Первая КНИГА по миру Амалирра.

P.S.
Как бы сильны не были Ваши персонажи на других ролевых — здесь это не значит ничего! Мы дадим вам обидное прозвище, крепко прищемим дверью, треснем табуреткой по голове, искупаем в испражнениях, а под конец заставим платить алименты!!!! Грррр.
Конечно, мы шутим. У нас дружелюбный АМС состав (кроме Крякена). Всегда поможем и подскажем. Обращайтесь в Гостевую

Слагатель - Отец Основатель форума. В личные сообщения НЕ писать. Все вопросы направляйте в тему Вопросы и ответы.
Зона ответственности: ИнфоБаза (всё, что касается исторической части мира), квесты, ответы в группе ВК и гостевой, проверка анкет.

Изольда - Мать Основательница форума.
Зона ответственности: конкурсы, реклама проекта, ивенты на ристалище, начисление и списание игровых очков и очков опыта, вестник Амалирра, квесты. Выносит решения о наказаниях за нарушение правил ролевой.

Мэлодит
Зона ответственности: тех.поддержка форума, проверка анкет, конкурсы, группа ВК, начисление и списание игровых очков и очков опыта.

Драйк
Зона ответственности: графическое наполнение форума, квесты, ответы в гостевой.

Энац
Зона ответственности: проверка анкет, квесты, ответы в гостевой.

Кристоф
Зона ответственности: графическое наполнение форума, ответы в гостевой, проверка анкет (в отсутствие других проверяющих).

Зилхар - В отпуске
Зона ответственности: -

Даурлон - В отпуске
Зона ответственности: -

Гремлины:
Мэлодит, Рэйвен, Гленн Рехтланц - технический отдел форума. В подчинении имеют Гремлина Младшего - от его имени может писать любой из Гремлинов.

Неписи:
НПС, Весть, Многоликий, Безликий - 4 вестника апокалипсиса. С данных аккаунтов в квестах отписываются Гейм Мастера.
Джед - распорядитель боев на ристалище.

• Подать жалобу • Сообщить об ошибке • Отблагодарить • Внести предложение
Добро пожаловать в Амалирр!

Амалирр - это форумная ролевая игра, события которой разворачиваются в авторской вселенной. Реальность мира - аналог Позднего Средневековья. Здесь Вы найдете отголоски культур Европы, Персии и Ближнего Востока, Японии и Китая, а также широкий набор мифических народностей.

Жанр: Тёмное фэнтези с элементами низкого
Рейтинг: 18+
Система: эпизодическая
Мастеринг: смешанный
Дата создания: 09.07.2011г.
P.S.
Как бы сильны не были Ваши персонажи на других ролевых — здесь это не значит ничего! Мы дадим вам обидное прозвище, крепко прищемим дверью, треснем табуреткой по голове, искупаем в испражнениях, а под конец заставим платить алименты!!!! Грррр.
Конечно, мы шутим. У нас дружелюбный АМС состав (кроме Крякена). Всегда поможем и подскажем. Обращайтесь в Гостевую
Рейтинг игроков
Вы последний раз заходили Сегодня, 14:59
Текущее время 29 Мар 2024 14:59
Отметить все форумы как прочтенные
Последние сообщения
Активные темы дня
Активисты дня
Активисты форума

Бросая тени на крест



НПС
НПС

    Продвинутый пользователь


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Бросая тени на крест

Отправлено 24 Август 2020 - 10:59


  • 4

Участники: Талли, Гленн Рехтланц, Азазель, Брэм Ливингстоун, НПС (будет дополняться);

Время: весна 3057-го года;

Описание: зачистка гнезда нежити в Аустенните не проходит бесследно. Тёмный слух о случившемся в Лавидии медленно, но верно распространяется по Империи, рождая миазмы смуты среди хищного братства. На открытую конфронтацию с инквизиторами ревенаты не решатся, они начнут войну скрытую, но оттого не менее жестокую.

Ко всему прочему, Святая Инквизиция терпит серьёзный удар по репутации после выяснения связи пресвитера Катберта с вампирами Аустеннита.

Сумеет ли Орден выстоять и выйти победителем в грядущем сражении? 

На этот вопрос придётся ответить самим участникам. 


Сообщение отредактировал Рэйвен: 06 Январь 2021 - 20:49



5bed6ee9fe17.png


Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 15 Декабрь 2020 - 01:05


  • 5

11 апреля 3057 года IV Эпохи

Бирен. День.

 
К счастью, никто спорить, а тем самым ещё больше раздражать инквизитора, не стал. И Ева, и Азазель смиренно прошли в комнату. Щенка Гленн пока оставил вампирше - он сомневался, что Тибо будет доволен подобным настроением хозяина. Пройдя пару раз по комнате, он остановился, с досадой отметив, что все эмоции читаются слишком явно.
- Мастер Рехтланс, что происошло? - тихо поинтересовалась морейка.
- Произошло... Да ничего. Кажется, долг службы предписывает мне радоваться вниманию Его Преосвященства, - инквизитор криво усмехнулся, после чего всё-таки сумел взять себя в руки. - Итак, - проговорил Гленн серьёзнее, оглядев собравшихся. Он уже знал, что им сообщить и как. - Я не обязан отчитываться перед вами, но в силу того, что на данный момент все мы действуем вместе, считаю целесообразным прояснить ситуацию. Я имел непростой разговор с епископом Гареном. Он предложил мне работу, из-за которой придётся задержаться в Бирене на неопределённый срок. Инквизицию здесь не особо любят, и потому не удивлюсь, если горожане будут дерзки, наглы и хамливы. Азазель, - инквизитор взглянул на наёмника. - Тот купец, Ормунд, будет в ближайшее время сожжён. Сожжён из-за того, что ты его спровоцировал. Влезешь ещё в одну драку, и на костре окажешься сам - я не намерен жечь местных за то, что они пришлись тебе не по нраву. Это понятно?
Азазель снова удивил инквизитора, не став тратить время на пустые споры:
- Ясно. Давай ближе к делу: на что тебя епископ подписал?
- Это не должно тебя волновать, - прохладно заметил инквизитор, но тут же поправился: - По крайней мере, до тех пор, пока не решишься примерить должность помощника инквизитора, - признаваться, что епископ вознамерился купить его титулами в обмен на массовые казни, Рехтланц совершенно не хотел. - Однако для тебя есть работёнка. В Бирене мне не доводилось раньше останавливаться, и потому для прояснения обстановки потребуется ваша помощь. Азазель, причём твоя в первую очередь. Тебе следует пройтись по городу, послушать, что говорят люди. Меня интересуют определённые вещи. Primo, разговоры об Инквизиции и о казнях. Выясни, как часто здесь пылают костры, по каким обвинениям сжигают людей, как часто приговорённых оправдывают. Secundo, информация о беспорядках в городе. Убийства, кражи, пропажи и тому подобное. Желательно те, до расследования которых у светских не дошли руки. Tertio, слухи о всякой чертовщине - нежить, ревенаты, колдовство, жертвоприношения. Также епископ мне поведал о том, что недавно один инквизитор в этих краях упустил ведьму. Не исключаю, что с ней мы и встретились в лесу. Услышишь что об этом - хорошо, нет - не велика потеря. Quarto. Слухи о волках и похожих на них псов в городе. Таких щенков не топят. Орден их бережёт; торговцы, которым повезло заиметь подобных, обогащаются. В реке они могли оказаться или по чьему-то незнанию, или из намерений замести следы. Второе означает, что в окрестностях можно найти убитую или сбежавшую суку, а также мёртвого инквизитора. Впрочем, я сомневаюсь, что ты что-то про волкособов узнаешь. На расходы даю динарий. Это на неделю. Про дальнейшее решим позже.
- Может далеко ходить и не придётся? - Азазель задумчиво потёр подбородок, - мы с Толстолобым Дуэйном немало вместе пережили, а он трактирщик и добрая половина слухов по любому через него проходит. Для начала попробую его напоить хорошенько, а там как пойдёт, - приняв динар из рук инквизитора, наёмник машинально попробовал его на зуб, скорее в силу привычки, нежели из подозрений, что Гленн мог ему фальшивую монету подсунуть.
- Лучше из разных мест. Впрочем, и твой знакомый может пригодиться - кто знает, как оно всё сложится? Теперь поговорим о вас, Ева. Вам следует знать, что епископу я вас представил сестрой южного ордена целителей. Сомневаюсь, что вам придётся кого-то лечить, но подобное лучше тех домыслов, которые строят окружающие. Вы по-прежнему будете жить в этой комнате. Что до отдельных заданий, то я пока не решил, как всё организовать. Пока поручений не будет, да и не советовал бы пока что куда-то выходить - епископ сделал свой ход, выставив меня на поле. Теперь ход за светскими.
Последний факт досадовал не меньше - не могут светские власти вот так просто "не заметить" приезд инквизитора. Наверняка попытаются или переговорить, чтобы вызнать все планы, или сразу же начнут устраивать демарши. Учитывая, как себя здесь ведёт епископ, светские наверняка уже терпеть не могут даже малейшее упоминание об Инквизиции. Рехтланц слишком хорошо понимал их, однако знал, что в случае чего примет верное решение, продиктованное крестом за пазухой. Даже неподобающее поведение не отнимает того, что Гарен из Марена - епископ.
- И кольцо лучше не снимай, - прервал размышления инквизитора Азазель. При этом смотрел он на Гленна, а не на Еву: - Я знаю, что она дала слово. Но раз уж этот твой епископ тебя за яйца схватил, лучше не рисковать.
- Да оно и без того ясно, что кольцо лучше сейчас не трогать, - устало заметил Гленн, решив не обращать внимание на слишком верное замечание про сложившуюся ситуацию. - Вот только следить надо - кто знает, сколько оно действует?
- Значит пусть пореже из комнаты вылезает. Сбрехнём, мол, боится гонений. Морейцев-то народ не любит.
- Да. Пока что проблем удавалось избегать, но следует быть осторожным. Особенно эти соседи по этажу... Уточни потом, что скрывалось за предупреждениями Дуэйна твоего.
Наёмник кивнул, скрестив руки на груди:
- Чурки небось какие-нибудь, - презрительно скривился он, - или того хуже, сборщики податей.
На этом основной разговор и был завершён. Гленн, успевший окончательно успокоиться, немного повозился с щенком, а после принялся составлять послание наставнику, справедливо решив, что все книги подождут. Писал он искренне, однако даже несмотря на то, что текст шифруется, использовал весьма обтекаемые фразы, которые понял бы лишь наставник. Мастеру Лорану Рехтланц по-прежнему доверял, хотя уже и сам достаточно долго имел ранг старшего инквизитора. Пару раз письмо переписывалось - то фразы казались слишком явными, то перо выводило совсем не то, что надо. Но вот все плохие варианты были сожжены, а на столе осталось лишь одно запечатанное послание.
Инквизитор пытливо посмотрел на письмо, будто то должно было само чудесным образом исчезнуть, чтобы в тот же миг оказаться в руках наставника. Однако подобное происходило лишь на Голлоре, а ангелы в курьеры не записывались. Конечно, можно было бы вынудить хозяина постоялого двора отправить послание, но так ли это надёжно? Припомнив, где в Бирене обычно останавливаются орденские курьеры, Гленн начал собираться. Полученные от епископа труды малефиков он взял с собой, не желая их оставлять без присмотра. Сообщив Еве, что скоро вернётся, Рехтланц покинул постоялый двор, чтобы тут же столкнуться с шорником, встречи с которым искал поутру.
Беседа с мастером, обсуждение деталей и просто беседа отняли немало времени - по чистой случайности шорник шёл примерно туда, где Гленн ожидал увидеть курьера, и потому большая часть пути пролетела незаметно. Пока Рехтланц нашёл курьера, пока с ним договорился, стемнело окончательно. Почему-то всю дорогу инквизитора преследовало странное ощущение взгляда в спину. Это лишь подталкивало Гленна к мысли о том, что, возможно, Азазель и прав в своём желании обогатить местного бронника. Кольчуга - не панацея, и израненные руки тому подтверждение. Но вот обвешиваться металлом подобно паладину... Инквизитор не имел привычки льстить себе. Он прекрасно знал, что в бою скорее ловкость и скорость помогают ему, нежели сила. Да, доспех может защитить от прямого удара, только вот замедлит сильно. Доспех - лишний вес не только для человека, но и для коня. Не вьючного же заводить, в самом-то деле! А на уставшем коне далеко не уедешь. Это сейчас больше приходится вяло трястись в седле от города к городу, а поройважна скорость. Чего стоила одна дорога до Аустенита...
- Добрый вечер, брат Рехтланц, - прозвучал знакомый голос откуда-то со стороны, прерывая размышления.
Рехтланц быстро обернулся на голос, рука при этом потянулась к кистеню, однако быстро вспомнил, где слышал этот голос ранее.
- Действительно добрый, брат Ливингстоун! - в спокойном голосе инквизитора звучали нотки радости - он полагал, что недавний знакомый будет удовлетворён и этим. Быть может, в тоне не было бы притворства, сложись последние несколько дней иначе. - А я уж было сам намеревался вас искать по городу завтра.
- Однако я нашел вас первым, - немного с тоской отозвался Ливингстоун. - Что привело вас в Бирен?
- Череда случайностей, - ответил Рехтланц, досадливо поморщившись, вспомнив эти "случайности". - И обстоятельства вынуждают задержаться здесь, заставив ждать по-настоящему важные проблемы. - Гленн вздохнул. - Ну да не будем о грустном. Вы, как я знаю, здесь по службе?
- И да, и нет, - уклончиво ответил Ливингстоун и с осторожностью продолжил: - Ваши обстоятельства, что вынуждают вас задержаться... Не нужна ли помощь? Я прибыл сюда не один.
- Наслышан, - коротко ответил Гленн, проигнорировав предложение помощи. - Епископ уже кое-что рассказал, да и я сам искал встречи не просто ради пожелания доброго вечера... Быть может, продолжим разговор в ином месте?
- Где например?
- Честно? Не представляю. Город толком не успел узнать. Я остановился в постоялом дворе "Свеча и тень", однако там не самое лучшее место для бесед... Впрочем, сегодня погода лучше, чем вчера, так что можно и просто пройтись. Что скажете, брат?
Рехтланц бы предпочёл продолжить беседу в ином месте - ему не нравилось, что после встречи с Ливингстоуном ощущение чужого взгляда исчезло.
- Здесь тихо, - сказал Ливингстоун. - Не хочу сплетен людей. Лишних глаз. И ушей... - Брэм осмотрелся по сторонам: ни души.
- И то вер...
Вздохнув, Брэм едва уловимым движением вцепился в одежду Рехтланца и, без труда оторвав его от земли, прижал к стене. Рехтланц попросту не успел среагировать на столь внезапные действия Ливингстоуна. В подобном положении не то что просто говорить - дышать было затруднительно, а ушибленная о стену рука отозвалась болью от кончиков пальцев до локтя - недавний укус упыря давал о себе знать. Инквизитор недовольно в упор посмотрел на собеседника.
- Ответь мне, Рехтланц, - холодный взгляд пришиб церковника, заставляя говорить. - Кто твои спутники?
На языке вертелось многое - от проявления банального раздражения и до закономерного вопроса о том, кто перед ним на самом деле. Но эти все разговоры не соответствовали цели - внезапно накатило желание рассказать всё, что только известно, поделиться сокровенным, раскрыться. Подобный порыв озадачивал и пугал инквизитора, но и противиться ему сил не находилось.
- Наёмник и монашка, - ответил Гленн честно.
Поняв, что порыв навеян откуда-то со стороны, он мигом истово уверовал в то, что знал доподлинно и что говорил епископу. А поняв, что этот трюк удаётся, невольно нашёл силы подумать и о том, что же сейчас происходит.
- Не лги, Рехтланц, - сурово проговорил Брэм. - Не лги тому, кто хочет тебе помочь.
- Ты обвиняешь меня во лжи?! Сперва узнай про Аустенит! - огрызнулся инквизитор, внезапно теряя спокойствие. Тона он не повышал, не желая привлекать внимание лишних ушей, но срывался в шипение. Сейчас он истово возмущался тем, что какой-то там младший инквизитор рискнул ставить под сомнение то, чему Гленн был свидетелем. - Узнай о том, что сделали с паладинами, и кто покровительствовал! Узнай, что там творилось в те дни, и только потом спрашивай. Наёмник не убоялся пойти на зачистку гнезда. Он, слышишь, он собой прикрывал вынужденных сражаться юнцов и умирающего отца-настоятеля, а после именно он вправлял кости, запихивал на место внутренности и зашивал раны раненых сутками, даже не покидая обитель. Мне плевать на его прошлое наёмника, хотя, подозреваю, то грязнее биренской допросной, - Рехтланц презрительно усмехнулся. - А монашка, сестра одного южного ордена целительниц, просто удачно подвернулась под руку. Конечно, таких заслуг внушительных у неё нет, да и морейская кровь порядочно проблем создаёт, но её знания бесценны. В первый раз она спасала мне руку, во второй - жизнь. И подобные необоснованные обвинения вынуждают меня спросить, брат Ливингстоун: уж не были ли вы непосредственным участником аустенитского хаоса?
Во время гневной тирады Гленн припомнил, как ловко в Аустените его провёл вампир, накинув на себя личину отца Бартоломея, и потому теперь сомневался, кто перед ним - тот юноша из Бараньего Рога, или же хитроумный ревенат, решивший поквитаться за разгром гнезда. В пользу второго варианта говорила лёгкость, с которой Гленна впечатали в стену, а также странность речей. Прикрывшись за искренней правдой, лишённой налёта домыслов и незначительных уточнений, инквизитор пытался найти выход из сложившейся ситуации. Конечно, начни он молиться, станет немного проще... Да вот только кто поручится, что во тьме ночного Бирена не затаилось ещё сколько-то ревенатов?
- Хех, - недоверчиво выдохнул Ливингстоун. - Допустим. Допустим, что ведьма, тобою покрываемая, монахиня в былых летах, а наёмник с экстраординарными способностями, намекающими на его истинную сущность, честный обыкновенный человек. Как и тот, которого так легко недавно обвинили в ложных грехах, поскольку он мешал. Допустим, Рехтланц. Допустим.
- Ну да, уж вы-то видите всех насквозь,- криво усмехнулся Рехтланц, отметив обмолвку про ложное обвинение. - Ведьму упустили, уничтожили ценные улики, да и сами... Как давно?
- Какую ещё ведьму, - нахмурился Ливингстоун. - К чему вы клоните?
Наконец он сообразил, что в столь неудобном положении Рехтланц долго не провисит, и потому позволил встать на ноги.
- Что ж, не хотите о себе - поговорим о ведьме, - вместо благодарности продолжил Гленн. - Полагаю, в Бирене только одна ведьма ошивается вашей милостью. Шесть лет назад она представилась как Талли - уж не знаю, солгала ли.
Ливингстоун оценивающе осмотрел лицо Рехтланца.
- Продолжайте.
- А что продолжать? Вам виднее, почему она на свободе, а не на костре, - с оттенком издёвки ответил Гленн.
- Кто бы говорил. Покрываете ведьму и нефилима. Губите чужие жизни. Чем вы руководствуетесь?
- Не старайтесь меня сбить с темы, Ливингстоун. Сестра Ева такая же ведьма, как вы - святой. Что до наёмника, то он не так прост, однако увидеть в нём нефилима... Не ожидал подобного бреда от вас. Меня, конечно, предупреждали, что светские будут оказывать давление. Однако я никак не предполагал, что помимо них в Бирене на меня ещё кто-то зуб точит. Признайтесь, вас купил Батист де Крул, этот проклятый ревенат? - иных догадок у Гленна было не так много, и потому он решил высказать хоть эту.
- С темы вас, Рехтланц, никто не сбивает. Отнюдь. От деталей вы сами соскальзываете. Умело бьёте именами, мне незнакомыми. На некоторые мои вопросы предпочитаете не отвечать. Мой бред, как вы выразились подкреплён фактами. Вы же сейчас, прижатый к стене, изворачиваетесь, как мальчишка.
Должно быть, Брэм сейчас ощущал что-то сродни величию. Власть развращает. Кто-то властвует согласно законам. Кто-то - завоевав сердца. А некоторые просто по праву сильнейшего. Инквизитор был лишь человеком. Он не сомневался в том, что никакой серебряный торквес не спасёт его, реши ревенат сжать на горле руку покрепче. Потому ему пока оставалось лишь молчать да пытаться понять, что же всё-таки происходит, по чьей вине и с чьего одобрения.
- Вместо того, чтобы спокойно поговорить, вы решили напасть и выбить из меня то, что соответствовало бы вашим представлениям о правде, - спокойно и размеренно принялся обличать собеседника Рехтланц. - Вам кто-то что-то внушил, и вы это называете фактами. И где эти факты, брат? Твердите одно и то же, при этом действуете без ведома Ордена - уж в этом я не сомневаюсь. К тому же совершенно не владеете информацией об Аустените - уж не знаю, виной тому как раз нежелание пересекаться с Орденом, или же просто младшим инквизиторам нынче не всё раскрывают.
Кровожадная ухмылка исказила лицо церковника.
- Я видел достаточно, брат. Но почему-то вы ради своей цели, репутации или шкуры, не ведаю, остаетесь слепым. Внушил? Отнюдь. У меня было время самолично удостовериться в этих фактах.
- Так поясните мне, - чуть умоляющим тоном произнёс Гленн. Обычно так он предлагал грешникам раскаяться. - Может быть, тогда я пойму, что вы не лжёте.
Ливингстоун умолк, когда мимо проходила веселая парочка, размахивая полупустыми бутылками. Они не заметили стоящих в тенях инквизиторов, а Гленн и не подумал привлекать внимание. Жизнь людская ничего не стоит для ревенатов.
- Вы, Рехтланц, покрываете ведьму и нефилима. Это не промах об упущенной ведьме. Это преступление. Знает ли об этом Орден? Знает ли он о ваших спутниках? Или же, - Ливингстоун сделал паузу и осуждающе посмотрел на инквизитора, - тому виной нежелание пересекаться с Орденом? Впрочем, может это как раз необычные полномочия, которыми теперь владеют старшие инквизиторы?
- Вы упорно называете их нефилимом и ведьмой, но так и не сказали, с чего вдруг такая мысль взбрела в вашу голову. Орден знает как об Азазеле, так и о сестре Еве. Наёмника я рано или поздно намереваюсь склонить к службе в рядах Ордена - я уже давно направил туда соответствующие письма с целью прояснить его прошлое, и ответ меня ожидает в Бризингере. За сестру же поручился отец Бартоломей. Также епископ Гарен из Марена поставлен в известность о моих спутниках. Об этих людях я знаю достаточно, чтобы доверять им свою спину. Они доказали свою преданность и полезность делом. Неужели вы полагаете, что вот так просто необоснованными словами можете переменить моё мнение?
- На службу, - усмехнулся Ливингстоун, лениво отойдя от инквизитора, чтобы взглядом проследить удаляющихся людей. - Вас никогда не удивляли его необычные способности и внешний вид? Прошлое. Хах. Вы ставите о них в известность, но ведаете ли сами их естество? Подумайте, Рехтланц, вы ставите под риск свою карьеру, как и впрочем свою жизнь.
- И не такие рожи видали, так что не показатель, - отмахнулся Гленн от одного, после - усомнился в другом: - Что вы понимаете под способностями? Талант костоправа и умение недурно махать мечом? Так есть и люди талантливее. Вы меня не убедили, брат, ни капли. Да и риск... Знаете ли, куда больше я боялся, что после казни того мерзавца Орден решит отплатить недовольным моей казнью. Однако вот он я, живой и вполне сохранивший свой ранг.
- Нечеловеческая регенерация Азазеля говорит о многом, брат. Неужели ты ни разу не усомнился? Неужели ни единая капля сомнения не потревожила тебя?
- Серьёзных ран при мне он не получал, а с прочим и сам справляется. Вы лучше посмотрите на меня, брат. Вы же неплохо в темноте видите, да? Посмотрите на моё правое ухо. А теперь можете осмотреть правую руку. Эти отметины оставлены зубами упырей не далее чем вечером восьмого, то есть три дня назад. Теперь можете осмотреть левую руку - следы от Аустенита. Сперва вурдалак, после - просто травмы, пока не успело зажить. Другой на моём бы месте был мёртв, да ещё и без руки. На мне тоже весьма быстро заживает. Так что, не хотите ли вы отнести к бестиям и меня?
- После некоторых ваших ходов и решений, да, желание появилось. Допустим, что вы утонули в своей же правде. Но если истина всплывёт. Что тогда? Думаете Орден также будет беседовать с вами в тихом тупике скромного городка? Рехтланц, - Ливингстоун повернулся лицом к собеседнику, - поймите же. Я хочу помочь. Помочь нам обоим, если так можно выразиться. Уберечь от... неминуемого. Ради всего, что нам посчастливилось пережить когда-то, скажите мне правду. Я прошу вас, как человек, не как... кто-то иной.
- Я ни капли не жалею, что в Аустените сжёг того мерзавца пресвитера Катберта фон Свааля. Я не жалею, что избавил Аустенит от гнезда ревенатов, пускай и печалюсь, вспоминая о павших в бою. Меня уже отчитали в прецептории и похвалили в резиденции епископа. Я готов отвечать за свои действия перед Орденом, потому как не вижу в них ничего постыдного. Единственная моя оплошность заключается в том, что де Крул успел бежать из гнезда - не более, - Рехтланц говорил чётко, уверенно, искренне. Без опаски прямо смотрел в глаза Ливингстоуна. - Какой правды вы хотите? Что я нарочно отпустил де Крула? Ложь, свидетели есть - не дано человеку поймать туман, в который старые ревенаты умеют обращаться. Что я приютил нефилима? Тоже ложь - этот человек лишь своевременно встал плечом к плечу со мной и не сбежал, увидев пару клыков. Наглость - главный его грех. А уж про морейку и вовсе говорить смешно - дай людям волю, и они всех морейцев просто так сожгут. Ведьм, знаете ли, не привык называть сёстрами по вере. Быть может, я и хотел бы вас понять, брат. Хотя бы в память о былом. Но на данный момент я лишь слышу в ваших словах или чью-то клевету, или просто бред больного горячкой.
Ливингстоун разочарованно вздохнул.
- Вы, брат Рехтланц, баран. Позже я сам проверю ваших спутников и насколько они совпадают вашей правде. Вы меня не убедили. Однако... кто такой Батист де Крул? Я не владею информацией о ваших последних авантюрах.
- Вот как? Вы не знаете? Странно, мне казалось, уже каждая собака здесь знает про то, что некий старший инквизитор сжёг пресвитера по обвинению в пособничестве ревенатам и что умыл Аустенит кровью, парой сотен человек зачищая гнездо. Ах да, в прецептории ещё были недовольны, что фон Сваалю я не соорудил отдельный костёр... А Батист де Крул - глава того самого гнезда. Судя по всему, дворянин. Глаза красные, волосы почти чёрные, кожа бледная. Любит манипулировать окружающими. В открытой схватке в одиночку лучше не противостоять. Обещал устроить войну - люди против вампиров, однако Орден это ни капли не взволновало. Кажется, всё.
- Крайне интересно, - сухо отозвался Ливингстоун, погружаясь в собственные мысли. - Глава гнезда значит. Батист. Де. Крул. Манипулятор и революционер. Крайне интересно. Что же, брат Рехтланц, у вас были действительно серьезные приключения. Если Орден это не взволновало, то по каким причинам вы находитесь здесь?
- Айронхерт слишком далеко от Аустенита, а помощь из прецептории прибыла уже тогда, когда было поздно, - развёл руками Гленн. - После завершения дел в Аустените я направился в прецепторию - отчитываться. Уже оттуда двинулся в Бризингер, но на полпути старая знакомая ведьма расставила ловушку. Ведьму удалось поймать, но при этом мы банальным образом заблудились. А когда вышли на дорогу, подверглись нападению упырей. Приятного мало в этой истории. Желая уйти подальше от злополучного места, набрели на интересный домик. Забавно, но ещё час назад я намеревался направить туда вас с помощниками... - Рехтланц вновь усмехнулся, но тут же одёрнул себя: - Впрочем, не важно. Когда я более-менее пришёл в себя, мы направились в Бирен - лошадей у нас не было, припасов тоже, да и вещи частично потерялись. Будь моя воля, я бы сюда до скончания веков не заезжал. Но теперь я вынужден здесь задержаться - спасибо вам, брат, и епископу, который недоволен вашей работой.
- Как же вам тяжело пришлось, - издевательским тоном заговорил Ливингстоун. - Вы всё ещё умолчали о том, как вернули обратно лошадь. Отчего?
- Так лошадь орденская, - как само собой разумеющееся ответил Рехтланц. - Вы не хуже меня знаете правила. Ормунд не захотел продавать лошадь и задержан был за драку. Тут сплоховал наёмник - язык длинный слишком. Его тоже арестовали. Сперва полагал, что купец отделается штрафом за лошадь, может, палками за драку, - Рехтланц заметно помрачнел - не ожидал он тогда, что епископу не важно, виновен человек или нет. - Но у епископа оказались свои планы. Вы уже в курсе, как в Бирене ведутся дела?
- В курсе, и не только об этом, - Ливингстоун вышел из теней и выжидающе глянул на Рехтланца. - Сопроводите меня до ваших путников. Нам есть что обсудить.
- Разумеется, - Гленн криво усмехнулся. - Идёмте. Только поостерегитесь зазря шум и драки разводить - не хотелось бы оставлять после себя погром.
Как ни в чём не бывало Рехтланц отступил от стены и зашагал в сторону постоялого двора. Происходящее ему не нравилось, но мог ли он поступить как-то иначе? В конце концов, возможно, присутствие свидетелей хоть как-то образумит Ливингстоуна. А если нет... Что ж, Азазель уже неплохо показал себя в Аустените.

 




Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 16 Январь 2021 - 15:40


  • 4

11 апреля. Вечер. Ясно

 

- Вот и постоялый двор, - спокойно, будто другу, проговорил Рехтланц. - А вон и сестра Ева. Ведите себя прилично, Ливингстоун. Ева - хорошая девушка, пусть и морейка. И помните: вы не в допросной, и правила приличия никто не отменял.
          - Эту девушку обвиняют в колдовстве, Рехтланц, - напомнил ему церковник.
          - Это ваши домыслы, Ливингстоун, - устало напомнил его собеседник. - Слово того, кто вас купил, вкупе с вашей же глупостью, против моего слова и долгого пути бок о бок с ней. Не заставляйте меня ещё больше разочаровываться в вас, Ливингстоун. Я, так и быть, не буду вам мешать вести это... расследование, - инквизитор позволил себе пренебрежительную усмешку, - а вы извольте изобразить из себя хоть что-то приличное. У вас же голубая кровь, так соответствуйте ей.
          Ливингстоун резко остановился и перегородил дорогу к трактиру. Он серьезно смотрел на Рехтланца и хмурился.
          - Вы ходите по очень тонкому льду, брат. И сами это знаете. Однако снять вросшую уже в ваше лицо маску, видимо, не в силах. Я вас предупредил. Я вас остерег. И чья глупость в итоге всплывёт вверх, Рехтланц, мы узнаем позже. Specta, quid agas, et cave, ne in errorem inducaris.
          Сказав это, Ливингстоун развернулся, и они неспешно продолжили шаг к трактиру.
          - Я хожу по тонкому льду с тех пор, как сжёг пресвитера. С одной стороны - богомерзкие кровососы, с другой - братья по вере, забывшие, во имя чего служат, а оттого порочащие Церковь. Не забывайте, что вы всего лишь младший инквизитор.
          Ливингстоун промолчал. В молчании они остановились подле худощавой девушки болезненного вида. Ростом она была с него самого и не менее бледной. Нечто знакомое в её внешности кольнуло память Ливингстоуна. Но жалящие слова Рехтланца отвлекали от воспоминаний.
          - Представляете, пока разбирался с делами, встретил старого знакомого, - вместо приветствия сказал тот. - Ливингстоун, представляю вам нашу сестру ордена целительниц, госпожу Еву. Сестра, позвольте познакомить вас с братом Брэмом Ливингстоуном, младшим инквизитором Ордена Святой Инквизиции.
          В то время, когда Рехтланц и Ливингстоун возвращались, Ева вынесла щенка на улицу, чтобы тот справил нужду и терпеливо ждала. По окончании она снова взяла его на руки и в сей момент заметила приближение инквизиторов.
          Младший инквизитор сдержанно кивнул в знак приветствия. Тем временем Рехтланц протянул руки к щенку, освобождая Еву от ноши, и принялся чесать тому шею. Щенок походил больше на волчонка, чем на детеныша собак, беспризорно блуждающих по улицам городов.
Ева почти синхронно и также сдержанно кивнула в ответ.
           - Топроко тня, коспотин Ливинкстоун.
          Её взгляд, казалось, пытается вскрыть и вызнать нутро, но то был лишь короткий двухсекундный взгляд.
          - Доброго, - отозвался Ливингстоун. - Сестра Ева, прошу простить за наглость, но откуда вы родом? У вас необычный акцент.
          - Я морейка.
          Морейцами обычно звали самых жадных представителей людского вида. Жадных, но и весьма способных. Их деловая хватка сделала им имя, как блистательных торговцев и бесстрашных мореплавателей. Впрочем в некоторых регионах и странах морейцев не жалуют, сравнивая их с еретиками. 
          - Что же заставило вас отправится на другой конец света от родного дома?
          Ева ответила не сразу, погрузившись в воспоминания. 
          - Я с тетства шелала посвятить сепя слушению Поку. На моей ротине восмошности тля этоко пили не столь велики.
          Рехтланц молчал, поглаживая волчонка. Дикий зверь не симпатизировал Ливингстоуну, фыркал и даже скалился на него. Однако не получив ответную реакцию, он отвлекся и принялся жевать воротник инквизитора, на чьих руках ему было видимо весьма комфортно.
          - О, отчего? Прошу прощения за своё невежество, но расскажите что же Вас ограничивало? Я слышал в Морее очень жесткое воспитание, и многие пытаются сбегать в поисках, так сказать, счастья. Прошу
          Ливингстоун учтиво указал в сторону трактира, тактично приглашая девушку вперёд.
          Ева, едва смущённая таким вниманием, прошла вперёд, кротко кивнув, когда её пропустили вперёд.           Ответила она не сразу.
          - Моя семья стала шертвой интрик. Чтопи сащитить меня, мой отес отправил меня в Тавантин.
          Ливингстоун придержал дверь, чтобы Ева смогла зайти первой.
          - Защитить от чего, смею простить?
          Ева с лёгким недопониманием посмотрела на инквизитора. Ей показалось, что на этот вопрос она ответила.
          - Интриги, - добавил он, - неужели всё было настолько плохо? Впрочем, ваше право хранить прошлое в прошлом. Позвольте.
          Ливингстоун пригласил её к свободному столу.
          - Брат Рехтланц, пожалуйста, присаживайтесь.
          - Благодарю за заботу, - отозвался тот вполне миролюбиво. - Однако не стоит так беспокоиться. Несмотря на последние события я не разваливаюсь на ходу. Как я уже говорил, умение лекаря - одна из добродетелей сестры Евы.
          Как и её спутник, Ева села за стол, благодарно кивнув. О прошлом она закономерно не продолжила свой рассказ, краем глаза заметив, как скулит щенок в руках Рехтланца с тех пор, как рядом появился ещё один инквизитор. 
          - Да вы что! - Воскликнул Ливингстоун и с уважением посмотрел на Еву. - Смею заметить, её талант далек от скромного, поскольку по описанию полученных ран и их количества, как и качества, брат Рехтланц, вы были бы давно мертвы. У вас, - он перевёл взгляд с инквизитора на бледную девушку, - должно быть действительно волшебные руки.
          - Целительница от Бога, - с уважением произнёс Рехтланц, изобразив почтительный поклон в сторону девушки.
          На худых белых щеках Евы появился лёгкий румянец, она опустила взгляд в стол.
          - Коспота, товольно опо мне, - в её взоре мелькнула робкая мольба, но лишь на миг. Она посмотрела на Ливингстоуна, - мошет, расскашите о сепе, мастер Ливинкстоун?
          - Я простой слуга Господа, - скромно объяснился Ливингстоун. - Люблю живопись и честность. Жаль, что и того, и другого в нашем мире так мало. Да, брат Рехтланц?
          - Увы, брат Ливингстоун, в живописи я так и не стал разбираться лучше. Что до честности, то мы лишь по долгу службы воспринимаем её как штучный товар.
          - Ви ушинали, мастер Ливинкстоун? - Поинтересовалась девушка, - виклятите ви очень уставшим.
          Ливингстоун задержал изучающий взгляд на Еве, выглядящей не менее уставшей.. Бледная кожа, болезненный вид. Девушка, казалось, переживала тяжёлое для неё время.
          - Благодарю вас, я ужинал, - вскоре ответил он и даже доброжелательно улыбнулся. - Усталость... видимая, давно переставшая быть ощутимой. Расскажите лучше где вы выучились на лекаря? И не именитый ли господин Кристсас был вашим наставником? Его Hominum languoribus удивительны.
          Ева пару секунд молчала, замерев изваянием.
          - Коспотин Кристсас хороший иллюстратор. Еко рапоти интересни в хутошественном плане, но с сатачей покасать послетствия креховной шисни на меняющемся теле крешника он справляется... посретственно. Снания, которими он оперировал, устарели на момент пятитесятоко кота.
          Морейка сделала небольшую паузу, а затем чуть склонила подбородок.
          - Прошу простить, если смутила вас, мастер Ливинкстоун. Что ше то моеко опучения... я прохотила еко в стенах монастиря Святоко Каприэля, на юке Эквилии.
          Рехтланц не встревал в беседу. Как врач он лишь знал, куда ткнуть человека, чтобы он выдал нужную информацию, или как прижечь рану, чтобы не сдох раньше срока. Поэтому он продолжил монотонно гладить щенка, и тот щурился от удовольствия, иногда облизывая мокрый нос, похожий на кожаную заплатку. 
          Мимо неуклюже проплывали люди. В руках большинства пенились кружки, а на лицах застыли блаженные улыбки. Прекрасный вечер для отдыха. 
          Ливингстоун наклонил голову и с большим интересом оглядел девушку. То ли оттого, что Hominum languoribus был написан прекрасно с его точки зрения не только из-за иллюстраций, или же потому что Ева, её лицо, манера речи, говор агрессивно ворочали каждый закоулок памяти инквизитора. Он её точно где-то видел.
          - Бывал в тех краях паломником, - медленно проговорил Ливингстоун, возвращаясь в жаркую Эквилии в своих воспоминаниях. - Тогда случился не самый приятный случай с ... наёмниками тех мест.
          Он с неудобством поёрзал на стуле и обернулся, словно почувствовав на себя чужой взгляд. На него смотрели, но не человеческими глазами. Исарианский сигиль, заботливо прикрепленный руками верующих, неприятно покалывал затылок вампиру. Однако сильная непорочная вера в Господа защищала его от более мучительных симптомов, что характерны нечисти при виде священных символов
          - Юк Эквилии тействительно опасен, - согласно кивнула Ева, - и, к сошалению, не все паломники прохотят свой путь то конса. Но я рата, что ви сумели витершать это испитание.
          Задумчиво оперевшись на пятерню, Ливингстоун вновь осмотрел девушку. Ему доставляло это занятие удовольствие. Он словно смотрел на холст, на котором художник неоднозначно изобразил модель. В ней крылась некая тайна, загадка, ответ на которую не получить так легко, как простая беседа за трапезой. И тут инквизитор заметил знакомые глазу следы на запястьях Евы. Их невозможно было спутать. Сколько раз доводилось видеть их на руках безбожников и грешников, жизни которых, безотлагательно и скоропостижно, предавались ignis perpetuus. Кандалы. Ева, эта хрупкая девушка болезненного вида, была заложницей оков безызвестных причин. Лекарь от Бога или всё же ведьма в бегах? Занятно. Ливингстоун, постукивая длинными пальцами по столу, улыбнулся.
          - Благодарю за сопереживание. А вам, госпожа Ева, не доводилось бывать в подобных испытаниях?
          - Мне... - морейка на мгновение осеклась. Было видно, что ей требуется некоторое время, чтобы окунуться в свои воспоминания, будто они существовали вроде рядом, но бесконечно раздельно с ней. Как облако над головой.
          - Мне товотилось прохотить паломничество. - Она подняла взгляд. - На север. Но не мне сутить о еко тяшести. В конце консов, как пи слошно и польно не пило тепе, рятом всекта путут те, кому намноко польнее.
          - Ева, Брэм, прошу простить, но вынужден отлучиться на несколько минут, - заявил Рехтланц, вставая из-за стола.
          Он с щенком на руках, обеспокоенный поведением и скулежом животного, вышел из залы, вероятно, направившись на улицу. Ливингстоун в душе признался, что с удовольствием последовал его примеру: набитое людьми помещение не привлекало его, а немного пугало. Как и жалящий затылок исарианский крест на стене. Невзначай он коснулся спрятанного за одеждой именного сигнума и беззвучно помолился. И попросил прощения у Единого. То, что он собирался сделать, к чему он собирался обратиться вызывало в нём лютую ненависть к самого себе. Ведь он прикасался к грехам, используя ревенантские способности, как, к примеру, гипноз.
          - Ева, - вампир посмотрел в серые печальные глаза девушки, - скажите, кто вы на самом деле. Откуда у вас следы кандалов? Почему вы следуете за... инквизитором?
          Стало видно, как на короткий миг взгляд девушки затуманился. Она поддалась вампирьему очарованию.
          - Я пешала ис Мореи... ис рапства... - девушка сморгнула, с недопониманием посмотрев на инквизитора уже отрезвевшим взором, сумев вернуть контроль, - что это пило? Я что-то скасала?
          - Да, - ответил Ливингстоун, поддавшись вперед. Его неожиданно захлестнуло желание попробовать кровь этой бледной девушки, словно испив её, он познал бы... - Правду.
          Морейка непроизвольно откачнулась назад от него - не столько от страха, сколько от желания сохранять между собой и окружающими людьми прослойку пустоты, которая давала ей ощущение безопасности. Более её напряг взгляд. Слишком для неё знакомый. Хорошо знакомый.
          На её лице напряжённо шевельнулись желваки. 
          - Кто ви, мастер Ливинкстоун?
          В это время в зал снова вошёл Рехтланц. На улице начал накрапывать дождь, и потому прогулка продлилась не дольше необходимого. Первое время кутёнок бежал по полу, но ближе к столу инквизитор всё-таки подхватил его на руки, опасаясь, что тот сдуру может попытаться укусить непонравившегося ему Ливингстоуна. И пусть совсем недавно прорезавшиеся зубки не причинят особых неудобств, реакцию укушенного предсказать было трудно.
          Рехтланц подошёл тихо, желая прежде услышать хоть часть беседы, или хотя бы проверить слух и реакцию младшего инквизитора.
          - Я - младший инквизитор при Ордене Святой Инквизиции, - просто и честно ответил на вопрос Евы Ливингстоун, медленно отодвинувшись, а затем с большим напором добавил: - Вы ведь это знаете, госпожа.
          Ливингстоун почувствовал запах приближающегося Рехтланца, запомнившийся с ещё их первой встречи в пору морозной зимы. Видимо доверие и у него нещадно умирало. 
          - Госпожа Ева, - не обращая внимание на Рехтланца, напрямую спросил младший инквизитор, - вам знакомо такое имя, как Готарди, - замолчав для реакции девушки, он продолжил: - или же, м, Батист де Крул?
          Рехтланц не стал прерывать Ливингстоуна, и лишь кивнул Еве, словно предлагая продолжить.
          При словах о Батисте в её доселе спокойных серых глазах вспыхнул огонь.
          -  Та. - Но спокойствие быстро вернулось в её взгляд. - Снакомо.
          Она сделала небольшую паузу. К их столу подошла разносчица, и доброжелательная улыбка быстро пропала с её остренького личика. Служка почувствовала, что не время вмешиваться в разговор этих людей и, развернувшись на каблуках, отправилась на гулкий зов клиента из угла. 
          - Ви снаете этоко человека, мастер Ливинкстоун?
          - Опишите мне его, прошу вас, - от него не ускользнуло то, как Ева произнесла слово "человек". Презрение, ненависть, отвращение. - Вполне возможно, что я знаю этого человека.
          - Моеко роста. Лет сорок. Чёрние волоси. С просетью. Плетний, очень плетний... - между бровями морейки пролегла складка. - Та... у неко пила порота.
          - Я заметил, что воспоминания о нём вам поганы, - Ливингстоун не сводил с неё глаз. - Отчего так?
          - Он не человек. - Ева остановилась. - Вампир.
          Будь Ливингстоун живым, то обязательно проглотил бы вставший ком в горле.
          - И при каких обстоятельствах произошло ваше знакомство?
          - Я попала в плен Патиста, - не менее честно ответила Ева, - если пи не мастер Рехтланс, то секотняшнеко нашеко расковора не состоялось.
          - Это оттуда у вас следы? - Ливингстоун едва заметно кивнул на запястья. - Могу я узнать причины почему вы оказались в плену?
          - Попала в вампирскую сасату, - опять же честно ответила морейка.
          - Почему они вас просто не убили?
          - Мне не так повесло.
          - Что вы имеете ввиду?
          - То, что вампиры - наглухо ёбнутые сукины сыны и терпеть не могут монахов.
          Перед ними, возвышаясь над всеми посетителями заведения, стоял седовласый тип с лицом, словно грубо вытесанным из камня и недавно отведавшего лопату старого конского навоза. 

Сообщение отредактировал Ливингстоун: 16 Январь 2021 - 15:41



Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 16 Январь 2021 - 16:38


  • 5
12 апреля 3057 года IV Эпохи
Бирен. Вечер.
 
Щенку не нравилось соседство с братом Ливингстоуном - это Гленн явно понимал, равно как и то, почему тот не нравился. И пускай Гленн сам был рад свободе от общества младшего инквизитора, позволить себе долгое отсутствие он не мог - не стоило забывать, что Ева и Азазель не так хороши в словесных играх, как воспитанники Ордена. Впрочем, время поговорить наедине дать следовало - неотрывное бдение вызвало бы лишь вопросы, ответов на  которые Ливингстоун не захотел бы слышать.
Как только Тибо сделал все свои щенячьи дела, Рехтланц сразу вернулся в душный и жаркий зал трактира - раньше, чем было нужно - виной тому стал дождь, в общем-то привычное явление для этих краёв. Не желая мешать беседе младшего инквизитора с Евой, Гленн не стал встревать в беседу - лишь замер поодаль от стола, так, чтобы всё-таки различать произносимые слова. Положение было вполне удобным - аккурат у подпирающего потолок столба, к которому вышло вполне комфортно привалиться спиной. Тибо устроился на руках - быть может, кутёнку и хотелось бы порезвиться, но слишком людно было в зале, чтобы спускать его на пол. Многовато людей было и для того, чтобы вести важные беседы - с одной стороны, людность места вынуждала всех придерживаться правил приличия, с другой же лишние уши могли услышать то, что совсем для них не предназначено. По этой же причине Рехтланц нет-нет, да смотрел, не интересуется ли кто беседой больше нужного.
Разумеется, такой человек нашёлся. Конечно, урывки беседы слышать могли многие - снующие подавальщицы, шляющиеся посетители, люди за соседними столами. Но все они больше интересовались делом, тарелками или беседой сотрапезников, чем речами инквизитора и морейки.
Все, кроме одного.
Источаемое амбре и руки выдавали в нём кожевника. Впрочем, едва ли мастера - слишком молодо выглядел. Скорее, подмастерье, а то и вовсе принеси-подай какой. Он был высок, худощав, курчав, и вполне симпатичен лицом - открытым, с большими глазами. Если бы не вонь, свойственная его делу, от девиц не было бы отбоя. Конечно, одежда не отличалась хоть каким-то богатством, но не все представительницы рода женского на кошель смотрят, ища утех. Сей молодой человек пристально следил за беседой Евы и Брэма, уделяя последнему куда больше внимания, чем окороку да кружке пива. Подобное Рехтланцу не понравилось.
Неторопливо подошедшего инквизитора подслушивающий подмастерье заметил в последний момент, вздрогнув от неожиданности и с таким выражением лица, будто его застукали за чем-то постыдным. Просто плохой шпион? Хороший актёр? Невиновный заскучавший зевака? Это предстояло выяснить.
Гленн завёл неторопливую размеренную беседу - он не давил на собеседника, не запугивал и не подкупал. Порой это работало намного лучше обычного допроса. Так собеседник сам рассказал, что ходит в подмастерьях при кожевнике. Сюда зашёл лишь выпить после работы. Рехтланц не мог сиюминутно расспросить кожевника, правду ли говорит парень, а потому лишь задал подмастерью пару вопросов о заказанном седле, на которые тот вполне честно и точно ответил. Порасспрашивав его об отстранённых мелочах, Гленн вскоре перешёл к основному вопросу, ради которого и подошёл к подмастерью.
Вопрос смутил парня. Выяснилось, что тот со скуки прислушался к трёпу, а после узнал инквизитора Ливингстоуна. А позже заслушался акцентом Евы. Увлёкся, хотя ничего не разобрал. И в это Рехтланц поверил - с того места, где выпивал подмастерье, ухо ловило лишь гул голосов, и очень редко обрывки слов. По крайней мере, простой человек явно не услышал бы больше. На ревената же или мага паренёк не походил, да и инквизитора боялся не больше нужного. Потому Рехтланц не прекратил расспросов, зацепившись за одну из обмолвок.
Откуда простому законопослушному подмастерью известен мастер Ливингстоун? А кто ж не знает этого брата! Полгорода допёк уже излишним вниманием и подозрительностью. Нет, мастеру не случалось привлечь внимание, а вот друг после оного пропал. Что за друг? Барретт, сын горшечника. Парень неплохой, пусть и ветреный. Чем заслужил внимание? Да неизвестно толком. Так ли он был безгрешен? Грешен, а кто сейчас чист? Спал с женой кузнеца. Ещё с дочерью и женой мельника. Не сразу - раздельно. С самим мельником не спал. Трахнул здешнюю подавальщицу, а у той есть жених. Вроде как его наконец-то попытались женить на девке, им же обрюхаченной. В общем, грехов не шибко много - у многих в городе и повнушительнее приговор на Страшном Суде озвучен будет. Однако до свадьбы дело не успело дойти - пропал.
На закономерное предположение Рехтланца, что с такой славой и сбежать немудрено, подмастерье заявил, что Барретт не сбегал. Вещи его все на месте, тайник с деньгами полон, да и реши он сбежать, несомненно поделился бы планами. Просто пропал. Его пытались найти несостоявшиеся родственники, да без толку - сын горшечника как в воду канул. Его не видели ни на ведущих прочь от города дорогах, ни в постоялых дворах, пивнушках да трактирах. И опять-таки друга не навещал, что вообще немыслимо. А что до страха свадьбы, то его будто и не было - девка хороша собой и нравилась Барретту. А светские считают, что и побыстрее из-под венца народ убегал.
При чём тут Ливингстоун помимо интереса? А потому что он как-то интересовался мелким лавочником, которому приписывали мужеложество. А вскоре после этого самого внимания пропал. Правда, подмастерье знал про него мало что. Но отправься он в застенки епископской резиденции, об этом бы знали все уже, потому как аресты зачастую шумны и показательны, равно как и кары.
Подмастерье не обвинял никого и вряд ли нарочно следил за Ливингстоуном - Гленн знал, что по улице за ними никто не шёл, да и от дверей не сразу разглядишь занятый инквизитором стол. К слову, компанию Брэму и Еве уже составил Азазель - должно быть, со старым знакомым выпивал, вызнавая все аспекты жизни города и честно тратя выданные деньги. Пожалуй, следовало послушать разговоры поближе. Рехтланц завершил разговор с подмастерьем, пообещав сообщить, если узнает что-то о сгинувшем друге, и направился туда, где хотелось бы оказаться меньше всего.
Знакомый по продуваемому всеми ветрами лютеня трактиру брат Ливингстоун, когда-то бывший человеком и присягнувший Ордену, а ныне ставший тварью и доверяющий Батисту де Крулу. Морейка-вампирша, берегущая свою веру в Господа и получившая за это благословение насыщаться кровью иных тварей, ныне скрывающаяся под чарами кольца. Наёмник, в жилах которых ни грана тролльей крови, но который без колебаний поддержал инквизитора в борьбе с ревенатами, ныне почти что служащий Инквизиции в лице Гленна, а также подозреваемый в нефилимской сущности. Трое созданий, из которых инквизитор бегает в прислужниках вампира, а морейка-вампирша и (если верить Брэму) потенциальный нефилим помогают очищать землю от богомерзких тварей... Всё встало с ног на голову в этом проклятом городе.
Тяжёлая ноша, о которой просто некому рассказать. Инквизитор находил в себе силы держаться, духом не упасть, хотя это было очень непросто. Кому из всех можно хоть сколько-то верить? Каждый в своё время показал, что заслуживает доверия. Не абсолютного, но доверия. И ведь все полезны в определённой мере - Рехтланц знал, что потеря хоть кого-то из них повредит делу. Это не те фигуры, которыми можно спокойно жертвовать. Пока что не настал их черёд. Следовательно, всех троих надо сохранить независимо от их личности.
Когда Гленн подошёл, Ливингстоун и Ева уже решили проверить чистоту помыслов каждого молитвой. За Еву инквизитор не беспокоился - с кольцом на руке она невероятно часто стала молиться, не боясь, что её слова будут отвергнуты. И за Брэма волнений не было - молитва вампиров не убивает, а если младший инквизитор вдруг лишится чувств, всегда можно всё списать на переутомление. Но вот Азазель... С ним всё неоднозначно было. Уж очень походили слова Ливингстоуна на правду.
"Чего остановился? А ну: деус вульт, нон нобис чего-то-там. Продолжай," - всплыло в памяти. Избушка, провонявшая огнём очага, собачьим дерьмом и затхлостью. Знание, что рядом тогда были двое - Ева и Азазель. Обрывки молитв - Гленн не помнил, о чём именно он тогда молился, однако твёрдо знал, что молился тогда не один. Что ж, тогда латник выдержал молитву, причём не одну. Выдержал и в обители, где за выздоровление раненых молились все. И ещё раньше не пал от молитв, когда Рехтланц вместе с отцом Бартоломеем пытался уничтожить де Крула словом, видя, что мечи не берут. Это вселяло в душу спокойствие и уверенность, что и в этот раз Азазель не подведёт.
"Adiuva me, Domine!" - мелькнуло в мыслях. Вслух же Гленн сказал:
Простите, брат, но вы не нравитесь щенку, - проговорил он, встав между Евой и Азазелем. Подобное положение поможет в случае чего помешать Азазелю прикончить Ливингстоуна на месте, если тот вдруг потеряет сознание или разум. - Сейчас молитва будет уместна, согласен с вами. - Рехтланц положил руку на плечо наёмника. - Какую из молитв вы полагаете достойной случая?



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 16 Январь 2021 - 23:04


  • 5
Ливингстоун поднял глаза на подошедшего человека.
          - Следите за языком при госпоже, - нравоучительно заметил он.
          - Всё в порятке. Са шиснь я успела послушать вещи кута страшнее рукани.
          Седовласый без приглашения сел за стол между Евой и Ливингстоуном, жестом подозвал разносчицу, протянув ей монету, заказал пинту любого тёмного пива. Только после этого он повернулся к инквизитору:
          - Она мне не госпожа.
          - Это просто культура речи, - сказал Ливингстоун и обернулся на Еву. - Вы знаете этого... господина?
          - Это коспотин Асасель, наёмник мастера Рехтланса. - Представила нефилима девушка, а затем и инквизитора Азазелю. - Коспотин Асасель, это мастер Прэм Ливинкстоун
          Ливингстоун молча осматривал наёмника, вспоминая слова Готарди, известного также как Батист де Крул. Перед ним сидел тот самый названный нефилим, которого покрывает Гленн Рехтланц, предположительно даже не ведая о его истинном происхождение. 
          - Асасель, - медленно повторил он имя наёмника. - И как вам работается с братом Рехтланцом?
          - Азазель, - с непроницаемым лицом поправил наёмник его. 
          Тут как раз и пиво принесли. Лишь сделав первый глоток, нефилим ответил вопросом на вопрос:
          - Мне ответить честно, или не выражаться при даме, мастер Прэм?
          - Как вам будет угодно.
          Вздохнув, Азазель пригубил ещё и наконец-то ответил:
          - Он редкостный благочестивый засранец, способный заебать самого господа-бога своим занудством, и чуйка у меня, что кровососы хотят открутить ему башку уже за это.
          - За мастером Рехтланцем, - Ливингстоун посмотрел на инквизитора из-за плеча: тот стоял поодаль и беседовал с мужчиной, темные волосы которого курчавились в разные стороны, - охотятся вампиры?
          - Нет, мать его, они хотят, чтобы он им индульгенции по скидке продавал, - издевался Азазель, демонстрируя колкость ежа. - Вы ведь про Батиста говорили, так? Свято... Гленн ему хорошо подгадил в Аустенните, а вампиры мстительные пидоры.
          - В Бирене вряд-ли он найдет защиту, - прожевал мысль Ливингстоун. - Вас брат Рехтланц нанял в качестве защиты от них?
          - Скорее я оказался не в том месте не в то время, - возразил Азазель.
          Покивав на эти слова, инквизитор посмотрел в серые глаза девушки.
          - И не боязно вам, госпожа Ева, компания, которая представляет смертельную опасность? Как вы относитесь к кровососущей нечисти?
          - Прошу простить, если покашусь крупой, - Ева выпрямилась и чуть кивнула, - но как путет относиться человек к своему упийсе? Пленителю? Я не коворю сейчас о поветенческих отклонениях, это скорее реткость, поттверштающая сакономерность.
          - По-разному, бывают и те, кому подобное нравится, - сказал Ливингстоун. - Любовь к похитителям, к примеру. Но довольно об этом. Где же брат Рехтланц?
          Ливингстоун огляделся. Обождав, когда их взгляды встретятся, он одобряюще кивнул и вновь обернулся к сидящим за столом собеседникам. 
          - Вы ведь нефилим, - инквизитор заглянул прямиком в глаза к Азазелю, следя за его реакцией.
          Вопросительно выгнув бровь, наёмник первым делом глотнул из кружки и только потом вновь ответил вопросом на вопрос:
          - А ты с чего так решил? За такое и в морду получить можно, - впрочем, угрозы в его голосе не было. - Полутролль я. Мать, собственно, троллиха, батя - наёмник и жуткий извращенец. Святоша в курсе, я ему рассказывал.
          - Из непроверенных источников, - ответил Ливингстоун, проигнорировав грубость Азазеля. - Признаюсь, на тролля вы похожи, как я на гоблина.
          - Рожей в батю пошёл, - не стал отпираться Азазель. - От матушки получил регенерацию, силу и музыкальный слух. И что за источники, кстати? - прищурился в ответ наёмник.
          Ева тем временем оборвала их разговор о расовых принадлежностях своим ответом:
          - Кокта я молилась са стравие мастера Рехтланса, Асасель пил рятом. Насколько помню, нефилими уясвими перет иссарианской молитвой. Отнако, - Ева сделала небольшую паузу, - если ви настолько нетоверчиви, мошем помолиться сейчас. Вместе, мастер Ливинкстоун, - морейка посмотрела в глаза инквизитора. - К тому ше, плисится время опетни
          Брэм, не меняясь в лице, повернулся к Еве. Затылок покалывало от креста, что нависал сзади. Всего лишь вещь, но сильный священный символ. Почти такой же как и на груди - именной сигнум, выданный при получении сана инквизитора. Знак веры, знак, отмеченного Господом. Он защитит, он обережёт. Хотя ещё ни разу Ливингстоуну не доводилось дочитать молитву до самого конца. Но сейчас... Сейчас Господь не отвернется. Нет, он так не поступит.
          Однако крупица сомнения всё равно не была разрушена до самого конца.
          Молитва поможет разоблачить наёмника, если сир Готарди, или же Батист де Крул, был прав. Тогда Рехтланц в действительности покрывает нефилима. Или же сам того не ведает. Ливингстоун поднял глаза на подошедшего инквизитора. Тот видимо нарочито дал Ливингстоуну возможность поговорить с своими верными спутниками, коих обвиняли в ереси. 
          - Да, - спокойно проговорил он, оборачиваясь к Еве. Брэм принимал во внимание свою уязвимость перед молитвой, но слепо верил, верил в чудо от своего Бога. - Давайте помолимся.
          Рехтланц стоял напротив него, подле своих помощников. 
          - Простите, брат, но вы не нравитесь щенку, - пояснил он своё положение поодаль. - Сейчас молитва будет уместна, согласен с вами. - Рехтланц положил руку на плечо наёмника - мол, попробуй только дёрнуться или решить бежать. - Какую из молитв вы полагаете достойной случая?
          - Conjuratio globalis, - усмехнулся Ливингстоун, глядя на симпатичную морду щенка, что хмурился на него. - Достойную вашего наймита, брат? "Исайя наш" - самое простое и всем известное.
          С хрустом кожаных перчаток Ливингстоун сцепил пальцы в молитвенный жест.
          - Ещё пива, - Азазель жестом подозвал подавальщицу:
          - Что ж, брат, замечательный выбор, - кивнул Рехтланц.
          Ева оглядела спутников, ненадолго задержав недоверчивый взор на Брэме и, сложив пальцы, вдохнула и зачитала:
           - Pater noster, qui es in caelis
          - ...sanctificētur nomen tuum, - Рехтланц начал молитву одновременно с Евой. Он был спокоен и с некоторым выжиданием следил за реакцией Ливингстоуна.
          Наёмник не присоединился, лишь небрежно кинул монету подавальщице и отхлебнул пива из новой кружки.
          ...Adveniat regnum tuum…
          Ливингстоун тем временем закрыл глаза. Он видел Бога и во тьме.
          ...Fiat voluntas tua, sicut in caelo, et in terrā…
          Слова молитвы резали и оглушали. Но Брэм, раскрыв глаза, не подавал виду. Его лицо оставалось спокойным.
          ...Panem nostrum quotidiānum da nobis hodie, et dimitte nobis debĭta nostra, sicut et nos dimittĭmus debitorĭbus nostris…
          Исайя услышал его мольбы. Не отвернулся от помеченного проклятием. Наоборот, смиловался, заботливо укрыл своим плащом, защищая от боли, что могли нанести ему священные слова.
          ...Et ne nos indūcas in tentatiōnem, sed libĕra nos a malo…
          Он внимательно смотрел за Азазелем, за Евой и даже за Рехтланцом. Последний волновал Ливингстоуна. Особенно сколько заповедей тот слепо нарушил.
          По всему телу плавали раскаленные иглы и нещадно впивались во всё, на что напарывались. Ему казалось, что клыки сейчас вырвутся наружу, прорывая кожу. 
          - Amen. - Последнее слово было сказано.
          Ничего. 
          Ничего подозрительного, к своему глубокому сожалению, младший инквизитор не заметил. И медленно, словно нехотя, опустил руки из молитвенного жеста на стол. 
          Ничего. Нефилим, если седоголовый наймит действительно им был, никак не среагировал на Божье слово. 
          - Ну что, убедился? - С насмешкой в голосе сказал Азазель. 
          - Как видите, брат, мои спутники вполне способны разделить молитву со служителями Ордена, - спокойно заявил Рехтланц. 
          Ливингстоун откинулся на спинку стула. В висках ещё гудело, а зубы несчастно ныли. В раздумьях он несколько раз успел медленно сжать и разжать длинные пальцы.
          Батист, вампир, солгал. Однако некоторые моменты всё равно остаются против Рехтланца. Заявления алхимика о регенерации необычной Азазеля, которые ему довелось услышать тась в тенях улиц, и клевета, что не ушла от его пристального внимания, невиновного человека одноглазым инквизитором. 
          Вместо ответа Ливингстоун кивнул.
          Нет, он не убедился. Рехтланц хитрит, недоговаривает, как и его спутники, вляпавшись вместе с ним. Какова причина, что сир Готарди, также именуемый Батистом, выразил четкую позицию о необходимым избавлении от инквизитора Гленна Рехтланца? Что тот сжёг пресвитера? Нашалил в городе Аустенит? Или же потому что избавил его от нужной тяжести пленницы Евы? Та, не менее уклончиво давала ответы, лишь раз проговорившись о рабстве. 
          Ливингстоун посмотрел на Рехтланца. Несмотря на невозмутимый вид, он ликовал. 
          - Что ж, теперь предлагаю наконец отметить нашу встречу добрым ужином, а после, если на то будет ваше желание, обсудим всё наверху, в наших комнатах.

Сообщение отредактировал Ливингстоун: 16 Январь 2021 - 23:39



Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 03 Март 2021 - 21:38


  • 2
12 апреля 3057 года IV Эпохи
Бирен. Вечер.

Короткая молитва, обыкновенно дарующая силы, на этот раз их отняла, и теперь Рехтланц едва находил силы, чтобы ровно стоять, не выдавая всей усталости лицом или телом. Впрочем, легко ли говорить голосом одно, а душой молить совсем о другом? Вознося хвалу Единому, Гленн не менее рьяно просил, чтобы праведный свет не навредил Азазелю, чтобы задуманное удалось, чтобы Ливингстоун сумел поверить.
Верил ли Рехтланц предположениям Брэма? Deus meus, да, это было очень похоже на правду. Но обнародование сего факта ударило бы не только по Рехтланцу, но и по репутации Ордена, что недопустимо. Конечно, Гленн отчаянно нуждался в подсказке наставника о том, как лучше обставить дело, чтобы нефилим искупал свою греховность через службу Ордену, не просто погибнув, но принося пользу Церкви. Обратить существование в пользу - вот истинное мастерство, а не бесчисленные костры и переполненные застенки. "Инквизиторы обязаны верить душой, но думать разумом, а не задницей!" - порой повторял Гленну мастер Лоран. Умелое использование имеющихся ресурсов он ценил намного выше, чем слепой фанатизм, несущий убытки. Так вот сейчас наличие рядом Азазеля (пускай даже и нефилима, если это правда) было куда целесообразнее, нежели наличие Брэма. Малоприятный факт, но quam camus cassus, equus est melior mala passus.
- Что ж, теперь предлагаю наконец отметить нашу встречу добрым ужином, а после, если на то будет ваше желание, обсудим всё наверху, в наших комнатах, - спокойно и размеренно поговорил инквизитор.
- Благодарю, - выдавил из себя Ливингстоун. - Однако я не голоден.
- Если вы желаете поговорить, можем сразу уйти в более тихое место. Если же вам нужно время на раздумья, можем встретиться завтра днём.
Гленн бы предпочёл, чтобы Брэм ушёл подумать. Тогда можно было бы уйти в комнату и отдохнуть в тишине, привести мысли в порядок и составить новое письмо для наставника. Но желания редко сбываются.
- Я желаю поговорить, брат, - тихо сказала Ливингстоун.
- Хорошо. Тогда лучше в наших комнатах, - проговорил Гленн спокойно, отходя от стола. Напоследок он полуобернулся: - Ева, будьте добры, последите за щенком.
Инквизитор молча поднялся по лестнице, дошёл до своей комнаты, запустил туда Брэма и закрыл дверь. Он ожидал непростого разговора и был готов к нему, хотя и не желал того. Исход беседы мог оказаться любым.
- Почему за вами, брат, охотятся вампиры? - спросил Брэм после непродолжительного молчания.
- Потому что я обеспечил уничтожение их гнезда в Аустените, а после - сжёг пресвитера, которого они купили. Де Крулу удалось уйти, и теперь он мстит за крушение планов, - в который раз поведал инквизитор.
Ливингстоун прошел мимо Рехтланца и уселся на сундук, по непонятной причине проигнорировав стулья.
- Он старался купить и меня... Впрочем нет, поставил ультиматум, - честно рассказал он. - Ваша жизнь или моя.
- Даже так... Что ж, в его духе. Я рад, что вы не стали скрывать. Однако де Крул - более чем неудобный противник.
Мысленно же Гленн не мог не отметить то, как старый ревенат пользуется случаем. Едва ли тот ожидал, что Ливингстоун сумеет сделать хоть что-то. Вероятно, посылая инквизитора убить другого инквизитора, Батист просто играл. В конце концов, ему ничего не стоило бы прибить Ливингстоуна на месте. Однако де Крул счёл забавным стравить инквизиторов. Увенчайся его внушение успехом и сумей Брэм одолеть Гленна, и одной проблемой было бы меньше. А нет, то тоже не жалко.
- Мне довелось... пообщаться с его помощницей, - невольно церковник помял рукой шею. - Он попросил меня убить вас, брат Рехтланц, поведав многие из ваших последних деяний. Я приношу искренние извинения за мой... агрессивный поступок к вам, брат. Последнее время я... Впрочем, не важно.
Ливингстоун поднялся и подошел к Рехтланцу вплотную.
- Я не могу выполнить его просьбу, - прошептал он. - Однако некоторые моменты мне действительно неясны, вероятно, как и вам.
- Перед тем, как вы зададите свои вопросы, выслушайте меня и подумайте. Как я уже сказал, де Крул - противник тяжёлый. Ваше решение мне по нраву - однозначно. Однако не пожалеете ли вы о нём? Вам есть, что терять - жизнь, семья, положение. Если вы останетесь верны своему слову, настанет тяжёлое время. Как знать, не проклянёте ли этот вечер?
- Мне не страшны проклятия, брат Рехтланц, - с грустью в голосе сказал Ливингстоун. - Моя цель - служба Господу. Исайя приглядывает за своими верными слугами, оберегая от многих опасностях, но и испытывая их. Искоренение нечисти - мой святой долг, брат, как и ваш. Полагаю этот шаг является центральным. Мои вопросы останутся на потом.
Гленн внимательно посмотрел на Ливингстоуна, но тему развивать не стал.
- В таком случае я рад, что мы на одной стороне, брат. Но у де Крула возникнут вопросы. Думаю, и в Бирене у него есть свора, достаточная, чтобы одолеть вас. Быть может, отныне разумнее держаться вместе? - Рехтланц прошёлся по комнате. - С другой стороны нам неизвестны планы ревенатов, а моя смерть упрочнила бы ваше положение в глазах де Крула... Это, возможно, оказалось бы полезно Ордену... Или бы оказалось пустышкой.
Лицо Ливингстоуна оставалось каменным.
- Полагаю, ревенанта нелегко одурачить инсценировкой смерти. Или же у вас есть какие-то свои... фокусы? - Он замер в напряжении, когда за окном что-то зашуршало. - Нет, разумнее держаться как раз поодаль. Либо действовать незамедлительно. Я имею ввиду... - он многозначительно кивнул в сторону Рехтланца, намекая на ложное убийство. - М... - Ливингстоун мгновенно исправился и, казалось, нервно провёл ладонью по бледному лицу. - Они везде, брат Рехтланц. Глаза и уши везде. Я был в... логове разврата. Отвратительно. Гнездо убийц и блудниц. Жители Бирена слепы и глухи.
- Каков пастырь, таков и город, брат. Здесь костры полыхают чаще, чем во всей Империи разом, но кто-то по-прежнему уверен, что этого мало, - голос инквизитора был полон презрения. - Но сделать с этим ничего нельзя. Уверен, в Ордене осведомлены обо всём. Что до дела, то увы. Фокусов нет. Разве что с аптекарем переговорить местным и рискнуть, - Гленн криво усмехнулся. - Но моя поспешная кончина растормошит город, и я не уверен, что это нам на руку.
- Аптекарь? - Переспросил Ливингстоун. - Курчавый семьянин и со шрамами? Вам довелось с ним пообщаться?
- Да, он самый. Цохер.
Губы Ливингстоуна превратились в тонкую полоску: у него явно было далекое от симпатии отношение к этому человеку. Кивнув, словно отгоняя тёмные мысли, он продолжил:
- Возвращаясь к вашей кончине. Это растормошит и город, и гнездо. Смерть Гленна Рехтланца - благо Готарди... прошу прощения, Батиста де Крула. Оно было бы не на руку, будь то истинная смерть. - Печаль омрачила лицо инквизитора, и тот посмотрел в сторону. - К сожалению, чужая игра в смерть для вампира детский спектакль. Он услышит ваше сердце, ваше дыхание. Впрочем, я слышал, что есть средство, способное остановить пульс, сделав его едва заметным. Хотя, полагаю, для ревената и это будет ребячеством.
- В любом случае возникнет вопрос, куда деть тело. Даже если обман не разгадают сразу, с трупом придётся что-то делать - ревенаты падаль не едят. Зарывать долго. Куда проще утопить или сжечь. Так что придётся пока отложить идею моей гибели и обдумать ваше спасение.
- Моё спасение - есть его уничтожение.
- И как вы себе это представляете? В Аустените у нас ничего не вышло. В Бирене же я и не надеялся с ним столкнуться - держал путь изначально туда, где смог бы переговорить с мастером Лораном. Но беседа откладывается.
- Мне есть ещё, что рассказать вам. Выследив одного безбожника-демонолога, я встретился со странными обстоятельствами, - он подошел к окну и всмотрелся в него. - Последнее тело, которое он вскрыл оказалось ревенатом. К сожалению, информацию получить не удалось - грешник скоропостижно скончался. - Ливингстоун обернулся. - Я к тому, что вероятно в Бирене есть те, кто имеет силы противостоять этой чуме, - сказав это, он позволил себе смешок.
- Не его ли жилище вы сожгли, уничтожив бесценные улики? - это была лишь сухая констатация факта, не нёсшая ни намёка на обвинение.
- Сжёг не я, - покачал головой Ливингстоун. - Дом заполыхал, как странно бы это не звучало, без нашей помощи с двумя трупами внутри. И самое странное, что в языки пламени запрыгнул чудной черной пёс... Если вы мне не верите, брат, то подтвердить мои слова могут двое инквизиторов, которые участвовали со мной в расследовании.
- Я вам верю, - заверил Ливингстоуна Гленн. - Впрочем, епископ обмолвился об уцелевших нескольких книгах.
- Таковые были, - кивнул Ливингстоун. - Брат Освальд и брат Хогг сумели найти слегка подпаленные, но целые томы.
- Передайте им мою благодарность - эти книги ценны для дела. Я, узнав, что вы в Бирене, хотел попросить вас помочь кое с чем, однако сейчас обстоятельства не позволяют и думать о подобном.
- Я не сумел разгадать тайну их письма, - с сожалением в голосе проговорил Ливингстоун. - Неизвестные символы на полях страниц и в тексте. Такие же как и на стенах подвала, ныне прожженного огнём.
- Расскажите мне, что произошло. Сегодня не было возможности ознакомиться с отчётом, да и ваш раассказ окажется наверняка полнее.
Брэм поведал всё, как того и желал Гленн. Или почти всё, но так ли важны детали? История малопонятная и досадная, было бы интересно в ней разобраться... Да вот времени нет на подобное.
- Понятно, - задумчиво отозвался Рехтланц. - Жаль, что демонолог погиб... Впрочем, может, оно и к лучшему.
- Сомневаюсь, - сухо проговорил Ливингстоун. - Он представлял кладезь информации. Причем такой, о которой не задумывался никто из нас, выискивая этого delictore.
- Епископ считает, что вы не без умысла дали ему погибнуть. Как и сбежать ведьме, - будто между делом обмолвился Рехтланц.
- Епископ, Dimitte, Domine, ошибается, - холодно ответил младший инквизитор. - Какой ведьме? - Он потупил взгляд. - Я не искал никакую ведьму... Впрочем, мне довелось случайно пересечься с одной... особой. Крайне худая, немолодая, рыжая. Талли.
- Благодаря этой особе мы и столкнулись с упырями. Впрочем, дело прошлое. Что вы намерены делать дальше?
- Выжить. Рехтланц, - после некоторого молчания заговорил Ливингстоун. - Бирен кишит ревенатами
- Не сомневаюсь, - Рехтланц сдержал эмоции. Вздохнув, добавил: - Что ж, давайте обсудим, чем сможем быть друг другу полезны.
- Вы писали в Орден о текущей ситуации?
- В общих чертах, - уклончиво ответил Рехтланц.
- Поясните.
- Ваша настойчивость поражает, - чуть усмехнулся инквизитор. - Впрочем, тут тайны никакой нет. В Бирен я явился не ради выполнения какого-то задания, и потому мой отчёт был крайне сух - сообщил, что вынужден задержаться, и что епископ на меня имеет свои планы на ближайшее время. Ну и пару слов наставнику, однако вас они не должны волновать.
Гленн не желал говорить Ливингстоуну правду. Вопреки всему он не доверял ему.
- Орден должен знать о текущем положении дел в Бирене на случай нашей... неудачи. По вашим словам Аустенит, затем Бирен. Это подобно ревенантской чуме.
- Сейчас уже бесполезно дополнять, гонец, полагаю, уже в пути, а нового среди ночи не найти. Так что предлагаю вернуться к предыдущему вопросу.
- Я отправлю брата Освальда. Крепок хорошо держится в седле. Нога его уже более менее в норме. - Ливингстоун завёл руки за спину. - Полагаю вы сами понимаете чем мы можем быть полезны друг другу.
- Для того, чтобы его отправить, вам сперва надо встретиться с ним. Что на данный момент не так просто. Вы уверены, что за вами не следят, Ливингстоун? За входом на постоялый двор? Его покинуть живым может только один из нас. Иной расклад с большой вероятностью вас убьёт. Вы не можете этого не понимать.
- Не могу не согласиться. Впрочем, риск оправдан. Донести до брата Освальда весть не требует моего личного участия, брат Рехтланц, - с лёгкой издёвкой поговорил Ливингстоун. - Ни один служка не откажется от звонкой монеты.
- Но и доверишь не всякому. Ладно, с посланием решим вопрос - это не главная проблема. Даже ради вас я не могу торчать постоянно в этой комнате. Устав ждать, ревенаты сами наведаются сюда, и никакие молитвы особо не помогут.
- Шифр, - пожал плечами церковник. - Каждый инквизитор обучен оному. И вы полагаете, что ревенаты насколько глупы, чтобы вторгаться сюда и устраивать кровавую бойню? Им незачем так рисковать. Время на их стороне, оставленные жизнью и смертью, - грустно добавил он.
- Ревенаты - лучший из вариантов. Однако остаётся епископ. - Встретив непонимающий взгляд Ливингстоуна, Гленн пояснил: - Он желает, чтобы я на него работал. Не увидев действий, он начнёт задавать вопросы. Полагаю, дальше ясно?
Где-то вдалеке зазвонили колокола - собор созывал всех на молитву. Брэм с подозрением выглянул в окно, но промолчал, явно обеспокоенный чем-то.
- Что-то не так? Вы на редкость немногословны сегодня.
- М? - Ливингстоун отвернулся от окна с явным чувством беспокойства. - Дурные предчувствия.
- Я не думаю, что дальнейшее пребывание в городе хорошо скажется на общем деле.
- Как вы можете покинуть город будучи на услугах епископа?
- Спокойно, брат. Епископ - ярый борец с ересью, и одну отлучку безусловно не только простит, но и одобрит, если она будет направлена во имя искоренения ереси.
- Побег из города проблему не решит, брат. Думаете ревенаты вас так легко отпустят?
- К чёрту геройство, Ливингстоун, к чёрту, - устало проговорил Гленн. - Нам на руку то, что согласно здравому смыслу отсюда только один должен выйти живым. У вас нет сил биться против целого гнезда. И у меня нет. Нет ни обители с паладинами, ни сотни слуг Маркизы. А смерть любого из нас окажется на руку де Крулу. Покинуть город - приоритетная задача. Для вас. Я смогу вас вывезти достаточно далеко, чтобы ревенаты потеряли интерес.
- Каким образом? - через силу согласился младший инквизитор.
- А как ещё трупы, которые хотелось бы скрыть, покидают пределы города? - криво усмехнулся Рехтланц. - Вариант более официальный - в гробу, со всеми почестями вывезти вас в Айронхерт. Ранг старшего инквизитора и поспешность не дадут прочим вмешаться. А все вопросы разрешить и позже можно будет. Правда, какое-то время вам для этого придётся побыть для всех, включая Орден, мёртвым. Ну да не в первый раз. Вариант второй, более удобный - в простом сундуке. Епископ узнает, что я, выполняя его поручение, направился побеседовать с одним из баронов. Разумеется, столь знатную персону на верёвке как корову не поведёшь, а потому с каретой. Можем даже взять кого-то из его подчинённых... Вам ведь не составит труда убедить его в том, что схватили пару еретиков? Один сбежал, и именно его отправлюсь преследовать я. А доверенное лицо епископа привезёт в это время второго. На какое-то время будет развлечение у епископа. Далее всё просто - опять-таки на дилижансе я продолжу свой путь, не особо таясь - де Крул наверняка захочет убедиться, что только трое покинули город. В это время ваши помощники будут старательно прочёсывать город. О дальнейших планах я вам поведаю позже. Как понимаете, если вы не доверитесь мне и моим подчинённым, у нас ничего не выйдет.
Ливингстоун, не моргая, смотрел на беспристрастное лицо Рехтланца. Казалось, он обдумывал предложение, но никак не мог прийти к верному решению.
- Нет, - дал свой ответ вампир.
- Ранг позволяет мне приказать вам, - напомнил Гленн.
- Рехтланц, вы знаете обо мне мне, верно? - Прямо спросил он.
- Да, - коротко ответил инквизитор. - Однако в данном случае пользы от этого не так много.
- Вы... докладывали?
- Сколько человек в Ордене знают о вас? - проигнорировал вопрос Рехтланц.
- Единицы.
- Id est, есть вероятность, что ваш наставник никому не сообщил, - подытожил Гленн.
- Почему вы никому не доложили?
"Потому что между тем, как я понял, и тем, как вы спросили, не прошло и полусуток," - мысленно ответил Гленн. Кажется, пережитое как-то сказалось на мыслительных способностях Ливингстоуна. А может, его просто поспешили перевести в инквизиторы. Но Рехтланц промолчал - сейчас требовалось сделать так, чтобы Брэм начал доверять и перестал задавать лишние вопросы. Поэтому он продолжил:
- Потому что многие вещи можно докладывать лишь при личной встрече. Выше меня здесь епископ, и если бы он перехватил послание, то сами знаете, что вышло бы. К тому же подобные вещи не каждому инквизитору дозволено знать, Ливингстоун.
- Согласен, не каждому, - он прищурил глаза и скривил губы. - Забудьте об этом, Рехтланц. Забудьте! Вы не положите меня в гроб, как какого-то мертвеца!
- Если вы считаете, что ваш труп обрадует вашего наставника и Орден, то вынужден напомнить о том, что под пытками все раскалываются, - проговорил старший инквизитор, превозмогая неприятное ощущение, напоминающее давление извне. - Де Крул не станет любезничать. Это невыгодно мне и принесёт вред Ордену, так что мне всё-таки, возможно, придётся опуститься и до прямого приказа, Ливингстоун.
Была ли у Ливингстоуна возможность не подчиниться? Мог ли он просто развернуться и уйти? Разумеется. Но тогда всё закончилось бы весьма и весьма печально даже без участия де Крула - тот, быть может, и не тронул бы Брэма, сочтя это незначительным пустяком. Но неповиновение старшему по рангу не украсило бы личное дело. А вкупе с тем, что знакомство едва ли много значило для Гленна и уж точно не давало права хранить от Ордена подобные тайны, жизнь младшего инквизитора переменилась бы кардинально. Non enim est aliquid absconditum, nisi ut manifestitur, nec factum est occultum, nisi ut in palam veniat
- Зн... - начал было говорить Гленн, но умолк, заслышав на улице призыв:
- СВЯТОША!!! БЫСТРО СЮДА!!!
Гленн не мог не услышать истошный вопль своего наёмника. Умолкнув на полуслове, он сорвался с места, на ходу бросив Ливингстоуну:
- Ждать здесь!
После этого он устремился на улицу, на ходу вытаскивая signum, чтобы тот болтался поверх одежды, и выхватывая из-за пояса кистень. Азазель не стал бы поднимать шум по пустякам.



Азазель Странник
Азазель Странник

    Путник


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Раса: Нефилим
Специализация: Воин

Бросая тени на крест

Отправлено 20 Март 2021 - 03:30


  • 7

"Новый" святоша Азазелю не понравился от слова "совсем". Гленн ему тоже не нравится (как и инквизиция с церковниками в целом), но к "своему" святоше он успел привыкнуть, к тому же пережитые вместе злоключения если и не сделали их друзьями, то хотя бы позволили Азазелю терпеть общество инквизитора без попыток разбить ему голову чем-нибудь тяжёлым (скорее Азазель научился эти желания сдерживать). Но вот этот Брэм... мутный он какой-то, даже для инквизитора. Вроде бы типичный верующий болван с святым писанием вместо мозгов, но была в нём какая-то...  гнильца что ли? Казалось бы, ну чего в этом такого, за свою неестественно долгую жизнь Азазель встречал благородных рыцарях без капли благородства, благочестивых монахов, предающихся греху похлеще целой когорты еретиков и непорочных дев, способных в разврате дать фору самым потасканным шлюхам. Да взять того же Пафнутия Святого пиздеца пресвитера Катберта фон Свааля: тоже благочестивым дебилом прикидывался, а на деле был предателем рода людского и вампирским подпевалой. Нет, мастер Ливингстоун, есть в вас гнильца, да к тому же неправильная какая-то.
К тому же Азазель слышал, что Ева с этим Брэмом про Батиста говорили, пока сам же Странник не влез. Ева девочка умная, да и эйфория после "оживления" у неё прошла, не могла она с ходу этому задохлику бледному всё вот так выложить, будь он хоть сто раз инквизитором. Значит что? Значит где-то неправильный святоша про Батиста слышал... а может и лично встречался - недаром он Азазеля про его сущность нефилимскую спрашивал. А Странник точно был уверен, что кроме членов Братства, лишь одно живое существо знает о его истинной сущности - Батист де Крул, "спасибо" визгливой шлюхе подаустеннитской, чтоб ей в аду черти все жилы на раскалённую кочергу намотали. Гленн и Ева, если что-то и подозревали, держали свои подозрения при себе и, опять же, не стали бы делиться ими с этим бледным хреном. Даже жаль, что не получится пригвоздить ему ладонь к столу и, медленно поворачивая нож в ране, заставить выложить всё - мы же ца-ля-ви-зо-ва-наи  люди, и за такие выходки в лучшем случае за психа примут. А вопросы, включая риторические, у Азазеля к Ливингстоуну были: например, почему рядом с ним и Евой так колдовством пасёт? С Евой всё ясно - западлянское кольцо фонит, но ведь без Брэма магией куда слабее несло. Да и что за фигня с молитвой была-то? Нет, понятно, что Брэм так хотел проверить, нет ли в этом двухметровом хаме порченной полуангельской кровушки, но дело-то не в этом. А в том, что в этот раз Азазель мог не выдержать молитвы - да чёрт подери, святые садисты даже первой строчки не дочитали, а у него пиво уже колом в глотке встало и чуть башка не лопнула. И, когда Азазель уже готовился прибить Брэма пивной кружкой перед тем, как заблевать весь стол и рухнуть без сознания, его... внезапно отпустило. Точнее: молитва всё ещё долбала его по мозгам, но он теперь мог терпеть пагубное влияние святых слов. Кто-то или что-то помогло ему вынести "проверку", так, что бледнорожий церковник ничего подозрительного не увидел... но вот это-то и было странно. Кто ему помог и кому это было выгодно? (Азазель так и не понял, что благодарить ему надо Гленна). Именно по этому он молча сидел в зале и украдкой озирался по сторонам, прихлёбывая пиво из неважно-какой-по-счёту кружке, пока Ева возилась с щенком. Может стоило бы с ней поговорить, но если вмешалась третья сила, не стоило вот так безоглядно разбрасываться потенциально ценной или опасной информацией. А значит сидим, пьём и ищем подозрительных личностей, пусть и нелёгкое это дело - всяких подозрительных типов в трактире полно и хрен поймёшь, какой же из них неизвестный "помощник".
 
Кроме недавнего происшествия с молитвой, Азазель пытался обдумать и последние события. Какая-никакая стройная картина всего сумбурного пиздеца, что с ними случился за последние несколько дней, всё же выстраивалась, но не хватало пары деталей. Странник больше сердцем, нежели мозгом, чувствовал, что копни он поглубже, обдумай всё ещё раз, и недостающие кусочки мозаики встанут на свои места и тогда Гленн легко раскусит сие запутанное дело (именно Гленн, Азазель себя не обманывал - он воин, а не ищейка), после чего ему останется лишь сказать наёмнику "воевать туда", а Азазель пойдёт и всех поубивает. Но это в идеале, а в неидеальном реальном мире были трактир, пиво, вампирша-невампирша  с расшалившимся щенком на руках и сумбур в одной отдельно взятой нефилимской башке. Добив очередную кружку, Странник, ища взглядом служанку, случайно взглянул на Еву. Монашка, до этого думавшая о чём-то своём, болезненно поморщилась и потёрла виски. "Ага, у меня уже тоже голова от всей этой хрени трещит", - мысленно прокомментировал наёмник, как Ева вдруг сунула недовольно пискнувшего пёсика ему в руки:
- Путьте топри, присмотрите са щенком. Я не натолко, - сказала она и как-то слишком уж поспешно встала из-за стола и покинула трактир. Тибо требовательно тявкнул, будто говоря: "раз я теперь с тобой, изволь развлекать меня!" и Азазель не без энтузиазма стал почёсывать тёплое пузико щенка, отчего малыш довольно завилял хвостиком и принялся дёргать лапкой. Сам же Странник, машинально проводив Еву взглядом, неожиданно для себя задумался: а с чего бы вообще на неё вдруг мигрень напала? 
 
Иногда в Азазеле просыпался врач. Обычно в тех редких случаях, когда спали наёмник, пьяница, мститель и бард (последний просыпался только по настроению, то есть совсем редко и лишь по важным случаям). Никаких врачебных клятв Азазель в жизни не приносил, да и официальной лицензии у него отродясь не было. Будь на месте Евы нормальный человек, Азазель бы и внимания не обратил - мигрень и мигрень, бывает. Но в том-то и вся соль, что Ева НЕ нормальный человек, а по сути вообще ревенат... оживлённый малоизученным и опасным магическим артефактом. Оживлённая ли? От одной этой мысли Азазель почувствовал, как по спине пробежал предательский холодок. Дьявольщина, это что же получается, одноглазый чопорный хрен снова оказался прав и действие кольца ослабевает? А она же крови несколько дней кряду не пила... Наёмник выскочил из-за стола с не меньшей поспешностью, чем Ева. "Святоша говорил, что это может быть иллюзия. Охренительного качества. И ещё что-то о том, что эффект может быть временным. Блядь, никогда такого не было и вот опять", - думал наёмник, быстро шагая на выход. Щенка, беспокойно копошившегося у него на руках, он, конечно же, взял с собой.
Он успел: Ева ещё стояла у трактира, когда Странник выскочил на улицу вслед за ней. Вид морейка имела обеспокоенный и возбуждённый, что лишь подтверждало опасения Азазеля. Он даже подумал, а не стоит ли первым делом сбегать за Гленном или позвать его. И отринул эту идею: "ненашинский" святоша сейчас с ним, не стоило возбуждать в нём новые подозрения или, того хуже, давать ему повод спустить на них стражу или ебанутого епископа (а от старины Дуэйна Азазель услышал много "хорошего" про местного "святого пастыря"). А уж орать посреди улицы тем более не стоит, мало ли какой идиот услышит и неправильные выводы сделает? Значит придётся действовать самому:
- Ева? - окликнул нефилим НЕвампиршу на улице, - что случилось?
- Коловная поль. - Сдержанно ответила морейка, отвернувшись и опустив взгляд в землю, зашагала к церкви, - мне... нушно просто пройтис.
Со стороны церкви восьми апостолов звонили колокола. Принюхавшись, Азазель почуял запах гари - если вспомнить, ЧТО рассказывал Дуэйн, по всему выходило, что холопы его святейшества епископа Гарена из Марена, жгут еретиков на площади, или скорее тех несчастных, что попали на "праведный" суд к церковнику-маньяку. 
- Конечно башка разболится, вон как горелым несёт, - незаметно для Евы, Азазель бросил полный презрения взгляд в сторону церкви и зло сплюнул. Странник догнал Еву и схватил её за руку. Он не без оснований посчитал, что не следует ей идти туда. 
Ева вздрогнула. Замерла. И, не оборачиваясь, спокойно попросила:
- Отпустите мою руку, коспотин Асасель, - что-то в голосе морейки заставило Азазеля подчиниться, хотя говорила она как всегда спокойно. Волосы на затылке наёмника встали дыбом от ощущения... неправильности. Так было, когда над ними измывалась ведьма, рядом с упыриным мостом и в доме Цохеров. Что-то было в воздухе, в поведении Евы, в притихшем щенке, в самих чувствах Азазеля. Что-то было НЕ ТАК.
- Ева...  что за дурь на тебя нашла? - инстинкт кричал ему, что опасно вот так рассусоливать с ней, требовал дать Еве по голове, отнести её, бессознательную, наверх, в комнату, запереть дверь и НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не выпускать морейку на улицу. Но червяк сомнений всё равно подтачивал его желание решить всё радикально и недипломатично: а что если он ошибается? Что если вся его паранойя - всего лишь следствие пережитых злоключений и... и куда она опять намылилась?! Завидев, что Ева вновь решительно и быстро пошла в сторону церкви, Азазель чертыхнулся и мысленно отвесил себе крепкого пенделя. На хрен все эти душевные метания, он наёмник, а не долбанный философ, он делает, а не думает! "Всё, этот фарс меня доконал!" - Странник решительно пошёл вслед за монашкой, он твёрдо решил, что лучше не давать Еве соваться на площадь, так сказать, во избежание, а разбираться, какая сила тянет её туда, наёмник будет потом. И даже если он параноик, но зато он живой параноик. Нагнав морейку, Азазель, не говоря ни слова, грубо схватил Еву за руку и решительно потащил её обратно к трактиру, используя всю свою недюжинную силу.
- Что ви творите? - возмутилась морейка, - отпустите меня неметленно!
"Как же, держи карман шире. Уже отпустил и пинка для скорости дал", - раздражённо подумал Азазель, вынужденный как тащить упирающуюся монашку, так и удерживать в другой руке щенка, благо, хоть он решил быть хорошим мальчиком и насладиться неожиданной поездкой. Сейчас он как никогда почувствовал себя нянькой при неразумном и непослушном дитяти.
- Ага, щас, - ворчливо ответил нефилим. Он почти дотащил Еву до дверей, а дальше была надежда, что на людях она станет вести себя прилично... ага, ключевое слово - "почти". Внезапно в спину наёмника что-то врезалось... что-то мягкое, мокрое и воняющее гнильём. 
- Какого хера? - первой мыслью было, что это детвора забавляется и швыряется грязью. С грозным видом Азазель обернулся в ту сторону, откуда, предположительно, прилетел снаряд. Он увидел высокого, худого парня в дрянной одежонке подмастерья. Именно сей юноша бледный со взором горящим и метнул "снаряд" в спину нефилима. Вид парнишка имел решительный, в руках он крутил гнилой помидор, а от него самого ощутимо несло перегаром и бычьим ссаньём, что выдавало в нём кожевенника. 
- Она не хочет идти с тобой, дуболом! - крикнул подмастерье.
- Я, блядь, в курсе, - огрызнулся нефилим и... пьяный "защитничек" кинул второй помидор. С мокрым шлепком он врезался точно в лицо наёмника. Гнилая масса потекла с лица на рубашку, а мерзкий запах долбанул по ноздрям так, что будь у Азазеля желудок слабее, его бы точно вырвало. Само собой, от неожиданности он выпустил руку Евы... зато щенка не уронил, и то хлеб. Медленно, демонстративно вытерев лицо, наёмник взмахом ладони скинул гнилую жижу на землю и кинул на "беспорточного рыцаря" многообещающий взгляд. В иной ситуации, он бы не стал ограничиваться взглядами, выбил бы из пьяного недоноска всё дерьмо и затолкал бы ему помидор в глотку, но сейчас нужно было поскорее отделаться от щегла, пока Ева ещё какой глупости не учудила. Мысленно сетуя на такие несрастухи, Азазель вновь огрызнулся на пьяного придурка (видит бог, вечер выдался нервным и наёмник не был склонен к излишней дипломатичности):
- Она больна, пьяный ты долбоёб, - зло процедил Азазель, - и сама не понимает, куда её черти несут.
- Ты кого назвал долбоёбом, каналья?! - мигом окрысился полудурок, швырнул третий помидор и... промазал. Впрочем, терпение Странника и так было на исходе, ибо сколько-ж можно честному (относительно) наёмнику нервы трепать? "Ну всё, сучёнок, тебе пиздец", - он уже прикидывал, куда бы ему пристроить Тибо, чтобы не мешался под ногами и не сбежал, пока он кое-кого отучит швыряться всяким дерьмом и этим же дерьмом его накормит, когда сзади послышался болезненный хрип и звук падения тела... оборачиваться не хотелось, но пришлось Ева лежала спиной к Азазелю в позе нерождённого дитя, но была в сознании. Её корчило, она неровно дышала, жмурилась и то ли всхлипывала, то ли подвывала, скребя от боли землю одной рукой.
- Дьявол, Ева, - про пьяного долбоёба Азазель мигом забыл, как и о том, что секунду назад собирался разбить ему рыло. Тибо напугано пискнул, когда наёмник бросился к упавшей вампирше. "Ебучее кольцо, надо было его в пруду утопить!", - одновременно держать бьющуюся в конвульсиях морейку и перепугавшегося пёсика, что отчаянно пищал и вырывался, было до жути неудобно, а Страннику и в голову не пришло, что хотя бы щенка можно отпустить. Оставался лишь один выход: то, что он собирался сделать было позорно в его понимании, но сейчас было не до принципов:
- СВЯТОША!!! - во всю мощь лужёной глотки рявкнул Азазель, - БЫСТРО СЮДА!!!
О том, что подумают гуляющие вокруг люди и посетители трактира, Азазель уже не думал - ситуация не просто вышла из под контроля, а мигом скатилась в пиздец, как всегда, подкравшийся незаметно. Странник не обращал внимания ни на перепуганного Тибо, ни на убежавшего долбоёба, орущего что-то про убийство и стражу - всё его внимание занимала Ева. Несчастная билась в конвульсиях, перемежая хрипы и стоны с каким-то бредом на морейском. Силы быстро покидали её, в отчаянном, инстинктивном порыве она схватила Азазеля за руку, и наёмник аккуратно стиснул её худенькую ладошку. Ева снова что-то забормотала на морейском, но Азазель ничего не понял - всё его знание морейского ограничивалось парочкой ругательств и "гешефтом" с "шекелем". Нефилим почувствовал, как магия, коя до этого незримым покровом опутывало Еву, пульсирует будто затихающее сердцебиение, и наёмник узнал это чувство - так же пульсировали и агонизировали на поле боя солдаты, умирающие от его меча. "Чёрт, она при смерти", - неожиданно Азазелю вспомнилось, как западлянское кольцо "убило" Гленна, а Ева, в первый раз взяв его, говорила, что оно просит не надевать его... эх, если бы она тогда послушалась. 
Нет, слишком поздно для "если бы", Азазель чувствовал это: за свою жизнь он видел достаточно смертей и, чего уж врать, сам был повинен во многих из них. Наконец-то спустив Тибо на землю, наёмник аккуратно, даже нежно взял Еву на руки, так, как никогда никого в жизни не брал. 
- Неси её в комнату,  - Гленн прибежал так быстро, как мог, за что ему отдельное спасибо. Не дожидаясь, пока святоша осмотрится и заберёт расшумевшегося и явно перенервничавшего щенка, Азазель понёс умирающую наверх. Ева агонизировала и норовила выпасть из рук Азазеляя, но "биение" магии в ней становилась всё тише - конец приближался. 
- Азазель, какого хре... - начал было Дуэйн

- Позже объясню! - резко перебил его нефилим. Провожаемый недоумёнными взглядами и гулом голосов, он взбежал вверх по лестнице и бросился к своей комнате. Сейчас Ева занимала всё его внимание, но он всё равно помнил, что не следовало нести её в одну комнату с Брэмом - неизвестно что мог подумать этот умник, и не поведёт ли он себя даже хуже того пьяного урода. 

Азазель как никогда восславил свою привычку всегда аккуратно раскладывать оружие и снаряжение, на столе или стуле. Уложив девушку на кровать, наёмник склонился над ней и прощупал пульс на запястье. "Пульс слабый и редкий, дышит через раз и с трудом, конвульсии затихли, глаза тускнеют", - машинально отметил, - "тут уже ничего не сделаешь. Блядство...". Сзади раздались шаги - это Гленн нагнал их.
- Святоша, она умирает, - без лишней патетики, даже безразлично, сообщил Азазель. Он слишком привык к чужим смертям, чтобы они хоть как-то трогали его... по крайней мере, внешне. Внутри же он проклинал себя: зачем он позволил ей носить треклятое кольцо и Гленна уговорил? Почему, зная, КОМУ принадлежала та долбанная хижина и вещи в ней, всё одно поддержал Еву в её желании хотя бы ненадолго вновь стать живой? Что мешало ему тогда силой снять опасный артефакт с Евы и, как Гленн и предлагал, сдать его инквизиции? Хоть и вампирша, Ева, несмотря на множество тайн и проглядывающие в ней звериные повадки, была честнее, храбрее и благородней многих живых... но, может, именно по этому она и заслужила такой конец. Умереть человеком, рядом с людьми, которые пусть и не были ей до конца родными, всё же были близки ей. Угаснуть пусть и в агонии в чужой постели, но живой, а не сгореть на костре с осиновым колом в сердце, под ненавидящими взглядами безжалостной, тупой толпы и экзальтированные вопли изуверов в рясах. Азазель не заметил, как нащупал её уже холодеющую ладонь и крепко стиснул её. Перед глазами встали сцены из аустеннитского монастыря после сражения с вампирами - столько людей тогда умерло и последним, кого они видели перед смертью, был грубый, перепачканный чужой кровью двухметровый небритый дуболом, до последнего сражавшийся за их жизни, но не давший им ни капли простого, человеческого тепла.
- Ева... - одними губами прошептал Азазель, даже не уверенный, что девушка услышит его. Их глаза, льдисто-голубые у нефилима и уже тускнеющие, серые глаза монашки.
- Айзах? - спросила умирающая, - Hor... azoy groy. Mayn orem Aizah... - последний вздох, последняя агония, последние слова... горе, нежность, любовь и сожаления были в них. Кто такой Айзах, и что вообще Ева сказала, Азазель не знал, он лишь понял, что в последние мгновения жизни, Ева увидела в нём кого-то, кто был дорог ей. Что-ж, в конце концов, она умерла, думая, что дорогой ей человек был у её смертного ложа, а это дорогого стоит. Рука Евы беспомощно обмякла, а взгляд остекленел - всё было кончено. Отпустив её, Азазель с редким для него почтением к умершим, аккуратно закрыл ей глаза и сложил руки морейки крест-накрест у неё на груди.

"Я не знаю молитв... и всегда презирал тебя и твоих слуг, Господи. Но если ты есть, и если ты и вправду милосердный и всепрощающий, то встреть её у райских врат. Я не знаю всего, но она прожила тяжёлую жизнь, жизнь, которую она не заслужила... так что я прошу тебя, пусть хоть после смерти она будет счастлива."




Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 20 Март 2021 - 22:27


  • 5


Выбежав, словно ошпаренный святой водой, Гленн Рехтланц оставил своего соратника совершенно одного в комнате, наедине со своими противоречивыми мыслями. Когда-то светлый разум, искрящий вразумительностью и логикой, боролся и проигрывал тёмной, чуждой ипостаси, что как паршивая, зловредная зараза медленно изъедала его ментальную плоть. Vampyrismus, dimitte, domine!
Рехтланц знает, думал Ливингстоун, смотря на только что закрывшуюся дверь. Однако пока не предпринял никаких мер. Впрочем вероятно он успел, замотавшись скоропостижным побегом от аустенитских вампиров вместе со своими верными грешниками. Нефилим и морейская ведьма. О, Единый! Её лицо, столь бледное, но такое знакомое. Ева… 
Он бросился к окну и выглянул из него в вечерний Бирен. То, что увидели его глаза сжали ему, казалось, ещё живое сердце. У ног огромного наёмника Рехтланца бешеной дурью билась в судорогах Ева, то завывая, то всхлипывая. Вокруг собирались зеваки, указывая пальцами на занимательное для них представление. Лёгко как тростинку Азазель поднял Еву и развернулся в сторону входа заведения. Один незнакомец, вытирая о штаны выпачканные в чём-то руки, громко огласил: “Наёмники девушку присткнули!” несколько раз и скоропостижно скрылся в нарастающей толпе. 
Чуждая злоба накинулась на стоящего у раскрытого окна инквизитора, что под рукой его затрещало деревянная рама. Глубоко внутри разгорался жуткий тёмный огонь, поджигающий к действиям. Однако действиям непростительным и безбожным. Его разрастающиеся языки пламени словно искушали Брэма, тихим, трескающий шепотом. Убей. Накажи. 
Когда Ливингстоун выбежал на улицу, ни бьющегося тела Евы, ни высокого латника, ни даже, казалось, вечность назад спустившегося Рехтланца не было. Лишь незнакомые, тронутые хмелем и эгоизмом лица веселящегося в праздник народа. Вампир озирался и вертелся подобно растерянному зверю, но хватка инквизитора держала его в узде, не позволяла выполнить шёпот заразы и с трудом гасила тёмный огонь внутри. 
За спиной неожиданно разорвалось окно второго этажа трактира. Резко развернувшись, Ливингстоун увидел, как оттуда выбросилась фигура и поразительной акробатикой дикой кошки мягко приземлилась на землю. Принюхиваясь аки зверь, она осмотрелась вокруг, ища запах своей жертвы. Растрёпанные черные волосы скрывали её лицо, однако даже сквозь них были видны яркие белесые глаза хищника. 
Зрачки Брэма сузились. Он мгновенно узнал фигуру перед собой. 
Vampyr. 
Госпожа Ева? — не веря в происходящее, спросил Ливингстоун. 
Белёсые глаза сфокусировались на нём. Взгляд — в его сторону, как не на соперника или помеху, но как на добычу.
Жизнь вокруг остановилась. Праздный народ с полупустыми бутылками и сонными детьми в руках всё ещё был там, но более не заботил ни Еву, ни Брэма. Они видели только друг друга. Чужие внимание и безопасность волновали их меньше всего. 
Шестопёр, что инквизитор держал в руке, не дрогнул. 
Она сорвалась в места столь резво, столь резко и молниеносно, что Брэм едва не дрогнул, успев лишь моргнуть. Она с легкостью и грацией ушла от вражеского выпада. Её длинные руки уже вцепилась в оружие церковника и с неведомой для столь худого существа силой выдернули его. Несколько плечевых мышц мужчины с хрустом разорвались. Через миг она оказалась совсем близко, прижавшись чуть ли не к груди инквизитора. Тот почувствовал, как холодный, нет! скорее рефлекторный вздох из раскрытых уст обдал его шею — но вонзить клыки vampyr не успевает. 
 
Dei Got, un fedde end hofsperro a frall Tuore. Dimtter peccatto end verbrare a falsiterro, schwache, verlasso talie liberre eius end non liberro, aufergentor eius un tuare Sanktare a Tuore. Un der schaftto aeturne Tuore beneff. Poi Tu der Auffergento end der venture. Un resto frall der Dei Got Tuore. Un Tu wirro Gljrren sendem, con der anfanlosse Tuore Pater end Sanktare der Geisto, ora end fei, end seco secono. Cos a men!
 
Жизнь вокруг вернулась в прежнее русло, обыденное для всех время. 
Улицу наполнили слова молитвы надрывающимся, но тем не менее уверенным голосом Гленна Рехтланца. Строки божественного письма жестоко ударила по ушам Брэма и Евы, причиняя им страдания. Зашипев, вампирша откинула от себя юного собрата как тряпичную куклу, выронила отнятый шестопёр и бросилась наутёк, словно вспугнутый неосторожным охотником зверь. 
Боль и головокружения были нестерпимы. Не в силах более сопротивляться, Ливингстоун упал в небытие. 

Сообщение отредактировал Ливингстоун: 20 Март 2021 - 22:27



Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 08 Апрель 2021 - 23:58


  • 2

Ева умирала. Гленн видел это и без напоминаний Азазеля. Без видимых повреждений, без намёков на отбитое нутро. Будто смертельный яд стремительно распространялся по жилам, влекомый ударами замедляющегося сердца.
Айзах? — в предсмертном бреду по-морейски проговорила Ева слабым голосом, принимая склонившегося Азазеля за кого-то другого. — Волосы... такие седые. Бедный мой Айзах.
Ещё пара мгновений, и последние отголоски жизни покинули тело. Инквизитор замер, созерцая труп и невольно вспоминая, что всего несколько минут назад Ева была живой. Живой вопреки всему - кольцо даровало ей подобие новой жизни, обманывая разум и чувства. А как Ева спешила вновь познавать мир, вспоминая давно забытые ощущения, с каким упоением вновь возносила молитвы к Единому, и как святые слова не обжигали её проклятую душу. Теперь же нет ничего этого. Пропало... когда? В тот миг, когда с пальца упало кольцо? Раньше? Позже? Не скажет уже никто.
В каком-то непонятном порыве Рехтланц всё-таки решил попытаться вернуть ушедшую жизнь обратно в тело, надев оброненное Евой кольцо обратно на палец. Однако это оказалось не так просто — пальцы были сжаты. Будто окоченевшие, хотя с момента смерти, кажется, прошло несколько секунд всего...
Руки убери, ты не умеешь, — Азазель, поняв, что пытается сделать инквизитор, несколько бестактно оттолкнул Гленна, сам взял сжатую в кулак ладонь Евы и решительно стал разжимать её пальцы. — Чёрт, так быстро окоченела...
Но наёмнику было не суждено завершить дело. Ева вдруг распахнула глаза — белёсые, яркие, как у хищника — и подскочила, с глухим рычанием оттолкнув от себя Азазеля. Она зашипела, отшатнувшись от них, но по звериному оскалу было видно — она вряд ли задумается об исарианских заповедях, если Гленн или Азазель решат преградить ей путь...
Недобро сверкнули клыки, и инквизитор понял, что несколько дней без еды, без привычной вампирам крови, Ева наверняка оголодала. А вспомнит ли она, что ей когда-то по вкусу были ревенаты? А может, она больше не отличается от них? С осознанием этой неопределённости Гленн начал читать молитву. Ева же, услышав знакомые слова, попятилась назад, испуганно зажимая уши. На глаза её наворачивались слёзы.
С--с-с... с-с-саткнись! Саткнись! — Рыкнула Ева и, казалось, в приступе злости вот-вот бросится вперёд, но вместо этого повернулась прочь и бросилась в окно. Раздался звук разрываемого бычьего пузыря.
Гленн последовал было за ней, но так и остался, упёршись руками в подоконник, наблюдать за поступками Евы. Рехтланц не тешил себя иллюзиями — против голодного вампира он не сможет ничего сделать. Ева же отчётливо искала жертву, и то, что она даже не посмотрела наверх, говорило, что кровь просто человека ей всё ещё не по нраву. Но вот она насторожилась, кем-то заинтересовалась. В случайном ночном прохожем Гленн на удивление быстро опознал Ливингстоуна, которому сейчас полагалось сидеть в соседней комнате.
Dei Got, un fedde end hofsperro a frall Tuore, — начал поспешно, но по-прежнему чётко читать Гленн, поняв, что ещё немного, и станет одним союзником меньше. — Dimtter peccatto end verbrare a falsiterro, schwache, verlasso talie liberre eius end non liberro, aufergentor eius un tuare Sanktare a Tuore. Un der schaftto aeturne Tuore beneff. Poi Tu der Auffergento end der venture. Un resto frall der Dei Got Tuore. Un Tu wirro Gljrren sendem, con der anfanlosse Tuore Pater end Sanktare der Geisto, ora end fei, end seco secono. Cos a men!
Слова, призванные нести душам покой, на сей раз заставляли двух существ страдать. Так и не вкусив крови Ливингстоуна, Ева зашипела; оттолкнув от себя инквизитора, выронила из ладоней шестопёр и бросилась наутёк, словно вспугнутый пламенем костра дикий зверь. Младший же инквизитор пошатнулся и упал - видимо, его ослабили произнесённые ещё за столом слова. Гленну было трудно представить, как ревенат мог сам молиться и видом не показать, сколь жгут его тёмное нутро светлые слова.
И вновь Азазель принёс с улицы вампира. Народ, взбудораженный произошедшим, говорил невесть что, но слова инквизитора не особо волновали. Оглушённый Брэм выглядел как труп. Впрочем, ревенаты и без того мертвы. На руку играла разве что обычная для Ливингстоуна бледность, так что те, кто был в трактире, наверняка не заметили ничего подозрительного.
И вновь на кровати Азазеля лежал ревенат. И вновь на него Гленн пытался надеть кольцо, понимая, что наличие мёртвого на вид инквизитора куда хуже, чем наличие никому здесь не известной девушки в аналогичном состоянии. К тому же кольцо служило хоть какой-то гарантией того, что после пробуждения Ливингстоун если и накинется на Гленна, то с человеческими силами, а не ревенатскими.
Дверь бесцеремонно распахнулась, явив инквизитору запыхвашегося хозяина трактира, аккурат когда Гленн надел кольцо на безвольно лежащую руку Ливингстоуна.
Ваша милость! Ваша милость, вы ви... ой.., — осёкся тот, разглядев, чем занят Рехтланц. — Простите, ваша милость. Не знал.. Я уже ухожу, — трактирщик принялся пятиться к двери, выскочил и захлопнул за собой дверь. 
Гленн едва заметно поморщился — слухи, что один инквизитор забирает у бессознательного брата всякие побрякушки, не пойдут на пользу. Однако недовольство сменилось заинтересованностью - кольцо постепенно начало оказывать нужное воздействие на ревената. Лицо Ливингстоуна утратило бледность, щёки порозовели, дыхание выровнялось, стало ощутимее. Он стал походить не на мертвеца, а на спящего крепким сном человека.
Зато теперь знаем, что оно работает ограниченное время, — вздохнул инквизитор. Пальцы Евы были не настолько худы, чтобы кольцо свалилось само.
Будет кусаться — дай ему в глаз, — устало напутствовал Азазель Гленна, отойдя от постели к столу, на котором было разложено его снаряжение. Застёгивая гамбезон, он угрюмым голосом поинтересовался: — Ты знал, что он вампир ебучий?
Знал. Ты куда собрался?
Я даже не удивлён, — безразлично покачал головой наёмник. Вслед за гамбезоном он облачился в кирасу с наплечниками и, потуже затянув ремни, потянулся к наручам. — Да так, чуйка у меня, что лучше в одних портках да рубахе не расхаживать. Её-то мы всё равно хрен поймаем сейчас.
Нам надо покинуть город, — повторил Рехтланц наёмнику то, что не так давно сумел внушить Ливингстоуну.
Да, поганый городишко, в Аустените хоть приличные люди были, — хмыкнул наёмник. — А Еву что, здесь бросим?
Мы для неё ничего не можем сделать сейчас, — нехотя признал инквизитор. — Азазель, найди какую карету закрытую, или же пару лошадей. Нам не стоит задерживаться.
Ненавижу, когда ты прав. Собирай манатки, — кроме оружия и доспехов, Азазель привык всё остальное своё имущество хранить в котомке, благо, имущества было не так уж много. Надев шлем и вложив меч в ножны, наёмник перекинул котомку через плечо и пошёл к двери: — Надо бы этого связать и кляп какой замастрячить. Но тут сам решай, если что, верёвку я на столе оставил.
Если будешь брать экипаж, то смотри, чтобы возница не помешал покинуть город.
Когда Азазель ушёл выполнять поручение, Гленн встал возле Ливингстоуна, прислушиваясь к его дыханию. Он понимал, что наёмник всё верно сказал. Разумнее всего было бы связать Ливингстоуна так крепко, чтобы уж наверняка. Однако тогда надежды вновь восстановить доверие провалились бы. Всё-таки Рехтланц утаил ревенатскую сущность Евы, пускай и в интересах дела. Свяжи он вдобавок Брэма, и проблем станет намного больше. Поэтому инквизитор поспешно сходил в соседнюю комнату и взял все вещи - и свои, и сбежавшей Евы, благо всё было заранее собрано в сумки.
Ливингстоун лежал, не подавая признаков близкого пробуждения, и Гленн счёл разумным потратить имеющееся время на написание нескольких писем. Сдвинув в сторону выложенные наёмником верёвки, Рехтланц положил на стол несколько листов пергамента, выставил пузырёк с чернилами и письменные принадлежности.
Первое послание было коротким. Предназначалось оно Еве — инквизитор кратко написал, что забрал все вещи с собой. Послание было спрятано в той комнате, в которой какое-то время жили они с Евой. Не на виду - едва ли кому пришло в голову искать записку в столь неудобном месте. Для того, чтобы она всё-таки нашлась, если Ева вернётся сюда, инквизитор слегка мазнул по краю своей кровью. Поначалу, конечно, он посматривал на Брэма, однако тот на какое-то время стал человеком, и потому его кровь наверняка лишь спугнула бы Еву. Никаких указаний в послании не содержалось - инквизитор не раз говорил Еве про Бризингер и про то, как найти там мастера Лорана, да и сам наставник предупреждён о необычной спутнице Рехтланца.
Второе письмо оказалось не в пример длиннее и витиеватее — инквизитор писал Епископу о необходимости покинуть город ради расследования, и при том обещал, что поездка окажется не слишком долгой. Помимо сути хватало всяких сообразных статусам и событиям вычурных оборотов.
Третье послание должно было быть для наставника, но в этот момент начал приходить в себя Ливингстоун. Отложив перо в сторону, Гленн поднялся со стула и подошёл к кровати, попутно думая, сколько правды он может выдать младшему инквизитору.




Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 09 Апрель 2021 - 00:09


  • 4


Серые, лишенные каких-либо эмоций лица осуждающе глядели на него. Снова. Снова он не оправдал тех надежд, которым и богам не дотянуться. Эти люди стояли в ряд, другие прятались за ними. В центре возвышался усатый мужчина с черными бровями и пробивающими серыми глазами. Казалось, он видел всё, все мысли, все потаённые страхи и глупые мечтания, чтобы потом уничтожить своим жестоким словом. Подле него, сложив руки на груди стояла худая женщина. Уголки её тонких губ как обычно разочарованно опущены. Она обратилась к мужчине и, когда тот нагнулся, чтобы лучше слышать, что-то прошептала ему. Безжалостная улыбка исказила его серое лицо. Остальные одобрительно закивали, и их постные физиономии, словно у кукол, изуродовала не менее паршивая ухмылка. 
Брэм Эйвери Ливингстоун стоял на коленях перед ними, сжимая в руках именной сигнум. Крест неистово жег руки, пальцы которых словно закостенели и не могли разжаться. Хотелось дышать, но не легкие пережали чьи-то невидимые сильные руки. И так он сидел перед ними, скрепя зубами, раскаленным огнем в ладонях и болью в сердце, пока его родные хладнокровно бросали на него презрительные взгляды. 
Отец его неожиданно вскинул руку, улыбнулся так, что по спине прошлась дрожь, и, прижав к себе мать Брэма, вцепился зубами ей в шею. Через мгновение с разодранной глоткой упала к его ногам. 
С трудом подняв глаза обратно на отца, он не увидел его. На него смотрел тот самый вампир, Батист де Крул, всё ещё пережевывая плоть. Кровь ослепительно краснотой выбивалась среди общего серого пространства…
Ливингстоун резко сел, не понимая что происходит и почему голова кружится. Сильный позыв рвоты заставил его свесится с кровати, и поток крови брызнул на пол. 
Он застонал, словно после длительной пьянки. 
Что... Рехтланц? — Ливингстоун уставился на инквизитора так, словно впервые его увидел.
Гленн Рехтланц ожидающе стоял рядом с кроватью. 
Как самочувствие, брат? — спокойно поинтересовался тот.
Странное... — он сел, свесив ноги, —  и одновременно знакомое. Что произошло?
Вы помните, что произошло с вами?
Я помню госпожу Еву, — Ливингстоун, нахмурившись, грубо провёл костяшкой пальца по лбу, словно это могло помочь собраться с мыслями и воспоминаниями. — Но она была не в себе. Далеко не в себе.
Её дикие белёсые глаза зверя, повадки хищника и жажда крови. Ева, которую подлец Батист, прости Господи, окрестил ведьмой оказалась вампиршей. 
Он поднял осуждающий и одновременно понимающий взгляд на Рехтланца.
Вам и это было известно?
Что ж, самое время рассказать всю правду. Рассказ будет короток, да и нет у нас времени на длинные, — Рехтланц бросил взгляд на окно.
Началось всё в Аустените, — негромко заговорил Гленн. Требовалось напрягать слух, чтобы разобрать слова. Иной защиты от чужих ушей он попросту не придумал. — Если помните, инквизитор там потребовался, чтобы выяснить, кто убивал паладинов. И поначалу под подозрение попала именно Ева... Тогда я не знал, что это де Крул хотел расправиться руками Инквизиции с врагом. Ева была невиновна. Это выяснилось не сразу, о чём я жалею, но всё-таки... Сложно доложить о тех событиях цельно, были свои затруднения. Однако я должен сказать, почему без страха поворачиваюсь к госпоже Еве спиной и почему не боюсь делить с ней одну комнату. И это отнюдь не простая благодарность за её помощь в Аустените. Знаете, Ливингстоун, по сравнению с ней вы — чудовище. Её же будто благословил и проклял Единый. Её не коснулось обращение так, как прочих. Ева в каком-то смысле оказалась... Чиста. Душой. Я не буду интересоваться вашими успехами на улицах ночной Империи. В конце концов, людская плоть слаба перед искушениями, особенно теми, которые вызваны обращением. Однако Ева лишена этой слабости. Ни один человек не пал от неё. Слаще горячей крови, текущей по жилам людей, ей лишь кровь подобных вам. Именно за это на неё охотится де Крул. За это и за то, что она долгие годы медленно, но верно очищала Империю от этой заразы. Разумеется, подобное должно было стать известно в Ордене. Как для помощи, так и для борьбы. Уверен, ваш случай не уникален, пускай Орден ещё достаточно молод. Мы направлялись на встречу с представителями Ордена, однако задержались - я об этом вам уже рассказывал не раз. Упыри. Ева сумела второй раз спасти мне жизнь, а также нашла сие замечательное кольцо... Вы можете узреть его на своём пальце. Только не снимайте раньше срока, я уже почти договорил. Как выяснилось случайно, оно даёт подобным вам очень качественную иллюзию жизни. Ева не устояла перед этим искушением. К тому же нам из-за потери лошадей и вещей требовалось идти в Бирен, место людное и опасное. Если бы не досадная задержка, мы уже покинули бы его... Но мы не знали ни про де Крула здесь, ни про замыслы епископа. Нам пришлось растянуть своё пребывание. Всё шло хорошо до этого вечера. Видимо, кольцо не удовлетворяет потребностей сущности. Ева на улице упала в простой голодный обморок, а кольцо обронила. При пробуждении же ближайшей добычей оказались вы. Признаюсь, я полагал, что молитва заденет вас куда меньше... Однако вы потеряли сознание. Мне пришлось надеть кольцо на вас, чтобы в случае чего толпа не начала орать, что инквизитор прибил инквизитора. Вот вся история. Теперь вы знаете. Произошедшее на планы наши не повлияло, и сейчас наёмник ищет лошадей, а мы с вами собираем вещи. Не забудьте оставить послание своим людям.
Ливингстоун долго не отвечал и смотрел в пол. Казалось, он был занят своими мыслями, а долгий рассказ его утомил.
Орден не поймет, — вскоре произнес проклятый церковник, потирая шея. Он ностальгически осмотрел свои руки по которым пробежала дрожь после неудобной позы слушателя. — Он не поймет.
Сказав это, Ливингстоун ещё какое-то время хранил молчание.
Не найдется ли у вас куска пергамента, чернил и пера? Если, конечно брат Освальд и брат Хогг ещё находятся в добром здравии.
И всё же я надеюсь, что не все братья столь зашорены в своём служении, — проговорил Гленн. После же предоставил Ливингстоуну требуемое: — Им лучше не покидать Бирен. Пусть чаще наведываются в Церковь и меньше появляются в безлюдных местах. Возможно, так они будут в большей безопасности.
Надежда, — усмехнулся Ливингстоун, приняв пергамент и перо. — Многие уповают на неё, а затем уходят во грех, когда ожидания их не оправдываются.
Он, заняв место за столом, макнул перо в чернила и, используя шифр, написал напутствия своими юным помощникам.
Уныние не меньший грех, брат. Dum spiro, spero.
Одарив Рехтланца холодным взглядом, Ливингстоун продолжил писать. Спустя время он сложил послание и, оперевшись о стол, не без труда поднялся. Казалось, его всё ещё вело в сторону, а голова кружилась.
Где ваш нефил... наёмник Азазель? Это нужно передать.
Скоро объявится, — ответил Гленн.

Сообщение отредактировал Ливингстоун: 09 Апрель 2021 - 00:09



Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 27 Апрель 2021 - 01:21


  • 4
13 апреля 3057 года IV Эпохи
Бирен. Дело к утру.

Как Гленн и предполагал, Азазель не заставил себя ждать. Не общество Ливингстоуна тяготило, но необходимость лишние часы и даже минуты задерживаться в Бирене. Ситуация уже полностью вышла из-под контроля. Рехтланц ничего не мог противопоставить ревенатам. И если до этого момента де Крул забавлялся, стравливая двух инквизиторов, то после того, как Ева пожрёт его птенцов, вампир просто сам вмешается. И помощи ждать неоткуда - никто не готов к противостоянию с вампирами, особенно в Бирене. Ни паладинов, ни хоть сколько-то компетентных служителей Ордена. Избалованный город просто не переживёт того, с чем едва справился Аустенит. Если и найдётся в нём кто-то со столь же пламенной верой, какая была у отца Бартоломея, то воинов умелых не наберётся и дюжины, а если и наберётся, то всё равно их будет недостаточно.
Карета скоро будет подана... — спасением от мрачных мыслей ввалился в комнату наёмник. — А, и этот очухался, — заметил он.
Всё-таки карета... Сколько лошадей запряжено?
Я в фигуральном смысле, — Азазелю оставалось лишь прикрыть чело дланью... то есть забрало шлема, - тройку взял, больше — дороговато. И то еле сторговался, — само собой, зайдя в комнату, Азазель плотно закрыл за собой дверь.
Что ж, неплохо, — с одобрением кивнул Рехтланц, готовый ко всему от телеги водовоза к добровольно-принудительно подаренной кем-то из вельмож кареты. — В случае чего и верхом можно будет продолжить путь. Собирай вещи, я пока подготовлю Гнедка — побежит рядом, а там видно будет. Ливингстоун, ваше послание готово?
Младший инквизитор молча протянул сложенную записку, и Рехтланц присоединил её к посланию для Епископа.
Нам не стоит тянуть с отъездом. Пока поступок Евы хоть как-то отвлекает выводок де Крула, у нас ещё есть шанс беспрепятственно покинуть город и найти людей, которые смогут хоть что-то противопоставить ревенатам.
Никто не стал возражать или спорить.
Да, пара легионов паладинов и церковный хор не повредили бы, — совершенно серьёзно кивнул Азазель. Из своего барахла ему оставалось взять лишь лютню, да верёвку. Наёмничья привычка жить налегке уже не раз наверняка помогала ему быстро собраться и так же быстро смотаться. Впрочем, и Гленн не растягивал сборы.
Уходим.
Уже внизу, на первом этаже постоялого двора, Гленн отдал трактирщику все письма с указаниями, куда их следует доставить. Также он не забыл добавить, что скоро вернётся, а потому надеется, что за время отлучки его комнаты никто не займёт. После этого инквизитор закинул вещи в карету и вывел из конюшни Гнедка - шорник ещё не приготовил необходимого снаряжения, и потому все сборы заключались лишь в привязывание коня за узду к карете. Тибо всё это время спокойно суетился у конских ног, не пугаясь громадных животных.
Азазель, где возница? — между делом поинтересовался Гленн.
Без него дешевле, — ворчливо откликнулся Азазель, будто из своего кармана платил. — И так здорово поиздержались, да у Цохеров сколько проебали впустую, — как и всякий наёмник, Азазель знал цену деньгам (потому что деньги можно спустить на бухло и шлюх) и его буквально коробило от мысли, сколько они заплатили Цохеру за медицинские инструменты, а теперь вынуждены бежать из Бирена, не забрав товар. — И лишние свидетели нам ни к чему, — при этом Азазель покосился в сторону Ливингстоуна, а в его голосе холода было не меньше, чем желчи. Может Странник ещё что хотел сказать, но полный ужаса женский вопль оборвал поток его откровений.
Истошный женский вопль прозвучал где-то вдали, с южной части города. Он был полон ужаса, однако ничего знакомого в нём инквизитор не услышал. Ливингстоун не вздрогнул, только хмурясь посмотрел в сторону, откуда мог доносится вопль.
Госпожа Ева? — предположил он. — Или Карстаули... С ней, брат, вам доводилось встречаться?
Из всей этой шайки я знаю лишь Батиста, — отозвался Гленн, поняв, что речь о каких-то прихвостнях де Крула.
Избавленный на время от проклятия вампир покачал головой и, казалось, даже хрипло посмеялся.
Жестокая особа, — он вновь потянулся к шее, будто что-то вспоминая.
Вряд ли, Ева так орать не стала бы, - возразил наёмник Брэму и вернулся к укладыванию своего барахла в карету. Хотелось ему броситься на шум или же нет, осталось для дуэта инквизиторов загадкой.
Это кольцо... — начал Ливингстоун, подняв ближе к глазам руку. — Оно вылечивает от... Хотя госпожа Ева бы... — его высказанные предположения прервались. — Где вы его нашли, брат?
Не вылечивает, - пресёк опасные размышления Рехтланц. — Скорее обманывает ваши ощущения и скрывает от прочих. А найти довелось в том доме, куда мы забрели после встречи с упырями. Чистая случайность.
Случайность ли отыскать в заброшенном доме столь необычный магический предмет? — Ливингстоун казался более возбуждённым, чем после пробуждения — очевидно, пьянящая иллюзия жизни его увлекла.
В любом случае мы покидаем город, — проговорил Гленн, сочтя, что Ливингстоуну лучше не отвечать сейчас. К тому же были более насущные вопросы.
Даже ничем не поинтересовавшись, Ливингстоун занял место в карете, чем вызвал мимолётную пренебрежительную усмешку. Всё-таки аристократические замашки не вывести из человека, сколько наставники Ордена не бьются.
Так кого же ты, Азазель, решил сделать возницей?
По очереди можем, — невозмутимо пожал плечами наёмник. Дождавшись, когда Брэм залезет в карету, он уже тише добавил: — Только этого за поводья не пускай. Не верю я ему.
Ты хоть умеешь управлять лошадьми? — вздохнул инквизитор.
Поводья удержать смогу.
То есть передавишь половину Бирена, — сделал вывод Гленн и сам занял место возницы, направляя лошадь к выезду из города.
Править лошадьми Рехтланц научился давно, причём сложно сказать, не сидел ли он на козлах до того, как познакомился с мастером Лораном. Впрочем, и наставник уделял сему делу достаточно внимания. Он был убеждён, что в случае чего инквизитор обязан мочь воспользоваться как конём, так и упряжью, если коня под рукой нет. Немало историй он рассказал о том, как подобное умение спасало чьи-то жизни. Ещё больше пришлось на истории с мрачным концом, когда от неумения были лишь проблемы. Да и сколько просто случаев постоянно происходит, когда телеги да кареты давят зазевавшихся и недостаточно поспешных прохожих, или когда чего-то испугавшиеся кони вместе с телегами и каретами размазывают людей по мостовым. Потому если и доверять Азазелю поводья, то только подальше от города.
Рехтланц правил изначально не в те ворота, через которые можно было бы выехать на тракт, ведущий прямиком в Бризингер. Прежде чем покинуть эти края он хотел заглянуть в два места. В первую очередь следовало проверить заброшенную хижину. Всё-таки в первое своё появление там инквизитор наверняка многое упустил, а раз рисунки со стен нашлись и в книгах демонолога, то тем более стоит перепроверить всё ещё раз. После же следовало вернуться к тому мосту, где были упыри — пусть о них Гленн и сообщил в Орден, самому проверить стоит пока время окончательно не стёрло всевозможные следы. Была ещё призрачная надежда, что Ева наведается в хижину — после прояснения рассудка она наверняка станет искать убежище, а в городе это не так просто.
Но не Ева занимала все мысли в пути. Забота о спутниках была не так важна, как дальнейшие действия вообще. Не Азазелю же и Ливингстоуну беспокоиться о последствиях? Азазель всего лишь наёмник. Он многое может думать или говорить, однако он сам по себе. Конечно ему выгоднее не рисковать зря жизнью, когда при этом могут даже не заплатить. Ливингстоун не лучше — всего лишь младший инквизитор. Временами слишком упёртый, временами поддающийся эмоциям. Ранги для него мало что значат. Хотя не исключено, что по праву знакомства и схожего возраста в общении он про них просто забывает. Но сейчас он просто смиренно сидит в карете и ожидает своей участи — события Бирена выбили его из колеи. В отличие от Азазеля в таком виде Ливингстоун совсем бесполезен. Быть может, лучше отступления в Бризингер продолжение своих дел здесь? Оставить Брэма под присмотром Азазеля, чтобы самому вернуться в город и запросить ещё одну аудиенцию у Епископа? В конце концов, с Маркизой совладать удалось... Всё равно ревенаты не покинут Бирен, и потому в случае чего они всегда смогут прикрыться горожанами.
Лошади покорно встали возле заброшенной хижины. Ставшее когда-то спасительным убежище при утреннем свете выглядело более чем уныло. Но до убранства ли было, когда Гленн и не надеялся выжить? Хоть какие-то стены да огонь — вот что имело значение тогда. Быть может, это же убежище станет темницей для Ливингстоуна, если Рехтланц решит вернуться в город в одиночестве. Темницей и проклятьем — с дырявой крышей, продуваемой всеми ветрами, далёкой от человеческого жилья.

Прибыли, — бросил Гленн, откладывая всякие размышления на потом.




Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 27 Апрель 2021 - 22:33


  • 4

Что это за место? — задал вопрос Ливингстоун, когда взору предстала хижина крайне ветхого состояния.
Тот дом, где нашли кольцо. Наверняка тогда что-то упустили, — проговорил Гленн, стреноживая лошадей. Ему не хотелось, чтобы непривычные к лесу лошади куда-то ушли. Расправившись с этим, Рехтланц направился к хижине.
С порога стало ясно, что после них здесь кто-то успел побывать. Сладковатый запах разлагающегося тела витал в воздухе лишь как напоминание, не более — его источник давно был уже не в хижине. Также со стен пропали те знаки, которые помнил инквизитор. Не осталось даже намёка на них. А вот на ложе обнаружилось ручное зеркальце. Овальное зеркало было целым, в бронзовой окантовке — едва ли оно вязалось с нищенским видом хижины. Если его хозяин богат, что даже не заметил пропажи, то что он мог забыть в столь убогом месте и как связан с владениями демонолога? Если же его хозяин нищ, то тем более не бросил бы столь важную вещь. Но богатый хозяин не пришёл бы пешком, а на земле следов копыт не было. А бедный бы и не покидал жилища без самого дорогого предмета, даже если бы намеревался вернуться. Может ли быть так, что зеркало — весточка для кого-то? А может, наоборот, предупреждение? И кто уничтожил символы на стенах — автор, знающий, просто богобоязненный?
Батист де Крул, демонолог, ведьма, упыри, пёс... Слишком много в Бирене всего сейчас происходит. Каждый момент чем-то напоминает случайно найденный осколок окрашенного стекла. Кто знает, не принадлежат ли сии осколки одному витражу, скрывающему картину большего размера? Что таит в себе Бирен, почему столько всего на первый взгляд разного сейчас завязано именно на него? "Столько различных вероятностей, и как же мало времени, чтобы установить, что же здесь произошло! Adiuva me, Domine!"
И словно ответом на крик души раздался отдалённый звон колокольчика. Поняв же, что слышит это и Ливингстоун, Гленн решительно покинул хижину, переступив через оставленную щенком лужу. Звон раздавался где-то в лесу и приближался. Если то зеркальце было посторонним в хижине, то колокольчик казался совсем уж неуместным в лесу. Его скорее привычнее слышать в городах, когда больные проказой предупреждали горожан о своей заразе. Но чтобы прокажённый в лесу предупреждал о себе? Едва ли он видел карету — подлесок был слишком густ для этого, а лошади стояли спокойно и не ржали. Быть может, в лесу есть кто-то ещё?
Брат, Азазель, идём, — коротко бросил Гленн и направился на звон с намерениями разобраться. Наёмник разбирался с лошадьми, и потому за инквизитором последовал лишь Брэм.
Вскоре между деревьями показался прокажённый, при ходьбе опирающийся на посох. Он был высок, но сутул; одет в длинное рваное рубище, которое не знало стирки годами. Руки с лицом были закрыты каким-то столь же "чистым" тряпьём. Он тащил в руках котомку и совсем не замечал инквизиторов вплоть до тех пор, пока не заржала одна из каретных лошадей. Услышав ржание прокажённый вскинулся, наконец увидел инквизиторов и замер на месте. Он будто бы хотел пойти прочь откуда пришёл, но при этом не решался, опасаясь вызвать гнев инквизиторов.
Доброго вам дня, любезный! — первым заговорил Рехтланц. — Куда путь держите?
Слава Исайе божьему Сыну! — поприветствовал он инквизиторов низким скрипучим голосом. — Помоги вам святой Арнис и святой Иенок, святая Петронелла и святая Ядвига, покровительница путешественников... Дык, в хижину иду, ваши преподобия... Думал, пустая, брошенная, не нужная... Вона запущенная какая... — говорил прокажённый не без труда, будто через боль.
Вы живёте в ней или просто часто бывали рядом?
Что? — он приложил руку к уху.
Хижина, — громче повторил инквизитор, не думая просто так подходить ближе. — Вы живёте в ней или просто временами заходите?
А... никак нет... я из Бризингера сам родом. Шёл на Север, в города-то особо не захожу, гонят меня ото всюду.
Откуда о хижине знаете?
Шёл, смотрю, стоит. Постучался, хотел хлеба попросить. В руки мне не дают, на порог выкладывают обычно.
А нашли хижину как?
Дак шёл лесом.
И почему же вы сразу не остались в хижине?
Дык остался. Три дня как тут...
Не заглядывал ли кто кроме вас в хижину?
А?
Гости в хижину не приходили?
Дык, вы...
А кроме нас?
Дык... не знаю.
Вы же живёте здесь, — терпеливо напомнил инквизитор. — Как долго, говорите?
Три дня.
И кроме нас никого?
А?
Никто не приходил в дом? — терпению Рехтланца можно было позавидовать. Азазель наверняка бы уже вовсю ругался, да и Ливингстоун наверняка бы нетерпеливо подгонял столь неприятного собеседника. Гленн не знал, как часто доводилось Ливингстоуну присутствовать на допросах, но сам давно уже смирился с тем, что порой тяжело вытягивать слова, что порой это происходит даже не в первые дни. Так что теперь какой-то прокажённый?
А, так вы же... Я по грибы уходил. Возвращаюсь, вижу вы... я почти ничего не касался. Уйду, если скажете.
Опишите дом изнутри, — попросил инквизитор. Ответом прокажённый дал понять, что хижину действительно знает. — И пахнет там вроде как травами знахарскими да дымом, а стены копотью измазаны? — спросил он, хотя понимал бесполезность вопроса. Прокажённый замялся. — Я прав?
Помоги вам святая Ядвига и святая Патронелла... если ваши...
Смелее, — подбодрил инквизитор. — Говорите, любезнейший.
Не было там ничего такого.
А как было?
Стены там были исписаны. Так я стёр это. Не знал, что чьё-то.
Исписаны? Вот как? И чем же?
Ась?
Чем стены были исписаны?
Не знаю. Знаками.
Никакое зверьё не интересовалось хижиной?
А? А!... не знаю.
А где река знаете?
На этот вопрос прокажённый махнул рукой в неопределённом направлении. Гленн заметил, что на перебинтованных кистях уже не хватало пальцев. Болезнь пожирала тело.
Довольно неожиданно Ливингстоун положил руку на плечо Рехтланца и ненормально сжал его. Гленн подумал, что что-то случилось, однако оказалось, что Брэм сам желает поговорить.
Как твоё имя? — спросил он у прокажённого.
Э-э-э? — приложил тот ладонь к уху. — Чего говоришь?
Имя назови.
А-а... Альрауном звали...
Как теперь зовут? — громко задал вопрос Ливингстоун.
А-а.... никак...
Пока Ливингстоун донимал вопросами прокажённого, успел подойти закончивший с лошадьми Азазель.
Думаю, нам тут делать больше нечего, — шёпотом сказал он Гленну и уже громко обратился к прокажённому: — Ну, добрый человек, спасибо за разговор, но пора нам! На вот, пожуй, малёха крепче будешь! — с этими словами он скинул с плеча котомку, развязал её и достал оттуда краюху хлеба с хорошим куском мягкого сыра.
Верно, дела у нас ещё остались, — кивнул Гленн, решив внять предчувствиям наёмника. — Идите, любезный, в хижину — не дело дому без хозяина стоять.
Правда, прокажённый едва ли вслушался в эти слова. Увидев Азазеля, прокаженный замер, вытаращился на него как дед на репку и не сразу пошевелился, когда наёмник протянул ему хлеб.
Бо... благадарствую... помоги вам святые Арнис и Иенох... — рассыпаясь благодарностями прокажённый бочком поспешно прошёл мимо инквизиторов и наёмника, а после юркнул в хижину, закрылся и затих.
Подобная поспешность озадачила инквизитора. Прокажённый будто испугался Азазеля. И едва ли он опасался того, что отнимут еду. Быть может, они с Азазелем были знакомы? Или он попросту от кого-то скрывался, причём не только из-за болезни? С намерением разобраться Рехтланц последовал за назвавшимся Альрауном. Он постучался в дверь и спросил, может ли войти один, без сопровождения. Но ему ответом стала лишь тишина. Повторно постучав и выждав, Гленн наплевал на всякую вежливость и сам открыл дверь. Стала понятна причина тишины - хижина была пуста.
Чувствовалось, что здесь применили магию. На столе валялась подаренная Азазелем еда.
In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, — совершил инквизитор крестное знамение, уже не надеясь хоть что-то понять. — Азазель, Брэм, взгляните.
Святоша, почему с тех пор, как я связался с тобой, вокруг регулярно происходит всякая срань? — судя по всему, вопрос был риторическим. Хотя эмоций в голосе Азазеля было не больше, чем обычно. Гленн не стал напоминать, что до появления наёмника прокажённый вёл себя вполне нормально.
Магия, — заключил Ливингстоун. — Надо проверить стены и пол.
Вам, брат, случаем голос назвавшегося Альрауном не показался знакомым?
Я его слышал, — в раздумьях проговорил Ливингстоун, пытаясь вспомнить кому мог принадлежать голос пропавшего прокаженного. — Брат! — церковник резко шагнул в сердце комнаты. — Этот голос! Искажён. Сиплый. Помните я рассказывал вам о деле, о грешнике, что связался демонологией, но был пойман?
Который погиб во внезапно вспыхнувшем доме? - уточнил инквизитор, не разделяя подобной радости.
Именно!
Превосходно, — без лишних эмоций проговорил Гленн, оглядывая пустые стены. Лишние упрёки были ни к чему, хотя понять, как можно в ходе довольно долгой беседы не узнать голос знакомого человека, было трудно. — Жаль, что мы выяснили это слишком поздно. Беседа могла бы выйти очень интересная.
За неимением иных идей было решено проверить, что же в действительности делал демонолог в лесу. К счастью, следы он оставил довольно чёткие, они не петляли. Поначалу по следам идти было легко. Ливингстоун, возглавлявший процессию, безошибочно угадывал направление, ориентируясь по сломанным веткам, после - по потревоженному мху. Но вот следы привели инквизиторов на полянку. Высокая трава, её устилавшая, давно уже выправилась, скрывая любой намёк на недавнее пребывание здесь демонолога.
Блуждания по полянке позволили всё-таки найти ещё один след - срезанные гробы. Пускай это не могло дать представления о направлении, иных следов поблизости не имелось. Возможно, демонолог не солгал и действительно ходил за грибами.
Брат Рехтланц, — Ливингстоун обратился к инквизитору. — Либо грешник замыслил очередной ритуал, либо собрался готовить суп.
Брат Ливингстоун, — отозвался инквизитор, больше уделяя внимание заинтересовавшемуся грибами щенку, чем младшему инквизитору. — Грешник соизволил испариться, лишь на минуту оставшись в одиночестве, и даже не прихватил провиант, любезно предложенный Азазелем. По одним грибам судить трудно, так что нам нужны ещё следы.
В ответ церковник только сухо усмехнулся:
Лучше держите щенка, чтобы не убежал, - после чего принялся осматривать место дальше, осторожно и внимательно.
Наверное, на этом следовало остановиться и вернуться к хижине, где остался наёмник. Однако желание отыскать новые следы заводило инквизиторов всё дальше от хоть сколько-то знакомых мест, и в конце концов случилось то, что происходит с непривычными к лесу людьми. Они заблудились.
 




Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 28 Апрель 2021 - 21:37


  • 6

Недолго пришлось бесцельно блуждать по лесу — вскоре в лесной тишине послышалось эхо женских голосов. Их заметил не один Гленн, потому как замер и Ливингстоун, чтобы лишним шорохом не исказить и без того далёкие речи.
Брат, — тихо обратился Ливингстоун к Рехтланцу. — Вы слышите?
Гленн кивнул. Что бабам в лесу делать в такое время? Разве что по грибы ходить, да и то спорно — дел иных по весне хватает. Да и сомнительно, что рядом есть хоть какая-то деревня — слишком к городу близко выходит, да от тракта далековато при этом. Впрочем, всё равно следовало сходить и выяснить — иных ориентиров сейчас нет.
Как предлагаете поступить? — поинтересовался Гленн у Ливингстоуна.
Идёмте.
По мере приближения голоса стали слышнее, но не разборчивее. И наконец чужие голоса вывели инквизиторов к пруду, берега которого густо заросли камышом. В воде, несмотря на её прохладу, кто-то плескался, скрываясь за камышами. На дереве колыхалась какая-то одежда. На берегу спиной к инквизиторам сидела нагая девица, перебирая волосы с застрявшими стеблями водорослей и ряской, отчего они издалека казались зелёными. В косых лучах восходящего солнца стало заметно, как что-то в волосах блестело.
Ливингстоун учтиво кашлянул, предупреждая о своем присутствии. Гленн держал поводок с щенком, также под рукой поправил кистень — ему не нравилась такая встреча. Возможно, девушек вообще не стоило предупреждать. Но что сделано, то сделано. Мнение Гленна разделил и Тибо — невесело поскулив, он предпочёл скрыться за Гленном. Похожим образом, к слову, он реагировал на Ливингстоуна без кольца — об этом следовало задуматься.
Сидевшая на берегу девушка обернулась, взвизгнула и быстро соскочила в воду, уйдя туда по макушку. Плеск прекратился — прочие купальщицы взвизгнули и затаились. Ливингстоун обернулся на Рехтланца и пожал плечами:
Одежда здесь. Далеко не уплывёт.
Вероятно, их следует как-то успокоить, — проговорил Рехтланц, безмолвно предложив младшему инквизитору Ливингстоуну самому разобраться с девушками. В конце концов, наверняка после неудачи с демонологом ему хочется сделать что-то, что её перекроет.
Эм, — было заметно, что Ливингстоун замялся. — Сами выплывут, — повторил он.
Как вам будет угодно, — пожал плечами Гленн. — Не молчите же, Ливингстоун, скажите что-нибудь дамам, а то примут нас ещё за кого...
Именем Святой Инквизиции! — не придумав ничего другого, выкрикнул Ливингстоун. — А ну обратно!
Кхм... Можно и так, — пожал плечами Гленн, борясь с желанием повторить недавний жест Азазеля, когда тот дланью че... забрало прикрывал. Но рука по-прежнему лежала на кистене. Не дёргать же поводок зря? — Не теряйте бдительности, брат, — проговорил он вместо укоров и недоумений, чему только наставник обучал Ливингстоуна.
Не осталось незамеченным и то, что одежд для такого количества дам как-то маловато было... и вообще смотрелось так, будто кто-то просто зацепился за корягу. Однако слова Ливингстоуна о том, что им приказывает сама инквизиция, подействовали на девушек почти волшебно, вынудив тех подплыть к берегу и отвлечься от несоответствия количества одежды количеству тел.
Инквизиторы? — спросила одна. — Серьёзно?
Deus et Spiritum, da mihi claritatem mente et corde, — забормотал едва слышно Гленн, отнюдь не обрадовавшийся непонятной дерзости дам.   
Серьёзно, — более грубым тоном ответил Ливингстоун, отметая любую возможность мирного разговора. — Старший инквизитор Гленн Рехтланц и младший Брэм Ливингстоун. Ваши имена?
А не то что?
Libera me a confusione olim. Dimitte me videre, quod primum!
Ваши имена, пожалуйста, — повторил Ливингстоун настойчиво, будто не понимая, что подобным образом от таких ничего не добиться. — Здесь рядом селение? Откуда вы?
Da mihi ignota beatitudinis!
Селение? — переспросили из кустов и зашептались. — Рядом есть. Две мили. Бирен.
Mirum me cum gaudio!
И стоит это болото, чтобы идти две мили? — удивился Ливингстоун. — Здесь небезопасно.
Ну вы же прошли, — резонно заметили крестьянки и захихикали.
Конечно небезопасно. Тут же святая инквизиция, — добавила одна.
Et misit me an update in via mea!
Следите за словами, — строго и непреклонно посоветовал Брэм. — Выходим из воды. Вы прекрасно осведомлены, что происходит при нежелании в содействии.
Молчание.
Amen.
Камыш всё-таки зашевелился, и на берег вышли женщины. Одна была совсем юна — навскидку ей можно было дать не больше тринадцати, второй было за двадцать пять, третьей же оказалась женщина лет сорока. Вода струйками сбегала с их тел, повторяя все изгибы тел. Они стали, грозно упирая кулаки в бедра, и будто совсем не стеснялись своей наготы.
Полегче, святоша. Ты не в своем городе под защитой железа и камня. Ты на нашей земле, — сказала старшая.
Вашей земле? — усмехнулся церковник. Он даже не задумался о том, что женщина может действительно считать этот кусок в глубине леса своим. Но одёргивать Ливингстоуна Гленн не стал, потому как всё ещё полагался на разумность брата по вере.
Всё, что вдали от ваших каменных городов — наше. Так, сёстры?
Средняя — брюнетка с большой грудью, широкими бедрами и носом, который хотелось назвать пяточком — зевнула.
Зачем ты тратишь на них время, Герла? Давай убьём их.
Младшая смотрела на инквизиторов как дикий зверёныш — настороженно, с готовностью кинуться.
Рехтланц сосредоточенно молился в порыве защитить свой разум — кто знает, какой морок нашлют столь странные создания, которые, быть может, лишь прикидываются женщинами? Однако какой-то морок всё равно имел место быть, если судить по тому, как напряжённо застыл брат Ливингсоун. Он будто не мог оторвать взгляд от нагих тел.
Но даже в мыслях потешаться над Брэмом Гленн не стал, потому как и сам начал ощущать вопреки всему, что колдовское наваждение затрагивает и его. Участились сердцебиение и дыхание, во рту пересохло, а штаны показались уже и теснее, чем буквально пару мгновений назад. Нагие тела привлекали взгляд и лишь усиливали возбуждение. Подобную реакцию организма Рехтланц находил на редкость неправильным — если уж и говорить о предметах воздыхания, внимание инквизитора обычно привлекал совсем другой типаж. Сие же наваждение напоминало больше всплеск похоти, чужеродный, насланный. Увы, плоть была слабее разума, и сопротивляться становилось всё тяжелее. Однако с мыслью, что ревенатам похоть не столь свойственна, Гленн бросил поводок и попытался стянуть с руки стоящего рядом Брэма кольцо, что сдерживало проклятую сущность. Однако церковник так сжал свои кулаки, что попытка оказалась безуспешной. Женщины рассмеялись.
Что такое, ваши святейшества? Вид нагой женщины произвёл на вас такой страх? — старшая наступала, и остальные синхронно двинулись за ней. — Может, вам привычнее и по нраву видеть его на дыбе в прокопчённых казематах?
Не желая и дальше терпеть чужую волю, Рехтланц с силой провёл правым ухом по плечу. Грубая подсохшая кожа куртки и спрятанная под ней кольчуга сделали своё дело. Недавно погрызенное упырями ухо вновь обожгло болью, перенаправляя всё внимание организма на новое чувство. Гленн почувствовал, как по шее потекла горячая кровь. И только он решил окончательно избавиться от наваждений, вырубив старшую ведьму кистенём, как вдруг понял, что не может сдвинуться с места — послушная колдовской воле трава оплела его ноги до колена. Тогда Рехтланц выхватил нож и метнул его, однако клинок лишь оцарапал ведьму, не причинив ей существенного вреда, но рассердив.
Ливингстоун же будто окаменел, не сумев побороть наваждение и продолжая пялиться на голых ведьм. Но видимо глас разума где-то его разбудил всё-таки. Сменившись в лице Ливингстоун навёл арбалет на одну из шагающих.
Стоять, — приказал он.
Одна из девиц раскрыла рот и оглушительно завизжала. Закрыв уши руками, чтобы защититься от оглушающего вопля, от которого разрывались перепонки, Ливингстоун выронил арбалет и согнулся от боли. Гленн также не смог спастись от вопля — с силой прижав раненое ухо к плечу и закрыв левое ладонью, он всё-таки ощутил на себе всю мощь заклинания. Правда, сумел не выронить кистень.
Рехтланц даже не знал, что происходит с Ливингстоуном — едва придя в себя после столь дикого вопля он увидел, что ведьмы приближаются, и уже без всяких колебаний атаковал ближайшую кистенём, однако промахнулся - координация так быстро просто не успела восстановиться. А то, что ноги были спутаны травой и мешали хоть как-то отступить в сторону, било в конце движения и вовсе угодило по голени. Остатки равновесия были потеряны, и Гленн рухнул на землю, попутно замечая, что упал и Ливингстоун.
Не прикасайтесь к нему, сёстры! — прошипела старшая ведьма. — Кирр-Анаххат, великая Мстительница, поделись с нами яростью...
Опасаясь какого-нибудь заклинания, Гленн швырнул в ведьму флягу, надеясь если не ранить, то хотя бы отвлечь. Фляга в цель попала, но отскочила. Последовательница Кирр-Анахатт, демоницы мести, этого будто бы даже не заметила. Вместо этого они вдруг отвлеклись на что-то другое. Вокруг лежащего Ливингстоуна взметнулось пламя, а старшая что-то подобрала с земли. Кольцо.
Будто забыв об инквизиторах демонопоклонницы увлеклись беседой меж собой, обсуждая находку. Что-то порешив, старшая обернулась к Ливингстоуну:
Откуда у тебя это кольцо?
От меня, — ответил вместо Брэма Гленн, поднимаясь на ноги. Голень ныла после удара, но кость вроде бы была цела.
От тебя?! Ха-ха-ха! Пёс мёртвого бога, ты сжигаешь знахарей и травниц за малейшие подозрения в колдовстве, а сам вызываешь слуг Ласхура на перекрёстках дорог. За свое двуличие ты заслуживаешь медленной смерти.
И не узнаете, откуда оно у меня, — спокойно заметил инквизитор. Раз кольцо было у ведьм, то Ливингстоун наверняка должен скоро оклематься. Едва ли с тем голодом, который был у Евы, но всё же... Следовало просто тянуть время.
Сестра, он хочет сказать, что просто нашёл его на дороге, — хихикнула средняя. Младшая молчала. За всё время она не проронила ни слова.
Почему же на дороге? — вскинул брови Рехтланц. — Уверен, вы и не знали, как близко оно к вам было всё это время.
Если ты не вызывал демона самостоятельно, — холодно сказала старшая, — то снять ты его мог с пальца только одного человека — Мервина Марвигуса. Что с ним?
С чего вдруг такой интерес? И почему сразу "снял"? — спокойно продолжил Гленн, чувствуя, что только больше раздражает ведьм. Следовало поблагодарить еретиков, которые избирали столько различных вариантов уклонения от прямого ответа в допросных.
Старшая взмахнула рукой, и чёрные тряпки сорвались с ветвей, подлетели к хозяйкам и облачили их. Теперь перед инквизиторами стояли вполне одетые монашенки в чёрных рясах. Однако ткань липла к мокрым телам, и можно было сказать, что нагота никуда не делась. Младшая, кривя губы, постоянно поправляла подол.
Сейчас ты расскажешь всё, — Пообещала старшая.
Повинуясь ее жесту над Гленом склонилась ива. Она оплела его ветвями за плечи и начала поднимать над землёй. Трава отпустила ноги, и чем вызвала лишь усмешку — такую возможность упустили демонопоклонницы. Едва ли им Гленн расскажет хоть что-то.
Но будут ли эти слова правдой? — вновь усмехнулся инквизитор, стараясь не замечать столь неудобного положения. — Спроси вы меня вежливо, и ответ получили бы быстроВпрочем, полагаю, вам не так уж важно, что же в итоге случилось с Марвигусом и почему сей дар оказался у меня, — продолжал дразнить ведьм Рехтланц, изобразив на лице самую противную издевательскую усмешку, какую только мог. Инквизитор будто показывал всем своим видом, что у ведьм нет иного выхода, кроме как поддаться и начать играть по его правилам. С презрением он смотрел свысока на ведьм, ожидая, когда же у них лопнет терпение или когда ревенат наконец-то очнётся.
Второе произошло раньше. Резко вскочив, Брэм ринулся на младшую ведьму, подобно зверю хватая её зубами за тонкую шею. Чувствуя, как ревенат вгрызается в её шею, демонопоклонница ещё пыталась вырваться, но была слишком слаба для хоть какого-то отпора. Миг, и Ливингстоун уже бросился на другую. Средняя обернулась, увидела Брэма и вскинула руки и метнула какое-то заклинание, но в порыве слепой ярости ревенат не остановился и всё же дотянулся руками до шеи ведьмы, не обращая внимания на чудовищный жар. Вот и вторая ведьма пала. Одна из ветвей ивы всё-таки отпустила Гленна, и инквизитор повис на одной руке.
Он увидел, как старшая демонопоклонница пятилась, ругаясь, а потом вдруг окружила себя каким-то огненным коконом, поджигая траву. Колдовство вынудило её забыть про Гленна, и инквизитор упал, больше не удерживаемый ивовыми ветвями.
Убей их! Испепели! Не оставь от них тени! — услышал он, поднимаясь. Земля вокруг ведьмы потрескалась, сквозь щели прорывались языки пламени, и вскоре стало видно призванную тварь. Порождение огненной магии было ужасно. Казалось, это было воплощение самой стихии огня.
Жаль, Де Крул не видит, — довольно громко заметил инквизитор, осторожно двигаясь к лежащему неподалёку кистеню. — Что ж вы его не пригласили, а?
Если ведьма и слышала Гленна, то никак не отреагировала, даже будто совсем не заметила.
С вампирами, значит, заодно? — продолжил инквизитор, приближаясь к ведьме и раскручивая кистень. — То-то ваша покровительница будет рада...
Подобравшись, он как следует ударил по ведьме. Та отступила, уворачиваясь от удара.
И давно вы с клыкастым отребьем поделили Бирен? - спросил Гленн, наступая.
Хащ! — демонопоклонница сделала пасс рукой, как если бы отгоняла от себя мух. Кокон вокруг неё взорвался, расплёскиваясь во все стороны оранжевыми струями пламени. Не в силах увернуться, Гленн закрыл лицо сгибом левой руки и ударил по ведьме кистенём вслепую, подступая ещё ближе. На нём вспыхнула одежда. Удар кистеня пришёлся на кисть ведьмы и раздробил ей пальцы, заставляя выронить кольцо. Шипя от боли она отступила в сторону.
Инквизитор попытался сбить пламя о землю, но не смог. Поняв, что дело это бесполезное, он поднялся и вновь атаковал ведьму, но та уже была готова и сразу ответила заклинанием. Дикое пламя устремилось в лицо инквизитора. Глаза были спасены лишь из-за того, что Гленн прикрыл их локтем, но он почувствовал, как вспыхнули волосы, как начала превращаться в угли рубаха, как раскалялась кольчуга. Боль почти что оглушала. Поняв, что следующей атаки не переживёт, инквизитор побежал к озеру, стараясь лишний раз не вдыхать раскалённый воздух, и сразу прыгнул в воду, стремясь погасить пламя.
Ледяная вода спокойно расправилась с горящей одеждой и остудила металл кольчуги. Прохлада на какое-то время усмирила боль в ожогах. Озеро оказалось глубоким, и Рехтланц в него ушёл почти с головой. Расслабившись, он начал влекомый тяжестью кольчуги оседать на дно. Толща воды глушила треск пламени и рычание Брэма. Однако нехватка воздуха всё-таки вынудила всплыть.
Когда Рехтланц вынырнул, он увидел, что поднялся ветер, раздувая пламя. Повалил густой дым разгорающегося камыша. Он разъедал глаза и вызывал кашель. Жгучие искры разлетаются во все стороны. Одежда на ведьме вздулась пузырём. Демонополонница взлетела ввысь, под крону дуба, чтобы замереть на его могучей ветке. Призванное создание даже не давало передохнуть, ничуть не слабее ведьмы создавая различные заклинания. Инквизитору даже показалось, что вода в озере потеплела. Он не видел Ливингстоуна — от огненных атак приходилось скрываться под водой, а при выныривании за очередным вдохом молиться, чтобы не вдохнуть пламя. 
Мои сёстры... — чудом услыхал инквизитор шёпот демонопоклонницы. Следом пошли слова на незнакомом языке, и по интонациям они напоминали какую-то молитву.
Эй, ведьма! Мервин Марвигус. Я знаю, где его найти, — довольно громко сообщил инквизитор в следующее выныривание. Первая мольба Кирр-Анахатт призвала огненное чудовище, так что же демоница ответит на вторую?
Рехтланц был готов в любой момент вновь скрыться под водой, но выстрела не последовало. Стихиарий коптил огоньком и нетерпеливо мерцал. Воодушевлённый этим, Гленн продолжил:
Поджаришь меня сейчас, и сама нескоро его найдёшь!
Ведьма, которую сёстры называли Герла, задумалась. Ненадолго.
Когда смерть близка, мы забываем свой гонор и пытаемся торговаться. Не выйдет, — изрекла она, и призванный стихиарий вновь попытался сжечь инквизитора. Гленн успел нырнуть и отплыть чуть в сторону.
Верно, пытаемся, — вновь вынырнул инквизитор. — А если учесть, что им интересуются и вампиры, то твои шансы найти его стремительно снижаются.
Печально. — ответила ведьма с дерева. — Ну и хуй с ним.
Вместо пламени Гленна окутало колдовство. Держаться на поверхности стало труднее. Металл кольчуги, столько раз защищавшей его, тянул ко дну. Боль отступила совсем, сменяясь холодом. Навалилась усталость.
Остановись, ведьма, — раздался будто вдалеке голос Ливингстоуна. Стало понятно, что он всё ещё жив. — Пока не поздно!
Инквизитор вскрылся под водой. Сумев всё-таки из последних сил всплыть, он увидел лишь приблежающееся пламя. Вопреки всему тело хотело жить, а потому нашло хоть какие-то силы метнуться в сторону, хотя всё было бесполезно.
Стихия победила.
Инквизитор шёл ко дну. В лёгких не осталось воздуха, который помог бы всплыть. Да и стоит ли всплывать... Вода подобно мягкой перине приняла тело. Было слишком хорошо и спокойно, чтобы вырываться. Гленн закрыл глаза и перестал бороться с забвением.




Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 04 Май 2021 - 23:21


  • 4
Конечно не безопасно. Тут же святая инквизиция.
Следите за словами. Выходим из воды. Вы прекрасно осведомлены, что происходит при нежелании в содействии.
Молчание.
Камыш зашевелился и на берег вышло три девушки... женщины. Одна точно была девочкой лет тринадцати, вторая возрастом совпадала с инквизиторами, а третья явно была старше их двоих вместе взятых. Вода струйками сбегала с их тел, пряталась в ложбинках грудей, обтекала тёмные треугольники внизу животов. Они стали, грозно упирая кулаки в бедра и словно не стесняясь вовсе своей наготы.
Полегче, святоша, — высказалась старшая из них. — Ты не в своем городе под защитой железа и камня. Ты на нашей земле.
Вашей земле? — усмехнулся церковник.
Все, что вдали от ваших каменных городов —  наше. Так, сестры?
Средняя сестра — брюнетка с большой грудью, широкими бедрами и носом, который хотелось назвать пятачком — зевнула.
Зачем ты тратишь на них время, Герла? Давай убьем их.
Младшая, юная светловолосая девочка, смотрела на инквизиторов как дикий зверёныш, настороженно и с готовностью кинуться.
Ливингстоун с трудом проглотил комок, ставший в горле. Обнаженные мокрые тела женщин будоражили кровь, взывали к низменным, примитивным желаниям, которые мгновенно заняли всё его сознание и привели воображение в безумное мужское движение. Он даже не придал значения последним сказанным словам самой молодой, которая едва перешла порог зрелости.
Он сделал шаг вперёд, не отрываясь от нагих тел. Мужское начало взяло вверх над хладнокровным вампиром и инквизитором в одном лице. Кто-то схватил его за сжатый кулак, пытаясь сорвать с пальца надетое кольцо, что скрывало завесу проклятия. Девки рассмеялись. 
Что такое ваши святейшества? Вид нагой женщины произвел на вас такой страх? — старшая угрожающе двинулась вперёд, остальные синхронно последовали за нею. — Может вам привычнее и по нраву видеть его на дыбе в прокопченных казематах?
Однако тёмные подвалы и ледяные пыточные мастеров не всплыли в памяти Ливингстоуна, когда он впервые оказался в допросной. Грешник кричал, лишаясь ногтей, молился и вспоминал о боге, прощаясь с пальцами, но бог не пришёл, не помог. Всем ли даётся второй шанс или это глупые сказки, которым не выжить в реалиях сурового мира? 
Из-за спины вылетел нож, но лишь краем лезвия прошелся по щеке одной из сестёр и нисколько не замедлил её. Рехтланц шумно пыхтел сзади, но действовал дистанционно. Впоследствии Ливингстоун понял причину. 
Женщины надвигались не чтобы поговорить, а чтобы наказать и проучить. Три бабы в лесу, чьи одежды на мановению рук плывут обратно на них, далеки от роли парламентеров или невинных заблудившихся в чаще девиц. 
Сменившись в лице и наконец оторвав взгляд от пышных грудей средней девки, Ливингстоун навёл арбалет на одну из шагающих.
Стоять! — приказал он.
Одна раскрыла рот и оглушительно завизжала. 
Закрыв уши руками, чтобы защититься от оглушающего вопля, от которого разрывались перепонки, Ливингстоун выронил арбалет и согнулся от боли. В голове глухо грохотала буря, а вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь раздражающим свистом. Он припал к земле. В глазах мутными пятнами растворялся мир вокруг, в ушах — эхо далёких пещер, от которых выворачивало наизнанку. Оттрапезничай инквизитор бы уже изрыгал недорогие яства перед собой. Нащупав рукоять арбалета, он поднял его, сквозь выступившие слёзы прицелился в среднюю женщину и спустил курок. Однако средняя сестра оказалась быстрее: прытким ударом под локоть она заставила выпустить стрелу в небеса. В это же время младшая вскинула руки вверх, и трава начала стремительно оплетать инквизитора по рукам и ногам.
Вероятно тоже самое происходило и с Рехтланцом.
Понимая что дело худо, Ливингстоун из последних сил дотянулся до кольца и снял его. Брэм тут же почувствовал жуткий голод.
Святоша, — сказала средняя, — а на мои сиськи пялился так, что слюна капала...
Ведьмы изменились в лице, глядя на землю, где рвал и метал, рычал и скалился аки дикий зверь Брэм Ливингстоун. От боли, от слепой ярости, от невыносимого голода. Его трясло, кости словно каждый раз ломали, сростали и вновь ломали. В глаза вбивали раскаленные гвозди, а зубы рвали железным щипцами. 
Азазель! — раздался громкий окрик  Рехтланца вместо мата. — Я за что тебе плачу?!
Откуда-то из глуши донесся ответ:
Пошёл на хуй, я сам заблудился!
Ведьмы отпрянули.
Не прикасайтесь к нему, сестры! — прошипела старшая. — Кирр-Анаххат, великая Мстительница, поделись с нами яростью
Она подняла руки и в ладонях заплясало пламя.
Медленно, постепенно боль отступала, и вампир едва ли шевелился. Он застыл, словно умер. 
Откуда у тебя это кольцо? — раздался голос в голове. 
Ливингстоун дёрнул носом и едва скривил губы, не понимая что происходит. Безумная боль ушла, осталось лишь неприятное жжение. 
От меня, — ответил кто-то в его голове. 
От тебя?! Ха-ха-ха! Пес мертвого бога, ты сжигаешь знахарей и травниц за малейшие подозрения в колдовстве, а сам вызываешь слуг Ласхура на перекрестках дорог. За свое двуличие ты заслуживаешь медленной смерти.
— И не узнаете, откуда оно у меня.
— Сестра, он хочет сказать, что просто нашел его на дороге.
— Почему же на дороге? 
— Уверен, вы и не знали, как близко оно к вам было всё это время.
— Если ты не вызывал демона самостоятельно, то снять ты его мог с пальца только одного человека — Мервина Марвигуса.
Что с ним?
— С чего вдруг такой интерес? И почему сразу "снял"? 
— Сейчас ты расскажешь все
Хруст дерева раздался над головой, а по земле шумно поползли ветви словно змеи, извиваясь в траве. 
Но будут ли эти слова правдой? — продолжал говорить голос, в котором Брэм постепенно узнал Рехтланца. — Спроси вы меня вежливо, и ответ получили бы быстро. Впрочем...
Голос Рехтланца угасал, отдалялся. Открыв глаза, Ливингстоун увидел лишь тьму. Она была везде, окутывала его словно туман, дымками обвиваясь вокруг его ног, шеи, тела, плеч. И тянула вперёд. Не принуждала. Просила следовать за ней. И он пошёл. Нехотя. Шаг, второй, третий. Движение давалось утомительным трудом. Иногда мимо проносились мимолетные красные вспышки, бесшумно взрывались и пропадали во тьме. Он остановился поскольку его перестали тянуть вперёд. Черная дымка, выделяющаяся даже во тьме,  взметнулась вверх и вихрем кинулась в его сторону. Не успев даже дернуться в сторону, Ливингстоун раскрыл рот, и его отбросило и он начал падать. Он падал и падал, и это казалось вечностью. Дна не будет, подумал он, разозлившись. Его злило, что он оказался здесь, что поддался и пошёл вперёд, что дал себя ударить, что упал, а упасть не мог. Слабость и жалость взбесили его.
Голод. Бешеный голод поднял его на ноги так быстро, что казалось вампир просто возник из воздуха. Путы, наложенные ранее старшей ведьмой, треснули, и вампир выпрямился.
Ведьмы отвлеклись. Только младшая продолжала смотреть на вампира. Она не успела и рта раскрыть, чтобы предупредить остальных. Девочка беззвучно охнула, как зубы Брэма вонзились в её горло. Она захрипела, задёргалась, пытаясь оттолкнуть от себя вампира, но быстро слабела. Он оторвал ей часть горла и отшвырнул слабое хилое тело ребёнка от себя в сторону ивы и подвешенного на нем Рехтланца. Миг и он уже тянулся к следующей ведьме. Однако та успела среагировать, и в ревената рванула волна горячего дрожащего воздуха. В порыве слепой ярости он, не замечая как вспыхивает на нём одежда, не остановился и всё же дотянулся руками до шеи средней сестры, от которой несколько мгновений назад не мог оторвать глаз, и прижал к себе. Огонь, пылающий на его одежде, перенесся на неё, и она закричала. Концентрация её ворожбы пропала, и одна из ветвей ивы выпустила Рехтланца. Тот повис на одной руке. 
Рыча, вампир поднял горящую ведьму над землей на вытянутой руке. На лице застыла гримаса страха и боли. Её шея хрустнула, ненужная красавица мешком упала вниз. 
Развернувшись к старшей, Брэм прыгнул, но тут же упал вниз лицом. Заколдованная трава обвивалась вокруг ног вампира, жёсткая и острая она как ножи пронзала его стопы, привязывая к земле, и, испачканная в крови, росла дальше. 
Старшая попятилась, заругавшись. Она понимала, что трава уже не сможет остановить взбешенного вампира. И сделав резкие пассы, старшая и единственная оставшаяся в живых ведьма призвала себе на помощь магию огня. Пламенный кокон завихрился вокруг неё, отдавая адским жаром. 
Подтянув к себе мертвое тело ведьмы со сломанной шеей, Брэм швырнул его словно куклу в старшую ведьму. Оно ударилось об огненный кокон и обугленное отскочило обратно на землю, где, перекатившись несколько раз, замерло в неестественной позе. 
Сорвав с себя горящую одежду и отбросив в сторону, вампир вцепился руками в острую траву, окутавшую его ноги. Она резала, почти кусалась, когда он неистово выдирал её из земли, в кровь не жалея рук. 
Ведьма тем временем творила очередной заклинание, выкрикивая непонятные слова, что съедал шумный огненный вихрь  вокруг неё. Перед ней формировалась шарообразная концентрация огненной энергии, готовой вот-вот поглотить ведьму. В сосредоточении пламени, которым она была объята, произошла резкая, ослепительная вспышка. 
Брэм заслонился рукой и отвернулся. 
Рехтланц между тем свалился с ивы. 
Земля затрещала, и из пролома вырывались языки яркого огня.
Убей их! Испепели! Не оставь от них тени! — завопила ведьма, полная радости и экстаза. 
Жаль, Де Крул не видит, — заговорил освободившийся Рехтланц. — Что ж вы его не пригласили, а?
Ведьма казалось не слышала его вовсе. 
С вампирами, значит, заодно? — инквизитор безрассудно наступал. — То-то ваша покровительница будет рада
Гудело и трещало пламя. Рычал от жгучей боли вампир. Шипел призванный стихиарий. Почти выигранная схватка близилась к поражению. 
Выпущенный огненный снаряд едва не пронзил Брэма, но тот отскочил в сторону, где тут же получил пламенем в плечо. 
Краем глаза он видел, как ведьма отступала от ковыляющего ей навстречу инквизитора.
Хащ
 Кокон вокруг неё взорвался, расплескивая во все стороны оранжевые струи пламени, под удар которых попал и Рехтланц.
Огненный поток вернул внимание вампира обратно на стихиария. Брэм увернулся, но упал. Стопы его были изувечены до неузнаваемости. Одна казалась была вообще согнута под странным углом, и каждый шаг отдавался неописуемой болью. Вскоре вампир стал просто швырять себя от вражеского пламени, откидываясь ближе к воде. 
Арбалет лежал в нескольких метрах. 
Намерения инквизитора мгновенно считала ведьма, и как только он оказался у оружия, горячий поток поджег траву, и пламя ударило вампира в лицо. От шарахнулся в сторону и попал прямиком к блуждающему стихарию. Призванное чудовище поддало жару, обжигая Брэма до волдырей. Тот лишь успел прикрыть лицо руками и откатиться подальше. От него шел дым, а кожа местами обуглилась до мяса и костей. Последним рывком, вампир сносит себя в воду. Желание жить пересилило давний страх стать утопленником. Мягкая вода нежно прикоснулась к ожогам как природная целительница. Боль слабела. 
Рядом в воду ворвалось другое тело. Вероятно Рехтланц сумел добраться до спасительного пруда. 
Нащупав на дне камень, вампир вынырнул и зашвырнул его в ведьму. Та перенеслась на одну из верхних ветвей дерева. Израненная и обожженная рука плохо двигалась и едва ли слушалась своего хозяина. Брэм не сумел нормально размахнуться, и камень не вылетел за границы пруда. Впрочем, ему удалось скрыться в воде прежде, чем отреагировал стихиарий, который подобно озлобленному сторожевому псу метался вдоль берега. 
Он слышал, как Рехтланц кричит что-то ведьме, но слова глушила вода. Поднявшись, вампир услышал:
Ну и хуй с ним.
Ведьма плела очередную магию. 
Остановись, ведьма, — загрохотал Брэм. — Пока не поздно!
Неожиданно ведьму просто смело с ветки под хруст ломающихся костей. Она жестко врезалась в землю и больше не шевелилась. 
Из-за дерева показалась исполинская фигура Азазеля. Огромными шагами он добрался до тела ведьмы и быстрым росчерком меча отделил её голову от тела и, уклоняясь от пущенного в него огненного потока стихиария, спрятался за дерево. Тот вновь обернулся на  Брэма, по пояс стоящего в воде. Он нырнул, когда призванный элементаль плюнул в него пламенной очередью. Вода над головой вампира зашипела. 
Он вынырнул и застал следующую картину: 
Азазель подобно громадному лосю мчался на горящего стихиария и, врезавшись в него тараном, сшиб того в пруд, откуда тут же пошел густой пар, скрыв всё вокруг. 
Наступила тишина. 

Сообщение отредактировал Гленн Рехтланц: 04 Май 2021 - 23:42



Азазель Странник
Азазель Странник

    Путник


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Раса: Нефилим
Специализация: Воин

Бросая тени на крест

Отправлено 04 Май 2021 - 23:55


  • 3

Азазель был в гневе... в гневе на себя. Годами, десятилетиями он выслеживал уцелевших членов Братства, с фанатичным упрямством цеплялся за каждую ниточку, рисковал жизнью, честью, деньгами, разумом, безрассудно ввязывался в самые чудовищные и кровопролитные войны, по сто раз меняя сторону, предавал, убивал, лгал, терпел боль и лишения. Вычислить первого было не проще, чем двух других, а добраться и убить ещё сложнее, чем найти. А ведь те трое не были ни самыми могущественными, ни самыми изворотливыми из уцелевших Братьев. Всего два исполнителя и один спонсор - пешки с денежным мешком. Стоили ли они тех усилий, что Странник потратил на этих порочных выродков? Да, стоили: все они были виновны, все они должны умереть... и теперь Азазель упустил одного из них! И так нелепо - ОН стоял рядом, буквально в одном шаге. И то, что Азазель не узнал ублюдка и дал ему хлеба с сыром, вместо того, чтобы свернуть его поганую шею, не оправдывало наёмника в собственных глазах.
А ведь колдун ебучий его узнал... узнал и испугался. А Азазель не обратил на это никакого внимания, списал на обычный страх прокажённых перед теми, кто сильнее и здоровее их. "Святые долбобратья" ещё что-то там выискивали, чем ещё сильнее раздражали наёмника, а он лишь молчал, не без труда сдерживая чёрную злобу, затопившую его душу. В этом не было смысла - недоносок подтёр за собой все следы и сбежал так далеко, как только мог и сейчас, наверное, смеялся над обалдуями-инквизиторами и безмозглым нефилимом, что так бездарно проебал свой шанс на месть. Льдисто-голубые, пронзительные и бесчувственные глаза демонолога вновь и вновь вставили перед мысленном взором нефилима. Ему до смерти хотелось взять меч и кого-нибудь убить, например "неправильного" святошу-вампира, или же зарядить эфесом в лоб "своему" святоше. Не меньшим было желание разнести треклятую халупу по брёвнышку, сжечь остатки и посыпать пепелище солью с селитрой. Но больше всего его бесила необходимость сдерживаться и осознание того, что от его психов никакого толка не будет. А ещё ему до смерти не хотелось показывать свою слабость перед проклятым вампирюгой, что бы там Гленн о нём ни думал. Благо, забрало надёжно скрывало его лицо, а сами святоши были слишком заняты бесплодными поисками, чтобы понять, в каком состоянии сейчас пребывает наёмник. "После драки кулаками не машут, все мы сильны задней мыслью... успокойся!" - Рехтланц с Ливингстоуном обсуждали сложившуюся ситуацию, но Азазель не слышал их. От гнева у него начала болеть голова и было тяжело дышать; Странник вышел из трижды проклятой хижины и, не переставая машинально сжимать кулаки, исступлённо заходил по поляне. Никто не обращал на него внимания, лишь одна из лошадей подняла голову, всхрапнула и вновь с самым флегматичным видом принялась щипать траву.
Свежий воздух помог Азазелю если не успокоиться, то хотя бы немного прочистить сознание. Он наконец-то перестал нарезать круги и сел возле дилижанса, где, по давней традиции, повесил буйну голову ниже плеч. Мимо него деловито просеменили оба "святых долбобрата". Видимо, какие-никакие следы сладкая парочка всё таки обнаружила, потому как дуэт святош удалялся всё дальше в лес, туда, откуда пришёл лже-прокажённый. "Это бесполезно, вы, идиоты!" - подняв забрало, Азазель в сердцах сплюнул. Удивительное дело, но слюна оказалась самой обычной, а вовсе не чёрной желчью - земля не задымилась, да и трава увядать не спешила.
- Далеко не уходите, я не собираюсь вас потом искать, - раздражённо предупредил нефилим парочку святош, но те его проигнорировали, слишком увлечённые игрой в следопытов. "Прямо Длинный Арбалет и его друг Кожаный Чулок", - Азазель ядовито ухмыльнулся, провожая инквизиторский дуэт взглядом. Идти вместе с ними он не собирался: Странник не верил, что они сумеют выследить демонолога в лесу, к тому же кому-то надо было присмотреть за лошадьми. Местные леса кишмя кишат нечистью, дикими животными, колдунами и бешеными рыжими ведьмами - это Азазель ещё в прошлый визит понял.
Так прошло примерно полчаса и Азазель с "пользой" провёл их, хандря и проклиная всё на свете. Гленн мог подтвердить - Азазель отличался редкой толстокожестью и мало что могло его поколебать, а уж тем более заставить впасть в меланхолию. Но тут надо понимать, что с момента нападения ведьмы на дороге, и до встречи с лже-прокажённым, их преследовала одна сплошная чёрная полоса, изредка разбавляемая светлыми пятнами (самое светлое - появление крошки Тибо). У каждого человека, и даже у нефилима, есть свой предел, достигнув которого он зависает на тонкой грани между самой чёрной депрессией и неуправляемым гневом - для Азазеля пределом стал инцидент с лже-прокажённым. Пока что гневу Странник предпочёл меланхолию, но подсознательно он подозревал, что до этапа мата-перемата на все стороны света и нанесения тяжких телесных всем подряд его отделяет один шаг. И этот шаг его заставит сделать на удивление быстро спевшийся дуэт инквизиторов... кстати о птичках: где эти Исайе стукнутые недоумки? "Их нет уже полчаса. Седьмое пекло, только не говорите, что они всё таки заблудились", - Азазель испустил тяжкий вздох усталой няньки, присматривающей за ватагой слабоумных дитять, вечно пытающихся убиться самым дебильным образом. Ну вот только этого не хватало - он и так-то не особо заработал с таким нанимателем, так теперь ещё может огрести проблем с инквизицией, только потому что его долбанный подопечный заблудился в блядском лесу... в компании другого инквизитора, который ещё и вампир в довесок. Да и Тибо было жалко бросать - наедине с этой парочкой щенка точно ничего хорошего не ждёт.
- Значит всё таки придётся их искать, - мрачно прохрипел Странник. Прежде, чем отправляться на поиски, Азазель с сомнением посмотрел на лошадей - они были их единственным шансом слинять отсюда, в случае чего, и бросать их одних ему не очень-то хотелось. Тем более у избушки, где жил и работал ебучий колдун. Но если святые долбобратья реально заблудились, то кроме Азазеля искать их было некому. И лучше уж он, чем упыри, извращенцы-малефики, вампиры, местные бандиты или ещё какая-нибудь отбитая кудлатая хуйня. Да и если эта парочка действительно нарвалась на кого-нибудь, у Азазеля появится повод выпустить пар, а ему это ох как нужно. И вот, нахлобучив шлем и вынув меч из ножен (никакая сила сейчас не заставила бы его сунуться в проклятый лес без оружия и доспехов), Странник бросил лошадям: "стоять, никуда не убегать!" и решительно отправился на поиски.
 
Так уж получилось, что Азазель был хреновым следопытом - больше привычный к полям сражений, городам и большакам, в лесу без проводника он мог легко потеряться (благо, если проводник был, ему хватало ума не отходить от проводника далеко), а за полчаса блужданий его пресвятые дитяти могли уйти очень далеко и забраться в такие ебеня, что их все имперские легионы не найдут. В ином состоянии Странник не рискнул бы соваться в чащу в одиночку, но он ещё не отошёл от приступа меланхолии, да и гнев с раздражением подгоняли его. Он помнил, в какую сторону пошли Гленн с Брэмом и поначалу легко находил их следы, но чем дальше Азазель отходил от поляны, тем тяжелее ему было идти по следам незадачливых инквизиторов. Особенно когда местность возле небольшого болотца, где на влажной и мягкой почве чётко отпечатывались следы двух пар инквизиторских сапог, сменилась лиственной рощицей, где почва была суше и хватало камней с корнями, на которых не оставалось следов. Само собой, вскоре он заблудился так же, как и Рехтланц с Ливингстоуном, даже ещё бездарней, чем они.
"Ёбанный рот этих ундервудских лесов, блять! Вот надо-ж было умудриться так встрять!" - все мысли в голове нефилима были самые мрачные, агрессивные и матерные. По хорошему, стоило прекратить бесплодные поиски и искать дорогу назад, к поганой избёнке и повозке с лошадьми, но тут взыграла одна из роковых черт 110-тилетнего наёмника - он всегда делал свою работу до конца. И менее пафосная и более курьёзная причина: он заблудится ещё сильнее, если начнёт искать обратный путь.
 

Один раз Азазелю даже показалось, будто он слышал вопль Гленна: "АЗАЗЕЛЬ, Я ЗА ЧТО ТЕБЕ ПЛАЧУ?!!". Наверное почудилось, но наёмник всё равно ответил:
- Пошёл на хуй, я сам заблудился! - крикнул он и прислушался... ответа не было, а из-за эха он не смог определить, откуда, как ему показалось, кричал Рехтланц. Почва под ногами вновь стала зыбкой и мягкой, деревьев становилось меньше, а вот мошкары много больше - Азазель приближался к болоту. Надо было возвращаться: с болотом у Азазеля были связаны не самые приятные воспоминания, особенно когда он по грудь в грязи, по колено в воде, брёл к тому сраному арбалетчику, мечтая засунуть ему его же арбалет в место, где никогда не светит солнце. К тому же соваться в неизученное болото в одиночку - верный способ помереть крайне тупой смертью... но что-то не дало Азазелю развернуться и пойти назад. И этим "чем-то" стал душок магии. И на "запах" кольца это было не похоже: кольцо фонило совсем слабо, почуять магию от него можно было лишь вблизи и даже тогда казалось, будто само кольцо пытается спрятать его. Нет, сейчас колдовская вонь была в разы сильнее, агрессивней, первобытней. Природная дикость не просто ощущалась - она била через край. Не похоже на кольцо... но и на разумного мага тоже. Даже у самой невежественной сельской колдуньи, с трудом понимающей собственное проклятье (Азазель всегда почитал магию за проклятье, а не дар), и той аура не была настолько... животной. Но могло ли так быть, что ебучий колдун-прокажённый, торопясь сбежать от инквизиторов и наёмника, не смог обуздать собственное мерзкое колдовство? Странник не спрашивал себя, не сомневался и, говоря начистоту, даже не думал: от вновь вспыхнувшего в сердце гнева, он пришёл в странное, алогичное возбуждение и решительно пошёл "на запах", машинально стиснув меч так, что костяшки под перчаткой побелели. Глухой, звериный рык вырывался из под забрала: в последний раз Странник ощущал такую лютую злобу, лишь когда та рыжая ведьма навела на него морок. Но тогда он смутно помнил эту вспышку (и совсем не помнил, как пытался зарезать собственного нанимателя), оставившую после себя лишь лёгкую мигрень и чувство гадливости, будто он вляпался в дерьмо новыми сапогами. Сейчас же он полностью осознавал собственный гнев и с удовольствием отдавался ему - вся злость понадобится ему, когда он доберётся до треклятого демонолога и даст волю своей вековой жажде мести...
 
Путь Азазелю преградило болотце: подёрнутое ряской, с растущей на бережку осокой и... идеально круглое. "Это неправильно! Оно не должно быть таким круглым!" - вспыхнуло в мозгу, прежде, чем набатом звучащее "убивать, убивать, убивать, убивать!" вновь затопило сознание. Когда до Азазеля дошло, КУДА он идёт, было слишком поздно...
Взбурлила вода и в одно мгновение пять ундин поднялись из пучины навстречу своей новой жертве. Коварные искусительницы ни капли не боялись двухметрового воителя в доспехах и с обнажённым клинком - их собственные соблазнительные тела и, что ещё важнее, распространяемый ими афродизиак ещё ни разу не подводил их, превращая даже самых грозных врагов в ликующих агнцев, что послушно шли прямо в топь, на верную смерть, где самец разложит их в питательную жижу для себя и своих "жён". Ундины были голодны - здесь, в глуши, им редко попадалась достойная добыча, и появление у их "болота" человека было для реликтов большим праздником. Тем более в этот раз добыча была крупной и питательной жижи хватит им надолго. Оставалось лишь заманить её поближе, схватить всем разом и утянуть в топь... ну же, тупой корм, сделай ещё шаг... но нет, латник замер, лишь крепче стиснув меч в руке. Неужели их колдовство не сработало и желанная добыча ускользнёт из перепончатых рук? Тотчас же две ундины, самые храбрые и опытные, направились навстречу упрямой жертве, соблазнительно качая крепкими бёдрами. Вода сбегала по обнажённым телам, чертя замысловатый узор на аристократично-бледной коже, чувственные губы беззвучно нашёптывали тайны ласки и неги, а ласковый взгляд обещал блаженство запретных удовольствий. Обнажив в развратных улыбках перламутровые зубы, ундины стали ластиться к наёмнику, гладя маленькими ладошками с музыкальными пальчиками его запястья. А три их оставшиеся товарки, помогая им, стали ласкать друг друга, надеясь ещё сильнее возбудить упрямую жертву и заставить её окончательно запутаться в сетях похоти и желания... и это была их ошибка.

Первая ундина вовремя поняла, что что-то не так: веками отработанная бесчисленными поколениями ундин схема охмурения добычи в этот раз не сработал. Вместо похоти, от закованного в сталь человека исходила лишь злоба, заставившая ундину отшатнуться. На её развратном лице отразилось туповатое недоумение и она тихонько квакнула своей товарке, безуспешно пытаясь предупредить её.
Из под шлема раздался глухой, полный самой чёрной злобы рык:
- Сдохните прошмандовки мокрохвостые!!! - меч метнулся вверх серебряной молнией, отточенное лезвие прошло прямо сквозь тело ундины и зелёная кровь фонтаном хлынула из разрубленного практически надвое тело. Ундина так и не поняла, что её убило - оступившись, она жалко пискнула и, будто сломанная кукла, распалась на две неровных половинки и рухнула в воду. Болото сыто чавкнуло - ему было всё равно, кого есть, человека или же собственную "супругу". Но ещё раньше, чем первые капли зелёной крови коснулись земли, с ундин мигом слетел весь лживый флёр чувственной красоты. Прекрасные лица их исказили свирепые, хищные гримасы, и они с голодным рыком подались вперёд. Ощерила зубы и та ундина, что первой заметила опасность - даже сейчас она до конца не верила, что в этот раз добыча обернулась охотником, и прыгнула латнику на плечи. Удар пудового кулака в переносицу швырнул её, будто пушинку, прямо в болото, вслед за первой убитой. Вновь раздался глухой рык из под шлема, опять пришёл в движение меч, описывая перед наёмником защитную комбинацию... но ни одна ундина не сунулась в круг отточенной стали - пусть и будучи скорее животными, нежели разумными созданиями, ундины поняли, что в этот раз добыча им не по зубам и предпочли нырнуть обратно в своего "мужа", оставив Азазеля одного на берегу. И лишь круги на воде, да зелёная, липкая кровь на лезвии верного полуторника напомнили о только что случившейся трагикомедии.
От злости и разочарования Азазель, будто голодный хищник, бродил взад вперёд перед коварным "болотом", будто на самом деле надеялся, что ундины вернуться и он сможет их всех убить. Одной смерти было мало ему, чтобы удовлетворить его жажду крови. Поняв же, что болотные реликты не вернутся, он поднял забрало шлема, с чувством харкнул в воду и обрушил на ундин град ругани:
- Чтоб вас подкинуло да расплющило! Чтоб у вас зенки повылазали! Чтоб вас сушняк пробил! Чтоб вам тролль в ваше блядское болото нассал! ЧТОБ ВАМ ВСЕМ ХУЁВ ТАЧКУ ВО ВСЕ ДЫРКИ НАПИХАЛИ И ВЫ ЛОПНУЛИ К ЁБАНОЙ МАТЕРИ!!! - напоследок рявкнул он, снова плюнул в болото и, захлопнув забрало, хмельной от гнева пошёл прочь. Короткая схватка лишь сильнее разожгла праведный огонь ярости у него пониже спины, окончательно убивая остатки здравого смысла и оставляя лишь злое желание найти ещё кого-нибудь и убить.
 
Пока Азазель шёл вдоль ручья прочь от болота, бесноватая ведьма Герла призвала огненного стихиария, дабы он подпалил задницы парочке излишне самонадеянных инквизиторов (имён называть не будем - сами догадаетесь). Задницы стихиарий подпалил, а вместе с ними поджёг кусты и траву возле пруда, где разворачивалась неравная битва между шизанутыми колдуньями и слабоумными храбрыми псами божьими. Подул ветер, взметнув чёрный дым вверх и распространяя запах гари по лесу. И, как специально, дул ветер аккурат навстречу Азазелю и, какие бы чёрные мысли ни обуревали шальную нефилимскую голову, игнорировать этот запах он не мог. Оторвав же взгляд от своих сапог, Странник увидел дым, поднимающийся над деревьями.

- Лесорубы, дикие поджигатели. Вконец охренели заповедный лес жечь. Без меня?! - чёрное, алогичное желание кого-нибудь убить, мигом сменилось на "помочь неизвестным поджигателям спалить к чёртовой бабушке весь лес". Это было неправильное, жестокое желание, но Ундервуд доканал Азазеля похлеще, чем Аустенит, а конкретно этот лес он уже был готов объявить чуть ли не личным врагом. По этому, помня, что он - воин, а думают за него пусть философы, учёные и инквизиторы, Азазель широко зашагал в сторону дыма, намереваясь совершить очередной неадекватный, жестокий и бесчеловечный поступок...
 
Когда Азазель добрался, он успел несколько... нет, не остыть, а скорее взять собственный гнев под контроль (давно пора) и перестать переть вперёд с упрямством мирного советского трактора и таким же шумом. Остаток пути до пруда он преодолевал на полусогнутых, перебегая от укрытия к укрытию, от куста к камню, от камня к коряге, от коряги к дереву и по новой. Как тогда в ничейных землях, когда он и ещё десяток наёмной братии, вооружённые лишь ножами, подкрадывались к редуту того барона... ну, как его, имя ещё такое дурацкое. Запах гари становился всё сильнее, к нему примешивались вонь палёной плоти и знакомый душок колдовства. Хотя, какой ещё душок? Вонища стояла такая, что хоть топор прямо в воздухе вешай. В этот раз Азазель буквально заставлял себя думать, что это ТОЧНО НЕ ДЕМОНОЛОГ - он и так из-за собственной жажды мести чуть не стал кормом для ундин, и ему не хотелось снова напороться. И, казалось бы, самым разумным будет повернуть назад, а не лезть прямо в колдовское кодло, но жажда крови вновь гнала его вперёд, заставляя воспринимать слово "отступление" как личное оскорбление.
Наконец, добежав до ещё одного дерева, он выглянул из-за него и увидел... ну, если вкратце, то увидел он пиздец. Если же развёрнуто: первое, что бросалось в глаза - конечно же, беснующаяся у воды огненная мразота, по научному - стихиарий. Объятая пламенем тварь верещала, аки ушибленная пьяным троллем баньши, и периодически плевалась огнём по паре голов, торчащих из воды. И почему-то у Азазеля было такое неприятное чувство, будто он знает, КТО эти двое несчастных в пруду. "Ёб вашу мать, святые дебилы! Ни на минуту их оставить нельзя! Во что эти идиоты втравили меня на этот раз?", - наёмнику стоило больших трудов сдержать рвущиеся с языка ругательства. Кроме пылающей хуерыги, увлечённо гонявшей инквизиторский дуэт, заметил Азазель и пару окровавленных трупов. Враги? Случайные жертвы? Вампиры? Чёрт, лишь бы не кровососы: мало ему будет хуерыги, так ещё эти могут в неподходящий момент прочухаться и полезть в драку. Против воли, Азазелю вспомнилось, как в проулках Аустеннита два вампира чуть не раздавили ему башку, а потом в застенках у маркизы доктор Роуз снимала помятый шлем с бедовой нефилимской головы. "Проблемы надо решать по мере их поступления. Кстати, а это ещё что?"- сосредоточившись, Азазель почуял сильный душок магии, идущий откуда-то с верхушек дервьев. Присмотревшись, он разглядел бабищу на дереве в традиционно чёрных одеждах, что-то издевательски кричащую "святым дитяткам" в пруду. "Ведьма?!" - Азазель хищно втянул носом воздух. Сразу вспомнилась та рыжая баба, что подшутила над ним и Гленном на большаке, кажется, вечность тому назад. "Вот сука, знал же, что надо было её на месте грохнуть, а не вязать", - сквозь листву Азазель не рассмотрел, что бесноватая колдунья - вовсе не та подлая рыжуха.
К счастью, ведьма была слишком занята тем, что наблюдала за тем, как её ручной урод заставляет парочку инквизиторов упражняться в подводном плавании, так что у Азазеля была пара минут, чтобы оценить ситуацию и придумать, что ему делать. Ясно одно - ведьму надо выбить первой. Странник с сомнением покосился на метательные ножи на ремне. "Нет, не сработает. Ебучие колдуны о своих шкурах пекутся, небось какие защитные чары наложила на себя, падла". Взгляд остановился на одном из булыжников, разбросанных между деревьями. А, чем чёрт не шутит? Сбить её с дерева, заставить потратить щит и, когда станет уязвима, добить тварь. Но действовать надо быстро. Вложив меч в ножны, Азазель метнулся к камню, достаточно крупному для его идеи и меж тем достаточного веса, чтобы его можно было хорошенько швырнуть. Подняв булыжник, Странник пробежал ещё несколько метров, пользуясь тем, что инквизиторы заговаривали бесноватой зубы и, размахнувшись, метнул каменюгу в ведьму.
Со свистом снаряд рассёк воздух и врезался точно в ведьму... точнее, в магический кокон, что второй кожей обволакивал её тело. Но даже этого оказалось достаточно - сила удара была такая, что ведьму смело с дерева и она, не успев даже взвзигнуть или выругаться, сверзилась с ветки, хряпнувшись вниз головой точно на корни дуба. Для Герлы - бесноватой ведьмы культа Кир Аннахат это падение стало фатальным - череп колдуньи треснул и мозги вязкой кашей выплеснулись на дубовый корень. Что-ж, бывает так, что самое примитивное решение оказывается самым верным. И если бы ещё вчера кто-нибудь сказал бы Азазелю, что он убьёт ведьму броском валуна - он бы не поверил и посоветовал такому человеку поменьше пить... впрочем, он и сейчас не поверил. Странник побежал к дереву сразу же после броска, на бегу вынимая меч из ножен. Оказавшись подле тела психованной суки, он не стал тратить время на осмотр дела рук своих (но он успел рассмотреть, что это была не та рыжуха), а одним отработанным ударом отделил её голову от тела и тотчас же бросился за ближайшее дерево. Да, так себе защита от твари, швыряющийся огнём, но предложите ему выбирать между гарантированной смертью в огне и почти гарантированной - он выберет хоть какой-то, даже самый дохлый шанс. "Блин, ни ведра, ни багра, чем воевать-то?" - и мечом сгусток пламени тоже не возьмёшь. Машинально, нефилим нащупал флягу с водой на поясе.... флягу с водой... вода. А в пруд огненный уродец не полез, значит воды боится. Ну, в принципе, оно логично, огонь испаряет воду, вода тушит огонь. Только вот попробуй-ка до этого пруда добежать... а зачем бежать-то? Главное добежать до хуерыги. А огонь без топлива гореть не может, значит что-то твёрдое и горючее под всем этим пламенем есть. И что мы имеем?
"А имеем мы премию, что я стрясу с грёбанного святоши, ежели переживу это", - отцепив ножны от пояса, с мрачным фатализмом подумал Азазель, в другой руке стиснул флягу и приготовился к рывку. По правде сказать, за свою более чем вековую жизнь он совершил немало глупостей, но ТАКОЕ он собирался сделать впервые. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Странник вышвырнул ножны из кустов, в надежде, что стихиарий среагирует на движение и потратит заряд впустую... его бросок пропал втуне - тварь предпочла не вестись на провокацию и снова фугануть пламенем по одному из инквизиторов... по кому именно, Азазель не смотрел - держа меч в одной руке, а флягу в другой, он на полной скорости нёсся на огненное чудище. Оно повернулось к нему спиной... шанс только один и, если всё получится, у него будет лишь несколько секунд в запасе, и это в лучшем случае. Не сбавляя хода, Странник метнул флягу в спину стихиария. Всё снова было до тривиального просто, но куда как рискованней- от жара фляга лопнет и вода выплеснется на стихиария. Конечно, воды в фляжке слишком мало, чтобы потушить его, но наёмник лишь надеялся, что заставит уродца хоть ненадолго, но немного поубавить жар, давая время... тарануть его собственным телом прямо в пруд и пусть он, падла страшная, там захлебнётся на хрен!
Фляга ударила тварь в спину и, как и надеялся Азазель, лопнула, выплёскивая содержимое на огненное чудище. От тела стихиария ударила струя белёсого пара, когда вода от жара мгновенно испарилась... "Вот блядь..." - стихиарий, издав от боли ультразвуковой визг, развернулся к новой угрозе и хлестанул пламенем навстречу нефилиму. Казалось, будто под струёй огня горел сам воздух: "А жить всё таки хочется..." - Азазель вдруг понял, что он зря так спешил, что можно было придумать план получше и вообще нет неразрешимых проблем. Кроме одной: он УЖЕ несётся навстречу струе огня и, даже если сейчас отвернуть в сторону, разъярённый стихиарий точно сожжёт его второй атакой. Азазель отчаянно откинул меч в сторону - клинок всё равно был бесполезен. "Дьявол! Дьявол! ДЬЯВОЛ!!!" - скорее из страха, нежели из желания защитить лицо, в последнее мгновение Азазель прикрыл рукой забрало и... огненная струя ударила в него. Первой вспыхнула одежда, струи огня проникали в каждую щель в доспехах и раскалённая сталь начала плавиться, вгрызаясь в тело собственного хозяина. Но даже сейчас боль и жар не шли в никакое сравнение с тем, что испытал Азазель в далёком, тяжёлом детстве, когда ему отрезали крылья.
 
Брэм стал единственным свидетелем того, как Азазель, аки пылающий таран, врезался в стихиария и рухнул с ним в пруд. Но инквизитор-вампир не знал, какие глубины отчаяния и ужаса испытал погибающий в своём последнем таране наёмник, когда стихиарий обхватил его руками и прижал к себе, лишив последней надежды. "НЕТ, ОТПУСТИ МЕНЯ, МРАЗЬ!!! Я ХОЧУ ЖИТЬ!!! Я ДОЛЖЕН ЖИТЬ!!! Я ЕЩЁ НЕ..." - последний отчаянный крик комом застрял в глотке, а потом они оба рухнули в воду, подняв тучи брызг и пара, когда сотни литров воды мгновенно испарились от огня. Тварь завизжала, откидывая от себя наёмника и в последнем, отчаянном рывке попыталась выбраться на берег, но было уже слишком поздно - с шипением огонь погас и остов стихиария быстро твердел, распространяя вокруг себя последние струи чёрного, вонючего дыма. Огненное чудовище превратилось в сгусток застывшей лавы, памятник агонии и отчаяния смерти. Азазель не видел этого - его глаза лопнули. Не слышал он и последнего визга умирающего элементаля - его уши оплавились в два бесформенных бугра. Азазель не мог ни думать, ни даже бояться - боль и агония затопили его утихающее сознание. Не мог он и кричать - из сгоревшей гортани не вырывалось ни единого звука, а губы его вплавились в деформированное забрало шлема. Его собственный доспех стал для него крематорием: искажённый, потрескавшийся и почерневший от жара металл вплавился в плоть и кости нефилима. Его одежда сгорела, обнажая обгоревшую плоть и почерневшие кости. Кусок угля в стальной оболочке, он лежал на дне пруда, у ног убитого им стихиария. Он не видел, как Брэм вытаскивает Гленна из воды, не слышал напуганного писка чудом выжившего Тибо и не знал, ради чего была эта короткая, яростная и никому ненужная битва с тремя ведьмами из древнего культа, и ради чего он пожертвовал собой в своём последнем огненном таране... Азазель Странник разделил судьбу других наёмников и своего приёмного отца, сгорев заживо ради чужой правды, в которую сам он никогда не верил.
Кровь за золото, и не надейтесь на достойные похороны...


Сообщение отредактировал Азазель Странник: 20 Июль 2021 - 21:56



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 05 Май 2021 - 00:16


  • 1

Тело Рехтланца рухнуло рядом, когда Брэм Ливингстоун выбрался из воды и тяжело откинулся на спину. Огонь ещё плясал в некоторых местах, но был слаб и свободен. Последнюю ведьму задавил огромный валун, вестимо кинутый Азазезем Наёмником. Впрочем, его героизм на этом не закончился. Забрав внимание призванного стихиария на себя, Азазель ворвался в него, сбил в воду. Где сам и погиб. 
Оторвав взгляд от густого пара, скопившегося над водной гладью, Брэм, скрипя зубами от боли во всем теле, перевернулся и подполз к Рехтланцу. Поджав ноги и зарычав, поскольку стопы его были словно прокручены через мясорубку, он встал на колено и, не без труда уложив Рехтланца на ногу, выдавил из того воду. Однако вода не шла. Старший инквизитор Рехтланц умирал. Вновь оказавшись на спине, бледным мертвецом он лежал на земле. Ливингстоун облизнул губы. Ведь один укус и он спасён, защищен от смерти. Но защищен страшным проклятием. Спасение ли это? Ливингстоун мотнул головой и пододвинул тело ближе. По привычке пальцы коснулись шее в поисках сердцебиения, хотя вампир чувствовал его отсутствие. Вытянув руки и сложив пальцы замком, Ливингстоун оперся на грудь инквизитора и надавил…
Он медленно бродил по берегу, бросая голодный взгляд на тело Рехтланца. Тот дышал, но едва заметно. 
Его необходимо было доставить в город как можно скорее. Но не сейчас. Сейчас хочется есть, хочется пить. Невыносимая жажда. Голод. Сводят с ума. Давит, унижает, превращает в дикого зверя. 
Он остановился, посмотрел вниз. Стопы почти не болели, восстановившись, вернувшись в прежнее состояние. Проклятая регенерация. Или всё же дар? 
Рядом лежала одна из изувеченных ведьм. Одежды её уже пропитались кровью, и запах заманивал вампира. Приподняв за ворот, он едва не ткнулся носом в её шею, жадно втягивая воздух. Клыки вытянулись, а рот казалось неестественно раскрылся. 
Щенок Рехтланца где-то жалобно заскулил. 
Ливингстоун, отвлекшись, повернулся на звук. Зверёныш зацепился поводком за корягу и дрожал от страха. Хватка на вороте ослабла, и тело ведьмы упало обратно. Вампир вытянулся в полный рост, рассматривая питомца инквизитора. Столь слабое существо, которое многого боиться и ещё большего не умеет, так рьяно ценится человеком. Глупость. 
Щенок запищал громче. 
 
Три ведьмы лежали вместе друг с другом. Три мёртвые сестры. С оторванными головами: Ливингстоун отделил их после того, как сложил тела вместе, — ненавидящими взглядами следящими за движениями церковника, который осматривал их пожитки. Единственной ценной находкой оказался круглый амулет с оригинальным рисунком, который Ливингстоун видел впервые. Мягкие линии геометрических фигур и надуманных символов пересекались меж собой. 

Спрятав амулет в поясной карман, Брэм развернулся, зашагал было обратно, но заступил на что-то. Убрав восстановленную стопа в драном сапоге, он увидел на земле свой арбалет. Тетива сгорела, механизм пришел в негодность, левая дуга треснула. Глубоко вздохнув, вампир переломил его пополам и запустил в середину пруда. 
Взгляд, неотрывно следящий за полётом арбалета и далее за его погружением, упал на берег, где что-то блеснуло. Ливингстоун вернулся. Кольцо, то самое кольцо, что скрывало облик вампира, возвращало былую жизнь и румянец на щеках. Завеса обмана, как и наивный самообман, коим кормился церковник, как, вероятно, и госпожа Ева. Мысль о ней заставила Ливингстоуна резко выпрямиться и осмотреться. Однако всё было тихо. Ни лесного зверя, ни птицы, ни пришлого человека, ни шелеста листвы. Лес казался мёртвым. Как мертвы были сёстры, как мёртв был Азазель, совершивший героический поступок. Знал ли Рехтланц об истинной породе своего наёмника или же доблести его было ему достаточно. Впрочем, чаще герои умирают глупо, безрассудно и бесстрашно. Умирают все. 
Пар над гладью медленно расползался. 
Сжав кольцо в ладони, Ливингстоун замычал и до крови прикусил губы. Терпеть голод он более не мог. С брезгливостью посмотрев на обезглавленных ведьм, он схватил их уродливые головы за волосы и быстрым, пока ещё хромающим шагом припустил к лежащему инквизитору. Освободив запястье от рукава, Брэм впился в него, чувствуя теплую кровью, бегущую по венам и артериям Рехтланца от его слабо бьющегося сердца. 
Он выпил немного, сдержанно, только чтобы утолить голод. 
Спасибо, брат, — церковник утер тыльной стороной ладони выпачканный рот, поднял глаза к небу и добавил: — Dimitte, Domine
 
Хижина встретила вампира как обычно: неприветливо и мрачно. Стреноженные кони фыркали, стригли ушами но оставались на местах, как и карета. В неё Ливингстоун забросил палку с насаженными головами ведьмы и зашел во времянку. Щенок, привязанный поводком к его поясу, упрямился и упирался, но силы были неравны: он последовал за вампиром в хижину, где сразу же спрятался под кровать, на которую церковник уложил его хозяина. 
Ожоги Рехтланца были страшными и серьезными. Сильно пострадало лицо, сгорели ресницы и брови, но веки были целы. Ливингстоун раскрыл их, осматривая глаза. Зрачок среагировал на свет от поднесенной свечи. Одежда выглядела не лучше, чем у младшего инквизитора: местами прожженная и рваная, местами в обуглившейся крови. Ливингстоун подобрал свой изодранный сюрко, подол которого выглядел словно длинные зубья мертвеца, а у дублета отстегнулся и потерялся левый рукав. Благо всё могло пока что скрыться за плащом, который был оставлен в карете и использован как подушка на жестком скамье. 
Некоторое время спустя удалось развести огонь в старом камине и отыскать определенные травы, из которых церковник сделал повязки и уложил на ожоги Рехтланца. В итоге тот был полностью спрятан за ними. Щенок скулил внизу. Присев, Ливингстоун протянул к нему руку, сам не зная зачем, но тут же отдернул её едва не получив укус маленького, слабого и всего боящегося существа, который был готов постоять за себя. 
Вот значит как, — проговорил инквизитор, выпрямляясь. — Оставался бы в лесу тогда раз меня боишься
Щенок зарычал. 
Инквизитор ухмыльнулся. 
Напоив отваром Рехтланца, сменив ему повязки, Ливингстоун аккуратно поднял его и понёс к карете. Другого выхода не было: Рехтланц нуждался в серьезной медицинской помощи, дать которую церковник в заброшенной хижине не мог. Обратно в Бирен. 
Щенок вновь зарычал. Только сейчас он смотрел не на вампира. В нескольких шагах от них стоял крупный черный пёс. Тот самый, которого Ливингстоун видел в ночь горящего дома демонолога. Щенок не переставал рычать и скалиться, поэтому церковник неожиданно для него поднял его за загривок и забросил в карету, к Рехтланцу, заблаговременно отвязав от пояса. 
Обыкновенная собака, слабое существо и одновременно ключ к исчезнувшему демонологу. 
Брэм резко кинулся на него, а пёс не менее быстрым движением бросился в атаку. Его огромные клыки едва не сомкнулись на шее вампира, но тому удалось увернуться. Они вновь оказались на дистанции. Брэм сидел на колене, готовый. Пёс опустил голову к земле, рычал и скалил острые зубы, готовый. Его взгляд был далёк от звериного. В нём чувствовались и чудовищная сила, и знания, и связь с чем-то могущественным и необъяснимым. 
Щенок запрыгнул на лежащего инквизитора, и тот застонал.
Времени соревноваться в скорости и силе с чудным псом не было. 
Спокойно, — Ливингстоун медленно руками повел в воздухе в успокаивающем жесте, отступая к карете. — Тише.
Однако зверь не поддавался магическому воздействию вампира. 
Пёс также медленно двигался следом, словно провожал незваного гостя со своей территории.
Лошади нервничали, рыли копытами и беспокойно ржали. 
Не спуская глаза со зверя, инквизитор забрался на козлы, тронул поводья, но лошади не двинулись с местами. Он щелкнул сильнее, они медленно пошли по дороге, но карету сдвинуть сил не было. 
Зарычав, Ливингстоун под пристальным взглядом пса спустился и медленно приблизился к лошадям, одновременно пытаясь следить за псом и копытами. Рехтланц стреножил их по прибытию, а подпускать вампира к себе для освобождения эти животные не дадут. 
Тпру, — на мгновение вампир заглянул в глаза лошадей, надеясь, что на них гипноз воздействует с большим успехом, чем на черного пса. 
Так и произошло. Кобылы успокоились, опустили головы, дали себя погладить. 
Разрезав веревку, вампир оглянулся: пёс стоял на прежнем месте, не двигаясь, словно игрушка таксидермиста. 
Вернувшись на козлы, Ливингстоун вновь щелкнул поводьями и встревоженные псом больше, чем вампиром лошади припустились прочь из этого треклятого леса. Обратно в Бирен. 

 



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 05 Май 2021 - 01:39


  • 3

Колеса телеги съехали с проселочной дороги и громче загромыхали по городским улицам. Праздничное настроение в городе как-то улетучилось, люди ходили беспокойные, испуганные, но инквизиторов на вратах, к их удаче, никто не остановил. Лошади послушно двигались вперёд, подчиняясь сидящему за вожжами вампиру. Заполненный жизнью город после мертвого леса казался диким, чужим, но почему-то безопаснее. Хотя, конечно же, спорный момент. Ливингстоун действовал на свой страх и риск. Попадись он сейчас кровососущим прихвостям Батиста, или Карстаули, то… 
Он обернулся. Рехтланц тяжело сопел в карете, рядом устроился щенок. Или же передать инквизитора де Крулу, сообщив о завершенном его поручении, чтобы выиграть хоть сколько-нибудь времени. Но времени, увы, не было. Оно как песок неостановимо просачивалось сквозь до боли сжатые пальцы. 
Они проехали мост, подпрыгнув на одном торчащем буложнике. До дома Цохера оставалось пара кварталов. 
Мимо проносились улочки с ничего не подозревающими жителями Бирена. Торговцы, банкиры, прачки, дети, таинственные фигуры в глубоких капюшонах — мало кто из них знал или вообще догадывался о второй жизни их родного города. 
Потянув поводья в сторону, инквизитор повернул влево, огибая резкий поворот, и вновь набрал скорость. Многие провожали его взглядом, тыкая пальцами. 
Подъехав к нужному дому, лошади послушно встали. Ливингстоун оглядел взглядом дом Цохеров, спрыгнул с козлов и направился к входной двери, намереваясь постучать и попросить помощи. Однако не дойдя и пару шагов застыл, как вкопанный, почувствовав магию. Мгновение спустя дверь дома отворилась, и из него словно призрак вышел Рихард Цохер, аптекарь города Бирен. На бледном усталом лице ни следа от той улыбки, с которой он обычно встречал гостей. Взгляд его сверкнул, когда он увидел, что на повозке кто-то есть, но быстро стал холоден, когда вновь остановился на пленённом магией инквизиторе.
Брэм Ливингстоун, полагаю, — он спустился вниз. На его лице взыграли желваки.
Да, — быстро бросил Ливингстоун. — Инквизитору Рехтланцу срочно нужна медицинская помощь.
Рихард на удивление скоро подошёл к повозке, осматривая тело раненного.
Я помогу ему. Хелен! — он обернулся в сторону дома, пересёкшись взглядом с не менее осунувшейся, чем он, супругой. — Согрей ещё воды и приготовь больше тряпок.
Женщина, не говоря ни слова, скрылась.
Ливингстоун едва заметно дернулся, но Цохер приметил его движения. 
Я... — он остановился, вытаскивая флягу с водой, которую осторожно поднёс к губам Рехтланца. - ...лишь хочу сказать вам, господин Ливингстоун, что ловушка, в которую вы угодили, не сработала бы... будь вы живы.
Однако, она доказывает обратное, — спокойно ответил тот алхимику. — Это вас как-то волнует? Беспокоит?
Тонкий вампирский слух уловил, как что-то скрипнуло. Похоже, это были зубы Цохера.
Меньше суток тому назад, — начал он на удивление спокойно, опаивая старшего инквизитора водой из фляги. Хотя было видно, что Рихарду эти слова давались сложно. — Меньше суток тому назад мою дочь едва не убила вампирша. Её подруге повезло меньше.
Он медленно моргнув, осторожно примерился, как можно поднять инквизитора, чтобы не ухудшить его состояние.
Вы смеётесь надо мной, господин Ливинстоун? Я... я с удовольствием посмотрю, как вы будете столь же уверены в гостях у епископа.
Он поднял Рехтланца и понёс его в дом. На пороге ему на помощь уже пришла супруга, и все трое скрылись за дверью. Щенок же не стал засиживаться и, не очень аккуратно спрыгнув, быстро засеменил вслед за хозяином. Ливингстоун провожал его взглядом. На пороге его хотели было развернуть, но навстречу вышла, чуть шатаясь, Анна —  Брэм заметил, как со стороны левого виска, переходя на щёку, у неё краснели несколько свежих шрамов от хорошего удара когтями. Девчонка молча подобрала щенка и спрятала в одежде. Рихард, вероятно, не очень поддерживал решение дочери, но спор на эту тему так и остался за дверьми их дома. 
Постой, — окликнул он девочку.
Но та не ответила. 
Через несколько секунд из дома вышел тот самый алхимик, которого Ливингстоун когда-то просил перемолоть кости. Не глядя на знакомое лицо, он быстро пошёл куда-то прочь.
Он остался один посреди дороги, пришедший за помощь, а угодивший в ловушку. В карете остались головы ведьм, насаженные на самодельную пику. Сам он бледный кровопийца в изуродованных одеждах. Казалось, это конец. 
Длинные пальцы Брэма сами потянулись к найденному на берегу пруда кольцу. Тому самому, что могло прятать личину смерти так умело, что сама жизнь возвращалась обратно к его носителю. Однако воспоминания дикой, неописуемой боли при надевании и после заставляли вампира медлить. Он крутил кольцо в руках, размышляя и вспоминая последние произошедшие события. 
Сколько времени прошло он сказать не мог. Но звук громко ступающих по булыжнику ног вернул его в реальность. Вдалеке к нему приближался отряд стражников. 
Неприятное чувство пойманной в паутину мухи охватило вампира. Он убрал кольцо и вновь дернулся — тщетно. Сделав несколько вдохов и успокоившись, Ливингстоун медленно, напрягаясь всем телом, двинул ногой для шага. Попытка казалась вечностью, но вскоре невидимые путы поддались, и инквизитор вырвался из ловушки, резко шагнув в сторону. Успех, однако, обжег его кожу. 
В это же время перед ним оказался ординарий епископа и пятеро сопровождающих его стражников, вооруженных копьями и мечами. 
Жгучая боль, поразившая вампира, постепенно стихала. 
Добрый день, господа, — спокойно сказал Ливингстоун.
 — Прочитайте молитву, брат, — попросил ординарий без каких-либо приветствий. 
Ливингстоун вопросительно посмотрел на него.
Какую из?
Аве Исайя, Патер ностер... любую.
 
Pater noster, qui es in caelis,
sanctificētur nomen tuum.
Adveniat regnum… 
 
Очередная вспышка острой боли прервала его, но, сжав зубы, он продолжил. 
 
… tuum.
Fiat voluntas tua,
sicut in caelo, et in terra.
 
В глазах поплыло, голова закружилась, а некоторые участки кожи пошли волдырями.
Он закашлялся. 
Простите, брат, — невинно прохрипел он, поднимая взгляд на ординария, — кажется, я простудился, искупавшись в пруду, когда наткнулся на ведьм. На ведьм, брат.
Он опустил руки и приблизился к ординарию. Лицо его было как обычно серым, серьезным, пугающим. Неотрывно смотря в глаза ординария, инквизитор жестко спросил его:
Скажите, брат, знает ли епископ, что в округе Бирена орудовали три ведьмы? А?! Или требовался приезд инквизиторов, чтобы решить эту проблему?
Ливингстоун вытащил из сумки то, что забрал у одной из ведьм. 
А сейчас вы приходите сюда и требуете меня помолиться Господу нашему, коему верой и службой я поклялся. Там, — он указал на дом Цохеров, — умирает инквизитор. Мой брат, мой коллега, мой друг. Прошу простить, но к епископу мы зайдем позже.
Ординарец неуверенно попятился.
Инквизитор Рехтланц умирает?
От магии ведьмы, — кивком подтвердил Ливингстоун. — Серьезные ожоги. К сожалению, он не успел вовремя увернуться. Вам знакомо это?
На ладоне ординарию он показал круглый амулет со странными символами. 
 — Сигил Кир-Анахатт, — узнал ординарий. — Демоницы Мести и Преследования.
Что сейчас творится в городе? — спросил инквизитор.
Жизни инквизитора Рехтланца ничего не угрожает, — встрял вдруг аптекарь. — Не позволяйте ему заговорить вам зубы. А вы, господин Ливингстоун, лучше взгляните на это!
Он взмахнул рукой, подкидывая тому некий мелкий предмет, по размерам схожий с амулетом
Ливингстоун повернулся, но не посчитал нужным ловить предмет, а осмотрел его возле своих ног. Там лежал серебряный имперский соверен.
Господин Цохер, — устало выдохнул церковник. — Прошу вас, не усугубляйте положение. Вы ничего не знаете. Успокойтесь.
Ординарий посмотрел на аптекаря.
Что это значит, Цохер?
Чистое серебро. Можете убедиться сами. Возьмите его в руки, подержите. И проверьте, сможет ли к нему притронуться ваш бывший брат.
Да! - он шагнул вперед и заговорил в полный голос. — Я повторяю свое обвинение! Брэм Ливингстоун — вампир!
Подумайте, — проговорил Ливингстоун. — Если вы ошибаетесь, то столь вопиющие обвинение инквизитора будет для вас, скажем так, крайне непростительным.
Он нагнулся, в мыслях молясь Исайи о помощи, поднял соверен, поддержал его на ладоне и кинул ординарию:
Проверьте, брат. Это чистое серебро.
Однако от ладони его повалил пар, на руке остался ожог, полностью повторяющий чеканку монеты.
Церковь учит нас, что нет лучшего лекарства, чем благочестивая молитва, — смиренно продолжил Цохер. — Так давайте же помолимся за здравие господина Рехтланца.
Сказав это Рихард достал серебряный крест, который прятал за спиной всё это время. Однако тут же упал, когда удар резкий удар Ливингстоуна вырубил его и сбил с ног. 
Прошу прощения, — встряхивая кулак якобы от боли, Ливингстоун извинился перед всеми. — Но подобные обвинения уже были оскорбительными.
Ординарий устало вздохнул, потирая переносицу. 
Давайте прекратим этот балаган, мы собираем зевак. — Он обвёл взглядом улицу — возле дома Цохеров собирались люди. — Брат Брэм. Прочитайте короткую молитву и перекреститесь, дабы развеять все сомнения.
Коротко кивнув, церковник проговорил самую короткую молитву, которую знал. 
Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.
Когда вампир прочел молитву и перекрестился, кожа его ещё сильнее заметнее пошла волдырями. Все отшатнулись. 
Скуфья ординария сползла на сторону. Тот смотрел на инквизитора, раскрыв рот. Он собирался что-то сделать, но никак не мог решиться. Охраняющие его стражники выставили вперёд копья, а некоторые ещё и перекрестились. Многие зеваки последовали их примеру: окрестили себя от зла, отодвинулись и бормотали молитвы.
Из дома Цохеров выбежала девчонка —  Анна. Она, дрожа и, видимо, ругаясь, потащила бесчувственное тело отца в дом. Ей на помощь подбежал уже вернувшись алхимик.
Вокруг инквизитора наступала толпа, но держала дистанцию. Всем интересен был пойманный вампир, все боялись погибнуть, но ведь подобное случается так редко — риск оправдан. 
Колдун! — выкрикнул кто-то.
Исая, спаси и сохрани!
Вурдалак... язвами покрылся от божьей молитвы
Бейте умрия!!!! Во имя Исайи!
Ординарий попытался придержать толпу, но его сбили с ног. Головной его убор кончательно свалился и попал под раздачу, как и Ливингстоун, на которого налетели стражи с копьями наперевес. 
Он отпрыгнул, уворачиваясь от копий. Полы выпачканного и рваного сюрко развивались подобно лапам паукам, когда он взбирался по стене дома аптекаря вверх на крышу. 
Толпа сгрудилась у подножья, вверх полетели камни вывороченные из мостовой. Большая часть этого добра упала обратно на метателей. В бывшего инквизитора не попало ничего. 
Вампир стоял на краю и с грустью смотрел вниз, на всех этих непонимающих, глупых людей.
Солдаты тем временем ринулись в обход дома. 
Он побежал по крышам, уворачиваясь от камней и тухлых овощей. 
Брэм Эйвери Ливингстоун, бывший младший инквизитор, обвиненный в вампиризме, направился к Батисту де Крулу. 
 

Сообщение отредактировал Ливингстоун: 05 Май 2021 - 01:53



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 16 Май 2021 - 02:23


  • 5
Толпа потеряла его, ахнув, когда длинная тёмная фигура исчезла с крыши. 
Чердак, в который кошкой нырнул Брэм Эйвери Ливингстоун, инквизитор в бегах, не отличался ничем от прочих других малочисленных чердаков, которые ему удалось в своей недолгой жизни посетить. Пыль была везде. На старых забытых корзинах и мешках, в широких щелях растрескавшегося деревянного бруса, подъеденнаемого прожорливым червём, на, к удивлению, ничуть не скрипучем полу и крышках ящиков, которые с трудом закрывались из-за обилия ненужных и одновременно таких необходимых воспоминаниям вещей. Разбросанная солома, безусловно, придавала чердаку некий уют, осветляла его, но тем не менее изменить естественное ей было не под силу. Ощутимо пахло копченостями. После свежего воздуха этот запах бессердечно бил по носу и заставлял защитно морщиться. Впрочем, Брэму было всё равно из-за специфики вампиризма. 
Люк и  ведущая вниз лестница оказались справа от вампира. Оттуда доносились зычные голоса, некоторые захмелевшие и бодрые, другие пьяные и вялые. Посуда, в зависимости от качества клиента, звенела и гремела. Небольшие столы раскидались по отсутствию художественного чутья. Завсегдатаи либо устало лежали на них, упорно сжимая кружки и перевернутые карты, либо устало поддерживали давно наскучивший разговор. Молодая разносчица с равнодушным видом прислонилась к одной из стен, на которой криво висела картина, написанная маслом о зелёном холме у леса. Небольшой зал был практически пуст, оставляя девушку без работы. У очага, задумчиво глядя в огонь, стоял посетитель и курил трубку. Через мгновение его окликнули двое, и тот нехотя вернулся к картёжной партии, в которой, вероятно, проиграл уже не мало. Гарь, пиво, дым, дешевый вос — все спектры дешевых заведений смешались в один трактирный букет. 
Две тучные поварихи встретили Ливингстоуна, когда он быстро спустился вниз по лестнице. Одна взвизгнула. Горшок, что она достала из печи ухватом, катастрофически наклонился, вылетел и упал. Другая же успела лишь обернуться и застыть от ужаса. 
Инквизитор приложил палец к губам. 
Ш-ш-ш, — он улыбнулся им, используя всё своё вампирье очарование.
Тише, дамы, аки мыши, — говорил Ливингстоун, медленно приближаясь. — Вы забудете меня, забудете этот разговор.
Они понимающе кивнули. Одна решила вернуть улыбку и даже поправила выбившийся локон из-под платка. 
Есть отсюда другой выход?
Обе зачарованно-медленно подняли правые руки и указали в сторону, где действительно едва выделялись очертания небольшой двери, ведущей на задний двор. 
В это время в зале раздался грохот и шум раздраженных голосов. 
Вы, блять, совсем очумели, бараны тупоголовые, врываетесь сюда, словно на охоту на чудище, пошли отсюда, падлы, у-у, сука, во-он! я сказал, — хозяин заведения подобно озверевшему великану накинулся на ворвавшийся горожан с факелами. — Во-он, нечисть! Здесь приличное, блять, заведение! И слышать не хочу! Пошли отсюдова, бесьи дети, мать твою долдонь!  
Чёрный ход вывел вампира и одну из кухарок, которую он тот решил взять с собой на всякий случай, на небольшой участок земли с приземистым зданием конюшен и совсем дико выглядящим нужника, на дверце которого был насквозь вырезан месяц.  
Надевай, — вампир отдал женщине подранный сюрко с иссарианским крестом. Та тут же повиновалась. Одежды инквизитора смотрелись на низкой и тучной кухарке комично. Полы, словно тени от полуденного солнца, расползались по земле. Сам же Ливингстоун открепил один оставшийся рукав от кожаного дублета и отбросил его за домик нужника. 
Идём.
Он широким шагом направился в конюшни, она, послушная и очарованная — быстрыми маленькими прыжками. 
Сейчас ты сядешь на кобылу, — вампир указал на одну из заволновавшихся лошадей, — и выйдешь на главную улицу. Поедешь к северу города. Быстро, пошла!
Кухарка оживленно подскочила к кобыле, забралась на неё, словно всё жизнь только и объезжала норовистых лошадей, и, схватившись за гриву и сжав бока, выпрыгнула из конюшен. Ливингстоун тенью следовал за ней мимо фыркающих потревожанных скакунов. 
Как только загипнотизированная всадница свернула на оживлённую улицу и помчалась в северную часть города, развивая рваными полам сюрко инквизитора мимо людей и стражников, вампир не спеша направился на юг, к логову ревенатов. 
Ту самую дверь, которую он открыл несколько дней назад по приказном просьбе Карстаули, сейчас отворил незнакомец с вислыми усами, одетый в стёганый доспех и с дубиной у пояса. Он не двигался, не говорил, словно зачарованная живая статуя, ждущая команды. 
Брэм Ливингстоун, — представился вампир. — Срочное дело к Батис... К сиру Готарди по делу инквизитора Рехтланца.
Усатый привратник, не шелохнувшись, смерил его взглядом. 
Незнам такова
Открой дверь. 
Можешь не стараться. На меня твои фокусы не работают.
Ливингстоун наклонил голову, словно раздумывая с какой стороны подойти, чтобы вырвать тому усы.
Стало быть жди в скором времени встречи с госпожой Карстаули или же Батистом де Крулом, — в итоге сказал он.
Юдай! — услышал он голос Карстаули. — Пропусти его!
И Ливингстоун вошёл в знакомый длинный коридор. Он снова спустился под землю. В борделе находился лишь вход в логово, но само оно размещалось немного в другом месте. Комнатки с прозрачными, лёгкими занавесами ничуть не скрывали развлекающихся вампиров. В некоторых уголках были даже люди, коих использовали в качестве дополнительных вкусовых и сексуальных ощущений. Со всех сторон слышались стоны, похотливые рычания, вскрики и вздохи. Однако сейчас это выглядело не столь дико, как когда инквизитор впервые угодил в это порочное место разврата, место грехов — Lupanarium. Сейчас его извращенная ранее клыками вампира часть звала принять участие, стать одним из них, отдаться зову и жажде, забыть о прошлом, об обязательствах, о Боге… 
Ливингстоун мотнул головой, чтобы избавиться от живых образов, и оторвал взгляд. 
Его оставили ждать в той же комнате, где и когда-то. Вскоре через порог вошёл Батист де Крул и плотно закрыл за собой дверь. Древний вампир ранее извергающий своим видом мощь и влиятельность, осунулся. Кожа стала бледнее, глаза глубоко ввалились, черты лица заострились. Он больше напоминал труп или узника “каменной ямы”, но не пышущего здоровьем дворянина. 
Итак, — сказал он, потирая ладоши. — Ты явился не просто так. Может, хочешь что-то мне рассказать, чем-то похвастаться, а? Например о том, как убил Гленна Рехтланца, втеревшись к нему в доверие. А?
Не просто так, — кивнул Ливингстоун, разглядывая Батиста. — Помощник инквизитора мёртв, испепелён. Сам же Рехтланц едва живой. Ему крайне повезло.
Неужто? — вампир задвинул засов и привалился к двери спиной. Он смотрел на Ливингстоуна очень внимательно. — Уж не своими ли руками ты это сделал?
Инквизитор заметил, что глаза Батиста странно поблескивают. И он постоянно и мучительно сглатывает, как повёл бы себя голодный человек, оказавшийся перед столом полным еды.
Имеет ли это значение? — спросил Ливингстоун. — Азазель мёртв. Рехтланц сильно покалечен и дееспособен. Временно, конечно.
Он пожал плечами, продолжая разглядывать усталый вид Батиста. Было в нём что-то странное, ненормальное, устрашающее и одновременно знакомое. 
Его вторая помощница, которую вы окрестили ведьмой оказалась вампиром. Крайне необычным. Её истинное обличье было сокрыто от глаз сильной ворожбой кольца.
Чудесное стечение обстоятельств, не правда ли? — называвший себя сиром Готарди улыбнулся, демонстрируя выползшие из десен клыки. Они то втягивались, то снова высовывались, делая речь невнятной.
Можно прийти ко мне и присвоить чужую славу. Молчи!
Он резко вскинул руку.
Молчи! Прежде чем исторгнуть новую ложь попробуй-ка объяснить, почему ты не добил Рехтланца?
Ливингстоун молчал не долго.
Непредвиденные обстоятельства помешали. Более того живой Рехтланц владеет информацией о приспешниках Кир-Анахатт, которые были обнаружены в Бирене...
Разве я приказывал тебе заниматься ведьмами, — вампир поднял руку, останавливая его.— Мне нет до них дела. Я отдал тебе чёткий и ясный приказ. Ты не выполнил его, даже попытался противодействовать, предупредив Рехтланца... да, я знаю о чем вы говорили в таверне... Как знаю и то, что ты — раскрыт. Город бурлит как пчелиный улей, разыскивая тебя! Случилось то, о чем я предупреждал. И вот, попытавшись...
Паузы появлялись всё чаще в его речах, а слова делались всё менее разборчивыми. 
— ..пр-р-редать... ты... явился... ко мне... гл... у-упе... ц...
Батист де Крул зарычал, а Ливингстоун вдруг понял, что уже видел подобное выражение в глазах у Евы. Когда она, обращённая, смотрела на него... как на вкусный обед. 
Его попытка увернуться обратилась провалом. Скорость и рефлексы его были не чета вековому вампиру. Батист схватил его крепко за горло и опрокинул, вмяв в пол. Клыки острыми иглами вонзились в шею. 
Он выпил совсем немного, быстро утоляя свою безумную, дикую жажду, как в дверь постучали, и голос Карстаули сказал:
Важные новости
Де Крул, казалось, не обратил на неё внимание. Ливингстоун же едва мог проронить хоть слово. Поразительная слабость атаковала его не менее кровожадно, как сделал это древний вампир. Однако он не испытывал эйфории, что обычно ощущают люди при укусе. Только боль и ощущение приближения смерти, когда сама жизнь успевает пронестись до самого своего конца за считанные мгновения. 
Впрочем, Карстаули не отличалась вычурными привычками светского общества и посчитала, что вправе войти без приглашения. Она просто сломала засов, открывая дверь. 
Перед её красными глазами стояла не укладывающаяся в голове картина. 
Шлюха ж мать! — выругалась она, отскакивая за дверь. — Что за ffycin cywilydd?!
Батист вскочил, вытирая кровь рукавом.
Ничего. Этот ...— он бросил какое-то обидное слово на старом варианте тавантинского. — Пытался меня обмануть!
И поэтому ты сел на него, шлюха-ж-мать верхом, как портовая девка на боцмана? А на губах у тебя просто густое вино?!
Пил... кровь... — слабо проговорил Брэм, указывая пальцем на Батиста, а свободной рукой зажимал шею.
Я разве разрешил ко мне заходить?! — прошипел вампир.
Я у себя дома!
Услышав писк Брэма, Батист прижал его шею сапогом. Силы ему было не занимать, отчего молодой вампир глухо закашлялся и задёргался. 
Батист понимал, что злить Карстаули ему действительно ни к чему.
— Даже если и кровь, — сказал он, пряча клыки. — Какое тебе дело до пса мёртвого бога?
Он сделал шаг, но вампирша немедленно отшатнулась.
Не приближайся ко мне! Нет! Ни на шаг!
Я не причиню тебя вреда...
Ты — урод, такой же как та, что пришла с инквизиторами... Не подходи!
В руках ее появилась до боли знакомая Брэму трость со свинцовым набалдашником.
Это ты убил Элайзу!
Это уродка...
Не приближайся!
Взвизгнув она напала на него, попытавшись ударить тростью в висок, но Батист оказался на редкость быстрее. И сильнее. Помня быстроту рефлексов Карстаули, её силу, инквизитор был поражен, как играючи Батист обезоружил вампиршу. 
Занна!
Лишившись оружия, она растеряла и весь героизм, бросившись наутек. 
Батист выругался.
Видишь, святоша, какую кашу ты заварил?
В ответ тот прошелестел что-то нечленораздельное. 
Из коридоров доносилось эхо истошных криков матроны, зовущей своих птенцов. Древний вампир вновь выругался. 
В следующее мгновение трость с хрустом пробило Брэма Ливингстоуна. В ней оказалось осиновое древко. 
Сделав это, Батист де Крул выбежал вслед за Карстаули. 



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 01 Июнь 2021 - 18:10


  • 4

Трость с осиновым древком дешевым надгробием торчало из неподвижного тела Брэма Ливингстоуна. Однако сердце вампира билось рядом, нетронутое и целое. Обеспокоенный Батист, торопясь догнать Карстаули, промахнулся. Осина парализовала инквизитора не полностью. Он не чувствовал одну из рук, ноги, казалось, были оторваны и потеряны безвозвратно. Однако пальцы на правой руки задрожали и согнулись в смешной кулак. Грязные, в крови волосы липли к бледному лицу, искаженному гримасой боли и, вероятно, страха. Ему было несомненно страшно оказаться в ситуации полной беспомощности посреди крупного гнезда вампиров. 
Брэм закряхтел. Зубы его заскрипели от усилий. Оглушительные барабаны варваров стучали по вискам. Правой рукой он двигал своё слабое тело прочь от опасности, желая лишь одного — заползти в тёмный угол, спрятаться, восстановиться. Кровь. Ему нужна была кровь. Adiuva me, Domine. О сколько раз он произносил эти слова в своей голове в последнее время. Но Господь оставался глух. 
Логово гудело. Вопли и визги. Грохот и треск ломаемой мебели. Сквернословие Батиста, перекрываемое не менее грубыми выражениями Карстаули. Она, судя по её акценту и характерным локализмам, явно была родом с юго-восточных провинций империи. 
Цепляясь из последних сил пальцами за выступы и щели на полу, Ливингстоун выполз из комнаты в коридор. В обратную сторону от шума и грохота он волочил своё парализованное тело прочь. И заполз в тупик. Беспомощная и безвыходная ситуация. В воздухе стоял сильный запах старой крови и мертвечины. Подняв голову, Брэм напрягся, прищурился, и увидел широкий люд, когда затуманенный глаз в конце концов сфокусировался. Сток для трупов, для объедков был сейчас его единственным шансом на побег. Перевернувшись на левое плечо, он схватился за решетку рукой и потянул. Она задрожала и вновь встала в паз. Она дрожала и во второй раз, и в третий, но каждый раз возвращалась обратно под весом собственной тяжести, с которой ослабленный Ливингстоун не мог совладать. На шестой попытке он устало выдохнул и повалился на грудь, оставив кисть в неподатливой решетке. 
Тьма была везде, когда он закрыл глаза. 
Сможет ли он, отвергнутый людьми, своим богом, друзьями, коллегами, умереть? Заберёт ли Господь его проклятую душу из этого грязного места греха? Услышит ли он его молитвы, что причиняли боль? 
Нет. 
Его забыли, оставили, покинули. 
Или это очередная проверка на силу веры истинного раба божьего? В ответ на вопрос Брэм хрипло посмеялся, но тут же умолк, почувствовав чужое присутствие. Вскоре он услышал как босые ноги ступают по полу. 
Ты кто? — спросил молодой женский голос
Брэм, — едва выдохнул Ливингстоун, понимая, что врать ни к чему.
Какой ещё Брэм? — шаги приблизились, и он услышал взволнованное дыхание над собой. 
Некто достаточно сильный перевернул его.
Рыжеволосая девушка изучающе смотрела на него, когда он открыл глаза. Её молодое бледное лицо было усеяно веснушками, подобно маленьким искоркам. 
В ответ на её односложный вопрос Ливингстоун едва слышно закашлял:
Полуживой.
Инквизитор?!
Не знаю.
Она скользнула взглядом по торчащей из его спины трости и рассмеялась. 
Ах, инквизитор из наших! Ах, какая шутка! Ах, кому рассказать - не поверят! И я не верила, когда девочки говорили... Чем могу вам помочь, святой отец?
На удивление сил не хватило, поэтому Ливингстоун поморщился.
Ш-шутка... Да... Кол, — единственная работающая рука нелепо замахала в сторону торчащей трости.
Девушка поняла сразу же. Она дотронулась до осины, слегка поморщившись, взялась обеими руками, но вдруг остановилась.
А если я выну, ваше инквизиторство не потащит меня на костер? — спросила вампирша с дурашливым испугом. 
Нет, — он попытался мотнуть головой, но лбом ударился об пол. — Даю слово.
Когда молниеносный рывок с хрустом выдернул из него трость, нестерпимая боль резко прошлась по всему телу, едва не загасив сознание. И также резко ушла. Вместе с болью ушёл и паралич.
Поднявшись, вампир  пошевелил рукой, смотря на неё так, словно видел её впервые.
Как ваше имя? — спросил Ливингстоун у рыжей вампирши. — Почему вы не с Карстаули?
Сантия, — представилась она, вертя в руках трость, и пожала плечами. — Матушка меня не звала. Да и от меня мало толку в драке
Я премного благодарен тебе, Сантия. Мне бы сейчас... — оперевшись рукой о стену, он поморщился от боли, так и не договорив.
Девушка вдруг подставила ему плечо, поддерживая.
Ты что? Пойдем, я уложу тебя... А ты расскажешь, каково это сесть на осину
Инквизитор поддался.
Веди.
Комната, в которую Сантия привела раннего Брэма, явно служила кому-то уединению для разврата и утех. О том говорила смятая постель и запах любовного пота, мочи, семенной жидкости и крови. Почуяв этот обильный спектр запахов, обыденных для лупанария, Ливингстоун поморщился. 
Когда вы в последний раз питались, святой отец? — спросила она, уложив его на постель. 
Он упал на смятую простынь. Сейчас его не заботила взращенная годами педантичность к чистоте и порядку. Смертельная слабость острым лезвием косила все привычки. Он лёг так, чтобы видеть добрую вампиршу, которой, однако, полного доверия не располагал.
Этим днём... Брат Рехтланц, — его губы изогнулись в лёгкой, незлой усмешки, — невольно поделился своей кровью.
Становясь более честным с собой, инквизитор понимал, что вампир в нём медленно, но верно берёт верх.
У вас есть? — он с воодушевлением посмотрел на неё, как смотрят дети на родителей в период ярмарок и праздников.
Девушка загадочно улыбнулась. Ей нравилось поддразнивать свою обессиленную находку.
Кажется, сейчас пост и ваше святейшество наверняка имеет в виду селёдку, сухари и постную кашу без масла. Нет, такого у нас нет, но мы можем послать прислугу в ближайший кабак
Сантия, прошу, не издеваетесь, — проворчал Ливингстоун. — Я уже не знаю кто я
Я приведу матушку,— сказала она и скрылась.
Между тем вопли и грохот в борделе утихли, оставляя только встревоженные голоса, топот и постанывания позабытой “пищи”. 
“Я приведу матушку”. Последние слова Сантии эхом отозвались в тяжелой голове Ливингстоуна. Закрыв отяжелевшие глаза, он представил свою мать. Её он едва ли мог назвать также ласково и тепло, как это сделала рыжеволосая девушка матушкой. 
Матушкой, как и подозревал Брэм, для Сантии была та самая. Та, от которой теплотой и лаской не веяло совсем. Та, кто переломала кости при первой их встречи. Та, чья трость в чужих руках едва не пробила всё ещё живое сердце. Та, кто тем не менее спас его, хоть и невольно.
 
Карстаули остановилась в дверях. Растрёпанная, как драная ворона и бледная, как сама смерть и злая. Очень злая. 
Некоторое время она разглядывала инквизитора, кривя тонкие губы.
Он тебя трогал, дитя моё? — спросила она у Сантии.— Как-то странно себя вёл?
Только щупал за грудь. В остальном — тих, как птенец под крылом.
Карстаули осторожно приблизилась к постели Брэма.
Он опробовал тебя,— сказала она. — Как это передаётся? Отвечай
Ливингстоун выдержал тяжёлый взгляд красных глаз Карстаули.
Передаётся что...
Как только эти слова сорвались с его сухих, потресканных губ, безошибочное предположение возникло в голове инквизитора.
Батист пострадал от неё... — спокойное размышление сменилось раздражением, и Брэм рявкнул в ответ: — Как я могу знать как это передаётся?!
Трость угрожающе приподнялась, но удара не последовало.
Заковать его до утра. И следить.
Он хочет есть, матушка...
Потерпит. На рассвете я решу, что с ним делать.
 



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 05 Июнь 2021 - 23:01


  • 4
Любопытство остановило пробегающего дёрганной рысью таракана. Шевельнув усами, он замер около непривычной кучи, которой ещё вчера точно не было. Пахла она тем не менее привлекательно, и таракан начал исследование, опрометчиво забравшись на неё. Ярко пахнущая куча резко задрожала и с рычанием повернулась.
Серебряные цепи, которыми обмотали Ливингстоуна, жгли его кожу при малейшем движении. Голод усиливался, вынуждая вампира едва ли не кусать себя самого, но связанный он не мог дотянуться. Цепи кусали и жалили, и он вновь обмякал на полу, оставляя очередную попытку укусить руку. Несколько раз связанный и обессиленный он проваливался в беспамятство, сменяемое при пробуждении жгучей болью и страшным голодом. 
Так, рыча и глухо воя, он протянул до утра. 
В нередкие периоды забытья, инквизитора посещали чудные картины, нелепые и необъяснимые. Единственное, что сохраняло трезвость ума и отгоняло голодное безумие был анализ увиденных образов. Море, широкое бесконечное море, поверхность которого отражало звёздное чёрное небо. Посреди белел одинокий остров, из центра которого корявой извилиной росло древнее и могучее деревце. Осина или каштан, может дуб или ясень — листья давно опали, оголив обилие тонких ветвей. Подле стояли эльфы. По их старинным доспехам гуляли холодные блики от горящих в руках факелов. Они подобно колоссам прошлого возвышались над тринадцатью людскими фигурами. Там среди этой массы, казалось, жалких, измученных тел у корней выделялась книга. Крупная, в кожаном переплете, с исписанными желтыми страницами. Мгновение, и корни деревьев окропила алая кровь… 
 
Солнечный луч лениво полз по каменным плитам, освещая трещины, мелкие камни, раздавленного таракана, остатки соломы и даже чей-то клык. 
Карстаули, сложив на груди руки, внимательно следила за передвижением одинокой частицы солнца, столь редкого гостя в этой обители. Несколько вампирш отличались меньшим спокойствием и, не скрывая упоения и даже некоторого восторга от предположений о дальнейшем исходе, жадно смотрели представление. Привратник же скромно прижимался к стене, но всегда готовый к возможным поручениям. 
Долго, — тихо проворчала одна из вампирш, кривя губами. 
Если ты можешь заставить лучик бежать быстрее, то давай-давай, ну.
Тс!
Э?
Кажется проснулся
Девицы тут же сфокусировались на лежащем вампире, скованным серебряной цепью. 
Ливингстоун облизал сухие губы, клыки, недовольно принюхался чужой запах и медленно раскрыл глаза. Расплывчатые фигуры ожидающих тут же были забыты, когда медленно ползущий солнечный луч привлёк внимание. Это был палач, инквизитор, который бездушно, без милосердия в холодном сердце выполнял работу. Выполнял её не спеша, ритмично, разжигая страх, первобытный ужас своей жертвы. 
Ужас душил сейчас и Брэма. Что если он стал таким же, как Батист или Ева? Тогда он сгорит от прикосновения солнечного палача. Истлеет кожа его, невесомыми тронутыми пламенем листьями поднимаясь вверх. А на бледном лице застынет искаженная маска безысходности и надвигающегося конца. Свет приближался. Ладонь отделяла его от связанного вампира, преданного погожему суду. Подобного Брэм не испытывал никогда в своей жизни. 
Карстаули подождала некоторое время. Посматривая на солнце, на Брэма, снова на солнце. Наконец вздохнула:
Накормите его. Посмотрим, что будет.
Позвольте мне, матушка? — подскочила Сантия.
Вместе с нею вызвались ещё несколько вампирш. Они с легкостью донесли узника обратно в бордель и накормили его. 
Еле живой торговец, который по своей несчастливости пару дней назад проезжал город, практически не сопротивлялся, когда Брэм, всё ещё связанный, вонзился в его толстую потную шею. Его рука оставила попытки оттолкнуть голодного вампира. Тот никак не мог насытиться, вгрызаясь в горло всё глубже и глубже, не обращая внимание на жжение серебра. Не рассчитав силы, он случайно переломил торговцу шею. Впрочем человек был уже мёртв, и обескровленное тело рухнуло вниз. Вездесущая Сантия утащила труп в комнату с люком, чтобы выкинуть объедки. 
На сером потолке бегали смешные узоры, в основном состоявшие из трещин, каплей крови и каких-то пятен. Ливингстоун рассматривал их, в воображении строя продолжения орнаментов и завитушек. Измазанный рот его был раскрыт, а стеклянные глаза, казалось, ни разу не моргнули. Он напоминал мертвеца, свежего, убитого совершенно недавно за непростительные злодеяния. 
Нет пути назад, думал он, в очередной раз достроив глупый узор. Человек во мне мёртв, как и тот толстый бедолага. Нет покоя ни в мире людей, ни в мире монстров. Господь, ты отвернулся от меня? Exaudi, Domini! Испытываешь ты меня, своего верного слугу? Проверяешь на прочность силу веры и верности? Даруй мне знак. Покажи, что ты ещё со мной! Respondi me, Domini!
Silentium.
Ливингстоун закрыл глаза. Скупая, сдержанная, но горькая слеза стекла по впалой небритой щеке. 
В дверь постучали. Послышалось какое-то причитание, лязг замка, после чего дверь распахнулась, освещая проём и женский силуэт.
К вам можно, святой отец? — насмешливый голос принадлежал Сантии. Рыжеволосая, явно довольствуясь шуткой, тут же прошла внутрь. Держалась она осторожно, с любопытством разглядывая вампира, будто премилого зверька, которого почему-то наказали бояться.
Не называй меня так, — без злости ответил вампир.
А как называть? — веснушчатое лицо вампирши украсила ехидная улыбка. Она потопталась на месте, явно не решаясь подходить ближе.
Брэм.
Он наклонил голову, рассматривая её снизу вверх.
Тогда скажи мне, Брэм! — Сантия потерла ладошки. — Чувствуешь что-то необычное, новое? Можеееет..., — она задумчиво поджала губы, а затем довольно улыбнулась. — ... тебе захотелось меня съесть?
Он подумал недолго.
Нет.
Почему ты спрашиваешь? — устало поинтересовался он.
Матушка сказала, что ты станешь таким же как Батист, потому что он укусил тебя! — лицо рыжеволосой стало серьезным.
Ливингстоун незаметно закатил глаза.
А мне наказала следить за любыми изменениями в твоём состоянии. Ну раз уж тебя не манит моя кровь — уж врать то мне ты конечно не будешь — ведь я такая очаровашка, значиит..., — Сантия будто искала предлога остаться подольше с пленником, — ...оставлю тебя наедине с чудными мелодиями, доносящимися из соседних комнат!
Мелодии действительно были чудными. Когда Брэм впервые услышал их, едва не впал в грех очарования одной из подмигнувшей ему тогда вампирш. Впрочем вера вернула его на путь истинного послушника. Сейчас же спустя столько событий, безумных эмоций и переживаний, она пошатнулась ещё сильнее. А присутствие рыжеволосой девушки доламывало кренящийся крест.
Вампирша развернулась к двери, за которой послышались приближающиеся женские голоса и хихиканье. Рыжая закатила глаза и недовольно цикнула:
Катарина, как же без тебя
Расскажи о себе, — попросил Брэм, разглядывая её веснушчатое лицо. — Давно ты... такая?
Сантия явно не ожидала вопросов на личную тему, казалось, что ей такое было непривычно. Заморгав рыжими ресницами, вампирша как-то даже воодушевилась, раздумывая с чего начать.
Но едва она собралась произнести вступительную речь, дверь комнаты по-хозяйски распахнули. Внутрь зашла тёмноволосая вампирша, оглядев собравшихся своими красными глазами:
Ну что, моя сестрёнка уже покорила тебя своим остроумием? — грубый голос, который был чем-то похож на мужской, исторгался из противоположно чувственных женских губ.
Тёмноволосая посторонилась, пропуская вперёд двух юных девушек с тазом воды, источавшим приторно-едкий аромат.
Сантия явно смутилась, ее взгляд забегал, а уверенности поубавилось:
Э-э, Катарина, матушка просила МЕНЯ следить за пленником. А тебя как раз очень не хотела к нему допускать, — бледные пальцы вампирши скованно сцепились друг в друга на уровне живота. — Что тебе нужно?
Мне нужно, чтобы ты вышла вон, ревенатское недоразумение, — хриплый голос был настроен категорически властно и доминантно. — Или тебе удалось вызнать что-то полезное
От такой же слышу..., — огрызнулась рыжеволосая, но было видно, что влияние в семье явно в руках тёмноволосой. Подобно не самой лучшей старшей сестре, Катарина уничижительно глядела на Сантию:
Твоё молчание говорит само за себя, ну чего еще ожидать от девственницы, — грубо хмыкнув, вампирша жестом указала двум другим сёстрам проследовать к ложу Брэма. — Исчезни, я сама разберусь.
Лучше разберись со своими уродливыми голосовыми связками, — брякнула Сантия явно не подумавши. 
В следующее мгновение Катарина зашипела, выпуская клыки — в ответ зашипела и рыжеволосая. Эта вампирская ссора была подобна вспышке — ни одна из сестёр ничего не сделала другой. Успокоившись, Сантия кивнула пленнику, прежде чем выйти из комнаты:
Мы еще поболтаем.
А брюнетка, нервно оправив платок на шее, который не мог до конца скрыть длинных уродливых шрамов, наконец обратила внимание на Брэма. И тут же расплылась в подобострастной улыбке:
Ну вот и он
Он ответил Катарине холодным взглядом. Ему была больше по душе добросердечная Сантия.
Катарину не смутил подобным взгляд, она встала у ног пленника, опираясь руками на борт кровати.
Девочки, смелее! Он полностью обездвижен, — две молодых вампирши были очень похожи друг на друга, вероятно сёстры. Одеты они были как работницы борделя в весьма откровенные юбки с разрезом, с чулками и прозрачными декольтированными бюстье. Рты их были вымазаны кровью — вероятно любовницы только-только закончили "принимать" клиентов. Этот знакомый запах с железными нотками дразнил скованного серебром вампира, особенно когда милые личики оказались ближе, рассматривая его с диковатым видом.
Что думаешь, Брэм? — грубый голос тёмноволосой прозвучал издевательски участливо. — Что собираешься делать, покорно ожидать смерти?
Юркие руки вампирш уже обтирали плечи и грудь пленника мокрыми тряпками, смывая грязь и тёмные пятна от кровавых брызг из шеи торговца. 
Ливингстоун дернулся, словно испугавшись прикосновений лёгких рук сестёр, но выжидающе смотрел в глаза Катарины, стараясь не отвлекаться на полупрозрачные одежды и едва ли трущихся о его лицо грудей. Некогда он уже испытывал подобное чувство, там, на болотах, когда три нагие ведьмы вывернули наизнанку его сдержанность и с грандиозным успехом разбудили один из грехов.
О эта похоть, сводящая с ума многих гениев и обводящая вокруг пальцев хитрецов!
Ливингстоун судорожно сглотнул и прищурился.
Ему нравились эти ощущения, они пленили и расслабляли. Руки напряглись, цепи зазвенели.
Меня не пугает смерть, — в конце концов ответил он. — Жизнь намного опаснее. Чего ты добиваешься?
Черноволосая на мгновение замерла, подбирая слова.
Ты хоть сам осознаёшь, что с тобой происходит? Тебя заразили неведомой нам ранее силой, границы которой пока сложно найти! Это вселяет ужас и восхищает одновременно! — красные глаза Катарины лихорадочно заблестели. В следующее мгновение её голос раздался уже в мыслях Брэма:
"Если бы ты поделился со мной... Обратил меня... Клянусь ночью, я бы сделала всё, чтобы вытащить тебя отсюда! Мы бы стали родцами нового вида! Более совершенного, могущественного и опасного, как для людей, так и для вампиров!"
Омывательницы тем временем продолжали скользить тряпками по напрягшемуся телу, одна до конца расстегнула рубаху и спустилась к животу, вторая  обтирала лицо от засохшей крови. Дурно пахнущая вода обильно стекала по щекам, по шее, в уголки губ и капала на простынь.
Брови Ливингстоуна, когда тот услышал хрип Катарины в голове, вопросительно изогнулись, чтобы через мгновение он сам рассмеялся в голос. Смех пленника явно озадачил одержимую вампиршу. Комплекс бога никогда не оставлял Брэма равнодушным, впрочем, вызывая каждый раз смешанные чувства. Жалость, насмехание или же жгучее желание наказать igne perpetuō. Однако мгновение спустя его лицо вновь стало серьезным. Он не обращал внимания на обтирающих его ласками, а смотрел прямиком в красные и пустые глаза Катарины.
Она злобно поджала губы, пытаясь понять, что же смешного было сказано. 
"Вытащи меня этой ночью", — мысленно наказал Брэм. 
Будучи далеко не глупой и крайне тактически коварной, Катарина задумчиво облизнула клыки.
"Когда получу желаемое. Тогда я исполню свою часть сделки. Я приду скоро, в наиболее подходящее время".
Громко хлопнув в ладоши, тёмноволосая прохрипела:
Девочки, думаю, омывательных процедур достаточно, у вас и так полно работы
Сёстры предвкушающе зашипели, ожидая новую порцию мяса. Оставив пленника, они понесли кадью с водой за дверь.
Катарина же задержалась, приближаясь к лежащему, и склонила красивое над ним лицо.
Не вздумай кому-то сказать лишнее, я тут же узнаю. А когда узнаю - проверим, насколько тебя не пугает смерть..., — грубый голос звучал над самым ухом. Вампирша неровно выдохнула, выдавая своё волнение. — Я пока единственная на твоей стороне, не упусти этот шанс.
Приторно сладкие духи оставили шлейф за фигурой, когда она покинула комнату. Лязгнул дверной замок, оставив Брэма наедине с собой и со звуками борделя. 



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 06 Июнь 2021 - 19:35


  • 4
До следующего утра к нему никто не приходил, пару раз он слышал шаги по коридору, которые останавливались возле двери. Но сомнительный покой пленника так никто и не нарушил. Ближе к полудню, когда солнце в полной мере владело небесами, за Брэмом в очередной раз явился конвой, чтобы сопроводить того во двор на "солнечную аудиенцию". Как и в прошлые разы никакого толка это не произвело. Вампирши перешептывались, поглядывая на загадочного пленника, а затем его опять приковали к закадычной кровати. Голод давал о себе знать, высосанные останки из полудохлого торговца сутками ранее были никчемной подачкой.
Наконец в дверь постучали, очень знакомо, так делала лишь Сантия. После шорохов и топтания она таки отворила дверь, но была одна, без долгожданного обеда.
Ну, как ты тут? — буркнула рыжеволосая, осматривая внимательно "камеру", будто искала признаки побега.
Замечательно, — его голос звучал устало, безразлично.
Хотя он был рад видеть Сантию, которой симпатизировал больше всех остальных. Честно говоря она была единственная, кто составлял ему компанию. 
Чем имею честь визита?
Ну... Поглядеть хотела, как ты тут, — пожала плечами вампирша, хотя она старательно избегала встречаться со взглядом пленника.
Собственно, стандартный вопрос — да-да, знаю, что это тупо, но... Появились ли у тебя какие-то новые необычные ощущения? — хрупкая фигура застыла возле одной из балдахин, привязанных к кровати.
Нет.
Ливингстоун поднял на неё глаза. Под ними синели набитые голодными часами мешки. Он ещё чувствовал вкус теплой крови торговца, всё ещё видел его напуганное лицо и дрожащие губы. Однако на вампирскую кровь его не тянуло. Она казалась ему грязной и холодной, как и вся его жизнь сейчас. Некогда подающий огромные надежды инквизитор, который так и не дослужился до старшего, а ныне гниющий в скверне лупанария ревенант. Действительно, как заметила Карстаули при их первой встрече, большей шутки бытия не бывает. 
Вероятно, я бы тогда отказывался от простой крови или же просто не мог бы её усваивать.
Ответив, узник поерзал на кровати. Цепи зазвенели.
Отказывался! — Сантия хохотнула. — Можно подумать, ты тут что-то решаешь
Казалось, вампир обиделся и отвернулся. 
Рыжая присела на край стола:
Кстати, матушка сказала подержать тебя на диете. Мол, это может вызвать у тебя какие-то реакции, неконтролируемые и затмит мышление, чтобы ты... Ой!
Она поняла, что сболтнула лишнее и поспешила сменить тему:
— Значит, последний раз ты интересовался о моей жизни, что тебе интересно? Обратили меня не так давно, я ещё птенец, чик-чирик! Впрочем, это не было моим желанием, Карстаули сделала это, чтобы обезопасить себя, так как я узнала их секретик, и сам понимаешь, могла кому-то проболтаться. Болтать-то я люблю... Почему она просто не убила меня, спросишь ты? О, это очень правильный вопрос! Его я первым делом и задала матушке, но черт разберёт, что творится в её голове... "Ты достойна этого дара" вот и все, что она сказала
Дара, — тихо повторил Ливингстоун, по-собачьи посмеявшись. — Сантия, а как ты видишь своё будущее?
Ему нравилось слушать её, её голос, он успокаивал. 
Отличный вопрос! — вампирша подняла взгляд к потолку, задумчиво пожевав губы. — Вот как раз нахожусь на развилке двух дорог... Завести крепкую семью с кучей детишек и своим огородом или погнаться за властью, говорят, жалованье у епископа большое, да и есть куда расти! Как думаешь, что выбрать?
Ливингстоун хрипло рассмеялся.
Огород. Всяко лучше помидоры таскать нежели чужие обезображенные трупы да отсеченные головы.
Сантия подхватила хохот пленника, после чего резко поменялась в лице и молнией метнулась к нему.
Какое к черту будущее? — зашипела она, оголяя клыки и схватив Брема за подбородок, чтобы дёрнуть вверх. Он раскрыл свои голубые глаза от удивления, смотря в её серые, которые до этого момента скрываемые иллюзией, сейчас приобрели красный оттенок. — Отныне и вовек меня окружает лишь кровь и мрак, это мое прошлое, настоящее и будущее
Резко мотнув головой, он заставил Сантию отпустить его. Серебряные цепи зажгли запястья, когда он вновь зашевелился. Боль напомнила ему об участи пленника.
А вот моё будущее, хм, получается в руках твоей матушки и её птенцов. Зачем ждать вам неизведанной мутации во мне, когда легче было бы просто убить меня?
Следующий вопрос вампира вернул Сантии некое подобие спокойствия. Она с силой сжала его подбородок в последний раз, после чего отпустила.
Слишком много вопросов на сегодня, — рыжеволосая неожиданно улыбнулась, покорно устроившись на колени в изголовье кровати. — Моя очередь.
Тонкие пальцы, дотоле вцепившиеся в лицо пленника, бережно поправили подушку под его головой.
Что от тебя хотела Катарина?
Исповеди, — ответил Ливингстоун, смотря на грудь Сантии, пока та склонялась над ним.
Однако она редкий гость, чтобы чего-то желать от меня, — намекнул Брэм. — Ты ухаживаешь за мной... по-человечески. Твоё лицо я вижу чаще. Ты не надзиратель, не палач. Так какая твоя роль?
Опять вопросы... — рыжеволосая закатила глаза. Она напоминала ему подростка, который пытается гармонично сосуществовать между пламенным небом и тёплой землёй. 
Ладно, — она хлопнула в ладоши, расправила плечи, будто настраиваясь на свой лад. Даже глаза прикрыла, но из-под ресниц продолжала наблюдать за прикованным серебром узником.
Давай на чистоту. Перестань считать, что я добрая и пушистая! Я зверь в людском обличии, возможно, во мне ещё слишком много от человека, но не надейся провести меня! Мне поручили кормить и проведывать тебя, ясно? Не более того. — Сантия напряжённо вдохнула, закончив скороговоркой этот монолог. Затем тихо добавила:
Тут все очень напуганы, смешно сказать, вампиры, а трясутся как смертные. Эта мутация навела шороху, ведь теперь мы сами стали жертвами, а не охотниками. Батист изгнан, но он знает нашу обитель и в любой момент может явиться за свежей "пищей"... А ты — прямо здесь, и черт его знает, сдерживают ли тебя эти цепи на самом деле, и чего от тебя ожидать... Возможно, меня меньше всех жалко, если уж и становиться первой жертвой от мутирующего пленника, то кому, как не мне? — защитной усмешкой Сантия возможно скрывала обиду, а может и привыкла к своему положению. 
Когда она ушла, Брэм вновь остался наедине со своими мыслями. То и дело он прислушивался к шагам и смотрел на дверь, ожидая стук в дверь и веснушчатое лицо с лучезарной улыбкой, которое заглядывает внутрь комнаты. Комнаты, ставшей ему тюрьмой. Он попытался подняться, но цепи не позволили. На жгучую боль он не обратил внимания. 
Либо её уже не было. 



Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 12 Июнь 2021 - 17:39


  • 4
15 апреля 3057 года IV Эпохи
Бирен.

Время тянулось неторопливо, мучительно и рвано. Рехтланц едва ли понимал, что происходит — порой казалось, что кругом всё ещё плещется тёплая озёрная вода, над гладью которой бушует колдовское пламя. Однако порой всё-таки порождённое болезнью наваждение отступало, и инквизитор осознавал чьё-то присутствие рядом, отмечал, что его поят и кормят. Но и тогда мысли рвались не к идее о спасении, а в не особо далёкое прошлое, когда в один осенний день ему просто не повезло в переулке встретиться с напуганными расследованием людьми. Тогда тоже было больно, и сквозь пелену полубреда порой чувствовалась забота то ли лекаря, то ли сиделки.
Даже в тот момент, когда инквизитору всё-таки открыть глаза, прошлое не разжимало своих цепких когтей, и подсознательное ожидание, что вот-вот появится наставник, умеющий разложить всё по полочкам и наверняка недовольный сорванными планами, дарило непонятную надежду. Впрочем, витраж воспоминаний долго не продержался неизменным. Новыми незнакомыми пятнами врезалось то, чего никак не могло быть в ту далёкую осень.
Например, потолок — здесь он был выше и светлее, чем в маленькой тесной каморке лекаря. Или сама постель — сейчас было лежать однозначно мягче, чем на скупо набитом соломой тюфяке. К тому же тогда боль сосредотачивалась возле выбитого глаза, да и более поздние раны не ощущались так обширно. Главным же отличием был запах горелой плоти, пробивающийся сквозь всевозможные травы. Он напомнил и о слабом чувстве голода. Вместе с тем неторопливо припомнилось настоящее. Ревенаты, ведьмы, огненная тварь, тянущая ко дну кольчуга. Однако это был всё ещё земной мир.
Видимо, Азазель всё-таки успел прийти. Разобрался и с тварью, и с призвавшей её ведьмой, а после вытащил своего нанимателя из озера и отвёз в Бирен. Едва ли дальше — Рехтланц слишком близко познакомился с огнём ведьмы, чтобы дотянуть до Бризингера. Впрочем, сейчас ожоги почти не болели, скорее ныли — тупо, выматывающе, как всегда бывает после определённых настоек — например, опиумной. И если уж это близко к истине, то очень скоро неведомый лекарь снова опоит пациента. Ex gratia, разумеется — раненые часто ведут себя несдержанно, да и при смене повязок редко ведут себя тихо, особенно поначалу. Гленн лекарем не был, однако инквизиторское бытие внесло свой вклад.
Рехтланц скосил взгляд в сторону и ничуть не удивился, завидев спину в серо-буром одеянии. Если этот человек был посажен сюда с целью отслеживать, не очнулся ли пациент, миссия была безнадёжно провалена. Потрескивания пламени в очаге не дало ему услышать изменение дыхания, а всё внимание было уделено какому-то письму. Инквизитор больше по привычке, чем по необходимости, выхватил видимые куски письма, и даже в какое-то мере понял озадаченность гостя — едва ли хорошее послание содержит "в опасности", "семья", "прочь", "Эквилию", "отказался от моей фамилии", "власти", "вороны".
Удалось и внимательнее осмотреть комнату — та всё-таки оказалась небольшой, и изначально в заблуждение инквизитора ввело открытое окно. Помимо кровати и очага имелся стол и пара сундуков. Скрипнул стул, и в поднявшемся человеке Гленн узнал Рихарда Цохера. Конечно, а куда ещё его мог принести Азазель? Лекарь был бледен, и отпечаток неведомых переживаний резко бросался в глаза. Письмо, ничуть не облегчившее страданий, он сжёг в очаге.
Разумеется, огонь принял пергамент. Инквизитору захотелось оказаться поближе к очагу — несмотря на покрывало, вместе с бинтами немилосердно давившее на грудь и не дающее спокойно дышать, знобило. Рехтланц решился на глубокий вздох, а на выдохе уточнил:
Цохер?
Вышло негромко — ожоги стягивали кожу, и любое движение их раздражало, да и во рту оказалось как-то сухо и неприятно. Возможно, вопреки предосторожностям инквизитор всё-таки вдохнул раскалённый воздух. Однако аптекарь услышал и обернулся.
Да, мастер Рехтланц? — он подошёл к окну и немного прикрыл ставни. Затем снова оказался у постели инквизитора. — Да, это я. Постарайтесь меньше говорить. Досталось вам сильно, но могло быть и намного хуже. — Рихард налил из кувшина в чашу воды и поднёс её к губам Гленна. — Пейте. Пока ваше тело обезвожено, ничего путного от моих лекарств не выйдет
Гленн послушно сделал несколько долгих глотков, после отстранился и задал один из волнующих вопросов:
Где Азазель?
Ваш наёмник? К сожалению, не знаю. Брэм Ливингстоун привёз вас в город. Два дня назад.
При словах о Брэме лицо лекаря, кажется, на какой-то миг посмурнело ещё больше. Но лишь на миг.
Ливингстоун? Он выжил? — неподдельно удивился инквизитор, стараясь скрыть беспокойство. Наёмнику он был бы рад гораздо больше, нежели Ливингстоуну. — Он сильно разозлил ведьм...
Он... — Рихард осёкся. — Он выжил.
Два дня, значит. В Бирене, — инквизитор вздохнул. Раз наёмника, не раз доказавшего свою полезность делом, рядом нет, то убежище в доме аптекаря уже не казалось таким хорошим. Стараясь лишний раз не беспокоить покрывавшую ожоги корочку, инквизитор размеренно продолжил: — Я не самый удобный пациент, Рихард. Вероятно, вам лучше будет передать меня госпиталю. Вашими стараниями я буду жить — не хотелось бы за это платить неприятностями.
Чуть позже. Я не мог передать вас госпиталю, потому что перенос мог негативно сказаться на вашем и без этого шатком состоянии. Мне нужно убедиться, что вам не станет хуже. — Аптекарь устало потёр переносицу и звякнул парой каких-то склянок.
Я не сомневаюсь в вашем мастерстве. Просто оказалось, что в городе обосновались враги. Боюсь, моё присутствие здесь привлечёт к вам ненужное внимание.
Я... знаю. Об этом, — медленно ответил Цохер. Сглотнул. — По крайней мере, последние несколько дней.
Что произошло? — на миг забыв про ожоги нахмурился Гленн.
Этот город кишит вампирами, — выдохнул Рихард. — Три дня назад тварь чуть не убила мою дочь. Два дня назад оказалось, что один из этих чудовищ скрывался под именем и званием инквизитора... — он посмотрел на Гленна. Отложил в сторону ступу с пестиком.
Они пришли сюда после того, как чуть не превратили Аустенит в кормушку, — не стал отмалчиваться Гленн. — Возможно, вы слышали об этом. Сильно ли пострадала девочка?
Сотрясение, несколько шрамов, — ответил аптекарь. — Да, слухи об Аустенните доходили до нас... выходит, вы очень сильно неугодны их немёртвой братии? А, впрочем... я это вижу и так.
Я лишил их сообщника близкого к Маркизе, помог разгромить гнездо и перебить часть птенцов. Так что можно сказать и так... Однако в огне я оказался благодаря ведьмам. В Бирене целый культ демонопоклонниц оказался. Эти с вампирами ни за что не станут сотрудничать. Так что и второй враг появился. Понимаете теперь, кого приютили? — мрачно усмехнулся инквизитор.
Конечно, жить он хотел, однако считал неправильным осознанно подвергать риску других. Особенно зная, что, вероятно, по его вине и пострадала дочь аптекаря. Не её ли крик достиг их, когда было решено покинуть город? Впрочем, если и не её, то всё равно плохо — до приезда инквизитора в город ревенаты вели себя спокойнее, явно надеясь превратить Бирен в новое логово, а потому и не решаясь привлекать лишнее внимание.
Понимаю. Но отправить вас прямо сейчас в прицерковный лазарет не могу, — некоторое время Цохер молчал. — А теперь позвольте обработать раны. Не буду лгать о том, что это будет приятно.
Не беспокойтесь, я знаю, что любые повязки присыхают. Странно было бы ожидать иного. — Помолчав немного, инквизитор заговорил вновь: — Вы сказали, что на вашу дочь напали три дня назад. Где это произошло?
Рихард принялся за повязки, но всё же ответил. То ли не захотел скрывать, то ли решил отвлечь инквизитора от болезненной вопреки лекарствам процедуры.
В западной части этого района, недалеко от заброшенной гончарной лавки. С тех пор, как повесился старый гончар, туда не особо любят ходить.
Кажется, это довольно далеко от дома. Как девочке удалось спастись?
Тварь утолила жажду на её подруге, стала медленнее, и когда попыталась напасть, появился незнакомец, который помог ей бежать. Худой и черноволосый... больше мне ничего неизвестно..
Бедный ребёнок, — устало выдохнул Гленн. В груди колыхнулось пламя гнева, однако осознание своей бесполезности и бессилия в данный момент пресекало все порывы. — Она запомнила, как выглядел тот ревенат?
Худобу, высокий рост и горящие белые глаза. — Рихард повернул голову пациента чуть вбок. — Кажется, это была женщина.
Ваша дочь... Анна, если не ошибаюсь... Как она сейчас? Потрясение очень сильное, — продолжил говорить инквизитор. Анна ранее видела Еву, и потому едва ли не смогла бы её узнать. Однако ярость и звериная сущность могли исказить черты, и потому никакого облегчения новая информация не принесла.
Потрясена, но жива и здорова, а это — главное. — Рихард помог инквизитору перевернуться на бок. Все ожоги отозвались тупой болью.
Вместе с этим Рехтланц вдруг обратил внимание на руки лекаря. Вернее, на один из старых шрамов. Рваный след от чьих-то зубов, но едва ли собачьих. Похожую отметину инквизитор видел ранее на Еве, в хижине демонолога. Но задавать вопросы не стал.
Да... с моей стороны было бы неправильным не сообщить это вам. Тот, кто называл себя инквизитором Брэмом Ливингстоуном, пил вашу кровь. Судя по свежести следов, уже после того, как вы были ранены.
Это... весьма опасные слова, господин Цохер.
Опасные, — согласился аптекарь. Едва заметно сглотнул. — Но я уже назвал прилюдно члена ордена Инквизиции вампиром. Вампиром, который вернул вас в город. И именно следы вампирских зубов я нашёл на вашем запястье.
Он остановился, замолк, сосредоточенно перебирая обработанные целебным отваром бинты. Затем, видимо, всё же собрался с духом.
Вашей вины здесь нет, мастер Рехтланц. Иного я не утверждаю.
Я потерял сознание, когда ведьма поджигала всё и вся. И ещё несколько минут назад полагал, что жив благодаря тому, что Азазель принёс меня в город, — Рехтланц тяжело вздохнул. — Возможно, Ливингстоун не добил лишь из сентиментальности. Мы познакомились с ним в конце этой зимы. Был ли он уже тогда таким? Не знаю. Он не давал усомниться в своей верности Ордену. Об истинной же сущности я узнал слишком поздно. — Помолчав, инквизитор продолжил: — Что ревенат успел натворить в городе?
Он сбежал. Более о нём вестей не было. Вампиры, увы, мастера иллюзий и обмана. Удивительно, что он так долго смог скрывать свою сущность от посторонних. — Рихард потрогал чашу, едва заметно кивнул каким-то своим мыслям. — Вот, выпейте это. Необходимо очистить кровь от вампирского яда.
Я полагал, что раз до сих пор не бросаюсь ни на кого и не лежу с колом в сердце, яд не попал в тело. Или я чего-то не понимаю?
Нет, вас не пытались обратить, — Рихард отрицательно качнул головой. — Но укус вампира сам по себе может таить в себе опасность — кровосос как бы привязывает к себе жертву и при следующей встрече может попытаться повлиять на неё... с большим успехом.
Значит, это не чистый гипноз, а нечто вроде наркотика? — инквизитор не стал отказываться от предложенной чаши.
Всё больше было сожаления о том, что не послушал наёмника вовремя и неубил Ливингстоуна сразу, как только предложил Азазель. И это далеко не единственная его ошибка. Конечно, Ливингстоун мог говорить и правду, однако это больше не имеет никакого значения — не важно, на чьей стороне ревенат. Здесь их избыточно много.
Вероятно, со мной захотят поговорить люди Епископа. Можете сообщить им, что я в состоянии говорить. И ещё... Если Ливингстоун привёз меня в повозке, то там должны были остаться вещи, мои и наёмника
Хорошо. Я передам. А пока — отдыхайте, — распорядился аптекарь. Впрочем, он ещё в начале беседы попросил поменьше говорить, и явно не из одного лишь желания что-то скрыть.
Аптекарь закончил с перевязкой лишь где-то через полчаса, и это было далеко не самое приятное время в жизни. Возникла даже мысль, что как-то часто в последнее время прихожится отлёживаться перед лекарями. Аустенит, хижина демонолога, теперь дом Цохера... "Как закончатся все разборки, нужно будет податься на юг и осесть в каком-нибудь монастыре на год", — пришла в голову мысль. Действительно стоило восстановиться после ожогов, разобраться, как служить Ордену дальше — пусть зеркала рядом не было, Рехтланц представлял, как теперь выглядит, а потому не сомневался, что с людьми теперь говорить будет трудно — каяться или по секрету что-то сообщать человек с большей охотой готов лишь тому, у кого рожа не такая кривая. Переть же напролом и добывать всё исключительно предъявлением signum'а или в застенках было совершенно бесполезной и нерациональной стратегией. Так не лучше ли уйти в тень? Взять помощника, натаскать, да и действовать через него, чтобы не спугнуть чью-то откровенность уродством?
Неторопливые размышления, лекарство и общее состояние сделали своё дело — утомлённость быстро перешла в сон, и этому инквизитор не сопротивлялся.




Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 14 Июнь 2021 - 14:28


  • 5

Очередное прояснение сознания прошло гораздо легче. Мысли и память больше не терзали воспоминания, а бред отступил. Ещё до того, как открыл глаза, инквизитор знал, что находится уже не у Цохера. Об этом говорил иной запах — видимо, аптекарь всё же внял гласу разума и избавился от опасного гостя. Ну а про место и думать долго не приходилось - не иначе как госпиталь при монастыре, о котором инквизитору уже доводилось слышать. Впрочем, в помещении стояла тишина — не было галдежа жалующихся больных, стонов, причитаний. Это всецело устраивало Рехтланца, ценящего уединение. Давало возможность подумать в тишине.
Хотя сейчас инквизитор явно был не один — обычно при раненых всегда присутствовал кто-то. Слишком уж разные люди попадали в госпитали. Сильно хотелось пить, и Гленн всё-таки открыл глаз. То ли нарочно, то ли случайно, но его положили так, что первым делом взгляд падал на исарианский крест. Рехтланц отстранённо подумал о том, что даже не знает, при нём сейчас signum, или же нет.
Дальше взгляд упал на монахиню, которая выполняла одной ей ведомые дела. Женщина в одеяниях госпитальеров бегала туда-сюда с каким-то тазиком, не обращая особого внимания на Гленна. И как привлечь её внимание? От остального зала, который, если судить по потолку, был весьма просторным, инквизитора отгородили белой занавесью, и тревожить покой спящих, если они здесь есть, Рехтланц не хотел.
Только инквизитор подгадал момент, чтобы подать голос, как вдруг тишина наполнилась эхом шагов и лязгом металла доспехов. Отрывисто звучали распоряжения. Наивно полагать, что это не к нему — уж больно точно они приближались к инквизитору. Но крутить головой Гленн не стал, лишь устало полуприкрыл глаза, внутренне собираясь для непростой беседы. Зачем иначе столько людей? Тем временем шаги остановились где-то близко. И вновь раздались по правую руку.
Ну и рожа у тебя, Глеша! — сказал кто-то голосом епископа. Впрочем, едва ли ревенат-пересмешник  решил бы заявиться сюда. Значит, епископ собственной персоной.
Ваше Преосвященство... Прошу простить, что не встаю, — нашёл в себе силы усмехнуться инквизитор. — Вы знали про ведьм?
Ведьмы-ведьмы, — проговорил епископ, осматривая обиталище Глена. — Ты о тех, чьи головы привез в телеге мой кхм... бывший человек?
Головы? — чуть нахмурился Рехтланц, но едва заметно мотнул головой: — Не знаю. Их было трое. Демонопоклонницы Кир-Анахатт.
Епископ обошел постель и встал так, чтобы Гленн его видел. Повинуясь малейшему движению преосвященского зада, молчаливые слуги немедленно подтащили и подсунули под епископа кресло. Надо было отдать должное их скорости и невозмутимости, с которой епископ Гаррен усаживался в пустоту. Страшно представить, что было бы, не успей они вовремя. Гленн не знал, привычный это уклад, или же специально ради него разыгранное представление.
Три женские головы, отпиленные кое-как, — подтвердил епископ, устраиваясь поудобнее. Но если он и хотел смутить инквизитора этой правдой, у него не вышло. — Ливингстоун что-то такое там говорил. Вроде бы... В силу ряда причин с ним не удалось обстоятельно поговорить. К моему сожалению, - он откинулся на спинку и посмотрел на Рехтланца. — А ты рвёшься в бой, Глеша, не смотря на постыдный провал и понесённые раны. Мне это в тебе нравится. К сожалению, не могу добавить к этому что-то ещё. Как же тебя угораздило?
Я доверял Ливингстоуну, — спокойно признался Рехтланц. Он и не думал спорить с епископом, поскольку и сам осознавал количество совершённых ошибок. — Он даже спокойно помолился перед едой. Потом на сестру Еву вдруг что-то нашло... Быть может, это начал действовать ревенат. Тогда я никак не связывал это со встречей с Ливингстоуном и списал на демонолога. Мы с наёмником и Ливингстоуном вернулись в хижину... Неожиданно демонолог оказался там. Вернее, гулял рядом. Прятался под личиной прокажённого, но испугавшись нашего появления поспешно исчез. Будто растворился в воздухе. Тогда мы решили выяснить, откуда он пришёл. Наёмник остался следить за лошадьми, а мы заблудились, — нехотя признался инквизитор. — После же вышли к какому-то озеру — оттуда доносились женские голоса. Ливингстоун... избрал неверную тактику общения. Женщины напали, используя колдовской дар. А после вдруг увидели в Ливингстоуне ревената. Двоих он убил при мне, потом одна из ведьм призвала огненного стихиария. Дальнейшее я помню весьма смутно. Я понимаю, что оказался непозволительно доверчив и буду рад искупить свою оплошность.
Даже ведьм ты не смог привезти живыми, — заключил епископ. — Толку мне от них мёртвых? Мёртвые ведьмы не будут кричать и корчиться на костре... Да. Разочаровал ты меня, Глеша. Разочаровал. От героя Аустенита я ожидал большего, - Гарен из Марена покачал головой и продолжил: — Теперь у меня по городу бегают вампиры. Народ в панике. Люди бросают дома и уезжают. Они перестают видеть в Церкви защитницу и заступницу. Понимаешь, что это значит, Глеша? А? Простой аптекарь оказался сметливей тебя. Искупить такой промах будет непросто..
Единственные выжившие из Аустенита сбежали, остальные были сожжены, — криво усмехнулся инквизитор, и уже серьёзнее продолжил: — остался ещё демонолог. Ведьмы его знали. Мервин Марвигус. Или попытаться найти его, или отловить побольше ревенатов и устроить публичную казнь. Люди любят зрелищные действия. Я же... Самое меньшее ближайшую неделю годен лишь на роль живой приманки, — нехотя признал инквизитор. 
  Отловить ревенатов? Как ты себе это представляешь, Глеша? Может быть ты подскажешь мне где они, а?
Не представляю... Но если вы выделите мне хотя бы двух человек, ответ будет у вас, — с твёрдой упрямостью проговорил Гленн.
У тебя уже было всё, Глеша. Моё полное расположение и помощь. — Епископ замолчал, словно задумавшись, внимательно вглядываясь в Гленна. — Говорят, Брэм укусил тебя. Пил твою кровь.
У меня была монашка и наёмник, — сдерживая неуместное раздражение заметил инквизитор. — Ставить их на один уровень с обученными в Ордене людьми некорректно. Будь у меня подходящие люди, и мне не пришлось бы ехать к демонологу одному. А наёмник и вовсе бесследно исчез, и вряд ли просто сбежал — лес вокруг Бирена на удивление полон неожиданностей.
Но епископ не пожелал дослушать.
Почему ты не подошел и не сказал: "Гаррен, мне нужны твои люди"? ещё при первой нашей встрече, я вроде бы ясно дал понять. Любая помощь.
Много чего хотелось ответить епископу, но именно разница в положении удержала Гленна от напоминания об отказе выделять инквизитору людей. Мол, и без того двое есть. Но напоминать об этом епископу Рехтланц не стал, просто продолжил говорить так, будто его не прерывали:
Что до укуса... Аптекарь дал лекарство. Ревенатом я и не должен был стать, он сказал. Как я понял, для людей их слюна сродни наркотику. Однако... — Гленн поколебался, не решаясь высказывать все подозрения, но всё-таки молчать не стал, не зная точно, поможет ли правда в данный момент. — Не уверен, что подобное на меня действует. В Аустените меня не убил яд вурдалака, хотя до помощи добрался не сразу. Здесь пережил укусы упырей. Ливингстоун же едва ли старый ревенат и вряд ли силён. Он вроде аристократ? Должны были остаться записи о нём в достаточном количестве. К тому же ходил слух, что его задрали вампиры. когда они с наставником разворошили их гнездо. Как знать, какое отношение имеет его наставник к богопротивной сущности ученика? — Говорить было непросто, во рту давно пересохло, но просить воды у епископа было неуместно в данный момент.
Кого это волнует, Глеша? — Нетерпеливо отмахнулся Гарен. — Большинство наших прихожан есть люди densa tenebras, et. Уже скоро слух о том, что ты стал жертвой ревената, разнесется по всему городу.
Дайте мне шанс, ваше Преосвященство, — сглотнул инквизитор. Сказанное епископом многое меняло. — Шанс и пару человек, потому как я сейчас даже встать без посторонней помощи не в состоянии
Конечно у тебя будет шанс, Глеша. Честное имя Ордена необходимо восстановить. Искупишь. Конечно, искупишь. Иначе бы мы с тобой не говорили, — епископ поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Поправляйся, Глеша.
  Епископ со всей своей свитой ушёл, а Рехтланц уже проклинал эту беседу. Откуда, чёрт подери, может пойти слух? Едва ли на обгорелой плоти был заметен след зубов, так что наблюдательные прихожане отметаются. Да и Цохер не казался тем, кто мог рассказать об этом просто так. И у епископа было достаточно власти, чтобы пресечь болтовню служителей и тех, кто хоть что-то знал. Значит, подобные слухи — часть плана, пока ещё малопонятного.
Правда, трудно было понять, как эти слухи помогут в деле. Теперь прихожане решат, что Церковь начала действовать лишь после того, как напали на её служителя. С другой стороны это позволит, вероятно, привести в Бирен отряд паладинов или пару более опытных инквизиторов... Хотя и без того Рехтланц намеревался узнать в Ордене, почему в столь неспокойном городе, где казни происходят чуть ли не каждый день, нет постоянного инквизитора. Ливингстоун лишь младший инквизитор, и этого явно мало для столь крупного города.
Adiuva me, Domine!
Однако по-прежнему чётко инквизитор осознавал свою бесполезность и беспомощность. И чтобы хоть как-то отвлечься от размышлений, он негромко начал читать молитву об исцелении. Не ради себя — наверняка в госпитале монахини сами читают, да не поодиночке. И не ради Евы и Азазеля, бесследно сгинувших в царящей суматохе. Но ради совершенно посторонней девчонки, которой не повезло попасться под руку обозлённым ревенатам.




Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 14 Июнь 2021 - 23:47


  • 5
И вновь камера, и вновь солнце, и вновь безуспешно. Он лежал, скованный серебром, едва ли моргая смотря вверх, куда обычно устремляли взгляды верные господу богу люди. Человек, предавший своего бога, забыв о его учении, заветах и законах, становится падшим, богохульником, грешником. Однако какую роль на себя берёт сам бог, отвернувшийся от верующего человека? 
Брэм отвернулся. 
В проходе стояли по обыкновению все те же наблюдатели: Карстаули, выглядящей более взволнованная, чем обычно, привратник и несколько юных девиц-кровопийц, с любопытством и замиранием сердца наблюдающих за испытанием солнцем. Оно не трогало закованного узника, не причиняло вреда и не жгло его бледную кожу. Казалось, Ливингстоун стал ещё более сумеречным после продолжительного принудительного голода. 
Карстаули облегченно улыбнулась и дала быстрый знак, чтобы его унесли обратно в комнату, ставшую уже тюрьмой. Она не заметила гримасу разочарования на лице Катарины, но уделила внимание рыжеволосой Сантии, которая торопливо нашептывала ей и указывала на узника. 
Матушка хочет с тобой поговорить, а пока тебя велено накормить, — шепнула ему на ухо Сантия, пока его вели в покои-узницу.
Впрочем цепи с были сняты, и он почувствовал свободу, находясь в столь скромной комнатушке.  
Время недолгого ожидания, казалось, тянулись днями, неделями. Брэм неотрывно смотрел на дверь, кусая сухие губы. И вот наконец она открылась, впуская небольшую фигуру Сантии, которая тащила за собой какое-то полуживое тело как, вероятно, остаток утренней трапезы. 
Приятного аппетита, — вампирша остановилась в дверях, наблюдая как жадно и дико некогда инквизитор пожирал человека. 
Биение слабого сердца он не слышал, но чувствовал, когда струйки теплой крови торопливо покидали человеческое тело. Мужчина оказался его завтраком или женщина — столь глупый вопрос не волновал сейчас вампира. Тот наслаждался этим мгновением, упиваясь им в прямом смысле слова. Он даже не посмотрел на Сантию, а когда поднял глаза — её уже не было. 
Утолив голод, Ливингстоун остервенело откинул от себя труп и схватился за голову, прижатый виной. 
Такова теперь твоя природа, пронеслась яркая, но в то же время тёмная мысль. Либо прими её, либо будь изгнан всеми. Люди отвернулись, господь последовал их примеру. И лишь слепой глупец будет продолжать скакать перед ним на задних лапках, как цирковой зверь со сломленной волей и страхом. Страхом! 
Ливингстоун открыл глаза. Труп лежал перед ним. Странное выражение застыло на небритом лице мужчины. Оно показалось вампиру осуждающим, и он небрежно схватил тело за горло и отшвырнул со злостью и ненавистью его в стену. Раздался звук ломающихся костей. На стене остался кровавый след от проломленного черепа. 
Такова теперь твоя природа. 
 
Часами он мог медленно бродить по кругу, а когда это ему надоедало — падал в угол, где размышлял, склонив голову и рассматривая грязные босые ноги, и разговаривал сам с собой от скуки. Бывало он рычал, скрипя зубами, и злился. Злился на всех. И ненавидел. После ненависти являлось чувство жалости к самому себе, к подобному существованию, к паршивой судьбе, так кровожадно с ним поступившей.
Несколько раз он подходил к двери и проверял не заперта ли она. Выбить её не составило бы труда: к нему возвращались силы, — но подобное стало крайне неправильным и благоразумным. 
Ливингстоун мягко опустился на край кровати, рассматривая кровавое пятно на стене. Необычно расползшись, оно напоминало улыбающийся профиль уличного шута, который только что совершил нечто удовлетворительное своим желаниям деяние. Доброе или коварное домыслить не удалось, поскольку в комнату постучали и отворили замок. 
—  Ну что, как тебе не быть постоянно прикованным к кровати? Размял кости? — это была Сантия, но пошутила она с ощутимым напряжением в голосе, то и дело хмурясь от собственных мыслей. 
Ей не ответили. Узник сидел на кровати, оперевшись руками в её края, и затуманенным взглядом смотрел в стену.
Оковы случается не только держат, но и собирают воедино мысли, — задумчиво отозвался Брэм и только потом поднял глаза на вампиршу.
Так может тебя снова приковать, раз уж так понравилось? — хмыкнула вампирша. — Фетиши как у Катарины... кстати, она больше не устраивала тебе банных процедур? Не объявляется прямо с солнечного испытания, и никто не знает, где она
 Видимо, тесная семья Карстаули не привыкла к подобным происшествиям, а Сантия совершенно не умела держать язык за зубами, пусть даже и с благими намерениями.
Нет, не объявлялась, — проигнорировав первый вопрос, ответил Ливингстоун и поднялся.
Высокий и темноволосый, аристократически сложен и красив, он возвышался над рыжей девушкой, маленькой словно воробушек.
Предполагаю, — хмыкнул он, глядя на Сантию сверху вниз, — она уже далеко, в поисках новых возможностей.
Воспоминания о ночи, когда Катарина ворвалась в его сознание, чтобы предложить разделить с ней новую для вампирьего рода мутацию, в красках пронеслись перед глазами. 
Этого я и боялась, — веснушчатое лицо стало задумчиво-печальным, — Катарина любит только себя и готова на всё для достижения своих безумных затей. На нас ей плевать. Может и лучше, если она действительно покинула нас
Вампиры и люди мало чем отличаются. Только вот кто из них опаснее, — сказал Брэм. — Глупо отпускать потенциального предателя…
По всей вероятности Катарина отправилась на поиски Батиста, видимо верная ему до самого конца. 
Сантия обошла вампира, потянула штору, которая скрывала солнечные лучи днём. За окном горел закат, шумели улицы:
Уже придумал аргументы, чтобы убедить Карстаули не убивать тебя?
Мои и Карстаули дела, Сантия, остаются моими и Карстаули, — он также подошёл к окну.
Ой, да подумаешь! Тоже мне секретики, — фыркнула вампирша, глянув через плечо на приближающуюся фигуру.
Закат был прекрасен. Мягкие и теплые цвета уходящего солнца. Вытянутые тени домов и шпилей церквей. Пастельного оттенка стали недавно появившиеся листья на кронах деревьев, что тянулись вдали города. 
Своеобразная конечно благодарность за все, что я для тебя делала, — она обиженно поджала губы.
Ливингстоун мягко и заботливо положил ладони на её угловатые плечики. Она подозрительно покосилась на его ладони. Было заметно, что рыжеволосая девушка не привыкла к подобным жестам.
 Он развернул её к себе:
Я премного благодарен тебе, Сантия. Ты спасла мне жизнь.
Помедлив, он поцеловал её.
Её губы, холодные и твёрдые, были плотно сжаты. Она округлившимися глазами рассматривала лицо мужчины.
Пожалуйста. Но больше так не делай, — пробормотала она, отшагнув назад и скованно приобнимая себя за локти. Казалось, что вампирша настолько потеряла нить разговора, что не может подобрать слов.
Вытерев губы, Ливингстоун ещё немного смотрел на Сантию, пока вдруг не сказал:
Что ты знаешь о Батисте и Рехтланце?
Девушка честно сосредоточилась на вопросе, даже нахмурила рыжие брови:
Батиста матушка изгнала, не представляю, где он сейчас, наверное уже далеко отсюда. Дел я с ним никаких не имела, думаю, ты знаешь о нём даже больше моего, — она пожала плечами, вновь поворачиваясь к окну и боком к Брэму. — А второе имя мне неизвестно, кто он?
Инквизитор, — память прошедших дней прежней жизни резко встряхнула его, сжигая инквизиторским огнём всё сентиментальность ситуации. — Которого едва не убили ведьмы с болот.
Инквизиторы теперь твои первые враги, добро пожаловать в наш клуб! — Сантия ободряюще похлопала вампира по плечу. — Обзаводись новыми друзьями, Брэм.
 
 
Когда механизм замка вновь захрипел, узник почувствовал кем будет этот гость. 
Иди за мной, святоша, — приказала Карстаули, не заходя в комнату. 
Поморщившись от обиды, Ливингстоун последовал за ней прочь из ревенантского убежища, по подземному ходу в бордель. На протяжении пути она не проронила ни слова, оставив молодого вампира при своих мыслях. 
Их встретил, едва не оглушая, правильный для публичного дома шум: хохот, визги, крики и сладострастные стоны, музыка и пьяные вопли, запах человеческого пота, пролитого вина, подопрелых фруктов, масел и афродизиаков. Все окна были закрыты плотными шторами, несмотря на то, что на улице уже царила ночь. 
Кто ты такой? — Карстаули остановилась. — Кем считаешь себя? Отвечай!
Неожиданный вопрос ошарашил Ливингстоуна, и тот помедлил прежде чем отвечать на него.
Брэм Ливингстоун, бывший инквизитор, ныне чудовище и монстр в глазах людей, в глазах Господа, — последние слова он едва ли не прошипел. — Кем я ещё могу быть? Этот... Цохер! Аптекарь...
Внезапно в нём проснулась страшная ненависть к этому человеку. И она нашёптывала, призывала к убийству в отместку за содеянное, за испорченную жизнь. За правду.
Карстаули медленно улыбнулась.
Ты неправ во всем. Посмотри по сторонам. Что ты видишь?
И сразу же ответила на вопрос:
Бордель. Вместилище похоти и разврата. Здесь ты найдешь все грехи, кои карают в Серакунуме. А теперь посмотри на этих смертных
Она жестом пригласила его идти за собой.
Небольшие комнаты, мимо которых они шли, прикрывались прозрачными шторками, сквозь которые смутно, но различались похотливые игры клиентов и гостей. 
Разве, — продолжала вампирша, — кто-то притащил этих людей за руку? Разве это мы заставляем грешить? Отвечай.
Он не успел ответить как Карстаули вновь заговорила. 
Мы не вламываемся в чужие дома. Не крадем невинных юнцов и девиц. Не подстерегаем путников на дорогах. Грешники сами приходят к нам. Мы даем им то, что они просят и берем свою плату. Они попадают туда, куда попали бы всё равно. Воздаяние за грех. Разве не ради этого твой бог создал Бездну?
Он молчал. Молчал, рассматривая грехи.
Поощрение порочных желаний людских есть не меньший грех, — вздохнул Ливингстоун. — А Бездна...
Он осекся и резко умолк.
Неожиданно для самого себя, вампир поймал себя на мысли, что ему всё равно. Именно сейчас он не чувствовал ничего. Ему было плевать на всех этих людей, на все грехи, в которые свалились жители Бирена по собственной слабой воли.
Вампир отвернулся, прикусив верхнюю губу.
В бездну всё. В бездну.
Твоя церковь сама говорит, что бог шлёт для вас искушения, которые испытывают вас. Эти люди испытания не прошли. Наоборот. посмотри на это...
Остановившись перед одной из комнатой, она слегка приоткрыла шторку.
Ему 12 лет. Он смотрит на грех, пока его папаша развлекается с куртизанками. Вскоре он пойдет по его стопам. Так одна паршивая овца портит другую.
Мальчик сидел на большой подушке и смотрел на своего отца в объятиях блудницы. Отец был груб, настойчив. Блудница громко стонала и царапала спину мужчины. Приподнявшись на локте, она подмигнула мальчику, и тот отвернулся. Но повернул голову обратно как блудница вновь отдалась разврату. 
Мы не пастухи, Брэм. Мы — волки, которые очищают стадо от паршивых овец.
Он не вытерпел и вернул штору в исходное положение. Впоследствии нечестивого отца отведут туда откуда возврата нет. И оставят с Ливингстоуном. 
Будь волком, Брэм. Прими свою новую сущность, как волю Творца. Это твой дар, долг и испытание.



Катарина
Кейра


Бросая тени на крест

Отправлено 16 Июнь 2021 - 20:05


  • 5
Катарина нервно ходила из угла в угол своей комнаты. Злобные ругательства беззвучно срывались с губ. Дневная проверка солнцем была последней, Брэма освободили, убедившись, что он не мутировал. А ведь она так хотела заполучить эту силу! Что же теперь делать?
Мысли в голове сшибали друг друга, ярость вскипала, предлагая одну безумную идею за другой. Почему матрона изгнала Батиста?! Ведь они могли объединится, получить его благословение и стать самым великим кланом! Но нет, сидят как крысы в четырёх стенах и боятся, сами загнали себя в такое положение, сами и виноваты! Но она, Катарина, не такая!
Связь с матерью у неё уже практически исчезла, самое время подросшему птенцу расправить крылья и покинуть гнездо. Найти Батиста и рискнуть? Но что она может предложить взамен? Свою покорность, информацию, помощь! Этого будет достаточно...
Спустя час после освобождения Брэма Катарина исчезла из борделя, не сказав никому ни слова.
Солнце уже пряталось за горизонт, а Катарина так и не приблизилась к цели. Зарастающий порез на ладони приходилось снова надсекать кинжалом, чтобы влекущий запах крови для Батиста оставался ярким следом, по которому он ее и найдет. Одна за другой широкие и узкие улочки были пройдены, народу становилось всё меньше. Пришлось забредать даже в вонючие переулки, где была опасность нарваться и на бандитов - но разве вампирше они страшны? Катарина давно сложила свой ажурный зонтик, который прикрывал от света, и теперь опиралась на него как на трость.
Крыса с писком пробежала рядом с полами серого, несильно запачканного засохшей кровью плаща. Ева сделала несколько шагов вперёд и остановилась - в нос ударил знакомый запах. Запах... добычи.
Она почувствовала, как клыки заметно увеличились, кажется даже волосы, собранные в растрёпанную чёрную косу, чуть вздыбились.
Когда же они пересеклись взглядами...
Очередной закоулок ударил в нос едким запахом мочи и отбросов, но среди прочего Катарина учуяла иной, особенный аромат. Тут кто-то был, каблучки сапог застучали чаще, вампирша надеялась на заветную встречу... И застыла, разглядывая перед поворотом на углу дома женскую фигуру.
- Ева? - не до конца уверенная, Катарина приподняла ладони в примирительном жесте. Голос вампирши был схож на мужской, то и дело она переходила на сипоту, а из-за высокой горловины платья просматривались широкие уродливые шрамы.
Услышав собственное имя, морейка будто замерла и одумалась от немедленного порыва броситься на вышедшую прямо к ней вампиршу. Ловушка? Везение? Нет, Ева не верила в везение, а если это ловушка и кто-то оставил эту девицу как приманку... не самая лучшая попытка.
Ева не ответила, продолжая сверлить нежить сверкающим хищным взглядом. Который обыкновенно предшествовал стремительному броску на жертву...
- А ты голодная..., - пробормотала девица, её запал поостыл, когда пришлось лицом к лицу столкнуться с тем, кем и сама хотела стать.
- Меня зовут Катарина, раньше я была на побегушках у Карстаули. Но теперь я сама по себе, и я желаю заполучить ту же силу, которой владеешь ты. Вместе мы сильнее, а если создадим свой клан, то сможем влиять на судьбу всей империи! Разве это не существеннее, чем в одиночку вычищать вампиров?
Ева сделала ещё несколько шагов навстречу девушке. - Карстаули?
Она смотрела пристально, не моргая.
- Ну да, тебе знакомо это имя?
- Нет. — Ответила морейка, прислушиваясь к окружению.
- Про тебя я мало что знаю, в основном лишь то, что ты такая же как Батист. Или есть еще?.. - Катарина слукавила, не упомянув о том, что Ева расправилась с одной из пташек матроны Элайзой. Ну а о сволочном норове этой диковатой морейки вампирша была наслышана не раз, из-за его действовала в своем понимании мягко и аккуратно.
Когда Катарина упомянула Батиста, можно было заметить, как дёрнулись желваки на сером лице Евы. Но выражение не изменилось - всё такая же восковая маска мертвеца, на которую пала тень.
- Нет.
Немногословная вампирша с мертвым лицом действительно внушала чувство тревоги. Но Катарина осознавала, что так просто её уже не отпустят. Оставалось лишь попытаться не стать очередным ужином, а сохранить себе существование:
- Я могу помочь тебе: информацией, которой Я располагаю об этом городе и его населении. Ты не пожалеешь, что сделала меня такой же! Более сильная раса не должна прятаться по вонючим переулкам, она должна быть на вершине! Скажи, Ева, чего ты хочешь?
Морейка, как и любая вежливая собеседница, выслушала Катарину. Сморгнула. На какой-то миг показалось, что лицо её обрело человечность. Ровно до тех пор, пока она не ответила.
- Есть.
Ева бросилась на девушку в попытке схватить и впиться в её тело.
Катарина была готова к такому исходу событий и даже позволила девушке схватить себя:
- Тогда ешь, - её бледное лицо застыло в решимости, - И пойми, что я предлагаю сотрудничать, чтобы ты навсегда позабыла о чувстве голода.
Ева, наученная горьким опытом с Батистом, отвела голову Катарины в сторону и впилась в её шею, но на месте не осталась, оттащив девушку в тень. Она вгрызалась, подобно оголодавшему зверю, вытягивала жизнь...
И тут ослабевшая Катарина услышала громкий мужской возглас. Борясь с забытьем, она различила слова:
- Исайя - Сын Божий! - выкрикнул кто-то громко и слегка истерично. Щелкнула тетива арбалета, болт вонзился в плечо морейки, та зарычала, ревностно сжимая в руках обмякшую добычу. Из-под густой тени капюшона хищно сверкнули глаза.
Но недолго - молитва, которую зачитал арбалетчик, ударила ей по ушам. Она вскрикнула и бросила вампиршу, бросившись во мглу вонючих переулков. 
Катарина как во сне наблюдала за происходящим из-под опущенных век. Она припала плечом к стене, другой рукой опираясь на свой зонт. Алые глаза выражали облегчение и опаску одновременно, от новой появившейся угрозы. Нечаянных спасителей двое. Они подходили, громко, но сбивчиво читая молитвы. И Катарине от их молитв становилось еще хуже - она не могла произнести ни слова, тело ее медленно оседало на грязную улицу.
- Господи Исайя, - бормотал тот, кто стрелял, подходя ближе. - Хогг, ты видел ее?
- Тихо! - отвечал ему Хогг.
Некоторое время они молчали, нарушая ночную тишину своим дыханием и случайным позвякиванием амуниции. Потом Катарина услышала осторожные шаги. Кто-то притронулся к ее шее. Прикосновение теплое, живое, приятное.
- Она жива?
- Кажется... я не чувствую пульса. Брат Освальд, помогите мне...
- Какая рана и почти никакой крови. Ты видел, что она делала? - вампирша почувствовала, что ее переворачивают на спину.
По разговорам она поняла, что спасителями ее оказались какие-то не самые опытные и высокопоставленные инквизиторы. Они явно растерялись, но молитвы читали яро и дотошно, вызывая приступы дурноты. Было бы легче справится с одним, если бы второй погнался за Евой, но трусоватые церковники решили не рисковать и полностью уделить внимание "жертве". 
- Посмотри на шею... - чьи-то руки вертели головой Катарины. - Здесь старый шрам. Ее уже однажды кусали. Что будем делать?
- Был бы здесь мастер Брэм..., - она услышала знакомое имя, подивившись, насколько тесно переплетены судьбы всех в этом городе.
- Молчи! Молчи, несчастный! Не поминай его к ночи, не то накличешь неровен часом. Что тогда делать будем?
- А что мы вообще можем сделать? По виду-то барышня из богатых. Отнесем ее в монастырь и позовем мастера Цохера. Он человек грамотный..., - при упоминании Цохера в сознании вампирши пронеслись тревожные сигналы. Матрона говорила обходить его стороной, и Катарина не была намерена задерживаться в святом госпитале слишком долго.
Она почувствовала как ее взяли под руки и потащили. Какое-то время нечаянные спасители пыхтели и сопели. Ноги вампирши скребли носками башмаков по мостовой. 
Вампирша пришла в себя уже в лазарете, с рассветными лучами солнца, запрыгнувшими меж узких окон. Первыми вернулись запахи и слух, сознание медленно, но верно просыпалось внутри Катарины. Даже сквозь плотную завесу слабости, первым, что она ощутила, был голод. Не открывая глаз, вампирша втянула носом воздух. 
Обострившееся обоняние сладким привкусом нашло искомое: живые люди, по венам которых текла желанная кровь. Но этот след был так далек, что вытянувшиеся под губой клыки буквально зачесались от зуда.
Катарина застонала в бессилье, что получилось весьма натурально, учитывая её состояние.
Ожидание превращалось в кошмар, тем более что фантазия вампирши уже создавала образы того, как она вгрызается в свежую плоть, как живительные потоки солоноватой крови наполняют рот, придают сил...
Никто не подошел к её лежбищу, но вампирша слышала, как дальние соседи по лазарету болезненно кряхтят и ворочаются. Эти бессильные потенциальные жертвы были так равно близко и далеко, ведь в своем состоянии Катарине просто бы не хватило сил добраться до них. Как это дразнило! Она наконец открыла свои алые глаза. Не приподнимаясь, лишь повернула голову, чтобы осмотреть помещение. И первое что увидела - был исарианский крест на стене, инквизиторы действительно притащили ее в монастырь. Взгляд прошелся по обширному помещению, с округлым потолком, поддерживаемом колоннами. У колон стояли кровати. В основном пустые, но на некоторых лежали люди. Те самые, манящий запах которых сводил с ума. Эти беззащитные лежачие не вызывали сострадания, лишь дразнили аппетит. Катарина продолжила осматриваться вокруг себя, предпринимая попытку подняться на локтях, хотя руки ее дрожали, а удерживать голову казалось тяжким трудом. На шее ее теперь была повязка, что вызвало у вампирши немой хохот - вот уж оказали посильную помощь, завязали место укуса!
Она услышала отзвуки далеких голосов и дробный топот шагов. Группа людей быстро шла в ее сторону, о чем- то отрывисто переговариваясь. Ожидая их прибытия она вновь откинула голову на подушку и прикрыла глаза, сберегая силы.
Рихард имел вид невыспавшийся, но сдержанный, переговариваясь с одним из помощников инквизитора.
- ...значит, пульса у неё не было?
- Не смог прощупать. - Бросили ему. - Выглядит как важная дама. Молодка. Если дочь какого-нибудь шишки...
- О, Исайя... - аптекарь устало потёр переносицу.
- Мы на месте.
Хогг и Цохер вышли в большое помещение с ранеными и больными. Они стонали, разливая вокруг себя запах пота, мочи и спёкшейся крови, между постелей, словно тараканы, сновали монахини...
- Она там. - Хогг указал рукой на одну из кроватей.
Рихард чуть прищурился, но как только его взгляд упал на Катарину - он проморгался. Когда это не помогло, он резко побледнел и застыл на месте. 
- Мы нашли на ее шее следы от зубов, - продолжал Хогг, - как свежие, так и не очень.
- Н-неудивительно. - Рихарду удалось быстро собраться с мыслями, но дрожь в голосе он скрыть не смог. - Господин Хогг... я сейчас вам кое-что скажу, а вы постарайтесь не создавать панику. Она будет не к чему.
Когда помощник инквизитора смолк и уставился на него, Цохер набрал в грудь побольше воздуха. И прошептал так, чтобы слышал лишь Хогг.
- Вы притащили в лазарет вампира.
Вампирский слух позволил девушке слышать весь разговор, в процессе ей пришла идея и дальше давить на версию "благородной барышни", добиваясь для себя комфортных условий где-то в отдельной комнате. Но последние слова мужчины заставили её открыть глаза, злобно разглядывая парочку.
- Рихард? - хриплый голос звучал слабо, девушка растерянно переводила взгляд с одного на другого.
- Не вздумайте смотреть ей прямо в глаза. - Предупредил церковник мужчина прежде чем вампирша заговорила.
Когда Цохер услышал своё имя, он сжал до скрипа зубы. Но лишь на мгновение.
- Да.
Хогг вытаращился на женщину как дед на репку. Ему очень хотелось попятиться, но он задавил в себе этот малодушный порыв. Он схватился за висящий на шее крест, жалея, что под рукой нет другого более действенного оружия.
- Какая встреча, - бордовая помада давно стерлась, оставляя бледные губы, которые сейчас тронула зловещая улыбка. Как бы не ощущала себя Катарина, лицо она умела держать, продолжая играть с судьбой.
- Значит не нужно лишних слов. Рихард сейчас поможет благородной даме в трудный час, пока маман не встревожилась и не явилась сюда с моими сестрами, - бархатистый низкий голос обволакивал. Катарина встретилась взглядом с оторопевшим Хоггом, гипнотически вгрызаясь в его сознание.
- Проводите меня в хладную комнату с почившими, я найду тех, кто еще не остыл, - затем вновь вернула своё внимание аптекарю, - Мы оба знаем, что это будет наилучшим вариантом.
Хогг старательно прятал взгляд, но не удержался, и, когда Катарина заговорила про мертвецкую, таки взглянул на нее. Барьеры, возможно и имелись у помощника инквизитора, но при столкновении с разумом столетнего вампира они разлетелись в дребезги. Хогг остолбенел, глаза его стали пустыми...
Рихард поник, его губы шевельнулись, будто он зачитал про себя молитву. Бледный и понурый он кивнул, стараясь, однако, не встречаться взглядом с Катариной.
- Хорошо. Ты права. Я проведу тебя., - вампирша благосклонно кивнула, она считала, что пошла на неимоверные усилие и милосердие, предложив такой вариант. Возможно, это даже было некоторым унижением, но Катарина надеялась, что о этой истории никто не узнает.
Ее койку покатили из лазарета прочь, мимо других помещений, на отдаленной кровати брюнетка краем глаза отметила лежащего без сил инквизитора. Остановившись лишь внизу, в сумрачном коридоре - тяжёлая деревянная дверь, из-под которой ощутимо веяло холодом, вела в хранилище трупов. Холод не смущал вампиршу, которая лежала на каталажке, наблюдая меняющийся узор потолка. Она хранила свои последние силы, не делая ничего лишнего, но в каждый миг ожидая опасности.
...Она чувствовала, как её толкают вперёд. Позади послышался звук  закрывающейся двери. Не сразу вампирша осознала, что ее заперли. Всё погрузилось во мрак на какое-то мгновение, после чего вампирский глаз смог разглядеть мертвецкую с ее пустынными стенами и однообразными лежаками, на которых покоились завернутые трупы. Звуки ударяющегося тела и ругань Рихарда слышались за дверью:
- Хогг, раздери тебя дьявол, очнись!
Дверь дрожала, похоже под властью гипноза неопытный инквизитор был готов защищать своего же врага. Хогг получив в обратку по морде вышел из-под гипноза, очнулся, встряхнулся и спросил, что это было? Цохер его обругал и отправил за священниками.
Услышав о священниках и поняв, что её попытались обмануть, Катарина ощутила сильный гнев, который придал так бережно охраняемые силы.
- Это зря, - прохрипела она.
- Мы оба знаем, что это будет наилучшим вариантом. - Цохер решил передразнить Катарину её собственными словами.
- Теперь я окончательно убедилась, что относится по-человечески к вам, смертным, нельзя! Сами делаете из нас зверье, сами и поплатитесь! - взвыла вампирша, с трудом сползая с лежака и затравленно осматриваясь. Ее нюх уловил слабое биение пульса, гоняющего кровь по живому организму. Нет, это были конечно не замотанные мертвецы, их кровь давно охладела и не представляла для Катарины никакой пользы. В одной из стен чернела дыра - крысы шныряли по-хозяйски проворно и уверенно, пока в помещении сохранялась тьма. Само собой, вампирша предпочла бы кровь более высшего создания - человека, эльфа - но в данной ситуации ей необходимо было получить хоть немного, чтобы восстановить силы и быть готовой дать отпор священникам. Дама в платье коварно ползла по хладному полу, выслеживая алым диким взглядом беспечных грызунов.
Рихард, капая на пол кровью из разбитого носа, устало положил окровавленную ладонь на дверь. Опустив патлатую голову к груди, он едва слышно что-то зачитал. Не отвлекаясь на манящий запах его недосягаемой сейчас крови, Катарина однако ощутила некую магическую активность, ведь и сама обладала подобными способностями. Но анализировать это сейчас у нее не было никакой возможности, ведь все поглотил единственный инстинкт - голод.
И вот очередная шайка появилась из проема, двух ловкая вампирша успела поймать, а третья шмыгнула мимо. Наконец-то... Катарина поднесла ко рту дергающуюся мохнатую тушку, бледные пальцы цепко держали извивающееся тельце, чувствуя, как бешено бьется сердечко несмышлёной жертвы. Не обращая внимания на запах и мешающую шерстку, алоглазая вонзила клыки в спину крысы, делая первый самый важный глоток. От восторга она не сдержала сил, крепкая хватка тут же переломила хребет грызуна. Да, это кровь была сродни помоям по сравнению с полноценной едой, но будучи оголодавшим, разве побрезгуешь ты хоть каким-то пропитанием?
Вторая крыса не долго ждала своего часа, чтобы быть высосанной до черствого чучела, и лишь тогда Катарина услышала причмокивание и похрумкивание где-то поодаль. Оглянувшись, вампирша с расширенными алыми глазами наблюдала, как нечто, похожее на оживший труп, сидит меж каталок и обгрызает оторванную руку.
- А ты еще кто? Тебя же здесь не было..., - прошептала Катарина, вытирая кружевным рукавом кровь с губ. - Мертвяк в хладильне, как лирично...
Силуэт некоторое время молчал, лишь уплетая с аппетитом мертвую плоть. Затем подал голос, который оказался женским:
- От мертвяка слышу, чего ты тут место занимаешь? Еда заканчивается, а мне надо иметь запас... 
- Я бы с удовольствием отсюда исчезла, вот только сейчас приведут по нашу душу священников..., - вампирша подползла ближе, встречаясь взглядом с ярко-желтыми глазами.- Если ты сюда незаметно проникла, значит, можешь и уйти... Покажи путь, - она еле шептала.
Ревенантка помотала головой:
- Тебе туда не залезть, это крысиный лаз. Но есть у меня одна идея. Взамен хочу.., - мертвячка с любопытством оглядела Катарину, - ...твой глаз! Угмх, это великолепный ингредиент..., - она что-то зашептала бессвязное, что даже вампирша с ее слухом ничего не смогла понять. Вначале Катарина презрительно скорчилась намереваясь послать низшую нежить и дальше лазать по крысиным ходам. Но вдруг у этой гнилой особы действительно можно просить помощи?..
- Бездна с тобой, забирай! Новый отрастет, - вампирша решительно впилась пальцами в свою глазницу, наклоняя голову и какое-то время поудобнее выхватывая свое алое око. - Левое, на удачу, - просипела она, протягивая мертвячке желаемое. Та с интересом наблюдала за клыкастой, оторвавшись от обглоданной руки, высовывавшейся из-под накидки.
- Чего ещё можешь подарить? - спросило существо, разглядывая глаз словно ювелир чистоту драгоценного камня на солнце.
- Еще я могу его забрать, - раздраженно прохрипела вампирша. - Давай свою идею!
- Ты, - чужая конечность комично дергалась в поддержку слов, -не в том положении как я понимаю. Кстати, а что ты тут делаешь? Ты ожила что-ли? Эх, понимаю..
- Тише ты, - шикнула Катарина с пустой глазницей, - Сейчас придут церковники, заплюют тут все своей водой и крестами, и приползать сюда поживиться тебе будет проблемно. Мне надо где-то схорониться, они бросятся меня искать по монастырю, а дальше..., - вампирша прищурила один глаз, - ... дальше я сама разберусь.
- Если тебя ищут цирковн... люди, значит ты что-то плохое натворила, но глазик у тебя красивый... Ладно, раздевайся.
- Ты модница что ли? - Катарина ревностно оглядела свое дорогое платье, заляпанное в крови и паутине, - Бездна вас разбери, то мертвечина, то корсет с вышивкой..., - одноглазая впрочем без лишней жадности начала расшнуровывать переплетение на спине, после чего вся внушительная конструкция платья слетела с нее, оставляя лишь исподнее.
Пока вампирша раздевалась, чудная мёртвая канибалка вытащила однорукий труп из-под савана. Тот овощным мешком бухнул об пол. Сделав это, ревенантка, уперев руки в бока, встала перед телом, словно оценивая предстоящую непростую задачу.
- Полезай под саван как только его тут не будет.
Труп продолжал лежать.
- Понятно?
- Ладно ты крысой обращаешься, но куда труп то девать? - с сомнением спросила Катарина шепотом, разглядывая останки мертвеца.
- Хм, - хмыкнула трупоедка и обратилась в стаю чёрных крыс.
Эти немногим отличающиеся от обычных грызунов воодушевляюще пискнули и накинулись на лежащее тело, вгрызаясь в плоть, словно саранча пожирающая молодой урожай.
Через некоторое время его, как и сказала каннибала, его уже тут не было. Лишь обглоданные кости, которые с легкостью могли быть протиснутые через лаз в полу или же бесчеловечно разломаны живой ногой.
- Ох, - объевшиеся крысы закрутились в вихре, который мгновение спустя вышел трупоедкой.
Она рыгнула.
- Ох, - повторила она. - Залезла ты там, а?
Катарина презрительно наблюдала, как низшая питается мертвой плотью. Но дело было сделано, одноглазая ловко завернулась в саван, устаиваясь на лежаке.
- Да... Скоро придут, кыш отсюда, - наступила тягучая тишина. Катарина готовила нужное заклинание, на всякий случай, если святошам взбредет в голову нарушать покой мертвецов. Но этого не потребовалось, вошедшие немного позже храмовники потолкались на месте, переговариваясь меж собой. Катарина сморщила аккуратный нос - воняло чесноком так, будто трусливые людишки натирали им свою кожу. Небось и кресты себе в каждую дырку запихали... Издевательски подумала вампирша, слушая, как умники осматривают крысиный лаз и свежие царапины на полу. Кто-то из них вспомнил, что вампиры точно умеют превращаться в грызунов, и скорее всего аристократочка так и сбежала. Решили как-нибудь потом заколотить эту нору, за сим и успокоились, вышли прочь. Катарина снова затаилась, первая угроза миновала, но расслабляться не стоило, во всяком случае, пока она не уберется подальше из этого места.
Как часто умирают люди, которые находятся в лазарете? Катарина этого не знала, поэтому сколько ей здесь лежать тоже оставалось тайной. Или может кто-то явится за трупом, чтобы передать гробовщику на похороны? Вампирша ждала любого, но явился обычный рабочий, с досками и набором инструментов. Он был один, занялся заколачиванием дыры, и лучшего шанса судьба ей уже не могла предоставить! Катарина неслышно спустила ноги на пол, платья на ней не было, ничего не шелестело и не путало хищный крадущихся движений. Юная сильная и здоровая особь! Кровь в нем кипела от работы, вены на шее призывающе набухли. Не теряя времени на предварительные ласки и разговоры, Катарина подошла из-за спины, хватаясь руками за голову, а челюстью впиваясь в соленую от пота шею. Глотки были столь жадными и сильными, что рабочий почти тут же отключился, но Катарине следовало быть осознаннее, собрать все свое самообладание, чтобы вовремя остановится и не довести себя до состояния "пьяной в хлам". С придыханием вырвав клыки из побледневшей плоти, одноглазая стянула с полуживого юноши рабочую одежду, перемотала повязкой глаз и подхватила коробку с инструментами. Для Катарины, привыкшей к роскошным нарядам, украшениям и прочему, такой наряд был подобен прилюдному унижению. Но идти в исподнем еще хуже.
Набравшаяся сил вампирша без труда преодолела коридор, чуя запахи живых и прячась от них. В первое попавшееся окно она быстро вылезла, скрываясь в тени дворовых улочек. Ничего не оставалось, как вернуться в Дом. Но следовало принести хоть что-то полезное и оправдать свое долгое отсутствие. У Катарины были некоторые догадки, оставалось собрать их в единое целое по дороге до борделя.

Сообщение отредактировал Кейра: 18 Июнь 2021 - 22:40



Занна Карстаули
Многоликий


Бросая тени на крест

Отправлено 18 Июнь 2021 - 17:54


  • 6

Этим же вечером.

Логово под "Копьём Ведьмолова"

 

Гленн Рехтланц — жив,— сказала Катарина, скрывая пустую глазницу под аккуратной повязкой, чем очень походила на отчаянную пиратку.— Все ещё жив.

В комнате было темно. Слабый свет проникал в решетчатое круглое окно, прорезанное в стене у самого потолка. Масляный светильник на бронзовой подставке разливал дрожащий свет. Кроме нее здесь находились привратник и вышибала Юдай и Карстаули. Последняя задумчиво вертела в руках свою трость.

Поразительная живучесть,— заметил привратник, разглядывая свои сбитые кулаки.— Такой бы мог выдержать три, или даже четыре встречи.

Все присутствующие были в курсе, что за этим подразумевается. Назови это «встречей», «пиром», или мудрено «сеансом» — суть сводилась только к еде.

У святош особенный вкус, — подтвердила «пиратка» и улыбнулась, чем заслужила холодный взгляд матери.

Я не стану спрашивать, что ты делала ночью на улице, — сказала она, крутя в пальцах трость. — Не стану спрашивать, потому что знаю. Рановато ты о себе возомнила, девочка. Я отнюдь не так стара и дряхла, как кажусь. А ты не столь сила, как о себе думаешь.

Она помолчала, внимательно и неотрывно разглядывая одноглазую вампиршу.

Сейчас ты лишилась глаза. В следующий раз можешь заплатить головой. Учти это.

Учту, матушка, — Катарина опустила единственный глаз. «В следующий раз ты так легко меня не подловишь», — говорил ее тон.

Некоторое время Карстаули еще молчаливо сверлила ее взглядом, потом качнула набалдашником трости.

Было бы хорошо,— проговорила она,— если инквизитор Рёхтланц вдруг умер. Хорошо для всех нас, если это произойдёт сейчас, пока он в больнице «Святой Хедвиги». Так было бы меньше вопросов. И подозрений…

А какое нам до него вообще дело? — осмелилась подать голос Катарина. — Пусть за аустеннитский клан ему мстят другие. Нас он не трогал.

Он привёл к нам чудовище, убившее Элену и едва не прикончившую тебя, — как бы между делом заметил молчаливый Юдай, не отрывая взгляда от сбитых костяшек. — Уже за это он заслужил смерть.

Из-за него наше присутствие в Бирене раскрыто, — поддержала Карстаули. — Горожане вешают на дверях связки лука и чеснока, рисуют кресты на дверях. Стража развешивает по улицам множество узелков. Святоши из «Нового Раколина» провели шествие в «Санкт Исс» и, через «Восемь Апостолов» к Санкт-Люпину, распевая молитвы и окропляя все святой водой. Страх предал силы их никчемным молитвам. Город для нас стал опасен и всё благодаря появлению в нем Рехтланца. Такое нельзя оставлять без ответа.

Она говорила медленно, раздумчиво. Цедя, будто выплевывая слова. Юдай склонил голову, соглашаясь.

Но…— протянула Катарина, — как мы до него доберёмся? После всего, монахи освятили больницу. Туда не попасть.

Воцарилось неловкая пауза. Юдая изучал мыски своих сапог. Катарина с вызовом смотрела на Карстаули, как бы вопрошая: «Ты – Старшая. Вот и придумай

И Карстаули придумала.

Если утка прячется в камышах, то ее выманивают на открытое место,— сказала она.— Охотник имитирует кряканье и птичка сама плывет на встречу смерти. Если Рехтланца позовет кто-то, кого он хорошо знает…

Ты хочешь, — Юдай поднял голову,— чтобы Брэм выманил его за стены монастыря?

Дурак! Зачем нам Брэм, есть приманка получше! — Полные губы Карстаули изогнулись в недоброй усмешке. Казалось, что она давно уже все придумала.

Приведи сюда ведьму, — приказала она Катарине. — Посмотрим, умеет ли она варить нужные зелья…




Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 20 Июнь 2021 - 00:30


  • 4

Очередное пробуждение не принесло никаких неожиданных открытий или потрясений. Всё тот же зал, всё та же занавесь, всё тот же крест на стене. И, разумеется, боль, напоминающая о себе при малейшем движении. Разве что атмосфера как-то изменилась — все притихли, разве что монахини что-то обсуждали, когда оказывались достаточно далеко от раненых. Из обрывков инквизитор понял лишь то, что недавно сюда приходили стражники с церковниками, обвешанные чесноком да узелками. Не самое неожиданное известие, особенно если припомнить, что ревенаты уже успели напугать многих в Бирене.
Когда одна из женщин подошла к инквизитору, то ничего нового по сути не сказала, отделавшись общими успокаивающими фразами — то ли всем запретили болтать, то ли просто не желали тревожить раненых. Гленн не стал настаивать. Поскольку время перевязки ещё не пришло, он не стал задерживать женщину — в конце концов, здесь не светский приём, а лазарет, и наверняка хватает тех, кому по-настоящему необходимо внимание монахинь, забота и просто добрые слова. Sunt molles in calamitate mortalium animi, и зачастую больным нужны не бинты да мази, а исцеление души и успокоение разума.
Себя к таковым, разумеется, инквизитор не причислял — а что ему, собственно, будет? Не прибьют раньше ревенаты — несколько недель отлежится и снова погрязнет в выяснении хитросплетений событий. Ну а если уж епископ совсем разойдётся, а Орден вдруг его послушает, то придётся взгромоздиться на коня и поехать в какую-нибудь глушь, чтобы до скончания веков выслушивать о тёщах-ведьмах, выманивающих последнюю монетку суккубах да злыднях-сборщиках налогов. Voluntate Dei, разумеется — мало радости в том, чтобы утащить за собой и алчущих мщения ревенатов.
Пока инквизитор предавался разнообразным размышлениям, в лазарете появился посетитель. Рихарда Цохера Гленн узнал ещё издалека — в первую очередь по голосу, а затем и увидев. Аптекарь шёл рядом с какой-то монахиней, беседуя о чём-то. Выглядел он гораздо хуже, чем в первую встречу - помимо простой усталости лицр несло и отпечаток чьих-то кулаков. С некоторым изумлением Гленн изучал аптекаря. Ревенаты бы на таком не остановились, Азазель бы явился следом, а прочим вроде бы нет смысла обижать аптекаря — всякое же бывает, всё отзовётся. Хотя аптекарь мог к кому-то опоздать, и тогда побои не так удивительны.
День добрый, — проговорил инквизитор, когда Цохер подошёл достаточно близко — не кричать же на всё помещение?
Добрый, — тускло ответил Рихард, хотя и чуть улыбнулся — из вежливости, но слишком вымученно. — Хотя я знал дни намного добрее, господин Рехтланц, — не особо весело пошутил аптекарь, садясь неподалёку на скамью. Затем прищёлкнул пальцем у виска. — Ах, да, пока совсем не забыл... — Он полез в суму, несколько секунд что-то искал, после чего вытащил из неё небольшую склянку с мутной густой жидкостью. — Настойка из целебного корня и солнцелика. Поможет встать на ноги гораздо быстрее.
Премного благодарен, — кивнул Рехтланц, и не подумав отказываться. Немного помолчав, добавил: — Не люблю лезть в чужие дела, однако если вам потребуется помощь в решении проблем, обращайтесь. Пускай я сейчас не в самой лучшей форме, ранг мой что-то да значит.
Благодарю. Боюсь, из-за последних событий помощь может понадобиться целому городу, — ответил аптекарь и после извлёк из-за пазухи свёрнутое и грубо запечатанное письмо. — Это, кажется, от вашей супруги. Попросила передать одна из служительниц.
Инквизитор не позволил первоначальному замешательству отразиться на лице. Впрочем, он сейчас неосознанно постоянно пуще прежнего следил за мимикой — корка на ожогах нередко трескалась от неосторожных гримас. Ева всё-таки нашла его? Да ещё и рассудок вернулся к ней? Неожиданно.
Благодарю, ознакомлюсь чуть позже, — осторожно кивнул он, не став говорить, что госпожа Ева ему не жена, а сестра по вере. — Что-то ещё случилось в городе?
Люди в панике. Многие уезжают. Мало кто хочет оставаться в городе, в котором паразитируют кровопийцы. — Рихард потёр разбитый нос. Затем добавил тише. — Сегодня утром в лазарет по незнанию притащили ослабевшую вампиршу. К счастью, она не смогла утолить голод здесь — её заперли раньше. К сожалению, ей всё равно удалось сбежать. — На этом моменте лицо лекаря стало совсем пасмурным. — Те, кто её сюда принёс, утверждали, что вырвали её из лап другого кровопийцы... Но это невозможно. Нельзя обратить одним лишь укусом. И невозможно, чтобы вампир пил кровь другого вампира... — Теперь к общей пасмурности добавилась и растерянность.
Невозможным нередко называют редкое, — не сразу заговорил Гленн. Для того, чтобы выдать информацию ему пришлось изначально взвесить все pro et contra, и откровения инквизитор счёл целесообразными. — Ревенат, с которым мне довелось столкнуться в Аустените, восстанавливал силы подобным образом. Наверняка вам придётся ещё столкнуться с подобными случаями. Будьте осторожны, Рихард. Навяжите узлов, читайте над ранеными молитву, имейте под рукой хотя бы кувшин святой воды.
За окном закаркали два ворона, и Рихард обернулся к свету, о чём-то ненадолго задумавшись, глядя на растревоженных птиц. Но недолго — те через несколько секунд улетели. Цохер, выйдя из мимолетного транса, кивнул словам инквизитора. В следующий миг его взор вспыхнул удивлением.
Но... вы сказали, что встречали подобное?
В Аустените, — подтвердил Гленн.
Это многое объясняет, — ответил аптекарь, хотя по лицу можно было понять, что у него очень много вопросов. Это полностью устраивало Рехтланца.
Вы многое знаете о ревенатах, — отметил инквизитор.
"Повезло" оказаться на пути одного из них, когда мне было шестнадцать. Повезло остаться в живых. Их сила... оставляет серьёзное впечатление. — Последнюю фразу, впрочем, аптекарь сказал скорее не с восхищением, а с некоторым отвращением. Поморщился.
Я долго изучал всё, что связано с ними. Полагал, что будет мудро жить в городах поменьше, там, где нежити просто невыгодно кормиться. Но либо Бирен вырос за последние шесть лет, словно на дрожжах, либо я не особо умён. Хах... иногда я начинаю верить в судьбу больше, чем в Г... крхм, впрочем, не важно.
А меня всю жизнь готовили спасать людей от самих себя, — поддержал беседу Гленн, не став акцентировать внимание на сорвавшуюся с губ аптекаря фразу, которую при желании можно использовать. Инквизитор говорил спокойно, будто бы простой порыв искренности. — С ревенатами же столкнулся лишь в Аустените, поэтому знаю о них меньше, чем хотелось бы. Здесь задержался совершенно случайно, и уж никак не ожидал найти ревенатов. В Аустените и бедняков хватало, ими кормились. Здесь же его Преосвященство... Впрочем, это тоже не важно, — оборвал сам себя Гленн. — Предлагаю сделку. Вы ответите на мои вопросы о ревенатах, я — на ваши об этих... отступниках.
Хорошая сделка. Что вы хотите узнать?
Меня интересует образ жизни ревенатов, а также рассказ о том, как так быстро опознали в Ливингстоуне ревената, — прямо ответил Рехтланц.
Вампиры по природе своей... одиночки. Однако вне городов им не выжить, и часто они кучкуются небольшими группами. Это не стая, а скорее прайд - каждый кровопийца своенравен, как дикая кошка, хотя и мастерски подстраивается под существующую иерархию. Ровно до тех пор, пока это сохраняет им нежизнь. У власти чаще всего самый старый вампир, творец своего выводка. Старейшина не доверяет птенцам, птенцы боятся старейшины. Даже самый развращённый придворный серпентарий покажется монашеской обителью рядом с обычной кучей кровопийц, объединённых под знаменем охоты. Днём вампиры слабее, чем ночью, временем их трапезы, но всё равно представляют опасность, с которой обычному человеку, вроде меня, не совладать. Особенно, если их загнать в угол. — Рихард перевёл дыхание. Вздохнул. — Что касается господина Ливингстоуна... того, кто им когда-то был. Я заподозрил неладное, когда он не смог перешагнуть порога моего дома. Заметил нездоровую бледность, глаза были чуть мутные — как у недолго пролежавшего трупа. Это хорошо заметно, когда на твоих руках умирает достаточно много людей. Ну, то есть, крхм... вы меня поняли. Бежать и рассказывать о подозрении инквизитора в вампиризме было бы самоубийством не только для меня, но и моей семьи. Особенно, если бы я просто оказался параноиком. И я решил понаблюдать... до тех пор, пока мою дочь не попытались убить. В ту же ночь я расставил возле дома несколько рунических ловушек, которые живой прошёл бы без труда, но оживший мертвец - нет. И когда Ливингстоун попался - я окончательно всё понял.
Как велики территории этих прайдов?
Один прайд — один город. Чаще всего так, — развеял аптекарь заблуждения насчёт величины вампирских домов. Впрочем, а кто поручится за достоверность этих слов? Приврал ли де Крул, называя своими владениями всю Империю? Или он в их иерархии выше прочих? Или Цохер просто чего-то не знает?
Вы мне потом покажете те рунические ловушки, если представится такая возможность? — поинтересовался Гленн следующим моментом. Ведь если удастся добыть схемы этих ловушек, то Орден непременно найдёт им применение.
Да... конечно, — кивнул Рихард. — Если не возражаете, я бы хотел задать свои вопросы.
Спрашивайте, — не стал уклоняться Гленн, уже знающий, как ответит.
Что вы успели узнать о его особенностях? Кто это был? И... вы сказали о вампирах-отступниках во множественном числе — их было несколько?
Много ли поблизости людей? — перед тем, как отвечать, поинтересовался Гленн.
Большая часть ушла на обедню, — ответил аптекарь после беглого осмотра.
Отлично. Просто помните, что у этих тварей великолепный слух
Собравшись с мыслями, инквизитор негромко начал рассказывать о том, что уже писал в своих отчётах по аустенитскому делу. Говорил он тихо — primo, действительно не хотел, чтобы кто-то посторонний услышал это; secundo, он просто был не готов много говорить — чем больше проходило времени с момента пробуждения, тем сильнее наваливалась усталость.
На самом деле мне не так просто судить об этом всём — тогда о ревенатах я знал куда меньше, и все они казались одинаковыми по способностям. Тот ревенат мне известен как Батист де Крул. Он очень быстр и живуч, умеет обращаться туманом... Любит манипулировать людьми. Изначально он был просто вампиром, и привлёк инквизицию в город чтобы её руками избавиться от такого отступника — тот жрал его птенцов. Правда, попался в итоге сам. К сожалению, ему удалось в тот день уйти. Однако позже стража нашла недобитого вампира. Вернее, вампиршу. У неё на шее были следы зубов. Она успела рассказать, что её укусил де Крул. Также страже она запомнилась тем, что очень странно вела себя на солнце. Она тлела. И после облизывалась на вампиров, что были с ней в одной камере, напрочь игнорируя и меня, и охранников. К тому же велика вероятность, что вода не является преградой... — Гленн вздохнул, облизнул пересохшие губы. — Итого уже трое отступников в той истории — тот, что сперва обратил де Крула в бегство; сам де Крул; а также сожжённая на площади вампирша. Мне трудно сказать, как быстро они изменяют... свои вкусы. Достаточно для этого быть укушенным? Или необходимо испить крови отступника? Но пока ничего не известно.
Рихард внимательно слушал инквизитора, задумавшись ненадолго о чём-то своём.
Это... это поражает. — Он снова замолк, опустив голову. Затем, видимо, вспомнив, сказал: — В какой-то из книг, кажется, за авторством одного атраванца, я видел описание "матузеллы" — ночной твари, страшащейся света, что питалась телами убитых вампиров. Она имела вид огромного человекоподобного бражника. Впрочем, этого бражника была ненамного разумнее... тогда мне это казалось обычным смешным мракобесием... сейчас, впрочем, это тоже мракобесие. Только не такое смешное.
Я буду признателен, если эта информация не уйдёт слишком далеко, — добавил Гленн нарочито мягкую формулировку. — Люди могут ошибочно принять этих тварей за союзников. К тому же нельзя сказать, как ревенаты относятся к отступникам. Не держат ли при себе ради чисток неугодных? К слову... Как поступили с вампиршей, которую утром привели сюда?
Она попросила отвести её в хладную с трупами, чтобы найти еды. Я отвёл и запер её. После чего отправил господина Хогга за священниками. Когда они вернулись — вампирши не было.
Подходил ли кто-то к мертвецкой за это время?
Возле двери был только я.
Можете ли вы гарантировать, что она не загипнотизировала вас? Все ли мгновения помните?
Да. Могу. Если бы я оказался жертвой гипноза, ей было бы легче использовать в качестве завтрака меня.
Сталкивались ли вы с ней раньше?
Нет. — Рихард нахмурился. — Хотя она назвала моё имя. И упомянула некую "маман". Полагаю, старейшину.
Едва ли де Крула ко-то назвал бы так, — согласился инквизитор. — Ваше объяснение спорно — расчётливости тварей можно порой позавидовать. Однако не следует исключать и иных возможностей. Есть ли иные выходы из мертвецкой?
Крысиный лаз. Но туда человеку не пролезть, а если бы у той вампирши было бы достаточно сил, чтобы суметь обратиться в стаю мышей или туман... боюсь, я бы с вами сейчас не разговаривал.
Сколько тел она успела выпить?
Нисколько. В подвале были лишь охладевшие тела. А их кровь непригодна для вампира... нормального вампира.
Известны имена всех тел? Не могло ли быть, что ранее кто-то принёс ещё тело, сочтя жертвой ревената?
Это мне неизвестно.
Останки других сознаний были в мертвецкой?
Только люди... я не участвовал в осмотре, меня не допустили. Об этом я могу судить лишь из слов стражников и священников.
Жаль, — в этой беседе Рехтланц не упорствовал. Всё равно слова без личного осмотра — ничто, и потому попросту нет смысла перетряхивать воспоминания аптекаря. — Так когда и по сколько, говорите, принимать эту настойку?
Уф-ф... — вздохнул Рихард, — Половину вечером, половину — следующим утром. Через пару-тройку дней сможете уверенно стоять на ногах.
Быстро, — с толикой удивления ответил Гленн. — Я полагал, что придётся отлёживаться пока шкура не слезет.
Это будет больно. Но зато быстро поставит вас на ноги, — прямо сказал Цохер.
Благодарю. Это действительно ценный дар. Могу ли я чем-то помочь в ответ?
Делайте то, что должны и можете. — Рихард поднялся на ноги, — до встречи, господин Рехтланц. Набирайтесь сил.
Узнаете что-то полезное — сообщайте, — кивнул в ответ инквизитор.
Стоило Цохеру уйти, и Гленн вспомнил про письмо. То лежало совсем рядом, однако не обошлось и без некоторых колебаний. Хватит ли ловкости, чтобы обожжёнными пальцами развернуть письмо? Как выяснилось, с письмом управляться легче, чем со стаканом, пускай пальцы и болели, и не желали нормально сгибаться. Удалось расположить пергамент так, чтобы дрожащий свет свечи высвечивал написанные аккуратным мелковатым почерком строки: "Когда вам станет лучше — приходите на западную границу кладбища при монастыре святой Хедвиги в полночь. Я приду."
Было то действительно письмо от Евы? Или Батист навёл морок, решив повторить старый трюк, когда прикинулся отцом Бартоломеем? Тогда ясно, почему передано не лично Цохеру, а через служительницу. Но верить ли ему... Но и не явиться — не лучшее решение. А одному лезть и вовсе глупо. Помощников Ливингстоуна брать нельзя, Азазеля рядом нет, а Цохер мигом поймёт, с кем же предстоит встреча...
В задумчивости Гленн поднёс пергамент к свече и позволил огню уничтожить все строки. Сперва кусок с текстом, после — остаток, держа лист за самый край, пока пламя не подобралось слишком близко к руке. Ослабевший огонёк инквизитор задул, а остатки тлеющих краёв затушил рукой.
Чем дальше, тем больше загадок... Хватило бы сил их распутать!
Запоздалым раскаянием пришла мысль, что не сообразил сразу попросить Цохера дать эту настойку лично — едва ли выйдет следовать рекомендованным срокам. Впрочем, дальше будет уже ясно. Чем дальше, тем раньше хотелось покинуть лазарет. Ну а отдых... Когда-нибудь настанет и вечный.




Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 01 Июль 2021 - 01:01


  • 5

Когда на улицах города забегали фонарщики, едва не расплескивая от страха масло, а дворовая шпана развешивала связанные узелки, бордель “Копье ведьмолова” как и прежде наполнялся постоянными клиентами. Один из них крайне волновал Брэма Ливингстоуна. Впрочем волнение слишком мягкое описание его чувств. Обращенный инквизитор испытывал неописуемую ненависть, которая подогревала желание не просто покарать, но медленно уничтожать. Этим же поздним вечером он навестил Карстаули, многими, — видимо исключительно её птенцами, — называемую просто маман. Брэм выбрал сторону, не без труда и религиозных терзаний. Также у него была просьба к ней. 
Карстаули не ответила, лишь медленно открыла и закрыла глаза, выражая согласие. Но едва принятый волк собрался уйти она вдруг спросила:
Тебя что-то связывает с Сантией?
Вопрос застал его врасплох. Однако Брэм не мог ответить честно, не мог подвести рыжеволосую юную вампиршу, которая оказалась, по его мнению, человечнее многих людей. 
Нет. — кратко ответил Ливингстоун, вспоминая поцелуй. — А тебя с Батистом?
Связывало, — моргнув, призналась Карстаули. — Возможно, связывает до сих пор. И поэтому мне вдвойне обидно видеть, как он уничтожает моё гнездо.
Мгновенно возник образ Батиста и Карстаули, могущественной и древней пары, что разрушала города, убивала ради развлечения, купаясь в крови, стекающей по их улыбающимся от блаженства лицам. 
Он тебя обратил?
Не твое дело. Иди. Ты получишь своего сладострастника, но не здесь. я не хочу чтобы пропажи горожан связывали с борделем.
Ливингстоун медлил. Его всё ещё не отпускали рабочие моменты инквизиторского прошлого. Вопросы жгучими осами роились в его голове, и надежда, что Карстаули прольёт на них свет не покидала его. 
Я прибыл в Бирен по следам демонолога… Мервин его имя, если не ошибаюсь, и застал его препарирующего труп вампира в подвале дома, — он посмотрел на свои пальцы, словно они служили скальпелем в разрезах. Брэм поднял взгляд на Карстаули. — Позже довелось встретить его у хижины в лесу перед тем как ведьмы… Хм... Не легче ли натравить былого охотника на новую жертву?
И кто же это сделает? — вопросом на вопрос ответила матрона. — Ты пойдёшь к нему лично?
Можно попытаться. Услуга на услугу. Inimicus, inimica - Amicus meus.
Карстаули молчала.
Ливингстоун ожидающе смотрел на неё, ощущая нарастающее напряжение в комнате. 
Мервин Марвигус, — заговорила она снова. — Старинный враг нашего рода. Он никогда не пойдёт на сделку. Очень жаль, что ты упустил его в тот раз.
Зачем ему ревенанты?
Она невыразительно пожала плечами:
Хочет знать своего врага. Я думаю... Он один из немногих смертных, кого действительно стоит остерегаться. Да и смертный ли он? Не знаю.
Его пёс... Это демон?
В некотором смысле.
Ливингстоун громко выдохнул. 
Почему же Марвигус, старинный враг нашего... — слово, казалось, далось ему с трудом, — ...рода ещё жив? Один против целого гнезда.
Гнезда? Не-ет, — Карстаули коротко рассмеялась. — Ты недостаточно хорошо слушал меня, инквизитор.
Во-первых, — начала перечислять она, — я понятия не имела, что он в Бирене. Во-вторых, как ты заметил, он демонолог. Довольно могущественный и по какой-то причине очень нас ненавидит. Возможно, мы убили кого-то очень дорогого ему. Смертные порой очень сентиментальны. Не знаю. Мне не интересно. В-третьих, он появляется то здесь, то там и мы узнаем о нём, теряя птенцов. В-четвертых, он редко сидит долго на одном месте. За своё существование, я сталкиваюсь с ним второй раз.
Ордену он тоже кость в горле, — кивнул инквизитор. Некогда его задачей было изловить и предать истинному правосудию божьему грешника нечестивого, но младший инквизитор потерпел непредвиденную неудачу, встав в немилость епископу Гаррену Маренскому.  — Говоря об Ордене... Есть ли рычаги на епископа?
Зависит, — Карстаули говорила медленно, — от того, что хочешь ты от него получить. К чему ты клонишь? Говори прямо.
Епископ, — выдохнул Брэм, — опасная фигура, непредсказуемый дрессировщик, натаскивающих своих церберов...
Перед глазами всплыло безразличное лицо Гленна Рехтланца. Поддержал бы он его или казнил, как страшное чудовище, а не бывшего сослуживца по вере и деяниям. Без сомнений тот выбрал бы второе, как и Ливингстоун самолично. 
То, что Бирен кишит вампирами уже известно. Епископа Гаррена следует опасаться не меньше, чем демонолога и Батиста.
И он вновь подумал о Сантии, что с ней может сделать святой мерзавец, что сотворит кровожадный де Крул. Зрелищные картины возможного будущего вызвали уродливую ухмылку на бледном лице.
Занна Карстаули долго молчала. Она смотрела на свою трость, чуть склонив голову на бок.
Ты никогда не задумывался, как в таком благочестивом городе уже долгое время существует такое место как наше? Я умею подстраиваться под любого клиента, даже такого требовательного, как епископ. Упреждаю твой вопрос. Да, он бывал здесь неоднократно. И ни где-нибудь, а в нашем потаённом убежище, откуда никакой другой смертный не выходил живым. Упреждаю твой второй вопрос. Нет, он не знает о нас и мы не пытались подчинить его своей воле. Он слишком высок и любое изменение в поведении не осталось бы незамеченным его врагами. С другой стороны, утоляя его потаённые нужды мы стали необходимы ему.
Воцарилась пауза, дающая обоим время на размышления.
Не думай, — продолжила она, помолчав, — что я питаю иллюзии в его благодарности. Если покровительство нам станет для него слишком опасным, он оставит от этого места одно пепелище. Лишь бы избежать подозрений... Лишь бы на него не пало даже малейшей тени... При этом убийство его ничего не изменит. Город стал опасен для нас. На какое-то время его придётся покинуть. Я бы давно так поступила, если бы не два НО. Догадываешься, о ком я?
Брэм кивнул:
Госпожа Ева и Батист де Крул.
Они самые. Пока они в городе — покинуть стены убежище — смертельный риск. Слышал, что стало с Катариной? Кажется, она была неравнодушна к тебе
Ливингстоун с неохотой кивнул. Потеря глаза для вампира ничто. Не ровню той боли, которую ему довелось испытать, когда Батист вгрызался в его горло. Он прикоснулся рукой к шее. Регенерация возместила ущерб, но мышечная память оставила свой отпечаток.
Равнодушна не ко мне, а к возможностям, — негромко сказал вампир. 
Но Карстаули, пропустив его слова мимо ушей, продолжала. 
Но не менее смертельно и оставаться в убежище. И это не только епископ. Это.. .— она запнулась. — Батист. Он был здесь. Я сама впустила его в эти стены. Теперь он может в любой момент явиться сюда, если достаточно проголодается.
Ожидание зла и бездействие только его закаляет.
Что ты предлагаешь?
Действовать. Неужели здесь исключительно ревенантские куртизанки, которые не могут за себя постоять?
Батист де Крул был гораздо сильнее меня, но не справился с той, другой. Так чего ты хочешь от моих девочек?
Тогда бегите. Ищите новый дом.
— Бежать, — повторила она странным тоном. — Бежать как перепуганные овцы, навстречу раскрытой волчьей пасти.
Так кто вы тогда? Овцы или волки?
— Я думала, ты уяснил, Брэм, — она впервые за разговор назвала его по-имени, — что на каждую добычу есть свой хищник. Теперь он появился и для волков.
Я уяснил, — спокойно ответил он.
Однако, — Брэм постарался скрыть волнение, неожиданно нахлынувшее на его принявшую покой душу, — твои... волчицы могут пострадать. Он... Они всех пожрут. Если, конечно, — вампир усмехнулся, — раньше не явится епископ.
Я покину этот город, как только появится шанс, — подумав, сказала Карстаули. — Конечно, кого-то из волчиц я не досчитаюсь. Возможно, они убьют Катарину, или Сантию. А может, это будет Малышка Сьюзи... Не такая уж дорогая цена за жизнь остальных. Верно, церковник?
Ты пытаешься вызывать у меня чувство вины? — он не заметил, как повысил голос. — Хотя по твоим словам его привела сюда ты.
Я ничего не пытаюсь вызвать.
Чего ты хочешь? — напрямую спросил он. — От меня. Милость не дешёвое деяние.
И такой благой королевский благодетель оказался не чужд ревенантам. Карстаули не изгнала падшего пса божьего, но предложила место в своей небольшой, крепкой стае. 
Я? — Карстаули как будто даже удивилась. — Это ты пришёл ко мне.
И тем не менее, — после недолгого молчания, сказал Брэм, уверенный, что ей есть что предложить ему, но она ждёт его первые шаги навстречу. 
Она повернулась в кресле, положила руку на подлокотник, взглянула на него заинтересованно.
Волчонок хочет показать зубки? Хочет показать, что полезен?
Госпожа Карстаули, — волк подался вперёд и сел в кресло напротив. — Долгое услужение, — поднял взгляд туда, где могло быть небо, — не оценилось, и люд показал свой истинный облик. Честно, я не могу сказать чего хочу... Но мне надо что-то сделать…
Тогда можешь взять оружие и пойти избавить нас хотя бы от одной из проблем.
Предлагаешь убить Батиста? — через мгновение лицо тронула тень сомнения. — Еву?
Это было бы достойным для тебя делом, волчонок?
Ливингстоун кивнул.
Батист грешен. Да очистит его грехи ignis perpetuus.

Сообщение отредактировал Ливингстоун: 01 Июль 2021 - 01:01



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 13 Июль 2021 - 16:57


  • 4

Ты блять кто ещё такой?
Мужчина средних лет встал с аккуратно застеленной кровати как, собственно, и всё в этой небольшой комнате — всё выглядело аккуратно. Казалось, что всю её площадь охраняла какая-то тайная магия чистоты, но на самом деле её, комнату, отдали в использовании молодому педантичному вампиру. В углу на столе лежали выдубленные перчатки с блестящими аки сребро костяшками, окружённые дюжиной плетеных узелков. Около них в ряд тянулись арбалетные болты. Некоторые видимо скатились, поскольку на полу они были разбросаны в хаотичном порядке. На спинке стула, приставленного к столу, по сторонам на ремнях висели новые шестопёр и арбалет — оружие, привычное руке инквизитора. Впрочем, сейчас хозяин комнаты развивал совершенно иные навыки, призванные приносить не меньшую боль, чем вышеупомянутые шестопёр и арбалет. 
На кой хер меня девки приволокли в эту… клоаку? — мужчина обвёл злым взглядом комантку, освещаемую одной лишь свечой. — Меня ждёт сын!
Потому что я попросил, — ответил высокий и крайне бледный молодой человек. Он стоял в дверях, едва перешагнув порог, и ждал. Последнее время ему крайне нравилась медлительность и ожидание. 
А, — мужчина дёрнулся в сторону, но всё же резко остановился, изменившись в лице. — Ты какой-то ёбанный извращенец, да? Ахаха
Его смех, несмотря на гонор, выдавал в нём страх и переживания. 
Нет, — улыбнулся вампир и сделал шаг навстречу, медленно подворачивая рукава. 
Смех смехом, а манда кверху мехом, — мужчина сделал шаг назад, но, зацепив край кровати, едва не упал. Стол, за который он ухватился, покачнулся, и старательно разложенные болты полетели на пол. — А не пошёл бы ты наху…
Я не люблю эти грязные слова, — голос вампира резал холодом, и даже волосы на спине распутного грешника встали дыбом.  — Как твоё имя
Уилл, — пробормотал несчастный тихо. 
Послушай меня, Уилл. Ты запомнишь мои слова. Ты выполнишь мои слова строго, как я скажу. Ты меня понимаешь
Уилл кивнул. 
Брэм подошёл ещё ближе. 
Через мгновение кровь закапала на пол, окропив беспорядочно разбросанные стрелы. 
 
Его просьбы выполняли. Охотно или через сжатые зубы, Брэм не ведал. Пребывая в себе, он сидел за столом и перелистывал книгу, которую ему достали. Каждая страница несла важное и священное послание всем, напутствия для всех случаев жизни. Жизни, которую необходимо было отдать одному Ему. Служить и исполнять, поучать невежд и карать отступников. Однако, что дало им, псам божьим, отбирать жизни тех, кто сделал иной выбор, пошёл по другому пути. Инквизиция не разделяла людей на добрых или злых. Скорее на полезных церкви или же в высшей степени невыгодных, опасных. Тех, которые могли бы внести смуту в уже замутненные исарианством головы. И затем прикрыться волей его аки щитом от крови невинного, что лёг мертвецом от удара тяжелой булавы, направленного во имя Ордена. 
Ливингстоун громко и резко захлопнул книгу, задержавшись ладонью на обложке. Пальцы почувствовали вмятые в кожаный переплёт крест с кругом посредине и тут же отпрянули. Неприятные ощущения и тяжёлые воспоминания кольнули как сердце, так и разум. Он жестким движением отодвинул от себя книгу священного писания. Рука привычно коснулась груди, но именного сигнума там уже не было.
Всё ещё заблудший пёс божий или леса волк?
Ему никто не ответил.
 
Его просьбы выполняли. Охотно или через сжатые зубы. 
Охотно или через сжатые зубы готовился Брэм встретиться с Батистом он не знал. Де Крул древний ревенант, со своим кровавым прошлом, через которое он вобрал в себя страшную мощь. Карстаули не желала встречаться с ним лицом к лицу, не хотела терять своё. Вероятно боялась стать такой же как он или Ева. Увы, ёё также необходимо было устранить как ещё большую опасность, чем Батист. 
Ева. 
Тогда её звали не так. 
Ливингстоун вспомнил её. Её тогда более живую, скромную, высокую и по-своему красивую. Что-то очень важное и историческое должно было произойти. Однако это было очень давно, когда ни одного из них не коснулось проклятие vampyrismus, и чёткие воспоминания никак не проявлялись в памяти как Брэм ни старался. 
Инквизитор, нефилим и  ревенансткая мутантка навели шороху в Бирене. Город, в котором с давних пор сложились свои традиции, свои грехи и сама жизнь. И все жили в ладу с устоявшимися порядками, будь то обыватель без сапог или же сам епископ себе на уме. Орден не сожжет всех безбожников, а инквизиторы не восстановят кривой путь веления его. Более того терять половину полезных, но тёмных единиц из своих рядов Ордену нет смысла, либо же нет света. Брэм Ливингстоун продержался около года, скрывая истинную ипостась, которой он гнушался. Скольких более гнилых людей укрывают высокопоставленные священники, епископы, кураторы как это умело делал Киллиан Блэквуд, наставник и учитель в прошлом. 
Вероятно, с грустью подумал вампир, его измучают и казнят. 
Казнь — неотъемлемая часть инквизитора, направленная на просвещение и назидание. Но обучение через смерть не столь практична, как обучение через перерождение. 
Холодно, — раздался дрожащий голос, когда Брэм едва не коснулся небольшого кожаного свёртка на столе. — ГолодноНетХочу пить Н-но не водыНетНе-е-т… 
Да, Уилл, — кивнул, не поворачиваясь вампир, и осторожно отвел руку от свёртка. — Это нормальная реакция после трансформации
Тызачем… — перерождённый грешник заползал по полу, попытался подняться, но силы пока что отказывали ему. 
Так надо. Ты всё ещё помнишь мои слова?
Помню, — увереннее ответил словно не своим голосом Уилл. — Выполню всё, что ты мне сказал

Сообщение отредактировал Ливингстоун: 13 Июль 2021 - 16:57



Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 16 Июль 2021 - 15:52


  • 4

Цохер не солгал насчёт своей настойки из целебного корня и солнцелика. Она действительно быстро поставила инквизитора на ноги, пускай и весьма неприятно. Когда началась лихорадка, Гленн списал всё не на принятое лекарство, а на начавшееся заражение. В один момент он даже был готов сказать монахине, что готов расстаться с рукой, если гангрена на ней, или жизнью, если болезнь поразила лицо или грудь, однако женщина пресекла это намерение удивлённым возгласом — струпья начали слезать, и под ними было уже не голое мясо, а свежие рубцы. На ночь пришлось добровольно глотнуть опиумной настойки — заживающие раны слишком чесались, а вновь разодрать их в бессознательном порыве очень не хотелось.
Спустя сутки стало легче. Практически не возникало желания содрать повязки, а рука почти не дрожала, даже когда кружка была наполнена едва ли не до краёв. К концу дня появились силы встать. Монахини ликовали, что сила их молитв и веры инквизитора оказалась так велика. Гленн же знал, что следует благодарить не только Единого, но и Рихарда Цохера, libenter, aut per ignorantiam исполнившего Его волю. Появившееся время инквизитор потратил на чтение книг — епископ не счёл нужным забирать их.
Силы тоже возвращались быстро, и спустя ещё пару дней монахини дозволили покинуть лазарет. Правда, далеко идти не пришлось — по приказу Его Преосвященства, дозволению матери-настоятельницы и рекомендациям лечащих монахинь инквизитору выделили небольшую келью в самом монастыре святой Хедвиги. И как бы ни хотелось дать плоти зажить, проводить время в праздности инквизитор уже не мог.
Помимо вещей и комнаты инквизитору дали помощников. Братья Освальд и Хогг имели звание помощников инквизитора. Должно быть, официально они были поручены заботам мастера Блэквуда, но тот передал их Ливингстоуну в помощь. Теперь же, когда, кажется, каждая собака знала о предательстве Брэма, они с радостью перешли на службу Рехтланцу. Конечно, это не очистит их послужной список, но даст шанс искупить промашку. Если, разумеется, сам Гленн не попадёт в опалу, утягивая за собой спутников поневоле. Чтобы этого всего не произошло, инквизитор вновь погрузился с головой в работу, едва перестал валиться с ног после десятка шагов.
Пускай монахини и были недовольны подобной поспешностью, они сделали всё, чтобы инквизитор мог и дальше служить на благо Ордена: выдали специальные мази; помогали накладывать повязки, чтобы одежда не повредила едва образовавшиеся рубцы; нашли перчатки и даже повязку на глаз. Отыскали они и одежду по размеру — прошлая погибла в огне. По отдельной просьбе раздобыли и платок — лицо обгорело довольно сильно, и ниже скул всё ещё могло заставить особо беспокойных натур грохнуться без чувств, а поскольку Рехтланц рассчитывал бродить по городу в поисках ответов, лучшим решением было попросту закрыть часть лица. Без кольчуги под рясой было неуютно, отсутствие торквеса беспокоило не меньше. Однако лишних денег в кармане не было, да и избыточная тяжесть, пусть и дарящая ощущение защиты, в данный момент помочь не могла.
Инквизитор надеялся встретиться с Цохером, но оказалось, что в лазарете тот появляется не так часто. Гленну было о чём побеседовать с аптекарем, однако оно могло и подождать — не трястись же в карете аж через полгорода в таком состоянии? Там уже и не до разговоров будет. Поэтому пришлось ограничиться простым письмом с просьбой о встрече. Новообретённый помощник доставил письмо и приехал с ответом, что через пару дней у Цохера появится свободное время. Гленна это более чем устраивало — ещё никто не сумел выяснить, как вампирша пропала из мертвецкой, и потому скучать не приходилось.
Поначалу Рехтланца не особо-то и хотели подпускать к этой истории, однако всё-таки сдались. То ли им надоело упорство инквизитора, то ли они поняли, что вампиров в городе не так много, чтобы все происшествия с их участием не были связаны меж собой, но вскоре Гленн уже слушал детали. Выяснилось, что в мертвецкой количество тел не изменилось. Единственным пригодным путём отступления был крысиный лаз, но тут пришёл черёд Гленна усомниться — вряд ли в городе найдётся так много старых тварей, а если и есть они, то едва ли попадутся живыми. Куда выше вероятность того, что ревенат сумел или отвести глаза всем, или просто спрятался. В пользу этого говорило и то, что спустя некоторое время из мертвецкой всё-таки пропало одно тело, а у входа нашёлся рабочий в обморочном состоянии и с характерными отметинами на шее. Не хватило у люда простого смелости заглядывать под саваны, не хватило смекалки порсто прочитать пару молитв над телами, зато вскормленной предрассудками фантазии вполне достало на то, чтобы приписать вампирше умение обращаться в крысу. Разумеется, всё это должно было тихо и мирно забыться, дабы не подрывать веру паствы в своих пастырей, не сеять волнения и прочее, прочее.
Однако они не были инквизиторами, и Рехтланц прощал им эти слабости — человеку свойственно успокаиваться, делая вид, что ничего не произошло. Прощал, но винил себя за то, что не успел оказаться рядом вовремя, не сумел выполнить свою работу. Оставалось лишь радоваться, что вампирша не перебила всех в приступе голода, и что с момента её появления в лазарете прошло не так много времени, чтобы найти хоть какие-то следы.
Рехтланц не пожалел, что зашёл в мертвецкую. Он сумел уловить малопонятные остатки магии, чудом не стёртые силой молитв и временем. Но не более. И всё же это давало хоть что-то.
Самый удобный способ спрятать тело — кладбище. Поэтому инквизитор поспешил поинтересоваться, как дела обстоят там. Сам он долго бы ковылял от могилки к могилке, поэтому решил довериться помощникам. Поручив им осмотреть кладбищенскую территорию на предмет новых следов и захоронений, Рехтланц остался неподалёку от входа — туда должны были пригласить смотрителя.
Осмотр не дал ничего нового — все мертвецы лежали спокойно, а могилки заняты как и полагалось. Смотритель всё подтвердил — дело знал своё чётко, весму вёл учёт. Однако вместо незапланированных могил братья Ордена обнаружили нечто иное.
Небольшой зарытый бугорок располагался на границе кладбища. Смотритель — развесёлый толстяк лет тридцати — отнёсся к этому просто:
Да зарыли что-то далече, чем седмицу назад, но не далече, чем две седмицы назад, — сказал он, что-то припомнив.
И вы не интересовались, что там?
Тык только что нашли, мастер Рехтланц, — пожал плечами Хогг.
П-прикажете раскопать?
Копайте. Хогг, Освальд, будьте внимательны, - распорядился Рехтланц, оставшись при этом чуть в стороне, чтобы не мешать, но при этом всё видеть.
Смотритель принёс помощникам по лопате и те принялись раскапывать яму. Отмахиваясь от мошкары, они быстро добрались до дна — точнее, до тканного свёртка, в котором что-то гремело.
Брат Хогг опасливо наклонился над нераскрытой находкой и откинул ткань. Под ней оказались кости. Обугленные, явно принадлежащие не зверю. Они были целыми.
Что ж... Это следует захоронить за территорией кладбища. Покуда владелец неизвестен, нечего нарушать святость и покой места, — решил в итоге инквизитор. Он не мог поручиться, что погибший имел право лежать на освящённой земле.
М-мастер Рехтланц? — подал голос Хогг.
Что, брат Хогг?
Этот мешок и эти кости очень похожи на те, которые мы нашли на пепелище дома того колдуна, демонолога проклятого. Их мастер Ливингстоун забрал, собирался раздробить, да вот кто-то у него их в тот же день и схитил.
Тогда сделаем так... — Рехтланц на миг задумался, окидывая взглядом находку. — Брат Освальд, найдите Рихарда Цохера и попросите не откладывать визит. Наймите экипаж — не время медлить. Полагаю, он в этом деле может помочь. Откажется ехать сейчас... Не принуждайте, сами возвращайтесь. Останки тогда пока что не будем трогать. Брат Хогг, мы с вами остаёмся здесь. — Затем Гленн обратился и к смотрителю, дабы хоть как-то успокоить того: — Любезный Свейр, а вы, пожалуйста, принесите святой водицы. Лишней не будет, — после же вновь обратил внимание на ближнего: — Брат Хогг, читал ли Ливингстоун молитвы над останками?
Я могу и несвятой принести, хе-хе. Слыхали про морейскую сикеру? Да понял я, понял. Сейчас схожу.
Не читал.
Брат Хогг, тогда давайте прочтём молитву упокоения, — предложил Гленн.
Инквизитор преследовал самые разные цели. Помимо того, что просто правильно проводить человека в последний путь, существовали и другие причины. Например, следовало хоть чем-то занять помощника и отвлечь от неприятных размышлений. Если в решающий момент тот проявит неуверенность или нерешительность, если усомнится в необходимости откровенности с новым начальником, всякое может произойти. К тому же не следовало забывать, что поблизости могут находиться ещё ревенаты, и потому любая молитва нынче уместна. По той же, к слову, причине и был послан всё ещё прихрамывающий Освальд к Цохеру — а ну как кто позарится на найденные останки? Впрочем, наивно было бы полагать, что даже у двоих помощников сразу есть шансы справиться с ревенатом. Несмотря на обилие узелков на одеждах и спрятанные осиновые колья, Хогг и Освальд могли лишь задержать зубастых тварей.
 
Брат Освальд вернулся через два часа. С ним прибыл и Рихард Цохер. Всё это время инквизитор провёл на кладбище, разве что отошёл к ограде и облокотился на неё. Поначалу, конечно, подумывал и вовсе сесть на надгробие — какое дело бренным останкам до этого, когда бессмертный дух в иных заботах, сообразных прижизненным деяниям? Однако подобное смутило бы смотрителя, помощника и случайных зрителей, что могли бы явиться с самыми разными целями.
Аптекарь не скрлы удивления и немого вопроса во взгляде, увидев, что все ожидающие собрались вокруг вырытой ямы.
Добрый день, господин Цохер, — первым поздоровался инквизитор. Конечно, правила хорошего тона предписывали растянуть приветственную речь на некоторое время, дабы обсудить банальные вещи вроде самочувствия родных, погоды и последних новостей, но Рехтланц сразу перешёл к делу: — Прошу прощения, что оторвал вас от дел, однако в Бирене я не знаю того, кто разбирался бы в вопросах врачевания лучше вас. Вы, должно быть, слышали о пожаре? Брат Ливингстоун устраивал облаву на одного демонолога, но дом внезапно вспыхнул. Братья Хогг и Освальд присутствовали там же, они могут подтвердить. В момент задержания демонолог пользовал кого-то. Правда, после пожара удалось найти лишь эти останки. Не обращайте внимания на столь странное место — они были похищены, но вот неожиданно нашлись. Мне бы хотелось услышать ваше мнение о них. Если вам что-то нужно для работы, сообщите.
На лице Рихарда проявилась градация чувств от удивления и страха до нервного смешка. Он не мог не понимать, что Церковь скептически относится к пользованию мертвецов всякими лекарями. Однако без изучения тел трудно достичь каких-то высот, и потому Рехтланц практически не сомневался, что Цохеру доводилось изучать трупы. При необходимости этим можно было бы шантажировать аптекаря. Впрочем, у каждого лекаря достаточно скелетов в шкафу. Интересно, понимали ли это помощники со смотрителем? Или они думали, что понять что-то по костям может и тот, кто не выкапывал мертвецов и не копался в них?
Исайя... — Рихард сделал шаг навстречу останкам. Перевёл взгляд с них на Освальда и Хогга, с Хогга — на Гленна. — Ох... да... то есть, да-да, я помогу, чем смогу, — аптекарь вздохнул, чуть опустив голову и надавив большим и указательным пальцами на зажмуренные глаза. Опустил руку, посмотрев в небо. Снова на Гленна. — Что вы хотите узнать об этом бедолаге?
Всё.
Мне легче будет исследовать останки у себя, — через несколько секунд молчания ответил Рихард. — Тем более, скоро начнёт темнеть. А я никому не советую оставаться ночью на кладбище, тем более в нынешнее время.
А, господин Цохер, об этом не беспокойтесь, — махнул рукой смотритель. Судя по всему, он либо не понял ничего, либо спокойно относился к препарированию мертвецов лекарями, а то и сам помогал от случая к случаю откапывать свежих. — Границы кладбища были освящены ещё вчера. Ни одна дрянь не пройдёт. Кроме окончательно мёртвой, хех
Я могу присутствовать на осмотре? — поинтересовался инквизитор.
Если так будет угодно, господин Рехтланц, — кивнул аптекарь. — Но осмотр может занять гораздо больше времени, чем пару-тройку часов, и полный вердикт я смогу дать лишь завтра.
Подобный расклад устраивал Гленна, оставалось лишь отдать соответствующие распоряжения.
Брат Освальд, сегодня отдыхаете. Про найденные останки лучше не распространяться. Свейр, вас это тоже касается — я сам доложу обо всём. Если кто-то будет интересоваться, ссылайтесь на меня. Яму стоит засыпать. Завтра утром решим, как быть дальше. Брат Хогг, едете со мной.
Брат Освальд и смотритель Гуго Свейр откланялись и удалились. Экипаж, привёзший аптекаря, ещё не уехал, и это было как нельзя кстати. Кучер не особо заинтересовался, что за мешок тащит брат Хогг, кивнул аптекарю и несколько запоздало инквизитору, после чего спросил, куда дальше ехать. До дома Цохера доехали довольно быстро — примерно за час. Аптекарь, однако, повёл не в дом, а в заднюю дверь, ведущее в подвальное помещение. Хогг поморщился, прошептал в сердцах:
Бр-р... с того самого дня, как нашли демонолуха тамошнего, подвалы и иже с ними токмо с этой чертовщиной и представляются...
Рихард сделал вид, что не услышал помощника, но инквизитор счёл нужным пресечь сомнения:
Спокойнее, Хогг, в нашей службе подвалы встречаются часто. Впрочем, если совсем тяжело, прочтите молитву.
Я спокоен, — негромко возразил Хогг, уставляясь во тьму, которую через несколько секунд разорвал свет свечи, в который угодила маленькая шустрая тень кого-то, кто рванул в сторону.
Рехтланц не стал дёргаться или читать молитву — едва ли аптекарь забыл бы защитить свой дом. К тому же когда в доме есть дети, уместно в первую очередь списывать всё на них, а не на нежить с нечистью. Обернувшись, Гленн заметил, как Цохер, сдерживая злость за привычной маской вежливости, скрипнул зубами.
Анна, выходи, я знаю, что ты здесь.
Через несколько секунд из мрака высунулось бледное, со свежими шрамами от когтей на виске, и крайне виноватое лицо девочки, с которой Гленну уже приходилось пересекаться.
Добрый вечер, — поприветствовал девчонку Гленн.
Д-добрый, — негромко ответила Анна, — Пап, я... я просто искала масло для ламп и даже воду поменяла!
Иди. Домой. — Медленно проговорил аптекарь. — Мы поговорим.
Девочка прошла мимо, но Рихард не обернулся вслед ей. Прошло несколько секунд молчания прежде, чем его дочь скрылась на поверхности.
Будьте осторожнее на последней ступени, — предупредил спутников аптекарь.
Они спустились вниз в небольшое прохладное помещение в полумраке. Рихард принялся зажигать факела, всё больше и больше являя взору Гленна содержимое лаборатории.
Теперь я понимаю, что поспешил приглашать вас в столицу, — проговорил инквизитор, осматриваясь. Здесь всё было обустроено так, как не у всякого учёного мужа или алхимика.
Да, в столице мне не место, — спокойно согласился тот, подходя к одной из дальних стен. — Когда-то этот дом принадлежал кузнецу, но... не суть. Господин Хогг, сейчас мне понадобится ваша помощь.
Помощник инквизитора подошёл к стене и, осторожно отодвинув один из относительно пустых стеллажей, они принесли в середину комнаты старый, заросший паутиной стол. Рихард подложил под обломленную ножку несколько деревяшек, сделав его устойчивым, и прошёлся тряпкой по поверхности.
Кладите кости.
После того, как кости оказались на столе, Рихард принялся растапливать печь, периодически прося помощи у Хогга, чистя колбы, разыскивая на стеллажах нужные компоненты. Когда приготовления были завершены, он оставил вскипячённые смеси остывать и, поправив перчатки, принялся раскладывать кости в том порядке, который был задуман природой.
Я могу дать общую характеристику. Это мужчина. Судя по состоянию зубов — старше тридцати, но младше сорока. Высокий, чуть больше пяти футов. Я не могу точно утверждать, но вряд ли он погиб от огня. Скорее, — Рихард опустил свечу и указал пальцем на шею, — в результате дислокации шейных позвонков.
Что? — Хогг вздёрнул бровь.
Шею свернули.
Человек?
Человек. Вампира подобная мелочь сильно не тронет, — ответил Цохер. Гленн не знал, мог бы тот опознать иных тварей. В мире существовало невероятное количество как человекоподобной нежити, так и иных народов. Взять тех же эльфов... Впрочем, в Бирене им не место, да и вообще иноземцев ещё не хватало здесь!
Все ли кости на месте?
Все.
Сколько тело должно гореть, чтобы остались одни кости? Одного пожара, пожалуй, маловато для такого, — кивнул инквизитор на кости.
Примерно за столько же, что и тело на костре, — толком не ответил на вопрос Цохер. — Но жар пламени зависит от многих условий — сухости воздуха, времени суток или даже наличия магии. Возможно, что тот демонолог как-то позаботился о том, чтобы пламя как можно сильнее уничтожило следы, которые бы вели к нему.
Даже быстрее — костры кострам рознь. Вероятно, были изъяты какие-то органы — иначе нет смысла так сильно сжигать. Но появляется вопрос... Что вынудило Ливингстоуна решить разбить кости? Брат Хогг, завтра узнаете, не пропадал ли кто за последний... Месяц. Возраст, рост и пол уже известен. — Инквизитор вновь обернулся к аптекарю: — По состоянию костей можно предположить уровень жизни?
Могу сказать сразу — он далеко не здравствовал. — Рихард взял одну из колб, осторожно помахал над горлышком себе под нос запах. Кивнул про себя. — Ещё немного... Не удивлюсь, если это окажется какой-нибудь нищий бродяга.
Узнаете, могут ли люди епископа через своих подкормышей разузнать, сами не суйтесь, — уточнил своё распоряжение инквизитор. — Хотя... Может, и стоит растормошить городское дно. Раз в городе хватает ревенатов, то должны быть и пропажи. Но зря не рискуйте, — наставлял Гленн Хогга. После же вернулся к покойнику. — Какие-то отличительные черты можете назвать?
Пока нет, — ответил аптекарь, переворачивая набок череп. — Отсутствие половины зубов для нищего — не отличительная черта.
Может, какие-то старые и свежие переломы, трещины?
Я вижу старый перелом бедренной кости, но, на удивление, он хорошо сросся. Здесь — трещина на плюсне. Возможно, что хромал, — Рехтланц посмотрел на помощника, и тот кивнул, подтверждая, что услышал. Цохер присмотрелся к черепу. — Скуловая кость проломлена и носовая кость, но это, судя по состоянию, посмертные травмы
Насколько старый? Едва ли без помощи зажил бы.
Скорее всего, полученный в отрочестве.
А если не бедняк, а заключённый? — предположил инквизитор задумчиво. Для заживления перелома нужен лекарь и покой. Для бедняка всё это непозволительная роскошь. Возможно, в момент получения травмы покойник вёл образ жизни простого человека, не побирался на улицах и семья имела достаточно средств, чтобы справляться без него. Но могло быть и иначе. Труд узников используется временами, и пойманному оборванцу вполне могли позволить отлежаться.
Может и так. Сказать точно не могу.
Брат Хогг, а какой свежести тело было у демонолога на столе?
Хогг, до этого задумчиво разглядывавший останки и соглашающийся с приказами Гленна, чуть не икнул.
Э-э-э... ну... это был точно не он, — пожал плечами тот. — На столе у демонолога был... вампир. По итогу были вот вампирьи кости и вот этого. До пожара мы его не заметили... ну, если токмо Ливингстоун никого не укрывательствовал.
Услышав это, Рихард сглотнул. Желваки его дёрнулись.
Вы видели того вампира на столе?
Да... видел, — брат Хогг силился вспомнить детали. — Я тогда ещё не знал, что это вампир, уже после пожара выяснили. Мужик. Худой. Лысый, как яйцо. От глотки до паха выпотрошенный.
А чьи тогда это кости?
Думали, что демонолуга... — Почесал затылок помощник. — А опосля того, что вы сами сказали, мол, встречали его, под прокажённого косящего — так не знаем.
А останки вампира куда дели?
Так тоже пропали в тот же день... в этом же мешке были.
То есть вы сложили два скелета в один мешок?
То есть... брат Ливингстоун собрал два мешка. В одном — останки вампира, во втором — вот этого, — кивок на стол. — Отнёс к алхимику. Говорил — раздробить надобно. Только ненадолго отвлёкся — а мешков уже нет.
Вы его сопровождали?
Нет. Он ушёл один.
Найдёте утром алхимика, узнаете, сколько мешков было у Ливингстоуна, если он вообще заходил. Рихард, а вы случаем не знаете, как убить ревената, чтобы он тихо и мирно лежал со вспоротым брюхом и не бросался на всех?
Если вампир молод — достаточно отрубить ему голову. Вампиры постарше такой слабости лишены. Ну и... все вампиры уязвимы к крови дроу, орков-дзуиров, абаасов и нефилимов. Она их сжигает изнутри, — затем пристально посмотрел на Гленна. — Или он стал жертвой сил, мне не столь известных.
Но тем не менее голова, если не ошибаюсь, была на месте, едва ли и сожжено изнутри было. Или ревенат был жив, или побывал у отступников.
Каких отступников? — спросил Хогг.
Кровь мертвеца сильно ослабляет вампиров и сложно выводится из их тел. Возможно, что на момент нахождения тот вампир был мёртв... не до конца
После расскажу, — пообещал инквизитор помощнику. — Чтобы дважды не повторять. Что до последнего предположения... Полагаю, и из такого состояния ревенат способен восстановиться?
Очень нескоро, но способен... а вот после пожара — вряд ли.
Или у вас недостаточно информации, или его стащили на ингредиенты. В яме был только один мешок.
Тот, кто своровал кости, мог избавиться от человеческих за бесполезностью, а вампирские очистить и пытаться продать на чёрном рынке, — почесав затылок, предположил Рихард. — Не очень умно, но может быть и так.
Избавиться, закопав на территории кладбища и рискуя попасться? — недоверчиво вскинул бровь Рехтланц. — Да пару камней в мешок, и река бы всё скрыла. Быстрее, проще...
Тоже верно, — со вздохом согласился аптекарь.
А если ради привлечения внимания, то череп ревената вернее был бы — если бы не подсказка брата Хогга, я бы и не узнал недавнюю пропажу, потому как не лез в то дело.
Бессмыслица! Инквизитор не мог никак понять, зачем было возвращать кости. Это могло быть как простой издёвкой, так и данью памяти.
Кстати, господин Цохер, вы же были в тот день в гостях у господина Шарля, — подал голос Хогг.
Да, был, — Рихард, нахмурившись, ненадолго примолк. — Я посчитал, что мне не стоит вмешиваться в дела инквизиции, даже если в них участвует мой друг, поэтому ушёл почти сразу же после прихода мастера Ливингстоуна.
Брат Хогг, вы же говорили, что не сопровождали тогда Ливингстоуна?
Ливингстоун оставлял отчёт о той встрече.
Рихард, а не могли бы вы завтра пригласить алхимика? Не думаю, что интерес инквизитора поможет его делу, да и вопросов мало.
Шарлю в последнее время сильно нездоровится. Я периодически сам к нему прихожу. Сомневаюсь, что он сможет завтра прийти.
Тогда будет проще самим зайти к нему, — спокойно рассудил Гленн.
Моё дело — предупредить, — пожал плечами Рихард.
Поверьте, у меня нет желания доставлять кому-то неудобства, однако без ответов трудно работать.
Я всё понимаю.
Нужна ли вашему другу какая-то помощь?
На данный момент ему нужны покой, тёплые стены и вовремя принимаемые лекарства, — Рихард посмотрел на затухающее пламя в печи. — Он в состоянии стоять на ногах и говорить, но сил на долгие разговоры у него вряд ли будут.
Как я уже сказал, долго беседовать не будем.
Верю вам, — Рихард взял одну из фаланг пальца и принялся стачивать костную пыль в небольшую чашу. — Пока я больше ничего не могу сказать об этом человеке. Вот этом, — уточнил на всякий случай аптекарь, кивнув на скелет. — Не Шарле.
И для чего вам эти кости?
А? А. Попытаюсь узнать, болел ли он чем-то при жизни или, может, даже стал жертвой отравления. А это дело не столь быстрое.
Хорошо, не буду отвлекать, — кивнул инквизитор и отошёл в сторону. Наверняка Цохер не сказал всей правды, и после он использует костный порошок для каких-то своих целей. В конце концов, не все останки должны принадлежать ревенатам — Рехтланцу доводилось видеть самые разные рецепты. Но обличать аптекаря было рано.
Инквизитор некоторое время стоял молча. Наверняка его исследования растянутся чуть ли не до утра. В иной раз Гленн бы и остался, но уже чувствовал подступающую усталость — организм не успел восстановить силы, а отдыхать сегодня доводилось мало.
Рихард, моё участие сегодня ещё требуется?
Нет. Советую вам вернуться и отдохнуть.
Если нужно, оставлю с вами помощника. Однажды этими останками уже заинтересовались.
Не нужно. Мой дом защищён.
Услышав эти слова, Хогг вздохнул с некоторым облегчением. Впрочем, и инквизитору было так спокойнее — он ещё не был уверен в том, насколько может доверять бывшим людям Ливингстоуна.
Хорошо. Тогда мы навестим вас утром, — пообещал инквизитор. — Будет что-то срочное — я в монастыре.
До встречи, господин Рехтланц. И будьте осторожнее.
Гленн лишь кивнул — предостережения не были пустыми. На улице вновь удалось быстро отыскать экипаж, и потому в монастырь инквизитор вполне успевал до темноты.
В пути инквизитор поговорил с братом Хоггом. Оказалось, что оба помощника снимают комнату в постоялом дворе. Конечно, Гленну было бы удобнее иметь их под рукой, но тогда тем было бы сложнее незаметно выполнять поручения. До постоялого двора Рехтланц велел ехать в экипаже, а затем отсыпаться — пускай вечером и ночью жизнь городского дна в самом разгаре, сейчас безопаснее не рисковать лишний раз и не мозолить глаза иным ночным обитателям. Заниматься же поисками информации о покойнике лучше после окончательного заключения Цохера. Брат Хогг спорить не стал, пообещал всё передать Освальду и вернуться в монастырь утром.
Сам инквизитор тоже планировал просто отдохнуть, оставив все дела на день грядущий. Он помнил и о встрече на кладбище, однако идти туда сейчас было слишком неосмотрительно, особенно когда известно, что иные ревенаты могут принимать любой облик. Ко встрече следовало подготовиться, и подготовкой лучше заниматься при свете солнца. Поэтому вернувшись в выделенную ему келью, Гленн разделся, сложил свои вещи, загасил свечу и с чистой совестью после полагающейся молитвы заснул. Поутру станет известно больше, и, возможно, дело сдвинется с мёртвой точки.




Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 28 Июль 2021 - 20:56


  • 4

Ещё одно утро. Гленну повезло встретить ещё одно утро, хотя Бирен кишит ревенатами, положение инквизитора близко к опале, а союзников не осталось — так или иначе все, кто окружают его сейчас, имеют свои цели, и находятся рядом лишь пока выгодно. Время, что нередко играло роль союзника, переметнулось — теперь каждый день промедления заставляет ревенатов зайти в своих пока ещё непонятных планах всё дальше, равно как и демонопоклонницам с демонологом. Терпение же епископа истончается. Хватит ли у того разума пригласить паладинов в город? Едва ли. А в беседе о том лучше и вовсе не заикаться — сразу последует справедливый вопрос, где тех самых вампиров искать. Но на поиски одними лишь своими силами ревенатов в чужом и незнакомом городе уйдёт неоправданно много времени. Circulus vitiosus!
Если в Аустените со временем число соратников лишь увеличилось, то Бирен вновь вернул всё к тому, с чего начиналось, только рубцов прибавилось. И наставнику Рехтланц стал реже писать. Не от забывчивости или отсутствия новостей — просто не было возможности. Да и не хотелось, чтобы на старости лет мастер Лоран вдруг впал в немилость епископа вслед за учеником, потому до прояснения ситуации лучше было преостановить переписку. Тайно же отсылать сообщения сейчас было невозможно — перо в пальцах всё ещё трудно держать, услуги писца отпадали по вполне понятным причинам, а щедро выделенные помощники или заботливые монахини вполне могли шпионить. А после того, как Цохер поведал о последствиях ревенатского укуса, инквизитор был готов усомниться в верности роду человеческому всякого встречного. Монахиня, принёсшая завтрак в келью — не стала ли она жертвой зубастой твари, когда ходила проведать больного ребёнка? Кучер, что уже пару раз попался на глаза, когда нужен был экипаж — не насытился ли его кровью прикинувшийся пассажиром вампир? Освальд и Хогг, что стараются лишь помочь новому начальнику — как часто Ливингстоун пользовался их доступностью? Епископ, наверняка жаждущий узнать об успехах расследования — неужели никто не пытался проделать с ним то же самое, что с несчастным Катбертом?
Готовый практически к любой пакости, инквизитор равно отстранился ото всех, рискуя доверять свои мысли лишь Единому. Сохранить чистоту разума, не допустив в него панику и сомнения, помогала лишь выучка и общая хладность. Отзавтракать принесённой незнакомой монахиней прямо в келью едой. Выйти на улицу из-под защиты намоленных стен, чтобы встретиться с уже проснувшимися помощниками. Вновь довериться кучеру, согласившемуся довести инквизитора на другой конец города за несколько монет. Приветливо улыбнуться аптекарю.
Доверия Цохеру было чуть больше, чем прочим — ненавидел он ревенатов, кажется, вполне искренне. Опасаться следовало лишь того, что тот может оказаться недовольным осведомлённостью инквизитора о своих делах... Но пока отношения поддерживала некая взаимная выгода, беспокойство можно было оставить на более позднее время.
Рихард окончил свои исследования в срок.
В костях многовато "бурой субстанции", что свидетельствует, что это, скорее всего, был житель совсем уж прибрежных южных районов, — пояснял он Гленну. Увы, эта нить оборвалась — едва ли чужак успел отметиться на городском дне, и любые поиски помощников окажутся безрезультатны. Будь у него под рукой хотя бы дюжина верных людей, можно было бы кого-то отрядить на поиски для успокоения совести.
Тем не менее без дела Освальд не остался — ему было поручено выяснить, не было ли среди горожан и жителей дна странных пропаж, резких изменений поведения и прочих вполне обыденных в любое другое время происшествий. Разумеется, не самому — Церковь спасла многих людей, многих кормила и одевала, многим даже платила за нужную информацию. Её люди были много где, пускай не всегда знали, на кого работают на самом деле. Осведомители выполняли довольно важную работу, и не раз именно полученные от них сведения спасали чьи-то жизни. Или отнимали, когда Орден решал, что чьё-то существование способно навредить Церкви, Империи или их прихожанам да подданным.
Пока же с этими ценными источниками информации отправился разбираться Освальд, инквизитор напомнил аптекарю о необходимости встречи с алхимиком. Впрочем, беседа ничего нового не дала — доклад Ливингстоуна отразил всё без искажений. За это время успел вернуться помощник, которого Гленн застал уже по дороге к дому аптекаря. Если верить его словам, люди нищие часто пропадали, но ничего странного в Бирене в этом не видят. И пусть ответ был слишком скуден, при Цохере за недостаток усердия Рехтланц отчитывать помощника не стал. Вместо этого предпочёл вспомнить ещё об одном деле, в котором без Цохера было не обойтись.
Пожалуй, теперь можно поговорить и о делах насущных, — заключил он. — Рихард, мы договаривались ещё поговорить про вашу ловушку...
Аптекарь спорить не стал и без долгих разговоров показал, как должен выглядеть верный рисунок ловушки. Та должна была быть высечена на чём-то, после чего могла быть спокойно замаскирована. Однако Цохер сомневался, что руна у инквизитора получится сразу — сам он долго практиковался, прежде чем начало получаться хоть что-то. Уточнять, на ком он её испытывал, Гленн не стал, и лишь пообещал Цохеру не полагаться всецело на одни лишь руны. Также Рихард усомнился, что ловушка действует в иных плоскостях, то есть будучи нанесённой на стены или потолок. Впрочем, возможно, тот даже не пытался экспериментировать с ловушками. Как бы то ни было, инквизитор был удовлетворён исходом беседы.
Впрочем, так просто уйти у инквизитора не вышло. Сперва аптекарь вспомнил, что окончил изготовление инструментов, о которых, честно говоря, Гленн сейчас совсем не думал, а после, когда чудесным образом и помощники оказались далеко, и сам Цохер ушёл по своим делам, его задержала Анна.
Господин Рехтланц?.. — окликнула она инквизитора с робостью.
Добрый день, Анна, — учтиво кивнул Рехтланц, решив выслушать ребёнка. Он не боялся смутить девочку своим видом, поскольку и в этот раз перед выходом из кельи прикрыл лицо платком.
Добрый... — девочка нахмурилась, потирая плечо, — я... нужно сказать мне кое-что. Ваш щенок, он... он всё ещё у нас. — Последнюю фразу она прошептала, будто боясь, что её кто-то услышит, кроме Гленна.
Мне разрешили его забрать, но только на конюшни монастыря, — так же тихо ответил инквизитор. — Если он вам мешает...
Нет, нет, не мешает, — всё ещё шепча ответила та.
Ваша матушка, насколько я помню, не очень любит собак.
Да... я держу его в задней пристройке, в тайне. Но там тепло и сухо, честно!
Если хотите, могу забирать его на ночь, а в течение дня можете проводить с ним время. Единственный недостаток — монастырь далеко от вашего дома.
Нет, всё хорошо. Он грызёт всё подряд, иногда скучает, но я стараюсь не оставлять его одного и что-нибудь давать погрызть, — Анна явно немного смутилась. — Вы можете его забрать в любое время, но он не мешает.
Тогда я не имею ничего против того, чтобы он оставался у вас. Однако в случае чего помните, что в монастыре святой Хедвиги про него знают и готовы приютить на конюшне, — спокойно ответил инквизитор. Он был рад, что теперь не нужно переживать о чьей-то жизни. Кажется, девочка привязалась к маленькому волкособу.
В таком случае... как мне называть его?
Щенка зовут Тибо. Он не совсем обычный. Например, вместо лая, воет. Не стоит волноваться. Впрочем, — одёрнул себя инквизитор, — вы не первый день заботитесь о нём. Я благодарен вам за это. Вот, держите, — Гленн нашёл несколько монет. — Покушать он, конечно любит, — усмехнулся он. Впрочем, этого за платком все равно не было видно.
Анна удивлённо раскрыла глаза, глядя, как в ладонь её лёг металл, после чего, сглотнув, подняла взгляд на инквизитора:
А... спасибо...
Потребуется ещё — обращайтесь, — кивнул Гленн.
Всего вам доброго...
На том беседа и завершилась. Конечно, волкособа придётся забрать — такие животные должны обучаться, к тому же довольно скоро его станет сложно скрывать в какой-то там задней пристройке. Но пока сам Гленн вынужден метаться по городу, выискивая клыкастых ревенатов, бросать кутёнка в одиночестве — не лучший выход.
В карете Хогг, помявшись, попросил инквизитора нацарапать ловушку на входе в снимаемую им с Освальдом комнату в трактире. Рехтланц не стал отказываться, однако так и не понял, удержит ли она хоть птенца. Также он наведался в библиотеку Епископа, выбрал себе несколько книг и перенёс в келью — до ночи времени хватает. Впрочем, прямо сейчас за них браться инквизитор не стал. Конечно, он не хотел встречаться с ревенатами лицом к лицу, но и оттягивать встречу на кладбище неправильно. Значит, необходимо было уделить время подготовке места встречи.
Успокоив смотрителя, инквизитор принялся вычерчивать печати. Всего их вышло четыре. Первая была вычерчена перед входом на кладбище. Вторая — в юго-западном углу кладбища. Поколебавшись, инквизитор разместил печати и на освящённой земле — напротив домика смотрителя и там, где были найдены кости одной из жертв демонолога. Также инквизитор незаметно обогатил ландшафт кладбища несколькими осиновыми кольями, чтобы в случае чего были под рукой. В отличие от печатей, их расположения помощники не знали.
Наказав Освальду и Хоггу после заката затаиться около той ямы, откуда вырыли кости, а также дав им прочие необходимые указания, Гленн отправился в келью. Он собрал нужные вещи — во флягу налил святую воду, в рукав убрал один из новых выправленных Цохером острых ножей, за пояс заткнул кол, а также сбросил в сумку пару горстей завязанных узелков — те успели себя проявить ранее. И только после этого принялся изучать принесённые книги, честно просидев за ними до самой ночи. А дальше уже его присутствие требовалось на кладбище...
Глаза Гленна быстро привыкли к мраку, даже различая очертания окружения в каком-то сером мареве. Первые весенние рулады насекомых становились громче, промозглый ветер пробирал сквозь рясу до костей, а от земли, недавно орошённой мелким дождём, поднимался насыщенный запах свежей земли. Ветер гулял в кронах елей на территории кладбища, заставляя птиц с карканьем улетать прочь с молчаливых крылатых статуй. Некоторое время Рехтланц стоял перед входом на кладбище в одиночестве, пока не увидел, как что-то за чертой кладбища шевельнулось.
Из зарослей вышла высокая фигура в плаще, которая, заметив Гленна, сняла капюшон, обнажая уже знакомое ему бледное лицо с горящими от блеска луны глазами. Ева. А может быть, просто та, что притворяется ею. Она ловко перепрыгнула через забор. На её лице возникло что-то, похожее на улыбку, но тут же исчезло. Она сделала навстречу инквизитору несколько шагов и вот-вот она должна пересечь печать ловушки. Преждевременное обнаружение оной никак не входило в планы инквизитора.
Здравствуйте, — первым подал голос инквизитор. — Не подходите ближе, иначе вас могут заметить.
Вампирша замерла на месте. Прямо перед ловушкой, о которой, видимо, всё ещё не знала.
Страствуйте, мастер Рехтланс... — тихо настолько, что Гленн смог прочитать это лишь по губам, ответила нежить. Шум насекомых был слишком силён, чтобы они продолжили общение на столь далёком расстоянии.
Значит, безумие оставило вас, — проговорил Рехтланц, всё ещё не сдвигаясь с места. 
Ева отпустила взгляд в землю.
Ливингстоун примкнул к ревенатам Бирена. Азазель, полагаю, мёртв. Ревенаты устраивают разборки на улицах города. Народ в смятении, — подытожил он, тщательно скрывая любой намёк на горечь. — многое произошло с момента нашей последней встречи.
Гленн увидел, как Ева, подняв взгляд, кажется, переспросила об Азазеле. Но дальше из-за карканья ворон её слова не слышны.
Я не знаю, что с ним, — повторил Гленн.
Вампирша с более тонким слухом захотела подойти ближе, но инквизитор этого позволить не мог, а потому сам подошёл чуть ближе. Он знал, куда наступать, чтобы не задеть линии ловушки.
Я бы не хотел, чтобы вы подходили. Ничего личного, однако мне сейчас трудно доверять даже вам, — решил отделаться полуправдой.
От слов  Рехтланца на лице Евы, доселе просто восковом, мелькнула тень недоумения, быстро перешедшая в упадок духа.
Я... я понимаю.
Быть может, вам что-то известно о судьбе наёмника?
Нет, мне ничеко... с токо... я... во сне и не так... рассуток... что случилось... ви мертви... рата... не так, — ветер излишне громко шуршал листьям крон.
Мне повезло выжить, — кивнул Рехтланц. — И я рад, что выжили и вы. Однако в городе сейчас опасно для вас. Ливингстоун знает, кто вы. Значит, о вашем присутствии узнали и остальные.
Тля ме... песопасних... — Вампирша сделала паузу. — Ви то... снать.... ули... вивоток... скоро...
Что я должен знать? — переспросил Гленн и всё-таки подошёл ещё ближе к Еве. — Извините, платок приглушает звуки.
Ева, кажется, не могла понять, зачем инквизитор нацепил на себя лишние тряпки, а потому изучала лицо.
Карстаули. Так совут ту, что властвует нат кровопийсами Пирена.
Я полагал, они все от Батиста, — задумчиво проговорил Гленн, чуть нахмурившись. — Он ещё в городе?
Я чувствовала еко сапах, но так не смокла настикнуть.
Возможно, оно и к лучшему. И велико ли гнездо Карстаули?
Не снаю... са послетние тни я випила лишь твух... отной, правта, уталось спешать, — с некоторой досадой ответила девушка.
А что вы знаете о нападении на девочку?
Вампирша не могла стать ещё более понурой, чём была до этого, поэтому просто примолкла на некоторое время. Заговорила медленно:
Я пила в мороке, но помню тот тень. Кокта меня отокнало от Ливинкстоуна молитвой, я почувствовала трукой сапах. Тоше вампирский. Я випешала в переулок, кте увитела твух: кровопийсу в оплике тевчонки и точь Рихарта Сохера, — Ева остановилась. — Она... Она попыталась сащитить эту тварь. И... и я сахотела упить её, расорвать са то, что она помокала ей, нешити... — она посмотрела в глаза Гленна. — Кокта та просилась перето мной, её латони, этой тевчонки, они опошкли меня, как... сепи ис серепра... я отшвирнула её, схватила кровопийсу и... и кокта уше просила опескровленное тело, услишала са спиной лай. — Лицо Евы стало совсем каменным. — Чёрный пёс. Он всепился в руку. Мне удалось вырваться. Я спешала.
Значит, на Анну напала всё-таки Ева... Но осталась неузнанной. А сама девчонка... Кормила ли она ревенатов? А может, просто не знала, кого защищает? Но инквизитор резко оборвал свои размышления — не время и не место. Увы, пусть и стало ясно, что даже подобным Еве ревенатам нельзя доверять, помощь вампирши всё ещё была нужна.
Ещё и пёс... Он появлялся ещё в других частях города?
Это мне не исвестно.
Где вы обитаете сейчас?
Там ше, кте и мнокие кота то, — ответила та. — Это... не так вашно.
Важно, если мне потребуется срочно увидеться с вами. Также мне было бы интересно узнать, знаете ли вы, где находится гнездо выводка Карстаули.
Нет... я... — Ева принюхалась, — стесь кто-то есть... са нами слетят...
Морейка, скорее рефлекторно, сделала шаг вперёд и... замерла, оказавшись внутри печати. Она недоумевающе посмотрела на Гленна. Инквизитор увидел вдали одного из своих помощников. Тот молчал, но вид имел крайне озадаченный, глядя, как инквизитор с кем-то разговаривает.
Платок скрыл все гримасы, промелькнувшие на лице. Ну что за идиот достался по наследству! Каков Ливингстоун, такие и остолопы! Ослушались всех мыслимых и немыслимых приказов, так ещё и дело норовят загубить!
Брат, — вопреки вспыхнувшему гневу сдержанно обратился к помощнику инквизитор, жестом приказав Еве вести себя спокойно. — Я не вижу никаких причин, что могли сподвигнуть вас нарушить вполне чёткий приказ не высовываться до того, как позову. Пожалуйста, вернитесь на своё место. Мне бы не хотелось, чтобы нашей беседе помешали ревенаты. А если они и помешают, то я должен знать, где вы находитесь. Всё понятно?
Помощник посмотрел на Еву, на инквизитора, снова на Еву, открыл было рот и поднял руку, чтобы что-то сказать, но промолчал. Повернулся и пошёл прочь.
Совсем ещё неопытные, — вздохнул Гленн, сдерживая брань. — Но у них ещё будет время исправиться. Так на чём нас прервали?
Ева всё ещё стояла на печати.
Я не моку пошевелиться.
Да? Интересно... — инквизитор не был уверен, что печать вообще сработает, а если и сработает, то остановит "отступника". — Прошу простить за временные неудобства, я точно не знал, кто явится на встречу. Да и сейчас не уверен, — честно ответил Гленн.
Губы Евы едва заметно дрогнули после слова "интересно", но, сделав несколько безуспешных попыток вырваться из невидимых пут, девушка остановилась. Гленн сперва хотел просто проверить, как дальше поведёт себя пленница, и отпустить, как только окрепнет уверенность в прежней преданности вампирши.
Вы так и не ответили, узнали ли про местоположение логова местных ревенатов.
Нет. Я скасала, что нет. — Теперь уже гораздо холоднее и более отстранённо ответила вампирша.
Ева, я выпущу вас, если сумеете доказать, что вы — это вы, — устало пообещал инквизитор. — Говорю же, слишком много всего произошло в последнее время.
Она чуть приподняла подбородок.
Мне нечем это токасать.
В нашем знакомстве хватало моментов, у которых не было свидетелей.
Ева замолкла. Надолго замолкла, медленно опуская голову к груди. На её лице дёрнулись желваки. Но она всё-таки промолвила.
Пумака, которую ви мне тали. — Она посмотрела вновь в глаза инквизитора. — Она в моей сумке. Саперите, — девушка отвела взгляд. — Или восьмите осиновий кол и... виполните свою рапоту. Я — не меч Коспотень
Инквизитор молчал довольно долго. Единому лишь ведомо, какая внутренняя борьба шла под маской безразличия и задумчивости. Своим нападением на дочку Цохера, пусть и в порыве безумия, Ева оборвала малейшие мысли о том, что подобные ей могут жить в этом мире.
Я не вижу причин, по которым должен сделать это, — всё-таки изрёк он, когда дальше молчать стало просто невозможно. — Просто пообещайте мне покинуть город. В нём сейчас слишком... небезопасно. Даже для вас.
Я не моку тать вам этоко опещания.
Почему? Месть?
Принсип.
В городе появились другие, подобные вам. Они могут быть очень сильны. Есть и другой охотник на ревенатов, о котором я знаю довольно мало — это его хижина стояла в лесу. Бирен — не лучший город для существования, особенно сейчас. Я намерен уничтожить местное гнездо. Город слишком взволнован и алчет увидеть причину своего беспокойства на костре. Не окажитесь там по ошибке.
Мастер Рехтланс, — Ева сжала губы, но продолжила, хотя голос её заметно подрагивал. — Я не шивотное, которому мошно прикасать, кокта ситеть, а кокта команта фас.
Вы полагаете, что я вам приказываю, — вздохнул Рехтланц. Не человек, имеющий право на хоть какие-то эмоции и привязанности. Инквизитор, общающийся с прочими лишь ради информации и приказов. Что ж, в конце концов общество само превращает своих защитников в то, что ожидают увидеть. — Это был дружеский совет, не более. Из уважения к знакомству и в память об Азазеле, который довольно рьяно вас защищал.
Ева дёрнулась в очередной раз и, сжав зубы, сумела перешагнуть за печать... чтобы упасть тут же на землю, шипя и жмурясь от боли так, что по щекам потекли слёзы. Инквизитор шагнул к ней, влекомый желанием помочь, но всё-таки остановился. Один шаг — не больше. Ева никак на это не отреагировала, медленно, на дрожащих ладонях поднимаясь и пытаясь прийти в себя.
Вам стоило подождать, — вздохнул инквизитор, недовольный тем, что вампирша не пожелала немного потерпеть и дождаться, когда инквизитор сам выпустит её из ловушки. — Сейчас я вам не враг.
Это... это всё, что ви шелали уснать, мастер Рехтланс? — сдержанно шмыгнув носом спросила морейка.
Я удивился полученному письму и обрадовался даже надежде, что хоть кто-то остался жив. Конечно, у меня накопилось порядочно вопросов. Но искали встречи вы. Беседа сложилась криво — не спорю. Однако говорить спокойно не так просто, когда не знаешь, кто перед тобой — друг или враг под наведённой мороком личиной друга. Всё, что я хотел — предостеречь вас и попросить о помощи в поисках наёмника. Но первое вы восприняли как оскорбление и приказы, а до второго мы так и не дошли... Да и вряд ли дойдём.
Ева, кажется, немного подуспокоилась. Хотя внешне всё равно осталась такой же подавленной.
Если у вас осталось что-то, что принатлешало Асаселю, я мокла пи помочь найти сапах. Но прошло слишком мноко тней. Шанс присрачен. — Морейка выпрямилась во весь свой немаленький рост. — Если ше ви о поиске новоко рапотника... стесь я вам не помощь
Нет, речь об Азазеле. В последний раз мы виделись возле той хижины, и о его смерти я знаю только с пересказа слов Ливингстоуна, а это сейчас не самый лучший источник. Однако если верить ему, тело должно было остаться там, где мы столкнулись с ведьмами... Где-то относительно недалеко от хижины. Там было озеро, а теперь появилось и выжженное пятно как от пожара. Вещи наёмника у меня есть, но они в келье, а оставлять вас здесь наедине со слишком беспокойными помощниками я не готов — они могут только помешать
Я умею скриваться от чуших всклятов.
Уверены?
Та.
Хорошо. Переговорю с помощниками и принесу. К слову, что больше подойдёт для поиска?
Ткань лучше впитивает сапах
Инквизитор кивнл и направился в первую очередь не к монастырю, а к помощникам. По дороге он лишь гадал, получит удар в спину, или же обойдётся. Но Ева не сдвинулась с места, и Рехтланц дошёл до Освальда с Хоггом. Невероятно хотелось отвесить им пару затрещин и высказать все свои мысли об их умственных способностях, но с подобной вспыльчивостью инквизиторы редко выживают. Впрочем, помощники что-то прочитали во взгляде инквизитора, потому как их оправдания будто застряли в глотке. Предупредив, что сейчас должен отойти, инквизитор настоятельно попросил не трогать его гостя и вести себя тихо. Только после этого Рехтланц быстро дошёл до своей кельи и достал мешок с вещами наёмника. Порывшись, нашёл самую заношенную и нестиранную на вид тряпку. Сложив исподнее, инквизитор вернулся на кладбище.
Ева ждала на том же месте, перебирала в пальцах неизменные бусины чёток. Когда инквизитор протянул исподнее наёмника, Ева приняла без лишних слов.
Сделка. Просто сделка. Инквизитор и очередной наёмник, но никак не взаимопомощь.
Штите слетующую ночь. Я вернусь.
Здесь же?
Морейка кивнула.
До встречи.
То встречи. Путьте осторошни.
Ева с неестественной быстротой скрылась во мраке зарослей, легко перемахнув через кладбищенский забор, и инквизитор вернулся к своим помощникам. Не доходя до их укрытия, холодно бросил:
Свободны. Все разговоры утром.
В равной мере желая их прибить, и в то же время опасаясь наговорить лишнего, Рехтланц резко развернулся и ушёл в монастырь, дабы в келье привести мысли в порядок. Он не желал никого видеть... По крайней мере, до утра. В конце концов, от инквизитора ждут результата работы, а прочее не играет никакой роли. Сперва нужно разобраться с ревенатами, после — убедить Орден, что всё предпринималось в его интересах. Ну а потом появится новая работа... И так до тех пор, пока какой-нибудь излишне прыткий еретик или незамеченный ревенат не подберётся слишком близко. Тогда, возможно, и появится время подумать о совершённых и несовершённых поступках.




Количество пользователей, читающих эту тему: 0

0 пользователей, 0 гостей, 0 скрытых


Рейтинг форумов Forum-top.ru Эдельвейс

На верх страницы

В конец страницы