Амалиррец, будь в курсе!

11.03.24 Делимся радостной новостью!
Вышла первая электронная книга по Амалирру! Все, кто хотел ещё больше погрузиться в наш мир - книга БЕСПЛАТНА для прочтения!
Автор ждёт Ваших отзывов: ЗДЕСЬ

16.12.22 Добавлено обновление Новогоднего стиля форума, с возможностью включения/отключения снега и тумана (кнопки в боковой панели смены стиля).

23.08.22 Новости об анкетах для НПС (только для принятых игроков)

20.08.22 Новости для старых игроков.

09.07.22 Нашему форуму исполнилось 11 лет!

ВНИМАНИЕ!
Новости по исчезнувшим картинкам. Нажми, чтобы прочитать.
В связи с исчезновением одного из бесплатных хостингов изображений, на форуме не отображается большое количество картинок в разных разделах! Мы знаем об этой проблеме и уже работаем над её исправлением!

Если в своих постах, подписях или масках вы обнаружите пропажу картинок, но при этом у вас сохранились оригиналы - напишите об этом Мэлодит в соц.сетях или в ЛС на форуме!
___________________________________________________

28.05.22 Обновление летнего стиля!

16.05.22 Добавлен новый инструмент для персональных настроек отображения текста на форуме! Инструкция по использованию уже ждёт вас для ознакомления!

01.05.22 Обновление системы рейтинга на форуме!

25.04.22 Ёлка покинула наш мир... Благодарим всех за участие! Не забудьте, для того, чтобы использовать некоторые полученные Вами артефакты необходимо отыграть их получение и отписаться об этом в теме Золотой Парась

19.03.22 Новости о Подарках, которые ВЫ заработали во время Новогодних празднований!

08.03.22 Наши восхитительные Дамы! С праздником!

23.02.22 Дорогие наши Мужчины! С праздником!

20.02.22 Зачарованный Дворец открывает свои двери! Не пропустите ПЕРВОЕ в истории Амалирра массовое боевое событие! Делайте ставки и следите за ходами участников!

02.02.22 Объявление о Новогоднем Древе!

01.02.22 Стартовал Конкурс Валентинок!

30.01.22 Голосование в конкурсе Новогодние рисунки ОТКРЫТО!

27.12.21 С наступающим Новым Годом!
Гремлины что-то воплотили...

01.05.21 Опрос по Текстовому редактору от Гремлинов!

30.04.21 Опрос по конкурсам 2.0!!!

Всем игрокам необходимо отметиться в теме Получения постоянных наград, если имеете необходимое кол-во Репутации/Времени на форуме.
Актуальное время игры: 3058 год. Начало года, зима.

3057г. Начало: в империи объявлено о создании нового духовного ордена. Его основатель объявил, что будет строго следовать заветам Исайи, с соблюдением обета бедности и объявил конечной целью постепенное распространение идеалов братства на всю исарианскую церковь. Такое понравилось не всем иерархам и вокруг нового проповедника начинают плестись интриги.

3057 год. Лето. Турл-Титл разорен войной с орками и недавней эпидемией чумы. Среди Великих Семей с новой силой началась борьба за власть завершившаяся смещением канцлера ван Дертана. Новая правительница Республики, для удержания власти ищет силы на стороне.
Тихо и буднично в Атраване вернулся к жизни древний лич Зулл Саракаш. Создания Ночи собираются к его цитадели, чтобы объявить о своей верности, в надежде поучавствовать в разделе завоеванных земель. В ближайшем будущем.
В Атраванской провинции Азрабея началась война. Авантюристы и расхитители могил случайно пробудили и выпустили из склепа царицу Фаргутту. Их высочество вышло на свет не одна, а с несколькими тысячами солдат, похороненных некогда с ней же. Она объявила о своих правах на Азрабейское царство и подкрепляет их, штурмуя и захватывая города

3057 год. Осень. В Турл-Титле произошла революция. Клан ван Дертанов, правивший страной более 10 лет был свергнут и почти полностью уничтожен. Новый правитель Республики Эдгар Беланс - подтвердил приверженностью союзу с Эльвенором и Хортией против орков, а так же подписал помилование и восстановление в правах опальному графу Ги де Эстверу.

3057 год. Зима. В результате трагических событий в начале осени на острове Голлор, в ходе которых Гильдия Магов оказалась обезглавленной, на остров из изгнания явился архимаг Клиберн.

3058 год начался на веселой ноте...

Вливаемся в игру Список текущих приключений
Сюжетные персонажи
Поиск соигроков
Заявки на собственный сюжет
Список сюжеток
Задания от НПС
Активные сюжеты
Прошлое героев
Прошлое мира
Добро пожаловать в Амалирр!

Амалирр - это форумная ролевая игра, события которой разворачиваются в авторской вселенной. Реальность мира - аналог Позднего Средневековья. Здесь Вы найдете отголоски культур Европы, Персии и Ближнего Востока, Японии и Китая, а также широкий набор мифических народностей.

Жанр: Тёмное фэнтези с элементами низкого
Рейтинг: 18+
Система: эпизодическая
Мастеринг: смешанный
Дата создания: 09.07.2011г.
Первая КНИГА по миру Амалирра.

P.S.
Как бы сильны не были Ваши персонажи на других ролевых — здесь это не значит ничего! Мы дадим вам обидное прозвище, крепко прищемим дверью, треснем табуреткой по голове, искупаем в испражнениях, а под конец заставим платить алименты!!!! Грррр.
Конечно, мы шутим. У нас дружелюбный АМС состав (кроме Крякена). Всегда поможем и подскажем. Обращайтесь в Гостевую

Слагатель - Отец Основатель форума. В личные сообщения НЕ писать. Все вопросы направляйте в тему Вопросы и ответы.
Зона ответственности: ИнфоБаза (всё, что касается исторической части мира), квесты, ответы в группе ВК и гостевой, проверка анкет.

Изольда - Мать Основательница форума.
Зона ответственности: конкурсы, реклама проекта, ивенты на ристалище, начисление и списание игровых очков и очков опыта, вестник Амалирра, квесты. Выносит решения о наказаниях за нарушение правил ролевой.

Мэлодит
Зона ответственности: тех.поддержка форума, проверка анкет, конкурсы, группа ВК, начисление и списание игровых очков и очков опыта.

Драйк
Зона ответственности: графическое наполнение форума, квесты, ответы в гостевой.

Энац
Зона ответственности: проверка анкет, квесты, ответы в гостевой.

Кристоф
Зона ответственности: графическое наполнение форума, ответы в гостевой, проверка анкет (в отсутствие других проверяющих).

Зилхар - В отпуске
Зона ответственности: -

Даурлон - В отпуске
Зона ответственности: -

Гремлины:
Мэлодит, Рэйвен, Гленн Рехтланц - технический отдел форума. В подчинении имеют Гремлина Младшего - от его имени может писать любой из Гремлинов.

Неписи:
НПС, Весть, Многоликий, Безликий - 4 вестника апокалипсиса. С данных аккаунтов в квестах отписываются Гейм Мастера.
Джед - распорядитель боев на ристалище.

• Подать жалобу • Сообщить об ошибке • Отблагодарить • Внести предложение
Добро пожаловать в Амалирр!

Амалирр - это форумная ролевая игра, события которой разворачиваются в авторской вселенной. Реальность мира - аналог Позднего Средневековья. Здесь Вы найдете отголоски культур Европы, Персии и Ближнего Востока, Японии и Китая, а также широкий набор мифических народностей.

Жанр: Тёмное фэнтези с элементами низкого
Рейтинг: 18+
Система: эпизодическая
Мастеринг: смешанный
Дата создания: 09.07.2011г.
P.S.
Как бы сильны не были Ваши персонажи на других ролевых — здесь это не значит ничего! Мы дадим вам обидное прозвище, крепко прищемим дверью, треснем табуреткой по голове, искупаем в испражнениях, а под конец заставим платить алименты!!!! Грррр.
Конечно, мы шутим. У нас дружелюбный АМС состав (кроме Крякена). Всегда поможем и подскажем. Обращайтесь в Гостевую
Рейтинг игроков
Вы последний раз заходили Сегодня, 16:12
Текущее время 29 Мар 2024 16:12
Отметить все форумы как прочтенные
Последние сообщения
Активные темы дня
Активисты дня
Активисты форума

Бросая тени на крест



НПС
НПС

    Продвинутый пользователь


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Бросая тени на крест

Отправлено 24 Август 2020 - 10:59


  • 4

Участники: Талли, Гленн Рехтланц, Азазель, Брэм Ливингстоун, НПС (будет дополняться);

Время: весна 3057-го года;

Описание: зачистка гнезда нежити в Аустенните не проходит бесследно. Тёмный слух о случившемся в Лавидии медленно, но верно распространяется по Империи, рождая миазмы смуты среди хищного братства. На открытую конфронтацию с инквизиторами ревенаты не решатся, они начнут войну скрытую, но оттого не менее жестокую.

Ко всему прочему, Святая Инквизиция терпит серьёзный удар по репутации после выяснения связи пресвитера Катберта с вампирами Аустеннита.

Сумеет ли Орден выстоять и выйти победителем в грядущем сражении? 

На этот вопрос придётся ответить самим участникам. 


Сообщение отредактировал Рэйвен: 06 Январь 2021 - 20:49



5bed6ee9fe17.png


Талли
Талли

    Прохожий


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Лангобад)
Специализация: Лесная ведьма. Седьмая сила

Бросая тени на крест

Отправлено 27 Август 2020 - 20:07


  • 7

Зимним вечером в трактире “Полдня пути”, что расположился у большака, недалече от небольшой деревушки, до которой пешим ходом было аккурат полдня пути, собралась обычная толпа. Человек пятеро - больше корчме видеть отродясь и не приходилось. Один, как водится, принял на себя роль кладезя чудных историй да непрошеных советов. Сыпал ими кому придётся. Щедро. Навязчиво. И не к месту. 

- Вот, давеча, волки на обоз напали… - Рассказчик сделал эффектную паузу. - Зенки-то ейные, болтают, горели алым пламенем! - Не без удовольствия заключил он и зыркнул на раскрасневшегося от которой кружки пива парнишку. 

- Слыхал, мальчик, что это значит? - “Мальчик”, уж вымахавший на ладонь выше прилипалы, сделал вид, что не сообразил обращения - спрятал физиономию в пену, шумно хлебая.

- Да я са-а-ам, - дядька картинно ударил себя кулаком в грудь, - слыхал, как из лесу тянется тихое хныканье - ей-ей то ли девка, то ли дитё заплутало. Чуешь, чем пахнет, говорю? - Мужик активно жестикулировал, полагая вероятно, что так до его твердолобого собеседника скорее дойдёт.

- Ведьма! - Гаркнул кто-то из-за его спины.

Ох и просиял дядька, будто начищенный до блеску медяк, но поддержать догадку не успел.

- И почему же её еще не убили? - Молчун не выдержал и вступил в беседу. А может пиво просто закончилось не ко времени.

- Кто ж её убьёт-то! Этот, вон, вилАми что ль. - Дядька ткнул в трактирщика скрюченным пальцем. 

- А хоть бы и вилАми. - Разошёлся перебравший молодчик - поднялся рывком со скамьи, никак собрался помахать кулаками за свою правду. 

- Да что бы ты понимал…

Оно, может, так и случилось бы, вот только распахнулась входная дверь, и в трактир ввалился бледного вида человек с перепачканным кровью лицом, в одной рубахе, изодранной со спины. В руках он сжимал  меховой клок - всё, что осталось от его тулупа. Тут уж все повскакивали с табуретов и бросились к нему, как раз успели подхватить прежде, чем бедолага рухнул бы на пол. 

- Хорошо. Всё хорошо... - Бормотал он, едва ли размыкая обескровленные губы. 

- А ну-кася, давай его сюда! - Скомандовал корчмарь, и тело поволокли на широкую лавку.

- Кто ж это тебя, мил человек?

- Чавой стряслось?

- Хорошо...У меня всё хорошо. - Был им ответ. 

- Согреть бы его надо...

Советы и наставления неслись отовсюду, а мужик, казалось, совсем ничего не может сказать, кроме своего “хорошо”. Такая картина заставила всех на минуту замолчать. Потом закипела работа. Кто-то волок сушнин, чтобы раскочегарить печь, кто-то обтирал озябшие руки и ноги. Парнишку  в подпитие заслали в село за знахаркой. В общем, к утру путник оклемался, а все местные старухи уже вовсю шамкали, дескать в лесу завелась ведьма, причём самая настоящая да больно злокозненная. Мужики по большей части над слухами посмеивались. Вот только по весне бабы не пошли в лес за черемшою, отмахиваясь в ответ на упрёки и подшучивания, мол рано ещё - голо на леснинах. 

Шутки - шутками, но весна нынче вышла спокойная. Над лесным краем стояла прозрачная тишина, такая глубокая, что, кажется, даже растянутая меж ветвей паутина звенит, когда с них вдруг срывается ветер, стылый и колючий, ещё почти что зимний. Талли  курила трухлявое дерево в тесной землянке, устроенной ею ещё летом в рыхлом и податливом нутре невысокого холма. Горький и въедливый дым сочился сквозь прорехи в крыше из лапника и стелился низко, прогоняя прочь жучков и мошек оголтелых совсем от оттепели и назойливых не в меру. В краденом тулупе стало совсем душно, и ведьма закинула его под набитый иссушенной травою тюк, чтобы спать было повыше. 

Когда же труха почти истлела, а едкий дым заволок её халупу да так, что глядеть стало больно, Талли сдёрнула с потолка пучок полыни и давай разгонять им марево,  кудить о своём: чтоб чужие окрест не шастали, чтоб  зверьё почём зря не хулиганило. Всё бормотала и бормотала без устали. Бормотание её сливалось в один тягучий, вязкий звук, который потянулся вместе с дымом по долу, кутая подлесок ворожбой и сливаясь с гармонией пробуждённого от белого сна дикого края. Когда же находиться в землянке стало совсем немыслимо, ведьма покрыла травою сочащееся чадом мёртвое дерево и юркнула наружу, оттолкнув тяжёлый полог небрежно.  Следом за нею потянулся было и дым, но его длинные серые руки тот час были обрублены, пришлось горемыке и дальше ощупью искать себе дороги. 

Талли стянула с жерди плетёнку и, источая гарь и горечь, побрела в сторону тракта. Там-то, она ведала, ещё вчерась расстелила сплошной белый ковёр ветреница. А травка эта, ой как пользительна, особенно, если желаешь усыпить кого. Можно и безвременно. Тут сколько чего положить, какое слово назвать -всё ведать надобно. 

- Чу! -  Ведьма выругалась глухо, припомнив между делом злокозненного Иссу и его прихвостней.

Будто бы, поодаль бродит кто - живой, но вернее никак не понять. Медведь, поди, подскочил раньше сроку, вот и шатается квёлый и лютый. А медведь-то, чай, ведьме не беда. По крайней мере, рыжая рассудила именно так и путь свой продолжила. 

Скоро под ноги ей легло стрельчатое белёсое покрывало. Красотища - не хочешь залюбуешься. Вот только ведьме и это диво - баловство. Талли то и дело склонялась к земле, подхватывала ловкими пальцами распустившееся цветы, оставляя мутовку из остроконечных листьев на длинном черенке нетронутой. Скоро ей надоело бить челом, и женщина стала на колени, хватая и хватая белого в свою корзинку. 

- Фью-ю-юх! - Что-то больно ударило по голове. От рассечённой брови потянулась тоненькая струйка тёплой влаги, заливая глаз. Талли тут же принялась тереть его кулаком, не очухалась даже, когда с радостным “Фьюх” в неё прилетел ещё один камень. Вальхва припала к земле, завертела головой, узрела лишь силуэты - окружили, куда ни глянь. Женщина хотела было бежать, кидаясь из одной стороны в другую, но все усилия её были напрасны. Один из нападающих подобрался к ней да так саданул по затылку, что в глазах её всё разом померкло - поле зрение сузилось в одну чёрную точку, и она пала в беспамятство. 

Талли очнулась от тошноты, подкатывающей к горлу, распахнула глаза, дёрнулась и заскулила от того, что стало совсем худо. 

- Глянь, Реши, очухалась! 

- Чтоб тебя, неслух! ГовОрено же, при ведьме имён не называть!  

- Да я это…

- А я вот тебе щас за то!

- Заткнитесь уже оба. Нечего тут разводить. На ведьме арматидовые оковы, нет у неё над нами власти. 

Рыжая смогла хорошо рассмотреть только того, что говорил последним - высокий сухой человек с вывихнутым носом. Только он смотрел на неё прямо, прочие, коих ведьма насчитала четверо, отворачивали от неё свои лица. Вальхва впилась в него в ответ недобрым взглядом, перебирая в мыслях пожелания всевозможных несчастий, но осеклась разом, зашипела от боли - металлические кандалы, сковывающие её руки и ноги, соединённые меж собою цепью, протянутой меж прутьев клетки, вдруг, раскалились, обжигая тонкую кожу. Мерзкий хлыщ закаркал довольно, изрёк глубокомысленное пожелание, катиться ей в преисподнюю, и сплюнул сквозь длинные зубы.

Более с ней никто не беседовал, как бы Талли не старалась подзывать к себе: ласково, гневно, ворчливо - всё им ни по чём. Только сыпали забавными на свой вкус прибаутками, да нарочито громко рассказывали друг-другу, видишь ли, орден Святой инквизиции сжёг ведьму третьего дня. И, судя по подслушанным беседам, святоши жгли баб с завидной регулярностью, как бы не перевелись все в округе.

Названия поселений, мелькавшие то и дело в разговорах, были Талли не знакомы. И только одно имя смогло вырвать её из оцепенения ужасающего осознания - Гленн Рехтланц. 

- Этот...Этот ублюдок! - Женщина со злостью дёрнула цепи да так, что они зазвенели на всю округу. Но её конвоиры и не думали затыкаться, только гоготали о чём-то своём, будто не замечая вовсе её метаний. 

Встали лагерем ещё засветло. При памяти Талли прошли уже три дня, а эта ночь была по счёту вторая. Повозку с её клетушкой, как и в прошлый раз, оставили поодаль. Лошадь распрягли. И пожрать ничего не предложили. Да чего уж там, за всё время всего пару раз дали хлебнуть воды, видать, чтоб не сдохла раньше времени. 

Ведьма уже не пыталась колдовать, лишь бормотала бессильные проклятия, свернувшись клубком в углу клетки. Бывает, конечно, зыркнет на часового злым глазом, да всё без толку. 

Зябко ночью, колко. Вот где время проклинать себя за то, что заныкала телогрейку. Жар костей не ломит. А тут, глядишь, околеешь. И как извернуться не ведомо. Зато Инквизитор, знай, порадуется...

- Чтоб его! Так и эдак... И ещё раз так!

 




НПС
НПС

    Продвинутый пользователь


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Бросая тени на крест

Отправлено 29 Август 2020 - 22:07


  • 5

3057 год 6 апреля

Ундервуд. Дорога в окрестностях Бирена

Ночь

 

Время перевалило за полночь. Тускло мерцали звезды. Сквозь пелену облаков проглядывала ущербная луна. Лихорадочно трепетали в костре языки пламени, играли красными бликами на лицах людей. Пахло дешевым вином и нехитрыми солдатскими харчами. У костра кто спал, кто коротал ночь за разговорами. Где-то за лесом протяжно и тоскливо завыл волк.

Тьфу! Демонская погибель! — выругался старый капеллан с бородавкой на носу. — Тварь блохастая, геена огненная…

Это просто волк, — высокий солдат снял шлем, обнажая бритую голову. — На то это и Ундервуд… Нижний Лес стало быть, со старого языка…

И неча тут всяких тварей поминать, — добавил третий, с внешностью беглого каторжника. — В такую ночь и посредь леса…  Бирен ведь недалече! Помяни демона и сам знаешь…

А что тот Бирен? — заинтересовался четвертый, по виду простой солдат, но говорящий с гортанным гордландским акцентом.

А ты не слышал? Сам Сатанакий явился в Бирене. Посредь дня. В пса черного оборотившись, чтоб, стало быть, слугу своего верного от кары спасти…

Выдумки это, — лысый солдат почесал маковку. — Никакой это не демон, а простой пес. Тварь верная. И в верности своей в огонь кинулась, хозяина спасти.

Да что за пес-то? — не отставал гордландец. — Расскажите уже, что случилось в том Бирене то?

Епископ колдуна одного приказал схватить, — заговорил лысый. — А он возьми да помри. Прямо на руках инквизиторов. Только все равно колдуну костер выпал. Сгорел вместе с домом, что братья, пришедшие за ним, едва выбежали. Видать Бог так распорядился за все злодейства.

Он широко перекрестился и все кто не спал у костра, повторили его жест. В лесу снова завыл волк. Уже ближе. Кони у обочины вскинули головы, зафыркали, ловя трепещущими ноздрями ночной воздух.

А когда дом горел, — продолжал лысый. — Туда пес кинулся. И правда черный, что иной демон. К хозяину своему ринулся. Теперь бегает по округе с опаленной шкурой. Простаков пугает…

Ишь ты! — разозлился обладатель бородавки. — Простак я, по-твоему? А ну как я тебе сейчас кулаком по образу? Да так что образ на бок весь съедет!

Лысый посуровел, надел шлем. Хрустнул кулаками. Бородавка вскочил. Волк не завыл, но кони вдруг завизжали, взвились на дыбы и рванулись с места, с треском обрывая поводья. На замшелый валун у дороги с неба упала тень…

Упала и осталась незамеченной никем, кроме пленницы в клетке. Лысый выругался. Гордландец бросился за лошадьми. Бородавка вытащил из костра головню и повернулся к лесу. Каторжник бросился к клетке, проверить замки. Тень выпрямилась, превратившись на миг в мужской силуэт в длинном плаще. На миг, потому что силуэт сразу исчез. А по поляне словно пронесся вихрь, столкнулся с Бородавкой. Бородавка не успел даже вскрикнуть. На траву брызнула кровь. Факел подлетел высоко в воздух. Каторжник развернулся и тут же пал на колени, хрипя и зажимая руками фыркающую из шеи кровь.

Лысый успел поднять шестопер, замахнулся… Отсеченная рука упала в костер. Кровь брызнула на горячие угли, костер зашипел, как рассерженный змей. Пахнуло горелым мясом и требухой. Лысый опустил голову, уставился на что-то внизу, тихо завыл, прижимая к животу уцелевшую руку и медленно оседая на траву.

Вихрь взметнул пыль на дороге. Где-то за деревьями пронзительно закричал гордландец. Крик быстро перешел в бульканье и кашель. И сразу за тем - тишина.

Из-за дерева вышел вышел худой, высокий мужчина в плаще и черном дворянском вамсе.


Сообщение отредактировал НПС: 11 Октябрь 2020 - 05:10



5bed6ee9fe17.png


Талли
Талли

    Прохожий


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Лангобад)
Специализация: Лесная ведьма. Седьмая сила

Бросая тени на крест

Отправлено 05 Сентябрь 2020 - 18:17


  • 8

Совместно с ГМ

 

Талли впору было подхватить жалостливые волчьи причитания, да не хотелось разъярить надзирателей - и без того злые, вон, бранятся меж собою и даже в байках пустых не находят единомыслия. Женщина наблюдала за ними, не сводя глаз с огня, надеясь хоть в созерцании сыскать себе немного тепла, и, может, именно от того, что глаза её были залиты тусклым свечением, она отчётливо различила сгусток тьмы, воплотившийся будто из ниоткуда и рухнувший вниз у закрайки. Талли всполошилась вместе с лошадьми, которые, похоже, ещё раньше почуяли чужое присутствие, вскочила на ноги, ухватилась за прутья клетки, но не выкрикнула предостережения. Даже тогда, когда тень обрела очертания.
Мгновение - и чёткие линии вновь смазались так, что невозможно было проследить взглядом. Пленители и не чухнули толком, как один из них уже рухнул на землю. Из его груди фонтаном хлестала кровь. В глазах ведьмы промелькнуло удивление. Но чего ещё она ожидала!? Ошеломлённая и перепуганная женщина пала ниц, прижавшись к грязному дощатому полу, закрыла лицо руками, чтобы не видеть, чтобы остаться незамеченной.
- Вампир! - Слово зависло в сознании Талли пустым звуком. Она не глядела больше, только шум преследовал её - чавканье разрываемой плоти и придушенные хрипы убиваемых людей. Страшные звуки настигли ведьму, пригвоздили ещё ближе к полу своей невыносимой тяжестью. От этих звуков ныли зубы и кружилась голова. А потом всё стихло. К тому моменту, как женщина всё же осмелилась поднять голову, на леснину вышел сухопарый мужчина. Его плащ колыхался на ветру, точно вот-вот вновь обернётся сгустком дрожащей тьмы.
Страшно глядеть на него. Страшно окликнуть. Страшно...
Талли сделала глубокий дрожащий вдох, восстанавливая самообладание. Она не питала иллюзий, и понимала, что вампир несомненно знает о её присутствии. Тот факт, что ведьма ещё жива, лишь подтверждает - она нисколько ему не интересна. Вот только, если всё оставить, как есть, ждёт её погибель. Кто знает, сколько продлится сия мука. Но ещё так хочется жить!  А стало быть, была не была!
- Э-э-эй! - Вальхва потянулась к незнакомцу, сунув тощую руку меж прутьев, настолько, насколько позволила колода. - Пусти меня. - Голос её охрип и теперь дребезжал, как у древней старухи. - Ну, вже, отвори клетушку, что тебе!
Мужчина остановился, куда бы он не шёл, слизнул с пальцев кровь, похоже, что напоказ, и стал пристально её разглядывать. Глаза его были что два омута, полных потустороннего огня - ни цвета, ни дна.
- Ведьма? - Спросил вампир.
- Ведаю. - Сразу согласилась женщина. - Вишь, - она запрокинула голову, чтобы лучше было видно шею, обвитую в несколько рядов нитями из ссохшейся рябины, нанизанной на жилу, - крестом не подпоясана.
- Что дашь за свою жизнь?
- Наговор знаю. - Ведьма засуетилась, заметалась по клетке. - Вот и месяц в серп, - указала пальцем. - Так всё устрою, - лицо рыжей исказила ехидная гримаса, - ежели кто с крестом пройдёт - скалечится! - Почти что торжественно заключила она. - Приворот могу. - Сбивчиво затараторила, увещевая и расхваливая своё умение. - Язык злой завязать, кто б на тебя худо не мыслил.
Вампир слушал её причитания, но подсобить не торопился. Никак испытать решил. Сунул руку за пазуху и извлёк оттуда отполированный до блеска медный диск в оковке с вензелями, и накой ему?
- Зачаровать так, чтоб я себя видел можешь?
Точно - испытание. Талли приняла вид задумчивый и деловитый.
- Тут думать надо, кудить.
Прошло время, прежде чем она огласила своё решение.
- Глаза принеси мне. - Решила вальхва предложенную задачку. - Того, кто тебя, как есть, разглядел. Но чтоб больше другого ничего не видал! Попробуем сладить. Никак что получится. - Она оставила себе лазейку на случай провала.
Мужчина хмыкнул, зеркало спрятал и взялся за прутья. Железо поддалось ему с лёгкостью нагретого воска. Подобная демонстрация силы не могла не впечатлить! Да ещё руку протянул этикетным жестом. Рыцарь без греха и упрёка, как есть.
Талли легко смогла бы протиснуться в прореху, и даже потянулась было к избавителю, даром, что нисколько не поверила в его добрые намерения. Вот только тяжёлая цепь, продетая меж прутьев клетки и удерживающая кандалы, не пускала. Ведьма потянула, дёрнула, что есть мочи, но куда ей.
- Из-з-здеваеш-ш-шься? - Она добавила пару невнятных ругательств, напрямую касающихся Иссы и его воплощений, рванулась снова, кляня своё бессилие.
Вампир вздохнул, обошёл клетку кругом и двумя пальцами разломал цепь аккурат там, где перекрещивались звенья.
- Как будто схватили самого Сатаниэля…
Разорванная цепь соскользнула и с лязгом обрушилась вниз. Пришлось, правда, повозиться, чтобы высвободиться ещё и от металлических браслетов на запястьях, но ведьма, не без помощи своего нового “друга”, смогла таки провернуть и это да выскользнула из клетки, чему несомненно порадовалась.
- Немудрено, коли нынче гальюнщиков рядят в капелланы. - Вальхва старательно отворачивала лицо от кострища, вокруг которого ныне были разбросаны трупы её пленителей.
- Одного только слова божьего недостаточно, чтобы вразумить таких идиотов.- Как бы не старалась она, но взгляд её упал на тело того, кто оказался ближе всего к клетке. Женщина отступила, но как бы помимо своей воли перевела взгляд на его окровавленную грудь - заметила в отсветах костра тусклые блики и напротив шагнула к нему, склонилась, чтобы резким движением сорвать со вспоротой шеи бедолаги святой символ, измазанный в крови.
- Поруганый крест. Сгодится. - Пояснила она, пеленая свою находку в тряпицу, чтобы ловчее было сунуть её за отворот рубахи.
- Так что, здесь чудить станем или схоронимся где? - Талли хотелось как можно скорее развязаться с этим делом, уж очень неуютное выходит соседство.
- Давай руку и прижмись ко мне. - Глаза освободителя сверкнули как у совы. Он улыбнулся, демонстрируя в хищной улыбке острые, как иглы, зубы. -  Если не боишься.
- Хотел бы - давно прибил да лясы со мною не точил. - Талли храбрилась и скрыла своё смятение за сердитым взглядом. Повеление она, конечно, исполнила, но на всякий пробурчала себе под нос оберег.
- Треклятущие святоши! Чтоб душам их вовек дороги к своему Богу не сыскать! - Со злости бросила ведьма, недовольная всем и самой собой.
Вальхва зажмурилась, как только поняла, что мужик, будь он неладен, обернулся мохнатым чудищем, разглядывать которого ей совсем не захотелось. Земля резко ушла из под ног, и женщина мыслимым усилием сдержала тревожный вопль, вцепилась в своего спасителя, сжимая пальцы до боли. Долго она не решалась, глянуть, что там, а когда всё же распахнула глаза, впереди до самого горизонта расстилалось иссиня-чёрное марево, пронизанное мерцающими белыми мушками, которые таяли, растворяясь в холодном сиянии лунного света. Какое грустное очарование! Но ещё паскуднее на душе стало, когда вдали показались шпили и крыши города, в котором церквей и соборов было, похоже, куда больше чем лачуг и домишек.
- Вот идиоты! Лепят кресты, где не попадя, воображая, тем сохранить себе право на “царство небесное”. - Ведьма бурчала себе под нос - захочешь, не услышишь, сыпала глухие проклятия, покуда вампир перелетел с десяток улиц, преодолел, надо же, местную речушку и опустился на плоскую крышу двухэтажного домика, близ окраины, где снова принял пригожий вид какого-то хлыща в богатом платье.
- Ты куда меня приволок! - Кажется Талли больше испугалась города людей, чем зверя, в которого трансформировался вампир.
- В бордель, конечно. А ты ожидала рыцарского замка, скелетов на страже и горбуна-дворецкого?
Вальхва глянула на мужика, как на умалишëнного, но препираться с ним дальше не стала, себе дороже.
- Котëл мне нужон. Очаг. Да травки кой какие. Можно из монастырского сада. Двуличник, кисличка.
- Решила сразу заняться любимым делом? Похвально. Но я предлагаю потратить время с лучшей пользой. Как твое имя, ведьма?
- Талли. - Чётко произнесла она, хоть и не скрыла своего недовольства никому не нужной проволочкой.
Мое имя Батист де Крул. Свое смертное существование я окончил, когда на этом месте еще шумел лес, а на том холме молились вудмасие друиды. - Он сделал паузу в своём рассказе, будто вспомнил что-то из невообразимых времён.
- Ты уже поняла, что у нас с тобой общий враг. Как смотришь на то, чтоб временно объединить против него свои силы?
- Насолить по крупному? - Талли дивилась ходу мыслей своего спасителя. Она никогда не задумывалась ни о чём подобном - так, вымещала злобу на ком придётся и тем оставалась довольна.
- Как разумеешь?
- Так значит согласна?
- Ишь какой! Загодя рассказать не желаешь... Правильно - правильно. - Батист не спешил выдавать своей задумки, ждал - как ворон кружит над больной овцой.
- Да согласна уж, куда мне деваться.
Услышав положительный ответ, вампир нисколько не утратил своей мрачной решимости. Он отворил люк, ведущий прямо на второй этаж - знал, что к чему, и вновь проявил галантность, предлагая Талли первой спуститься по шаткой скрипучей лестнице, упирающейся в багрово-красную, безыскусно, но богато расшитую золотом ковровую дорожку. Ведьма оступилась на последней ступеньке и в поисках равновесия ухватилась за вазу, в которой при желании можно было спрятать такую, как она, целиком. Ваза качнулась, но устояла, позволив женщине благополучно завершить своё снисхождение.
- Ах! - Совсем юная девица, кутающая прелестные круглые плечики и мало выступающие стройные груди в клубах цветного фатина, отпрянула к стене, потревоженная вторжением оборванки. Однако, стоило ей разглядеть за спиной Талли вампира, сменила потрясение на милость. По всему выходило, что Батист частый и желанный гость этой обители. Мужчина повёл ведьму в глубь коридора, полностью игнорируя испарину в глазах попадавшихся им на пути дам. Каждая из них глядела на вампира призывно, обещая невыразимых ласк, полных непостижимой горячности.
- И действительно, бордель. - Талли чувствовала себя неуютно и старалась не отступать от провожатого.
Батист поведал, чего ждёт от неё - зачаровать дорогу близ Бирема, так назывался город. Ничего эдакого. Вальхва внимала ему, чуть склонив голову, а когда услышала имя врага, изошлась истеричным и хриплым смехом, ознаменовавшим её воодушевление, касательно запланированного действа.
Вампир толкнул ближайшую к себе дверь и пропустил ведьму в комнату, утопающую в полумраке и сладковатом дыме. Там, на ложе, устланном шёлком, распростёрлась в забытьи необычайно притягательная женщина.Обеими руками она обхватила голову любовника и прижимала её к своему разгорячённому телу. При появлении Батиста женщина отстранила от себя чужие губы и с лёгкостью встала. Удивительно, но её глаза были ясны и светлы. Покинутый любовник позвал свою психею, и она ответила ему что-то медленным голосом. Талли не поняла ни слова, а вот мужчина нехотя поднялся, подхватил с пола смятую рубашку и, шатаясь, побрёл к выходу. Прелестница последовала за ним, лишь бросила на вампира очередной томный взгляд, прежде чем притворить дверь.
- Замок и горбун-дворецкий определённо понравились бы мне куда больше. - Заметила Талли, чтобы сгладить неловкое молчание.
Вальхва не стала гадать и принялась перечислять Батисту всё, что могло сгодиться. Вампир не спорил и каждый раз приносил ровно то, что нужно. Вскоре будуар продажной девки превратился в логово ведьмы. И только тяжёлая бархатная драпировка на стенах могла смутить впечатление. Талли взялась за работу с энтузиазмом, готовя свои злокозненные чары в изобилии. 


Сообщение отредактировал Талли: 07 Сентябрь 2020 - 15:19



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 06 Сентябрь 2020 - 19:53


  • 7

Флешбек

1 апреля. Поздний вечер. Ясно. 

 

- Отойдите от тела, - высокая фигура инквизитора стояла в перекошенном от времени дверном проеме. Лицо его было так же бледно, как и у трупа, над которым склонился давно разыскиваемый грешник, обвиненный в тяжелых преступлениях, как практика запрещенной магии, демонология, убийства, разграбление свежих могил и даже содомия. - Я Вам также крайне рекомендую опустить нож
          Голубые, словно чистый топаз глаза демонолога смотрели на незваного гостя с удивительным спокойствием. Из-за огромных мешков под ними и тусклого освещения подвальной комнаты казалось что они принадлежат живому мертвецу. Впрочем, один ревенант в комнате уже находился, и пойманный с поличным преступник чувствовал жуткий холод, что исходил от инквизитора.
          Понимающе кивнув, демонолог послушно отошел от тела. Темные волосы липли к вспотевшему мокрому лбу. Рука в перчатке выронила нож. Тот мягко и тихо воткнулся в одну из гнилых половиц, которые местами покрывали голую землю подвала. 
          - Я знал, - равнодушно сказал грешник, не двигаясь с места. Глаза его безумно вращались, словно искали возможные пути побега. Но единственный ход заслоняла фигура инквизитора. - Кто вы? Хотя не стоит.
          Сплюнув, демонолог хрустнул зубом и ухмыльнулся:
          - Вампир инквизитор? Куда катится этот сраный мир?
          Удивленный Ливингстоун застыл на месте. 
          - Подойди, - приказал он, но нечестивец лишь покачал головой, оставаясь на месте. 
          - Нет уж, - сказал тот и неожиданно, когда инквизитор шагнул к нему, обмяк и упал мешком на пол. 
          Грешник умер, оставив инквизитора вновь в полном недоумении. Сердце резко перестало биться. Ливингстоун, засомневавшись в своих нечеловеческих чувствах, даже проверил пульс его - молчание. Неожиданно жизнь ушла, также неожиданно как и пришёл Господь в эту обитель смерти и греха.
          Уложив мертвое тело демонолога на землю, Ливингстоун бегло осмотрел препарированный труп: от глотки и до паха он был вспорот. Линия, по которому прошел наточенный нож, была аккуратной и прямой. Также чьи-то умелые руки раскрыли надрез так, что органы оказались на виду, не тронутые. Очевидно, появление инквизиции воспрепятствовала дальнейшему извращению. 
          Вид ювелирных хирургических увечий так и не сумели вызвать в вампире чувств голода и жажды. Тот, послушавшись наставника, заблаговременно утолил эти низменные, недостойные верующего в Господа желания. Блэквуд имел огромное количество связей, знал едва ли не всех неправедников города, которые по его мнению заслуживали кару внезапную и страшную. Кару, что принесёт порченная душа на службе Единого. 
          Инквизитор осмотрелся вокруг. 
          Казалось, что символы на стенах были вымазаны черной краской, но нечеловеческое обоняние вампира уловило едва заметный запах крови. Ровно как и рисунки жутких существ с нарочито выделенными гипертрофированными гениталиями. Длинный стол, что был придвинут к одной из стен, терялся под заваленным мусором, среди которого угадывались книги, хирургический инструмент, кошели, полупустые склянки и бутылки. Над ним висела масляная лампа, лениво бросая свет на весь этот бардак. А вот небольшой столик, стоящий подле платформы, где проводилось препарирование свежего трупа в экспериментальных целях, являлся эталоном порядка и внутренной организованности человека. Да и стиль намалёванных на стенах символах отличался друг от друга: одни линии были грубыми и рваными, прочие - аккуратно выведенные и качественно завершенные. Всё вело к тому, что тайным доселе убежищем пользовалось больше одного человека. 
 
- Умер, - объявил Ливингстоун, поднявшись обратно к инквизиторам, что сопровождали его в этом поручении.
          Оба были младше его и только-только вышли из тени послушника. По договоренности брата Блэквуда его протеже был дозволен к расследованию дела демонолога самостоятельно. Однако на зачистку убежища в город Бирен Ливингстоуну в помощь приставили двух юных священнослужителей в практических и просветительских целях. Брат Освальд был также высок, как и Брэм, но шире в плечах и грубее лицом. Большую его голову украшала вечно лохматая грива светлых волос. Молчаливый, угрюмый и фанатичный слуга Ордена. Брат Хогг являлся полной их противоположностью: среднего роста, круглолицый и коротко стрижеными волосами. Он, казалось, никогда не падал духом, улыбаясь всем невзгодам и напастям. Как говорили некоторые наставники, помрёт первым. 
          - Как умер? - Удивился Хогг, отрываясь от изучения жуткой картины на стене. 
          - Значит так распорядился Господь, - озвучил свою мысль Освальд и поднялся со ступеней крыльца. В руках он сжимал заряженный арбалет. На всякий случай. 
          - Он резал труп мужчины, - ступени крыльца скрипнули под весом Ливингстоуна. - И в следующее мгновение его сердце остановилось
          Два других инквизитора переглянулись. 
          Тишину нарушали только далекие звуки ночного зверья, шорох листвы на всё ещё прохладном весеннем ветру, эталонная тяжелая поступь ботинок стражников и людской громкий гомон из распахнутых окон. Изба, служившая убежищем нечестивцу-демонологу, расположилась на окраине города, затерянная среди буйно выстроенных построек и неказистых домиков. К северу от города уже простирались поля и старый лес. Какие дикие таинства свершались здесь - можно было лишь гадать. Одно было точным: преступник мёртв, а место преступления необходимо было тщательно изучить. 
          - На стенах кровью выведены символы, - продолжил Брэм, заложив руки за спину и разглядывая круглую луну, что естественной лампой нависла над городом. 
          Ему нравился её хаотичный орнамент, словно разделенный на части и запутанный рисунок своеобразного художника. Возможно сам Господь божественной кистью добавлял ей детали, так притягивающие взгляды тех, кто взирал на неё снизу вверх и мечтал. 
          - В подвале сейчас два трупа. Один разрезанный
          - Бедолага, - тихо прошептал брат Хогг и жестами помолился за душу усопшей жертвы. 
          - … другой принадлежит псу безбожному. На земле оставил. На столах есть книги, склянки, кошели, записи и инструменты. Всё нужно внимательно осмотреть, законспектировать и отправить как можно скорее в Орден
          - В целом, - Ливингстоун развернулся и оглядел хмурые, серьезные лица церковников, - мы справились… 
          По вытянутой его физиономии, инквизиторы поняли, что что-то пошло не так. 
          Из-под крыши избы поднимались клубы густого серого дыма. 
          Бурча проклятия, они кинулись внутрь, но там уже полыхал огонь. Старая, сухая балка треснула, не выдержав напора голодного пламени, и едва не погребла под собой Хогга. В последний момент Освальд выдернул его да так сильно, что тот слетел с крыльца и повалился в траву. 
          Дом горел хорошо. Рыжие языки, отражающиеся в глазах ошеломленных инквизиторов, тянулись ввысь, трепеща в жарком сладком припадке. Внутри обваливались потолки, хрустели половицы, глухо взрывались жидкости в склянках. Раздвалось обиженное шипение сырой кровли и опорных брусов. 
          - Как? Кто? - Выдохнул брат Хогг, немного отступая назад от нестерпимого жара. 
          - В доме никого не было, - заметил брат Освальд и перевёл вопрошающий  взгляд на стоящего рядом Ливингстоуна.
          - Демонолог был мёртв, - ответил тот, отчаянно размышляя об упущенной детали, которая могла привести к подобным последствиям. - Но перед этим он был жив
          - Да теперь там всё мертво, - проворчал широкоплечий церковник и сплюнул. - Все записи и рисунки. Останется только труха и зола
          - И кости, - добавил Ливингстоун. 
          Его раздражал вопрос, так и оставшийся без ответа: был ли грешник действительно жив. Впрочем, вампир бы почувствовал живого мертвеца. Кровь демонолога была тепла, а сердце лихорадочно отстукивало своеобразный музыкальный такт. Он умер в одно мгновение, так и не покаявшись в грехах. И теперь им останутся жалкие объедки после прожорливого пожара. 
          Брат Освальд выругался и тут же попросил у Господа прощения, а брат Хогг незаметно одарил его осуждающим взглядом. 
          Говорят, порой беды и напасти, что накидываются на незаслуживающих их людей, играют роль неожиданного божественного дара. Подарок с небес, который мало кто может заслужить и ещё меньше - кто в силах с ним совладать. Часто оставаясь наедине со своими мыслями, Брэм верил, что его проклятие, знамое как vampyrismus, ничто иное как испытание Господне, испытание веры и чистоты души. Испытание, которое нельзя провалить. И сейчас благодаря этому дарованому проклятию, он уловил шорох звериных лап, что становились всё ближе, и учащенное дыхание их хозяина.
          - Приготовиться, - приказал он, и инквизиторы, удивляясь, но следуя его примеру, развернулись спиной к огню. 
          Из тьмы полей в резкую границу света выпрыгнул крупный чёрный пёс. Его движение были настолько быстрыми, что болт, пущенный Освальдом, отставал от зверя на три шага. Пёс обманным манёвром молниеносно обошел Ливингстоуна, запрыгнул на напуганного Хогга и, оттолкнувшись от него, влетел в горящий дом. 
          - Что это было? - Круглолицый церковник вновь оказался на земле, не справившись с весом и силой пса. 
          - Не знаю, - ответил Ливингстоун. - В порядке? Не укусил?
          - Нет, кажется, - Хогг поднялся на ноги и осмотрел себя. - Нет
          - Проверь хорошенько, - хмурый Освальд подошел ближе и, усмехнувшись, добавил: - Вдруг оборотень
          Огонь продолжал пировать. 
          Из дома так никто не показался. 
          А вокруг пожара уже собирались неспящие зеваки. 
 
Прошло несколько молчаливых часов. Каждый думал о своём. Иногда перекидывались предположениями произошедшего. Так или иначе, когда огонь стал терять свои силы, инквизиторы поднялись с насиженных мест и вошли на пепелище. Сгорело практически всё. Прожорливость огня не ведало пощады. В подвале, куда первым делом спустились церковники, были обнаружены два обугленных человеческих тела. 

Сообщение отредактировал Демон Знания: 06 Сентябрь 2020 - 23:42



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 20 Сентябрь 2020 - 21:36


  • 5

1 апреля. Поздний вечер. Ясно.

 

 

 

Каменные ступени вели инквизиторов в подвал.
          Воздух сотрясал богатый запах сгоревшей древесины и палёной человеческой плоти. 
          - Осторожно, - нечеловеческие рефлексы Ливингстоуна не позволили ему провалиться в широкую трещину под правой ногой: та, резко замерев, перешагнула небольшую, но опасную пропасть в ступени. - Справа. Ступень. 
          - Осторожно, - повторил Хогг, поднял выше фонарь и проследовал вперёд. 
          - Что? - Освальд, прекратив вглядываться в кучку костей на полу, вопросительно посмотрел на спину брата Хогга, и в это же мгновение его нога попала в трещину. 
          Вскрикнув от боли, он оступился и неуклюже покатился вниз, минуя прижавшихся к стене братьев-церковников. 
          - Курва, треклятая, прости Господи, лестница, - Освальд руками поднялся с земли и перевернулся, вытянув ногу. Выругавшись ещё несколько раз и попросив прощения, он успокоился. 
          - Я же предупредил… - тихо промямлил Хогг и неуверенно присел рядом с Освальдом, словно боясь, что тот подобно псу кинется на него. 
          - Ты сказал “осторожно”, - огрызнулся тот и, морщась от боли, потянулся к ноге. - Что “осторожно”? Духи? Грешники? Демоны? Вампиры? Пауки? Что “осторожно”?! 
          - Успокойтесь, - подал голос Ливингстоун.
          Он присел на колено около двух сгоревших тел, от которых мало что осталось помимо костей и черной корки недогоревший плоти. 
          - Брат Хоггарт, подай мне свой нож
          Хогг многозначительно посмотрел на хмурое лицо Освальда и, не мешкая, поднялся. Под ногами хрустели зола и остатки прожорливости пламени. Когда он поравнялся с Ливингстоуном, то заглянул тому через плечо. 
          - Бедолаги, - заметил священнослужитель и жестами помолился об их усопших душах. 
          - Не совсем, - ответил Ливингстоун и обернулся. - Нож?
          - Ах, да, вот
          Взяв в руку нож, инквизитор принялся аккуратно ковырять им в сгоревших останках людей, переворачивая косточки и вглядываясь в детали. Не прошло и нескольких мгновений, как глаза его расширились от увиденной находки: один из черепов скалился хищником двумя клыками вампира. 
          Сверху слышался людской гомон с удивительными предположениями. 
          - Что там? - Освальда согнулся и осторожно двигал пальцами по ноге, надеясь, что не перелом.  
          - Вампир, - Ливингстоун поднялся. - Нечестивец препарировал вампира
          - Зачем? - Хогг опустился и вгляделся в клыкастый череп. 
          - Не знаю
 
Кости были сложены в мешок. Ни одной старались не пропустить, на всякий случай. Брат Хогг из кожи вон лез, проявляя орлиную наблюдательность, когда ходил по пепелищу подвала и выискивал взглядом то, что могло с легкостью ускользнуть или спрятаться. Будучи сведущим в алхимическом искусстве он задержался близ стола с профессиональным инструментарием, но к его горькому сожалению огонь испоганил всё до неузнаваемости. К конце концов невысокий церковник вернулся к Освальду и помог тому подняться, исполняя роль живой клюки. Брэм Ливингстоун же, осмотрел в последний раз череп и вернув его в мешок, поднялся на поверхность, где встретился с окружившими сгоревший дом людьми. Как обычно и бывает рты раскрылись одновременно, выявляя малообразованность, неграмотность, бестактность и полнейшее неумение затыкаться после первой, вежливой просьбы. 
          - Тишина
          Гомон людской затих, отвалился, упал в траву, откуда обыватели внимательно смотрели снизу вверх на высокую фигуру с иссарианским крестом на одеждах. 
          Ливингстоун не собирался ничего объяснять ротозеям, но его планам помешало своевременное появление стражи:
          - Народ грит, вы дом подожгли, мастер инквизитор, - крупный мужчина с поломанным носом и усами, похожими на щетку, вышел к инквизитору. - Грит, псы дьявольские в пламя прыгали и грызли там людей заживо. Неужто вы такое устроили?
          С каменным лицом выслушав заявления стражника, Ливингстоун дважды кивнул и ответил:
          - Нет
          - А что же случилось?
          - Дела Святой Инквизиции остаются делами Святой Инквизиции не обсуждаются ни на публике, ни с представителями иных организаций, кои никак не связаны с Орденом. Вы понимаете?
          - Пфхм, - усы стражника ощетинились от недовольства. 
          - Моё имя Брэм Ливингстоун, - церковник не моргая смотрел в глаза стражнику, - любые ваши недовольства направляйте в письменном виде прямиком в Орден. 
          Однако жалобы крайне редко записывались и отсылались. Этого старались не делать под предлогом лишней волокиты, но на самом деле из-за страха. Инквизицию боялись, и только крайне высокопоставленные, значимые и обеспеченные люди имели наглость высказывать свои недовольства. 
          В это время к ним присоединился брат Освальд, ведомый расскрасневшимся братом Хоггом. Первый пренебрежительно осмотрел стражника, второй же добродушно пожелал доброго дня. 
          - На вас напали? - Поинтересовался стражник и поправил шлем. 
          - Да, - сухо ответил Освальда и отвернулся. 
          - Послушайте, - Ливингстоун обратился к представителю закона, когда тот уже в очередной раз размачивал сухие губы, чтобы задать новый волнующий вопрос, - если хотите помочь следствию - уберите отсюда людей. И проследите, чтобы никто не спускался в подвал. И да, есть ли в городе алхимик или аптекарь?
          - Алхимик-та, аптекарий? - Задумчиво повторил стражник, жестом подзывая к себе своих помощников из патруля и также жестом показывая как разгонять людей. - Есть, конечно. Давеча избавил меня от лютой чесотки. До крови во сне бывало кожу сдирал. А ну расходимся! Пошли-пошли! Дал какую-то мазь, которую, представляете, при мне сделал, - так, бабка, ты чего рот раскрыла, не видишь, домой пора! - сделал, да, при мне. Там размешал, тут растолол, вжых-пых и вот. Бабка, ну иди уже
          - Где он проживает?
          - Кто? А, господин Шарль! Извините, я сейчас… Бабка!
          Инквизиторы терпеливо ждали и смотрели, как стражник с усами как щетка для чистки обуви выталкивает вредную старуху, которая расхаживала вокруг дома, молилась за усопших и просила Единого о прощении. 
          - Милсдарь Шарль живет в районе Короткий Узел, практические у реки, - он вернулся, поправляя шлем и вытирая со лба испарину. - Это вам сейчас нужно к площади, на юг отсюда напрямик, а затем оттуда направо вдоль реки держатся. Там вы его вывеску не пропустите
          - Святая инквизиция никогда не забывает тех, кто ей помогает, - поблагодарил Ливингстоун стражника и шагнул в указанную сторону. 
 
К алхимику они добрались не сразу. Нога Освальда требовала осмотра и помощи. Поэтому вернувшись в постоялый двор, где была снята комната, Хогг был приставлен к изложению всего произошедшего на чистом пергаменте и последующему отправлению отчёта в Орден, а Ливингстоун склонился над ногой Освальда. Поскольку стопа отекла и нещадно болела, сапог пришлось распороть. Помимо отёка ожидаемо порвались кровяные сосуды, и на коже выступили тёмно-багровые и синие пятна, похожие на небрежность писца с чернилами. Брэм старался не задерживать на них взгляд, мысленно обращался к Господу и просил у того сил. Это давалось ему не легко. Впрочем оно же и не помешало ему быстро и порядочно наложить тугую повязку и доходчиво объяснить Освальду о его временной недееспособности и, соответственно, отлучении от расследования. Церковник на это покусал губы, раздосадованно взбалмошил себе бороду и сильнее развалился на кровати. Брат Хоггарт тем временем царапал по пергаменту, высунув кончик языка, чтобы неосознанно улучшить каждую выведенную петлю и загогулину, а улицы всё больше погружались в темноту, где в скором времени начнут бегать и торопиться зажигальщики фонарей. Ливингстоун, замерев близ окна, с завороженным видом смотрел, как суетятся работники света, задерживаясь у каждого столба и нежно, словно боясь обидеть огонёк, зажигают фонари.  Его жестоко тянуло туда, в сумрак, в непроглядную тьму, от которой у многих бьётся быстрее сердце, гоняя свежую кровью туда и обратно. Громкий глоток жажды вампира совпал с окриком Хогга о проверке написанного отчёта. Взяв себя в руки, похлопав по щекам и помолившись Господу, Ливингстоун подошел к небольшой столешнице, за которой при жирной свече работал брат церковник, и бегло прочёл написанное. Тот недурно изложил ситуацию, не упустил детали, не превратив написанное в красочное сочинение. Поблагодарив брата по вере за работу, инквизитор Ливингстоун наказал ему следить за Освальдом, поставив их в известность о своём уходе непосредственно у самого порога. Отмахнувшись от их несогласия, он оставил постоялый двор и двинул по дороге в сторону дома аптекаря, сжимая в руке мешок с костями и черепом. 
 
 
- Да? - Ответил голос аптекаря на стук в дверь. 
          Он не любил, когда его отрывали от дел. А дел у него всегда было предостаточно. Шарль Робер, алхимик из Бирена, всегда причислял себя к восходящим звёздам науки, которым и небо было потолком. К сожалению, его гениальность никак не могли заметить в гильдии Зелейщиков, куда Шарль не раз пытался попасть и обосноваться. Отчего непризнанный гений продолжал чахнуть в том ненавистном для него городе и злиться на всех. В первую очередь на себя. 
          Стук в дверь повторился. Более настойчиво и требовательно, словно пришедший вежливо намекал о вероятном, но необходимом выносе двери. 
          - Да? Открыто! Да заходите уже!  
          Аптекарь мастерски картавил, выглядел как уставший от постоянной жизненной борьбы пёс и имел привычку смотреть мимо собеседника. Он был одет в грязную от пятен тунику, чьи рукава были подвернуты до локтя, тёмный фартук и башмаки с широким мысом. Открыв дверь, он вопросительно осмотрел незваного гостя, провёл рукой по нечесанной кудрявой гриве серых волос и спросил:
          - Чем и кому имею честь
          - Инквизитор Брэм Ливингстоун, - Ливингстоун всеми силами старался скрыть брезгливость, но когда глянул за плечо аптекаря едва не лишился чувств. 
          Лавка была завалена всем, что только могло быть косвенно связано с алхимией. Казалось у Шарля Робера было всё, всё, что мог породить мозг алхимика, чтобы в дальнейшим этим даже не только не воспользоваться, но и забыть для чего то или иное устройство вообще нужно. 
          Обычно люди менялись в лице, услышав об инквизиции. Однако аптекарь Робер не показал и виду, лишь раскрыл шире дверь и пригласил войти. 
          - Чем могу помочь, майстер инквизитор? Мази, зелья, эликсиры? На любой вкус. Подпольным ремеслом не практикуюсь. Можете здесь всё осмотреть. Ничего не скрываю
          - Мне нужно кое-что размолоть до состояния порошка, - объяснил тому церковник, войдя в лавку и не забывая осмотреться, чтобы ненароком никуда не вляпаться.
          - Хорошо, - Робер подобрал со стола недоеденное яблоко и сочно вонзил в него зубы. 
          Ливингстоун вздрогнул. 
         - Добрый вечер, - голос другого, непредставленного человека раздался со стороны видавшего виды дивана. 
         - Добрый, - взглядом Ливингстоун попытался оценить его, но человек как-то неожиданно даже для себя резко встал, сконфуженно улыбнулся, хлопнул по коленям и сказал:
         - Божьте мои, сколько времени-то, засиделся я уж, Шарль, пора и честь знать. Добрый ве… доброй ночи, господа!
         Гость алхимика кивнул на прощения, нацепил на голову шляпу и быстро выскочил через дверь, оставив за собой вопросительный с подозрением взгляд инквизитора. 
         - Не обращайте внимания, - объяснил Робер. - Это наш местный аптекарь Рихард. Единственный мастер на весь город. Мы часто работаем вместе. Вы понимаете. А что, если не секрет, - алхимик положил недоеденное яблоко на другой край стола, - вам так нужно растолочь в столь поздний час, майстер инквизитор?
         - Кости, - просто ответил Ливингстоун и прошел ещё глубже в комнату, где он опустил наконец мешок. 
         Лицо Шарля приобрело странный оттенок, но больше внешне никак не поменялось. 
         Он кивнул и снова засуетился. 
         - Я иногда использую поварский пресс. Поменял его немного. Так сказать, модифицировал под нужды алхимии. Не подводил меня ещё. Пойдемте я вам покажу, и вы мне поможете… там штука такая… 
         Продолжая бубнить себе под нос, алхимик скрылся в другой комнате, не оставляя инквизитору выбора. Тот, вздохнув за его спиной, направился вслед за ним. Комната, в которую попал Ливингстоун, не отличалась чистотой и порядком от предыдущей. Вдоль стен возвышались мириады полок, от пола до потолка заполненные всевозможными сосудами и реагентами, научными книгами и свернутыми пергаментами рецептов. С некоторых даже свисали какие-то сухие подобия слизи. Столов в комнате было несколько, и только один был не завален. На нем аскетично развалился подоходный журнал в компании с пузырьком чернил и воткнутым в него гусиным пером. В углу комнаты алхимика и инквизитора ожидал вышеназванный пресс, который напоминал небольшое крытое ведро с приделанным сбоку ручкой-винтом. 
         - Помогите-ка его пододвинуть от стены, - Робер театрально ухватился за поясницу, намекая, что двигать придется непосредственно инквизитору. 
         Тот не стал жаловаться и легкостью передвинул пресс на нужное место. 
         - Теперь, - Шарль, скрывая впечатления силы хилого на вид церковника, открыл крышку ведра и принялся обговаривать процедуру помола. - Сюда мы положим необходимое, чтобы пото
         - Прошу меня извинить, - Ливингстоун вежливо прервал никому не нужный словесный мусор, - но мне нужно забрать кости
         - А, да, - слегка раздосадованно заморгав, ответил Робер и закрыл крышку пресса. - Конечно
         - Их нет
         - Простите
         - Костей нет, как и мешка, господин Шарль, - холодно заявил Ливингстоун. 
         - Как это возможно?! 
         Инквизитор мысленно клялся, что и сам хотел бы это выяснить. Однако кости словно испарились, когда вернулся в лавку за ними. Кости сами по себе исчезнуть не могли. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что их забрали. Соответственно назревал вопрос: кто и как? Ни мешка, ни самих останков на полу или где бы то ни было в аптекарской лавки не наблюдалось. Красть прямо из-под носа инквизитора дело рискованное, из-под носа вампира - смертельное.  Вероятно без магического вмешательства не обошлось, а любой шлейф магии обычно приводит к тому, кто его источает. 
          Тактично попрощавшись с алхимиком, Ливингстоун вышел и вдохнул прохладный воздух улиц Бирена. Слабый фимиам магического следа тотчас же поймал его внимание и не отпускал до тех пор пока инквизитор не достиг низкой оградки церкви. Церквушка располагалась рядом с греховным местом, где был обнаружен демонолог, занимающийся хирургической практикой, а именно вскрытием трупа вампира. Внутри горел свет, доносились звонкие голоса женщин и детей. Впрочем, это была не первая церковь, управляемая одной семьей, на памяти инквизитора. Хотя возможно он и ошибался: ближе подойти ему не удалось. Каждый шаг к церковному забору давался Ливингстоуну с трудом. В конце концов ноги подвели и подкосились, и вампир, едва не свалившись в грязь лицом, покачиваясь, ушел прочь, прося Господа помощи и прощения. Однако позже он признался себе, что Единый уже наблюдал за своим рабом веры в пол глаза, видя в нём лишь болезненное чудовище. 

Сообщение отредактировал Ливингстоун: 20 Сентябрь 2020 - 23:43



Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 24 Сентябрь 2020 - 15:24


  • 8

8 апреля 3057 года IV Эпохи

Где-то между Аустеннитом и Бризингером

    Гнедок размеренно вышагивал по тракту. Вышагивал уже с неделю, да и до того не на месте стоял - сперва из Аустеннита до Кальдсвола, и после небольшой передышки вновь в путь, на этот раз уже в Бризингер. Так что дорожные пейзажи быстро примелькались - уже порядочно долго по левую руку тянулся величественный лес, а по правую - невероятных размеров озеро. В другое время Гленн, возможно, и скрашивал время созерцанием красоты природы, восхищался бы этим проявлением жизни, наслаждался бы тишиной. Но сейчас он лишь смотрел вперёд, за спокойствием скрывая раздражённость, и полностью предавался размышлениям, не уделяя должного внимания ни пейзажам, ни спутнику.
    Катберт фон Свааль в Аустенните был заживо сожжён тринадцатого соковика вместе с вампирами, и прах его был разбит и развеян за пределами города - стояла ясная погода, и ветром разнесло пепел далеко. Почти сразу после этого, когда с площади ещё не весь уголь помоста и столбов был убран, а центральный район города не проветрился от запаха гари и вони палёного мяса, наконец-то соизволил вернуться гонец из Кальдсвола, да не один - целая штурмовая группа и несколько профессиональных охотников на чудищ приехали спасать город. И несказанно расстроились, узнав, что вся их работа была выполнена силами одного инквизитора, стражи и недоучек-монахов. Для порядка они вроде бы наведались в тот дом, прошлись по катакомбам, передохнули день, да покинули Аустенит, не прощаясь. Что, впрочем, было более чем уместно - мало кто добро смотрел на тех, по нерасторопности которых погибла сотня человек.
    Семнадцатого же, когда дела в городе были кое-как улажены, а рука зажила настолько, чтобы не мешать в пути, Гленн покинул Аустенит, намереваясь встретиться с орденским куратором в Кальдсволе. И поскольку сам Кальдсвол просто по случаю располагался близ прецептории, пришлось заглянуть и туда - слух до иерархов о казни дошёл быстро, и на основании того, что это Орден Святой Инквизиции существует при Церкви, а не наоборот, сии достопочтенные мужи пригласили старшего инквизитора для беседы. Долгие десять дней пути, после - не менее долгие два дня всевозможных разбирательств. Отчитываться перед кем-то приходилось уже не в первый раз, но редко когда доводилось слышать столь нелестные слова.
    Иерархи, видите ли, были недовольны тем, что некий старший инквизитор Гленн Рехтланц устроил позорную казнь целому пресвитеру! Отлучил от Церкви и сжёг! Причём не отдельный костёр ему собрали, а пристроили на общий, id est вместе с ошмётками ревенатов. На холодный от клокотавшего в груди раздражения вопрос, не следовало ли оправдать этого фон Свааля, почтенные иерархи ответили, что именно оправдать и требовалось. Прилюдно, с извинениями за причинённые неудобства. После, разумеется, казнить, но не прилюдно. Тайно. Видите ли, лицо Церкви и все дела...
    Бред! Скудоумные предположения! Тогда, разумеется, Рехтланц промолчал, смиренно приняв на себя гнев иерархов и клятвенно заверив их, что осознал проступок. Наложенную епитимью (символическую - всё-таки инквизитора сочли достаточно наказанным устно и морально; сделанного не воротишь; а лояльный к руководству служитель полезнее обозлённого, а оттого строптивого) Рехтланц с чистой совестью проигнорировал. Получив дозволение продолжить путь, Гленн уехал прочь от этих непонимающих ничего мужей, что нажили сан и седину, но не разум. Оправдать отступника и еретика, чья вина даже в глазах народа не нуждалась в особых доказательствах! Кем бы после этого был Гленн и как бы прикрыла Церковь смерть фон Свааля? А так показательная казнь оказалась очень даже полезна. Она наглядно продемонстрировала всем, что Инквизиция не отводит глаз, когда паршивая овца в стаде проявляет себя; не прикрывает грешки своих; не страшится устранять предателей. И враги церкви должны были лишний раз подумать, каково будет встать на пути Ордена Святой Инквизиции.
    Давая выход раздражению, Гленн выслал Гнедка в рысь. Спутника, то есть Азазеля, Рехтланц не предупредил - чай не маленький, не свалится с седла. Да и тот, должно быть, успел привыкнуть к подобному темпу передвижения и к неразговорчивости инквизитора, который в пути лишь изредка подавал голос. Сперва за молчанием крылись раздумья о том, чем обернётся визит к куратору, после - к иерархам, а уж остаток пути всецело принадлежал негодованию. А путь, собственно, лежал к Бризингеру - именно там сейчас обитал мастер Лоран, наставник Гленна, с которым необходимо было встретиться. Полный протокол допроса Катберта фон Свааля Гленн не рискнул доверить гонцу, и потому вёз его лично. Пускай путь неблизок, его половина уже пройдена - ещё дней семь-восемь, и покажутся ворота города. А там уже и для беседы время.
    Наставнику Гленн верил больше, чем многим другим. Он не сомневался, что тот сможет трезво оценить поступки своего ученика, подсказать, какие дальнейшие действия были бы правильными. И уже после этого или получить новое назначение, или наконец отдохнуть от всего хоть пару недель...
    Раздражение неторопливо утихло, и Гленн вновь перевёл коня на шаг.
    - Пол часа, и привал, - бросил он Азазелю, не оборачиваясь.
    В другое время Гленн бы, пожалуй, пропустил привал, но сейчас он путешествовал не один. Не следовало забывать о том, что Азазель впервые сел в седло меньше месяца назад - пеший помощник бы замедлял инквизитора в пути, и потому пришлось раскошелиться на лошадь - спокойного крепкого мерина, не без труда выторгованного. Но инквизиторский signum и подаренный Маркизой перстень сделали своё дело. Правда, оказалось, что Азазель действительно никогда не сидел в седле, отчего первая часть пути вышла презабавной, особенно когда Гленн, забыв, что спутник в седле как мешок навоза болтается, выслал Гнедка в галоп.
    Даже сейчас, после стольких дней пути, латник до сих пор не привык к седлу. Потому Гленн не зверствовал - большую часть пути проходил шагом, и лишь на ровных прямых участках пускал коней рысью. Это была не жалость - расчёт. Если латник вдруг свалится, то неизвестно, сможет ли сразу продолжить путь, что будет намного хуже, чем путешествие шагом. Приходилось останавливаться и ради перекусов - едва ли Азазель осмелится бросить повод и прямо на ходу утолять голод.
    Увы, не подстраиваться под спутника было просто нельзя - официально Рехтланц нанял Азазеля. Да и выплачиваемых денег, что уж и говорить, жалко - на кой было нанимать, чтобы бросать на полпути?
    Вообще остановка была нужна не только для отдыха латника. Так уж получилось, что по пути в Бризингер стоит славный город Бирен, и до него ехать от места остановки не так уж и далеко. Расчёт инквизитора был прост - придавливаемый аргументом, что и без того недавно отдыхали да ели, и потому нет совершенно никакого смысла заглядывать в трактир. По пути можно даже к пекарям да мясникам не заглядывать - сушнины, сухарей да лепёшек в перемётных сумах хватает, фляги полны воды и вина (впрочем, не исключено, что полны лишь у инквизитора), до темноты далеко.
    Привал вышел спокойным. Пока путники перекусывали, стреноженные лошади успели отдохнуть, пощипать тонкую лесную травку, объесть пару молодых деревьев да сдобрить землю навозом. Инквизитор, конечно, много времени на роздых не дал. Возможно, латник не особо возражал против таких темпов исключительно из-за веры в то, что Гленн несётся по следам Батиста де Крула, ревената, который обустроил логово в Аустенните, попытался решит свои проблемы руками Инквизиции и сбил Катберта фон Свааля, бывшего пресвитера, с праведного пути. Азазель хотел, должно быть, поквитаться за поражение в схватке, и в Рехтланце видел того, кто подобно ищейке может вывести на ревената.
    Инквизитор не разубеждал его, но и не подтверждал ошибочные предположения - всякому известно, что вера чужим словам много слабее веры собственным домыслам. Человек сам себя убеждает лучше, чем кто либо иной - надо лишь бросить пару слов тут, кивнуть там, и фантазия сама выстроит убедительную теорию, залатает дыры. Простой приём в умелых руках обращается оружием похлеще магии.
    Дорога всё тянулась и тянулась.
    За спиной скрывались кусты, деревья, ямы и кочки, пересекающие основной путь тропинки. Время шло, но не появилось ни дорожных столбов, ни пашен, ни дыма, ни просек - Бирен будто бы существовал лишь в памяти путников да на картах. Инквизитор сперва полагал, что слегка просчитался в оценке расстояния, после - что сбился с пути. "Ну не могли же они по-новому переложить тракт в обход города! - раздражённо подумал он. - Будто по  кругу ходим..."
    Тут взгляд упал на дорогу.
    - Постой-ка, - бросил инквизитор Азазелю, останавливая Гнедка. Чуть свесился с седла, осматривая отпечаток копыта на характерном следе тележного колеса поперёк колеи. Явно был виден след от скола на подкове Гнедка, хотя все ощущения говорили, что дорога никуда не сворачивала. - Разворачивайся.
    Гленну не доводилось раньше попадать в подобные ловушки, хоть слышал не раз. Однако про способы освобождения не удалось ничего вспомнить. Быть может, ловушка только в одну сторону работает?
    Гнедок ступал по дороге спокойно, но в какой-то момент споткнулся, а после резко шарахнулся в сторону. Расслабившийся инквизитор не усидел в седле. Правда, опомнился достаточно быстро, а потому успел схватить испуганного коня за повод. Поднявшись же, принялся успокаивать лошадь - Гнедок был сам не свой, дрожал да косил глазом туда, где споткнулся. Но вскоре поглаживание и невнятное размеренное бормотание возымели успех, и Гленн уже без страха отпустил Гнедка. Убедившись, что тот уже никуда не стремится уйти, инквизитор подошёл к испугавшему коня месту.
    Все ощущения твердили, что здесь замешана не пробежавшая мышь, но магия. Она витала где-то над дорогой, но поскольку в воздухе глаз ничего не замечал, инквизитор решил, что искать следует в пыли. И, дабы не лезть руками абы куда, Гленн выломил из растущего неподалёку куста длинную ветку, которой и принялся ворошить дорогу - там, где копыто Гнедка взрыло грунт.
    Поиск увенчался успехом - в пыли блеснул металл. То был нательный крест - маленький, испачканный будто бы кровью. Инквизитор присел на корточки, озадаченно осматривая находку. Не было никакого желания прикасаться руками к этому кресту - от него так и тянуло магией. Нормальные кресты ощущаются иначе, и даже если в них есть Сила, то Сила чистая. Поруганный крест?
    - Что там у тебя, святоша? - спешился Азазель. В его руках уже был меч, хотя с кем тут воевать?
    - Да гадость какая-то, - проговорил инквизитор. Оторвав взгляд от креста, встал на ноги и осмотрелся.
    Подойдя к кресту, Азазель поочерёдно посмотрел сначала на него, потом на Гленна, потом сызнова на крест. Почесав в затылке, латник молча снял с пояса шлем, надел его, закрыл забрало.
    - Отойди, - вытянув меч, латник самым кончиком подцепил заколдованный крест.
    - Не трогал бы ты это, - качнул головой Гленн, но всё-таки отошёл сам и отвёл лошадей.
    - Работа с нестабильными колдовскими предметами оплачивается по бонусной ставке, - напомнил Азазель Гленну, - и я вот чё кумекаю: это же осквернённый крест, а ты священник... в некотором роде. Попробуй его заново освятить.
    - Я инквизитор, а не проповедник. И я недавно сжёг пресвитера, - напомнил Гленн, недовольно дёрнув щекой. Какое-то время он желал выждать, прежде чем вновь что-то просить у Единого или даже просто призывать Его силы.
    - Предателя и вампирского подпевалу, - напомнил Азазель, - одним словом первостатейного еретика. Считай, богоугодное дело сделал, - Азазель ещё раз с сомнением посмотрел на проклятую вещицу, - всё же попробуй. Чуйка у меня, что рубить это - плохая идея. А ну как ебанёт?
    - А от освящения не ебанёт? - огрызнулся инквизитор.
    - Не должно. Колдун какой-то работал, или же ведьма. От освящения колдовство на корню дохнет.
    - Не должно? И всё-таки мечом надёжнее, - настоял инквизитор на своём. То было не маловерие, но расчёт.
    - Если меня это убьёт - чтоб тебе Батист глотку перегрыз, - "душевно" пожелал латник и с мясницким "И-ээээх" рубанул таки по кресту.
    Но вот меч опустился, и ровным счётом ничего не произошло. Не взревело пламя, не сотряслось громом небо. От креста перестала исходить магия, и это обрадовало инквизитора - кто знает, какая гадость ещё таилась в осквернённом кресте?
    - Попробуем пройти дальше, - сказал инквизитор латнику. В седло садиться не стал - повёл лошадь в поводу.
    Увы, но чуда не случилось, и вскоре в пыли снова сверкнули обломки креста. Правда, уже разломанный. Выходит, не он закольцовывал путь...
    Убедившись, что круг опять замкнулся, латник долгую минуту рассматривал борозду от телеги, потом тяжело вздохнул и... "перечеркнул" борозду мечом.
    Внезапно что-то в окружающем мире переменилось. Латник как-то странно на миг замер, а воздух вновь насытился магией. Латник, прежде будто бы замечающий её, бездействовал. Вся интуиция почему-то вдруг стала твердить об опасности, и инквизитор внял ей. Гленн начал пятиться, а потом резко с земли вскочил в седло и вынудил коня отбежать в сторону. Озадаченный подобным поведением всадника Гнедок всё-таки повиновался, собранным галопом отбежав в сторону - без оглядки сбегать абы куда инквизитор не собирался.
    Манёвр оказался совершён вовремя - Азазель, ещё мгновение назад стоявший спокойно, вдруг с мечом наголо бросился на инквизитора, что-то вопя. И то было не предостережение - угроза. Гнедок на этот раз уже вполне добровольно пожелал уйти подальше от беспокойного латника, но и на этот раз Гленн сдерживал коня, временами оглядываясь на Азазеля и пытаясь понять, что на него вдруг нашло. 
    - Стой, идиот, ты куда погнал?!! - вдогонку Гленну донёсся крик. Магия будто бы вновь рассеялась... Или затаилась?
    - Мозги вправь сперва, - огрызнулся инквизитор.
    - Да что на тебя вообще нашло?! Ты будто чёрта увидел!
    - На меня? Ну-ну, - недоверчиво усмехнулся инквизитор. Он был уверен, что ему ничего не привиделось... Однако, быть может, Азазель взаправду ничего не помнит? - Ты иди вперёд, иди.
    Путь впереди предстоял долгий, и отныне поворачиваться спиной к ставшему опасным спутнику совсем не хотелось.




Талли
Талли

    Прохожий


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Лангобад)
Специализация: Лесная ведьма. Седьмая сила

Бросая тени на крест

Отправлено 26 Сентябрь 2020 - 20:07


  • 6
Было бы большой оплошностью, надеяться только на ловушки да капканы, вот и пришлось Талли бдети над своими сетями. К тому же, нужно караулить, чтоб за черту не сунулись, кому не лень - только мороки с ними, да всё почём зря. Так ведьма отшептала седого дядьку, что тянул за поводу измученную лошадёнку, гружённую тёмными тюками - пустила по другому пути. Спугнула баб. И чего они только сунулись в лес! Поди, по сморчки. Приелись за долгую зиму однообразные харчи и прелые закваски. Были и ещё. Кого развернула восвояси, а кого и в чащу заманила - плутать. Только скоро ей самой стало кисло от безрадостных прикидок, долго ли придётся в лесу без толку прозябать. Талли то и дело глядела на перекрест из вываренных куриных косточек, что она навязала на высокой вейе, надеясь угадать, придётся ли ей дождаться кого из церковных прихвостней. По всему выходило, что от затеи лучше отказаться, а то и вовсе в бега податься, амо глаза глядят. Никак свой уговор с Батистом она исполнила, воплотила его чаяния по своему разумению.
Но вот на оплетённую ветку примастилась суетная вертишейка с охристым воротом, топорщащимся у горла. Птичка покрутилась на месте, покликала кого-то, разбросав протяжные “пти-пти-пти-пти”, и принялась клевать кости, так и не дождавшись ответа. Следом за благим знаком, вот-вот показались из-за поворота двое всадников. Сразу видно, не чета прочим - как будто бы и при оружии, а один и вовсе закован в железо. Талли поверила своему гаданию и не стала дожидаться их приближения, дабы убедиться в его справедливости, припустила, опережая конных, к тому месту, где поперёк пути запрятала поруганный крест, схоронилась, припав животом к сырому ослизлому мху, и стала выжидать. 
Раз путники прошли мимо её укрытия. Другой. Третий. И всё минуя проклятую землю. Талли ярилась, сопела злобно, но вот что-что, а рассмотреть их таки сумела.
- Неужто правда Рехтланц, чтоб он провалился!
И он провалился, жаль только не под землю. Конь под ним споткнулся, его повело в сторону, но подлый инквизитор сумел удержать поводья. Вальхва извертелась на месте, исплевалась, купаясь в своей злобе, ведь конь должон был ногу сломать али седока скинуть - таков был наказ. Вот только берегли, видать, церковника высшие силы, от чего ведьме, конечно, стало ещё противнее, но намерения своего она не изменила и даже дыхание задержала, наблюдая за тем, как Гленн потянулся к деревам, обломать себе ветку, но и тут Талли просчиталась - не сработало злонамерение. 
Женщина бесновалась, покуда двое соображали, как бы им навет снять да на себя порчу не перенять.
Святоши, сами того не подозревая, сами подсказали ей решение. Ведьма выбрала того, над кем станет кудить - вон тот здоровенный вымесок с мечом в руках. Он, по её разумению, спортил всё веселье. Рыжая уткнулась в землю и зашептала едва ли слышно в сомкнутые ладони. И лишь один посыл был у её бессвязного и глухого бормотания - ярость, пыл, гнев. Вальхва чиркнула себя ногтем по тылу кисти, и волшба свершилась, потянулась с её рук, подобно невидимым, немыслимо удлиняющимся пальцам, что без труда проникли в незащищённую от чар грудь и сдавили сердце латника необъяснимой и неуёмной злобой, жаждой убийства. Вот он застыл, оглушённый, и тут же бросился на своего сотоварища, замахнувшись на него своим полуторником. Но инквизитор как натасканный на магию пёс почуял эманации загодя и дал дёру.
- Увернулся, чужеяд! - От плотно сомкнутых губ ведьмы отлила кровь и тут же заиграла непрошеным румянцем на её щеках. - Хватило бы и одного удара, а тут... - Талли ей-ей поверила, мол Рехтланц связался с какой-то могущественной ведьмой, что и зачаровала его на любого рода проклятие. Крамола никак не шла из её головы, и даже короткая перебранка между Гленном и его спутником не развеселила женщину.
Путники было двинулись дальше, да вот разве их кто отпустит...Талли хватанула стылого воздуха полным ртом и запела.
- И по кругу, что сузился во-трое, - баюкающая, тягучая звуковая линия сплеталась тесно с её дыханием, резонировала, дрожала в воздухе, подобно туго натянутой струне, и создавала гипнотический эффект, заставляя людей и животных, повиноваться её повелению. - Сделай шаг! Только шаг один. - Песня манила в чащу, туда, откуда запросто так не воротишься - заплутаешь. - Сделай шаг по следам чужим. - Она не оставляла зачарованным выбора. - Вслед за тихим голосом. - Дорога уж и скрылась из виду. Талли уводила их всё глубже в лес, крадучись, пригибаясь к земле, дабы не быть замеченной до срока. - Только шаг. - Женщина намеренно придушила голос. - Только…
Вдруг напев оборвался. Талли ощутила на себе чей-то сторонний взгляд, который в какой-то момент стал настолько навязчивым, что ворожить дальше не вышло, а  хотя бы из-за потери концентрации. Ведьма завертела головой, выглядывая неприятеля, и с удивлением обнаружила, что чуть поодаль, в подлеске, стоит лохматый страх, ободранный, с подпаленной шкурой. Стоит и не сводит с неё своих жёлтых разумных глаз.
- Эко мне тебя ещё не доставало. - Ведьма попыталась достучаться до него, образумить, а то и вовсе на святош натравить. Однако, разум пса оказался для неё недоступным, что, понятное дело, обескуражило рыжую. Зверь ощерился и с грозным рычанием  бросился к ней. Талли с перепугу застыла на месте, как была. Очухалась поздно, только и успела черпануть из поясного мешочка щедрую горсть душистых трав, как пёс кинулся на неё, нацелившись к горлу. Ведьма выставила вперёд себя руку, над которой  и сомкнулись безжалостные челюсти - точь в точь капкан с металлическими зубьями, способный раздробить кости, не иначе. Талли ещё не чухнула толком весь каскад болевых ощущений, как её накрыла порывистая  волна жара, тряхнувшая ведьму ощутимо и отхлынувшая, оставляя ломоту во всём теле.
Из страшной рваной раны сочилась, пульсируя, кровь, а собака всё скрежетала зубами, будто целенаправленно пыталась причинить ещё больше страданий. Вальхва пыталась освободиться, сорвав свободной рукою с шеи ритуальный нож и нанося им короткие удары наугад. Та рука, что оказалась плотно зажата в пасти, полностью утратила свою подвижность. Меж ослабевших пальцев рассыпася порошок из едких трав. Пёс, наконец, отпустил её, затряс головой, расчихался, заскулил - кажется, лезвие хоть раз да попало в цель. Ведьма поспешила убраться, сперва пятясь спиною, а после и вовсе припустив бежать, позабыв про инквизитора да свою месть. Рука онемела, пульсировала болью, а пальцы совсем не двигались. Скоро Талли остановила свой бег, прижалась к дереву, отдышаться, да попробовала исцелить себя, как получится. Ей удалось остановить кровь, стянуть сухожилия и приблизить края разорванной плоти. Неуклюже, левой рукою, она драла подол на лоскуты, чтобы прикрыть укус и повесить руку на “косынке”, обездвижив её. 
- Что за колдовская тварь! - Ведьма гадала, кто именно напал на неё. Ясно, что пёс ой как не прост.
- Ну да и пусть пропадёт пропадом...  - Дыхание ведьмы будто восстановилось, но сердце по-прежнему заходилось в бешеном ритме, спотыкалось иной раз и замирало, а после - по новому кругу. 
- Чу, будто бы кто живой шастает! - Как оказалось, Талли совсем не далеко ушла, даже смогла ощутить жизнь в стороне, где на неё напал тать. Не составило труда сообразить, кто именно явился.
- Очухались, голубчики. - Ведьма обозлилась пуще прежнего, то ли по глубокому заблуждению, то ли в порядке бреда обвинила святош сперва в гнусной наблюдательности, потом в подлом везении, а в оконцовке и в коварном нападении неведомой чуды-юды на лесную ведьму. Нет, чтобы продолжить своё бегство, решила, дурная, возвратиться, подкрасться, чтобы отмстить своё поруганное и оплёванное ведьмовское эго. Ей удалось подобраться достаточно близко - не отошли ещё что ли от волшбы.
Талли видела, что  Гленн рыскает по поляне, выискивая следы, вот-вот хватанёт порошка с земли. Неужто не чует резкий, едкий миазм? Ведьма сузила глаза да глянула на него недобро, ещё пару раз прокрутив в голове все свои к нему обвинения. Силы её истощились - много колдовала сегодня. В глотке пересохло, челюсти свело так, что заныли зубы, а голову закружило от чрезмерного напряжения. Да ещё и этот бесов пёс! Едва ли сглаз инквизитора сильно проберёт, но вывернет, глядишь, разок-другой, и то, так ему и надо! Ведьма продолжала прожигать Рехтланца взглядом, когда вновь повторилось тревожное предостерегающее чувство. 
- Помяни демона... - И точно, та самая псина и снова стережёт её, облизывается, гля. Жутко стало Талли, дурно. Она прикинула, буде сумеет проскочить мимо мужиков, пёс не за нею кинется, а на них огрызнётся. Одним махом, как говорится. Прикинула и подалась, прикрикнув для пущей сумятицы, абы демоны! Вот только латник оказался ловчее, маханул ручищей с мечом, и гулко ухнуло у женщины в голове, разом исчезли все звуки, а поле зрения сузилось до одной чёрной точки. 
 

Сообщение отредактировал Талли: 26 Сентябрь 2020 - 21:18



Азазель Странник
Азазель Странник

    Путник


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Раса: Нефилим
Специализация: Воин

Бросая тени на крест

Отправлено 29 Сентябрь 2020 - 18:39


  • 5

- ДЕМООООН!!!
Баба. Рыжая. Оборванная и в крови. Что она делает? Несётся сюда! Зачем? А, какая разница?! Как говорил Мартен: "ударь, размахнись и ещё раз ударь, а потом задавай вопросы... если будет кому". Всё это вспышкой пронеслось в голове Азазеля, а тело уже действовало: наёмник загородил нанимателя собой и, схватив меч за лезвие, с силой ткнул несущуюся на них бабу навершием в лоб. Удар получился будь здоров - звон на весь лес стоял. Рыжуха даже охнуть не успела - рухнула навзничь, сведя глазки в кучу и раскинув руки в стороны. Азазель уж ожидал очередного разноса со стороны инквизитора, но тот почему-то молчал. Бегло оглянувшись, Азазель увидел, как его наниматель прислонился к дереву, а лоб его покрылся испариной, будто у него резко началась лихорадкой. Ещё одна странность за сегодняшний день. Опять колдовство?
Опытным взглядом окинув распростёртую у его ног женщину, нефилим отметил: "платье в крови, правая рука на привязи. Хорошо её потрепали. Вот только кто?" - слишком много неприятных совпадений, чтобы принять эту рыжую за обычную побродяжку. Завёрнутая кругом дорога, проклятый крест, непонятный провал в памяти, манящая песня из леса, святоше вон поплохело, и магией всё кругом пропитано. Будто кто капусты с бобами наелся и пёрнул в людном месте, воняет - а откуда не понятно. Хотя, вот от рыжей тоже душок идёт... И выскочила, как чёрт из табакерки, да ещё и про демонов что-то вопила. Может просто сумасшедшая - тогда вон пускай святоша извиняется. Но кто-то же колдовал, не могла им вся эта чертовщина привидеться, да и с ума по одиночке сходят, это только чумой вместе болеют.
Шум в кустах отвлёк наёмника от мыслей. Встрепенувшись, Странник мгновенно занял боевую стойку, направив меч в сторону предполагаемой угрозы... из кустов на него смотрел чёрный лабрадор с кровью на морде. Взгляд чёрных и льдисто-голубых глаз встретились, Азазель крепче стиснул меч и... пёс исчез в кустах так же резко, как и появился. "Кровь на морде..." - Странник вновь взглянул на рваные раны на правой руке женщины. "Вот кто её порвал... и почему этот пёс кажется мне знакомым?" - тут было над чем подумать. Слишком много чертовщины за один день.
Вот так, в нехитрых размышлениях, Азазель приступил к своему чёрному делу; слышал он, что у ведьмы надо забрать руки, язык, глаза и сердце, чтоб силы её лишить и убить с гарантией, дабы напоследок не прокляла. С руками всё просто - снял с седла верёвку, благо, Мерин рядом крутился, рыжую на живот перевернул, да связал ей руки вместе с ногами тройным узлом. За языком и глазами дело тоже ни стало: "шарф" самодельный с руки сорвал и им же ей глаза завязал, потом от подола её же платья кусок побольше оторвал, скомкал и в рот заместо кляпа. Язык отрезать да глаза выколоть надёжней было бы, да не стоило покуда сильно её калечить - если и не ведьма, то кой-какие ответы всё одно дать сможет. Сердца тоже не тронул - хоть и был соблазн вогнать ей кинжал под ребро, но сдержался. И не потому что ошибиться боялся. Ведьма даже связанная остаётся ведьмой: убить завсегда надёжней будет. Но труп ничего ответить не сможет, а некромантией Азазель сроду не занимался. "Жаль арматида у нас нет. Ну да ладно, так разберёмся", - Азазель с сомнением поглядел на пальцы рыжей. Он в магии мало что понимал, но пожил на свете изрядно и знал, что не каждому колдуну надо заклинание вслух проговаривать. Порой жеста, а то и мысли достаточно. И если с мыслями Азазель ничего сделать не мог, то вот не дать ведьме как-нибудь по хитрому пальцы сложить. И, ни секунды не сомневаясь, нефилим сжал хрупкие, худенькие пальцы рыжухи и с силой рванул их, разом ломая все десять пальцев. Хрусту вторил мучительный стон ведьмы, прочухавшейся от резкой боли в руках. "Вот так. Хрен ты меня теперь в жабу превратишь, поганка", - удовлетворённо подумал Странник. Ведьм, и вообще любых колдунов, он любил даже меньше, чем эльфов, священников, морейцев, сборщиков податей и гитассов вместе взятых. 
- А знатный нынче улов, - заметил негромкий голос за спиной наёмника. "О, оклемался вроде", - подумал нефилим. И, судя по тому, что морали ему читать не стали, инквизитор Рехтланц деваху эту знает и, по ходу, Азазель в своих подозрениях не ошибся:
- Твоя подруга?
- Можно и так сказать, - спокойно кивнул инквизитор. - Вот только что она тут делает?
- Ну, раз твоя подруга, то оно и так понятно: пакостит нам, - Азазель легонько пихнул ведьму сапогом в бок, - больше интересно, что за псина её покусала? И кто ведьму на нас натравил?
- Именно это и не понятно. Откуда она узнала, что мы проедем здесь? Она явно не из тех, кто захотел бы сотрудничать с кем-то.
Азазель презрительно фыркнул - вот с чем-чем, а с этим он был в корне не согласен.
- И ты говоришь это наёмнику, вроде меня? Каждого можно купить... но не всегда деньгами, - Странник повернулся к инквизитору, - она не случайно пакостила именно нам. Можешь всё не рассказывать, но ответь честно: ты пытался её осудить и сжечь? - если, по словам Гленна, он знаком с этой ведьмой, значит вряд ли они были друзьями. Не считая Евы, к "еретикам", к коим и эта рыжая относится, Гленн относился так же, как и все инквизиторы: поймать, пытать, судить, сжечь. 
- До сжигания руки не дошли. Она и тогда имела зуб на служителей Единого, - лаконично ответил Гленн. По факту, подробности таки вызнать следовало... но не здесь и не сейчас. Азазелю страсть как не хотелось оставаться в этом заколдованном месте, а уж тем более дальше держать здесь ведьму. Да и вечер скоро, а до города ехать и ехать. "Значит зуб на святош... и конкретно на нашего тоже. А кто у нас ещё на этого деятеля зубы точит?" - и этот "кто-то", к слову, на всю голову отбит и счёт к дуэту из инквизитора и нефилима у него преизрядный. Выводы напрашивались неутешительные. 
- И не у неё одной, - Азазель многозначительно кивнул в ту сторону, где, как ему казалось, находился Аустенит, - ради мести и с чёртом свяжешься. Ладно, прочухается - её саму и спросим. Давай грузить её что-ли, покуда ещё какая поебень не случилась.
Гленн не возражал. Вслух он, конечно, ничего не сказал - больно чопорный для этого, но Азазелю казалось, что лес этот осточертел инквизитору не меньше, чем наёмнику...

Как говорится: человек предполагает, а Бог располагает. Просто хотеть выбраться из чёртового леса на большак оказалось мало, и Гленн с Азазелем самым банальным образом сбились с пути. К тому же с лошадьми по буеракам особо не поездишь, и через кусты продираться тяжко. Там крюк заложили, здесь в обход пошли, тут тупую клячу пока протащили, у того дерева не туда свернули - вот так и заплутали. Азазель даже думал, что теперь их ещё и леший какой водит, раз уж в лесу их целая ведьма подстерегала, да лабрадор какой-то странный бегает. И откуда вообще эта псина вылезла? Ведьма, знамо дело, супротив них работает, да только не факт, что на того, о ком наёмник подумал - тут только сама рыжая скажет, как пятки ей прижгут и на муравейник голой задницей посадят. А собака? Ведьму порвала, вся рука  в кровище и ранах рваных, кое-как затянутых. Только мало ли что животине в башку стукнуть может? Да и странный какой-то союзник получается... и почему кажется таким знакомым, будто виделись уже где? Только где?
Обо всём этом Азазель думал, когда выбрались таки на большак. Выбрались неудачно - солнце уж за лес заходить стало, золотя верхушки вековых сосен, да к тому же не в том месте, в котором в лес въехали. Умаялись оба здорово и лошадей утомили, Мерину так вообще хуже всех пришлось: мало того, что двухметрового лба в латах на себе тащил, так ещё и ведьму. Да плюс меч, да поклажа в седельных сумках - бедный непарнокопытный притомился так, что переходить с шага хотя бы на лёгкую рысь отказывался категорически, несмотря на все понукания и ругань не менее уставшего и злого хозяина. Копчик за день Азазель отбил изрядно, да и ноги с непривычки затекли, а тут ещё и язва рыжая покоя не давала. Браниться не бранилась - кляп мешал (хотя, не будь кляпа, наверняка крыла бы обоих последними словами), но ёрзала так, что не придерживай Азазель её за шкирку, точно свалилась бы, даже наспех намотанные верёвки не помогли бы. 
Азазель устало посмотрел в спину Гленна, едущего впереди. Солнце давно уж скрылось за деревьями, и на большак пала ночная тень, а в какой стороне город оба горе-следопыта так понять и не смогли. Отбитый об седло копчик неприятно ныл, хотелось жрать и, что уж тут врать, ссать и спать. Непривычный ездить верхом, нефилим умаялся так, что даже не слышал шороха в кустах на обочине дороги, не видел зловещих теней, что мелькали в просветах между деревьев, а седалищный нерв, обычно, чутко реагировавший на опасность, молчал в тряпочку. По хорошему, следовало смириться с неизбежным и заночевать здесь, на большаке, а уже утром искать дорогу - всё одно темень такая, что и на пол-версты ни черта не видно. Но не ночевать же прямо на дороге, вот и приходилось дальше ехать, моля госпожу удачу о хоть какой-нибудь стоянке.
Лагерь решили разбить у небольшой речушки, через которую был перекинут деревянный мосток. Точнее говоря, не решили, а лошади заставили - упрямая скотина отказалась идти на мост. Как Азазель с Гленном ни погоняли Гнедка с Мерином, те, стоило передним копытам шагнуть на мост, резко сдавали назад, кусали удила, да косили на хозяев широко раскрытые от страха глаза. "Лошадь скотина капризная, тупая и пугливая!" - зло думал Азазель, воюя со строптивым скакуном. Но постепенно беспокойство лошадей передалось и ему: что-то тут было нечисто, да и мостов они до этого не боялись. "Поганое местечко какое-то... но не назад же ехать!" - перспектива блуждать ночью по большаку нравилась ему ещё меньше, чем ставить лагерь на полянке у этого странного моста. Но что делать - из двух зол он бы предпочёл сейчас постоялый двор, но хрен его найдёшь в эдакой глуши. С коня он скорее не слез, а рухнул на ноги, пошатнувшись, но не упав. Гленну, видимо, пришло в голову то же самое, потому как он тоже спешился и даже не стал командовать "привал", потому как всё и так было ясно.
Пока стреножили лошадей и швырнули ведьму к корням росшего у поляны ясеня, пока по очереди бегали в кусты облегчать переполненные мочевые пузыри и разжигали костёр, ночь окончательно вступила в свои права. Утомлённый дорогой, Азазель сидел у костра, но вместо того, чтобы перекусить или взяться за лютню, обнажил меч и уставился на мост так, будто от его взгляда он мог сложиться в постоялый двор или трактир. 
- Да уймись ты, говна палата! - недовольно прикрикнул нефилим на мерина, что по прежнему продолжал рвать удила, стремясь отодвинуться подальше от речки, - да что с тобой такое, подлюка? 
- Беснуются... Зверя чуют - ишь как завелись, - оценил инквизитор поведение коней. - Ты костёр поярче разведи.
- Зверя... или нечисть. И отнюдь не нашу рыжуху, - мрачно ответил Странник, подкидывая в костёр ещё хвороста. Ущербная луна показалась из-за туч, осветив небо неясным, тёмно-синим покрывалом с точками звёзд. Бледный лик её отразился в реке и круги пошли по воде близ берега... круги на воде. А речка меленькая, в такой крупной рыбы не водится... и лошади на мост не пошли. Пальцы нащупали рукоять клинка, глухо лязгнуло закрытое забрало,
- Святоша... - прошипел Азазель, не мигающим взглядом глядя на мост. Что-то шевельнулось там, блеснули в тёмном провале под мостом жёлтые глаза. Гленн не слышал Азазеля, не видел, как взбурлила вода и пошла рябь по лунному отражению, не смотрел, как вновь начали испуганно биться стреноженные кони и замычала ведьма под деревом, пытаясь посильнее вжаться в корни - ведомый одними своими мыслями, инквизитор чертил круг вокруг их стоянки, увлечённо что-то бормоча себе под нос.
Нефилим резко вскочил - из чащи раздались стоны, бормотания и голодный хрип. То там, то тут вспыхивали жёлтые огоньки меж деревьев и кустов. Но то были не отсветы костра в ночи или факелы иных заплутавших путников... то был блеск глаз. Голодный, веющий могильным хладом и тленом. Оглянувшись, Азазель увидел, как тёмные, сутулые тени перебегают через дорогу, по которой они приехали к проклятой речке. А потом... потом тени поднялись и из реки. Вода и тина стекали по воняющей мертвечиной телам, по обрывкам крестьянских рубищ, по длинным лапам с кривыми когтями. Вновь могильным пламенем запылали глаза и огонь костра отразился от блестящих зубов. Всё больше огоньков мелькало в чаще слева и справа, а тени на дороге, не скрываясь, сжимали круг.
- Святоша, завязывай! - Азазель покрепче стиснул меч, - им насрать на круг! Быстро сюда! 
Упыри... 10... 15... дохера упырей. И они въехали прямо в их рассадник. Твари взяли их в кольцо и теперь сжимали его, мелькая меж ветвей: им некуда торопиться - добыча сама пришла в их зубы, осталось лишь её взять... а чёртов святоша продолжает держать бесполезный круг. Испорченный церковным воспитанием, он верил, что лишь молитвы и веры хватит, дабы отвадить бестий. Азазель же, веривший лишь в свой меч и не первый десяток лет пыливший по большаку, знал, что уж кому-кому, а голодным упырям что круг, что молитва - всё едино. 
- Да ёб твою мать, - зло выругался нефилим... и тут упыри, как по команде, пошли в атаку.

- Гленн, давай к лошадям! Живо, блядь! - рявкнул Азазель, срываясь с места. Он ещё успел встать так, чтобы грудью прикрыть инквизитора от наваливающихся отродий... но когда первые твари набросились на него, Гленн всё ещё читал бесполезную молитву.
- Руби верёвки, - запоздало крикнул инквизитор.
- Охуеть как вовремя! - огрызнулся Странник, грудью встретив первую партию нападающих. Лунный свет блеснул в лезвии меча, серебряной дугой описавшего полукруг в руках нефилима, и первые капли чёрной крови брызнули на траву, дабы потом хлынуть мерзостным потоком на землю. Чудовищной мощи удар снял головы сразу трёх упырей и три агонизирующих тела рухнули на землю, чуть не сбив нефилима с ног. Упырь врезался ему в живот, скребя когтями по стальной юбке, другой вцепился в наплечник, силясь зубами и руками оторвать его, третий навалился на первого, впился когтями ему в спину, клацая зубами у горла наёмника, пока тот ударом кулака с левой отшвырнул от себя четвёртую бестию. Азазель слышал, как сзади свистел кистень инквизитора, трещали черепа и ржали лошади, но оглянуться назад не мог - орудуя рукоятью и кулаком, он буквально отдирал от себя бестий, ошалевших от запаха свежего мяса. Короткая, яростная схватка обернулась кровавым безобразием: одного упыря он рубанул прямо по усаженной зубами пасти, снеся ему верхнюю половину головы, по нисходящей рассёк другого на две неравных половинки, выпадом снизу вверх проткнул третьего и пинком скинул его с меча точно в распахнутые руки последнего выродка. Несмотря на потерю доброй четверти себя, раненный упырь вновь кинулся в атаку - Азазель снёс ему пол-головы и ударом по нисходящей зарубил другого, что, расплёскивая кровь из сквозной дырки в груди, локтем откинул от себя товарища и полез мстить. Последний выживший урод отпрыгнул назад, подальше от смертоносного клинка. Сзади полыхнул костёр и раздался полный ярости визг - кажется Гленн столкнул одного из упырей в огонь. Ладонь обхватывает липкое от поганой крови лезвие, слева - упырь, справа - упырица, и третий, тот самый недобиток, по центру. Снова напуганно заржали лошади, ржание переросло в хрип и "центровой", растопырив когти, первый бросился в бой. Подавшись спиной вправо, Азазель, крепко держа меч обеими руками, рубанул пролетевшую мимо бестию по загривку. Тело ещё не успело рухнуть, а ударом по нисходящей, Азазель ткнул другого выродка в пасть и... тяжёлая лошадиная туша врезалась в наёмника раньше, чем клинок успел войти в раскрытую пасть. Это Гнедок, искусанный и перепуганный, смог порвать удила и, не разбирая дороги, рванул прочь из бойни. "Ах ты-ж..." - на пару мгновений неба и земля поменялись местами, - "... ебучая..." - тяжёлый удар волной боли распространился по спине, глухо лязгнули доспех, - "... скотина..." - две бестии набросились на упавшего воина. Один, прыгнув наёмнику на грудь, вцепился зубами в забрало, будто пытаясь прогрызть сталь и добраться до лица под ним. Упырица же, корябая сталь доспеха, раскрыла голодную пасть и, капая слюной, нацелилась на... скажем так, самое дорогое, что есть у любого мужчины, ежели он не евнух. Азазель даже выругаться не успел - рефлекторно двинув с левой упыря в скулу, скинув его с себя, и вслепую рубанул мечом, раскроив упырице череп. Не успел нефилим перевернуться со спины на живот, как чёртов недобиток, мстя за удар в морду, снова прыгнул на него. Прижав Азазеля к земле, тварь с торжествующим рыком откинула забрало с лица наёмника. Слюна вперемешку с кровью капала с синих губ ревената на лоб Азазеля, а изо рта бестии в ноздри Азазеля шибануло такой несусветной вонью гнилого мяса, что Странника чуть не вытошнило прямо в морду выродка. Задыхаясь от вони, Азазель врезал тяжёлым навершием в висок выродка. Хрустнули кости, на пальцы плеснуло тёплым и мокрым, упырь рухнул на бок и забился, силясь вновь подняться... перехватив меч в другую руку, Азазель наотмашь рубанул тварь по шее, отделив поганую голову от тела. Едва он поднялся, как новое отродье бросилось на него. Держа меч за лезвие и рукоять, Азазель встретил его ударом гарды по затылку, ревенат приложился мордой об землю и едва он поднял голову, как резкий удар снизу вверх разрубил ему как рыло, так и голову с мозгом. Мерзкая жижа брызнула из раскокошенной черепушки, но Азазель этого уже  не видел - Гленн и вцепившийся в него упырь рухнули в костёр, а позади них бился в агонии Мерин, пока несколько отродий рвали его на куски. Азазель бросился на помощь инквизитору... и не успел. Едва он подлетел к барахтающимся в огне Гленну и упырю, как выродок, оказавшийся под инквизитором, впился ему кривыми зубами в руку. "Блядь!" - успел подумать Азазель вонзая клинок точно промеж пылающих жаждой крови глаз. Пламя лизнуло ему сапоги, нефилим пинком в грудь вышвырнул Гленна из огня и прыгнул вперёд, дабы встать между инквизитором и тремя оставшимися упырями, что, закончив терзать несчастного мерина, медленно приближались к ним. Прыгнуть-то прыгнул, но вот заслонить Гленна уже не успел - ранее кинутый инквизитором в огонь упырь не сдох и, даже объятый пламенем, всё ещё алкал крови и плоти. Горящая тварь вцепилась Азазелю в спину, пытаясь повалить его или вцепиться зубами ему в загривок. Что может быть хуже ревената? Горящий ревенат! Обжигаясь, Азазель ударил тварь локтем в переносицу, но было уже поздно - машинально упырь подставил наёмнику подножку и они вместе рухнули в остатки костра. При этом чёртов выродок оказался сверху. 
Азазель больно приложился копчиком, так ещё и сел прямо на тлеющую головню. Упырь, завывая, как тысячи дьяволов, мёртвой хваткой вцепился в упрямую добычу и заскрежетал зубами об забрало (благо, Азазель машинально закрыл его, иначе точно без лица остался бы). Огонь жёг нефилима даже сквозь шлем, в ноздри бил запах горелой плоти... его плоти! Полуослепший от жара, Азазель перехватил меч за лезвие и ударил упыря в бок. Удар был такой силы, что меч пробил тело ревената навылет и скинул его, пригвоздив к земле. Вскочив больше от горящей головни, впившийся в зад, чем от адреналина, Странник сорвал с пояса осиновый кол и вогнал его точно в поганое сердце трепыхающейся бестии. Избавив меч от трупа, Азазель выскочил из огня и ещё успел увидеть, как Гленн сцепился сразу с несколькими упырями, как на самого нефилима вновь напали. 
Двое упырей, незамеченных ранее в пылу схватки, одновременно бросились на строптивого латника. Азазель ударил с плеча, разрубив одного из выродков надвое. Второй, поднырнув под меч, бросился в ноги нефилима... и отлетел прочь, получив коленом прямо в подбородок. Первый, меж тем, волоча за собой вываливающиеся кишки, вцепился Азазелю в ноги, остервенело грызя поножи. Нефилим, стиснув рукоять обеими руками, обрушил навершие на голову твари. От первого удара череп выродка треснул... вторым Азазель размозжил ему башку, и мерзкая жижа из осколков кости, мозгов и гнили хлынула из расколотой головы. Спихнув труп с себя, нефилим развернулся ко второму упырю. Тот, очнувшись, на четвереньках метнулся нефилиму под ноги, по бульдожьи пытаясь впиться ему в голень... челюсть лязгнула, подобно зубьям капкана, кровь хлынула на взрыхлённую ногами сражающихся землю и обезглавленное тело упыря завалилось на бок - Азазель успел отпрыгнуть и прикончить тварь раньше, чем она вновь атаковала. 
Нефилим поворотился на шум боя - двое упырей навалились на Гленна, пока тот ожесточённо отбивался кистенём. Одна из тварей была уже мертва, но вторая упрямо лезла на инквизитора - пасть чудовища была перепачкана в крови Рехтланца. Азазель, не задумываясь, ткнул бестию в темя - рубить он не стал, боясь задеть Гленна... с стальным лязгом клинок столкнулся с билом кистеня и подлетел вверх, лишь чудом не выскользнув из рук своего хозяина. Упырь, оторвавшись от Гленна, прыгнул назад и поднял на Азазеля заинтересованный взгляд мёртвых глаз - столько мяса он давно не видел... ударом с плеча Странник снёс выродку голову прежде, чем тот очнулся. Кровь хлынула из пробитой шеи, голова ревената упала на грудь Гленна, но Азазеля это уже не волновало. Тяжело дыша, он, опустив дымящийся от крови меч, смотрел на ясень, где они с Рехтланцем оставили связанную ведьму. В корнях дерева сиротливо валялась верёвка... и одежда... ведьма пропала. 

для атмосферы


Сообщение отредактировал Азазель Странник: 29 Сентябрь 2020 - 21:41



Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 29 Сентябрь 2020 - 23:04


  • 6

8 апреля 3057 года IV Эпохи

Где-то в направлении Бирена. Вечер.

    Вечерело.
    Столкновение с ведьмой и отлов её отнял достаточно времени - если сперва Гленн намеревался проехать Бирен и уже после него подумать про ночлег, то сейчас всё больше хотелось хотя бы успеть доехать до города до тех пор, пока окончательно не стемнеет. То, что стража пропустит, инквизитор не сомневался - в конце концов, signum открывает любые двери. А если вдруг какую-то открыть им не удаётся, впору думать, не следует ли её выломать.
    Внезапно дорога, на которую почти без блужданий вышел Гленн, окончилась развилкой. На карте её Рехтланц не помнил, а потому придержал Гнедка, озадаченно осматриваясь. Лошадь не так уж охотно остановилась - что-то её беспокоило. Это что-то обитало по правую руку. Повернувшись, Гленн краем глаза заметил мелькнувшую тень. Будь его правый глаз цел, и хищник был бы замечен, возможно, раньше. Лошади всхрапнули, принялись нервно переступать, но это вполне понятно - волки в этих краях - не редкость. Но едва ли их стоит опасаться - всё-таки слишком много седоков, причём вооружённых. А кто, как не звери, знают запах железа?
    Припомнив карту и оставленные за спиной часы пути, Гленн решительно повернул направо - кажется, именно эта тропа их выведет к Бирену.
    Но время шло, ночь подступала, и ни малейшего признака человеческого жилья не попадалось. Пришлось-таки окончить путь прямо на дороге - глупо метаться в темноте, рискуя или пропустить поворот, или сломать коню ногу, не разглядев что-то. Место выбрали удачное - аккурат около речки, перед деревянным мостом. Поутру, конечно, яснее станет, но в сумерках тот казался крепким, что говорило о регулярном внимании к его состоянию, и, как следствие, о том, что дорога далеко не так безлюдна, как сперва Гленн подумал. Правда, лошади вновь заупрямились - не захотели идти к мосту, но инквизитор вновь отнёс это к близости волков.
    - Да уймись ты, говна палата! - привычно забранился латник, подобным образом встречавший любое неповиновение. - Да что с тобой такое, подлюка?
    - Беснуются... Зверя чуют - ишь как завелись, - проговорил Рехтланц. Подумав, добавил: - Ты костёр поярче разведи.
    - Или нечисть. И отнюдь не нашу рыжуху, - латник был невесел, хотя Гленн склонялся именно к тому, что попросту волчья стая оказалась рядом. Ну какая нежить? Поди её сыщи...
    Темнеет. Восходит полная луна, и яркий отблеск серебра
    Сверкает над ручьем. И жжёт ночную тьму костёр... - донеслось откуда-то. Временами инквизитору казалось, что он может различать глас сущностей не этого мира... Тогда он обычно стремился возносить короткую молитву. Если то глас Ангела, то молитва будет приветствием; если же бес или наваждение вздумал смущать инквизиторскую душу шёпотом своим, то молитва даст сил противостоять да спугнёт нечестивца.
    Вздохнув, Гленн всё-таки внял словам Азазеля и принялся очерчивать стоянку Святым Кругом. Даже если нечисти нет рядом, сие действо покажет, что инквизитор слышит своего помощника, не пренебрегает его опасениями. Считается, подобные жесты повышают доверие и успокаивают. Хотя огонь всякого зверя отпугнёт вернее.
    А за кругом горят огни, они как звезды горячи, и тихо стонет тьма в ответ, но никакой защиты нет....
    И из реки встают они, они как волки голодны, и слышно бормотанье, стон и тихий скрип со всех сторон, - вновь прозвучало где-то.
    Эти слова, кому бы они ни принадлежали, оказались верны. Что-то вокруг изменилось, чуть громче плеснули о берега воды реки. Возле моста привиделось какое-то шевеленье, ворчание. И начали подниматься фигуры, лишь отдалённо напоминающие человеческие. Инквизитор продолжил держать круг. Он знал много молитв и верил в их силу - может ли какой ночной морок одолеть преграду такую?
    - Святоша, завязывай. - Азазель явно готовился к битве. -  Им насрать на круг! Быстро сюда!
    Всё ещё не веря в это, Рехтланц продолжил упрямо произносить слова молитвы... Но только не помогло это. Странные твари окружали стоянку. Гленн не верил, что это действительно упыри - ну откуда им здесь такой толпой взяться?! Ну один, ну два... Но здесь-то их больше пары дюжин точно, если не три! Разум подсказывал, что, вероятно, ведьме надо сказать спасибо - очнулась, морок напустила...
    - Гленн, лошади! Упыри... твою-то мать.
    Среагировать инквизитор не успел - упыри навалились все разом. Вмиг стало ясно, что это никакой не морок. И Круг они, кажется, даже не заметили - слишком сильны оказались. Гленн, осознав это, умолк, и выхватил кистень. С латником они оказались спина к спине, но упырям, кажется, было плевать и на это.
    - Будем прорываться?
    - Давай к лошадям. Живо, блядь!
    Должно быть, на латника напали, если судить по чвакающим звукам разрубаемой плоти.
    - Руби верёвки, - крикнул Гленн Азазелю - лошади со спутанными ногами далеко не убегут. Но сам не рискнул оставлять спину латника без прикрытия. А лошади... Что ж, остаётся надеяться, что страх смерти не даст им просто так умереть. В конце концов, удары копытом сильны...
    К Гленну уже подступило трое. От души размахнувшись, Гленн вмял било освящённого кистеня в череп ближайшего. Упырь улетел в одну сторону, его нижняя челюсть - в другую. Осталось два, один из которых вдруг споткнулся о тело собрата и упал инквизитору под ноги; второй же, воспользовавшись этим, подошёл совсем близко и попытался схватить Рехтланца за руку. Гленн успел вмять ударом каблука башку копошащегося снизу упыря в песок. Места для замаха не осталось, и вцепившегося в руку ударить пришлось древком кистеня, попутно отпихивая в пылающий костёр.
    Новый противник нашёлся до неприятного быстро - вынырнул откуда-то со стороны беснующихся коней. И этого Рехтланц встретил ударом била. В это время кому-то из коней удалось порвать спутывавшие ноги верёвки. Только когда конь промчался сквозь лагерь, топча костёр, Гленн узнал в нём Гнедка и чудом успел увернуться.
    Ведьму, валяющуюся поодаль, не трогали - это инквизитор отметил краем глаза, когда на него вдруг навалился ещё один упырь и схватил за плечи. Мерзотно воняло гнилью. Руку с кистенём было не поднять, и Гленн ударил того по голени, намереваясь столкнуть в костёр. Правда, мёртвые пальцы не разжались, и инквизитор вслед за ходячим трупом рухнул на землю, едва не попав в костёр.
    Мертвяк гореть не хотел, равно как и инквизитор. В борьбе побеждал то Гленн, то упырь. Но вот борьба бросила противников в кострище, разбрасывая угли. Край челюсти обожгло каким-то угольком, но инквизитору не было страшно - правый глаз был потерян уже слишком давно, чтобы опасаться выжечь его. Но треск пламени всё-таки побуждал спасаться хоть как-то. Гленн попытался подмять под себя упыря, но это не особо помогло - хватка оставалась крепкой, пускай сейчас почти весь жар размётанного костра доставался мертвяку. И когда Гленну уже почти удалось освободиться, зубы мертвяка с нечеловеческой силой впились ему в правую руку. Их не остановила даже кольчуга, вминаемая в плоть и оттого причиняющая ещё больше боли.
    Пожалуй, если бы не вовремя подоспевший латник, ударом меча рассёкший голову упыря, бой для инквизитора был бы окончен. Азазель же и вытолкнул из остатков костра пинком - не слишком вежливо, зато быстро и верно. От удара о землю рука взорвалась болью, но глупая плоть не имела права голоса. С недостойной церковника бранью Рехтланц перехватил кистень левой действующей рукой и отвесил щедрый удар по какому-то упырю, оказавшемуся рядом. Противников стало меньше, и в краткий миг передышки Гленн стянул с глаза повязку, чтобы перетянуть ей руку. И пусть от яда это никак не могло спасти, зато отдаляло смерть от кровопотери. Хотя тварей оставалось достаточно... Быть может, на рассвете именно они будут праздновать победу, дожирая тела собратьев, коней, инквизитора, да выковыривая из лат Азазеля.
    Неприятно. Но - вероятно.
    Проблем могла подкинуть и ведьма - её инквизитор никак не мог разглядеть в мешанине потрохов да трупов. То ли померла, то ли сбежала - но не до неё сейчас. Окончив перевязку руки, Гленн замахнулся кистенём на очередного упыря. Хорошо, что кистенём махать - не фехтовать клинком, и справиться можно любой рукой. Разумеется, после некоторых тренировок, потому что без них слишком просто по лбу себе же и заехать. Правда, удар не удался - мертвяк подобрался слишком близко, чтобы бить его в полную силу, да ещё к тому же не один.
    Ближайшего Рехтланц приложил древком, отпихнул второго. Увы, первый не пожелал отпихиваться - мёртвая плоть оказалась физически сильнее живой и наглее. Гленн не успел увернуться, как разлагающиеся руки упыря загребли его за шею и притянули к себе. Гленн не увидел, но почувствовал, как гнилые зубы впиваются ему в правое ухо. Горячая кровь потекла по шее. Полуослеплённый от боли и полузадохнувшийся от смрада, инквизитор локтем попытался отпихнуть вцепившегося мертвяка, попутно ногой отбиваясь от решившего попробовать на вкус сапог упыря. Оторвав кусок уха в качестве трофея, мертвяк всё-таки был отброшен в сторону. А вот пристроивишйся к ноге так просто не сдавался. Рехтланц попытался его приложить кистенём, но это удалось лишь со второй попытки - то ли упырь оказался вёрток, то ли инквизитор потерял уже слишком много сил.
    Воспользовавшись тем, что Гленн отвлёкся на добивание, урвавший трофей мертвяк вновь схватил инквизитора - на этот раз за плечи. Пользуясь инерцией и не особо заботясь о возможном промахе, Рехтланц попытался достать упыря кистенём, рискованно направляя удар себе за голову. Удар, кажется, не удался - било напоролось на что-то. Краем глаза Гленн заметил Азазеля, сумевшего отвлечь внимание мертвяка. Миг, и отсечённая уродливая башка упала на колени инквизитора. Рожа её была измазана инквизиторской кровью. Порванное ухо болело, пульсировало. Это мешало даже думать - не то что что-то ещё делать.
    Вокруг воцарилась тишина.
    Бой был окончен.
    - Уголь. Горячий. Быстро, - отрывисто приказал инквизитор, не оборачиваясь на латника. Тот хотя бы стоял на ногах.
    Голову упыря Гленн небрежно столкнул на землю, но на большее сил не хватило. Хотелось схватиться за раны, сжать их, чтобы хоть как-то унять боль, но он не пошевелился даже - видел, насколько грязны у него руки после боя. Кистень, конечно, не вспарывает, но и чистым после его применения остаться сложно. Хотя... Может ли уже хоть что-то навредить ему?
    - Тебя укусили, - скорее утвердительно, чем вопросительно, сообщил Азазель, но уголь-таки взял и прижёг кровоточащее ухо.
    - А я-то не догадался, - прошипел инквизитор, морщась от боли.
    Азазель что-то неопределённо хмыкнул, осматривая раны инквизитора:
    - Так и знай: если ты упырём станешь, я тебя сожгу и свалю в Турл-Титл, - предупредил он своим обычным безразличным голосом. Отцепив от пояса флягу с алкоголем, он промыл сей благословенной жидкостью рану на руке, затем снял сумку с медицинскими принадлежностями и занялся рукой уже по серьёзному.
    - Сжигай, разрешаю. Меньше бед будет, - вяло усмехнулся Рехтланц.
    Не так давно его кусал вурдалак. Меньше четверти суток Гленн протянул - если бы не помощь отца Бартоломея, то умер бы. Значит, никакой надежды дотянуть до Бризингера. Успеть бы в Бирен... Оставить хоть какое-то послание.
    - Иронично, - хмыкнул Азазель и посмотрел на то место, где раньше валялась пленная ведьма, - курва рыжая. Здорово ты ей, видать, насолил.
    - Я её и пальцем не тронул. Объел закрома немного, а так... - честно ответил инквизитор.
    - Так я и поверил, - покачал головой Азазель.
    Разобравшись с ранами, латник уделил должное и трупам - заново развёл костёр да побросал в него упырей. Воздух пропитался тяжёлой гарью и вонью разложения. Сжигаемые ревенаты пахли намного лучше. Уже не хрипел раненый конь латника - Азазель добил его. Гнедка же и след простыл - впрочем, выживет ли он ещё в лесу?
    Осознание, что конец жизни ближе, чем сперва думалось, инквизитор не впал в истерику. Не было ни рыданий, ни метаний. Зато отчётливо припомнились те дни, когда он только-только лишился глаза - тогда было намного хуже. Сейчас же его охватило лишь усталое безразличие. Говорить не хотелось, и потому инквизитор лишь созерцал огонь, пытаясь хоть так уйти от боли.
    И вот уж полночь наступила, как на дороге появился гость.
    - Я так понимаю... шелать топрой ночи уше постно, - произнесла Ева. О, она отличалась от той нищенки, с которой Гленн беседовал в Аустенните. Лохмотья сменились добротной крепкой одеждой, да и лицо показалось чище.
    - Вот так встреча! - пробормотал инквизитор.
    - Ева? - Азазель, было напрягшийся и подготовившийся к новому мордобою, опустил меч. Не то, чтобы он посчитал это приятным сюрпризом, но это было всё же лучшим, что случилось с ними за ночь: - Какими судьбами?
    - Я почувствовала сапах вампира, - ответила девушка, - но не ошитала увитеть стесь и вас.
    - Вампиров не видел. Ведьма, упыри...
    Ева обошла вокруг, принюхиваясь к воздуху, а затем остановилась, словно гончая уставившись в даль за лесом у реки.
    - Этот сапах пил слишком отчётлив... впрочем, - она нахмурилась, опустила взор на несколько секунд, а затем скользнула взглядом по свежим ранам Гленна, - ви укушены?
    - Да, - коротко ответил инквизитор, не став отрицать очевидное. Не помогли молитвы. Не помогла кольчуга.
    - Укушен, дважды. В ухо и руку. Раны я обработал и прижёг, - вкратце сообщил Азазель, - вампира, значит, почуяла... - латник посмотрел на место, где раньше лежала ведьма, затем перевёл взгляд на верёвку в своих руках, - ясно... то-то я думаю, почему верёвка развязана, а не погрызена. И крови нет.
    Морейка осмотрела Азазеля с ног до головы.
    - Вам, вишу, повесло кута польше, - сказала та и, не меняясь в лице, присела возле обезглавленного тела упыря. Осматривая тело она сказала, - вам нушен антитот, мастер Рехтланс. В противном случае... - она медленно встала, - ...вам не помокут таше молитвы.
    - Знаю. В прошлый раз мне помог отец Бартоломей. Яд вурдалака чуть не добил меня спустя... Хм... Часов шесть после укуса. Так что какое-то время ещё есть. Правда, не уверен, что всё нужное найдётся в лесу. Разве что в Бирене травника найти...
    - Доспехи спасли, - отмахнулся нефилим и задумчиво посмотрел на Гленна... точнее говоря, на прокушенную руку, - а если кровопускание? Знаю, херня, но хоть часть заразы с кровью выведем.
    - Слишком постно. - качнула вбок головой Ева, - это только ослапит. - Она хмуро обвела округу, - то корота слишком талеко... мне нушен селепный корень и крип Несельшельма, чтопи прикотовить селье. Я... моку попитаться найти и то, и трукое. - Девушка нахмурилась, - по крайней мере, то рассвета.
    - Что ж, иного выбора у нас нет, - заметил инквизитор, внешне сохраняя спокойствие и даже изобразив улыбку. - Полагаю, разумнее будет дать вам кое-какие указания. Всё-таки дело не завершено, и в Бризингере ожидают меня.
    - Ясно, - не стал спорить наёмник. Он куда чаще имел дело именно с боевыми ранениями, а не с заражениями, - святоша, давай тебя покуда к дереву привяжем. Мало ли что?
    - Да, это будет разумно. Лишние проблемы ни к чему сейчас, - кивнул инквизитор, и не подумав спорить с латником. Дело слуги Божьего - спасать людей и их души, а не пожирать, пусть и уже не в своём уме. - Только помоги сперва, - он кивком указал на труп лошади. С него Рехтланц намеревался стянуть вальтрап, чтобы сидеть не на голой земле. Всё-таки ночи ещё холодные.
    - Неталеко отсюта я витела хишину. - Спустя какой-то промежуток времени ответила девушка.
    - Хижину? - Азазель уже направился к туше мерина, как слова Евы привлекли его внимание, - а что за хижина?
    - Нечего подвергать людей пустому риску, - качнул головой Гленн.
    - Старая хишина на вершине руплённого холма к северу отсюта. Я не сахотила тута, у меня пили трукие... сели.
    - Святоша, ведьма местная вроде, так? - спросил Азазель, попутно вытаскивая вальтрап из под седла.
    - Не уверен. Раньше мы встречались в другом месте - возможно, обосновалась здесь. Но если она водится с вампирами, я тебе не помощник.
    - Она ещё до нас ранена была. Да и я её крепко приложил, и упыри потоптали. И с утра она не жрамши, да колдовство силу вытянуло. Ежели кровососам нужна так позарез, далеко не потащат, схоронят до утра и подлатают, - будто не слушая инквизитора, наёмник наконец-то вытащил покрывало и направился к Гленну.
    - О ком ви коворите?
    - Всегда полагал, что ревенатам удобнее устраиваться в городах.
    - Да так, была тут одна ведьма.
    - Впрочем... сейчас - это не вашно. Мало времени. Потом раскашите. - Ева посмотрела вглубь леса, глаза её сверкнули в тусклом свете луны, - я не чувствовала шисни в том томе. Пило пи лучше, если пи ви провели слетующие часы в тепле и сухости, отнако - решение са вами.
    - Не чувствовали? Что ж... Хоть какие-то стены в таком месте всяко лучше, чем ничего, - вынужден был согласиться инквизитор. Хотя, пожалуй, ему и здесь было бы неплохо.
    - А чего бы и нет? Всё лучше, чем с мертвяками ночь коротать, - решил Азазель и пошёл снимать с Мерина седельные сумки, - святоша, ты только позади держись. Я первый пойду.
    - Возможно, разумнее пустить вперёд Еву - она знает дорогу. Сзади - тебя, потому как в случае чего успеешь пустить в ход меч раньше, чем если бы повернулся ко мне спиной, - не согласился инквизитор. В итоге так и пошли.
    Гленн редко сталкивался раньше с подобными тварями, почти никогда. Работа инквизиторов предполагает не битвы с нежитью - на это у Церкви есть паладины. Инквизиторам пристало судить людские деяния и души, а не скакать с железкой наперевес... Но миру плевать, кому что пристало. И оправдания никакие здесь не помогут.
    Дорога заняла где-то около часа. Инквизитор шёл вперёд, доверяя больше ушам, чем глазам - темнота стояла такая, что и свет луны не помогал - ельник давал густую тень. Но любая дорога когда-нибудь заканчивается. Закончилась и эта.
    Предложенная Евой хижина казалась давно покинутой всеми. Вросшая в землю крыша сиротливо поросла мхом да жидкой лесной травкой, где-то даже возвышалось юное деревце. Пожалуй, мимо очень легко пройти - столь хорошо годы замаскировали домик в лесу.
    На прощание Ева обратилась к Гленну... А может, и к Азазелю - едва ли инквизитор сможет доверять себе сейчас.
    - Постарайтесь сильно не твикаться и польше пить, но не сасыпать. Слушайте, расковаривайте, но только не сасыпайте, - девушка поправила съехавший на глаза капюшон, - ят упыря - стервятник, который штёт, кокта шертва ослапнет и сакроет класа, чтопи сатем её топить. Та помошет вам... - она осеклась, замерла на полу-слове, будто им подавилась, - ...то встречи.
    - До встречи, Ева, - кивнул инквизитор, позволив себе вполне дружелюбно улыбнуться. Затем, когда вампирша растворилась во тьме лесной, обратился к Азазелю: - Ну что, заходим?


НПС
НПС

    Продвинутый пользователь


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Бросая тени на крест

Отправлено 29 Сентябрь 2020 - 23:15


  • 6

Ева Аш'Мрат

 Девушка напоследок вновь обернулась на хижину, задумчиво проскользила взглядом по косой крыше, заросшей мхом и папоротником. Она не сразу решилась идти вглубь леса. Как та, коя разумела в ремесле лекаря, морейка отлично знала, сколько стоит медлительность. Но ещё она знала, какова цена спешки.
Она втянула воздух, запоминая запах близлежащих земель, а также вспоминая запахи Рехтланца и Азазеля - только нюх помогал ей не потеряться в тёмных зарослях ночного Ундервуда. Ева была врачом, травницей, но не следопытом. Не той, которая чувствовала себя среди хрустких зарослей и холодных разлапистых ветвей, бьющих по лицу, как дома. Лишь проклятие вечного голода давало ей право называться хищником в этом лесу, а не беззащитной гостьей.
Девушка споро забиралась по ветвям ели всё выше и выше, окидывая острым вампирским взором шуршание сизых верхушек сосен, вой ветра в заболоченном доле, крик одинокой птицы. В сырой долине можно отыскать грибы Ниссельшельма - они сейчас были первичной целью, главным ингредиентом, без которого Гленн был обречён на мучительную смерть и не менее скверное посмертие. 
"Почему я помогаю?"
Привычка. Привычка, что давала иллюзию бьющегося сердца, тёплой кожи и оставшихся за пресловутым "вчера" дней, когда она могла беспрепятственно выйти навстречу заре. Когда она была уверена в своей распланированной судьбе и не верила в злое стечение обстоятельств. 
Кажется, Зверь, захвативший её недобитую душу, дал чуточку больше ума?..
Полтора часа пролетели практически незаметно - Ева быстро настигла болот и, ловко перескакивая с кочки на кочку не без помощи длинной палки, она всё же нашла под корягой серый гриб с влажной, чуть покорёженной блестящей шляпкой. Девушка наклонилась и осторожно принюхалась. Улыбнулась краем губ - чутьё её не подвело. Она споро срезала ржавым ножом упругую ножку гриба Нессельшельма.
Не менее быстро она нашла и "букет" крупных с острыми ребристыми краями листьев и осторожно вырвала их, отряхивая от земли яркие красные корешки. 
Ева собирала молодые листья подорожника, отгоняя от себя редкую мошкару (которая не видела в ней добычу), когда почувствовала запах вампира. Привычное беспокойство за жизнь инквизитора, ответственность за слово, данное ныне покойному Бартоломею - всё испарилось. Выронив лист подорожника, морейка медленно обернулась в сторону утробного рычания - и увидела бледное, заросшее рыже-бурыми космами существо с испещерённым морщинами ликом, искажённым в оскале. Тварь отдалённо напоминала человека, мертвеца, если быть точнее, но не внешность заинтересовала Еву, неотрывно следящую за внезапным гостем. Она почувствовала в этом существе добычу. Еду. 
Девушка молча сглотнула слюну и, кажется, вампир услышал это - необременённое разумом лицо медленно сменило гнев на страх, когда морейка зашагала в его сторону. Он заскулил, зарычал и... бросился прочь, сверкая длинными бледными конечностями. Ева, поддавшись инстинкту, бросилась следом, прочно позабыв о своей изначальной цели...


Сообщение отредактировал Зилхар: 03 Октябрь 2020 - 17:16



5bed6ee9fe17.png


Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 01 Октябрь 2020 - 02:39


  • 5
Звенели колокола, возвещая о времени обедни. Верующие люди вереницей суетились в сторону церквей, в то время как безбожники продолжали выполнять свою привычную работу: срезать кошели, продавать рыбу, протирать грязной тряпкой кружки, значительно смачивая её слюной, и многое другое. Впрочем, разделения на боголюбов и бездуховных грешников никогда никто не видел. За исключением визита в церкви. Там кроме верующих конечно же собирались и люди богобоязненные, дрожащие от мысли быть осужденными другими, быть обвиненными в грехе и в конце концов попасть в страшные руки инквизиции, которые мастерски умеют убивать грех, вместе с телом, но спасая душу. Страх перед Единым укреплял веру, которая становилась пандемической. Она двигала людьми так, как возжелал тот, кто был ближе всех к Господу. 
          Несколько дней назад Ливингстоун был у этой церкви, но колокола молчали, как и магический след, что вёл его от самого порога алхимической лавки. Тот оборвался подле её невысокой изгороди: дальше, к великому сожалению инквизитора, ему дороги не было. Несмотря на стойкую, слепую веру, его, казалось, неуязвимое тело подвело его у стен дома божьего. Мучительная слабость отбросила вампира назад, прогоняя прочь. Тогда, уходя всё дальше, он ещё не понимал, что в его вере разошлась первая пугающая трещина. 
          Он вернулся в постоялый двор, вошел в общую с прочими церковниками комнату и опустился на стул, измученный и изможденный. Освальд спал, а Хогг получил срочное поручение отправиться к той церкви и рассмотреть как можно тщательнее её двор и залу. 
          И сейчас, прячась в тени от торговой палатки, Ливингстоун вспоминал тот неприятный вечер. Как наложил на себя руки безбожный демонолог. Как странным образом вспыхнул ярким огнём дом, пожирая грешные тела преступника и, как позже выяснилось, вампира. Как загадочный черный пёс прыгнул в горящее здание, демонстрируя безрассудную верность. Как аптекарь, словно испугавшись пришедшего в алхимическую лавку инквизитора, умчался сломя голову, оставляя за собой подозрение и недоверие. Как пропали принесенные для уничтожения под прессом кости. Как брат Хоггарт ничего не нашёл близ церкви, куда не было пути Ливингстоуну. Сплошные разочарования. 
          - Слава Исайе, мастер инквизитор! - Знакомый голос выдернул того из раздумий. - Как ваше здоровьице? Вы необычайно бледны как-то. Уж не заболели вы, что и в церковь из-за этого не ходили. 
          Ливингстоун встретился взглядом с Робером. Алхимик приветливо улыбался и щурился от бьющих в глаза солнечных лучей. Неаккуратный прохожий задел его плечом и, бессовестно не извинившись, присоединился к веренице людей, идущих из церкви. 
          - Не заболел, спасибо, - ответил Ливингстоун. - Вы наверное меня не заметили.
          - Да нет же. Ваши помощники там были, я же с ними за вас и разговаривал
          Не меняясь в лице, Ливингстоун посмотрел за плечо алхимика на прихожан и прохожих. Многие выглядели устало, прочие старались казаться воодушевленными. 
          - Вы что-то хотели? - Сменил тему неудобного разговора инквизитор. 
          - Ничего. Только справиться о здоровье. Господин Цохер как увидел вас, так сразу предположил нарушение кровообращения. Я то часто бываю невнимателен, а он проблемы со здоровьем чует как вы злостную ересь. Спросил, всё ли в порядке у нашего инквизитора.
          Мимо проходили горожане. Большинство были из церкви, одухотворенные речами на службе. 
          - Всё хорошо, благодарю вас, - по правде Ливингстоун не жаловал, когда обращали внимание на его приобретенную бледность и всегда старался перевести беседу в иное русло. 
          - Вы прямо немногословны, - алхимик Робер казался расстроенным. 
          - Прошу простить, - Ливингстоун подошел ближе и задал следующий вопрос более тихим голосом, чтобы услышать его мог только нежданный собеседник: - В последнее время вы не замечали ничего странного?
          - Что может быть страннее инквизитора, не появляющегося в церкви? - Попытался пошутить тот. 
          Улыбка, которую ожидал алхимик, так и не появилась на бледном лице церковника. 
          - Вероятно только убегающий аптекарь из лавки алхимика, - ответил Ливингстоун. 
          - Вам показалось это таким подозрительным?
          - Показалось
          - Ну, вы можете пойти к моему другу и сами спросить у него об этом, - помявшись, сказал Робер и махнул рукой в сторону: - Его аптека есть тут неподалеку
          - Безусловно. Спасибо за информацию
          Алхимик выкрикнул вслед  пожелания бывать чаще на солнце и свежем воздухе уходящему, казалось, больному инквизитору и вскоре сам отправился по своим делам, напевая весёлую песню, которая крутилась у него в голове всю церковную службу. 
          - И поменьше переживаний, - добавил он, но никто его уже не слышал. 
 
Аптека действительно была недалеко от рыночных рядов. После шумных торговцев и извечно оспаривающих цену покупателей, это место выглядело тихим и уединённым. Над прикрытой дверью висела деревянная потёртая вывеска, на которой сидела грустная ворона и неодобряюще смотрела на Ливингстоуна. Тот топтался у входа и никак не мог зайти внутрь. Словно невидимый барьер не давал ему пройти, занести ногу и переступить порог. 
          Сдавшись, он громко и настойчиво постучал, оглашая о своём присутствии владельца аптеки. 
          Аптекарь вопросительно глянул на посетителя, открыв дверь. 
          Ливингстоун, представившись, тактично показывал всем своим видом, что ожидает приглашения войти внутрь. 
          Аптекарь же, молча отодвинувшись в сторону, всем своим видом показывал, что дорога свободна и преград нет. 
          - Не позволите войти? - Спросил в конце концов Ливингстоун. 
          - Я, кажется, вам не мешаю, - последовал ответ, который показался церковнику дерзким и невежественным. 
          - Я человек культуры, - объяснил Ливингстоун. - Не захожу туда, куда меня не приглашали.
          - Я же вроде бы уже это сделал, -  сказал аптекарь и повторил жест без слов. 
          - Я хотел бы обсудить с вами вечер, - Ливингстоун как ни в чем не бывало начал разговор на пороге под осуждающий взгляд птицы на вывеске, - когда вы были у вашего друга, господина Шарля, алхимика.
          - Да? - Аптекарь ногой пододвинул табурет и сел. 
          Стараясь не замечать вульгарного к своей персоне поведения, инквизитор продолжил:
          - Что случилось в тот вечер? Чем вы были заняты тогда и что вас унесло после моего визита?
          - Я приходил в гости к своему другу и компаньону. Мы часто сотрудничаем с ним, он поставляет мне редкие элементы для лекарств. Почему же ушел - ответ очевиден. Я закончил свои дела и меня ничто не держало там. К тому же пришли вы. А кто я такой, чтобы совать нос в дела инквизиции?
          - А кто вы, - Ливингстоун продолжал неподвижно стоять в дверях. - Вы так и не представились.
          - А, я думал вы уже знаете. Моё имя Рихард Цохер. Аптекарь. Немного лекарь
          - Знаю, - ответил Ливингстоун. - Но просто хотел услышать это от вас лично. Давно вы живёте в Бирене?
          - Последние шесть лет
          - Замечали что-нибудь необычное в это последнее время?
          - Инквизитора, который хочет раздробить кости
          Ливингстоун с едва заметным осуждением посмотрел на аптекаря. 
          - Мне сказал алхимик о цели вашего прихода, - добавил тот. - Славный малый, но немного наивный. И всегда по-детски всему удивляется
          - Дела Инквизиции конфиденциальны, господин Цохер, - с укором заметил церковник. - Помимо этого вам что-то показалось странным? Сейчас многие говорят о пожаре и чёрном псе. Как вы относитесь к этим слухам?
          - Какой-то чёрный пёс бегает по округе, с подпалинами на шерсти. Может это и есть он?
          - Вполне, - инквизитор кивнул. - Давно ли он объявился в этой округе? Когда и где вы его видели в последний раз? 
          - Я его не видел лично
          - От кого вы узнали о нём?
          - О нём говорит весь Бирен
          Ворона пробурчала нечто похожее на человеческую речь и с выразительной ленцой вспорхнула с вывески, которая тут же со скрипом закачалась. Отвлекшись, аптекарь посмотрел вверх, невольно выйдя из разговора на несколько мгновений, коих хватило Ливингстоуну для более детального изучения столь неприятного собеседника. В отличии от жизнерадостного и дружелюбного алхимика аптекарь Рихард Цохер был типом грубым и надменным. По неизвестным причинам по его лицу шли шрамы неглубокими бороздами, словно от тонкого лезвия, и, видимо, Цохер их совершенно не стыдился. Всю беседу он провёл сидя на своём табурете и скрестив руки на груди. И под сползшими рукавами были заметны многочисленные отметины: старая татуировка, залеченный след от укуса, давние шрамы от ожогов и последствия ножевых ранений. Ливингстоун нередко видел подобное у грешников, что решили убить себя сами, чем дождаться кары Единого через ignis perpetuus Святой Инквизиции. Однако следы от ножа на руках Цохера были не вдоль, а поперёк, как если бы кто-то вырезал ему их. Впрочем Ливингстоун решил деликатно не поднимать вопросы о причинах подобных ран. 
          - Я повторю вопрос: от кого о нём узнали именно вы? - В голосе церковника вновь зазвучал острый холод. 
          - О нем говорили стражники возле резиденции епископа и углежог, который регулярно приходит ко мне за мазью от спинной хвори, - ответил аптекарь. 
          - Что-нибудь ещё слышали или может замечали?
          - Нет.
          - Благодарю вас за помощь, господин Цохер. Всего доброго.
          - Господин Брэм, вы как-то бледно выглядите, - с мастерски наигранной заботой сказал он вслед инквизитору. - У меня есть хорошее лекарство, для улучшения кровообращения. Не хотите приобрести?
          Ливингстоун обернулся, посмотрел в глаза аптекарю и ответил:
          - Я бледен с рождения, спасибо вам ещё раз. Но пожалуй я откажусь.
          - А масла из Святого Града? У меня есть кусочки мирты, которую благословил сам понтифик. Говорит, оно прибавляет сил.
          - Вы пытаетесь вывести инквизитора на деньги, господин Цохер?
          - Если у вас нет денег, то я готов их вам подарить, - аптекарь улыбнулся. - Или отдать в рассрочку.
          - Благодарен вам за вашу доброту, но не стоит, - ухмыльнулся оскорблённый церковник. - Будьте здоровы. 
          Сказав это, инквизитор развернулся и пошел прочь.



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 02 Октябрь 2020 - 13:49


  • 6
 
 
Округ Бирен был не самым живописным. Некоторые описали бы его унылым и мрачным. Тёмные леса с вороньём, холодные поля с воткнутыми абы как пугалами. Не просвещенная дикость. 
          Несмотря на светлую спокойную ночь, редкий северный ветер неприятно  дул прохладой, кусты дикой ежевики клонились к земле, а пугало, торчащее из земли, властно осматривало свои владения. Старая, исклеванная шляпа обрамляла соломенную голову, грустно наклонённую набок. На шее свободной петлей вилась верёвка, во многих местах завязанная в крупные узлы. Само соломенное тело было небрежно завернуто в рваную, но подпоясанную рубаху, а с растопыренных в стороны рук свисал разный мусор, что на ветру издавал раздражающие звуки. Впрочем воронам и прочим птицам всё это было нипочём. Они часто садились на бедное пугало и жестоко тревожили его острыми клювами и когтями. Оттого, возможно, у него и присутствовало столь печальное выражение на ненастоящем лице. 
          Ливингстоун, заложив руки за спину, стоял внизу, подле распятого на кресте пугала, и рассматривал его разрисованную физиономию. 
          Драма. Забытый, презираемый и друзьями, и врагами мученик болтается на деревянном кресте, оставленный своими создателями в назидание пернатым нечестивцам. Dimitte, Domine, но какие же схожие обстоятельства. 
          Инквизитор протянул руку и выдернул чёрное перо, что застряло в груди соломенного страдальца. Оно тут же соскочило с раскрытой ладони и, ведомое ветром, воспарило вверх, чтобы в конце концов скрыться среди далеких и острых верхушек деревьев. 
          - Ничего, - подвёл итог Ливингстоун, обращаясь к безмолвному и распятому собеседнику. - Кроме того, что пёс принадлежал безбожнику тому. Зачем же он всё таки вскрыл вампира? Как убил себя? Яд? Магия? Откуда взялся пожар? 
          Пугало молчало, иногда гремя подвешенным мусором, и внимательно смотрело на бледного церковника, что вслух размышлял и делился тягостными вопросами, на которые ответов пока не было. 
          - Однако удалось выяснить почему аптекарь ведёт себя столь дерзко и нагло. Цохер, конечно, мастер своего дела. Вылечил однажды бургомистра и городского старосту, за что и получил репутацию профессионала. Учился он на медика в самом Айронхерте. И оказался здесь. Говорят, поставляет лекарства падшим женщинам в местный бордель. А также местному епископу по имени Гаррен. Есть ли между ними какая связь? Интересно.
          Голова пугала едва заметно наклонилась, создавая впечатление, что оно переживает. 
          - Но пёс… - мысли инквизитора вновь вернулись к событиям того вечера, когда был схвачен с поличным демонолог, но всё пожрал голодный огонь. - Дом грешника совсем недалеко отсюда.
          Место пожара действительно было видно с полей, как и церковь, куда тянулся магический след после пропажи злополучных костей. 
          Поделившись прощальным взглядом с молчаливым мучеником, Ливингстоун решил продолжить поиски. Он вновь осмотрел территорию близ пепелища, прошел по полям дальше, на северо-запад, в сторону церкви и от неё, пытаясь зацепить глазами хоть что-то и не забывая просить Единого о помощи. Вскоре, ближе к утру его внимание привлекли свежие следы, оставленные то ли собакой, то ли волком. Понадеясь, что Господь всё же наставил его на путь, Ливингстоун продолжил поиски в этом направлении. Город отдалялся с каждым шагом инквизитора, и в конце концов его гул окончательно стих. Деревья, чьи остроконечные верхушки раскачивались на ветру, плотно жались друг к другу, и сумрак копился между ними при взгляде дальше в лес. Иной мир, не менее опасный чем тот, откуда прибыл инквизитор, со своими законами, со своими тайнами. 
          Завороженно засмотревшись в, казалось, недра дикого, первобытного мира, Ливингстоун не сразу почуял сладкий ошеломляющий запах. Запах, который он боготворил и одновременно презирал. Он с легкостью сводил с ума и ставил под сомнения самое дорогое из имеющегося - веру. 
          Жажда проснулась и вела за собой вампира, как кукловод виртуозно управляется со своими марионетками. И вела до тех пор, пока Ливингстоун не остановился напротив женского тела. Она была совершенно худа и бессовестно непокрыта, и ничуть не смутившийся инквизитор разглядывал её нагое тело. Лишь некоторые части были скрыты необычайно широкими листьями лопуха. Женщина мирно спала и не подозревала неожиданно появившегося гостя. Гостя опасного и голодного. Её копна рыжих непослушных волос скрывала лицо, и Ливингстоун, к своему сожалению, не мог разглядеть его выражения. По личным причинам ему было важно видеть чувства, к которым обращаются люди перед смертью. 
          Он отчетливо слышал, как стучит сердце в её бледной груди, как оно без устали гоняет горячую кровь, которая вот-вот станет его. Вампир не утолял безобразную жажду уже с около недели и не мог противиться невыносимому зову. Подобно осторожному хищнику на охоте, вампир бесшумно скользнул к жертве, нежно приподнял её за хрупкие острые плечики и вонзил чудовищные клыки в тонкую женскую шею. Сладость и эйфория закружили его в удивительном танце вкуса, о котором проклятый церковник старался забыть. Тщетно. Кровь была теплой, свежей, пьянящей. Каждый глоток был как вдох воздуха для тонущего моряка. Хотелось ещё и ещё. Выпить всё. До последней капли. Осушить бокал до дна. 
          Однако рыжеволосая женщина открыла свои карие глаза. 

Сообщение отредактировал Ливингстоун: 03 Октябрь 2020 - 13:16



Азазель Странник
Азазель Странник

    Путник


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Раса: Нефилим
Специализация: Воин

Бросая тени на крест

Отправлено 03 Октябрь 2020 - 16:25


  • 5
- Берегись чёрного пса, - напутствовал Азазель Еву и первым шагнул к двери. По старой традиции, он перво-наперво постучался:
- Хозяева? Пустите с товарищем переночевать, - чувствовал он себя при этом невероятно глупо, но поверья гласили, что в пустующих жилищах обитает нечисть, и если войти не просясь на ночлег, то к утру от тебя даже косточек не останется. Кто вообще решил, что нечисть беззаконная будет соблюдать законы гостеприимства? А, какая  в принципе разница, попросился на ночлег и попросился, хуже уж точно не будет. Подумав так, Азазель открыл дверь и вошёл в покосившуюся избёнку. Как он и подозревал, избёнка оказалась заброшена: сантиметровый слой пыли; паутина по углам; говном пополам с какой-то кислятиной воняет; слева кровать с одеялами из звериных шкур (тоже пыльных и поеденных молью); почерневший примитивный очаг; травы на верёвке, высохшие настолько, что прикоснись - в пыль рассеются; справа заросший паутиной стеллаж с кучей каких-то банок-склянок и, даже если бы Азазель догадывался, что в этих банках, он всё равно не рискнул бы к ним прикасаться. Озираясь,  нефилим шагнул внутрь, задев плечом трухлявую лесенку, ведущую на чердак. "Ну и гадюшник", - подумал он. Сзади чертыхнулся Гленн - войдя вслед за Странником, инквизитор первым делом... вляпался в дерьмо на полу. "А вонища-то. Тут окошко какое есть? Проветрить бы", - на проблемы Гленна Азазель внимания не обратил, в конце концов, чистить говно с его сапог он не нанимался. В поисках ставен или чего-то подобного, Азазель ещё раз осмотрил тёмное узилище, где им предстояло провести остаток ночи... да так и замер столбом. Стена рядом со стеллажом оказалась вся исписана какими-то непонятными закорючками. Изначально принятые за обычные царапины, при ближайшем рассмотрении закорючки оказались символами на неизвестном Азазелю языке. И нефилим узнал эти символы, точнее говоря не их, а этот резкий, чуть наклонённый влево подчерк. Азазель почувствовал, как спина его покрывается холодными мурашками, а колкость, направленная в сторону Гленна, колом застряла в глотке, вырываясь из плотно сжатых губ полузадушенным сипом, перерастающим в полный первобытной злобой рык. "Он... это ОН!

ФлешбекЖёсткий пол неприятно холодит свежие раны. Тяжёлые цепи сжимают тонкие запястья и худые, костлявые лодыжки. Мальчик в драном рубище, из под коей выглядывают несвежие, пропахшие болью и  кровью, бинты,  лежит на полу в маленьком каменном мешке, куда не проникает солнечный свет. Но полно ли, мальчик ли это? Можно ли вообще назвать человеком живой скелет, обтянутый тонкой, пергаментной кожей? Весь его мир - этот сырой подвал и цепи на руках и ногах. Вся его жизнь - это боль, голод и... ненависть. Он не умеет любить, не умеет думать, не умеет даже толком говорить, но уже умеет ненавидеть. Ненависть даёт силы, она очищает и освобождает, помогает забыть о боли, страхе и голоде... и она же мучает ещё сильнее. Ибо нет страшнее пытки, чем бессильная ненависть, нет невыносимей муки, чем хотеть отомстить - и не мочь отомстить. Но он ненавидит. Сильно, страстно, всей своей измученной, искалеченной душой. 
ОНИ отняли у него жизнь. ОНИ отняли его разум и свободу. ОНИ отняли его крылья... но отобрать ненависть не могут даже ОНИ
Двое разговаривают перед ним. Кто это? Тот бородатый, с огромными кулаками, что называет его "мелкий выродок" и грозит разбить голову молотом?  А может тот шерстнатый, большой и злой? Или тёмный беловолосый, безжалостный и молчаливый, любящий крюки и ножи, с жуткой улыбкой? Не важно, кто эти двое. Как не важно, о чём они говорят. Даже захоти он понимать, о чём ОНИ беседуют - это было бы неважно. Тяжело думать - всё его хрупкое, истощённое тело один стянутый узел горящих огнём нервов. Почти не слышно - свист кнута всё ещё стоит в ушах. Перед глазами темно - боль ослепляет и туманит и без того искалеченный разум. А ОНИ всё говорят и говорят. В открытую, не прячась. Зачем? Их пленник всё равно ничего не сможет сделать или кому-то что-то рассказать.
Удар. Что-то падает перед ним. Мальчик вжимает голову в плечи и закрывает глаза - даже ненависть не может погасить страх. Страх, что ОНИ снова будут мучить его. Страх, что снова будет больно. Секунда... другая... вечность. Не свистит кнут, его не бьют, не режут и даже не пинают. Сердце, замершее от страха, от ожидания неизбежной боли, снова бьётся. Можно открыть глаза.
Такая большая штука. Квадратная, из... слово такое... бум-га... бу-ма... бумага? Один из НИХ называл её... "кни-га". Да, это кни-га. Кажется, в кни-га пишут... слова. Да, слова. Что такое "пишут"? Неважно. В кни-га есть слова. Закорючки на бумага. Перед ним лежит кни-га из бумага. На бумага закорючки. Закорючки - это слова. Кажется так, да. И она лежит перед ним. Большое событие, интересное событие. Что-то кроме боли, голода, ненависти и страха. Любопытство?
Он смотрит в кни-га, вдыхает её запах разбитым носом. Кни-га пахнет... необычно. Не кровью и потом, как он. Не горелым, как то, чем его кормят. Не железом и болью, как крючья, ножи, иглы и кнут. Глаза бегают по бумага, по закорючкам. Он не понимает их, и не может понять. Закорючки резкие, наклонённые влево. Он не понимает, но запоминает. Интересно...
- Вы  не против, если я заберу это у вас, молодой человек? - ОН садится перед мальчиком. Худое, будто высеченное из камня лицо, длинные чёрные волосы и борода с седыми прядями, большой, похожий на вытянутый камень нос, и пронзительно-голубые глаза. Неестественно яркие, кажется, смотрящие прямо в душу, выворачивающие наизнанку разум - глаза колдуна.
Мальчик вновь вжимает головы в плечи и зажмуривается. Хрупкое тельце напрягается, чуть слышно звенят цепи, когда мальчик пытается свернуться калачиком, стать меньше, чем он есть. ОН смотрит на него, ОН может ударить. ОНИ все такие. Все бьют, унижают, мучают. Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
- Хххххх... кхххх... - больше всего на свете мальчик хочет рассказать им о своей ненависти. Хочет, чтобы они знали и поняли её... поняли, что пленив тело, душу они покорить так и не смогли. Но он не может говорить, не умеет -  лишь чуть слышный хрип срывается с худых, бледных губ. 
Понимаю. Ненавидите, - хмыкнул ОН, кивнув головой. — Это нормально... жаль, вы тот, кто вы есть. Иначе я уверен, вы бы нашли с Гектором общий язык. Отдыхайте...
Пленник не понял, что говорил ему носатый с колдовскими глазами. Не мог... и не хотел понимать. Он слышал шуршание, потом шум шагов. Когда маленький нефилим открыл глаза, ИХ в камере уже не было. Кни-га тоже. ОНИ ушли, оставив его наедине с болью, ненавистью и... закорючками.

- Зараза, зря сюда пришли. Чувствую присутствие магии, - голос Рехтланца вырвал Азазеля из омута воспоминаний.
- Магии... - эхом ответил нефилим, пожирая взглядом символы на стене. Это был один из НИХ. Эти резкие, наклонённые влево буквы неизвестного языка... пронзительно-синие колдовские глаза, густые волосы, высеченное из камня лицо, нос картофелиной... ОН, это ОН, один из поганых ублюдков из ублюдочного братства! Колдун обосраный! Мразь, изувер, палач!  Найти! Поймать! Растерзать! Замучить выблядыша так же, как они мучили его. Заставить его ползать в ногах и молить о смерти, захлёбываясь в крови и дерьме. 
Кажется Гленн что-то нашёл в той какашке, в кою так "удачно" вляпался новыми сапогами. Кольцо или ещё какая бирюлька. Какая разница? Один из Братства был здесь, прямо в этой избушке! 
- Гляди-ка, - проговорил инквизитор. - Очередная побрякушка... Фонит магией, - магия, блять. Побрякушки всякие. На хуй и в пизду эти побрякушки со сраной магией! Долбанный святоша не понимает... да и не поймёт! Грубо оттерев его в сторону, Азазель пошёл к стене, на ходу стиснув меч в похолодевших пальцах. Ладонь легла на стену, закрыв собой несколько символов. Из под шлема раздалось глухое, полное самой чёрной злобы рычание:
- Всё это время... так близко... - ненависть душила Азазеля, сводила с ума. Больше всего на свете ему сейчас хотелось разнести эту чёртову избёнку по брёвнышку. Перерыть каждый миллиметр здесь, но найти подсказку, понять, куда ушёл колдун. И найти его. Надо будет - хоть все леса Лавидии выжечь, но загнать ублюдка в угол... загнать и прикончить. 
- Что это? - а инквизитор продолжал бесить наёмника. Желание развернуться и рубануть тугодума по шее становилось практически непреодолимым. И плевать на Батиста, на ведьму, на упырей, на Еву и весь этот сраный мир. Плевать, что любопытный недоумок за его спиной - чёртов, ебать его в сраку, инквизитор. Азазель резко повернул к Гленну голову. Его льдисто-голубые глаза из под забрала обожгли инквизитора такой лютой ненависти, что умей Странник убивать взглядом, от Гленна не осталось бы даже праха. "Успокойся. Даже если он был здесь, сейчас его тут нет. Дом заброшен... и заброшен давно", - сказал ему внутренний голос. И всё же, как ни сильна была его жажда мести, Азазель давно не был тем измученным зверёнышем в каменном мешке, или несдержанным юнцом, впервые взявшим в руки меч. Вдох-выдох... вдох-выдох...
- Какое-то сраное колдовство... или еретическая молитва, - прохрипел он, откинув забрало с шлема. На лицо нефилима вернулось выражение обычного для него холодного безразличия. Лишь вздувшиеся желваки напоминали о бывшей до этого вспышке ярости. 
- Это... Зараза... Нагрянуть бы сюда в другое время, - заметил инквизитор, всматриваясь в каракули. Похоже столь нехарактерное для его спутника поведение, несколько ошарашило даже обычно хладнокровного герра Рехтланца. "Надо быть сдержанней, пока этот умник не сложил в голове два и два", - подумал Азазель.
- Нагрянем, не бойся, лишь бы местечко запомнить. - в глазах наёмника вновь блеснули недобрые огоньки, но он снова контролировал себя. 
- В любом случае, это жильё покинуто достаточно долго. Полагаю, можно смело здесь остановиться на ночь - всё равно Ева прежде всего сюда придёт. И, опять же, хоть какие-то стены, - Азазель инквизитора уже не слушал. Заставив себя отлипнуть от стены, он споро обыскивал жилище в поисках дров для очага, пока Гленн ногой ворошил дерьмо, выковыривая из него колечко и заворачивая находку в тряпочку...

Первым делом Азазель привязал Гленна к кровати. В иное время, он позволил бы себе какую-нибудь циничную и оскорбительную шутку, но только не сейчас. Хотелось верить, что Ева успеет вовремя, но перестраховаться всё же не помешает. Потом, проверив и перепроверив узлы на верёвке, нефилим развёл огонь в очаге, дабы обогреться и обсохнуть после битвы. Не помешало бы почистить и просушить доспехи, но тут работы часа на полтора как минимум, а ночка выдалась бурной и что-то наёмнику подсказывало, что это ещё не конец. Что-ж, придётся потерпеть и как-то дождаться утра, не снимая доспехов. К тому же жрать хотелось неимоверно. Благо, сухпайка у них на двоих щедро было. От еды инквизитор отказался - то ли правда есть не хотел, то ли гордость взыграла и решил голодным помереть, но не позволить кормить себя с ложечки, как малое дитя. Ну, как говорится, хозяин - барин. Потому Азазель сам не без удовольствия утолил голод, после чего сел напротив ложа "нанимателя", спиной к символам на стене. Хоть и взяв себя в руки, он всё одно начинал злиться всякий раз, как глядел на  знакомый подчерк, а желание разнести тут всё к чертям становилось всё непреодолимей. В иное время, он дал бы выход ярости, но сейчас ему как никогда была нужна холодная голова. 
Итак, сев рядом с надёжно связанным инквизитором, нефилим, снял шлем, достал оселок и принялся неспешно точить верный меч. Ева говорила, что Гленну ни в коем случае нельзя засыпать, и лучший способ не дать ему уснуть - развлекать "болящего" беседой. Только вот о чём говорить-то? За время путешествия они с инквизитором почти не общались, порой, могли за день максимум двумя-тремя словами перекинуться. К счастью, Гленн нашёл выход из ситуации:
- Если Ева не успеет, рассчитываю на твоё благоразумие, - заговорил инквизитор.
- Все инквизиторы такие пессимисты, или только ты? - ворчливо буркнул Азазель, - зарублю, будь спокоен. И сожгу.
- Не о том, это-то само собой, чай не простой пахарь, знаешь, что с упырями делать, - раздражённо покачал головой инквизитор. Секунду помолчав, он продолжил:
-  Убьёшь - сними с моей шеи signum да из-под куртки достань свёрток. Там бумаги. Тебе они не пригодятся, а вот Орден вернее от пакости ревенатской избавит если не Империю, то хотя бы Лавидию. Не беги прочь - загляни в Бризингер, дом неподалёку от рынка, на нём приметный флюгер стоит, не промахнёшься. Там меня ожидают, расскажешь им всё. Как-никак я уже заплатил тебе. Попросишь - доплатят ещё. Если же вздумаешь смыться куда подальше, то бумаги просто сожги, инквизиторский шифр ещё никто не научился вскрывать - продать не выйдет. Понял?
Азазель прекратил точить меч и вперил взгляд льдисто-голубых глаз в подгоревшую рожицу Гленна - само собой, если ему придётся прикончить Гленна, он планировал свалить из Лавидии куда подальше. А ещё лучше вообще из Империи... планировал, пока не нашёл этот чёртов дом. Потому вслух Азазель ответил:
- Взять твою сигму... фигигму... короче, крест и свёрток с документами, отнести в Бризингер. Дом с флюгером у рынка, сдать всё туда и рассказать о твоей гибели. Гипотетической, - подчеркнул последнее слово нефилим, - если повезёт, отсыпят грошей. Ясно.
- А если нет, ты с моего трупа всё равно заберёшь кошель, а кольчугу сможешь продать, если будет не лень отмывать её, - равнодушно заметил инквизитор. - Но вообще мастер Лоран никогда не был скуп на вознаграждение за новости.

- Это да, - не стал спорить нефилим. Как и всякий наёмник, он не чурался мародёрства и не скрывал этого, хотя тех же упырей шмонать побрезговал, - с упырями странно всё таки выходит. Многовато для глуши.
- Тракт не из пустых. А тут и ведьма, и упыри, и вампиры. И я не слышал, чтобы пропажи здесь были часты.
- Мост ещё этот... мертвяки оттуда полезли, - Азазель вновь вернулся к заточке клинка, - и одеты все в крестьянскую одежду. Баб ещё хватало, подростки были, - это Странник знал потому, что потом собирал упыриные туши и швырял в костёр, - надо бы узнать у Евы, нет ли тут деревушки неподалёку. И мосток проверить. Но это потом, ежели время будет.
- Сперва уж лучше в город, созвать кого покрепче - кто знает, сколько там этих ещё может оказаться? - спохватившись, инквизитор хлопнул себя ладонью по лбу... мысленно, конечно же, руки-то связаны. - А, вот ещё. В кошеле перстенёк Маркизы. Отдай Еве - тебе ни к чему такие побрякушки.
- Да, я тоже не верю, что всех порубили, - вздохнул Странник, - и не учи учёного. Такая побрякушка никому добра не принесёт, коли не самой Маркизой дана.
- Пока они ещё разберутся. Что, думаешь, Маркиза всем своим людям портретик мой велела намалёванный выслать? К тому же Ева едва ли будет наглеть.
- Всё равно считаю, что лучше прикопать его, - пожал плечами нефилим, - но хозяин-барин. Передам, чего уж там, - Азазель критически осмотрел меч, прислонил его к табуретке и отцепил флягу с пояса, - а хорошую в Аустенните перцовку гонят, - вздохнул он, взбалтывая флягу над ухом, - пол-фляжки на тебя, ирода, извёл.
- У тебя осталось ещё столько же, не прибедняйся, - фыркнул Гленн.
- Мне - что троллю зубочистка, - возразил нефилим, ещё раз взболтал содержимое и сделал большой глоток, - ух, пошло по трубам... - довольно крякнул он.
- Ещё купишь.
- Вместе выпьем. Когда всё это кончится.
- Неужто не побрезгуешь пить с инквизитором?
- С палачом-то не брезговал, - хмыкнул нефилим, - за день до отправки в кабаке столкнулись. Страшный, как чёрт, вся морда горелая. И злющий, как трезвая тёща.
Вообще-то пить с палачом Азазель не планировал - просто в кабаке, куда он завалился с целью хорошенько накатить, других свободных мест не было, а мрачного вида мужику с изуродованным застарелыми ожогами лицом и проплешинами на черепе, надо было больше излить кому-то душу, нежели именно выпить. К тому же, как оказалось, наёмника и палача связывает общая знакомая. Ну и разговорились, само собой.
- Палач-то что? Палач не врывается в дома, не вытягивает признания и не вскрывает души, - голос инквизитора начинал слабеть. Было ли это признаком заразы, медленно пожирающей его изнутри, или банальной усталостью - Азазель не знал и знать не хотел. Но он понимал, что Гленна надо срочно расшевелить. 
- И работы честных людей не лишает, - не удержался от издёвки Азазель, - он же из-за тебя квасил-то.
- В Ордене своих палачей хватает, не дело в дела Церкви абы кого вмешивать, - "Вот ведь крестом по башке стукнутый! Крепко же им там в головы срут."
- А ты не думал, что у него семья? За такое дело, как пресвитер и куча вампиров, ему прилично так золота могли отсыпать. Даже если бы он просто костры запалил. А так простой недельный, считай. Говорил, у дочки день рождения скоро, хотел платье ей прикупить. А теперь что? На ворье много не заработаешь, на дыбу такого сунешь - он через пять минут мать родную заложить готов, - выпалил Странник, даже не надеясь, что Гленн вдруг с ним согласится. Скорее наоборот, именно на его несогласие он и рассчитывал. И Гленн его ожиданий не обманул:
- И он последние деньги пропивает по тавернам. А давай я тебе нарисую другую картину. Допустим, среди церковников затесались другие предатели или просто противники Ордена. Они надавили на Орден, недовольные процессом. Орден выдал им меня - не стоит питать иллюзий, вариант вполне возможен, потому как лишних склок внутренних ещё не хватало. И меня, рискнувшего сжечь пресвитера, бодренько отправляют на костёр. А вместе со мной и помощников - пленивших, получавших показания, поджигавших костёр... И палача бы загрёб, если бы тот отирался. Ну что, как тебе такая картина? Была бы довольна его дочка?
- О, ругается. Значит живой покуда, - довольно ухмыльнулся Азазель, - я уж думал всё, помирать собрался, даром что исповедать не просил.
- Шансы, что Ева успеет, не так высоки, как хотелось бы, да и исповедь я бы скорее твоему мечу прочитал, чем тебе.
- Но они есть. Ты главное пойми, святоша: покуда не сдох - бодайся до последнего. Мне так батя завсегда говорил. И не в надежде тут дело или ещё какой херне в этом роде.
- Человек - живучая сволочь, всегда до последнего цепляется. Но, надеюсь, никакие пустые эмоции не помешают тебе.
- Я наёмник, это моя работа, - "эмоции. Во завернул, хрен долгорясый. Эмоции у психа, что родную жену ножкой от стула забивает."
- Вот и замечательно.
- Ну дык. - Только и развёл руками нефилим. Повисла минутная пауза, пока Азазель соображал, как бы половчее продолжить беседу. Наконец, сообразил - а хочешь знать, кто женой-то палача оказалась? Смеяться будешь.
- И кто же? - без видимого интереса спросил Гленн.
- А помнишь ту медичку, которой я в монастыре помогал? Коротышка чернявая, метра полтора от силы, - хоть палачу и хотелось выговориться, Азазель всё равно умудрился опоить его до полной потери способности ходить. А так как нефилим опять выпил доброй аустеннитской перцовки, то пребывал он в хорошем расположении духа и согласился дотащить собутыльника до дома. Каково же было его удивление, когда дверь ему открыла та самая маленькая докторша Руби. Чтобы медичка, поклявшаяся лечить тела и души людей, да замужем за палачом, человеком, делающим всё с точностью да наоборот?! К тому же страшным, как похмельный чёрт. Но ещё сильнее шаблон у Азазеля треснул, когда из-за юбки доктора Роуз показалась маленькая девочка двух-трёх лет от силы, как две капли воды похожая на медичку. Вот уж действительно: любовь - странная штука, не поддающаяся логике. Короче, Аустенит Азазель покидал в весьма пришибленном состоянии и с таким задумчивым видом, будто он пытался осмыслить все тайны мироздания разом. 
- Ей-то работы хватило небось, - вот уж кого-кого, а Гленна подобный выбор супруга явно не волновал.
- Вот-вот. Только она там на добровольной основе оказалась. Считай, ещё и в минусе осталась - свои лекарства принесла. А они тоже денег стоят, - Азазелю вспомнилось, как он торговался с Руби, когда покупал у неё бинты и зелья. Девушка, благодарная за помощь в монастыре и что мужа до дома дотащил, просила лишь четверть от стоимости. Азазелю, редко встречавшему подобную доброту, подобное было в новинку, но вместо того, чтобы воспользоваться удачей, он всё же уговорил девушку продать ему всё если и не по полной стоимости, то хотя бы за полцены. И это снова была трещина в шаблоне - вот уж не думал, что будет кого-то уговаривать продать ему что-то дороже, чем предлагают. 
- Брат Алмер что-то говорил о возмещении - вроде как с Маркизой хотел переговорить.
- "Говорил" и "сделал" разные вещи. Мне вон тоже один золотые горы обещал. Мне и ещё сотне нашей братии, ежели мы форт тот возьмём. Насилу тогда живой ушёл и без гроша, - Азазель скрипнул зубами: ему, как наёмнику, было неприятно вспоминать собственные поражения. 
- Полагаю, Алмер сдержит слово - ему в Аустените ещё жить.
- Может и сдержит, а может и нет... эх, зря я всё таки ту историю Акакию рассказал. Ославил на весь мир, виршеплёт херов.
- Уже успел что-то сложить? Быстро же вышло.
- Успел, паразит. Хорошая песня на самом-то деле, и с моралью даже. Во, послушай-ка, - само собой, Азазель не забыл прихватить и лютню, чудом не погибшую вместе с мерином. Подкрутив колки, он прокашлялся и, собственно, "порадовал" инквизитора творением небезысвестного Акакия Лопоухого:

- Привыкший сражаться не жнёт и не пашет:
Хватает иных забот.
Налейте наёмникам полные чаши!
Им завтра снова в поход...
Текст песни


- Что-то в этом есть, - кивнул инквизитор, когда Азазель допел. Отложив лютню, Странник смочил горло перцовкой и кивнул:
- Да, есть. Но не заплати он в тот раз за выпивку, я бы ему в глаз дал.
- Не сомневаюсь, - усмехнулся Рехтланц.
- Так что про вампиров я ему хрен что расскажу.
- Да всё равно вызнает. Думаешь, стражники молчать будут?
- Да уж растреплют, как пить дать. Эх, паршиво, лишь бы не наврал особо.
- А разве кто-то верит этим балаболам?
- Балабол не балабол, а простаки завсегда найдутся.
- Да что он там наврать может? Только то, что не две сотни на дюжину шли, а армия на армию. И что город потонул в крови.
- Надо будет, как сызнова в Аустенните окажусь, Оскару с Руби эту хохму рассказать. Что у палачей, что у врачей верное средство от брехни есть - клизма семиведёрная называется. 
- Так ведь смоется прославлять свой труд, не догонят палачи его.
- Если ту шлюху подаустеннитскую искать не пойдёт. Тогда не смоется. Я его знаю, он баб любит больше, чем я выпивку.
- Другую найдёт. Их хватает вокруг подобных личностей.
- Возможно, - пожал нефилим плечами, - но скорее проблем на жопу найдёт. В этом он мастер.
- Из своих бы выпутаться, а уж после кому угодно помогай.
- Я не собираюсь ему помогать, - покачал головой Азазель, - один раз уже впрягся за этого уникума. Нет уж, спасибо, второго не надо, - и это была ещё одна история, что Азазель не любил вспоминать. Тогда всё закончилось пятью трупами и месяцем в тюрьме. Спасибо хоть до эшафота дело не дошло.
- От иных проблем действительно больше, чем пользы.
- Тебе ли не знать, - фыркнул наёмник...

Так они несколько часов и провели в пустопорожней болтовне. Азазель, обычно, за неделю говорил меньше, чем только за эту ночь, а уж столько петь ему тем более не доводилось. В попытках растормошить Гленна, он перескакивал с одной темы на другую, травил байки из своей наёмной жизни, рассказывал всем по сто раз известные истории про обосравшегося рыцаря; про пьяного попа и его слабую на передок жёнушку; про алебардиста, коему оторванный член пришили, а член потом работал; о том, где и как он срал, жрал, убивал, баб драл, бухал; про других наёмников; про дальний и ближний фронтир... да много о чём трепался. Даже про символы на стене забыть успел. Гленн всё неохотней поддерживал беседу, он слабел, его колотили жар и озноб. Азазель сделал инквизитору холодный компресс и раз за разом протягивал ковшик с водой. О том, что инквизитор утром ОЧЕНЬ сильно захочет в туалет, нефилим даже на задумывался: если Ева успеет, он, так и быть, сводит Гленна в кустики. Если же нет... ну, переполненный мочевой пузырь станет меньшей из проблем герра Рехтланца. 
- Побереги воду, - прохрипел инквизитор, с неохотой отворачиваясь от ковшика после нескольких жадных глотков. Кивнув, нефилим отложил ковшик и в который раз потянулся к лютне...
- А вот послушай-ка эту. Её одна маркитантка часто пела. Дюже жалостливая, душу прямо на части рвёт.
Путь пальцем проложили
Средь шрамов ран суровых
Чтоб наши скрыть пути, 
Судьбе наперекор... 


И вот, наступил рассвет. Ева так и не пришла. Азазель, перебирая струны лютни, смотрел, как медленно светлеет небо за окном, и пел охрипшим голосом:
- ...И до последнего солдата идиотский твой полк
Стоял в заслоне и остался в снегу.
И о славе с златом ты помышлять не моги:
Всего награды - только знать наперёд,
Что по весне споткнётся кто-то о твои сапоги
И изрубленный твой штандарт подберёт...
Отвернувшись от окна, Странник увидел... что Гленн уснул. Грудь инквизитора мерно вздымалась, а обожённое лицо приобрело спокойное, одухотворённое выражение спящего. "Ну бля", - с сомнением посмотрев на меч. Азазель отложил лютню и встал со стула:
- ПОДЪЁМ, НАХУЙ! - рявкнул он, отвесив инквизитору звучную оплеуху. Сон с Рехтланца как рукой сняло:
- Зар-р-раза...
- Всегда пожалуйста, - облегчённо выдохнул Азазель, - уж солнце за окном, а Евы нет и нет, - срифмовал нефилим, глядя на светлеющее небо.
- Значит, не успеет, - спокойно заметил инквизитор. Выглядел он преотвратно: язык еле ворочался, лихорадка бросала то в жар, то в холод. Надежда на то, что Ева успеет, угасала с каждым вздохом. Но Азазель видел, что Гленн пытается бодриться, хотя бы внешне.
- Значит тебе пиздец, - развёл руками нефилим и многозначительно кивнул на меч, - стоит ли мне?
- Солнце ещё не встало, лес даёт достаточно тени. Добить всегда успеешь... - ответил Гленн, убеждая скорее себя, нежели двухметровую няньку. Молча кивнув, Азазель против воли снова посмотрел на символы. "Вот же-ж погань..." - скрипнув зубами, нефилим крепко задумался. Почему-то из головы не шло найденное инквизитором кольцо:
- Что ты там, кстати, за колечко нашёл?
- А чёрт знает. Магией фонило - решил не бросать. Хотя, пожалуй, вернее его мечом твоим приложить.
Азазель не стал напоминать Гленну, что колдовское кольцо - это ему не осквернённый сельской ведьмой деревянный крест. Такие кольца мечом не разрубишь:
- Ну-ка, дай глянуть, - что-то было эдакое в этом кольце. Но вот что? Может, зацепка? 
- В правом кармане... - послушно сообщил Гленн. Кажется, сил на споры у него уже не осталось. Порывшись в кармане, Азазель извлёк свёрток, от коего всё ещё пасло собачьим дерьмом. Развернув платок, он достал кольцо, зыркнул в сторону символов и в который раз в глазах его вспыхнула ненависть.
- И правда фонит...
"Надень кольцоооо... надень кольцоооо" - вдруг услышал он в голове чей-то замогильный шёпот.
- А... чёрт! - от неожиданности, нефилим выронил кольцо и, помотав головой, уставился на Гленна с недоумённым видом:
- Ты ничего не слышал? 
- Когда подбирал. Говорю же, мечом.
- Дьявол, куда оно упало?... - в поисках кольца, Азазель полез под кровать. Увидев, как что-то блестит в пыли, он потянул руку, - а, нашёл! - вновь подобрав колечко, Азазель серьёзно посмотрел на Гленна, - те символы на стене. Мне знаком подчерк...
И тут раздался стук в дверь...
 

Сообщение отредактировал Азазель Странник: 03 Октябрь 2020 - 16:28



Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 09 Октябрь 2020 - 16:46


  • 7

9 апреля 3057 года IV Эпохи

Где-то в направлении Бирена. Раннее утро.

 
    Грязный потолок из кривых досок. По углам лохмы паутины, отсатки когда-то кем-то заготавливаемых трав в пучках. Дрожащий свет от очага высвечивал всё это и складывал тени в причудливые узоры. Их пляска вкупе с голосом болтающего сразу обо всём латника вгоняли инквизитора в малопонятный транс. Рехтланц чувствовал себя преотвратно - упыриный яд оказался ему не по плечу, и надежд на то, что Ева поможет, практически не было. Что можно найти в лесу средь ночи? К тому же морейка привыкла к совсем иным травам - не все из них растут в холодных лавидийских лесах.
    С большей охотой Рехтланц бы остался у моста, пусть и всё так же связанный. Под открытым небом, загораживаемым лишь ветвями деревьев - всё лучше, чем потолок. И в тишине - голос Азазеля сливался в один неразборчивый гул, надоедливый и раздражающий. Но разве его бы кто оставил там? К тому же тогда бы пришлось подвергать и самого латника опасности - где нашлось одно стадо упырей, вполне может попасться и другое. А лишать себя пускай и малейшего, но шанса на спасение, всё-таки глупо.
    Конечно, на то, оборвётся сегодня одна инквизиторская жизнь или нет, воля Господа. Однако Он никогда не почитал бездействие благом. Он дал жизнь, дал выбор, как её использовать и как окончить. И распоряжение ею есть обязанность живущего, потому как Господь желает видеть не марионеток послушных, но мыслящих соратников, тех, кто готов нести слово Его и в нужный момент поддержать силою своей веры, своей души. Он может советовать, направлять, но никак не принимать решения за живущего - иначе какой толк в дарованной свободе воли? Потому правильно пытаться выжить, бороться...
    Вот только если сил нет, приходится перекладывать это на другие плечи. Кто может сказать, окажется сия ноша посильна другим? И не задавит ли их чувство вины, если ноша чужая не по плечу?
    Время тянулось мучительно долго. Не раз Рехтланц едва не проваливался в сон, и с каждым мигом балансировать на этой невероятно тонкой грани становилось всё труднее. Один раз он уже сорвался, и если бы не помощь латника, пришлось бы худо. В разговоры инквизитор не вникал особо, хотя, кажется, что-то отвечал, о чём-то рассуждал.
    Возможно, то была даже не грань, а пик - не раз проскальзывала мысль, что все мучения можно оборвать быстро. Скажи латнику слово, и он, уже будто бы охрипший от долгой болтовни, не побоится замарать руки инквизиторской кровью. Это не окажется малодушием и трусостью - если взглянуть трезво, подобный шаг решит многие трудности. С другой стороны, создаст их не меньше и будет несколько безответственно по отношению к тем, кто пытается помочь.
    Пелену апатии прервал стук в дверь - долгожданный, но при этом настораживающий.
    - Кого ещё принесло... Не открывай сразу дверь.
    Впрочем, едва ли Азазель нуждался в особых указаниях. Подойдя к двери, латник попытался понять, кого же всё-таки в эти ранние часы занесло к хижине. То ли увиденное емуне понравилось, то ли обзор открывался не очень хороший, но инквизитор услышал:
    - Вы кто такие? Я вас не звал. Идите нахуй!
    Подобные слова зародили в нём лёгкое беспокойство - латник говорил о гостях во множественном числе, что не могло не насторожить. Успокаивало лишь то, что магии от гостей будто бы не исходило... Впрочем, Гленн мог и обмануться.
    За дверью слышится тихий тяжёлый вздох.
    - Коспотин Асасель? Это я, Ева.
    Только после этих слов латник решился приоткрыть дверь. Сам бы Гленн наверняка ещё помучал ночного гостя - жива была память о том, как в вампирском гнезде кто-то из ревенатов мастерски притворился отцом Бартоломеем, примерив на себя и облик, и голос. Но Азазеля тогда в том крошечно отряде не было, и едва ли он представлял, сколь велики возможности ревенатов.
    - Что-то ты долго. Всё достала?
    - Та, поставьте воту, - ответила девушка, но порог, если судить по скрипу рассохшихся половиц, не перешла. Гленн не мог видеть вампиршу - спина латника перекрывала весь обзор.
    - Заходи, - сообразил Азазель и отошёл в сторонку, пропуская Еву в дом. Сверкнул в свете очага обнажённый меч - латник был не так доверчив.
    Приняв приглашение, Ева зашла в избу. Только сейчас Гленн заметил, что у неё багровеет относительно свежая рана на предплечье. Инквизитор в другое время задался бы вопросом, с кем же могла неполадить вампирша в диком лесу, но сейчас ему было абсолютно всё равно.
    - Поставьте креться воту, а я пока прикотовлю инкритиенты и поменяю повяски, - тем временем продолжила руководить Ева. Она подошла к постели инквизитора, ища взглядом воду.
    - Бурная ночка, да? - Азазель перелил воду из фляги в походный котелок и поставил его на очаг.
    Ева нахмурилась, но лишь кивнула.
    - Мошно скасать и так, - ответила она, умывая ладони слабым раствором спирта. Она с интересом посмотрела на стеллаж с пыльными принадлежностями, но никак не прокомментировала, вывалив на стол рядом несколько корешков цвета крови и страшненький серый гриб с толстой ножкой. Через плечо обратилась к инквизитору, не отвлекаясь от промывки найденного добра.
    - Мастер Рехтланс?
    - Да? - с едва заметно задержкой отозвался инквизитор.
    - Расскашите о ветьме, с которой ви встретились? - девушка достала нож и начала шинковать гриб.
    Однако заместо начала рассказа инквизитор обернулся к латнику. Тот снова заинтересовался кольцом. Чувствуя, что добра от этого ждать не следует, окликнул его:
    - Азазель, брось гадость! - и, обращаясь уже к вампирше, добавил: - Ева, прежде, чем говорить, проверьте, что мы нашли здесь. Это какое-то кольцо.
    - Как только сакончу с этим, - ответила морейка, кивнув на гриб, который она раздавила почти до состояния кашицы и очищенный от земли корень.
    Рехтланц расставил бы приоритеты иначе, однако сейчас решал не он. Потому перебарывая дурноту, заговорил.
    - Лет пять... Нет, шесть назад довелось с ведьмой столкнуться. Она промышляла убийствами исариан в Тёмном лесу близ Аустенита. Я её выследил. Когда пришли те, кто должен был её схватить, ведьма сбежала. Вот, собственно, и всё.
    Кратко, по сути и понятно. Не было никакого желания знакомить спутников со всей историей, к тому же ухудшающееся самочувствие требовало тишины и покоя, а не бодрствования и бесед.
    - Сейчас тоже странно как-то слиняла. Как мы от упырей отбились, гляжу - одёжа её на земле валяется и верёвка рядом. Верёвка не погрызена, и крови тоже нет, - добавил Азазель.
    Ева на миг замерла. Нож в её руках замер, но лишь на мгновение.
    - Вот так совпатение...
    Вскоре послышалось бульканье закипающей воды. Ева сбросила туда грибную кашицу и пару очищенных и разрезанных вдоль целебных корней, после чего подошла к Гленну, провела ладонью по взмокшему лбу.
    - Кокта началась лихоратка?
    - Часа три назад, - вместо Гленна ответит Азазель, - бросало то в жар, то в холод. Пил жадно, в бред не впадал.
    Инквизитору казалось, что его мучения длятся уже вечность. В таком состоянии порой начинаешь сомневаться, а было ли когда-то иначе, лучше, легче? Весь мир сузился лишь до этой хижины, а история потеряла всякое значение.
    Инквизитор равнодушно вытерпел все попытки Евы облегчить его состояние - смену компресса, обтирание какой-то мокрой тряпкой лица и шеи. Также вампирша освободила его от пут. Гленн видел это, но почти не ощущал.
    - Коспотин Асасель, путьте топри, перемешайте отвар.
    - Без проблем, - кивнул латник, послушно выполнив порученную задачу, - ты там что-то про совпадения говорила. Тоже на рыжуху напоролась?
    - Нет, - ответила девушка, положив влажную тряпку на инквизиторский лоб и уже занявшись осмотром ран. - Это не коснулось меня. Утивительно, как тесен мир...
    Усталость наваливалась постепенно. Сперва приглушились голоса, как-то поплыли. После закрылись глаза, хотя сознание ещё бодрствовало и выхватывало какие-то обрывки происходящего. Огнём обжигало усечённое ухо, противно ныла прокушенная рука. Нудная, тягучая боль, которая не бодрит, но хитро, вкрадчиво утягивает в забытие.
     - Мастер Рехтланс, как ви смеете! - краем сознания Гленн уловил возмущения Евы.
    Он хотел было переспросить, отчего она недовольна, убедить, что не спит, но слишком тесно переплелись нити подошедшего сна с восприятием реальности.
    Звонкая пощёчина, которую инквизитор едва ощутил, ненадолго вырвала его из той паутины. Щёку саднило, а ухо отозвалось новой болью из-за треснувшей корки.
    Вымученно приоткрыв глаз, Рехтланц на миг замер, дыхание перехватило. Он увидел, что над ним нависают упыриные хари - уродливые, разлагающиеся, ехидно скалящие свои гнилые зубы. Зловеще играли отсветы пламени на их лицах. Сил что-то предпринимать не осталось, и потому Гленн мог лишь наблюдать за тем, как нежить подбирается - неторопливо, играючи. Как готовы наброситься, как напрягаются на них жилы за миг до рывка...
    Наваждение спало. Благодаря боли, что порвала этот морок.
    Сильно зажмурившись, Рехтланц глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
    Не появиться здесь упырям пока что. Не пройти мимо латника, не пройти мимо вампирши. Не безопасность, но хоть какое-то спокойствие.
    - Долго твоей бадяге вариться ещё? А то он с минуты на минуту окочурится, - недовольно проворчал Азазель.
    - Полчаса, - глухо отозвалась морейка, меняя компресс. Она задумчиво взялась ладонь инквизитора в свою, которая, как ни странно, даже была немного теплее. - Мастер Рехтланс, ви меня слышите?
    Гленн слышал, но не отвечал - смотрел на вампиршу в ожидании дальнейших слов. Ева поджала губы в нерешительности, хмурилась - ей, видимо, было не по душе её собственное решение, но затем, всё же заговорила:
    - Я скажу первую строку, а ви протолшите, - она не отпустила руку, глядя в глаза, - молитесь. Вместе со мной.
    - Слышу. Говорите, - выдохнул инквизитор.
    Зайди кто в хижину, то зрелище бы застал прелюбопытнейшее. Когда ещё такое случается, что возле постели пусть медленно, но умирающего инквизитора сидит ревенат и предлагает молиться вместе? Но в силу своего состояния Рехтланц даже не задумался об абсурдности данной ситуации.
    - Ева, не делай глупостей, - тяжёлая ладонь латника легла на плечо вампирши, - давай-ка лучше я. А ты следи за очагом. И уши прикрой.
    - В том, что я пришла так постно, лишь моя вина, - мотнула головой морейка, - я... впрочем, не вашно. Не сейчас. - Она скрипнула зубами, вздохнула и хрипло начала свою молитву, - Dier Got...
    - Dier Got! Ill dio noman der Liebo.., - начал повторять за ней инквизитор.
    Знакомые звуки на миг сорвали пелену подступающего бреда. Звуки сливались в слова, слова - в предложения, предложения - в молитву.
    -... Nonen liche mich der perso.
    На миг прояснившийся разум сам уже подсказывал, что должно прозвучать дальше.
    -... Ill dio noman der Potento...
    - Да твою мать! - Азазель резко схватил Еву за шкирку и встряхнул, как нашкодившего котёнка, - засунь свою вину себе знаешь куда? Быстро к котлу! Толку не будет, если и тебя херанёт.
    -... Rinfork mich for erco end capeddo...
    Краем сознания инквизитор отметил, как латник выразился - "и тебя". Однако молитва служила спасительной ниточкой с реальностью. Инквизитор не решился её упускать, и потому отодвинул лишние мысли на будущее, если ему суждено наступить.
    -... Cos a men...
    - Что ви хотите телать? - откликнулась на поступок латника вампирша.
    - Молиться, мать его. А ты доделывай варево. Двинься-ка.
    - Ich conne der Die Goth – der Unic Einen Pottentigento... Er segne, ist barmherze e miseri potentigento con dene, die an nell Isaya, - без всяких подсказок со стороны продолжил инквизитор.
    Строки молитвослова давным-давно уже въелись в память.
    - Да-да, аве Исайя и все дела, - навязчиво толкая Еву в спину, Азазель занял её место, - святоша, как там дальше-то было?
    - Sia Isaya Pottentigento, Diе Gott der mono Sklavenno et Pottentigento. Grosse et Die Goth!
    Разум уже очистился достаточно, чтобы взывать к Единому не случайно всплывшей в памяти молитвой, но обдуманной. Рехтланц чувствовал, что мыслит уже намного легче, а боль отступает. Разум говорил, что это может быть предвестником смерти.
    Не успели.
    Но Рехтланц не хотел, чтобы после смерти его бренное тело восстало в виде упыря или ему подобной нежити...
    Так может, молитву упокоения? Последнее, что ещё можно сделать.
    Должно быть, последние мысли Рехтланц в полубреду озвучил, потому как Азазель тут же взвинтился:
    - Ты чё несёшь, какое, на хрен, упокоение? - прорычал латник, схватил Гленна за щёки и уставился ему в глаза, - если не хочешь, чтобы моя рожа была последним, что ты увидишь, давай-ка за здравие. Я знаю, у вас, долгорясых, и такая есть.
    Или не последнее.
    Воспользовавшись тем, что латник навис над ним, Гленн попытался похитить у того найденное кольцо, однако ничего не вышло. Ослабленные ранами пальцы подвели. Кольцо выпало и покатилось по полу.
    - Не трогай его, - хрипло заметил инквизитор.
    Он подозревал, что добра от кольца быть не может. Это было не предсмертное откровение и не предвидение - всего лишь опыт. Однако латник и не думал о кольце - кажется, даже не заметил пропажи.
    - Я тебя сейчас так трону... - огрызнулся Азазель. - Чего остановился? А ну: деус вульт, нон нобис чего-то-там. Продолжай.
    За подобное отношение к молитвам в иной раз латник получил бы выговор, но пока что у него сие сошло с рук.
    -... Dei Got, un fedde end hofsperro a frall Tuore...
    Слова молитвы упокоения всплыли в памяти сразу. Не то чтобы её доводилось применять особо часто, однако она была необходима, и не знать её - очень большой риск.
    -... Dimtter peccatto end verbrare a falsiterro,
schwache, verlasso talie liberre eius end non liberro,
aufergentor eius un tuare Sanktare a Tuore...
    Рехтланц моргнул, и внезапно осознал, что сильно ошибся. Не латник сидел перед ним, нет. Маркиза собственной персоной! И как её можно было с кем-то спутать? Непростительная ошибка для инквизитора.
    -... Un der schaftto aeturne Tuore beneff...
    Но маркиза весьма великодушна. Несомненно, она видит, в каком состоянии сейчас инквизитор, и потому позволит ему дочитать молитву.
    -... Poi Tu der Auffergento end der venture...
    Что же забыла Маркиза здесь? Почему явилась? Уж явно не из любви к служителям Единого.
    -... Un resto frall der Dei Got Tuore...
    Быть может, она должна что-то сказать? Раскаяться в собственных прегрешениях? Но нет, ведь Гленн - не её духовник, и никаких претензий не предъявлял. Так может, кто-то из помогавших допрашивать пресвитера паладинов проболтался, и теперь Маркиза желает избавиться от того, кто слишком много знает о её делишках грязных, недостойных наместницы?
    -... Un Tu wirro Gljrren sendem,
con der anfanlosse Tuore Pater end Sanktare der Geisto,
ora end fei, end seco secono...
    Или же она просто хочет забрать кольцо? Вернее, перстень. С печаткой. Негоже оставлять такие ценные вещи на трупе...
    -... Cos a men!..
    - Аминь, ёб твою мать!, - шумно выдохнула Маркиза, устало откинувшись на стуле, - дай-ка... минутку отдышаться. И по новой.
    - Леди Люсия... де Вилен... Не ожидал...
    Рехтланц полагал, что Маркиза сможет услышать в этих словах всё то, что он намеревался высказать - удивление от встречи, полагающуюся по чину почтительность, некую благодарность за помощь - отстранённую, чтобы не дать зародиться и мысли, что Орден будет послушен её воле.
    - Оттышаться... - донеслось где-то.
    - Леди кто? - Маркиза удивлённо выгнула бровь, - Ева... дьявольщина. Так, лежи и не помирай, - недовольно бросила Маркиза и куда-то скрылась - сил повернуть голову не было, - от чёрт, говорил же, что это плохая идея.
    Рехтланц понял свою ошибку. Наместница Лавидии страсть как не любит, когда к ней обращаются по имени.
    - Только перстень... с печаткой... не верну вам...
    - Не меня, котёл... снимите. Отвар толшен остыть, - продолжал шуметь кто-то рядом.
    Слуги Маркизы? Должно быть.
    - Он всё должен выпить?
    - Тостаточно путет половины. Черес часов... пять... остальное.
    Маркиза не удостоила Рехтланца ответом, и потому инквизитор решил, что пока дышит, может произнести ещё одну молитву. Вернее, повторить уже сказанную.
    -... Dei Got, un fedde end hofsperro a frall Tuore...
    - Так, святоша, заткнись-ка. Пора лечить тебя, - приблизилась вновь Маркиза. В руках у неё что-то было. - Ложечку за Исайю... а это за маму... а это за папу... а это за малыша Джонни... а это за Чеда Мошонку... а это за Трёхпалого Боно... а это за Сильвера Окорока... а это за Билли Чёрного Пса... а это потому что ты лечиться не хочешь... так, пей спокойно, а то ложкой стукну.
    "Яд?!" - пронеслось в мыслях. Инквизитор запоздало стиснул зубы. Даже если не яд, то существуют зелья, от которых развязывается язык. Рехтланц не имел права предавать Орден, выбалтывая его тайны.
    - Ну, четвертинка есть. Открой рот, по хорошему прошу, - потребовала Маркиза.
    Инквизитор не подчинился, хотя и сам прекрасно знал, как бывает по-плохому. Сам не раз применял на практике. Но не стала Маркиза дробить зубы или заталкивать в рот воронку - лишь стукнула ложкой по лбу. Должно быть, привыкла, что с ней никто не спорит.
    - Рот открыл. Живо!
    - Мастер Рехтланс, всё хорошо, - послышалось в отдалении. - Нушно выпить ещё несколько лошек и ви смошете уснуть.
    Знакомый голос. Голос того, кто, кажется, должен быть заместо Маркизы...
    Говорят, перед смертью некоторые видят то, чего нет. Эти видения подобны бреду, пусть и кажутся самыми настоящими... Не стала бы Маркиза делать всё сама - на то у неё есть слуги. Побрезговала бы даже войти в убогую хижину.
    - Азазель.. - проговорил инквизитор, взглянув на подошедшего латника. - Добей. Я вижу Маркизу...
    - Всё ясно, - вдохнула Маркиза, - бредит. Ева, давай-ка силком, мы от него ничего сейчас не добьёмся.
    Откликнувшийся на чужое имя Азазель кивнул и приподнял голову инквизитору, разжал зубы. Подло воспользовавшись этим, Маркиза быстро опоила своим зельем Рехтланца, попутно бормоча какие-то имена.
    Так неужели...
    Ведьма...
    Происки ведьмы всё. И нападение, и ранение, и видения, и зелье.
    Мысли смешались и плавно угасли.


НПС
НПС

    Продвинутый пользователь


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Бросая тени на крест

Отправлено 10 Октябрь 2020 - 15:39


  • 6

Ева Аш'Мрат

Проходит несколько часов. Снаружи окончательно светлеет, отрезая Еве путь из крохотного помещения избушки. Она вместе с Азазелем попеременно дежурит у постели больного инквизитора, то меняя компрессы на всё ещё горячем челе, то проверяя общее состояние. Если они не опоздали, если Гленн не сдастся в этой борьбе, значит, скоро он откроет глаза... глаз. 

Вот так. За Джонни Две Куртки, за Ганса Тухлое яйцо, за Фрица Драконью Отрыжку... пей и не выёбывайся, — "ласково" желает Азазель, заливая в Гленна остатки антидота. Следуя инструкциям Евы, Азазель вовремя поит инквизитора. Тот послушно глотает горькое варево, и, даже не сказав спасибо, снова проваливается в забытье. До этого за бессознательным инквизитором ухаживала только Ева, а Азазель разумно не лез. Но когда пришло время поить Рехтланца противоядием, морейка поручила сию обязанность наёмнику - тот доказал, что, несмотря на грубость методов, заставит Рехтланца выпить всё до капли.
Ну, день сегодня точно потерян. Но хоть этот не помер.
Ева снимает потеплевшую ткань компресса и кладёт пальцы на лоб инквизитора, а затем осторожно оттягивает веко на единственном уцелевшем глазе, ощупывает шею возле угла нижней челюсти, — лихоратка ухотит, но притёт в сепя он лишь плише ко мраку ночи.
Значит, не зря я чуть голос не сорвал, - усмехается наёмник, - не люблю нанимателей терять. Мёртвые не платят.
Мёртвые... мноко чеко не телают, — морейка разматывает бинты на руке Гленна, несколько секунд молча осматривает рану с опухшей гематомой вокруг, — не путите топри схотить са вотой? Неталеко, внис по склону, есть ручей.
Азазель молча выходит. Свет едва ли не зацепляет Еву, оставляет на спине обжигающее послевкусие смерти. Она вздыхает. Прикрывает глаза. Если бы она могла дышать, то сейчас бы непременно пыталась выровнять дыхание.
Привычным движением она промывает раны - сперва на руке, затем на месте, где когда-то была часть уха. В какой-то миг инквизитор, то ли потревоженный болью, то ли бредом, начинает ворочаться, не открывая глаз и что-то бормоча под нос.
Ш-ш, потерпите, мастер Рехтланс. Как скоро станет вам лучше, сависит не только от нас, — тихо говорит морейка, завязывая узелок повязки на голове. — Вот так.
Привычный труд по уходу за больным успокаивает дух, как когда-то успокаивала его молитва. В какой-то момент Еве начинает казаться, что всё, произошедшее после её необдуманного возвращения на родину, было дурным сном... однако скрип двери вырывает её из наваждения. Морейка быстро натягивает на голову капюшон, чувствуя, как горячий луч солнца касается её сокрытой башмаком ноги, пока она поправляет одеяло Гленна.
Чёрный пёс здесь, — сообщает он, — я видел его, когда на нас ведьма выскочила. Пёс порвал ей руку и напугал.
Чёрный пёс? — В белесых глазах мелькает вопрос. Но оборачивается она лишь тогда, когда наёмник закрывает дверь.
Морейка аккуратно приподнимает Гленна, переворачивает взбитую подушку холодной стороной вверх. Опускает его голову.
Какой ещё чёрный пёс? — Ева подходит к наёмнику, принимая ведро, — плакотарю, коспотин Асасель.
Лабрадор. Чёрный, матёрый. Глаза золотые. Не похож на дикого. Нет злобы и один бегает, — привалившись к стене, Азазель крутит в руке метательный нож и смотрит в собственное отражение в лезвии, — я-то точно знаю. Я диких перевидал...
Ева засучивает рукава по локоть, оголив серые руки с синеватыми следами-"браслетами". Затем переливает воду в котелок и начинает искать вокруг деревяшки, которые можно было бы подкинуть в скромный очаг. Прокрутив в памяти последние событий, в частности - недолгий бой с одичавшим кровососом - она отрицательно качает головой.
Нет. Не встречала.
А я встречал, — похолодевшие глаза лишь на секунду замерли на "рабских метках" на бледных руках ревенатки, — оно как происходит? Придут солдаты в село: бабу изнасилуют и придушат, мужика прирежут, чтоб не мешал, дитё для смеха на копье подымут. Шавку же дворовую пнут, чтоб не брехала. А та в лес сбежит и озлобится. Дикие псы похуже волков будут - волк ради пищи убивает, а они из злобы. И людей знают и ненавидят люто. Так вот, этот не такой. Был бы таким, он бы мне у ручья в загривок вцепился.
Ева достаёт из-под стола обломанную ножку стула и тихо подкидывает её в пламя, — в мире мноко шестокости. — Холодно-обыденным тоном отвечает девушка.
Азазель пожимает плечами и подытоживает:
В общем, странная псина. Так что, как этот снова на ноги встанет, ты давай поосторожней. Сюда прибежал, ведьму порвал. Видать, нечисть он не жалует.
Она смотрит в ведро с оставшейся половиной воды. Видит бело-серое исхудавшее лицо с поджатыми губами и почти провалами-мешками под бесцветными глазами.
"Мерзость!"
С отвращением морейка морщит нос и отодвигает от себя ведро. Затем мыслями возвращается к словам наёмника.
Учту. — Садится та возле очага. — Советую хотя пи немноко поспать, коспотин Асасель.
Успеется, — отмахивается нефилим, — вот как святоша очухается, так можно и на боковую. Мало ли, вдруг поздно опоили мы его? Сама ему голову рубить будешь?
Я моку её оторвать, — меланхолично отзывается девушка.
Ну-ну, — нефилим издаёт полныц скепсиса хмык.
Ева никак не отреагирует на скептический настрой Азазеля. Пока не закипит вода в котелке, она молча перебирает синие, изрядно потёртые бусины чёток. Она знает, как скоро закипает вода. Знание даёт ощущение спокойствия, незыблемости. 
На долгое время в хижине воцаряется тишина: пока Ева стоит у очага, Азазель хлопочет вокруг бессознательного инквизитора. Наконец, нефилим вновь нарушает молчание:
Сколько тебе лет?
Морейка отвечает не сразу. Издаёт шипящий вздох, задумчиво опускает голову.
Не помню. — Она почти оборачивается к нефилиму, —Та и... не вашно это уше.
Вздохнув, Азазель снимает со лба Гленна компресс и прощупывает его лоб:
Жар спал, — сообщает он, — а мне за тридцать перевалило. А впервые убил я в четырнадцать. С тех пор только этим и занимаюсь. Ты много людей убила с тех пор, как тебя обратили?
В тишине в полу-мраке избы слышно, как что-то скрипит. То будто бы были зубы вампирши. Но на лице её, на котором плясали тени от костра, придавая ему совсем уж жуткий вид, не вздрагивает ни один мускул.
Лютей?
Да, — подтверждает Азазель, развернувшись к морейке, глядя прямо в её неестественно белые глаза.
Ева молчит. Пролистывая книгу воспоминаний, она возвращается всё дальше и дальше назад - месяц, год, два, три... пять? Больше? 
Девушка долго молчит - почти целую минуту - отчего кажется восковой фигурой, которая вот-вот начнёт таять от близости пламени. Но в конце концов она отвечает:
Трёх.
Наёмник вновь неопределённо хмыкает и возвращается к своему месту у стены.
А я... дьявольщина, я даже считать бросил. Но дохрена. И спокойно сплю по ночам, — усевшись на табурет, Странник роется в вещмешке и достаёт краюху хлеба. Лишь прожевав первый кусок, он договаривает, - святошей, если что, займусь я. Ты не сможешь.
Если это случится, он уше не путет человеком, — Ева подходит к постели Гленна, вновь его осмотрев и прижав пальцы к бьющейся жилке на шее, словно чтобы разубедиться в своих подозрениях.
Оторвать башку паршивой гнилушке, десять лет жравшей падаль на большаке, и сделать то же самое с кем-то, кого ты знаешь, не одно и то же, — качает головой воин.
Шипящий вздох.
Я мертвес, коспотин Асасель. Не человек. Уше очень тавно. Ви не снаете, ково мне прихотилось упивать. — Она отходит на шаг, потирает запястья, — Но я не хочу спорить. Телайте, что снаете.
Если колдуна или сборщика податей, поверь мне, в том большого греха нет, — возражает нефилим, - красивые, кстати, браслеты.
Что? — В глазах сверкнёт недоумение, — Какие праслети?
У тебя на руках, — поясняет нефилим, — знакомый след.
Ева сжимает запястье, медленно, скорее по рефлексу, скрывая его под рукавом. Губы её предательски вздрагивают, но она сохраняет меланхоличный тон, — есть мношество труких тем тля расковора.
Ты мутантка, — серьёзно сказал Азазель, — и носишь следы от кандалов. Тот, кого ты убила. Он сотворил это с тобой?
Вопрос наёмника застаёт её внезапно, словно удар под дых. Она отворачивается в сторону. Кандалы - сперва мозоли, потом кровь, затем гной, снова мозоли на уже задеревеневших мозолях, и так по кругу. Спутанные волосы, почти сросшиеся с цепями. И этот запах, в собственных волосах. Что-то кроме запаха жира немытой головы, что-то кроме запаха пота. Цветы... жёлтые. Цвета насыщенной мочи. Мягкие, пушистые. Как брюшко огромного паука. Увядающие, хрустящие. Треск кости под пилой. Приторно-сладкие. Запах гниющей плоти. 
Ева сжимает спинку стула так, что со стороны может показаться, что на неё накатила дурнота. Девушка делает глубокий вдох. 
Не вашно. — Она отворачивается от нефилима всем телом и направляется к котлу, — всё слишком тавно не вашно.
Некоторые вещи не прощают, Ева. И не забывают, — взгляд Азазеля вновь останавливается на символах на стене, а в голосе морейка слышит нотки плохо сдерживаемой ненависти. 
Пусть так, — кивает девушка. Её голос окончательно возвращается в уныло-флегматичную норму. Убирая за ухо выбившуюся прядь чёрных волос. Ева молча принимается за готовку, бросая в воду птичьи кости.
Кокта мастер Рехтланс притёт в сепя, еко шелуток не примет ничего куще пульона.
Вот и хорошо, - видимо, смирившись, что вампиршу ему не разговорить, Азазель всё же закрывает неприятную для Евы тему, - а то сыра на двоих и так не хватило бы.

Сообщение отредактировал НПС: 11 Октябрь 2020 - 05:01



5bed6ee9fe17.png


Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 12 Октябрь 2020 - 22:16


  • 5

9 апреля 3057 года IV Эпохи

Где-то в направлении Бирена. Вечер.

 
    Пробуждение вышло тяжёлым и неприятным. Всё тело ломило, голова раскалывалась. С большим трудом собрав мысли в кучку, инквизитор открыл глаза.
    Пред взглядом предстала рассохшаяся стена из плохо обработанных досок. Пыльная, залепленная паутиной. Она явно принадлежала месту, которое не посещают очень долго... Однако же Рехтланц был здесь. Был сейчас, и не исключено, что даже не один.
    Только вот где это - "здесь"?
    Инквизитор не помнил, чтобы останавливался в подобном месте. Он вообще мало что помнил - при попытке растормошить ещё сонное сознание голова начинала болеть сильнее. Тошнило. Ощущения были сродни тем, что возникают после крепкого удара по голове. Правда, боль сосредоточилась не в костях черепа - поселилась где-то справа, ноя попеременно с давным-давно изувеченным виском. Приглушённо болела правая рука. Ныли мышцы, будто недавно пришлось основательно помахать кистенём.
    При очередной попытке хоть что-то вспомнить Рехтланц лишь болезненно скривился. Конечно, основное инквизитор помнил отчётливо - путь в Бризингер, попадение в ловушку ведьмы, встречу с этой самой ведьмой, последующие блуждания... Кажется, те завершились у костра. Но между ними и пробуждением неизвестно где отсутствовал значительный кусок времени.
    Если бы Гленн обучался изначально в Ордене наравне со многими другими, а не сразу у наставника, то он сравнил бы своё состояние с утром после попойки в честь успешной сдачи каких-нибудь экзаменов, когда вроде собирались тихо посидеть, а вроде и подраться будто удалось, и в чужом доме очнуться. Однако под порочное влияние общины разнузданных будущих инквизиторов Рехтланц не попал, а в распитии алкоголя был сдержан, и потому про подобные пробуждения лишь слышал от других, а на утро имел привычку помнить всё, а не гадать, вглядываясь в лицо сопящей рядом пассии, как и куда его занесло, и что же потом его за это ждёт.
    Так и не найдя в стене никакой подсказки, инквизитор повернул голову в другую сторону. Более удалённые предметы воспринимать было тяжело - взгляд никак не хотел фокусироваться на чём-то одном. Разве что что-то мерцало на полу в отблесках тёплого света пламени. Искрилось, вызывало какое-то... узнавание?
    Зачарованный этим зрелищем инквизитор протянул руку. Чтобы схватить находку пришлось приложить некоторые усилия - она оказалась немного дальше, чем казалось поначалу. Но вот пальцы сомкнулись на металле, и Рехтланц подтянул кольцо к глазам. Он не мог понять, почему вдруг кольцо привлекло его внимание. Довольно простое, несколько... скучное? Но знакомое, определённо. Впрочем, пытаться вспомнить хоть что-то инквизитор не стал. Сев на краю кровати, инквизитор принялся разглядывать находку.
    "Кольцо-о-о... Надень кольцо-о-о, Гленнн!" - послышалось тихо на краю сознания. Тихо, но настойчиво.
    Что это за кольцо? Чьё? Судя по размерам, не женское. Едва ли принадлежало и латнику - для того казалось слишком маленьким.
    Так может, это... его кольцо?
    Ещё не оправившееся от столь нетипичного пробуждения сознание не видило никаких причин, по которым это кольцо попросту не могло принадлежать инквизитору.
    "Наде-э-э-энь!"
    Не в силах отличить навязанные мысли от собственных, инквизитор ещё раз крутанул в руках кольцо. Не совсем понимая, что делает, Гленн надел кольцо на палец.
    Последним, что он понял, стало падение замертвоъ.




Азазель Странник
Азазель Странник

    Путник


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Раса: Нефилим
Специализация: Воин

Бросая тени на крест

Отправлено 13 Октябрь 2020 - 22:01


  • 6
Азазель сдержал своё слово и всю ночь не сомкнул глаз, хоть это и было крайне непросто - с момента их короткой, но содержательной, беседы, он с Евой так и не разговаривал. Пара коротких  фраз, касательно того, как правильно выхаживать больного - не в счёт. Как назло, утром Гленн так и не очухался, так что днём поспать тоже не вышло. К вечеру нефилима уже изрядно пошатывало - при всём своём упрямстве и действительно поразительной выносливости, недосып последних дней начал сказываться и на нём. Но слово не воробей, вылетит - не поймаешь, так что как бы Азазелю ни хотелось спать, он твёрдо решил дождаться пробуждения Рехтланца... живого или мёртвого. Живого можно смело сбагрить Еве - ей-то спать не надо. Мёртвому - отрезать голову и в костёр, так, на всякий случай. И доверять эту работу Еве он не собирался. И не потому, что у Странника резко отсутствующая совесть проснулась, а потому что всерьёз опасался, что Ева и правда не сможет сделать всё как надо. 
Но кроме сна, у человеческого организма (как и у нефилимского) есть и другие потребности. И одна такая "потребность" камне лежала на душе Азазеля вот уже полтора часа. За окном алел закат, Ева всё так же хлопотала у очага, а чёртов святоша безбожно дрых и, пока что, ни просыпаться, ни превращаться в упыря не собирался. "Ладно, одна нога здесь - другая там. Не помрёт же он за три минуты", - решил наёмник и, бросив Еве:
- Я быстро, - камнем из пращи вылетел из хижины. 
 
Солнышко светит, птички поют, ветерок веет, ручеёк журчит... ну ладно, не совсем ручеёк. "Красота-то какая! Ляпота", - жмурясь на закатное солнце, Азазель щедро "полил" ближайшее дерево и, застегнув штаны, довольно потянулся, до хруста в плечах. Следовало возвращаться в избушку, но что-то привлекло его внимание средь ветвей и листвы. Присмотревшись, Странник удивлённо присвистнул: с ветки на ветку перелетала некрупная ярко-жёлтая птичка с чёрными крылышками, тёмно-красным клювом и чёрной полосой на жёлтой голове, идущей от клюва к глазу. 
- Иволга. Во дела,  - хмыкнул нефилим, провожая птицу взглядом. Ещё немного постояв, он пожал плечами и направился обратно к избушке. И чего его вообще так иволга какая-то заинтересовала? Будто птиц никогда не видел. Видать, мозги набекрень с недосыпа-то. Думая об этом, нефилим зашёл в избушку, закрыл за собой дверь и... замер столбом на пару минут, а все мысли, бывшие в его голове, стали исключительно матерными.
Посудите сами: человек, ради спасения жизни которого Азазель не спал всю ночь и день, как распоследний дебил травил байки, бренчал на лютне, пел так, что чуть голос не сорвал, аки заботливая нянюшка кормил лекарством с ложечки - лежал на полу бревно-бревном и... был абсолютно, стопроцентно, безнадёжно мёртв! И это не говоря уже о том, что вампирша-лекарь (в иное время Азазель посмеялся бы над этим) сама всю ночь ползала по лесу, разыскивая для больного (козла неблагодарного) нужные ингредиенты для лекарства. По тому самому лесу, по которому шляются бешеные ведьмы, странные псы и чокнутые упыри. От ТАКОЙ наглости у Азазеля мигом перехватило дыхание, а в голове билось лишь два вопроса: "Я что, без жалования остался?!" и "Да как ему вообще совести хватило?!". С языка рвалась длинная, восьмиэтажная конструкция из немыслимых богохульств и самых грязных ругательств, но, шумно вздохнув, Азазель взял себя в руки:
- От бля, он чё, всё таки помер?! - вот и всё, что смог выдавить из себя Странник. Ева, хлопотавшая над трупом, подняла на Азазеля перекошенное от шока лицо:
- Он пил шив. Только что, - растерянно молвила вампирша, проверяя пульс на руке и шее инквизитора, видимо, не до конца веря в произошедшее. 
- Только что? - переспросил Азазель с не меньшей растерянностью в голосе. Подойдя к телу, он, по примеру морейки, присел перед свежеумершим и взял его за руку. Пульса не было, рука, ещё тёплая, безжизненно висела. - Ну, сейчас он очень даже мёртвый. - Что-то всё таки не давало нефелиму покоя. Ему, несмотря на богатый жизненный  опыт, ещё не доводилось видеть, как умирали от упыриного яда. Но, судя по словам Евы, это настолько резко не происходило, к тому же они дали ему противоядие. Тускло блеснуло кольцо на пальце покойника, против воли, Азазель задержал на нём взгляд, - чёрт возьми, так резко даже старики не помирают.
Ева, ещё  раз осмотрев труп и даже обнюхав его, покачала головой:
- Он... мёртв. Это точно.
"Мёртв... определённо мёртв. Но всё же... что-то тут не так." - взглядом Азазель упрямо возвращался к кольцу на пальце Гленна - от него по прежнему веяло колдовством, и это заставило наёмника насторожиться. казалось, что разгадка странной и столь внезапной смерти совсем рядом, только руку протяни, но она ускользала всякий раз, стоило Азазелю об этом задуматься.
- Ещё и кольцо это ебаное... - вслух сказал он. Странник раздражённо вздохнул, будто "вдыхая" в себя запах колдовства, идущий от кольца... кольца... от кольца ли? "Фонить-то фонит, но будто сильнее. Словно концентрация стала выше... или само кольцо увеличилось", - взгляд переместился с руки инквизитора на его лицо. "А ведь фонит не кольцо, а сам святоша. Будто магия из кольца в него переместилась", - пальцы судорожно стиснули рукоять меча. А если ошибся? Если не в кольце дело, а Гленн "фонит" из-за того, что в упыря превращается? Может голову ему снести от греха подальше? Но чёртово кольцо явно магическое! И оно... просило, чтобы его надели!
- Оно же магическое, мать его... - Азазель хлопнул себя по лбу и начал спешно стаскивать с Гленна треклятое колечко. Только бы не ошибиться... хотя, хуже не будет. Гленну-то точно, - так, держи святошу. Мало ли что? - обратился Азазель к Еве. 
- Он мёртв, - убеждённо ответила вампирша, - что он стелает? - спросила она, но дальше спорить не стала. Заставив себя отпустить рукоять меча, Азазель сдёрнул таки кольцо с пальца мертвеца. Секунда... другая... третья... "ну всё, пиздец. Что он там  про Бризингер говорил?" - и тут покойник ожил. Всё произошло так быстро, что Странник поначалу чуть было действительно не схватил меч и не ударил им Гленна: воскресший повёл себя неадекватно, отпихнул Еву и... полез кусаться. 
- Ёб твою мать, святоша, ты совсем пизданулся?! - от неожиданности выругался Азазель и двинул инквизитора кулаком в лоб. Ударил крепко, а тут и Ева навалилась сверху на неадекватного "гостя с того света". Схлопотав леща, "тело" вновь перестало двигаться. "А я его не убил часом?" - подумал Азазель, машинально крутя проклятое колечко в пальцах, - "а, нет, вроде дышит. Пиздец," - подытожил наёмник. "Азазель, надень кольцо... надень кольцо, Азазель!" - вновь зашептали голоса в голове. Привычно игнорируя их, нефилим сунул колечко в одну из поясных сумок и задумчиво уставился на инквизитора:
- Так, давай-ка его свяжем, - и всё же лучше было перестраховаться. Бережёного, как говорится... ну ладно, конкретно нефилима и вампиршу бог точно беречь не станет. 
- Он снова шив. Тьявольщина... - не сдержалась от ругани морейка, но лицо её лишь слегка дрогнуло в недоумении. Белесые глаза прошлись по телу инквизитора, - пошалуй, та, лучше пока свясать. Так он не навретит ни сепе, ни труким.
Азазель лишь молча кивнул и взял верёвку, забытую ими у кровати. Ева машинально вздохнула, переведя взгляд на нефилима:
- Ты снял кольсо с еко руки.
- А, точно, мы не рассказывали, - вспомнил латник. - Нашли тут колечко. Волшебное. Говорящее, кстати, хочет, чтобы я его надел, - пояснил Азазель, споро связывая Гленна.
- Я моку всклянуть? - спросила морейка. Азазель на пару секунд задумался, но после столь яркой "демонстрации" даже у него пропало всякое желание экспериментировать с находкой. Ева же уже не раз показывала себя личностью надёжной и сдержанной, так что она вряд ли будет баловаться с проклятой вещицей.
- Только осторожней, - предупредил нефилим, кладя кольцо в белую, худую ладонь ревенатки. Пару секунд Ева молча рассматривала кольцо, а потом неожиданно вздрогнула, чуть не выронив его на пол:
- Оно... - неестественно белые глаза уставились на Азазеля - оно коворит, чтопи я не натевала еко.
- А мне сказало надеть. Святоше тоже, - а вот это было любопытно. Кольцо требовало от живого надеть его, чтобы убить носителя, а мёртвого наоборот убеждало не надевать, иначе... иначе что? "Не, ну на хер, лучше не проверять. А то ещё ебанёт так, что нас вместе с избой забросит прямиком в ад Сатане на рога.". Еве понюхав кольцо, смешно скривила бледное личико:
- Мне стоит спрашивать, кте ви еко нашли?
- Нет, - Азазель отрицательно помотал головой. Пожалуй, всё же лучше не говорить ей, что кольцо одноглазый инквизитор выкопал из кучи собачьего дерьма, в кое успешно вляпался. 
- Зар-раза, да что происходит?! - и тут тело на полу зашевелилось, открыло глаза и даже попыталось сесть, в чём успеха не достигло из-за связавших его пут. Вид инквизитор Рехтланц имел такой, будто он минимум неделю пил без просыху, подрался с десятком не менее пьяных гномов и проснулся не у себя в тёплой постели, а в свинарнике на краю деревни Хуево-Кукуево в сотне миль от дома. И коли человек в таком состоянии, на вопросы его следует отвечать как можно короче, ибо длинные слова "больной" воспринять не в состоянии. 
- Ты надел кольцо и помер, - лаконично доложил Азазель. Нефилим не знал, что память Гленну отшибло напрочь и последние сутки для него покрыты завесой тайны. 
- Кольцо?.. Круг... Упыри... - невпопад брякнул инквизитор пустыми глазами (глазом) смотря сквозь Азазеля. Лишь взглянув в его совершенно пришибленное лицо Гленна, Странник осознал свою ошибку и кратко, умело заменяя целые фразы одним-двумя матюками, пересказал Рехтланцу стычку с упырями, но чёртов святоша перебил его очередным заданным невпопад вопросом:
- Почему я связан? Что здесь происходит?
- Да я это и пытаюсь тебе ска...
- Ева? Откуда? - вновь перебил его инквизитор, наконец-то обратив внимания, что кроме них двоих здесь же находится и морейка. 
- Откуда надо, - огрызнулся нефилим, - ты что, вообще ни черта не помнишь?
- Где лошади? 
Азазель мысленно досчитал до десяти, смирился, что Гленн сейчас слышит через раз, подумал, что если он опять приложит святошу в лоб, то тот окончательно дурачком станет, и терпеливо ответил:
- Гнедок твой сбежал. Моего упыри загрызли. 
Ева с уныло-бесчувственным выражением лица первое время наблюдала за сей беседой глухого с матерящимся, но, наконец, решила и сама слово вставить, сжав кольцо в ладони и опустив руку: 
- Расвяшите еко, коспотин Асасель. Еко ум прояснился, а плоть пока слишком слапа, - попросила она. "То свяжи, то развяжи. Чёрт возьми, может мне его вообще на дерево подвесить и так оставить, покуда сам не упадёт, как перезревшее яблоко?" - мысленно проворчал Странник, берясь таки за путы. 
- Ничерта не помню... как далеко мы от Бирена? - помотал головой инквизитор.
- А чёрт его разберёт, - безрадостно сообщил нефилим, воюя с им же навязанными узлами. 
- Что за кольцо? - спросил Гленн. Похоже, сказанное Азазелем всё же хоть и с запозданием, но дошло до его сознания. 
- Колдовское какое-то. Ты его нашёл, когда сюда пришли, - подробно рассказывать, как именно Гленн "нашёл" кольцо, нефилим не стал. - В руки берёшь - просит, надеть его. Ты, по ходу, напялил колечко-то и сразу с копыт. Думали, помер.
- Не дело такое оставлять людям. Передам в Орден - пусть там уничтожат, - немного подумав, решил Гленн. И Азазель, что его самого крайне поразило, был с инквизитором полностью солидарен. Сказывались тщательно выпестованная нелюбовь ко всяким колдовским штучкам и ненависть к колдунам.
- Как знаешь. Но кольцо будет у Евы покуда. На неё оно не действует, - и всё же говорить святоше "Да, я с тобой согласен", Азазель не стал, ибо пусть не зазнаётся, и так тот ещё чопорный засранец. 
- То Пирена не меньше шести часов пути, - Ева присела рядом и взяла едва не выроненный ковш с водой, протянув его Гленну.
- Спасибо... Много времени потеряли. Долго идти. Но деньги на новых лошадей есть, доедем.
- Не сейчас. Уше почти стемнело.
Азазель вампиршу и инквизитора не слушал, вновь разглядывая символы на стене. Вампиры... ведьма...  упыри... кольцо... чёрный пёс... знаки. Всё, что произошло с ними, взаимосвязано, только вот как? И этот подчерк... нет, Азазель не мог ошибиться: проклятый колдун здесь, в Лавидии, остаётся лишь найти его и убить. Да, именно убить. Не допросить, не перевербовать, не сдать чёртовому святоше, а убить... максимально жестоко. Но какова его роль в этой истории? И кольцо. Не случайно они нашли его именно здесь. "Стоит ли мне?" - Азазель из-за плеча зыркнул в сторону инквизитора. Если и было у Гленна что-то, за что Азазель его уважал, так это его мозги. В отличии от наёмника, его учили находить связи там, где никто другой и искать бы не стал, распутывать клубки самых сложных заговоров и идти по тонкой нити следа до самого конца. То есть делать именно то, чего не умел Азазель, а именно такие таланты и нужны были наёмнику. 
- А вы здесь останетесь? - спросил инквизитор. И тогда Азазель решился:
- Святоша, насчёт колечка... есть у меня одна мысль, - Азазель кивнул на символы на стене, - вон туда взгляни.
Внимательно рассмотрев надписи, Гленн уверенно ответил:
- Еретическая смесь языческая..
- Не об этом речь, - перебил его наёмник. Вновь мысленно взвесив все "за" и "против", он договорил. - Я подчерк узнал.
- Вот как? И кто же так украшает жилище своё? Это явно не моя ведьма, - голос инквизитора так и сквозил неприкрытой издёвкой. Азазель напомнил себе, что если он ещё раз стукнет святошу по лбу, то тот станет дурачком и окажется бесполезен. 
- Колдун один. Он в прошлом... - Азазель замолчал, прикрыв глаза, - ...зло мне сделал. Большое зло. Я тогда чудом живой остался, а подчерк-то запомнил.
"Сделал зло"... ха, так сильно он давно не преуменьшал. Но не время было читать самому себе очередной катехизис ненависти. Сейчас надо было взвешивать каждое своё слово, дабы не нарваться на неудобные вопросы или не навести инквизитора на лишние подозрения. Хотя, он же инквизитор, у него работа такая - всех подозревать. 
- Как давно и где это было? - желание ёрничать с Гленна как рукой сняло.
- Достаточно давно, чтобы я имя этого сукина сына забыл. А где... сам не помню, но где-то здесь, в Империи, - в этот раз Азазелю почти не пришлось врать. "Почти" в том смысле, что имени ублюдка он и так и так не знал. Ева, доселе стоявшая у окна в виде бычьего пузыря и глядящая на багровый горизонт, подала голос, не отрывая взгляда от заката:
- Слишком мноко совпатений в такой короткий промешуток времени, не нахотите?
"Верно подмечено", - мысленно согласился нефилим. Как и всегда, мысли о Братстве настраивали его на воинственный лад:
- Погано оно всё складывается, - буркнул инквизитор.
- Плевать я хотел, с Батистом этот ублюдок или сам по себе действует, - решительно заявил Азазель, - он у меня ещё пожалеет, что на свет родился.
- Сперва Бирен и Бризингер, а после - всё остальное, - отрезал инквизитор... и тем самым, пусть даже сам того не ведая, остудил пыл начинавшего закипать нефилима и не  дал ему наговорить лишнего. Выдохнув, наёмник более или менее успокоился, но от ответа всё же не удержался:
- Сперва ты поешь. Вторые сутки не жрамши, - в тон Гленну отрезал Азазель. Тем более Ева приготовила бульон с птичьими косточками. Постный и жидковатый, но свою порцию Азазель съел без жалоб, привыкнув за годы скитаний к одному простому правилу: "жри, что дают, и не выёбывайся!". 
- Да какие вторые? - возмутился инквизитор, и Азазелю вновь неудержимо захотелось стукнуть его в лоб. К  счастью, от леща Гленна спасла Ева:
- Ви пили укушены упырём. Ят нешити инокта сильно отпивает память, но со временем ви всё опясательно вспомните. А пока коспотин Асасель прав. Вам нушно поесть. А сатем и оттохнуть... - Морейка не шевельнулась, но по едва изменившемуся тону голоса было понятно, что обращалась она уже к нефилиму, - как и вам. Ви не спали польше суток.
- Разумно. Надеюсь, готовили вы, Ева? - ну вот как ему после такого не врезать? 
- Верно, - не стал спорить Азазель, уже стаскивавший с себя доспехи, - но сначала моя броня. Не хотелось бы, чтобы заржавела, - пояснил он, мимодумно показав Гленну средний палец. Ну да, ну спалил один раз похлёбку, что теперь, всю жизнь ему об этом напоминать? 
- Твоя готовка хуже голодовки, Азазель, - сокрушённо вздохнул Гленн.
- Это ты зажрался, святоша, - без особого азарта, чисто из принципа, огрызнулся Азазель, копаясь в седельной сумке в поисках щётки и ветоши. 
- Потому в дороге и готовил я, кулинар, - ответа на новый выпад Гленн не дождался и Азазель с чистой совестью в этот раз оставил последнее слово за нанимателем. 
- Постный пульон на птичьих костях, - Ева невозмутимо подошла к котелку, она, похоже, уже привыкла к вечным спорам этих двоих, - у вас в припасах пили некоторие трави, я нашла топинампур. Я лекарь, а не повар.
- Благодарю вас, Ева,
- обрадовался инквизитор. И пока он отдавал должное ужину, Азазель с угрюмым видом начищал свою броню. Как бы ни устал, а о снаряжении надо заботиться в первую очередь - в нём же потом в бой лезть. И лишь ближе к половине 11-го Азазель всё же смог наконец-то лечь спать. И сны этой ночью ему снились крайне необычные...

СонОн шёл по ромашковому полю, босой и с непокрытой головой, одетый лишь в крестьянские штаны да рубаху. Ни меча, ни доспехов, ни хотя бы ножа не было при нём, да его это и не волновало. Настроение было радужно-возвышенным, а мир ещё никогда не казался настолько прекрасным: солнце, мягкая луговая трава под босыми ступнями, синее чистое небо, да пение невидимых птичек. Странным было лишь то, что толкал он перед собой эдакую большую корзинку на колёсиках. А в корзинке той лежали два младенчика в длинных белых рубашонках и чепчиках. Один - точь-в-точь Гленн, даже чепчик на один глаз съехал.  Второй - Ева, махонькая такая девочка, худенькая и беленькая вся, но миленькая всё таки. Вели себя младенцы тихо, весело агукали между собой, да улыбались Азазелю, будто папе. И сам нефилим, хоть никогда и не испытывал к детям ничего, кроме безразличия, улыбался малышам.
И вдруг грянул гром и прямо из под земли выросла пред ними ведьма! Высокая, выше самого Азазеля, худющая, как скелет, страшная, глаза злые и длинные, рыжие патлы до пояса. "Ну всё, хана", - подумал Азазель: оружия-то при нём никакого нет, а ведьма уж читать что-то начинает и хихикает так гадостно. С перепугу, нефилим ударил ведьму тем единственным, что было при нём - корзиной с младенцами. Врезал знатно - ведьму аж под облака снесло, а всполошившийся горе-нянь уставился в корзину... и облегчённо выдохнул. Малыши даже не поняли, что произошло - всё так же весело сопели в носопырки, да ножками дрыгали.И такое умиление на Азазеля накатило, что он взял и... проснулся.

Сообщение отредактировал Азазель Странник: 13 Октябрь 2020 - 22:19



НПС
НПС

    Продвинутый пользователь


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Бросая тени на крест

Отправлено 13 Октябрь 2020 - 22:01


  • 6
Ева Аш'Мрат
10 апреля 3057 года IV Эпохи. Ночь.
Где-то в направлении Бирена, лесная избушка.

Наступившая мгла принесла за собой и тишину. Рядом тихо сопели люди. Будь в Еве охота до живой крови, сегодняшняя ночь стала бы испытанием для её немёртвой плоти. Но испытанием стала не тьма - кольцо, будто наделённое чуждым разумом, продолжало повторять одни и те же слова. Оно явно не хотело, чтобы Ева его надевала. Но девушка и не думала об этом и, возможно, спокойно просидела бы ночь в избе, если бы кольцо не продолжило клевать мысли монотонным повторением одного и того же. Неведомая сущность явно издевалась над ней. Ева пробовала убирать кольцо подальше в сумку, оставлять на столе, даже возле порога - без толку. Глас доставал её повсюду. Кажется, от него уже начинала болеть голова. Не помогали ни перебор чёток, ни забота об очаге. В конце концов, спустя несколько мучительных часов, изрядно раздражённая, почти что не в себе, Ева решилась на шаг отчаянный. Бездумный. Она хорошенько вымыла кольцо, вытерла и... надела его.
 
 
Пол-восьмого утра, спустя три часа

В избе стоит полумрак, через щели ставней пробивается свет столь яркий и редкий, что кажется белым для привыкших к темноте глазам. Прохладно. Не чадит очаг. Ева сидит возле него, не шевелясь. Рядом с её едва дрожащей ладонью - расчёска с множеством насечек, но с ещё невыброшенными чёрными волосинками. Она не может понять, что с ней, почему её бросает то в жар, то в холод, почему её движения стали такими медленными. Она явно слышит, как инквизитор пробуждается. Девушка чуть приподнимает голову, но по-прежнему не оборачивается. Будь она в ином состоянии, то непременно бы спросила о самочувствии Гленна, но сейчас ей не до этого.
Топрое утро. Ви толко спали, мастер Рехтланс... — Сипит она, и голос её будто сквозит то ли усталостью, то ли плохо скрываемым напряжением - понять то она сама не в силах, — ...но это таше к лучшему.
Доброе, — отвечает Гленн, — что-то случилось?
Нет, — почти сразу отвечает Ева, — очень тихая ночь. И очень странный сон... — она поднимает одну из своих рук. Ладонь. На пальце сверкает ныне совершенно молчаливое кольцо. Дрожь, — ...это всё.
Она встаёт. 
Азазель спит прямо у стены в обнимку с собственным мечом в ножнах. Морейка слышит по его тревожным метаниям, что тот стал жертвой злого видения, но сие можно было объяснить хотя бы тем, что тот не спал более суток. Да и события последних дней явно не благоволят здоровым сновидениям. Просыпается Азазель резко и первое время слабо понимает, где он и что происходит. 
Ох, приснится же херня... — недовольно ворчит наёмник, потирая глаза спросонок.
Гленн встаёт.
Что же за сон? Расскажите мне.
Нет, — она оборачивается, не открывая глаз, жмурится. В первый миг её немного даже злит, что инквизитор будто не понимает её, совершенно не понимает довлеющего над ней чувства. Но злость быстро уступает место... любопытству? Желанию убедиться в истинности своего ощущения.
 — Это вот всё. Ви не понимаете... — она делает несколько шагов навстречу двери. Неуклюже, медленно, ей кажется, будто она движется в киселе. Но, тем не менее, это всё кажется куда более естественным, родным, нежели пугающая хищность восковой куклы. Её переполняет и бодрость, и усталость. Её переполняет, кажется, даже желание дышать!
Объясните мне, — вкрадчиво заговорил Гленн. Девушка не заметила, как он подошёл к ней со спины, мягко положил ладонь на её костлявое плечо, отчего Ева дрогнула. Но это не остановило её от того, чтобы положить пальцы на деревянную ручку двери.
Мертвесы не витят снов. Это всё... странное. Ощущения. Сапитые. Я толшна проверить... или хотя пи проснуться.
Не выходи никуда, — негромко говорит инквизитор. — Останьтесь здесь. Успокойтесь.
Святоша, что там у вас стряслось? — Окликает Азазель Гленна. Освежившись, он наконец-то замечает, что с Евой творится что-то странное.
Я спокойна, — отвечает та, но голос её чуть подрагивает, — я не самоупийца.
Всё равно. Я не считаю, что в подобном состоянии вам следует куда-то выходить одной.
Морейка молчит и... делает небольшой шаг назад, не оборачиваясь, — мастер Рехтланс...
Да, Ева? — Инквизитор не убирает руку с её плеча.
Девушка шумно сглатывает.
Сакройте класа. Сейчас путет мноко света.
Она дёргает ручку двери на себя, дверь поддаётся. Ева скрывается в водопаде обжигающей белезны рассвета...
 
...оглушённая стуком собственного сердца, она не сразу замечает, как Гленн грубо дёргает её и почти прижимает к себе, закрывая спиной от солнца. Уже через миг она слышит ругань наёмника, который накидывает на них пропахший конским потом вальтрап. В совершенной тьме Ева не может выдавить из себя ни слова. Ей хочется лишь дышать. Слышать своё дыхание.
Ева, — раздаётся на удивление спокойный голос Гленна так близко, что та кончиком носа чувствует теплоту человеческого дыхания, — скажите мне, что вы не игрались с тем кольцом.
К-кольцо? Я... — голос её звучит растерянно. — Это не сон, это правта... я шивая? Я шива?
Она делает ещё несколько глубоких вдохов, пытаясь выровнять дыхание. От волнения слегка кружится голова.
Солнсе... оно... не шшётся.
Азазель молча шагает к ним навстречу и отстраняет Гленна в сторону. Не обращая внимания на бормотания вампирши, наёмник хватает её за запястье и прощупывает пульс.
Сердце бьётся. И рука тёплая, — отстранившись, нефилим присвистывает и чешет в затылке, — вот так колечко.
Я боюсь вас огорчить, но это ближе к иллюзии, чем к жизни. Вспомните, ведь я был лишь похож на труп, но оставался жив. Артефакты не способны обратить произошедшее вспять. Сожалею.
Ева всегда старалась быть рассудительной, степенной, но в данный момент её посещает мимолётное желание - словно дитя малое закрыть уши и убежать от инквизитора в дальний угол избы. Это желание смущает даже её саму, но в глубине души своей она прекрасно понимает его истоки. 
Святоша, ты был не просто похож на труп. Ты был чёртовым трупом, — не оборачиваясь, ответил Азазель, продолжая беглый осмотр "живой" морейки, — кожа и глаза тоже... хммм. Если это иллюзия, то уж больно качественная.
Нет. Я был жив. Я видел всё, осознавал. К тому же это может быть опасно. Я не знаю, как долго последствий не будет.
Ревенат тоже видит всё и осознаёт. Только ещё и двигается.
Если бы я был мёртв, то не воскрес бы!
Ева молча пятится назад от спорящих инквизитора и наёмника, глядит на свои руки. Все слова, все их опасения смешиваются в ком, который не может заглушить стук её сердца, гул горячей крови, бегущей по жилам, — Я шивая... — повторяет та, — я... не чувствую этоко колота!
Ева, будьте разумны! Нельзя использовать неизвестные артефакты!
Сказал умник, надевший его первым. Скажи спасибо, что я тебе тогда голову отрубить не успел, - огрызнулся наёмник, но всё таки задумался, - символы на стене... кольцо это... собака. Слишком много совпадений.
Я был не в себе, — раздражённо бросает инквизитор. — Зараза...
Я снаю, это риск, но... я уше состание, противное прироте. Мастер Рехтланс, — Ева делает шаг навстречу, в глазах её мольба, — прошу, тайте мне хотя пи тень. Хотя пи этот тень!
Попробуй его снять, — неожиданно предлагает Азазель, — раз уж мы уже пользуемся им, хуже всё равно не будет. Обещаю, этому колечко отобрать не дам.
Я... Ладно. День. Но если я заподозрю, что что-то не так...
Сейчас я - человек. Шенщина. Таше если я путу не в сепе, вам не составит трута сапрать еко силой. 
Дело не в "отнять". Дело в последствиях.
Спасипо, — морейка вздыхает, на лице её нетерпение, которое та явно пытается скрыть за сдержанностью, — нато схотить са вотой... — она идёт в глубь комнаты, берёт ведро, — я пистро!
Азазель!
Ладно. Дай минуту, — наёмник идёт за мечом, стёганкой и шлемом. Застегнув гамбезон, он первым шагнул к двери.
Святоша, —  нефилим кивает на вальтрап на полу, — Ева, готова? — и наёмник распахивает дверь.
Девушка закрывает глаза предплечьем. Из-за света солнца её лишённая загара кожа кажется алебастрово-белой. Ева делает шаг навстречу дню, взволнованное дыхание теряется в щедром шуме леса. Опускает руку. 
Таше если это сон, — Ева касается коры рядом растущего дуба, смотрит, как по пальцам бежит муравей, — я хочу еко сапомнить. 
 
Азазель молча выходит следом, оставляя Гленна следить за хозяйством.
Если что, в героя не играй. Нас зови, — напутствует он инквизитора, но морейка на это внимания уже не обращает. Солнце благосклонно к ней, оно не сжигает, оно греет, птицы не видят в ней абсолютного хищника, а воздух кажется столь чистым, столь полным запахами ели и талого снега, что Ева сглатывает слюну. Ей хочется есть, ей хочется устать, а более всего ей хочется бежать! Радость её переполняет, она забывает об опасностях, что может таить в себе лавидийский лес, но пока её преградами становятся лишь коряги, которые норовят испортить прогулку падением её лицом в полу-сгнившую листву. 
На её лице плохо скрываемый детский восторг, пусть девушка и осознаёт, что кольцо забрало у неё и сверхчеловеческую ловкость, и скорость.
Азазель идёт следом обычной уверенной походкой. Будучи единственным вменяемым членом их странного дуэта и понимая, что Ева сейчас на пике эйфории, он внимательно оглядывается по сторонам, настороженно сжимая меч. Забрало шлема пока поднято.
Скоро они спускаются к ручью - ключ бьёт из грубо оборванного холма, образуя вдаль утекающую ложбинку. Ева умывает в ледяной воде сперва руки, а затем и лицо. А после набирает ведро. Вдыхает запах окружающего мира, не сдерживается и делится своими впечатлениями со спутником, — невероятно... тишать - это так... приятно.
Не убегай вперёд, — зовёт Азазель счастливую морейку, будто он нянька на утреннем моционе с неразумной дитятей.
Девушка оборачивается, — что такое?
Вздохнув, нефилим присаживается рядом с девушкой. Восторга Евы тот явно не разделяет, в льдистых глазах настороженность.
Ничего. А зори-то здесь тихие...
Девушка непонимающе приподнимает бровь.
Зори говорю, тихие, — пояснил нефилим, — много где побывал, а тише, чем в Лавидии, нигде нет.
Я... никокта не пивала в Лавитии, — призналась морейка, — лишь на юке.
А я тут не в первый раз. Серые земли под боком, да и просто бандитов с нечистью хватает. Для наёмной братии раздолье, — подобрав камушек, Азазель пуляет его в воду. От кругов на воде во все стороны разбегаются потревоженные водомерки.
Девушка пытается улыбнуться, но на исхудавшем лице, давно не знавшем улыбки, вырисовывается лишь жуткий оскал, — снаю. Пойтёмте опратно? — Она поднимает ведро.
Да, пошли. А то как бы он опять не убился сдуру, — Азазель уверенно вскакивает и кивает на ведро в руках бывшей вампирши, — не тяжело?
Нет, отлично, то есть... пивало и тяшелее, — отмахивается Ева, для уравновешивания чуть вытягивая свободную от ведра руку.
Ладно. Развлекайся, — пожимает плечами наёмник, первым шагнув обратно на тропу. Похоже, в отличии от Гленна, он всё же решает дать Еве насладиться нынешним состоянием в полной мере.
Они идут вверх по склону. Ева хрипловато и не всегда впопад тихо напевает под нос какую-то незнакомую Азазелю мелодию, восхищённо глядя то в облака, то на первые цветы из-под снега, отчего поход за водой затянулся на минуту-другую таких вот "медитаций". Но в итоге оба воротаются в избу без особых происшествий.


5bed6ee9fe17.png


Талли
Талли

    Прохожий


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Лангобад)
Специализация: Лесная ведьма. Седьмая сила

Бросая тени на крест

Отправлено 16 Октябрь 2020 - 21:13


  • 6
Лиса неслась прочь от тошнотворного запаха гниения и разложения, от резких звуков и от смертельной опасности. Она петляла меж деревьями, закладывала круги-обманки и в конце-концов, как только перестала слышать даже отголоски устрашающей какофонии, залегла, пригнувшись к земле низко. Так и пролежала оглушённая, выкатив язык да тяжело и часто дыша. Понадобилось время, чтобы к ней вернулось восприятие. Первым она ощутила голод, нудный и тянущий, небывалый, будто она не ела уже несколько дней. А впрочем, так и было. 
Лиса поднялась на ноги и вновь повела причудливые строчки своих следов. Ей удалось сцапать совсем тощую с зимы полёвку. Но разве будешь сытым одной только мышкой! Вот и пришлось рыжей, поджав свой пустой живот, податься в поисках съестного к людям. Лисе повезло! Крыша сарайчика накренилась так низко к земле, что она сумела запрыгнуть на неё без особого труда. Ну и переполошились же дремавшие на насесте птицы! Одна за другой куры повыскакивали прочь, роняя растрёпанные перья, но в зубах хищницы уже трепетала пеструшка, оказавшаяся менее проворной, чем её товарки. Лиса не стала дожидаться, покуда петух чухнет, что к чему, покуда понабегут люди, разбуженные хриплым причитанием дворового пса. Шасть по жерди - и была такова! 
Добычу свою далёко она не утащила, не утерпела - растерзала и едва ли удержалась от соблазна слопать всё до последней косточки, но, повинуясь инстинкту, зарыла ханыр у трухлявого пня, старательно набрасывая на объедки землю своим длинным, узким носом, чтобы уж наверняка запомнить запах и найти заначку по случаю. 
Вкусная еда так разморила лисоньку, что её неумолимо потянуло в дрёму. Вот только, помятуя об опасности, рыжая поборола подступающую леность и принялась рыскать, где бы схорониться. 
На замшелом откосе, у самой опушки, наткнулась она на чью-то покинутую невесть когда нору, раздробленную корневищем царь-дерева. О-ха, как пришлось ей поработать, чтобы протиснуться в её тёмное нутро. Но как бы не крутилась лиса, не царапала когтями землю, откидывая её к выходу, всё ей было неуютно - плохо. Вылезла наружу вся перемазанная, покрутилась кругом, проведывая, куда бы податься, чуть чего, да так и задремала, притаившись в не ко времени раздававшихся листьях медьведь-травы. 
Женщина пробудилась от ощущения стремительного падения в леденящую душу бездну. Распахнула свои глаза, встрепенулась, но оказалась скованной чужим и явно недобрым намерением. Ведьма очнулась от осознания неминуемого угасания собственной жизни. Дёрнулась - тщетно. И тогда, через муку возвратив контроль над своим телом, она сунула в рот пальцы, чтобы одним резким выдохом вытолкнуть воздух, ставший потоком протяжного, оглушающего звука. На зубах заскрипела земля, забившаяся в изобилии под ногти, кто знает когда. Хватка беспокойника ослабла, дав Талли возможность выбраться. Вальхва выплюнула три тяжёлых, точно камни, слова и мазанула рукою к небу. Покорные её повелению гибкие стебли взвились по указанному направлению, спутали пакостника, а рыжая, знай, насилу ноги унесла. 
Бежала ведьма куда ни попадя, стремглав и не оглядываясь, срезаясь с пути в сторону от кружения и приступов тошноты, подкатывающей к горлу то и дело. Да, видать, не осталась она без пригляда Древних Богов - выбежала таки к Бирему, встала у хибарки, где на протянутых по двору верёвках развешали бабы своё тряпьё. Сунулась, хватая всё подряд цепкими пальцами да изошлась придушенными проклятиями, как оказалось, что ничегошеньки акромя застиранных да перештопанных на сотню рядов пеленальных холстин на верёвках не оказалось. Пришлось лепить на себя тряпки, перевязывая их меж собою узлами, мотать сорванную не без труда верёвку, чтобы закрепить свой “наряд”.  Вышло, само-собой, чёрти-что, да всё получше, чем ничего вовсе. 
Талли метнулась к соседскому дому, забарабанила в дверь, причитая жалобно, силясь изо всех сил показаться лапушкой. Но на её вопли прельстилась только патлатая псина грозного вида, которая немедленно оскалилась и рванулась с перевязи, прогоняя чужака. Тогда ведьма кинулась к другому дому. Но и там всё глухо. Она знала, чуяла, что за дверью кто-то есть, вот только этот кто-то отворять засовы по тревожному зову совсем не собирался.
Бросила это дело, ломанулась дальше. И, надо же, свезло! Хлипкая дверь, ведущая куда-то вниз, легко распахнулась, провалив обе створки. Женщина смело шагнула в удушливый чад и едва не вывернула наизнанку желудок, настолько мерзким оказался миазм испражнений, гари, скисшей браги и пота. Никого из присутствующих, правда, сие зловоние не испужало. Сколько их? Один, второй - не сосчитать впотьмах.  Ведьма смогла хорошо рассмотреть только кряжистого краснолицего мужика. Он сидел к выходу ближе прочих и, всё к одному, пытался сдвинуть свою опустевшую кружку смурным мутным взглядом. Женщина прикинула, что его рубаха достанет ей аккурат до колен, а портки можно будет подвернуть и затянуть ремнём под рёбрами. 
- А ещё… - На этой мысли она облизнула пересохшие губы. - Ещё можно будет взять его силы. Подумаешь преставился с перепою. Благородная смерть для мужика! Каждый знает.
- Ми-и-илый. - Талли шагнула к нему, как могла изобразила обольстительность, хоть и смешно - кожа да кости, бледна, как упырица, да и ссохлась вся, осунулась. Ей-ей старуха. Но глаза бедолаги были залиты сивухой настолько, что даже ей, беспелюхе, удалось растопить в них липкое марево. 
- Пойдём со мной, пойдём же. - Ведьма хотела обмануть его заклинанием, но детина ловко дёрнул женщину на себя, повалил на лавку, придавив её своим телом, и принялся дёргать бёдрами, просунув руку между их телами, чтобы спустить свои штаны. 
- У-у-х скарядно… 
- Да куда уж ты так поспешаешь…  - Талли обхватила толстую шею своего полюбовника обеими руками, потянулась к нему и запела прямо в ухо всякую несусветицу, изрядно подпитывая каждое слово магией. Мужичонка застыл, как есть, с рукой в приспущенных штанах, намерение его обмякло, а воля притупилась настолько, что он послушно слез с ведьмы и последовал за нею к тёмному углу, заставленному деревянными ящиками и тюками, где и избавился от неказистой одежонки с пресчастливой улыбкой просвящённого идиота.
Женщина только и успела накинуть заветную рубаху, как почуяла на себе чей-то пристальный взгляд- чу, каланча, что встал у двери, таращит на неё свои синие зенки, тогда как никому другому и дела нет до возни в сторонке. 
Талли оттолкнула мужика и по стеночке направилась к выходу, не выпуская из рук его широченных замусоленных штанов. 
- Госпожа, - каланча не двинулся с места. - Святая инквизиция имеет к вам несколько вопросов. Но не в этом, кхм, интересном месте.
Ведьма подавилась вдохом, закашлялась, прокаркала не одно проклятие, заключив, обращаясь к инквизитору, что появился, как бес из ладанки. 
- Да чтоб ты провалился со своей святостью!  - Может, если б в кабаке и был деревянный пол, он, действительно, взял бы да и провалился. Но земля, густо засыпанная опилками, не дрогнула, и святоша так и остался преграждать ей путь.
Обозлилась вальхва, кинула в вытянутую напомаженную рожу дурно пахнущие портки и рванулась к выходу, но хлипкий с виду молодец так крепко ухватил её за руку, что едва не переломил кости - не вырваться.
- Настаиваю, -  мужчина держался невозмутимо и приторно ласково. Выражение его лица нисколько не изменилось, даже когда ветошь скользнула по нему прежде чем упасть в ноги. - Не делайте ситуацию хуже, прошу вас. 
- Куда уж... - Талли заартачилась и храбрилась из последних сил. Она решила продолжить свою безобразную игру и прикинулась тетёшкой, не брезгующей никакой публикой.  - К твоему Богу в избу не пойду! Чего надо? Видишь, меня эти, - она кивнула головой на мужиков в кабаке, - замордовали - сил нету. На ногах не устою. Или за любовь нынче тоже сжигают на кострах?
- Отдыхайте, раз ноги не держат. - Молодой легко, будто пушинку, взвалил женщину на плечо и пошёл прочь. 
 



Талли
Талли

    Прохожий


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Лангобад)
Специализация: Лесная ведьма. Седьмая сила

Бросая тени на крест

Отправлено 16 Октябрь 2020 - 21:25


  • 6
Вальхва изошлась чёрной бранью во всю мощь своей глотки, брыкалась, колотила похитника кулаками по спине. Но куда уж там - проще раздробить камень. Попыталась было сложить нехитрый напев, но от тряски схватило дыхание, а кровь прилила к голове, застилая разум алой пульсирующей пеленой. Тогда женщина притихла, расслабила чресла и повисла безвольно. 
- Я слышу твое сердце, - тихо сообщил инквизитор, продолжая идти в направлении только ему ведомом. - Не надо сцен. Я не зритель.
Тогда, и только тогда, ведьме стало по уму, кто именно волокёт её, и чем всё это пахнет.  
Они шли не так долго, свернули пару раз, сменив переулок, покуда, наконец, не  уткнулись в глухую стену - тупик. Там инквизитор и отпустил свою ношу. 
- Знаю я, ты - палач. - Пустым безэмоциональным голосом сообщила вальхва. Она огляделась, что вокруг, мало понимая, чем задрипанный кабак отличается от этих задворок. - И?
- Я - праведные руки Господа, - просто ответил ей инквизитор. - Кто ты? Твоё имя?
- Амил, - ведьма представилась именем погибшей дочери. Еë образ, давно будто бы погребëнный в памяти, вдруг явственно явился пред глазами.
- Зарабатываю, вишь, как умею, - она  упрямо продолжает гнуть своë, - жить охота. - Голос женщины дрожит, выдавая неподдельные эмоции. Она рассматривает мужчину, чуя неладное, щурит глаза, хмурит лоб, но мучителя своего и преследователя в нëм покуда не узнаëт. 
- Отпустил бы, накой тебе оборванка… - Инквизитор заглянул в глаза женщине. Заглянул так глубоко, что ей стало не по себе, страшно и противно невмоготу. 
- Амил, если это твоё настоящее имя, - он говорил твёрдо и требовательно. - Расскажи мне правду. Почему ты была в лесу без одежды? Почему ты бежала? Кто ты?
Каждое слово, сказанное этим странным мужчиной, отозвалось в её голове болезненной пульсацией, подпитываемой флуоресцентным, невообразимым свечением льдистых и колких ясно-синих глаз. 
- Умишком тронулся, баламошка!
Но вместо этого женщина молвила, с мыслимым усилием размыкая губы, словно ещё не смирилась со своим откровением.
- Полнолуние. Проклятие. Прочь от чëрного пса. Ведаю...- Женщина закашлялась и пару раз ударила себя кулаком в грудь, словно хотела выбить оттуда вместе с остатками воздуха недосказанное слово.
Ты не человек. И уж точно не слуга Господа. - На последнем слове ведьма скривилась ей-ей разжевала кусок кислого яблока. - Чур меня! - Рыжая трясëт головой, прогоняя наваждение.
- Как твоё имя, - инквизитор схватил ведьму двумя руками и прижал её к стене.
- Талли! Другого не знаю!
- Талли, - его голос звучал в ушах. - Ты сказала про проклятие. Что за проклятие?
- Чтоб воплотиться и выжить зверь во мне каждое полнолуние должен пожрать человека.
- Кто был твоей жертвой?
Талли смотрит на мужчину стеклянными глазами, открывает и закрывает рот, как брошенная жестокой волною на берег рыба. Ей нечего ответить. Инквизитор ждал, что женщина в конце концов заговорит, но всё тщетно, а его терпения оказалось не так много, и вопросы снова посыпались один за другим.
- Здесь есть ещё вампиры? - Спросил он, возвращаясь в памяти в сожженный дом и вскрытого демонологом кровопийцу.
Талли кивает головой. Она старается как можно плотнее сжать губы, чтобы больше не предавать себя, но толку от того ни на грош. 
- Они в городе? Там же где и чёрный пёс?
Упоминание о проклятущем звере, перепугавшем вальхву не на шутку, свело на нет все её старания, и Талли снова заговорила, даже с некоторой охотой.
- Вампиры в городе. Пëс в лесу. Злой пëс, колдовской. Магией бьëт больно.
- Сколько их? Отведи меня к ним, - быстро выпалил инквизитор, игнорируя повествование о неинтересной ему по всей видимости шавке. Ведьма на то хрипло рассмеялась, скорчила комичную гримасу.
- Жить надоело? Эге-е-е, как скоро... Тебе с ними не сладить. Уж очень мал. А там древний. И ещë, - женщина запнулась, - не знаю сколько. Дороги не найду - заплутаю. Разве что ты летать могëшь. Тогда нужную крышу покажу.
Инквизитор отвёл взгляд, освободив свою пленницу от принуждения. Он выглядел смурным, задумчивым. Тали приметила это, коль скоро поманеньку одыбала. Вот только, никак не угомонится ведьма, всё, знай, посмеивается сама с собою, приговаривая про мнимые мессы да про святую блажь.
- У-у-ух! Пусти! Прокляну! - Пригрозила, уже не разделяя реальности. 
Инквизитор посмотрел на неё, не как монстр, как обыкновенный человек с печалью на сердце, и сказал:
- Зачем? Я уже проклят…
Уныние и глубочайшее разочарование похитника женщина предпочла проигнорировать. Яд ненавистничества и отрицания толкал её на необдуманные поступки, заставляя плеваться отравой снова и снова. Вдруг, заденет побольнее. 
- Так и то верно. Только мои Боги оставили мне навет на избавление, а твой, что тебе оставил? Нет, мне право интересно, тебя не корёжит, коли начнёшь класть кресты поперёк лба? А ежели не станешь, то какой из тебя святой служитель? А-а-а... - Талли сразила внезапная догадка. - Ты, верно, вот-вот. Ещё цепляешься за былое. И надолго тебе моей крови хватит? Мне бы тоже надо... Околею. У-у-ух, шельмовский бес!
- Закрой рот, - прошептал вампир и вдавил ведьму ещё сильнее в стену. Его железная хватка сжималась всё крепче. Казалось, он терял терпение, он терял самого себя. Снова. Теперь Талли узнала его, будто образумилась.
- Ну-ну, будет, куда разогнался... - Ведьма уж пожалела о своих словах, да только сказаны они, назад  не воротишь. Если только вампир не решить вбить каждое из них в её глотку обратно. Не-е-ет, она ещё не готова умирать. 
- Не хочу. - Вальхва ухватилась за удерживающую её руку да принялась приговаривать, поглаживая её своей узкой ладонью. 
- Правда она завсегда горькая. Только куда от неё денешься. Прими себя, уж каким есть. Из всего можно пользу выудить. - Талли плела морок, надеясь вызвать у вампира симпатию, сгладить его порыв, приглушить ярость. 



Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 18 Октябрь 2020 - 03:51


  • 6

10 апреля 3057 года IV Эпохи

Где-то в направлении Бирена. Вечер.

 
    Всё, что происходило, казалось лишь бредовым сном. Нападение упырей, потеря памяти, кольцо... Это всё не могло не волновать Гленна. Настораживала своевременность всего. Всё происходило так, будто бы некая сила сгоняла всех своей волей к какой-то неведомой цели. Ведьма привела к упырям, упыри - к Еве, Ева - к кольцу. Едва ли эта сила печётся о всеобщем благе. К добру ли происходящее? Не обернётся ли злом? Инквизитору не нравилось быть игрушкой в чужих руках, а именно ею он сейчас ощущал себя, идя в Бирен в сопровождении странного наёмника и мнимо ожившей вампирши.
    Как мог наёмник знать того, кто оставил все те еретические символы по стенам избушки? Что за зло неведомый хозяин причинил латнику? Почему он не вспомнил даже примерную дату? Кажется, с каждым днём знакомства у Гленна возникало всё больше вопросов к Азазелю. Но все тайны временно нанятого помощника сейчас не играли особой роли - в Бризингере будет время и с наставником поговорить, и оставить ему запрос с описанием Азазеля. Мелочи, такие мелочи, не требующие сиюсекундной суеты и волнения!
    Другое дело - Ева. Откуда она в этих краях? Как вышла именно на них в лесу? Как нашла эту избушку? Но если это можно как-нибудь узнать в беседе, то на другое ответит лишь время: что сделало с Евой кольцо? Эта иллюзия жизни... Хорошая, качественная. Но иллюзия. Мёртвое не оживить, и то, что ощущает сейчас Ева, даётся взаймы. Да, сейчас Ева шла пешком, дышала полной грудью, глядела на солнце и любовалась живой природой. Если взять её за руку, то можно почувствовать пульс и тепло. А если уколоть палец, то наверняка пойдёт кровь - алая, горячая, живая.
    Но не может артефакт вернуть жизнь туда, откуда она ушла.
    Это противоречит всему.
    А если вдруг и может, то что оно потребует взамен, когда Ева попробует снять его?
    За те двадцать минут, что Азазель с Евой ходили за водой, инквизитор успел не только привести себя в относительный порядок, но и осмотреть стену, запоминая начертанное, и прочувствовать, насколько дом пропах псиной. Последнее заставило вспомнить о том, что латник говорил что-то про собаку, когда разбирался с ведьмой. Всё происходящее наталкивало инквизитора на самые разнообразные подозрения, по большей части на нехорошие. Не к добру встреча с таким артефактом. И не к добру обладание им без должной подготовки - в Ордене были, разумеется, специалисты, умеющие обращаться с магическими предметами без риска для жизни, но в их число Гленн не входил.
    Вопреки всем опасениям Рехтланц молчал.
    А какой смысл был возражать? Кольцо уже надето. Конечно, от предложения попробовать снять его Ева уклонилась, сменила тему. Наёмник, кажется, даже не обратил внимания, отвлёкшись на предложенное. А Гленн попросту опасался что-то делать, пока не придёт в себя окончательно. Если верить словам наёмника, что кольцо что-то шепчет каждому, то нельзя исключать, что Ева слышит шёпот до сих пор. Или не слышит, что ещё хуже - кто знает, что оно сейчас делает с сознанием вампирши? Что нашёптывает, внушает? А если после снятия на руках у инквизитора окажется обезумевший ревенат, готовый убивать всё и вся, лишь бы заново заполучить кольцо?
    Нет, нельзя силой или принуждением заставлять избавляться от кольца, хоть и хочется. Необходимо убедить Еву в необходимости этого шага. Конечно, подобное провернуть будет очень непросто - вампирша так истосковалась по жизни, что едва ли может связно мыслить от эйфории. Скрепя сердце, инквизитор смягчился и "забыл" про все разговоры о кольце. До вечера, пусть тогда и будет вампирше ещё труднее расстаться с внезапно обретённой иллюзией жизни.
    Видимо, лимит неприятностей был исчерпан - до Бирена удалось добраться без приключений. Дорога под ногами была в меру ровная, в меру кривая. Привыкший отмахивать мили пути в седле инквизитор недовольно отмечал, что на Гнедке он бы добрался до города намного быстрее. Да только где вот сейчас достать лошадей? В Бирене - это да, там много где лошадь можно достать. Не орденскую, конечно, но хоть какую-то. А на тракте и мечтать о таком бесполезно - иди да любуйся окрестностями, радуясь, что ноет рука, а не нога.
    В пути перевалило за полдень, миновал обед. До первой стражи осталось лишь два часа, пока не показался впереди город. Предместье Бирена оказалось неожиданно оживлённым. Галдела толпа, звенела музыка. Чем больше инквизитор с небольшим отрядом подходил к городу, тем виднее становился праздник. Гленн на мгновение остановился - аккурат на взгорке, с которого очень хорошо было видно всё действо.
    Дома, улицы, телеги - всё несло на себе его отпечаток в виде лент, цветов, общего торжественного духа. Торговцы, неизменные спутники праздников, разложили свои товары, сновали лоточники. Кричали зазывалы, состязались в громкости и мелодичности с ними барды. Люд смеялся, бренчал щедро монетами, не спешил, стремясь после серости зимнего быта впитать толику радости.
    Здесь, в этом океане радости, потрёпанный упырями и уставший, а оттого раздражённый, инквизитор чувствовал себя посторонним. Должно быть, и его спутники не успели проникнуться этим духом всеобщего счастья.
    - Тень Святоко Арниса?.. - задумчиво предположила Ева, поднеся ладонь к лентам с цветами, коими было увешан ближайший клён-сухостой.
    - А не поздновато? - с долей скептицизма поинтересовался инквизитор, оглядывая праздничное убранство. - Хотя и для начала торговли и ярмарок весенних рано.
    - А может свадьба? - почесал в затылке Азазель, - а мы без подарка, как назло. Хотя на свадьбах и так нальют, но всё равно неудобно.
    - Да какая свадьба по весне? Им поля готовить.., - проворчал инквизитор. К тому же гулял явно не отдельный квартал, а весь город.
    - Ну или чью-нибудь тёщу хоронят, - невозмутимо пожал плечами латник.
    Подумав, Рехтланц запустил руку за ворот и вывесил поверх одежд signum.
    - Дойдём - узнаем.
    Но вот путники спустились вниз, но едва ли их кто заметил среди всего веселья - подумаешь, какие-то пришлые заявились. Кажется, даже signum никто не разглядел. Что, впрочем, уже радовало тем, что не боятся местные внимания Ордена. Хотя, возможно, это должно пугать... Правда, для такого Бирен всё-таки слишком большой, слишком на глазах. Хотя, быть может, в больших городах и зреет большая ересь, устами местного епископа травя людские души ядом своим... Отогнав подобные мысли прочь, Гленн прислушался к гулу, силясь вычленить отдельные голоса.
    - Выше, выше, балбесы! Вы ж так все столбы посшибаете, эх-х! Тьфу, молодёжь хливкая пошла, - пробасил кто-то вида бывалого лесоруба и сложения соответсвующего - росту даже немного выше Азазеля. Обратился к наёмнику, обдавая его крепким смрадом перегара, - Эй, орясина, сныть-ка с дороги, шо, не видишь, мешаешь этому самому, как его там, - мужик икнул, кивая и жестикулируя в сторону небольшого помоста,- аутодофе тут буде, во! Токмо без ведьм, - добавил он и, вместе с несколькими такими же "ремесленниками" они залились гоготом... но ровно до того момента, как кто-то трезвый и глазастый не пихнул громилу в плечо, кивая на неприметного вида молодого человека в лице Гленна. Что-то зашептал. Смех как-то резко прекратился.
    - А-а-а... ваше инквизиторшество, мы тут, эта... эта самое...
    Пока мужик подбирал приличествующие случаю слова, Гленн заметил, как кто-то на площади, почти перебиваемый криками барда с похабными частушками, продавал коней. Вот только не весь табунок заинтересовал инквизитора, но гнедой конь, смиренно топчущийся на месте и флегматично пожёвывающий свисающую с какого-то дома ленту.
    - И в честь кого же столько суеты? - спокойно проговорил инквизитор, без труда узнав свою лошадь среди прочих.
    - Так эта самое... Вирм сдох! - проговорил мужик очевидную вещь.
    - Воистину сдох!
    - А коней откуда таких добыли? - спросил инквизитор, кивая на торжище. Слишком уж разномастен был табун, чтобы выдавать его за племенных жеребцов.
    - Э-э-э, эт не к нам, ваш инквизиторшство, эт к ним! Ормундом его звать, иногда захаживаить к нам! - с облегчением сказал мужик Гленну.
    - Говорят, он колдунством занимается, коней приманивает волшбой нечистой... - заговорщицки заметил другой.
    - И козу ебёт!
    Удивительно, как легко иной раз всплывают интересные подробности чужой жизни, особенно в простой беседе. И на что надеялось мужичьё, сообщая всё это инквизитору? На благосклонность? На немедленное расследование?
    - Спасибо, милейшие, - тем не менее вежливо кивнул Гленн. - Я побеседую с Ормундом.
    Едва заметным кивком велев спутникам следовать за собой, Рехтланц направился напрямик к Гнедку и человеку, решившему его продавать. Конь узнал хозяина, обернулся, навострил уши - то сказывалось давнее знакомство. На этот раз инквизитор не мог порадовать коня ни сухариком, ни чем-то ещё - припасы были убраны далеко, да и кончались.
    - Уважаемый, где лошадок таких ладных достали? - Азазель шагнул вперёд, на всякий загораживая спиной Гленна и Еву. Подумав, инквизитор не стал тому мешать, позволил вести беседу дальше.
    К нему спиной стояло три человека. Один, высокий, рыжий, обернулся, явив взорам такую же рыжую бороду и кривой нос. По виду настоящий гордландец. Только без кольчуги и топора.
    - А тебе в чем интерес, добрый человек? Купить хочешь?
    - Да вот у кореша моего конь недавно сбежал, - заговорил латник, и инквизитор поморщился. Сам он иначе бы завязал разговор, совсем иначе, но на потеху толпе перебивать наёмника (а тот ведь едва ли сам умолкнет!) не стал. - Гнедой масти, вон на того вот, беспокойного, похож. Ежели чё, у него тавро быть должно особое.
    - И? - без особого интереса спросил мужик.
    - Да вот проверить не помешало бы, не наш ли гнедой-то, - невозмутимо пояснил Азазель, - казённое имущество, понимаешь ли.
    - Знаешь, - мужик задрал голову, почесал под бородой, - сколько таких хитрожопых как ты я вижу каждый день?
    - Гнедой мой, гнедой мой - передразнил он латника. - Твой гнедой прибился к моему табунчику без седла. Весь подранный, кусанный, как от стаи волков вырвался. Хозяина окрест не было, права в ближние сутки никто не предъявил. А стало быть что? А?
    - Стало быть, не хотите договариваться, милейший? - выступил вперёд инквизитор. Торговец не мог не знать о тех правилах, что Орденом заведены. Если, конечно, когда-то вообще изучал их. - А вы слышали о наказаниях за конокрадство?
    "Если знает про правила, сам цену скажет, ну а коли нет, то и припугнуть можно," - решил инквизитор. Правда, не учёл, что Ормунд мог их попросту забыть.
    - Э, кто тут у нас... - гордландец посуровел. Задержал взгляд на знаках Гленна, в глазах его появился странный огонек. - А ты докажи, что я украл его. Докажи! Десять человек видело как он вышел к моему табуну из леса. Десять! А сколько видло, что я у тебя его крал, а? Иди с миром человек. И радуся, что из-за твоего сана не дам тебе промеж глаз за клевету.
    - Э нет, милейший, - уже серьёзнее заговорил инквизитор. Предчувствие, что миром дело не кончится, укрепилось. - Видать, позабыли вы, как выглядит тавро Ордена Святой Инквизиции да какое наказание положено за кражу, содержание и продажу этих лошадей.
    - А вот давай-ка на тавро глянем. Святоши своих кляч метят, - Азазель продолжал источать прямо-таки нездоровое жизнелюбие, - коли не наше тавро, я тебе лично бочонок пива поставлю. Коли наше - тут уж сам понимаешь, - развёл руками латник.
    - Вот... видит Исайя, как я, смирено.. прямо-таки униженно говорю тебе, брат мой по-вере. Уйди, а? Я ж ведь и не сдержаться могу.
    - Мы к святому Ордену за всегда почтение имеем, - подал голос его сосед, чернявый, кучерявый, с острым цепим взглядом. - Но господин инквизитор не прав. Потенный Ормунд нашел коняжку в лесу. Спас от волков. Я бы сказал отбил, учитывая отметины на шкурке скотинки. Тратился на него, кормил, поил, охранял. Уверен, приди к нему в тот же день хозяин и гнедок был бы его... Но... может, его уже волки в лесу доедают, а, мастер инквизитор? А вы, заметили тавро ордена и теперь хотите его просто так забрать? Не дело это. Не дело.
    - Что ж. Кто из вас, милейшие, Ормунд?
    - Я! - рыжий скрестил на груди руки. 
    - Вы знаете, что местные обвиняют вас в малефиции? - негромко спросил он. Инквизитор хотел было предложить переговорить где-то в стороне, обсудив и обвинения (практически наверняка ложные - уж не любят купцов многих), и выкуп лошади - за Гнедка Рехтланц был готов заплатить даже выше нужной суммы, а вдобавок прикупить и пару коней - одного Азазелю взамен задранного мерина и одного то ли Еве, то ли просто под вещи.
    - И совращении коз, - не преминул ввернуть Азазель, тем самым руша все планы. Инквизитор чуть не взвыл в желании высказать латнику всё, что о нём думает.
    Мужик приподнял бровь. Крякнул и... В морду получил Азазель. Как самый остроумный. Нос всмятку. Удар был таков, что от него даже рухнуло забрало. Латника повело и он завалился на Гленна, но инквизитор успел увернуться.
    - Коз совращаю? Ах ты... Javla under dim enstonert, geitemor!!! - он сорвал с пояса кнут. Замахнулся. На его руках мигом повис чернявый. Третий, дородный мужик с пушистыми усами, попытался втереться между ними и лежащим Азазелем.
    - Я не посмотрю что ты весь в железе! Под Дорцвейгом и не таких выковыривал! - ярился Ормунд.
    Инквизитор окончательно уверовал в то, что миром уже ничего решить не выйдет - уж слишком горяч оказался нрав гордландца, а про латника говорить и вовсе бесполезно - тот настолько часто получал по роже, что все мозги растратил. Увы, на Азазеля некому было прыгнуть, некому было скрутить по рукам и ногам, чтобы просто стычка не перетекла в драку.
    - Держите безумца, пока не получил обвинение в нападение на служителя Ордена при исполнении, - холодно заметил инквизитор товарищам Ормунда. - Это хуже обвинения в малефиции. - после Рехтланц решил немного припугнуть, чтобы и сами они не решили полезть в драку: - И не следует ли мне понимать это как соглашение с обвинением?
    Азазель молча встал и так же молча попёр на Ормунда с намерением ударить в наглую, рыжую морду, не размениваясь на оскорбления и хвастливые выкрики.
    "Идиот!" - чуть не выкрикнул Рехтланц, но сдержался.
    - Стоять, говорю, - шикнул инквизитор на наёмника.
    Но было поздно. Стоявший меж спорщиками пузан попытался остановить латника, потому Ормунд успел дёрнуться, и кулак Азазеля прошёл вскользь, лишь содрав кожу на его роже. Зато Ормунд рассвирепел окончательно, играючи стряхнул чернявого и замахнулся кнутом.
    Инквизитор тем временем решил отступить в сторону - он ещё не оправился от встречи с упырями и изматывающего пути. К тому же не хвататься ведь за кистень? Да и слова любые будут бесполезны - не услышит никто. Так вышло, что отступил Гленн аккурат к Гнедку. Узнавший хозяина конь даже соизволил оторваться от жевания ленты и легонько толкнул инквизитора носом в плечо. Гленн привычно положил руку на конскую шею и почесал за ганашом.
    Вокруг дерущихся уже стянулась в кольцо толпа - зрелище их явно забавило. И пусть в ней не все любили рыжего купца, но орали именно в его поддержку - всё-таки Ормунд свой, его знают, а пришлые - что с них взять? Чужаков не жалко.
    Пока была возможность, Гленн осмотрел Гнедка, оценивая, как сильно тому досталось от упырей. Но все имеющиеся повреждения не вызывали опасений - царапины уже подсохли, ноги были целы. Самому инквизитору от нежити досталось не в пример больше. Успокоившись, Рехтланц попытался разобраться, что там с латником, но не преуспел.
    Инквизитора оттеснили настолько, что он почти не различал схватки - перед ним ухитрились втиснуться порядочные бюргеры в праздничных нарядах, которым и драка, и казнь одинаково по душе. Но вот поединщики упали на землю, и только после этого крепкое мужичьё сумело их растащить.
    - Позовите старосту! Где староста Браслов?! - загомонили вокруг, поняв, что зрелище закончилось.
    - Пусти, - спокойно, будто бы не ярился миг назад, попросил латник.
    Удерживающие того мужики и не подумали подчиняться. Рехтланц оценивающе посмотрел на латника.
    - Руки распускать не будешь? - сухо спросил он. Не время сейчас ругаться - потом, всё потом.
    - Нет.
    - Отпустите. Это мой... человек, - всё-таки выговорил инквизитор, хотя подобное заявление перекладывало часть вины за содеянное Азазелем на его плечи.
    Мужики, даже если и хотели, попросту не успели внять словам Гленна. Появились стражники, с ними явился и немолодой красноносый мужчина с рыцарской цепью.
    - Да что за народ такой?! Ни дни ни мнговенья покоя!
    Если судить по тому, как от него шарахался народ - это был тот самый староста Браслов.
    - Кто драку устроил? В колодки! - не сильно разбираясь в ситуации привычно прокричал он. - Что встали, как истуканы? - напустился на солдат стражи.
    Те, вняв гулу толпы, ему показали на инквизитора. Староста слегка усмирил гнев.
    - Что за... Священник? Ты вообще кто? Откуда?
    - Орден Святой Инквизиции. Веду расследование, - спокойно заявил инквизитор, не акцентируя внимание на манере обращения, и показал signum. Но едва ли староста в праздник захочет разбираться в проблеме, а местные (чьё слово завсегда выше слова пришлого, пусть и инквизитора) наверняка перескажут всё так, как было - что Аззель первым полез в драку, оскорбив добропорядочного торговца Ормунда. Потому пришлось добавить: - Также Орден получил сообщение о подозрениях насчёт того, что известный вам Ормунд занимается малефицией и скотоложеством. После личной встречи с оным я намереваюсь добавить к этому обвинение в конокрадстве (доказательство - конь за моей спиной с небезызвестным клеймом) и в нападении на служителя Ордена. Вы, как человек, знающий законы, не можете не осознавать последствия
    - Да иди ты.... - рыцарь недоверчиво нахмурился. - Ну хорошо. Того, железного, в колодки не надо. Просто заприте где-нибудь, пока я не закончу. А там, у бургомистра мы разберемся, кто козотрах... Демоны Бездны... в день святого А... нельзя спокойно пропустить стакнчик винца....
    Он повернулся уходить, но ему помешали.
    - Сир Томмас! - вперёд протолкнулся человек, чьё лицо покрывали неглубокие шрамы, словно от тонкого лезвия. - Дозвольте мне прежде осмотреть раны. Вон тому расквасили нос. А господин Ормунд не может толком передвигаться...
    - Я бы всё-таки настоял на освобождении моего человека, - вклинился в беседу инквизитор. Праздник утихнет ещё не скоро, а тратить время в этом городе инквизитор не имел никакого желания. - Если, разумеется, вы, сир Томмас, готовы пойти на уступки в залог дружбы с Орденом.
    - Видишь это? - Томмас выпятил грудь, показывая на золотую цепь. - Это я ношу потому, что меня поставили охранять тут порядок! В следующий раз, если вздумаешь кого то арестовать, святой отец, поставь прежде в известность меня. Я здесь закон! Заприте верзилу в чулане...
    - Сир Томмас! — обратил на себя внимание аптекарь.
    - А, демоны пекла! Да, делайте что хотите, господин Цохер! Мне похер. - Хохотнув собственной шутке, староста пошёл к таверне.
    Инквизитор пожал плечами. Повернувшись к латнику, над которым уже суетился аптекарь, сказал:
    - Придётся тебе посидеть здесь. Постараюсь управиться быстро, но учитывая, что здесь праздник, готовься и сутки вытерпеть.
    - Налюбовался? - хмуро спросил Азазель у аптекаря и повернулся к Гленну, - барахло моё сохрани главное. Особенно меч.
    Инквизитор принял имущество латника, воздерживаясь от комментариев. К тому же в этот момент подошла Ева, которую инквизитор чуть было не потерял в толпе. Должно быть, её просто увёл праздник - это можно было заметить, взглянув на её худые руки, которые сейчас оказались покрыты браслетами из цветов.
    - Что происошло? Асасель, ви...
    - О, нет, госпожа, ваш друг просто великолепнейший образчик везения. Или столь же интересной регенерации...
    - Ну, бля, всё самое интересное - мимо! И всё из-за этой пиздобратии... - раздался рядом разочарованный юный голосок. Голос принадлежал то ли мальчику, то ли девочке лет по виду двенадцати - в длинной серой подпоясанной рубахе до колен, штанах, башмаках, с короткими жирными каштановыми волосами и внимательным волчьим взором. Как только взгляд "волчонка" наткнулся на Цохера, весь бойкий пыл как-то сошёл на нет, - о... папа, э-э... привет?
    - Здравствуй, юная леди, - Рихард не оборачивается, - какие интересные обороты вы используете в своём лексиконе.
    - А чё они?!
    - Поговорим об этом дома.
    Ева с немым вопросом посмотрела на Гленна, на Гнедка.
    - Один господин намеревался продать моего коня, - начал пояснять Гленн. - Но решить вопрос миром не пожелал. Равно как и чрезмерно горячий Азазель, за что теперь будет сидеть под замком в чулане. Бургомистр же едва ли захочет решать вопросы вместо праздника. Потому сейчас мы найдём постоялый двор, оставим там всё. А после... Что ж, полагаю, в день Святого Арниса можно и забыть на миг о рабочих вопросах, - внезапно смягчился инквизитор.
    - Тосатно... - кивнула Ева, - но та, неплохо пи найти постоялий твор. Как ви сепя чувствуете?
    - Неплохо, благодарю, - кивнул инквизитор. - А как себя чувствуете вы, Ева?
    - Великолепно, - ответила та сразу почти. Несмотря на некоторую усталость с дороги, которая ныне ей, как человеку, была не чужда, в глазах морейки сияла радость. А в руках была небольшая корзинка с мочёными яблоками, - я не снаю, что это, но пахло вкусно!
    Народ потихоньку расходился по своим делам, будто ничего такого не произошло, аптекарь вместе с дочерью и, вестимо, женой с пятилетним сыном, о чём-то спорили в стороне. Спину Гленна обдало волной воздуха - то пронесли огромного змея, умело сотканного из тонких веток.
    - Тогда найдём, где оставить вещи, и можно будет посмотреть на праздник ещё.
    За время пути инквизитор уже смирился с тем, что хотя бы день, но Ева кольцо не снимет. Он понимал, как это должно её волновать - плох тот инквизитор, что не понимает людей. Инквизитор, пусть он сам был против применения незнакомых артефактов, не собирался мешать Еве жить хотя бы этот день. Яркий, с оттенком праздника. И решил хоть немного, но подыграть ей. Ведь хорошо будет, если свет жизни ещё сильнее западёт в её душу, не давая место мраку ревенатского бытия. Пусть покажет. ради чего надо существовать, с чем сражаться.
    - Что это за юная особа ходила с тобой? Может, она нам покажет, где лучше всего разместиться?
    - Элайса? Она... - Ева обернулась, осмотрелась, но белокурой девушки как след простыл, - ...только что пила стесь.
    - Что ж, тогда поищем сами, - спокойно отреагировал инквизитор. - Но подальше отсюда. Если ты устала, можешь сесть верхом.
    - Нет, плакотарю. Мне... не слишком весло с лошатьми, - ответила та. Где-то вдали, в стороне домов, протяжно и тоскливо завыла-заскулила собака, вспугнув вороньё. Ева поджала губы, едва вздрогнув, но никак это не прокомментировала. Да и быстро скулёж потерялся во всеобщем шуме.
    Неподалёку отиралась дочка аптекаря - что-то сосредоточенно делала с пучком трав, держа в зубах нож. Чуть дальше - её отец возле прилавка собрал народ и что-то, похоже, демонстрировал.
    - ...шенствованная ныне конструкция. Что скажете?
    - Интересно, очень интересно, но как сей, крхм, агрегат поможет в практической медицине?
    - Странный вопрос, господин Альдрас, вам ведь хорошо известно устройство человеческого и, скорее всего, нечеловеческого тела! Сущая система из переплетающихся труб - где больше, где меньше. Spritze же даст возможность вводить необходимые средства не только оральным путём, но и внутрисосудно!
    - Что за вздор!
    Позади инквизитора о чём-то шушукались девушки, с которыми была та самая Элайза. Разумеется, предметом обсуждений был буйный наёмник.
    Ева же с интересом следила за дискуссией врачевателей, но не вмешивалась. Ей и на цыпочки вставать не требовалось - с её ростом ей всё и так прекрасно видно.
    - Желаете послушать? - поинтересовался инквизитор у Евы, вновь "сбившись" на вежливо-отстранённое "вы".
    - Сперва найтём постоялый твор, - ответила та, хотя ей и правда был любопытен этот разговор.
    - А вот то чадо, кажется, его, - кивнул инквизитор то ли на девчонку, то ли на парня - хотя, если припомнить, как оному обращался лекарь, скорее, девчонку. - Выберем её в проводники, а там и с родственником поможет устроить встречу.
    Когда Гленн и Ева подошли к девочке, та заметила их, и, не выпуская из зубов нож, подняла взгляд:
    - Э-э... ждрашти?.. - Потом всё-таки вспомнила приличие, выплюнула нож, который тут же поймала и убрала прочь. Прокашлялась, выпрямилась, - как праздничек? То есть, э, что-то спросить хотите?
    - Да. Не могли бы вы проводить нас до постоялого двора с конюшней? Разумеется, не за "спасибо".
    - У нас тут три постоялых двора, два из них - типа трактиры ещё. Вам куда - где подешевле, где потише или где южанам в спину плевать не станут? - короткий, но характерный взгляд в сторону Евы. Инквизитор чуть поморщился от досады - не все люди мыслили разумно, и многие готовы были проявлять неприязнь слишком открыто. Куда проще жить в обществе аристократов, которые могут яро ненавидеть, но при встрече милейше общаться, и даже не подсыпать ничего в напитки да пищу.
    - В последнем есть конюшня и должная охрана?
    - Есть вроде, - пожала плечами девчонка, - но не знаю, есть ли там места. Не особо людное место, но сейчас праздник, жопе некуда упасть. Красивый конь.
    - Орденский. Один местный уже пытался его продать, - коротко усмехнулся инквизитор. - Что ж, ведите.
    - Слышала, - ответила девчонка, - идёмте.
    - Странно, что тень Святоко Арниса у вас так рано, - всё-таки не удержалась от вопроса Ева.
    - Вообще, у нас это типа неделя Святого Арниса. Бирен у нас бедный, но особенный - когда сходит лёд, сюда, как эти... пчёлы на мёд... приплывают всякие торгаши с юга, иногда даже какие-нибудь петрушки с Голлора. Привозят фрукты, овощи там всякие, цветы, прочее - и всё свежее! Как делают так - отец говорит, магия. Цены, конечно, швах, но люд хапает - когда ж ещё в такую срань удастся поживиться разной вкуснотой с юга.
    - И-и... сколько уше тлится прастник?
    - Второй день. Задержался караван немного, но со дня на день прибудет. Кстати, говори потише - у нас тут южан не очень любят, а уж с таким характерным акцентом.
    - Аж неделя... Что ж, надеюсь, чулан оснащён необходимыми удобствами, - Гленн покорно шёл вслед за проводницей, придерживая Еву под локоть, а в другой руке ведя Гнедка.
    По пути дочь аптекаря всё-таки сообщила про то, где живёт - инквизитор заинтересовался разработками аптекаря, которые могли пригодиться не только Еве, но и Инквизиции.
    Привела девчонка их в постоялый двор "Свеча и тень". Распознав в инквизиторе с морейкой новых постояльцев, конюшонок охотно принял лошадь, пообещав кормить, холить, лелеять и охранять как зеницу ока. Решив, что весть об орденском коне и битве за него распространится быстро, Гленн без особого страха доверил мальчишке Гнедка и прошёл в таверну. Там оказалось людно, свободных мест столов давно не осталось, кто-то ел, кто-то смотрел выступление какой-то бардессы и флейтиста - балладу, отрывок которой услышали вошедшие Ева с Гленном. Что-то о змее и соколе. Голос был хорош, пусть и несколько низковат, разливался по залу медленно, словно мёд.
    - ...послушай меня, ты всего лишь змея,
И судьба вся твоя - волочиться,
Не станет вовек пёрышком чешуя,
Не станет и червь - соколицей!
    Инквизитор послушал бы и дальше, но вот усталость давала о себе знать, да и голод. Потому настал черёд беседы с хозяином таверны насчёт комнат. Им оказался мужчина внешне между неопределёнными пятнадцатью и тридцатью пятью - маленький, щуплый, без бороды и всякой щетины, но с заметными морщинками возле глаз и лёгкой проседью в тёмных волосах. Тот обрадовал путников, что из четырёх имеющихся комнат свободны аж две. На вопрос о спальных местах бойко ответил:
    - Два в той, что между этими двумя заср... крхм, не очень хорошими людьми, я хотел сказать, господин инквизитор. На тот случай, если вы с супругой хотите побыть раздельно...
    - С кем? - прокашлялась морейка.
    - Ну, как с кем, госпожа! Друг от друга же.
    - Я готов оплатить две комнаты на неделю. К нам скоро присоединится друг, - добавил Рехтланц.
    - Очень хорошо! - Улыбнулся хозяин, не обратив внимание на пусть и сдерживаемое, но смущение Евы.
    - И на конюшне стоит мой конь. Орденский. Прошу следить за тем, чтобы его не увели.
    Получив заверение, что будет всё выполнено в лучшем виде, Гленн со спокойной душой поднялся на второй этаж. Снятая им комната оказалась последней по коридору - та, в которой было два спальных места. Возможно, вернее было бы распорядиться местами иначе - выделить девушке свою комнату, не мешая. Но, primo, все уже запомнили Еву как спутницу Гленна. Secundo, одну её оставлять просто нельзя - здесь слишком не любят морейцев, чтобы быть уверенным в безопасности девушки.
    - Ева, я понимаю, что несколько... Смущаю вас, однако не считаю, что сейчас правильно разделяться.
    - Я всё понимаю, - она устало села на ближайшую кровать - сказались долгие часы пешего перехода. - Нато путет что-то телать с проплемой коспотина Асаселя. Не мошем ше ми еко оставить просяпать в чулане на селую сетмису
    - Да. Если празднество длится уже второй день, бургомистр, должно быть, не так сильно занят.
    - Сперва нато поесть.
    - Разумеется, - учтиво кивнул инквизитор. - Сюда попросим, или же в общий зал спустимся?
    - Насколько я успела саметить, свопотных мест там не пило. - Ева только сейчас увидела, что в углу, над столом, стоит маленькое старое зеркало. Но подойти к нему не решилась. Замерла.
    - Тогда я сейчас распоряжусь.
    Рехтланц спустился в общий зал и дёрнул какого-то служку, велев принести ужин в снимаемую комнату. Своё требование он подкрепил монеткой, после чего вернулся к Еве.
    Войдя же, обнаружил, что Ева решила, судя по сложенным рукам, безмолвно помолиться перед трапезой. При этом она даже не поморщилась, хотя прежде молитвы ей причиняли боль. Гленн решил не нарушать уединение Евы, и потому просто отошёл в сторону. Сам он также вознёс короткую молитву, но в этот момент не был уверен, что его слова сейчас искреннее пламенных молитв на миг ожившей Евы.
    Вечер. Горячий ужин. Тусклый свет закатного солнца. Трепещущийся огонёк лампы. Ева...
    Кажется, этот вечер должен стать одним из самых запоминающихся вечеров в жизни инквизитора.




НПС
НПС

    Продвинутый пользователь


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Бросая тени на крест

Отправлено 20 Октябрь 2020 - 18:52


  • 5
Ева Аш'Мрат
10 апреля 3057 года IV Эпохи. Вечер.
Бирен.
 
Вкус каши, отдающий едва пережжёнными пряностями, кидал в далёкое детство у моря, когда соль была на губах, а иней от зимнего бриза сединой порошил до боли тугую косу. Влажно, всегда очень влажно, оттого - холодно. Дождливо. Много лет спустя уже здесь, на севере, далеко от Дома - было теплее. Пусть это была всего лишь пресная каша, она казалась слаще тех редких эквилийских фруктов, что она когда-то пробовала. Что же до крови... она не хотела вспоминать её вкус. По крайней мере, сейчас. Пока солнце не скрылось за лентой горизонта. Увлёкшись трапезой, Ева, к собственному стыду, почти забыла одну из главных проблем сегодняшнего вечера...
 
Если поспешим, успеем помочь коспотину Асаселю...
Уже поздно, — приостановил ретивый порыв спутницы Гленн, — если бургомистр ещё на ногах, то едва ли он мыслит достаточно трезво, чтобы разбираться с делами. Однако стоит попытаться хотя бы кратко переговорить, чтобы завтра не пришлось ожидать аудиенции. Как вы относитесь к прогулке по праздничному Бирену, Ева?
Девушка хотела было возразить - как так, это ведь неверно - оставлять союзника в беде, ко всему прочему, ныне и пока живое сердце поддерживало решение помочь, но...
Deus meus! 
Не желание помочь ближнему довлело над её мыслями, кои сама Ева заперла в клетку пресловутого долга. Не желание поскорее покончить с сим вечером, дабы вновь увязнуть во мраке нежизни. 
Вдыхать. Видеть. Чувствовать. 
По-настоящему чувствовать. Без жажды, без ненависти, без костылей проклятой магии.
Полошительно, — хоть губы её чуть дрогнули, не обратившись в улыбку, глаза блеснули. Но лишь мгновение - Ева сама смутилась своей радости.
Нужно ли вам время, чтобы привести себя в порядок?
Хм... пятнасать минут, мастер Рехтланс, — она посмотрела свою растрёпанную косу, а затем несколько трусовато - в сторону зеркала.
Нужна ли вам какая-то помощь? Надо ли распорядиться, чтобы воды принесли? — о своём внешнем виде инквизитор, видимо, не беспокоился - ещё в хижине он разобрался с волосами, и после долгого пути их было достаточно просто заново стянуть в хвост, а одежда выглядела ещё вполне приемлемо. Ева сдержалась от порыва внутреннего перфекциониста, так не вовремя воскресшего, немного поправить ему воротник и сделать хвост поаккуратнее, посчитав, что сий жест будет не совсем корректен. 
Спасипо. Пол-ушата воты путет тостаточно,
 Девушка немного умылась, расчесала длинные волосы, стараясь не смотреть на насечки, которые она регулярно делала на гребне и, в конце концов, преодолев страх, притянула к себе зеркало - и чуть не выронила его, когда увидела неискажённое отражение своего лица. Худая, бледная, с болезненными кругами под глазами... 
"Не самый лучший выбор, мастер Рехтланс..." — не особо весело усмехнулась себе морейка, вспомнив, как инквизитор не стал отрицать их брачную связь.
Когда они вышли из постоялого двора, Ева была чуть мрачнее, чем прежде, с некоторой тоской глядя на багровеющий закат вдали. Этот день слишком быстро кончался...
Желаете навестить аптекаря, или же побродить по рынку? На площади, кажется, балаган что-то показывает.
Кашется, Анна коворила, что отес её сатершится на площати то темноты, — Морейка поправила плащ, — мошно поискать еко там.
Тогда идём.
На площади водрузили змея, но сжигать пока не спешили. Кажется, там выступала какая-то трупа артистов со спектаклем о событиях войны волшебников - издали было не особо видно сути. Видимо, сейчас сюжет подошёл к схватке двух колдунов - сверкало пламя - порой даже синее, зелёное, лиловое! - поднимался дым, летели искры под явно переигрывание актёров. Но народу это, кажется, было не интересно - они охали, ахали, наслаждаясь зрелищем, столь редким в этом маленьком, почти забытом городке.
Рядом, пользуясь столпотворением, бродили местные торговцы, почти до хрипоты представляя свой небогатый груз - в конце концов уже завтра-послезавтра, если верить словам Анны, они не смогут составить конкуренцию приезжим купцам.
У моста было несколько тише, Гленн смог увидеть белокурую девушку рядом с плеядой таких же подростков - Элайза, как назвала её Ева. Заметив внимание инквизитора, она, стараясь сдерживаться, улыбнулась, пуская по тёмной холодной воде венок из ярко-синих пролесок.
Хочешь что-нибудь купить? В иные дни такого не найдёшь. Разве что на ярмарках, но и там не так ярко.
Класа распекаются, не снаю, что хочу, — честно призналась Ева, которой было почти что страшно от такого обилия выбора - выбирать между чем-то и чем-то она не особо любила. Её это порой вводило в состояние, подобное ступору... однако ситуацию исправила случайность.
Они проходили возле реки, и Ева вдруг остановилась. До её слуха донеслось нечто, что выбивалось из общей атмосферы праздника, — мастер Рехтланс... ви слышите? Там... — она повернулась к берегу.
Скулёж. Захлёбывающийся скулёж.
Девушка посмотрела на спутника - тот уставился на что-то на берегу. Если быть точнее - едва трепыхающийся холщовый мешок, на который попал пущенный по течению Элайзой венок их синих цветов.
Подождите здесь.
Мастер Рехтланс, стойте!
Инквизитор рванул вниз по покатому мощёному берегу... и шумно шмякнулся, ударившись затылком о камень и съехав по берегу на мель. Он едва не раздавил мешок. Но схватил его.
Хватайтесь! — Ева быстро сообразила и скрутила свой плащ в подобие каната, конец которого она бросила инквизитору.
Ева вытянула его на берег, прерывая смех некоторых проходящих, видимо, очень уж характерным взглядом.
Ви как? — Она обеспокоенно осмотрела Гленна, морщащегося от боли, но взгляд её остановился на мешке, который тот вытащил за собой.
Помоги развязать, — сказал инквизитор, кивая на мешок. — Ур-роды.
Девушка кивнула и начала развязывать, то удалось быстро, хотя уже и за это время ей показалось, что в мешке больше одного тела, но скулёж раздавался лишь от одного. Сладковатый смрад разложения - хорошо знакомый, но от того не более приятный - ударил в нос, и девушка рефлекторно закрыла нос рукавом. Глаза чуть заслезились.
Два уже начавших разлагаться тела. Щенки. Очень похожие на волчат. По виду - месячные. Один ещё трепыхался, плевался с водой. Его - грязного, мокрого, но всё ещё не сдавшегося - и вытащил инквизитор.
Вот только попадитесь, — пробурчал он, и уже громче заметил: — Не уверен, что сейчас время продолжать прогулку.
Хоть Гленн и сдерживался, Ева могла видеть, что тот маскирует гнев. За то недолгое время, проведённое рядом с Рехтланцем, она успела заметить, что тот мастер скрывать истинные чувства, что не могла совершенно точно назвать недостатком - обязывала наверняка должность - но и не совершенным достоинством. Потому как знала, как горячо бывает пламя, которому выхода нет.
Вроде цел. Но я не лекарь. Поможешь в осмотре? — обратился инквизитор к Еве. — Если нутро отбито, милосерднее будет добить. - было видно, что слова давались ему тяжело (последствие падения?), но кто, как не инквизитор, знает о милосердии?
Девушка аккуратно взяла щенка в руки, в которых он почти повис, ощупала рёбра, тело, голову, что-то задумчиво и совершенно неслышно бормоча под нос. В какой-то момент щенок взвизгнул в ответ на манипуляции морейки. Ева несколько тяжеловато вздохнула. Подняла взгляд на Гленна...
Сторов. Но ему нушно тепло. И сухость. — Морейка посмотрела на инквизитора, — как, впрочем, и вам, мастер Рехтланс.
Верно... Вы правы. Что ж, предлагаю вернуться во двор, — согласился с Евой инквизитор, запихивая грязного щенка за пазуху. Затем вздохнул. — Прошу простить, что так порчу вам праздник.
Тело вашнее, — сдержанно ответила девушка, лишь краем глаза посмотрев на закат. Деловито добавила, — стоит спросить у коспотина Сохера селье по вивитению плох и, восможно, селье с селепним корнем... восвращайтесь в постоялый твор, мастер Рехтланс. Сокрейтесь. Я... приту немноко посше.
Уверены ли вы, что всё будет хорошо, Ева? Девушке без сопровождения по ночам лучше не расхаживать даже в праздники. К тому же кольцо... — Гленн явно не желал поднимать эту тему, но продолжил. — Я не понимаю его сути и не уверен, что ношение подобного артефакта не отразится на вас в дальнейшем. Но я не намерен отнимать его силой. Если за сутки без него ничего не произойдёт, то, полагаю, вы ещё сумеете и на праздник днём поглядеть, и к аптекарю на беседу зайти.
Мастер Рехтланс, путьте спокойни. Со мной ничеко не случится. — Стараясь внушить уверенность, ответила Ева (хотя уверенности в неё было сейчас едва ли больше), — Я верну кольсо, как только вернусь. Опещаю.
Но обещания выполнять надо.
Девушка уже отвернулась, чтобы уйти, когда услышала брошенное вслед.
Главное сами вернитесь, Ева. Не считайте, что артефакт для меня важнее, — заметил инквизитор.
Она ненадолго замерла на месте, немного даже тронутая проявлением такой заботы.
Итите, пока не простутились.

Сообщение отредактировал НПС: 20 Октябрь 2020 - 19:49



5bed6ee9fe17.png


Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 25 Октябрь 2020 - 04:29


  • 6

10 апреля 3057 года IV Эпохи

Бирен. Ближе к ночи.

 
    Цветенские ночи были холодны. Стылый ветер, ничем не напоминающий о приближающемся лете, выстужал до костей. От него не спасала промокшая одежда - наоборот, лишь студила. Но не был холод абсолютен - на груди постепенно согревался маленький шерстяной комок, а в душе медленно тлел гнев. Не горел пламенем, затмевая разум, но неторопливо колыхался.
    Нет большого удивления от находки - на дне реки наверняка гниют сотни, тысячи подобных мешков. Оно устлано костями - людскими, кошачьими, собачьими. Ведь намного проще закинуть лишний приплод в мешок да утопить - зачем тратить мясо на них? Подобное суждение Рехтланц презирал, но что он мог сделать? Разве что посоветовать сперва несчастным глотки перерезать, чтобы не мучались, захлёбываясь в ледяных тёмных водах. Милосердие проявляется по-разному. Если нет сил спасти жизнь, то правильно хотя бы достойно её прервать, спасая от страданий. Жестоко, но всё-таки милосерднее, чем топить. К тому же топить таких.
    Несчастных ждала бы куда более хорошая участь в иных обстоятельствах - их бы ценили, холили и лелеяли, ведь не дворняги оказались приговорены к смерти! Кругом праздник, и немало бы динариев (не соверенов!) за таких щенят можно было бы выручить. Подобное расточительство вызывало лишь больше вопросов, а вместе с тем и распаляло гнев.
    Нет, Рехтланц не впал в безумие, выдумывая страшные кары для тварей, совершивших подобное. Он искренне оплакивал в мыслях тех, кого не удалось спасти, и молился, чтобы хотя бы этот выжил. Что, впрочем, не мешало пытаться понять мотивы того ублюдка, не давало тихому гневу угаснуть. В отличие от души разум был холоден и спокоен. Инквизитор вспоминал всё, что знал об этих собаках, о щенках. Шёл он быстро, решительно - пожалуй, не сталкивался с людьми исключительно из-за того, что вопреки всему на груди по-прежнему демонстративно висел signum. Возможно, тому причиной была и грязь.
    Между тем постоялый двор "Свеча и тень" приближался. К счастью, он относился к тем заведениям, что не особо обращают внимания на блажь постояльцев, пока те платят, и потому Гленна не развернули прямо на пороге.
    - А-а, мастер инквизитор, вижу, прогулка не задалась, - без капли отвращения спросил тот, хотя Гленн был грязен после падения на берегу и от него несло илом, падалью и мокрой псиной. - Согреть воды? - он остановил взгляд на щенке, - и где же ваша супруга?
    - Согрейте. И после пусть принесут немного мяса сырого и творогу. И плошку воды. Что до прочих вопросов, то пусть они вас не волнуют, - спокойно и вполне миролюбиво заметил инквизитор - щенок пошевелился, давая знать, что ещё жив. - Моя супруга вернётся, но несколько позднее - по пути сюда неожиданно встретили её родню. Не портить же праздник тем, что у меня появились иные дела?
    - Будет сделано, - ответил хозяин и куда-то ушёл.
    В этот миг инквизитор заметил, что ему вдруг стало под плащом теплее... и мокрее. Щенок заворочался сильнее, чуть поскуливая, но уже не так сильно дрожал, как в первое время. Подобный казус не согнал с инквизиторского лица маску невозмутимости, а моча незаметно частью впиталась в одежду, частью оказалась на полу вместе с грязью. Прислужник, отирающийся неподалёку, с тоской вздохнул, глядя на безобразие, но ни слова не проронил - лишь ушёл за тряпкой. Гленн же поднялся по лестнице и прошёл в свою комнату.
    В ожидании, пока бадья будет готова (а именно принесена в комнату и наполнена горячей водой), Рехтланц сидел на корточках на полу, изучая лежащего в его руках щенка и осматривая его. Он опасался, что холод застудил его почки, и потому вдобавок к полотенцам слуги принесли импровизированную лежнаку - набитый соломой мешок из рогожи, чтобы в случае чего им потом самим было меньше убирать. Подобная прыть была вызвана обещанием монеты. Инквизитор даже не подумал, что кто-то из слуг просто также жалел щенка - на сегодня лимит его веры в людей был исчерпан.
    Но вот дверь закрылась, топот стих, а бадья была заполнена достаточно, чтобы наконец отмыть и себя, и щенка. Трудно сказать, кому досталось больше чистой воды - ему или кутёнку. Пожалуй, главным в ней было всё-таки тепло - спасёныш наконец перестал дрожать, даже расслабился немного. Если поначалу он испугался воды, то к концу отмывания и не думал вырываться, будто бы даже подставляя шею, чтобы Гленн почесал её, а при вытирании полотенцем и вовсе осмелел настолько, что начал проявлять любопытство.
    Пока Гленн сам насухо вытирался и доставал из своих сумок чистую одежду (позже придётся где-то раздобыть ещё, потому как после пути да приключений от прежней почти ничего не осталось), щенок оглядывался и даже взялся пожевать угол рогожи - на то, чтобы встать, ему не хватало сил. Пришёл слуга, принеся еду и забрав бадью. Вдобавок за монетку он прихватил и инквизиторскую одежду, заметив, что и так бы отнёс её в чистку. Однако денег не вернул. Рехтланц чувствовал, что подобная расточительность ощутимо бьёт по его кошельку, однако она обеспечивала расположение людей, что было сейчас важно. К тому же траты предстоят впереди немалые - новые одежды, новая амуниция для Гнедка, лошади его спутникам - две, не одна, потому как одну в случае чего можно сделать вьючной. Гленн не допустил и мысли, что собаку придётся отдать кому-то - наоборот, продумывал, как сделать щенка даже полезным в службе.
    Мясо принесли хорошее - пусть обрезки, но свежие, без жира и жил. Гленн ножом отрезал маленькие кусочки и скармливал щенку вперемежку с творогом. Обессилевший зверёныш ел с рук. Сперва неохотно, после - жадно. Несколько дней борьбы со смертью, холодом и голодом истощили его, и потому инквизитор скормил щенку намного меньше положенного - только взрослые псы без труда переносят многодневные голодовки.
    О, как Гленн был благодарен тому, что в Ордене юных помощников не только чему-то обучали, но и заставляли работать! То, что Гленн миновал этап обучения непосредственно в группе прочих мальчишек, не избавило его от исполнения трудовых повинностей. Хорас Лоран, его наставник, частенько отправлял помощника на псарню, когда доводилось подолгу задерживаться в столице. Подобный выбор обуславливался лишь давним знакомством мастера Лорана с одним из старших псарей - они начинали службу вместе, пока кто-то особо прыткий не решил отомстить мастеру Орею за чрезмерную внимательность и не поставил капкан перед его дверью. Развившаяся гангрена и последующая ампутация ноги поставили крест на карьере инквизиторской. Но Орден не отказывается от тех, кого вырастил. Так мастер Орей стал псарём, чтобы через много лет мастер Лоран отправлял своего помощника временами к нему в услужение.
    Рехтланца заставляли убираться в псарне, кормить собак, лечить их после драк. Попутно он слушал псарей, запоминал сказанное ими - частью из-за давней мечты когда-нибудь завести себе пса, частью просто из-за хорошей памяти. Те давние уроки помогли сегодня определить в несуразном сером кутёнке того, кто вырастет не в дворнягу какую, а в серьёзного служебного волкособа.
    Волкособы! Замечательные метисы - крепкие телом и здоровьем, умные, выносливые. Если бы не их своенравность, волкособы вытеснили бы со службы все прочие породы. К тому же трудно заставить спутаться собаку с волком, а иные потомки таких союзов ни на что не годны, потому как до отупения злы и трусливы. В Ордене нашлись те, кто убил годы жизни на выведение пригодных для службы линий, придирчиво отбирая из помёта лишь тех, в ком отразились лишь лучшие черты волков и собак. Правда, нет-нет да просыпалась лишняя кровь, сводя все старания псарей на нет. Потому были редки волкособы на службе у человека - куда выгоднее содержать пусть и уступающих в чём-то, но менее своенравных чистокровных собак.
    Гленн не знал, что именно вырастет из щенка - дикий зверь, мечтающий лишь о побеге, или же верный друг. Он лишь подозревал, что это решает не только кровь, но и дрессировка, однако сам в ней не смыслил. Одно дело - запомнить, чем, как и когда кормить щенка, чтобы он вырос здоровым, и совсем другое - постичь азы дрессировки.
    Щенок не подозревал о душевных терзаниях инквизитора и мыслях про грядущее. Наевшись, он свернулся калачиком на руках инквизитора и заснул. Рехтланц осторожно гладил того по серой спинке, стараясь при этом даже не шевелиться, хотя понимал, что уставший кутёнок не проснётся от того, что инквизитор чуть пошевелится.
    Идиллию прервал поднявшийся в общем зале шум. Не драка, нет - вполне миролюбивое веселье, чуть насмешливое - будто подшучивали над кем-то. Вздохнув, Рехтланц аккуратно переложил щенка вместе с импровизированной лежанкой на свою кровать. К этому времени должна была вернуться Ева. Учитывая, что в ней легко разглядеть морейку, Гленн не питал иллюзий насчёт реакции окружающих. Потому он поселил Еву с собой в комнате. Потому не стал опровергать ошибочное предположение хозяина постоялого двора о том, что Ева - супруга инквизитора. Убедившись, что кутёнок сладко сопит, Гленн аккуратно укрыл его углом покрывала, тихо покинул комнату и спустился до середины лестницы, чтобы проверить, стоит ли шум его внимания.
    Оказалось, стоил. Внизу толпился люд. Горланил что-то, галдел. В толпе Гленн без труда увидел Еву. Вампирша хотела пробиться к лестнице, но её частично удерживал разговор с какой-то светловолосой девчушкой.
    - Одну минуту, не дело, чтобы ты сейчас просто ушла! - крикнула та.
    Ева подняла взгляд выше, увидев Гленна чуть улыбнулась... Но переведя взгляд на Элайзу и увидев, что у неё в руках, будто окаменела на миг, даже как-то побледнела чуть больше прежнего...
    - Эй, ты чего? - пользуясь ступором морейки, девчонка подошла и попыталась нацепить на голову её венок из жёлтых акаций.
    Было видно, что Ева говорит "не стоит" и старательно ретируется в сторону лестницы, но Элайза и остальные девушки явно не понимают столь странную реакцию на, казалось бы, безобидный венок из ярко жёлтых пушистых соцветий.
    - А вот и вы вернулись, - громко произнёс инквизитор, спускаясь по лестнице. Signum, вывешенный поверх одежд, заставлял толпу чуть притихнуть и расступаться. Ева воспользовалась этим и прошла вперёд, уворачиваясь от венка.
    - Рата снова вас витеть, мастер Рехтланс, - голос её едва заметно дрожал.
    - Разумеется. Вам что-то нужно от вашего сопровождения, или же мы можем вернуться в комнату?
    Ева нервно сжимала суму побледневшими пальцами. Гленн видел, что её что-то сильно тревожит, и потому всячески пытался избавить её от навязчивой толпы. В конце концов, былое воспитание и долгая жизнь уже ревенатом наверняка отучили её от обилия людей, от шума, и наверняка ей было сейчас неуютно.
    - Я... нет. Не нуштаюсь... - она глубоко вздохнула, делая шаг навстречу инквизитору, - лучше путет вернуться...
    - Но заберите венок! Он ваш! - Ей протянули акациевый венок вновь, и на этот раз она увернуться от него не смогла. Сжала зубы и прошла мимо инквизитора на лестницу и вверх.
    - Девушки, прошу простить, - бросил Рехтланц, поднимаясь наверх. За ним никто не последовал. Уже в комнате инквизитор поинтересовался: - Ева, что-то случилось?
    Он увидела, как та сбрасывает венок прочь, словно тот охвачен пламенем, нервно стряхивает с чёрных волос остатки цветов.
    - Всё... не вашно, - она посмотрела на свои руки, уже несколько спокойнее снимая с запястий цветы, - ви пили прави, мастер Рехтланс. Что случилось - вспять не вернуть.
    - Расскажете, что случилось? - мягко спросил инквизитор.
    - Оставьте, — устало ответила Ева, - я... не люплю акасии. Есть причины. Прошу простить са это... претствление.
    - Что ж, если нет желания, то принуждать не стану, - легко согласился инквизитор. - Но если что - я рядом. Что до прошлого, то оно всегда в прошлом, и лишь от нас зависит, оставить его обращаться в прах, или же оберегать, защищать. - Инквизитор резко умолк и сменил тему. - А щенок... Отмыт, накормлен, спит.
    - Хорошо, - кивнула девушка, - пойтёмте, я купила некоторые селья...
    Ева подошла к столу и принялась доставать из сумы несколько мехов.
    - Это лучше тавать с етой, - она посмотрела на спящего щенка, - а это, - девушка подала Гленну пузырь с белесой жидкостью, - вам. Сейчас перет сном, савтра утром и такше перет сном.
    - Благодарю, - кивнул инквизитор, принимая снадобья. Кажется, в пузырьке бултыхалась настойка целебного корня, а в мехах наверняка было обещанное средство от блох и паразитов. - Хватает ли у вас денег, могу ли я чем-то помочь?
    - Нет, хватит, - Ева устало села на кровать.
    - Мне распорядиться, чтобы подали горячее вино? Перед сном - вещь полезная.
    - Не откашусь, спасипо.
    Бросив взгляд на спящего щенка, Гленн вышел из комнаты и спустился на первый этаж. Слуга нашёлся быстро, понятливо кивнул и направился куда-то в сторону кухни, пообещав, что исполнит всё моментально. Вновь вернувшись в комнату, Гленн подошёл к спящему щенку. Бока мерно вздымались, сопения же было почти не слышно. Бережно поправив накрывавшее его покрывало, инквизитор сел за стол, наперекор всем приличиям водрузив на столешницу локти и устало укрыв лицо ладонями.
    Сегодняшний день вымотал его. Дорога, стычка, щенок... Много событий для одного дня. Впрочем, такова инквизиторская жизнь - то размеренность отдыха, то внезапность череды событий. В Аустените ведь также начиналось - разом. И, прямо как там, уже в самом начале Гленн оказался уставшим, раненым и практически не имеющим никаких зацепок. Правда, теперь с ним была Ева, показавшая себя хорошим целителям. Был и Азазель, способный исполнять приказы и неплохо владеющий клинком.
    - Не хотел я в Бирене задерживаться... Но придётся, - устало вздохнул он. - И то, что напортачил Азазель, исправлять, и выяснять ещё, что за сволочь избавилась от таких щенков... Это... Это даже сравнить особо не с чем - таких щенков не топят.
    Ева услышала, как приближаются к двери чьи-то шаги, и подошла к ней сама. То оказался слуга с вином - действительно быстро обернулся. Морейка приняла вино и подошла к столу, молча наливая его в обе чаши.
    - Он похош на щенка волка, но... это не совсем так?
    - Помесь волка с собакой, - пояснил инквизитор. - Это заметно не так сильно внешне - разве что по поведению... Мне довелось в руках держать и волчат, и подобных... волкособов. Кого только на псарне нет... Нет для службы собак вернее и полезнее их. Другое дело, что без дрессировки с ними не совладать. Да и получить таких в руки - редкость.
    Ева пригубила вино.
    - Странно, что они пили випрошены, а не протаны.
    - Вот и говорю - не топят. Опять разборки, - вздохнул инквизитор.
    Отняв от лица правую руку, взял свою чашу. От бордового напитка шёл пар, изгоняя из комнаты запах мокрой псины. Инквизитор сделал глоток.
    Следовало отдать повару должное - вино пошло в подогрев хорошее, не кислятина. Конечно, не самое лучшее, но о большем мечтать сейчас не стоит.
    На беседы не тянуло.
    Инквизитор сидел за столом, изредка прикладываясь к чарке, и массировал правый висок. Застарелые трещины ныли - слабо, практически незаметно. Пальцы без особого труда ощущали не только шрамы, но и места, где кости срослись. Лекарь проделал колоссальную работу - убери шрамы, и никто не скажет, что осколки срослись местами криво. Пекло правое ухо, от которого не так давно мертвяк отожрал кусок. Поджившая корка вновь треснула, когда инквизитор поскользнулся у реки, и теперь вновь напоминала о ранении. Если прислушаться к ощущениям, то можно было заметить лёгкое нытьё бедра и руки - последствия того же падения.
    Пустяки.
    Пока ещё пустяки.
    Притча о соломинке, преломившей спину верблюда, напоминала о том, что когда-нибудь такой пустяк окажется фатальным.
    - Кашется... - заговорила неожиданно Ева, вернув инквизитора в реальность. Спустя некоторое количество вина она уже хорошо так поддалась хмелю, - я ч... ствую сепя... нехорошо. М-мастер Рехтланс, - девушка, обретя лёгкий алкогольный румянец, подняла чуть мутный взгляд на инквизитора, - Я так т... тавно не пила, - она, пошатываясь, встала со стула.
    - Осторожнее, - Гленн встал, предупредительно поддержав Еву за локоток.
    - М-мастер Рехтланс, - она медленно направилась к постели, - ви очень топри. Спасипо вам. Са всё.
    Едва дойдя до своей постели Ева уснула.
    Инквизитор молча постоял рядом - он помнил про намерение забрать кольцо, но сейчас откровенно колебался. Подумав и взвесив всё, Рехтланц решил оставить Еве кольцо до рассвета, а то и до вечера следующего дня - никаких последствий ношения кольца он сейчас не видел, а завтра днём надо ещё и с аптекарем поговорить, и Азазеля вызволить. Не оставлять же её на день в пустой комнате? Хотя... учитывая, что надо смотреть за щенком...
    Так и не придя окончательно ни к какому решению Гленн лишь укрыл Еву покрывалом, принял необходимое снадобье, загасил свет и улёгся на свою кровать, аккуратно передвинув щенка так, чтобы тот не упал в случае чего и не был ненароком задавлен ночью.
    Инквизитор уснул быстро, убаюканный размеренным щенячьим дыханием и теплотой отогревшегося после реки тела.
 
    Ночь. Яркое пламя костра, заставляющее щуриться. Лунное серебро полосками отражается в подёрнутой рябью глади реки. И тени, чёрные тени, заслоняющие собою воду. Безнадёжные попытки воздвигнуть нерукотворную стену...
    Резкий окрик: "Святоша, завязывай! Им насрать на круг! Быстро сюда!"
    И буря. Хаос. Гротескные хари, какие поначалу со страниц бестиария в ночные кошмары перебираются, и которые не раз потом мелькают в работе. Разложившиеся, искажённые, мёртвые. И при том живые.
    Отблески меча Азазеля и била кистеня. Летящие ошмётки гнилой плоти. Яркое пламя - то вдали, то прямо перед глазами. Боль в натруженных мышцах. Боль в ушибах и укусах.
    Затишье. Передышка? Едва ли. Лишь начало новой схватки. Не с упырями - с ядом.
    Навалившаяся тяжесть. Не слабость - усталость и обречённость.

    Во сне обрывки пережитого мелькали резко, обрывисто. Сливались в одно месиво, что, впрочем, ни капли не мешало - постепенно оправляющееся от отравы сознание уже само всё связало воедино. Так Гленн припомнил и схватку, и неожиданную встречу с Евой. То не было мгновенным прозрением - просто спала пелена с части воспоминаний.
    Быть может, воскресло бы в памяти и многое другое - например, само обитание в хижине, только вот настала пора пробуждения.
 
    Где-то рядом сопело. По руке прошлись чем-то шершавым и горячим. После - укус. Слабый, скорее заинтересованный, чем намеревающийся сиюсекундно сожрать.
    Инквизитор открыл глаз и встретился взглядом с кутёнком. Тот за ночь вплотную подполз к Гленну, разместившись под грудью, и теперь изучал человеческую руку. Правда, увидев, что хозяин данной руки соизволил проснуться, щенок поднялся и неуклюже поковылял к лицу. Инквизитор бросил взгляд на окно и понял, что солнце ещё толком не встало. Ева, спящая на второй кровати, и не думала просыпаться. Прочие постояльцы, если судить по тишине, тоже.
    Вздохнув, Гленн поднялся с кровати и предусмотрительно сгрузил щенка на пол, предварительно подстелив под него набитый соломой мешок из рогожи. Сам инквизитор посмотрел, как деловито щенок обнюхивает подстилку, и принялся приводить себя в порядок. Впрочем, сегодня это почти не заняло времени - Рехтланц с вечера не раздевался даже. Разве что привычно стянул с глаза повязку и распустил волосы - повязка ему просто не особо нравилась и носилась лишь ради окружающих, а с завязанными волосами спать не всякий раз удобно, потому как завязанный шнур давит на шею. Завершив сборы, инквизитор подхватил щенка с предсказуемо обмоченной рогожки и спустился вниз.
    - Доброе утро, мастер инквизитор! - поприветствовал его какой-то помощник хозяина. Видимо, Дуэйн Грэйхос всё-таки когда-то спал. Или отлучался по делам. - Завтрак ещё не готов.
    - Не к спеху, - отмахнулся Гленн.
    - Вашему... э... щенку как вчера подавать?
    - Немного мяса сырого, творога и каши какой.
    - Хорошо, всё будет.
    - Ещё я был бы очень рад, если бы вы отправили кого-нибудь к шорнику - у меня конь без седла и узды, а скоро в дорогу. Не хотелось бы спину ему убить тем, что на ярмарке нынче продают.
    - А шорник недалече обитает, - почти радостно ответил парнишка. - Муженёк сестрицы моей. Хорошо делает, кто хочешь подтвердит! Только за вас уж не договорюсь, но о встрече договорюсь.
    - Пусть коня обмерит хоть, на узду фантазии не надо много. А вечером о прочем столкуемся. А раз живёт недалече, может, сбегаешь к нему прямо сейчас? Может, соорудит что из обрезков на него? -  кивком Гленн указал на щенка. - А то на землю не спустить толком, затеряется ещё.
    - Хорошо, мастер инквизитор! Только сами понимаете...
    - Понимаю, - кивнул Гленн, и выдал пареньку пару монет, которых вполне хватало на покупку ошейника, да ещё и осталось бы. - Я буду в комнате.
 
    Ева проснулась поздно - часов в девять. За это время Гленн успел покормить щенка, немного поиграть с ним, примерить принесённый ошейник да вновь убаюкать кутёнка на руках.  Сперва Ева тревожно ворочилась, бормотала на морейском под нос пока чуть ли не подскочила, сверкнув испариной на лице. Увидев, что всё тихо, она провела еще не до конца проснувшимся взором по окружению, а затем и ладонью по лицу, смахивая остатки сна.
    - Доброе утро, Ева, - произнёс инквизитор.
    - Топрое утро, мастер Рехтланс, - заметив кольцо на своем пальце, она несколько приуныла. Поняла, что не выполнила обещание, - так светло, - она поднялась с кровати, несмотря на одолевающую легкую дурноту, - сколь толко я спала? И спали ли ви?
    - Сейчас уже вторая стража пошла, - сказал Гленн, бросив взгляд на виднеющееся в окне небо. - Да.
    Ева застонала, потирая лоб и стыдливо прикрыв глаза.
    - Так постно... Я випила кута польше, чем мошет посволить моя слапая плоть, - девушка вздохнула, - я не виполнила своеко опещания снять кольсо вовремя, но моку стелать это сейчас.
    - Сейчас утро, грядёт день. Я пока не вижу никаких... последствий от ношения, и полагаю, что сегодня вы мне пригодитесь. Надо освободить Азазеля, к тому же неплохо бы Цохеров навестить. Кольцо же придётся снять на следующую ночь. В крайнем случае, после того, как разберёмся с текущими делами.
    - Пошалуй, та... ви прави.
    - Тогда я распоряжусь подать воду, а после - завтрак. Кто знает, что ещё принесёт день.




Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 25 Октябрь 2020 - 19:26


  • 6
Её настоящее имя было Талли, рыжая ведьма из лесов, заговорами и мороками дурила головы людям, портила молоко и уничтожала посева, воровала отроков и пускала кровь младенцам, чтобы богомерзкую жизнь свою продлить. Карл Волцхвав, мастер риторики и общеведческих дисциплин при Ордене святой Инквизиции писал: “Ведьмы есть паразиты диавола. Заточенные в тела бабьи, они устами сладкими сделают всё дабы вера ваша стала убиенной и никчемной. Блудницам и блядям диавольским место на языках святого Огня аки суда справедливого божьего”. Инквизиция никогда не жалела ведьм, поистине сравнивая их с язвой греховной, заживо сжигала. Бывало без доказательств и расследований. Девушки, женщины, старухи кричали от боли, плакали, стенали, молили Бога о прощении, но получали в ответ тишину. И затем, охваченные болью и обидой, они проклинали. Их громкие слова страданий разносились по округам, впивались в головы наблюдателей и пугали. Пугали настолько, что мысль о проклятии быстро и верно переходила в манию, в веру. И сами люди награждали себя меткой ведьмы. Однако Талли была настоящим паразитом диавола, умелым и опытным. Её мягкие слова нежно касались слуха церковника, успокаивая его, расслабляя. И хватка его слабела. Ведьма выцарапывала себе свободу, не боясь окутать морок даже вампира. 
          Ливингстоун чувствовал как маняще пульсирует жилка на её шее, призывает к действию. Тем не менее он боролся с искушением напиться вдоволь, утолить жажду, высушив эту падшую женщину, безбожницу до последней капли крови в расплату о содеянных грехах. 
          Да постигнет кара Божья это жалкое создание! 
          Его пальцы на горле Талли неожиданно сжались сильнее, а сам он примкнул к ней в плотную. Со стороны они выглядели, как уединившаяся в тишине и покое пара влюбленных, но, увы, ни одной живой души рядом не было. 
          Живых вампир бы почувствовал. Живых он бы сейчас избежал. Занятый кровопролитным правосудием, церковник скрывался в тенях, подальше от чужих глаз, от внимания. Как убийца. 
          Убийца. 
          Слово эхом отозвалось в голове Ливингстоуна, и тот отпрянул от Талли. Она выглядела бледно и помято, но тем не менее была живой. Он, казалось, виновато смотрел на неё, как нашкодивший ребёнок перед расстроенной его поведением матерью. 
          Впрочем, чувство вины исчезло также быстро, как и появилось. Вместо него пришло ощущение взгляда, чужого, враждебного и в то же время любопытного. Его изучали, за ним наблюдали как впервые переступившего порог церковно приходской школы мальчишку. 
          Замерев, Брэм насторожился, вслушиваясь во весь мир вокруг. Дыхание Талли, разговор уставших друг от друга супругов за стеной, мурлыканье кошки на оконной раме, гул из трактира, сопение проснувшегося с похмелья пропойцы, плач разбуженного ребёнка, топот спешащих горожан, окрики стражников, скрип телег и звонкие нагоняи возниц. Но он не услышал бесшумную опасность, поскольку уже догадался кто следил за ним. 
          - Привет, сладенький! - Грудной, чуть хрипловатый голос не стал для него неожиданностью. - Развлекаешься?
          - Нет, - сухо ответил он и развернулся.
          На дорожке, что вела к занятому тупику, стояла женщина, деловито и изящно положив руки на широкие бедра. Несмотря на платье из недешевого материала и узорчатые набойки на нём, незнакомка была вульгарно одета для простой горожанки города Бирем. Её открытое и широкое декольте было одним из ведущих достоинств, как и, учитывая скромность набожность церковника, недостатков. Тонкую бледную шею обрамляла подвеска с неизвестным инквизитору драгоценным камнем, вполне вероятно связанным с магическим естеством. От взгляда её красных глаз веяло могильным холодом и беспредельной жестокостью. И даже Брэму было от него не по себе. В ней, в этой неизвестной вампирше чувствовалась пугающая мощь, сила, заработанная путём кровожадных убийств и кровопусканий. 
           - А зря, - с разочарованием ответила та и легким, непринужденным движением провела рукой по коротким вьющимся волосам цвета вороного крыла. 
          Она немного подумала. 
          - А впрочем это был не вопрос
          - Предполагаю, твой визит имеет более веские причины, чем детские вопросы, - несмотря на исходящую от незнакомки угрозу, Брэм не сходил с горделивого пьедестала, который занимала бесстрашная Святая Инквизиция. 
          - Ты всегда такой нудный? Вампир - инквизитор. Большей шутки бытия не бывает
          Церковник не отвечал и не реагировал на провокации. Краем глаза он заметил, что до этого полная бодрости и сил на сопротивления ведьма сейчас замерла как кукла. Неподвижная и пугающая, словно неживая марионетка, чей хозяин временно повесил нити на стену. 
          Вампирша щелкнула пальцами, привлекая внимание.
          - Эй, с тобой говорит дама. В прецепториях уже не учат манерам?
          - Моё внимание есть проявление вежливости, госпожа, - последнее слово было произнесено с заметным издевательством. - Повторю свой несложный вопрос: цель визита?
          - Ах вот как... какие мы грозные, - вампирша отступила. - Ты, пупсик, вонзил клыки не в ту жертву. И, если ты уж так хочешь узнать цель, то изволь. Сейчас я буду тебя учить. Жестко
          Как только предупреждения сошли с её тёмных губ, в руках появилась незамысловатая трость с внушительным набалдашником из свинца. С неуловимо стремительной быстротой вампирша ткнула острым концом трости в грудь Брэма, и тот, проигрывая ей в скорости, почувствовал как нещадно и предательски жалит его серебро, скрытое в острие. Не давая юного вампиру времени оправится, она атаковала вновь, так же стремительно, так же точно. Трость гудела в её руках, превратившись в размытый силуэт. Прикрываясь руками и защищая голову, Брэм изумился насколько быстры могут быть вампиры. И все те истории, рассказанные опытными инквизиторами, о побеждённых и впоследствии сожжённых вампирах теперь встали под сомнения. Как можно победить таких могущественных существ? Отряд, армия? Магия? 
          Он пригнулся и резко ушел в сторону, но вампирша как будто бы почувствовала его намерения и провела сильный удар наискось, сверху вниз, целясь в висок наглого птенца. Инстинктивно, Брэм подставил руку и услышал, как трескается кость. Боль пришла мгновением позже. Не обратив внимание, что острый осколок локтевой кости пробил кожу и теперь дискомфортно торчал, церковник быстрым, нечеловеческим ударом дотянулся было до ухмыляющейся физиономии вампирши. Однако время и скорость были на её стороне, и кулак пролетел на расстоянии полпальца от её подбородка. Инерция собственного же удара развернула Брэм, вновь сделав его открытым и незащищенным. Вампирша, впрочем, повременила атаковать лёгкую цель и с интересом хищника, играющим с добычей, наблюдала, как птенец увернулся от возможной атаки и, развернувшись, ринулся на неё, чтобы повалить наземь. 
          Жадно и с ненавистью Брэм вдохнул сильный запах вампирши, когда оторвал её от земли. Та, не дожидаясь броска вниз и действуя как опытная любовница или фройлен борделя, заключила инквизитора в объятия с такой силой, что его кости предательски затрещали. 
          - Самонадеянный младенчик. Ты даже не понял, что разговариваешь с мастером
          Мгновение, и они поменялись местами. Ошарашенный неожиданным переломом событий Брэм пытался избавиться от хватки противника и достать до земли ногами. Казалось, инквизитор вступил в борьбу с самим богом. Dimitte, Domine! Неуязвимый, стремительный, могучий и бесстрашный. Настанет ли день, когда он, Брэм Эйвери Ливингстоун, обретёт такую же мощь? Когда он поравняется с самим Господом, когда сам Исайя не сравнится… 
          Adiuva me, Domine.
          - Я старше тебя на полторы сотни лет! - Вампирша встряхнула и с легкостью швырнула его в стену. 
          От удара глина, которой был обмазан фасад дома, пошла трещинами. В некоторых местах отвались целые куски и, упав вниз, раскрошились. Раскрошились на лежащем на земле инквизиторе. Он упал на сломанную руку, и боль, не знающая пощады, вновь напомнила о себе. Голова кружилась, кости ныли, несколько рёбер сломаны. Обыкновенный человек вряд ли бы выжил от пережитого. 
          Вампирша господствующе возвышалась над ним, проворно поигрывая тростью. 
          - Я могу переломать тебе кости, но не хочу потом тащить на себе. Потому встал и пошёл. Туда - куда я скажу. И без фокусов!
          Брэм медленно вытянулся и демонстративно отряхнулся. Тело жгло от боли, в голове носилось бессвязное эхо каких-то молитв против нежити. 
          Он смерил презрительным взглядом вампиршу.
          - Никогда, чертово ты отродье, - он сплюнул и попытался расплющить ей бледную физиономию резким ударом. 
          Кулак влетел в растопыренную пятерню и намертво застрял там. Женщина улыбнулась одними уголками губ. Она сжала ладонь, и пальцы Брэма затрещали, но не сломались. Тот буравил её не менее холодным и жестоким взглядом, стойко вынося страдания. Вампирша вдруг передумала и дёрнула его к себе, разворачивая спиной и перехватывая за шею, так чтоб он оказался в её локтевом захвате. 
          - Я очень хочу послушать, как ты будешь петь, пупсик, - прошептала она ему на ухо, - когда твои братья по вере будут забивать в тебя осиновый кол. В тебя забивали осиновый кол? Ты знаешь, каково это? Это больно. Ты как будто заново умираешь. Ты словно парализован. Живой дух запертый в мёртвом теле.
          - Что тебе нужно? - Прохрипел Брэм, понимая что он высвободится только тогда, когда ему позволят. 
          - Ах, вот почему нельзя было сразу начать с такого вопроса? - Она улыбнулась. - Доброе слово и добрая трёпка - вот что действует на служителей распятого бога
          Хватка ослабла, и инквизитор ощутил свободу: вампирша отошла в сторону. 
          - Кто ты, черт тебя возьми, такая? - оперевшись здоровой рукой о стену, Брэм потрогал сдавленное горло и помятую шею, с ненавистью глядя на вампиршу.
          - Фройлен Карстаули, - она сделал книксен. - А теперь довольно болтовни. Иди со мной.
          - А если я откажусь?
          - А ты любишь боль, пупсик!  Берёшь пример со своего кумира?
          - Не твоё дело. Просто ответить: зачем?
          - Кое-кто хочет поговорить с тобой. В твоих же интересах.
          Всё религиозное нутро кричало сопротивляться, продолжать сражаться и во чтобы то ни стало не идти на соглашение с чудовищами. Здравый разум же советовал соглашаться. Она могла его убить без труда. Одним движением, одним ударом. Он нужен им живым. Зачем? Жизнь младшего инквизитора была в прошлом. Настоящее теперь неотрывно связано с ночным народом. Даже не признавая этот факт, но он один из них. Иного уже не дано. Вопрос только как долго он сможет сопротивляться зову, оставаясь верным своей когда-то непоколебимой вере. Более того дальнейшее сотрудничество с кровопийцами приблизит его на шаг ближе в этом запутанном расследовании, где смешались все, кто мог. . 
          - Что с ней? - Брэм, поддерживая сломанную руку, кивнул в сторону ведьмы. 
          Вампирша Карстаули сделала знак Талли, и та сразу же пришла в себя.
          Кукловод схватил нити со стены. 
          - Пойдем, девочка. Тебе тут не место

Сообщение отредактировал Ливингстоун: 25 Октябрь 2020 - 19:28



Брэм
Брэм

    Dedomini lupus


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: вампир (тавантиец)
Специализация: Ночи и Духа

 
 


Бросая тени на крест

Отправлено 15 Ноябрь 2020 - 01:14


  • 7
Вот два вампира и ведьма в тупике. Сказка? Детская игра? Чья-то шуточная загадка или же пьяная выдумка? Что их связывает? Какие цели? Зачем? Бездонная торба вопросов замучила бы того, кому рассказали об этом. О двух вампирах и ведьме в тупике. И глаз не сомкнуть от размышлений, впрочем, как и тем стоящим друг напротив друга. Не моргающими взглядами, что направлены на бледные лица, велась безмолвная беседа. Но несколько мгновений. Их вскоре нарушил дерзкий, требовательный и властный голос той, кто представила себя как фройлен Карстаули. 
          - Хм... ну ладно. А ты иди! - прикрикнула она на молодого вампира. - Да не с таким видом, святоша. Ты же исарианин. Твой бог любит боль. Порадуй бога!
          Зубы скрипнули от волны гнева. Безбожников и богохульников, их всех ждёт одно, все поплатятся в конце концов, пылая на справедливом и жарком пламени святого огня. Но не сейчас, позже. Тогда, когда придёт время. Тогда, когда Господь скажет. 
          Тем не менее Ливингстоун молча повиновался и последовал за вампиршей. Он не утратил ещё здравый смысл ровным счётом, как и делать выводы из совершенных ошибок. Сталкиваться лбом с Карстаули и мериться с ней силами теперь виделось ему безумием. Эта неожиданная встреча мастерски надругалась над его завышенным мнением о способностях вампира. 
          Наступив в умело замаскированную яму на дороге, инквизитор поморщился от боли. Которая, впрочем, постепенно утихала. Он посмотрел в сторону. Ведьма Талли покорно шла рядом, словно на волшебной поводке. 
Они углубились в лабиринт узких городских улочек, где еще густился утренний сумрак. И вскоре добрались до крепкого каменного моста, который соединял северную и восточную части города. 
          - Обожаю мосты, - призналась Карстаули. - Люблю гулять по ним, вслушиваться в шум воды. Как будто нахожусь на перемычке между двумя мирами
          Ходила легенда о том, что вампирам нет хода через текучую воду с самых вехов их возникновения, и всему виной древнее проклятие. Однако кем являлся этот могущественный колдун и каковы были его мотивы так и осталось неизвестным, или забытым спустя многие века. Монстрологами детально изучался данный вопрос, порождалось множество теорий, но истины, конечно, никто так и не достиг. 
          Талли подивилась случайному откровению. Ничего подобного она не ощущала и глупостей себе не воображала, но дабы не обидеть вампиршу молвила.
          - Сказ знаю, де в Тëмном лесу река есть неспокойная, а через неë мост брошен длинющий. Кто через тот мост пройти сумеет, тот на изнанку яви, к духам, и попадëт. - Ведьма ступила на мост, подошла к раю и глянула на воду, буде чего высмотреть желала.
          - Ведьмины сказки для непослушных детей, - отозвался инквизитор, ступая по камню моста. Шум текущей под ним воды чертовски раздражал, и он поспешил быстрее пройти эту, как высказалась Карстаули, перемычку меж двух миров. 
          На другом берегу они пересекли набережную, где рыбаки готовились продавать ночной улов. Им ткнули под нос какого-то огромного сома, обещая уступить за дешёво. Карстаули брезгливо сморщила носик. 
          За набережной их вновь встретили запутанные улочки. В столь ранний час народу на них почти не было. Пару раз мимо пробегали беспризорники. Видимо оценивали и профессионально наблюдали, рассчитывая стоит ли игра свеч. Ни ночные пьяницы, возвращающиеся домой, ни усталые молодые девки с монашескими выражениями,  ни загадочные лица, спрятанные в глубокие капюшоны не рискнули преградить этим троим дорогу. Перед ним расступались, словно беспомощные волны под несущимся на полных парусах бригом. Однако здесь их резала Карстаули. 
          Последний поворот узкой улочки привёл их к дверям заведению для людей, по мнению Ливингстоуна, слабодушных - Lupanarium. “Копьё ведьмолова” - был единственный борделем в городе Бирен, отчего не имел ни конкуренции, ни пустых комнат. Там, в этих стенах разврата, всегда царила жизнь. Жизнь, прекрасное которой многие жители меняли на грех, изменяя себя, изменяя жёнам и мужьям. Грязным людям место в грязи.
          Карстаули демонстративно прошла мимо главного входа в заведение и свернула в первый невзрачный проулок. Остановившись, она посмотрела на инквизитора и кивнула на небольшую неприметную дверку. Тот понял намёк и постучал. Та тут же, но неторопливо открылась, молча приглашая войти. Под пристальным и усмехающимся взглядом вампирши церковник согнулся и переступил порог. За ним - Талли. Карстаули вошла последняя и закрыла за собой дверь. 
          Ведьма огляделась, куда это они притащились.
          - А чего сюда?
          И, не дожидаясь ответа задала ещё один, глядя на стоящего рядом Ливингстоуна:
          - И с этим, какого собираетесь? Чудной он. Блажит, мол, инквизиция. Водит его кто-то за нос. Кто-то из тех, кто близко к "Богу". - На последнем слове ведьма скривилась, цокнула языком да сплюнула под ноги.
          Инквизитор проигнорировал провокацию, но брезгливо перешагнул смачный плевок, растекшийся по полу. Грязнее это злачное место не стало.
          Длинный коридор вёл их вперёд, мимо полутёмных комнат, прикрытых полупрозрачными шторами. Где, совсем не скрываясь от чужих глаз, люди предавались похоти. Их нагие и блестящие тела двигались в такт, руки сжимали партнеров, а ногти царапали кожу. Блудницы громко стонали и дико, как животные, кричали. Некоторые распутники использовали силу, жестоко душили, унижали, заламывали тонкие женские руки до хруста суставов, но все всё равно продолжали предаваться горячему разврату. 
          Инквизитор шёл, не поворачивая головы. Шёл, гордо смотря вперёд, мимо греховной жизни падших людей. Но сильный запах, выбивающийся из общего духа пота и благовоний, запах крови, неожиданно дошедший до него, остановил его и заставил посмотреть в одну из комнат. Там, за прозрачным занавесом, развращались двое. Блудница дико двигалась на лежачем, иногда взлахмачивая гриву ярко рыжих волос. Глаза её были полузакрыты, на бледном лице застыла блаженная улыбка. В какой-то момент она резко накрыла своего партнера, словно даруя ему жаркий поцелуй. Но когда она распрямилась и искушающе посмотрела в глаза Брэма. Рот её был выпачкан в крови, которая обильно стекала по шее и вниз, по желобу выступающей ключицы и далее меж двух грудей, которые развартница тут же грубо сжала и запрыгала на партнере ещё быстрее, не сводя взгляда с высокого юноши в коридоре.
 
          Lupanarium vampiris. 
          Бордель принадлежал вампирам. Здесь пускали друг другу кровь и купались в красном блаженстве. 
          Грех влечёт за собой только грех. Ливингстоун с трудом оторвал взгляд от развратной вампирши.
          - Что засмотрелся, святоша? - Карстау пихнула цервоника в спину. - Тебя сюда привели не за этим
          И вновь коридоры, длинные и путанные как те улочки, что привели их сюда. Свернув несколько и пройдя последние пару шагов вперёд они оказались в комнатушке, где сидел голый по пояс мужчина. Черноволосый, высокий и плечистый. 
          - Какая эта мука, - пожаловался он, проводя рукой по щекам, где только что была острое лезвие, - бриться не видя себя
          Ливингстон, стоя в дверях, испытывал смешанные чувства. Не привыкнув к тому, что в зеркалах он более не отражался, подобная картина озадачивала. 
          - Зато Господь видит, - в конце концов ответил церковник, вспоминая своё призвание. 
          - Да, этот старый извращенец всё видит, - широко улыбнулась Карстаули. - Даже то, как трогают себя девочки под одеялом
          Инквизитор осуждающе посмотрел на неё, но промолчал. 
          Вампир издал короткий смешок и отложил бритву - остро наточенный эквилийский кинжал.
          - Так ты, значит, и есть здешняя диковинка? - спросил он, умывая физиономию. 
          - Я здесь по поручению Ордена Святой Инквизиции, - с твердостью в голосе ответил Ливингстоун. Несмотря на свой рост, он чувствовал себя ниже всех.
          - А Орден в курсе твоей... кхм... - вампир вытер лицо чистым полотенцем, висящим на спинке деревянного кресла, на котором стоял тазик, - необычности?
          - Полагаю, это моё личное дело.
          Что-то было не так. Что-то давило на него, тяжёлое, сдавливающее волю и внутреннюю силу. Его словно обнажали, медленно слой за слоем снимая одежду, а затем и кожу, чтобы добраться до центра его сущего, его ego.
          Вампир обернулся. Обвёл церковника взглядом с макушки до пят и обратно, отмечая все повреждения, что нанесла ему дубина фройлен Карстаули. 
          - Неправильно полагаешь, мастер. Очень неправильно.
          Этот голос резал, раздражал, заставлял трепетать. 
          - Сейчас, - вампир небрежно зашвырнул полотенце на кресло, - я поведаю тебе чем грозит Ордену и делу исарианства в целом твоя... необычность.
          - Но прежде... - он вызывающе глянул на Талли. - Как все прошло?
          Она встрепенулась как резко ожившая пташка и скрипучим голосом поведала о своих злоключениях, путаясь во времени и последовательности, но не забыв ни единой детали.
          - Займись ею, - выслушав рассказ ведьмы, вампир кивком приказал Карстраули действовать. 
          Он освободил кресло и уселся в него. Минуя тактичность и вежливость, вампир закинул ногу на ногу и ещё раз окинул гостя критическим взглядом. 
          - Начнем с того, мастер Линвингстоун, что твоя необычность сильно мешает тебе быть образцовым исарианином. Когда ты в последний раз молился
          - Откуда вампиру ведом образ порядочного исарианина? - Игнорируя вопрос, отозвался инквизитор и незаметно помялся. Его заинтересовала история ведьмы, но сейчас необходимо было думать об истории, в которую попал он сам. - Моё проклятие есть испытание Господа. Я верный служитель Его и Ордена.
          - Этот, с твоей точки зрения несомненный изъян, не смертелен, - вампир сохранял на свежевыбритом лице абсолютно непроницаемое выражение. - Но он вызывает вопросы. А теперь представь, что будет, когда кто-то увидит, что ты не отражаешься в зеркале? Что с тобой станет если кто-то из твоих товарищей вдруг начнёт читать молитву? Что произойдёт, если епископ вздумает благословить тебя. Вот тогда ты познаешь всю глубину уготованных тебе испытаний. Признаться, я удивлен, что ничего из этого до сих пор не случилось. Ты большой везунчик, мастер Ливингстоун. Вопрос, как долго тебе еще будет везти?
          Церковник жаждал произнести о защите Господа, о его приглядывающим и заботящимся оке, о его любви к детям веры в Него, но в последний миг сдержался. Он стоял неподвижной статуей, ни одна эмоция не бросила тень на его беспристрастное лицо. Однако в конце он позволил себе на мгновение улыбнуться.
          - Когда придёт время, - ответил молодой вампир, смотря в глаза сидящему напротив незнакомцу. И невзначай оглядел подвальные покои. - Вы знаете моё имя. Могу ли я узнать ваше?
          Ливингстоун говорил учтиво, понимая, что разговаривает совсем не с бродягой кровососущей. Несмотря на безбожность и свою сущность, вампир в кресле вызывал уважение своими неглупыми и дальновидными речами. 
          - Ах, ну конечно. Как же мои манеры? - Вампир состроил удрученное лицо. - Можешь называть меня.... м... Готарди. Неплохое имечко. Так и называй меня - Сир Готарди. Что же касается времени, то твое, мастер инквизитор, стремительно истекает. Возможно, его остались считанные часы
          Холод окутал церковника, цепкими пальцами сдавил шею. Тот позволил себе несколько раз быстро моргнуть, собираясь с мыслями и предполагая что кроется за этими завуалированными словами кровопийцы. 
          - Что вы имеете ввиду?
          - Сегодня на площади Бирена люди узрят вампира. Пока еще не знаю, как это произойдёт, но доказательства будут неоспаримыми. 
          Ливингстоун вгляделся в сира Готарди, в этого красноречивого палача. 
          - Какая здесь ваша выгода?
          - Моей особо никакой. Но для церкви и Ордена это будет непоправимый удар. Инквизитор. Пёс Господень оказался кем? Вампиром! Нежитью. Продавцом своей Души Сатаниэлю ради бессмертия.
          Он сухо усмехнулся и соединил кончики пальцев, не спуская глаз с церковника и заколавичивая гвозди принуждения в его осиновый гроб. 
          - Но возможно, этого еще есть шанс избежать.
          - Как скоры вы в суждениях и обвинениях.
          - Отнюдь. Я лишь повторяю домыслы смертных о вампирах. Но, быть может я слишком отстал от времени, а?
          - Быть может. Всё случилось совершенно не как в домыслах смертных... - Брэм осекся, поймав себя на мысли, каким словом только что назвал людей. Тех, среди которых он был и сам когда-то. - Я не искал проклятия. Не жаждал бессмертия. Но по стечению несправедливых обстоятельств был проклят. Стоило ли мне сдаться? Отказаться от веры? Повести себя как трусливая псина? Нет. Я был и остаюсь
          - Бессмертие, - прервал его Готарди, - это и дар, и проклятие. Не все мы мечтали о нём, но так вышло, что получили. Но разве смертных интересует желали мы его или нет? Разве их отношения к церковнику-вампиру от этого улучшится? Страх перед тем, кто вы есть, мастер Ливингстоун, перевесит любое сочувствие, буде оно зародится в смертной душе.
          То был последний гвоздь. Ливингстоун отвёл и опустил взгляд в пол. В это мгновение это были самые ненавистные половицы в его жизни. Его затрясло стойкое желание развернуться и уйти, словно маленький ребёнок убегающий от серьезного разговора с родителем за разбитую кувшин сметаны. Впрочем вопрос насущный так и остался бы проблемой. Проблемой, что будет преследовать его вечно, вплоть до самого конца, который, по запугиванию Готарди, совсем близок. 
          Тот терпеливо ждал. 
          - Чего вы хотите от меня? - Брэм нашёл в себе силы вновь посмотреть в глаза своему собеседнику. 
          - Всего лишь, чтоб вы и дальше со всем рвением и беспощадностью исполняли работу. Я даже готов вам в том немного помочь...
          - Шантажируете инквизитора, сир Готарди?
          - Я назову это... ответной услугой
          - Я... Пострадают ли люди?
          - Некоторые.
          - Кто?
          - Гленн Рехтланц. Инквизитор... 
          Именой сигнум, спрятанный за одеждой, казалось, зажёг грудь, когда Ливингстоун услышал знакомое имя. 
          - ...Недавно он нанёс большой урон церкви, обвинив и спалив пресвитера Аустенитского Собора. Он любит представлять себя принципиальным слугой церкви, но на самом деле обычный карьерист, который всюду таскает с собой морейскую ведьму и демоново отродье. Ублюдка порочной связи смертной женщины и падшего духа. Он покрывает их и прячет от справедливого возмездия вашей церкви. Я хочу чтобы возмездие их настигло. Как можно скорее.

          Это было то самое, что  так давило с первых слов этого тяжёлого разговора. Медленное превращение инквизитора, слуги Божьего в убийцу. 
          Впрочем, была ли разница?
          Ливингстоун не отличался мнительностью и наивностью, но сказанное Готарди пошатнуло его, сбавило спесь веры, что все инквизиторы безвозмездно трудятся во славу Господа, верно соблюдая все его законы. 
          - Рехтланц?... Вы заявляете, что Рехтланц изменник веры? Я не верю. Я… я не могу убить его…
          - Праведный исарианин станет покрывать нефилима? Станет покрывать ведьму да еще и морейскую ведьму? Впрочем, если вы не можете, то и я не могу вас спасти. Воля ваша, ваш выбор.
          Батист поднял руки, собираясь хлопнуть в ладоши.
          Этого мгновения перед хлопком хватило Ливингстоуну прийти к единственной здравой мысли, где сохранится как минимум одна жизнь двух упомянутых инквизиторов. Однако если выяснится, что Рехтланц в действительности покрывает ведьму и якшается с нефилимом, то его будут судить по всей строгости Ордена Святой Инквизиции. Именно так. 
          - Где он?
          Готарди застыл, потом медленно опустил руки, положив их на подлокотники.
          - На дороге в Бирен. Должен появиться здесь не сегодня так завтра.

Сообщение отредактировал Ливингстоун: 15 Ноябрь 2020 - 01:26



Талли
Талли

    Прохожий


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Лангобад)
Специализация: Лесная ведьма. Седьмая сила

Бросая тени на крест

Отправлено 17 Ноябрь 2020 - 21:01


  • 5
Мгновенно пересекая то малое пространство, что всё ещё хранило ведьму от мертвецки цепкой хватки вампира, чаявшего себя созданием богоугодным и праведным, слово, сложно оплетённое чарами, подобно призрачным пальцам легко и осторожно проникло в обманчиво беззащитную грудь. И кажется, даже мёртвое сердце обманулось податливо. Смягчилось. Пальцы, стиснувшие вдох, ослабли. Но невежество колдуньи, за жалкой душонкой которой не было Бога, настолько отвращало преследователя, что морок, не успев укутать его, истончился и осыпался неровными клоками. Горло ведьмы перехватило с жестокой силой, а пространства и вовсе не осталось. Как бы не цеплялась Талли за руку, причиняющую ей удушье, побороться совсем не получалось - уж очень силы нерАвны. Ещё немного, и качнётся под ногами земля. Но вампир отступает. Терзания его очевидны, правда вальхве абсолютно безразличны. Тали, ей-ей загнанная в угол крыса, готова была продираться сквозь плоть, карабкаться до конца. Вот бы отдышаться! А там…
Ей не довелось сразиться в неравном бою. Она не успела даже толком сообразить, какие перемены заставили мучителя отвернуть от неё своё искажённое в сто крат преувеличенным чувством вины лицо. Время застыло, а сознание и вовсе оцепенело, оставив ведьму  дрожать в томительном предвкушении чего-то невообразимого. Восприятие вернулось к Талли, когда она сумела сфокусировать своё внимание на образе женщины с правильными чертами лица и особенной бледностью кожи. В каждом жесте её, в любой детали обнаруживалась необычайная породистая красота, способная сделать уместным самый откровенный наряд, в самом неподходящем для подобного облачения месте.
- Вишь, как оно… - Вальхва недоумевала, таращилась глупо, не сходя с места. Кара, она узнала вампиршу, повелевала, щедро сдобрив интонацию менторскими нотками, что, конечно, не особенно понравилось Талли, но женщина едва ли находила в себе силы, чтобы препираться. Да и всё попусту. 
Ведьма силилась поспеть, волочась за фройлен и подгоняемым ею “инквизитором”. Она бросала пустые взгляды в сторону последнего, отмечая, какие произошли с ним перемены. Несмотря на то, что госпожа Карстаули явно обошлась с мужчиной без церемоний, он сохранил горделивый, даже надменный вид, откликался, бросая едкие замечания, поддерживал диалог с вампиршей, чем, даже будучи поверженным и ведомым, выражал свою непокорность. Талли молвила что-то по случаю и будто бы в такт, но всё только гордецу на потеху.
Поняв, что путь их лежит мимо привычных дверей, ведьма всполошилась, но ответов на свои вопросы не получила - только снисходительный взгляд, который мог бы сказать о многом, но вальхва, верно, утратила свою проницательность, ибо не прочла в нём ничего.
Стоило  только переступить порог, женщину окатила волна жара, которая поднялась из чрева и прилила к голове, пульсируя током обеднённой крови в висках. Вслед за этой волною ведьму объяла мучительная слабость, но она продолжала переставлять ноги, прекрасно понимая, что дело не обойдётся без её присутствия. Батист наверняка потребует объяснений, и надеяться на его снисходительность к её потрёпанному виду не приходилось.
Совсем не трудно было не глядеть на переплетающиеся подкошенные истомой тела - женщина шагала, опустив голову к полу, застланному изгнившими циновками, кишащими насекомыми. Невозможно вообразить, что эти омерзительные твари нисколько не беспокоят любовников. Влекомые приторной патокой обнажённого чувства и чёрным дурманящим дымом благовоний они готовы отдавать свою страсть, свою боль и свою кровь, воображая, что тем самым сумеют возвыситься над обычной тёмной животностю даже самого безобразного желания. 
Талли не вслушивалась в детали разговора вампиров. Отвечала, когда нужно было отвечать. И безропотно последовала за Карстаули, обманутая теплотой её улыбки, какая бывает разве что у идолов в светлых храмах всепрощающего Бога. 
- Мочи больше нет, ей-ей духу хватает. Кудить мне надо. Над чашей с кровью того, кому не один день отмерен. - Ведьма говорила тихо, с придыханием.
- Кровь того, кто проживет долго... - Кара напротив, молвила звучно. - Хм... обычный блудейник тут не подойдет. - Вампирша отозвалась на её просьбу, не требуя многих пояснений. -  Нужен кто-то особенный, кто точно проживёт дольше всех. - Женщина задумалась, но решила очень скоро. - У меня есть для тебя кандидат. Но он в заведении. Пойдем, я провожу.
Вопреки ожиданиям вальхвы, они не возвратились ко входу, не сунулись на пробуждающиеся ото сна улочки, а только углубились дальше коридором до глухой стены, у которой им пришлось, откинув тяжёлый люк, спускаться под землю по шаткой хлипкой лесенке с обломанной у самого пола ступенькой. 
Боязно спускаться во тьму. Глаза слепнут, а все чувства приходят в разлад друг с другом, дезориентируя и приводя к сиюминутному оцепенению. Талли вздрогнула, когда люк захлопнулся, отсекая пространство от далёкого и тусклого источника света. Кара нисколько не озаботилась удобством своей подопечной и продолжила путь стремительным шагом. Её пылающие алым очи стали для ведьмы путеводными маячками.
Но вот, впереди скрипнула дверь, пропуская пришелиц в небольшой подвальчик, доверху уставленный винными бочками. Отсветы, сочившиеся сквозь щели меж половых реек, что сомкнулись над их головами, едва ли доставали до макушки, превосходящей ведьму в росте фройлен, и рассеивались на этой высоте до неосязаемых человеческим глазом частиц. Здесь отчётливо слышна музыка, грохот шагов, которых было так много, что невозможным казалось определить достоверно число источников звука. А ещё разномастный говор, ругань, смех и протяжный возглас, разорвавший эту какофонию. За возгласом последовал глухой удар. Пол под действием силы этого удара задрожал, осыпав женщин песком и пылью.
Талли фыркнула прерывисто, стараясь не вдохнуть ни единой частички, запрокинула голову, но поостереглась тратить остатки сил на бессмысленные проклятия. 
- Чем тебе не приглянулись те, другие? - Ведьма позволила себе раздражение в голосе. - Там эфир, морок и податливая плоть. - Но Кара, не обратив внимания ни на шум, ни на копоть, ни на интонации, вдруг остановилась, обернулась, критически оглядела свою спутницу и поспешила поделиться с нею вестью.
- Тебе ведь надо чтобы он жил долго? Те, кого ты видела в логове уже не встретят рассвета.
- Как один? - Ведьма всполошилась, но скоро снова потухла. - А впрочем, каждому своë…
 - Вид у тебя пикантный, но не подобающий. Надо переодеться. 
- Мне, вже? - Талли оглядела себя, потянулась к бледному свету и даже попыталась соскрести с кожи грязь, щедро забивая её под ногти. - Грязь бы стереть, да. Только… - Но Кара прервала её рассуждения повелительным жестом и ,приказав ей ждать своего возвращения, удалилась. 
Какое-то время в одиночестве ведьма пыталась слушать, чего там творится наверху. Но скоро ей то надоело. Оглядеться толком не получалось, а в обозримом - ничего, что сгодится. Устав топтаться на месте попусту, ведьма стянула через голову чужую, воглую от пота и чёрт знает чего дурно пахнущую рубаху и зашвырнула её в тёмный угол. Госпожа застала её в обмотках, рядом с которыми платье, что она принесла с собой, глянулось невероятно пригожим. К слову, облачиться в него самостоятельно у ведьмы не получилось. Платье оказалось непозволительно коротким, неудобным. Разноцветные лоскуты струились гладко. Сквозь них проглядывалась кожа в отметинах и безобразных разводах. Корсаж, затянутый туго, болтался на её тщедушном тельце свободно, обнажая больше выпирающие ключицы и нездоровую худобу, способную прельстить разве что умалишённого. Чары, питающие силы ведьмы истощились. Ей не нужно было глядеться в зеркало, чтобы понимать насколько нелепо она сейчас выглядит. Талли рассмеялась и прокаркала.
- Старуха в разноцветном тряпье шлюхи. Ты собралась отвадить опостылившего клиента?
- Старуха? - Теперь настало время Карстаули смеяться. - Да ты неплохо сохранилась для своих лет. Не городи чепухи. Мы с тобой одного возраста, но у мужчин течет слюна вожделения при виде меня в таких шмотках.
- Ты, знамо, способна очаровать любого. - Талли не стала спорить.
Позволишь, я сделаю из этого что-то удобное? Позже. Нитки, иглы. Но это всë потом. Так всë же, что ты мне нагадала? - В ответ фройлен вручила рыжей плеть, скрученную из семи жестоких хвостов, каждый из которых был увенчан крючковатым металлическим шипом. Женщина приняла её в свои руки неумело, не зная толком, какого с нею творить.
- Таким скотину упрямую подгоняют, покуда не заморят. А мне накой?
- Тебе же нужна кровь? Вот и добудешь сама! - Карстаули снова рассмеялась и сильно толкнула Талли в спину. - Идем, наш возлюбленный уже заждался своего строгого ангела! - Вампирша пресекла испуганные метания ведьмы, отсекая ей путь к отступлению. Пришлось повиноваться. В очередной раз женщина убедилась в тлетворном двоедушие своих союзников. Удивляться не приходилось, а перечить не было сил. Даже тогда, когда госпожа втолкнула её в маленькую келию, более всего походящую на тюремную камеру.  
Ненавистный символ - первое, что бросилось в глаза ведьме. Он довлел над всем прочим и казался самым грозным орудием пыток, коих в изобилии содержало убранство комнаты. Кандалы, крюки и цепи были повсюду: вбиты железными кольями в земляной пол, закреплены на стенах и даже свисали с потолка. Предназначение некоторых предметов мебели и приспособлений Талли не могла, не хотела себе и воображать. Страх многих лет гонений и преследований воплотился для ведьмы в этом месте. Она зримо трепетала, отступила к выходу, пятясь спиною, и чуть было не выронила из руки плеть. 
- Пречистая матерь, ты явилась ко мне... - Женщина, поддавшись испугу, и не заметила бы человека, склонившегося под тяжестью святого символа над тюфяком в изголовье низкой и просто сколоченной кровати. Ведьма затравленно глянула на худого и бледного мужчину, сутулившего плечи. Он сидел спиной ко входу в одном исподнем. На его коже горели совсем свежие и уже затянувшиеся отметины, пересекающие спину и плечи.  Человек шептал, не поднимая головы и не вставая с колен.
- Сегодня грехи вашего святейшества будет отпускать иной ангел,— мурлыкнула Карстаули. - Она не очень опытна, но старательна. Уверена, вы  сумеете направить ее руку. - Подмигнув Талли она шмыгнула за дверь. Вальхве понадобилось всё её самообладание, чтобы не выскочить вслед за нею.
Понимая, как сложно ей обмануть ждущего покаяния одним только притворством, ведьма, надеясь вскоре восполнить утраченное, принялась кудить, безоглядно расплёскивая остатки силы на притворное очарование. Она зажмурилась, шумно вдыхая тяжёлый от копоти факелов воздух, заставила себя поверить в свою неотразимость и, выпрямив спину, с гордой грациозностью шагнула к мужчине, копируя манеру Карстаули. Её рыжие волосы сияли в отсветах пламени.
С мыслимым усилием разомкнув губы, Талли затянула, с усердием приумножив в  голосе терпких, дрожащих интонаций, умело управляясь с мелодикой, искусно созданной из изящных вдохов и полнокровных нот. 
Dier Got… - Слова её молитвы были самыми простыми. Их знал каждый, даже безбожники. Эти слова заученно бросали проповедники, шествуя по улицам города. Эти слова шептали на ночь, надеясь на прощение грехов. Этими словами отдавали дань церемониям, повинуясь привычке, впитанной с молоком матери. 
- Sanctificētur nomen tuum. - Талли опустилась на колени рядом с епископом. Ей стало дурно от дуновения тошнотворной сладости его дыхания.
- Panem nostrum quotidianum da nobis hodie. - Мужчина по-прежнему не смотрел на неё, зато она прекрасно видела, как он опустил руку, чтобы смять свою дремлющую плоть.
- Et ne nos indūcas in tentatiōnem. - Его движения ускорились.
- Amen. - Радостный свист рассёк воздух, и на теле епископа появилась новая отметина. 
- Amen. - Отозвался он, не прекращая своего деяния.
Снова свист. И снова слова молитвы. Удар - и покаяние. Греховная мука - и откуп кровью. 
Мерзость. Фальшь. Гниль. 

Сообщение отредактировал Талли: 22 Ноябрь 2020 - 19:29



Азазель Странник
Азазель Странник

    Путник


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Раса: Нефилим
Специализация: Воин

Бросая тени на крест

Отправлено 19 Ноябрь 2020 - 22:05


  • 6
Насчёт чулана староста Браслав, откровенно говоря, погорячился. Или специально сбрехнул, дабы внушить наглой двухметровой орясине страх перед законом в его красноносой харе. Ежели так, то все его угрозы пропали втуне - сам по себе "грозный" староста внушал Азазелю скорее брезгливое презрение, нежели желание вытянуться по струнке и дышать через раз с разрешения. Знавал Странник таких вот законников, даже больше, чем хотелось бы - все они ярились, орали, щедро раздавали пинки со всеми казнями, а от одного их грозного взгляда забитое мужичьё мигом приспускало жидким в подштанники... вот только ковырни такого поглубже - и внутри не обнаружишь ничего, кроме дерьма. И под "ковырнуть" Азазель имел в виду пырнуть мечом в брюхо... Либо же арест разозлил его куда сильнее, чем он сам себе признался бы, вот Странник и окрестил старосту ничтожеством. В конце концов, была задета его гордость, пусть даже "чуланом" оказался самый обыкновенный амбар, разве что, с тяжёлым замком на дверях - всяко лучше каменного мешка с голыми стенами, или реально чулана метра полтора, где ни толком встать, ни лечь, ни сесть по человечески. Из удобств, правда, только куча сена, да ведро в уголке для понятно каких целей. Ещё бы бутылку чего покрепче, да жратвы - и вообще, считай, не камера, а номер в дешёвой гостинице... ОЧЕНЬ дешёвой гостинице. Но имели то, что имели, так что Азазель решил выжать максимум из тех "удобств", что ему предоставили. Сиречь - нагрёб сена побольше, зарылся в него с головой и внаглую продрых всю ночь, храпя на весь амбар. И в кое-то веки ему снились нормальные сны: прекрасные девы без одёжи с бочонком зелена вина. И ни о чём он не волновался, и всё его устраивало, и пусть весь мир подождёт. Нет, точила предательская мыслишка, что Гленн с Евой заберут себе его вещи и сбегут, бросив Странника на произвол судьбы и городского совета. Но забить себе этим голову можно и завтра, а сейчас лучше воспользоваться одним из многих наставлений Мартена - "спи про запас". 
 
А вот утро началось не так радужно: Азазеля безжалостно разбудили двое стражников, похмельных, не выспавшихся и очень злых. К тому же поначалу они не увидели наёмника в куче сена, куда тот зарылся на ночь, и по дурости душевной (и бодуна глубокого) решили, что заключённый умудрился сбежать. Благо, один из них всё же вовремя заметил торчащие из стога сапоги, так что нелепой комедии положений удалось избежать. Грубо растолкав заспанного нефилима, стражи сковали ему руки и, даже не дав толком проснуться, повели в магистрат, подгоняя Азазеля матюками и тычками древка копья в спину. 
По пути от амбара до ратуши, Странник окончательно проснулся, а заодно и обдумал своё положение. И, что было и так ясно, надеяться он мог лишь на Гленна, да на умение провоцировать агрессивных долбоёбов на, собственно, агрессию и долбоебизм. Сейчас праздник, староста любит выпить, да и бургомистр с другими членами городского совета наверняка не против накатить, да к тому же когда повод есть. Утром все мучаются похмельем, хотят спать и, в целом, пребывают в столь же "благостном" расположении духа, что и пара ворчливых и злых стражей, подгонявших его. Значит со следствием, как и с "праведным" судом заморачиваться не будут, а Азазель - пришлый бродяга, наёмная псина и в целом рожа уголовная. Ормунд же гордландец, а у гордландцев не лучшая репутация (хоть и относятся к ним чуточку терпимей, чем к морейцам или гитассам), иначе не стали бы их звать голодранцами. Да и если бы местные к нему хорошо относились, то не стали бы скотоложцем и малефиком обзывать. То есть шансы спихнуть всё на буйного голодранца есть, надо лишь грамотно воспользоваться его вспыльчивостью. Но это на тот случай, если Гленн не придёт или не сможет отмазать. Надеяться только на него - глупо и даже самоубийственно, лучше заранее готовиться к худшему и не шлёпать ушами. 
 
Ратуша Азазелю не понравилась: стены, на первый взгляд, крепкие, но башенки чисто декоративные, окна большие, входов-выходов слишком много, да и на крыше хрен зацепишься, ежели из самого здания выжмут. Паршивое строение - оборонять неудобно... да и штурмовать себе дороже - стоит посреди площади на открытом со всех сторон месте, всего укрытий - маленький фонтан у парадного входа, десяток опытных стрелков всю площадь трупами завалить успеют, пока их самих не перережут. "Чёрт, я слишком много торчал на фронтире, скоро крестьянские избы за нарушение правил фортификации ругать начну", - отметил Азазель, впрочем, особо не сокрушаясь глубинам собственной профессиональной деформации. Стражники завели наёмника внутрь, где сдали с рук на руки другой паре конвоиров. Толком осмотреться Азазелю не дали, погнав его по тёмной каменной лесенке вниз, где его уже дожидался "праведный" суд. 
Из светлых верхних помещений, Азазель попал в каменный полуподвал с заваленным лежалой соломой полом. Из освещения - несколько свечек, дающих блёклый, тёмно-оранжевый свет, да крохотное, закрытое решёткой окошко под потолком. Окошко видать специально так устроили, для любителей протаскивать с собой напильники и спиливать решётки - мало того, что под потолок залезть нелегко, так попробуй через эдакую щель протиснуться. Под этим же окном стоял дубовый стол, председательствовал за коим благочестивого вида монах... благочестивого настолько, что аж плеваться хотелось. И выглядел он много лучше стоявшего по правую руку от него Браслава: от старосты несло луком и таким перегаром, что хоть топор в воздухе подвешивай, а лицо его было непередаваемого бледно-зелёного оттенка, делавшего его в неясном свете свечей похожего на ожившего мертвеца. Бургомистр же сидел слева от монаха и, либо он пил мало и хорошо выспался, либо слуги успели привести его в "товарный" вид, в отличии от старосты, при взгляде на которого хотелось сразу добить его из человеколюбия. Орм был здесь, всё такой же злющий - сидел напротив стола на  крепко сколоченном деревянном табурете и увлечённо рассказывал, как его жестоко оскорбили, поколотили и обокрали. "Ну и брехло же ты, козлоёб рыжий. Ну ничего, сейчас я тебе устрою", - Гленна и Евы ещё не было... если они вообще придут. Орм же, завидев Азазеля, издал плохо сдерживаемый горловый рык и прожёг нефилима полным злобы взглядом. Азазель ответил ему своей самой дружелюбной, посылающей пойти-и-на-хрен-убить-себя-об-стену улыбочкой, и с независимым видом уселся на табурет рядом с купцом. "Поп выглядит как распоследний благочестивый говнюк, я могу воспользоваться этим. Староста... ну, этот на правёж скор, будь его воля - нам обоим давно бы всыпали плетей, заковали в колодки и карманы вывернули бы. Бургомистр. Какой-то он унылый, кажется, ему вообще насрать. Могу ошибаться, но он запросто согласится с любым решением этих двоих, лишь бы самому ничего не решать... значит староста и поп", - пока что следовало лишь потянуть время и, в первую очередь, заставить Орма выбесить этих двоих. Если Гленн не придёт и Азазелю придётся выкручиваться самому, стоило заранее показать им, кто тут агрессивный дебил, а кто - благонадёжный гражданин, пытавшийся отобрать своё имущество у обнаглевшего гордландца, а попутно сдать властям опасного скотоложца и извращенца-малефика. Но просто вести себя спокойно и держать морду кирпичом мало - надо быть таковым на фоне крикливого и сыплющего богохульствами неуравновешенного лба. Благо, тот показал, как легко его вывести из себя, а уж если он опять в драку полезет (даже со связанными руками), то это вообще замечательно. 
И вот, когда словесный понос Орма несколько поутих (скорее  потому что старосте, мучимым похмельем, надоело слушать словоизлияния купца, и он пригрозил тому палкой), Азазелю дали слово. Прокашлявшись, нефилим принял вид лихой и глуповатый, самым преданным взглядом посмотрел на монаха и, чётко произнося каждое слово, выдал:
- Ваше высокопреосвященское превосходительство! Этот человек лжец, конокрад, возможно, малефик и определённо скотоложец! - последнее слово он специально выделил, зная, что Ормунда это взбесит по полной. И Орм не подвёл, в течении пяти минут донося до честного собрания, что сей долговязый гад и все его родственники до десятого колена - больные на всю голову извращенцы, пихающие различные предметы себе в не предназначенные для этого отверстия. А ещё он ведьминский выблядок и чёртов сын... и вот этого Азазель спускать не собирался. Может папаша у него и вправду чёртом стал (а падшим ангелам одна дорога - в ад), но вот мать он оскорблять не позволит. Тем более какому-то охуевшему голодранцу, ещё вчера блевавшему с драккара тухлой сельдью. 
- По крайней мере я коз не трахаю, голодранец, - огрызнулся Странник, доселе с независимым видом пропускавший мимо ушей все оскорбления. Это вызвало новый шквал ругательств и стало последней каплей для и без того закипавшего старосты. По его кивку, обоим спорщикам прилетело палкой по голове - одному за то, что позволяет себе ругаться при представителях власти, закона и духовенства, другому за провокацию. Было больно и обидно, но Азазель подавил порыв вскочить и отвесит стражнику с палкой ответного пенделя, понимая, что ничем хорошим такой демарш для него не закончится. 
 
- Довольно! - неожиданно громом раздался знакомый голос и инквизитор Рехтланц вошёл в подвал в сопровождении Евы какая-у-неё-там-фамилия? - Полагаю, не стоит отнимать время уважаемых господ пустословием и бранью.
"Припёрся всё таки", - хмыкнул нефилим, пряча самодовольную ухмылку. Не следовало праздновать победу раньше времени - приход Гленна ещё не означал, что он собирается освобождать своего горе-работника. Ему всё же важнее престиж собственной организации и, если всё совсем плохо, он лишь собирается прилюдно расторгнуть их контракт и заявить, что ему не нужны такие проходимцы в команде. 
- А, господин, инквизитор. Так, сказать еn perso der lich, — бургомистр впервые подал голос и вежливо поклонился. - Как, напомните, ваше имя?
- Старший инквизитор Ордена Святой Инквизиции Гленн Рехтланц. В Бирене проездом - пришлось свернуть с пути из-за нападения нежити. Сей человек был нанят мною, и потому я намерен выступить в его защиту. 
"Да ладно, всё таки не сдать меня на растерзание, а защитить? Это что-то новенькое," - даже удивился нефилим. Для большинства нанимателей наёмник - это расходное мясо, которому к тому же надо платить, и мало кто из них упускал возможности отделаться от него, если такая возможность представится. Гленн этого не сделал, возможно, лишь по тому, что им ещё в Бризингер тащиться, а события последних дней показали, что в одиночку Рехтланц туда не доберётся. Хотя, есть ещё Ева, уже не раз показывавшая свою лояльность и как более дружелюбное отношение к Гленну, так и большую приверженность его взглядам. Кстати насчёт Евы: кольца она так и не сняла, судя по тому, что сейчас день, а она прошла путь от гостиницы (Азазель был свято уверен, что Гленн снял номер в гостинице, а не за городом лагерь разбил) до ратуши и не превратилась в кучку пепла. И оставить кольцо на пальце было правильным ходом с её стороны - вампира, к тому же горящего на солнце, тяжело спрятать, да и про кольцо они знают слишком мало, чтобы экспериментировать с ним в городе. Не говоря уж о том, что вампирша в свите инквизитора вызовет слишком много неудобных вопросов... и это ещё мягко сказано.
- Да, этот болван что-то говорил о том,— припомнил бургомистр. - Так значит, подтверждаете, что он ваш? Ну ладно... Думаю, его можно тогда отпустить.
Он посмотрел на старосту и монаха. Староста с пофигистичным видом смотрел в потолок. Монах утвердительно кивнул.
- Ambiguitоо erro ist, исчерпано и забыто, - подытожил городской глава. И то ли Азазелю показалось, то ли правда в его голосе прозвучало облегчение: вудманы, может, и недолюбливают инквизицию, но сталкиваться с представителями ордена лбами тоже не шибко хотят. Больно инквизиторы любят совать нос в чужие дела, а власть имущие жуть как этого не любят. Ну не верил Странник, что бургомистр весь из себя такой честный и праведный - весь город под ним и казна под боком, ну как тут устоять? Рыльце в пушку, а показывать пушок-то жуть как не хочется. И тем более не хочется, чтобы о грешках его инквизитор прознал, коему он дорогу не вовремя перешёл. 
- Что вы скажете насчёт купца Ормунда, мастер Рехтланц? Слышали, вы выдвинули против него обвинения в колдовстве? - быстро перевёл тему бургомистр. Азазелю же, меж тем, развязали руки и он, разминая запястья, встал с табурета и вернулся к остальной части команды. А заодно рассмотрел, что же за пушистый комок копошится у ног инквизитора. Комком оказался несуразный, косолапый щенок месяца полтора-два от силы. Шкурка серенькая, пузико посветлее, спинка - потемнее. Сидит себе у ног инквизитора и сосредоточенно жуёт свисающий с сапога шнурок. "И где он эдакого коржика достал?" - удивился Странник, рассматривая трогательно-милое создание у ног одноглазого инквизитора. И, на самом деле, щенок занимал наёмника куда больше судьбы Ормунда - гордландский ублюдок сам не захотел договариваться по хорошему, да ещё и на смех их поднял. В то, что он и правда малефик и козлоёб Азазель не верил, но убеждать кого-то в обратном он не собирался - великодушие не входило в список его достоинств, разве что, за отдельную плату. 
- Благодарю, - кивнул инквизитор. - Что до купца Ормунда, то ваши сведения неполны. Но вернее будет рассказать всё по порядку. По приезде в Бирен я увидел своего коня среди табуна на продажу. Сей конь принадлежит Ордену, но во время сражения с нежитью сбежал. Я поинтересовался у одного из местных жителей, кто продаёт сей табун. Тот мне ответил, что табун принадлежит купцу Ормунду. Также он сообщил мне как представителю Ордена, что Ормунд занимается малефицией и скотоложеством. Подобные обвинения зачастую ложны, однако, как вы сами понимаете, звание старшего инквизитора обязывает уделять обвинениям в малефиции должное внимание. Из-за этого (и также из-за намерения вернуть коня) я и подошёл побеседовать с Ормундом. Согласно законам Ордена продажа его коней запрещена, и потому я намеревался выкупить коня. Однако купец не счёл нужным выслушать меня. Увы, нанятый мною человек оказался слишком горяч, и потому имела место быть банальная драка. Я имею желание обвинить купца Ормунда в конокрадстве (в соответствии с законами Ордена Святой Инквизиции). Расследование же по поводу обвинений в малефиции и скотоложестве же полагаю нужным передать братьям Ордена в Бирене, - что-ж, Гленн тоже не собирался включать заднюю и оправдывать голодранца. Оно и правильно - они и так, считай, легко отделались, не стоило рисковать ради этого сукина сына. 
Ормунд опять взорвался:
- Лжёшь! Ты не спрашивал, о выкупе! - очередной бунт был мигом подавлен крепким ударом палки по голове разошедшегося купца. 
- Если бы вы поумерили свой пыл, то дождались бы. К тому же не верю, что вы, продавец коней, не знаете, чем отличаются лошади с клеймом Ордена от прочих в вопросах владения ими, - парировал инквизитор.
- Хорошо, - выслушав, согласился монах. - Купцом Ормундом займёмся мы сами. У его светлости епископа, такие мастера дознавания, что разговорят даже труп.
"Да уж я не сомневаюсь", - подумал Азазель, но вслух ничего не сказал. На этом суд завершился: Ормунда, вопящего:
- Лжёшь, церковник! Лжёшь и сам знаешь это. Бог покарает тебя! - увели прочь, напоследок ещё отпотчевав упрямого купца палкой. Азазель его воплей не слушал - больше в ратуше ни его ни остальных ничего не держало и, не вдаваясь в дальнейшие споры, они распрощались с городской верхушкой и отправились на улицу. 

Оказавшись на улице, нефилим заметно приободрился - ну не любил он в казематах торчать, тем более подземных, тут, как говорится, у всех свои слабости. Широко потянувшись, Азазель сощурился на рассветное солнце и полной грудью вдохнул воздух свободы. Рядом скромненько притулилась Ева. Девушка-"бывшая" вампирша молчала, являя собой живой памятник кротости и смирения. И это был очередной правильный ход с её стороны - акцент выдавал её с головой, что и говорить, ведь даже Азазель, никогда не утруждавший себя изучением иностранных языков, ещё в их первую встречу на раз-два определил, что она морейка. А морейцев никто не любит, даже сами морейцы. 
Следом подвалил и Гленн с цуциком на руках:
- Вещи в таверне. Идём, - лаконично бросил инквизитор. Первое время шли молча, особо говорить было не о чем. Азазель ждал неминуемого разноса от своего "дорого" нанимателя, но тот молчал, и это... нет, не заставляло Азазеля холодеть от вины и раскаиваться в собственной горячности - для подобного у него была слишком сговорчивая совесть... или скорее забитая. И уж тем более Странник  не собирался убиваться из-за Ормунда. А вот кое что прояснить всё таки стоило:
- Ты что, собаку купил? 
- Нашёл. Повезло.
- Слышишь, коржик? - обратился наёмник к щенку, - ты у нас везунчик.  
- Везучий. Другим не повезло, - ответил инквизитор. "Вот как. Ясно", - тут уж и дурак догадался бы, где и при каких обстоятельствах встретились Гленн и этот трогательный пушистый комочек с острыми ушками. Через Бирем течёт река, а традиция топить "лишних" щенков свойственна как крестьянам, так и городской бедноте. И, казалось бы, всё логично - своих детей, иной раз, прокормить не в состоянии, куда ещё и лишние рты в виде десятка щенков? Но что-то тут снова не так: коржик не выглядел беспородной дворнягой, кои и водились у простых людей, а породистый пёс, в отличии от дворняжки, это совсем иной корленкор. Таких себе могут позволить лишь люди зажиточные, да и топить их не станут - даже если щенок лишний, его всегда можно продать или подарить другому богатею. А тут по всему выходило, что целый выводок породистых щенков поклали в мешок, как каких-то дворняг, и бросили в реку. "Слишком много загадок. Хочу обратно на фронтир."
- Странно даже, - Азазель задумчиво посмотрел на пёсика, что весело болтал лапками на руках у нового хозяина, свесив набок розовый язычок на умильной мордашке, - вроде породистый. Кому могло прийти в голову породистых щенков топить?
- В любом случае, это их проблемы. Я намерен задержаться в Бирене - надо решить кое-какие вопросы. В конце концов, из-за упырей мы лишились многих вещей, - по всему выходило, что нагружать себя делом об утопленных щенках Гленн не собирался. И Азазель не мог не признать, что оно даже правильно - тайны и загадки вокруг них появлялись быстрее, чем грибы после дождя, и надо для начала разобраться с теми вопросами, что уже появились, а не распылять силы ещё и на местных живодёров. 
- Да и мне к местному аптекарю заглянуть не помешает. Без зелий далеко не уедем, ежели вновь нарвёмся, - у Азазеля ещё оставались зелья, купленные у доктора Роуз, но события у "упыриного" моста показали, что на них одних рассчитывать опасно. Надо закупиться, и закупиться основательно - не для себя, так для Евы, она тут у них травница. 
- К Цохеру мы зайдём сегодня, - кивнул инквизитор. "Цохер? Случаем не тот коновал, что мне сопатку осматривал?" - вспомнилось нефилиму. 
- Отлично. Как раз маркизино серебро в дело пустим. И к броннику, - критически осмотрев Гленна, определил Азазель, - подберём тебе пару наручей и поножи. Может и шлем какой лёгкий, - что-то подсказывало нефилиму, что чёрта лысого он затащит Гленна к броннику, но попробовать всё равно стоило. Нежелание этого упрямого чёрта нормально защитить себя здорово раздражало Странника, но хотелось верить, что после близкого знакомства с упыриными зубами Рехтланц таки возьмётся за ум. Да, хотелось верить... но что-то не верилось. 
- Не спеши с тратами. Тебе ещё лошадь покупать, - остудил пыл латника инквизитор. Азазель скорчил такое лицо, будто сел голой задницей на муравейник. Вот уж чего ему в жизни не хватало, так это очередной тупой, упрямой и пугливой четырёхногой скотины, к тому же жрущей за двоих и срущей за четверых, об чьи мослы ему придётся отбивать копчик чёрт его знает сколько дней подряд. Впрочем, Гленн ещё в Аустенните ясно дал понять, что "безлошадным" в его отряде не место. Хотя, кажется, Евы это не касалось - она хоть и долговязая, но худенькая, может либо вместе с святошей на Гнедке ехать, либо благодаря вампирской скорости на равных с лошадьми бежать (а то и обогнать). Короче, спор снова не имел никакого смысла. Но так просто соглашаться с инквизитором Азазель тоже не хотел - зазнается ещё.
- Только не у гитассов. Подсунут крашенную клячу лядящую - она на второй мили околеет, - недовольно скривился наёмник, - а к броннику всё одно заглянем.
- Лошадь можно красить сколько угодно. Если не знать, куда смотреть, то и купишь абы что, - менторским тоном ответил инквизитор. Азазель лишь пожал плечами - Гленн разбирается в лошадях, значит тут ему и карты в руки. 

Остаток пути до таверны преодолели молча: Ева не хотела  "светить" акцентом, Азазель просто не собирался зря болтать, а Гленн в принципе унылый зануда. Но, когда дошли, первым заговорил именно святоша:
- Здесь мы остановились, - кивнул инквизитор на здание постоялого двора. - "Свеча и тень". Хозяин предупредил, что по соседству не самые приятные господа остановились. Их я ещё не видел. Но предупреждаю тебя заранее: ещё одна драка, и я не буду тебя вытаскивать, -и, кажется, это и был тот разнос, коего ожидал Странник. "Как-то слабовато. Не с той ноги встал что ли?"
- Если они любят выпить - договоримся, - философски пожал плечами нефилим. Постоялый двор оказался вполне себе добротным строением в два этажа, с собственным внутренним двором и конюшней. Причём полноценной конюшней, а не коновязью под навесом с корытом воды. Из самого же здания доносились призывный звон бутылок, гул голосов посетителей, бренчание лютни и пение. Стоило, наверное, пропустить кружку-другую чего покрепче, но одни мысли о том, сколько ещё трат им предстоит, быстро отбили у Азазеля желание отдаться во власть зелёного змия. Меньше выпить он от этого не захотел, но жалование ему выплатят неизвестно когда, а денег оставалось едва ли не половина от полученных в Аустенните. "Ладно, посмотрим, сколько к вечеру останется. Если повезёт, кружку пива жахну", - решил нефилим, входя вслед за Евой в гостеприимно распахнутые двери. Хозяин таверны был здесь же, приветствовал новоприбывших. Немолодой, в принципе, мужчина... только вот лицо его показалось Азазелю смутно знакомым. Он вспомнил, кто это, когда хозяин подошёл к ним:
- С возвращением господин и леди Рехтлан... э-э...
Сам хозяин тоже сперва ничего не заметил, но стоило ему увидеть небритую, шрамированную физию спутника "герра" и "фрау" Рехтланц, как его морщинистое лицо мигом вытянулось от удивления:
- Азазель? Не, ну точно это ты ж! Хах! А ряха-то совсем не изменилась, хотя, кажись, пятнадцать лет прошло... - Дуэйн Грэйхос, хозяин таверны и постоялого двора "Свеча и тень" не всегда был честным, благообразным гражданином. Азазель помнил его как Дуэйна Твердолобого - алебардиста из  наёмной роты, промышлявшей в аппенидском Предгорье в Морвии. Азазель проработал в их рядах около двух лет, и за это время Дуэйн выел ему мозг (как и всем остальным из их наёмной братии) историями о том, как он разбогатеет, откроет собственный постоялый двор, женится на полуэльфе с большими сиськами и заведёт лысого кота. И Азазель так и не понял, почему именно ЛЫСОГО кота? Распалась же их кампания после штурма одной из приграничных крепостиц. Обычное в беззаконном предгорье дело - некий барон нанял себе в дружину банду наёмников, решил, что он тут самый умный и обманул их с жалованием. Наёмники, само собой, обиделись, перерезали его дружину, а сам барон бежал из собственной крепости, оставив её на разграбление победителям. Желая вернуть своё имущество, он и нанял Азазеля сотоварищи. Штурм был кровавым - полсотня наёмников (считая одного нефилима) сызмальства привыкла штурмовать крепости, те, кто выживал в этих смертоубийственных мероприятиях и составляли костяк героев фронтира. Но и противостояли им не необученные ополченцы или обленившиеся баронские дружинники, а три десятка таких же прожжённых смертников и убийц, знавших толк в обороне крепостей. Трёхчасовой штурм завершился во внутреннем дворе, где уцелевшие защитники дали последний, отчаянный бой. Когда резня закончилась, в строю осталось лишь 11 человек из 50-ти. Дуэйну в общей "кошачьей свалке" распороли живот и долгое время Азазель считал, что он умер после штурма, когда раненных отправили в ближайший город, а уцелевшие, поделив награбленное плату от барона, разошлись во все стороны света. И вот теперь такая встреча через 15 лет. И это было паршиво...
- Пришлось не прояснять наши взаимоотношения с Евой, чтобы прочие доставляли меньше проблем, - негромко пояснил инквизитор латнику, а после уже громче добавил:
- Не ожидал, что у Азазеля здесь есть знакомые. Боевые товарищи? - толком Азазель Гленна не слушал. Во первых потому что судорожно соображал, как ему теперь выкручиваться. Вот в чём Дуэйн прав, так это в том, что прошло пятнадцать лет и за это время Азазель не постарел ни на день, тогда как бывший наёмник, а ныне честный трактирщик, весь в морщинах и седой, как лунь. И соображать надо быстро, слишком  долго затягивать паузу - возбуждать ненужные подозрения. Может прикинуться, что Дуэйн обознался? Но тут уже чёртов святоша сдал с потрохами: Азазель - редкое имя и нефилим сомневался, что хоть кому-то ещё в мире, кроме ныне покойного Мартена, приходило в голову так назвать сына. Или назваться сыном самого себя? Тем более бред - шрамы у него уже тогда были, а в то, что сын похож на отца, так ещё и лицо так же порезали, даже распоследний деревенский идиот не поверит. Что-ж, остаётся лишь сделать вид, что всё идёт так, как и должно идти, и отбрехиваться на ходу:
- Толстолобый Дуэйн?! Я думал ты подох, - Азазель попытался изобразить радость на лице, но выглядело это так, будто у него разом заболели все зубы. - Как ты выкарабкался-то? Тебе же тот сраный фехтовальщик все кишки наружу выпустил, - наёмник протянул бывшему сотоварищу ладонь для рукопожатия, - и где твоя сисястая полуэльфа? - подковырнул он с ехидной ухмылкой на небритой физии.
- Не напоминай, - отмахнулся трактирщик, пожав руку наёмнику. Про себя Азазель отметил, что хватка у его бывшего товарища ещё крепкая.
- Помнишь Жана Кабанью Елду? Так у этого сукина сына сестра была из этих, голлорцев. По кускам сшили, дай Бог ей здравия. Что до полуёльф... — он развёл руками, — это Бирен, а не Эльвенор. Не знаю, что за моча тогда в башку била... Сам-то как?
В том, чтобы бог дал колдунье здоровья, Азазель был в корне не согласен, но в слух своё "фи" высказывать не стал:
- Как же, помню. Лет эдак шесть назад я же Жана и грохнул на дальнем фронтире. Нанялся он к одному барону, а я к другому, его врагу. Ну и сам понимаешь... - развёл руками нефилим. Подобное в среде наёмников было нормой, потому излишней сентиментальностью они не страдали: в любой момент тот, с кем ты ещё вчера рубился плечом к плечу, мог оказаться по ту сторону баррикад. Ничего личного, но за золото плата кровью.
- А я всё так же, как перекати-поле. Ни кола, ни двора, ни стрел в колене, - беззаботно отмахнулся Странник.
Дуэйн пожал плечами, мол, да, бывает.
— А всё ж ты хорошо устроился, — сказал хозяин, но затем махнул рукой, — Ладно, хорош лясы точить. Комната наверху. Отдыхайте, а я пойду. Элли! Помоги гостям.
Через полминуты навстречу им вышла полная темноволосая девушка лет тринадцати, которая, не поднимая глаз, проводила всех троих наверх. "Дочка что ли? Выходит, что он всё же женился, пусть и не на полуэльфе. А у супружницы его большие сиськи? И я так и не спросил про лысого кота." - думал Странник, провожая пышную девушку взглядом. Комнаты, снятые Гленном, находились в конце коридора на втором этаже. Напротив лестницы - пара круглых столиков для любителей выпить и посидеть в тишине, над лестницей - вход в одну из комнат, судя по отделке двери, самую дорогую. Дверь слева по коридору - туалет, рядом дешёвая комнатушка. Ещё одна в конце коридора, а справа от неё вход в одну из снятых командой комнат, на две персоны со столом и двумя кроватями. Смежная - вторая комната, снятая Гленном. В иной ситуации Азазель решил бы, что комната с двумя кроватями для него и святоши, Ева же, будучи дамой, спит отдельно. Но раз Гленн обозвал Еву своей женой, значит, для поддержания легенды, спать они будут в одной комнате, тогда как другая полностью отдана Азазелю. 
- Мастер Рехтланс, ви понимаете послетствия, если втрук раскроется, что ваша "супрука" - морейка? - Ева, всю дорогу молчавшая, оставшись наедине с товарищами, вновь заговорила. Азазель промолчал: обращались не к нему, так что и смысла говорить он сейчас не видел.
- Я пока не вижу иного способа обезопасить вас, - честно ответил Гленн.
- Что ш, — Ева, не меняясь в лице, убрала выбившуюся прядь волос, — моя песопасность врят ли стоит столько, но не на мне премя этоко решения. - Подняв голову, она обратилась к наёмнику, - как ви, коспотин Асасель? Насколько помню, вчерашняя коллисия не прошла тля вас песслетно.
- Как огурчик, - ответил нефилим, первым делом оглядывая комнату. Увидев свой меч у стены, он направился к нему. - В том сарае сено навалено было, так что отоспался знатно, - доложился он, наполовину вынув меч из ножен и критически осматривая лезвие.
- Хорошо, - сдержанно кивнула морейка и бросила взгляд на инквизитора. "Она беспокоилась обо мне? Или просто вежливая? Не понимаю я её, да и вряд ли пойму. Но она хороший человек, и не заслужила... этого", - против воли, Азазель украдкой глянул на кольцо на пальце морейки. Дело было не в самом кольце, а в том, что оно с помощью колдовства прятало. Как бы Азазель не спорил с Гленном, он всё же понимал, что кольцо даровало Еве лишь иллюзию жизни и той, рано или поздно, вновь придётся вернуться к посмертному существованию ревената. Это было... чертовски несправедливо и Странник (что его самого удивляет) сочувствовал этой долговязой, худой морейской девушке, по злой воле превращённой в немёртвого монстра. Но признаться в этом хотя бы себе он права не имел. 
- Ещё сегодня следует зайти к Цохеру, - вновь напомнил Гленн. 
- Ты уже говорил, - машинально отозвался Азазель. Удовлетворённый осмотром, наёмник сунул меч обратно в ножны. Здесь же были его кинжалы и метательные ножи, их он стал осматривать с не меньшей придирчивостью, что и меч. - А после него к броннику. И не спорь. 
- Не к броннику, а на рынок - пешком ходить хочешь?
- Новую клячу достать всегда успеем, - отмахнулся Азазель, - а вот тебе, чёрту упрямому, только волю дай - так и будешь в одной кольчуге к всяким уродам в пасть лезть.
- Подобные происшествия случайны, - отозвался Гленн. - Моё дело - расследование, а тварей оставь монстроборцам и паладинам.
Азазель закатил глаза в стиле: "я же говорил":
- Ещё скажи "знал бы где упасть - соломки бы подстелил", - отложив ножи, наёмник повернулся к Гленну, скрестив руки на груди, - ты как хочешь, а бригантина тебе какая-нибудь точно не повредит. Как и наголенники с наручами. Шлем, хотя бы кожаный, тоже лишним не будет. 
- Ага. Скажи сразу - отряд паладинов. - ерепенился Гленн. - Нет. Мне не нужен лишний вес.
- Да, пригодились бы. Но не в Аустенит же за ними возвращаться? - ни капельки не смутился Странник. На очередной демарш инквизитора, Азазель так же без смущения продолжил гнуть своё, - наголенники с налокотниками всё одно возьми. Кольчуга прямой удар плохо держит, а ты и так только на моей памяти дважды чуть без руки не остался, - вообще-то трижды, но напоминать, что во второй раз сам же Азазель ему руку чуть не сломал, наёмник не стал.
- Кольчуга спасает почки от удара, а большее - редкость, повторюсь.
- Только мы, в теории, с этим "большим" сейчас и имеем дело, - Ева в очередную дежурную перепалку не лезла, щенок же был занят тем, что оставался миленьким комочком пушистого счастья, и никто не мешал дуэту из инквизитора и наёмника спорить. 
- "Сейчас" я разбираюсь с мелочами, а от вампиров наручи с поножами не спасут, - тут Азазелю было что возразить: в Аустенните его здорово помяли, но он не без оснований считал, что при всех своих живучести, регенерации и двужильности, погиб бы ещё в той подворотне, не будь между его плотью и вампирскими клыками доброго слоя брони. Но, видя, что лбом инквизитор упёрся капитально, решил не продолжать бессмысленный спор, оставив всё же последнее слово за собой:
- Как знаешь, святоша. Но потом не говори, что я тебя не предупреждал.
- А теперь, если дел у тебя здесь нет, мы идём к аптекарю, - Азазель в ответ промолчал, лишь прицепил к поясу кошель с остатками маркизиного серебра, да ножны с верным мечом за спину закинул. 

Сразу пойти к Цохерам не получилось, щенок захотел писать. Пока он "орошал" ближайший куст, все трое молчали, думая каждый о своём. Лишь когда щенок сделал своё мокрое дело и инквизитор, вампирша и наёмник двинулись в гости к аптекарю, Гленн нарушил молчание:
- Девчонка говорила, что недалеко они живут.
- Да, может у него и инструменты лекарские есть, - по хорошему, Азазелю надо было купить их ещё в Аустенните. Сам он привык довольствоваться ножом, кинжалом да бинтами со спиртом, но у него-то и регенерация такая, что тролли позавидуют. Человека одним ножом лечить жуть как несподручно, да ещё и для пациента опасно. Не то, чтобы в Страннике так резко проснулось человеколюбие, просто в случае, если Гленна  ранят, а инструментов под рукой не будет, шансы потерять нанимателями, а с ним и потенциальную награду. 
До дома алхимика добрались быстро. Трое путников увидели добротный грязно-белыйтрёхэтажный дом (два этажа, да мансарда) с треугольной крышей, покрытой серой черепицей, и очагом на улице. Дом стоял чуть обособленно между двумя зданиями. Подойдя, Азазель услышал два детских голоса из-за закрытой двери. 
- А я... а я скажу ему, что ты - ведьма! - кричал тоненький голосок, принадлежавший мальчику лет четырёх-пяти.
- Что ты несёшь?! - Возмутился второй, чуть погрубее и постарше, судя по всему, девчачий. 
- Сичас дядька инквизитор сюда придёт, сожжёт тебя за то, что ты ведьма! И мама будет больше со мной!
- А я тебя сейчас просто ударю! Знаешь, что делает инквизиция за ложные показания, а? - Голос стал тише и вкрадчивей, - они вырывают ногти раскалёнными щипцами, вот так!
- А-а-а-а!!! - закричал мальчонка. Инквизитор и нефилим, не сговариваясь, прикрыли дланью лики свои. Дети... отношение Азазеля к ним можно было охарактеризовать как бесконечное долготерпение. Сам он, как он же ранее выразился, "стрел в колене" не хотел, считая, что лучше десять раз рискнуть жизнью на поле боя, чем хотя бы день нянчиться с наглыми, крикливыми, непослушными, капризными и беспутными "шипами жизни". Нет, всякого он за более чем вековое существование перевидал, но в его личном списке раздражающих мелочей дети стояли примерно на два пункта выше топора в позвоночнике (да, случалось с ним и такое). 
- Вот из-за такой фигни я и не женился, - проворчал наёмник и дважды стукнул кулаком в дверь. 
Голоса притихли. За дверью зашебуршали, кажется, послышалась тихая детская ругань. Но всё же дверь открылась. Навстречу гостям вышла... вышел... нет, всё таки вышел, короткостриженный мальчишка лет 12-ти с по девчоночьи тонким личиком, одетый в рубашонку и штаны.
- Добрый, э-э, день, мастер инквизитор! И леди... Рехтланц? И... вы, - мальчик вопросительно взглянул на нефилима. - Отец пока немного занят, но проходите, - паренёк учтиво отошёл в сторону, пропуская всех троих внутрь. Это было небольшое помещение со стеллажами с не таким уж большим количеством разных колб и реагентов.
- А она, а она! - раздался сбоку детский голос, и из бочки рядом с Азазелем высунулась белокурая голова мальчишки лет пяти, - ...не-фи-лим-ка! -  Азазель коротко зыркнул на подростка - "Она? Так это всё таки девочка", - взгляд задержался на короткой причёске девочки, изначально принятой им за мальчика. Потом он снова посмотрел на малыша в бочке:
- А ты тогда кто, алим? - не удержавшись, подковырнул Азазель пацана. 
- Я-а-а?! - пацан возмущённо засопел, - Али-им?!
В этот момент рядом как раз появилась сильная сестринская рука, которая захлопнула крышку бочки вместе с мальчишкой.
- Небольшие проблемы, - девчушкаа натянуто улыбнулась, хотя в глазах читались и стыд, и разочарование, и неловкость. "Дети -  цветы жизни на могилах родителей", - философски вздохнул Азазель, - "а ведь должен же и у меня где-то сын быть", - и даже не один. По молодости Азазель изрядно погулял, причём не только в Империи, и где-то в мире оставались, не знающие своего отца, мальчики и девочки с пепельными волосами. Азазель не удивился бы, узнай он, что у него есть не только дети, но и внуки с правнуками - от браков нефилимов и людей рождались не новые бессмертные полуангелы, а самые обычные смертные люди. 

- А отец ваш об этом знает? - спокойно поинтересовался инквизитор, почёсывая щенка. Девочка вновь посмотрела на бочку:
- О нём? - девчонка пожала плечами, - к сожалению, да.
- Нефилимка, да ещё и алим мелкий. Богатый улов, -  продолжал ломать комедию Азазель. Неожиданно, Гленн поддержал его в святом деле подкалывания молодого поколения:
- Если окажется, что отец семейства - оборотень, будет полный набор для Бирена.
- О чём ви?
- не поняла Ева. До этого она с интересом рассматривала колбы на полках и большую часть разворачивающегося фарса пропустила мимо ушей, - какие опоротни?
- Эмн...
- девочка, борясь с приступом волнения, глубоко вздохнула, подняла взгляд, - я многое уже умею, помогаю отцу. И... вообще, взрослая. Мне в грядущую осень должно быть уже... э... тринадцать!
- Так отец-то дома? - решив, что хватит дурачиться, Азазель перешёл к сути, небрежно махнув Еве рукой, мол, не обращай внимания.
- Отец, он...

Где-то скрипнула дверь и навстречу инквизиторской команде вышел среднего роста мужчина с шрамами на лице, тот самый, что изучал шнобель Азазеля и был обозван им коновалом.
- У нас гости? Добрый день, добрый. - Рихард вытер руки и, не глядя на девчонку, сказал, - спасибо, Анна, можешь идти. Пока.
Девчонка, кажется, даже вздохнула с облегчением.
- Могу  я быть вам чем-то полезен?
Гленн, до этого чесавший пузяку щенку, выступил вперёд:
- Мы вчера видели вас на площади. Вы рассказывали о новом своём изобретении... Spritze, если не ошибаюсь? Только вот мы спешили и не успели выслушать всё. Не могли бы вы рассказать нам ещё раз про своё творение?
- А, конечно, проходите, — Рихард подошёл к бочке и открыл крышку. Высунувшаяся белокурая голова повела по сторонам, и пацан ловко выпрыгнул, захватив с пола тарелку с чем-то недоеденным. А затем и вовсе скрылся.
Рихард провёл гостей чуть глубже и подошёл к полке с выдвижными ящиками, подтянулся, достал из одного коробку, которую медленно открыл, достал оттуда тот самый шприц - длиною с ладонь инструмент с заострённым длинным концом и непрозрачным серым корпусом.
- Механизм достаточно нехитрый и состоит из поршня, цилиндра и съёмной полой иглы.
- У меня есть вопрос, коспотин...
- Цохер.
- Та, коспотин Сохер, - кивнула Ева и внимательно осмотрела шприц, - я вишу, что тело поршня прилекает нетостаточно плотно к внутренней части силинтра. Не спровосирует ли это попатание в шилу пусирьков востуха?
- О, для этого есть насадки. Я не стал уменьшать цилиндр лишь потому, что это затруднит использование инструмента. Поршень застревает, понимаете? - Рихард нахмурился и несильно ударил себя ладонью в лоб, - Прошу простить, господа! Совсем забыл про манеры. Не хотите по чашечке поссета? Моя супруга чудесно готовит.
"Поссет? Предпочёл бы добрую водку, но раз больше ничего не дают", - подумал Азазель. Но стоило признать, что поссет сейчас занимал куда меньше его внимания, чем стоило бы ожидать от такого пьяницы. Удивительное дело, но изобретение "коновала" Цохера неожиданно заинтересовало Азазеля с профессиональной точки зрения. Причём и как врача (полевого хирурга без лицензии и врачебных клятв) и как воина. Как, в некотором роде, лекарь, Азазель вспоминал, каких трудов им с Евой стоило опоить инквизитора противоядием от упыриной отравы, как этот одноглазый паразит отказывался пить, бредил и чуть ли не капризничал, как маленький ребёнок. Будь у них этот самый шприц, не пришлось бы так напрягаться: достаточно было бы остудить зелье, налить его в шприц и загнать Гленну полную дозу в вену на руке... или в задницу, чисто из вредности. Были в его непостоянной врачебной практике и другие случаи, когда пациент по той или иной причине не мог или не хотел пить снадобье. Эта штука поистине могла спасать жизни... и она же могла их отнимать. Да хотя бы у тех же вампиров. Нефилимская кровь для них - суть есть яд, но у нанесённой на клинок крови недостаточно концентрации, чтобы с гарантией прикончить кровососа или хотя бы свалить его, а опаивать каждого вампира в отдельности, пока не сдохнет, больно муторно и опасно. Предаваясь не самым человеколюбивым мыслям и изучая шприц, Азазель не сразу заметил, что его самого изучают. Анна, мальчишкоподобная дочка аптекаря, мечтательно и задумчиво посмотрела на него взглядом пронзительно-голубых глаз, потом взглянула на инквизитора с "супругой" и... из глубины дома её окликнул женский голос и девчонка убежала. Азазель подозрительно глянул ей в след: от таких вот мальчишкоподобных девиц добра не жди, у них вечно энтузиазм не в том месте играет. Убедившись, что Анна умчалась, он не без сожаления оставил шприц и пошёл вслед за "четой" Рехтланцев.
Поссет, кстати, действительно оказался отменным, хоть Азазель и предпочёл бы вместо лёгкой смеси молока и эля что-нибудь покрепче. Но он сомневался, что Цохер поделится с ним выпивкой, даже если таковая есть, так что послушно пил, что дают. Рихард же вдохновенно рассказывал, что шприц можно использовать в качестве альтернативы ввода лекарства орально, но не стал упоминать, что и для других целей тоже сгодится. То ли не думал, что кто-то может использовать его изобретение во вред, то ли рассудил, что инквизитор достаточно умён и обладает хорошей фантазией, чтобы знать, как можно применить этот инструмент.
- Вы правы, - сдержанно кивнул инквизитор. Щенок на его руках сидел всё время беседы, регулярно порываясь попробовать на вкус содержимое чашки Гленна.

- Полезно, - кивнул Азазель, прихлёбывая поссет из чашки, - с мастером Вандерберком знаком, кстати? Он мог бы помочь с продвижением этого твоего шприца, - вспомнилось нефилиму. Тот самый Вандерберк, наставник Аустеннитских лекарей, хоть и был человеком старой закалки, кажется, был лишён свойственной его людям ортодоксальности с категоричным неприятием всего нового, да и в среде лавидийских медиков был не последним человеком. 
- Мастер Вандерберк? Да-с, слышал, но пересекаться не приходилось, увы... С ним работал мой двоюродный брат Натан. До того, как встретил свой конец на южной границе Эквилии. Но, пожалуй, это не совсем те истории, которые стоит рассказывать в праздник, - Рихард улыбнулся, - как вы себя чувствуете, кстати, господин Рехтланц?
- Прекрасно,
- отозвался инквизитор. - Имея рядом такого лекаря, как госпожа Ева, трудно чувствовать себя плохо.
"Госпожа Ева?! Святоша, ты идиот! Она твоя жена! Какой муж будет свою жену так официально называть?!" - чуть не взвыл Азазель, но сохранил спокойное выражение лица и даже не наступил Гленну на ногу, хоть и стоило бы. Аптекарь хмыкнул, развёл руками, покрытыми застарелыми и не очень шрамами: 
- Это не может не радовать. Окрестности Бирена - не самое безопасное место. Но это Север, сами понимаете...
- Разумеется. А что, часто в округе нежить шалит?

- Нежить... - Рихард Цохер чуть приподнял брови, но, в принципе, в выражении не особо изменился. Хотя Азазелю показалось, что, похоже, шрамы на лице инквизитора не остались для него незамеченными.

- Не приходилось пока встречаться.

"Ага, не приходилось. Целое упыриное логово у моста проморгали, вудманы, мать вашу лесную!"
- А я вот в последнее время всё чаще натыкаюсь на неё, - чуть усмехнулся инквизитор. - Беспокойные времена настают.
- Действительно, - аптекарь обвёл гостей взглядом, совсем ненадолго задержавшись на Азазеле. Нефилим в ответ посмотрел Цохеру в глаза - он не собирался отводить взгляд перед каким-то аптекарем, - но я верю в силу тех, кто стоит на страже покоя простых граждан Империи.
Он выждал небольшую паузу, видимо, задумавшись о чём-то своём и... где-то из соседней комнаты раздался эмоциональный женский возглас:
- Dier Got! Ill dio noman der Liebo!
"Ах ты-ж ёбанный ты насрал!" - от неожиданности, поссет пошёл не в то горло и Азазель закашлялся. Звуки молитвы шибанули его по ушам так, что чуть искры из глаз не посыпались, но ему каким-то чудом удалось сдержаться и всё выглядело так, будто он просто случайно подавился. "Чтоб у тебя, дуры голосистой, волдырь на языке размером с бычий пузырь вскочил!" - душевно пожелал нефилим. 

- К слову, как восприняло общество вашу идею? Мне показалось, на площади не все поняли, чем оно полезно. Однако, полагаю, вам довелось беседовать не с простым людом, а с коллегами, - кажется святоша ничего не заметил. А если и заметил, то акцентировать не стал. Азазель давно подозревал, что Гленн в чём-то его подозревает, но вслух ни тот ни другой ничего друг другу не говорили - не хватало им только начать враждовать между собой, когда на них самих охотятся ведьмы, вампиры, псины сутулые и вообще кругом враги, доверять можно только себе. 
Рихард же вместо ответа неожиданно выскочил из-за стола:
- Одну минуту, господин Рехтланц... - извинился он и быстро отошёл в другую комнату, в коей началась приглушённая беседа. Женщина говорила что-то вроде "Никаких животных дома!", а Рихард успокаивал её... через обещанную минуту они вышли вместе, и перед гостями предстала женщина лет 25-30. Впрочем, на те же года выглядел, как ни странно, и аптекарь. "А, так это она вопила, будто перед ней чёрт тем, что пониже хвоста, крутил", - нефилиму женщина неожиданно не понравилась. И не потому что из-за неё он подавился поссетом. Было в ней что-то... что-то неправильное, но что - Азазель так и не понял.

- Проклятые мыши. Нет да нет, а появятся, - извиняющимся голосом начал аптекарь.
- Это была крыса, - нервно вздохнула фрау Цохер, - огромная тварь размером с... ох, - женщина побледнела, увидев в руках инквизитора щенка и отшатнулась от него так, будто увидела не умильную собачью мордашку, а кривую упыриную харю.
- Хелена...
- Нет, нет,  - женщина споро попятилась прочь, - не буду мешать, у меня... много дел. Простите. И доброго дня вам.
Истеричная особа, к облегчению Азазеля, поспешно удалилась, оставив Рихарда извиняться перед гостями:
- Прошу простить, моя супруга всегда побаивалась крупных собак... хотя никогда не замечал, что фобия распространяется и на... щенков, - Он нахмурился, понимая, видимо, что грядёт тяжёлый разговор, - не хотите купить зелье против чумки?
Столь неуклюжая попытка сменить тему ещё больше насторожила Азазеля. Ему стало неожиданно неуютно в доме аптекаря, а само семейство нравилось ему всё меньше и меньше. Особенно фрау Цохер, да и отец семейства уж больно тёмный тип. "Дьявол, да что со мной такое? Надо поскорее заканчивать с этим делом, получить свои денежки, захерачить ебаного кровососа с колдуном и ближайшие лет 50 на Север ни ногой! Свалю на хрен в Тьесс, там с этими их драконоуродцами без работы не останусь."
- Не думаю, что сейчас оно необходимо. Сколько оно способно храниться, не утрачивая своих свойств? - кажется ни Гленн, ни Ева упорно не замечали, что что-то тут не так. Либо, как и Азазель, не подавали вида.
- Две недели, но если добавить вытяжку из коровьего корня, можно хранить вплоть до начала следующего лунного цикла.
- Если никто не собирается травить мою собаку сейчас, то, полагаю, и до следующего лунного цикла она обойдётся без зелья,
- спокойно заметил инквизитор. - И давно ваша супруга боится собак?
По всему выходило, что святоша тоже что-то заметил. Или Азазель продолжал зазря себя накручивать и принимал желаемое за действительное. Наёмник решил, что лучший выход сейчас - сделать морду кирпичом и дальше пить поссет.
- С тех пор, как на неё много зим тому назад напала свора. Она выжила, а вот её сестра... - Цохер закрыл один из ящиков, - ...но не мне об этом мне говорить.
- Не думал, что у вас в Бирене такие злобные собачки водятся, - всё же открыл рот Азазель,  многозначительно вздёрнув левую бровь. Как он рассказывал Еве, одичавшие собаки действительно злые и коварные существа, а сбившись в стаю, они опасны даже для воина в доспехах и при оружии. Но, обычно, они держались подальше от городов, промышляя в сельской местности, где и солдат нет, и крестьяне забитые и безропотно дают разорвать себя на куски. 
- Да, собачьи стаи весьма злы, - кивнул Гленн. - Вашей жене повезло уйти невредимой.
- Беда случается,
- отозвался Рихард.
- Случается... И, знаете ли, случается не только в Бирене. Вы сказали, что верите в силу тех, кто стоит на страже покоя простых поданных Империи. Так вот им приходится непросто - и армии, и служителям Церкви. Я полагаю, что никто не сможет оценить вашу разработку так, как Инквизиция, - прямо заявил Гленн. - Оценить и помочь вам наладить выпуск в должном объёме, а также попутно профинансировать грядущие изобретения. Я намерен ознакомить Айронхерт с вашими достижениями. Впрочем, возможно, будет лучше, если вы сами явитесь в любое из представительств Ордена - я лишь странствующий инквизитор, и иметь дело вам всё равно придётся с кем-то другим. Что скажете, господин Цохер?
"А заодно и посмотреть, что же ты за тип такой, коновал", - мысленно договорил наёмник. Изобретение понравилось даже ему, но в мире хватало религиозно долбанутых недоумков, готовых  объявить ересью и швырять в огонь всё, что выходит за рамки понимания их скромных умишек и слишком дословно интерпретированных церковных канонов. А вот, в отличии от шприца, Цохер Азазелю не нравился от слова "совсем". И, при всей его нелюбви как к церкви, так и к инквизиции, пусть святоши за ним присмотрят и, если надо, устроят ему весёлую жизнь. 
Рихард, кажется, не скрыл сдержанной радости:
- Это было бы замечательно! Ближайшие дни обещают быть слишком насыщенными, но, полагаю, в перспективе ваше предложение очень даже к месту.
- Повторюсь, я заинтересован в том, чтобы до Ордена дошла весть о вашем изобретении, а потому сам отпишу ему о вас. Однако презентовать всё будете сами. Возможно, Орден удовлетворит общение по переписке; возможно, вас пригласят для беседы личной. В любом случае, рассчитываю позже услышать весть о том, что Spritze настолько известен, что имеется в инвентаре каждого лекаря хотя бы орденского для начала
, - а всё таки святоша иногда впадал в ненужную патетику. Но "исправлять" его характер под себя Азазель не собирался - больно муторное с этим упрямым бараном возиться, к тому же напрягаться за бесплатно ни один уважающий себя наёмник не будет, хватит и того раза в монастыре после Аустеннитской бойни. 
- Приятно иметь дело с церковью! - воскликнул Цохер, отчего Азазель чуть снова не подавился поссетом. В этот раз от с трудом сдержанного гомерического смеха. 
- У вас есть перо с чернилами? - пока Рихард бегал за, собственно, пером и чернилами, пока Гленн писал письма и запечатывал их, Азазель успел допить поссет и даже немного почесать за ушком у щенка. Пёсик лишь довольно попискивал и дёргал задней лапкой, подставляя кудлатую голову под грубую ласку. 
- Вот с этим можете приходить сообщать о своём изобретении, - дальше следовало длинное, подробное объяснение, куда, как и к кому Цохеру следует пройти, кое Азазель честно проигнорировал, ибо его это не касалось. - Там вам всё расскажут о том, как поступать дальше.
Инквизитор и аптекарь чинно пожали друг другу руки. Засим обед у Цохера закончился и инквизитор сотоварищи засобирались на выход.
- Хорошего вам дня, господа. — уже в дверях пожелал Рихард, - наслаждайтесь праздником. Они... редки в краях, подобных Бирену.
Будь воля Азазеля, он бы выскочил из дома странного аптекаря и чёрта лысого снова сюда вернулся бы. Но, уже на выходе, он на свою голову вспомнил, зачем, собственно, он сюда пришёл. Не выказывая своего нежелания ещё дольше торчать здесь, Азазель резко обернулся:
- Ах да, совсем из головы вылетело. Мне нужен набор хирургических инструментов. Желательно, что-нибудь компактное, для полевых условий.
- Хм... Я, пожалуй, тоже не отказался бы посмотреть на инструменты, - сказал Гленн. Еву они, не сговариваясь, отправили подождать на улицу, а заодно выгулять щенка.
- Инструменты? - Удивлённо переспросил аптекарь, - я не продаю их, но я могу сделать на заказ. В качестве примера... погодите, вот.
Немного порывшись в шкафах, Цохер достал небольшую кожаную сумку и, раскрыв её, развернул набор на столе. Азазель склонился над столом и опытным взглядом окинул представленный ассортимент. "Скальпель, крючки, ножницы, зажимы, клеммы, щипцы, пинцет... о, стреловыниматель тоже есть! А рапсатор? Вижу.... Ух ты, даже костяная пила есть. И сумка удобная. Хмм, влетит здорово, но неплохо. Рука мастера", - с уважением отметил Странник. И пусть Цохер ему не нравился, не отдать должное его таланту Азазель не мог. 

- А добрая работа, - отметил хирург без лицензии, - и почём цена вопроса?
- Сподряд... шестьдесят динариев, и седмица - срок, - отчеканил Цохер. Нефилим лишь цыкнул зубом: дороговато, а им ещё лошадь покупать и Азазель всё ещё надеялся затащить Гленна к броннику и там приодеть во что-то поприличней кольчужки. "На седмицу мы вряд ли задержимся. Интересно, а если доплатить, сделает быстрее?"
Гленн, также внимательно рассматривавший инструменты, решил взять переговоры в свои руки, Азазель счёл нужным ему не мешать.
- Инструмент хорош, - знающе сказал инквизитор, рассмотрев инструменты. - Из какого металла выполнены?

- Сталь. - Ответил Рихард.
- Сталь... Вы её сами готовите, или закупаете?
- Для подобных заказов я предпочитаю её закупать.
- Я бы заказал у вас кое-какие инструменты, если бы в сплаве имелось достаточно серебра, - вот тут, будь Азазель настоящим врачом, отдающим всего себя нелёгкому делу спасения чужих жизней, он бы точно ударил Гленна чем-нибудь тяжёлым по голове. Понятно, что не просто так он просит серебряные инструменты, и понятно, что применит он их для пыток. Но Азазель был и оставался, в первую очередь, воином, потому к тому факту, что хирургический инструмент будет использован как пыточный, он отнёсся с полным равнодушием. 
- Серебро - капризный металл, в примесях его свойства непредсказуемы, господин Рехтланц. Если я вас верно понял, вам нужно серебряное напыление?
- Сплав или напыление - не столь важно. Главное чтобы инструмент не испортился раньше срока.
- Тогда посоветую именно напыление. Да, его придётся периодически обновлять, но сам инструмент прослужит гораздо дольше. Я могу выковать сами инструменты, а также посоветовать одного хорошего своего знакомого в качестве мастера по напылению. Это обойдётся вам намного дешевле.
- Что ж, полагаю, меня подобное вполне устроит, - согласился Гленн. - В таком случае, слушайте...
Инквизитор неторопливо перечислил все необходимые ему инструменты, сопровождая краткими требованиями.
- Когда сей набор будет готов?
- Через две недели, господин. - пожал плечами Цохер, - сами понимаете, очередь.
"Мой за седьмицу, его за две. Да, всё таки придётся раскошелиться, чтоб срок урезать".
- Понимаю, без проблем, - кивнул Гленн. - Правда, срок великоват выходит - служба, понимаете ли. Может, договоримся? - и вновь инквизитор и наёмник подумали об одном и том же.
- Раньше недели не сумею сделать, но стоимость вырастет до 50-ти динариев, - сообщил Цохер.
- Святоша, у меня ещё осталось серебро, - шёпотом напомнил Азазель Гленну, - вскладчину возьмём. Два набора. Мой без напыления.
Инквизитор незаметно кивнул и все трое приступили к долгому и муторному уточнению деталей, цены, сроков и количества инструментов. По итогам на двоих вышло ровно 130 динариев. На том ударили по рукам и Азазель с Гленном наконец-то покинули странный, но гостеприимный дом семьи аптекаря Рихарда Цохера. 

Сообщение отредактировал Азазель Странник: 19 Ноябрь 2020 - 22:35



Гленн Рехтланц
Гленн Рехтланц

    Domini canis


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Анкета
Инвентарь
Хроника
Книга заклинаний
Раса: Человек (Тавантинская Империя)
Специализация: Старший инквизитор


Бросая тени на крест

Отправлено 19 Ноябрь 2020 - 23:15


  • 6

11 апреля 3057 года IV Эпохи

Бирен. День.

 
После разговора с аптекарем Гленн ненадолго задумался. Требовалось решить, куда дальше идти. С одной стороны, на рынке требовалось много что прикупить - встреча с упырями лишила инквизитора значительной части вещей, да и спутникам требовалось приобрести коней. С другой, не менее важным делом являлось посещение резиденции епископа. И засвидетельствовать своё почтение следует, и ознакомиться с архивами библиотеки - увиденные в лесной лачуге символы до сих пор вызывали интерес. Второе даже важнее первого, однако простую формальность игнорировать нельзя. Saltem, Гарен из Марена - хозяин на сей земле, и без его дозволения действовать на территории города просто неприлично. К тому же следует понять, не разозлила ли его выходка Азазеля, повлёкшая за собой арест купца, человека в городе наверняка известного.
Сперва навестим епископа, - подытожил Гленн. - Здесь не так далеко. Рынок подождёт.
В пути инквизитор молчал и разговоры не поддерживал. Перед предстоящей беседой требовалось подобрать нужные слова и выражения. Рехтланцу ранее не доводилось встречаться с Гареном из Марена, а слухи ходили слишком разные, чтобы основывать представление о человеке исключительно на них. Заранее, впрочем, инквизитор знал лишь о том, что разговор нет-нет, да свернёт к аустеннитскому делу - шумно всё вышло, едва ли епископ упустил подобное. Ожидание беседы совсем не воодушевляло - Гленн знал, что тогда сделал всё верно. Но понимал он и то, что действия не всеми будут истолкованы верно. Примером тому Кальдсвол.
Сидевший на руках щенок наверняка чувствовал настроение хозяина, но виду не подавал - задумчиво пожёвывая воротник, кутёнок глядел по сторонам. Гленн не отпускал его бежать по земле из-за того, что кругом уже хватало людей, и трудно было предсказать, не напугают ли они щенка. Всё-таки волчья кровь нередко передаёт волкособам и волчью осторожность, порой кажущуюся трусостью. Гленн не хотел портить собаку, поспешив знакомить её с окружающим миром. К тому же ещё неизвестно, оправился ли щенок от пережитого, восстановил ли силы в должной мере, что было ещё одной причиной, заставлявшей Гленна нести Тибо на руках.
Сам Рехтланц так и не понял, когда начал в мыслях называть щенка по имени. Раз промелькнув, имя перешло уже в разряд само собой разумеющихся фактов, тех, что уже неизменны и неоспоримы. В те минуты похода к резиденции епископа, впрочем, было не до размышлений о кличках, и для окружающего мира щенок-волкособ оставался безымянным для окружающего мира.
Привратник, услышав, кто заявился в резиденцию епископа, повёл себя весьма любезно и не прогнал прочь, но сообщил, что Гарен из Марена ещё не готов к приёму посетителей, потому как изволит спать, но позже тому сообщат о визите его инквизиторства. Однако согласился проводить Рехтланца в библиотеку и даже предоставили для этого какого-то служку. Про инквизиторских спутников он ничего не сказал, но Рехтланц и сам бы тех никуда не потащил.
Вы ждёте здесь. Сестра, - негромко обратился он к Еве, - подержите щенка. Вас он уже знает. Азазель, - на сей раз серьёзный взгляд достался наёмнику. - Помните, что вы не в кабаке, и ведите себя как подобает.
Библиотека, в которую привели Гленна, оказалась неплохой. Книгам и свиткам выделено было несколько дюжин шкафов, что подпирали высокие потолки помещения. Имелись и алфавитные, и тематические указатели - медные таблички рыжевато отсвечивали. Помимо шкафов имелись и столы. Многие были устланы книгами - Гленн так и не понял, было это элементом коллекции, или же кто-то нерасторопно относился к рукописным трудам.
Многих бы созерцание подобного зрелища заставило трепетать - ощущение мудрости, записанной на мириадах страниц, даровало осознание ничтожности одной жизни. Библиотека была обширнее аустеннитской, но, пожалуй, не обладала и третью тех книг, по которым учились юные паладины. Даже в прецептории близ Кальдсвола орденская библиотека производила большее впечатление - что уж говорить о великом собрании книг в Айронхерте? Гленну довелось видеть разные библиотеки, и биренская стала лишь очередной - не хуже многих и не хуже.
Правда, в ней была своя жемчужина - на отдельном столе покоилась огромная и по размерам, и по количеству страниц книга. Издалека Рехтланц видел лишь очень дорогую обложку, сверкающую золотом да каменьями, и не менее золотым обрезом. Подойдя, Гленн разобрал и название - "Житие Святых Великомученников".
- Вы кто? - раздался голос библиотекаря. Развернувшись, Рехтланц наконец увидел хранителя сего места.
Старший инквизитор Гленн Рехтланц, - представился инквизитор и продемонстрировал свой signum. - В Бирене проездом. - отвечал он чётко, в меру вежливо, но больше - официально.
- Рехтланц? - библиотекарь - невысокий мужчина, тонзурой достававший Гленну едва ли до подбородка, - сощурился. - Не тот ли Гленн Рехтланц, который обвинил в Аустенните пресвитера фон Свааля?
Да, - коротко ответил Гленн.
- Ишь ты... - старичок ещё больше сощурился, отчего глаза превратились в две невыразительные щёлки. - И чем мы можем помочь мастеру Рехтлансу?
Я здесь ради библиотеки, - уже более учтиво проговорил Гленн. Тоном своим он всячески выражал сдержанный восторг от одного лишь вида сего множества книг. - Говорят, в ней собрано немало интересных вещей. Могу ли я взглянуть на хранящиеся здесь труды?
Быть может, существуют сотни библиотек, величием затмевавших биренскую, но конкретно здесь и сейчас для Гленна не было места богаче, вожделенней и прекрасней. Любой коллекционер, в том числе и библиотекарь, почетает своё детище за идеал. Сам, быть может, порой осознаёт, что подобные заявления не соответствуют действительности, но прочие не могут и сметь думать подобное.
Инквизитор подыгрывал гордости и самолюбию библиотекаря, избегая грубой лести. Конечно, можно было и просто требовать, и демонстрировать почём зря signum, перечисляя кары за неуважение к оному - старик бы никуда не делся, допустил бы до книг. Однако к чему подобные меры, когда человека можно расположить к себе? Так и всеми забытая книга отыщется, и что-то полезное припомнится.
- Хм... даже не знаю... - старичок почесал тонзуру, обрамленную седым венчиком. Рехтланц понял, что слова его попали в цель. - Не знаю, как к этому отнесется его Преосвященство... Но думаю, большой беды в том не будет? Вы ведь не собираетесь портить книги и уносить их с собой?
Его Преосвященство сию минуту не готов меня принять, и потому встреча будет позже, как меня заверили, - ответил Гленн, будто бы несколько огорчённый невозможностью беседовать с епископом прямо сейчас, а затем с почтением добавил: - Заверяю вас, что книгам не будет нанесён никакой ущерб, и пределов сей залы они не покинут.
- Ну... тогда ладно. Рады приветствовать, значит... - библиотекарь вздохнул. - Желаете чего-то по богословию? Вот, смею рекомендовать, трактат, написанный самим Эрнесто Диасом Торквемадой, "О крепости Веры"...
Непременно ознакомлюсь, - кивнул Гленн. - Однако скажите... Все ли книги представлены в этой зале, или где-то укрыты остальные?
- Все. Все, что принадлежат аббатству и собору.
Однако, полагаю, есть и иные книги? - спокойно, с некоторым намёком, поинтересовался Гленн.
- Есть то, что конфисковано во время расследований по колдовству, - неуверенно признался библиотекарь. - Оно хранится в подвале, но-о... я полагаю, мастер спрашивает не об этом...
Вероятно, об этом. В пути я столкнулся с разного рода непонятными явлениями. Боюсь, имеющиеся в этой зале книги не смогут истолковать всё, потому как явления следует полагать уже предметом инквизиторской работы, но никак не тем, что может заинтересовать порядочных служителей Господа или получить объяснение в богоугодных трудах, - спокойно и размеренно объяснил Гленн.
Библиотекарь молчал. Мялся, то ли в смущении, что подобное вообще хранится где-то неподалёку от священных писаний, то ли в сомнениях о допустимости разглашения информации.
Увы, ознакомление с подобными трудами - часть инквизиторской работы, - вздохнул Гленн. - Без оного не всегда возможно вовремя разгадать суть затеянного и прервать это. Я бы сделал запрос в столицу, однако ответа ждать долго, а я не уверен, может ли дело терпеть
- Ну ладно. Думаю, большого зла не будет, - наконец сдался библиотекарь. - Его Преосвященство и сам суров к домнатам и колдунам. Не прогневится.
Благодарю вас, - благодарно кивнул инквизитор. - Повторяю свои заверения в том, что книгам не будет нанесено никакого ущерба.
Библиотекарь достал откуда-то свечу - толстую, основательную; зажёг её от светильника - неторопливо, привычно. После же пошёл к какой-то уходящей вниз лестнице и пригласил инквизитора следовать за собой. После ступеней тянулся коридор - тёмный, практически необитаемый, однако отсутствие видимой пыли на полу наталкивало на мысль о том, что кто-то да убирается здесь. Остановился библиотекарь лишь у какой-то комнатушки, напоминавшей больше тюремную камеру. Конфискованные книги хранились за замком.
- Вот, - библиотекарь загремел ключами, отворяя железную дверку. - Здесь все богомерзкие книги, что были недавно изъяты у колдунов. Епископ Гарен приказал повременить и не сжигать их на костре.
Решение правильное, потому что как ни рвётся душа избавить мир от подобной богомерзкой писанины, сии книги надлежит хранить и изучать. Только это поможет вовремя предотвратить несчастья, книгами несомые, и сразу понять, какие вопросы кому следует задавать. Если вам тяжко здесь находиться, не осуждаю.
Немного помявшись, библиотекарь с радостью принял предложение Гленна и покинул неприятное место. После его ухода инквизитор сбросил маску вежливости и придирчиво осмотрел комнатку и дверь. Его обрадовало, что епископ не поскупился на арматид - дверь казалась более чем надёжной, да и подобные меры говорили о том, что в собранных здесь книгах есть что-то полезное, могущее привлечь внимание магов. Подобное не было Гленну в новинку - главная библиотека Ордена имела особые секции, куда пускали лишь немногих, и книги там также были под защитой арматида. Говорят, имелись и запрятанные где-то в подземельях залы, стены которых покрыты арматидом в несколько слоёв. В центре же вмурован арматидовый шкаф, в котором хранятся запретные книги - каждая укрыта в отдельной ячейке за полудюжиной замков, а ключи хранятся у особых доверенных лиц... Впрочем, это лишь домыслы да местные байки - если и существует подобный архив, Рехтланц ни разу не видел его.
Биренское хранилище конфискованной литературы не впечатляло. Восемь книг, на которых имелись вполне внятные названия, да несколько самодельных, оформленных кое-как. Подумав, первой в руки взял инквизитор "В мире духов и демонов". Просматривал он довольно быстро - годы упражнений научили его сходу вылавливать определённые слова, фразы, понимать тематику. Также он надеялся найти хоть какое-то упоминание о символах, увиденных в той лесной хижине. Увы, книга не оправдала ожиданий - в деле она помочь никак не могла.
Труд некого Марсия, оступившегося и увязшего в колдовской ереси монаха, также отлетел прочь - многообещающее "Демонология: наука и искусство" не дало ровным счётом ничего требуемого. В ту же стопку отправился и гримуар какого-то безвестного колдуна, и "Очарование Бездны". Инквизитор ожидал большего от прочтения оных книг, но разочарование не помешало взять для прочтения следующую книгу. Он уже не особо рассчитывал увидеть в них искомое, и читал больше ради того, чтобы понять, что же так заинтересовало в них епископа.
Альсаре Чёрная в своей Книге Ведьмы говорила про магию Хаоса. По долгу службы инквизитор имел о ней некоторое представление, пускай и весьма смутное. Но с магами практически никогда не приходилось иметь дело, и углублённо постигать эту тему Рехтланц не стал. Впрочем, это не помешало ему внимательно изучить разделы, где ведьма описывала защиту от колдовства и от вампиров. В последнее время эта тема оказалась как нельзя актуальна, и инквизитор был благодарен епископу за то, что книга не обращена в пепел.
Книга Червя оказалась скучна. Рехтланц и раньше встречал подобную писанину - плод безумия каких-то магов, видящих в любом живом существе набор ингредиентов для всякой бесовщины. Глаз умершего от страха орка, почка столетнего дроу, язык феи... Книгу инквизитор равнодушно пролистал - помимо простого перечня возможных ингредиентов имелись и рекомендации по их добыче. Гленн полагал, что подобная информация может когда-нибудь пригодиться - кто знает, сколько копий с этого труда сделано? И если какой-то безумец решится что-то повторить, будет хотя бы представление о том, сколько времени осталось. Говорилось в книге и о тварях межмирья, но познаний у Гленна не хватало, чтобы по достоинству оценить информацию.
Книга проклятий Декозора также ожидаемо ничего не дала, хотя, возможно, и была полезна Ордену в каком-нибудь ином деле. А вот книга Джиннов приятно порадовала - уже с первых страниц на полях встретились заметки. Подобным образом нередко учёные мужи спорят с написанным кем-то словом, высказывая основные вопросы и замечания. Гленну порой интересно было читать некоторые книги именно из-за наличия подобных приписок - бывало, Ордену завещали личные библиотеки. Книга Джина же отличалась от привычных тем, что все заметки подавались теми самыми непонятными символами, которые Гленн так старательно искал в иных книгах. Инквизитор пролистал всю книгу, однако расшифровать ничего не смог. Отложив книгу, Рехтланц ознакомился с оставшимися, но в них не нашлось ровным счётом ничего полезного.
Когда Гленн отложил последнюю из книг, к сокрытому под землёй хранилищу вновь подошёл библиотекарь. Он никоим образом не гнал мастера инквизитора, но сообщил, что его Преосвященство проснулся и жаждет встречи. Прихватив с разрешения библиотекаря книгу, Рехтланц направился к епископу засвидетельствовать своё почтение и расспросить о книге - быть может, Гарен из Марена уже сам всё расшифровал.
Епископ решил принять инквизитора в собственных покоях, а не в приёмной зале. Рехтланц не особо удивился - всё-таки перед некоторыми подчинёнными можно отбросить ряд условностей. Да и к чему стараться ради какого-то инквизитора? Звание - ничто, пока нет определённой репутации, а репутация строится исключительно на результатах труда. И громкость дел никоим образом на неё не влияет.
Сперва Рехтланц полагал, что застанет епископа за рабочим столом, на худой конец за трапезой. Однако ожидания не оправдались. Гарен из Марена решил принять старшего инквизитора в спальне, при этом не покидая кровати. Тот выглядел неважно - сам он был худ, кожа светилась бледностью, под глазами залегли круги. Всё это мало походило на болезнь - скорее, то был след усталости. Заменявшая покрывало простынь закрывала лишь ноги, и тонкая исподняя рубаха не могла подобно свободной рясе скрыть винное брюшко.
Разумеется, Рехтланц знал, что многие служители Церкви позволяют себе лишнее - малоподвижный образ жизни и необходимость лишь умственных напряжений разнуздывают, и далеко не всякий борется с этим. Куда больше Рехтланца раздражала неряшливость. С одной стороны, подобный приём мог иметь цель показать инквизитору его место. С другой же подобное существование могло быть в привычках епископа, что, пожалуй, ещё хуже. Инквизитор не видел в этом человеке того, кто надзирает. Впрочем, Рехтланцу не доводилось наблюдать Гарена из Марена за работой, чтобы вот так сходу судить обо всём. На лице Гленна не отразилось и тени брезгливости или презрения - иных чувств он не испытывал.
Добрый день, ваша милость, - поприветствовал епископа инквизитор словами и лёгким полупоклоном.
Его заметили, однако не соизволили пошевелиться. Отцу-настоятелю Бартоломею Гленн подобное бы простил, не задумываясь - тот был болен. Сей же служитель просто не счёл нужным привести себя в порядок перед встречей с подчинённым, и едва ли он алкал как можно скорее повидаться с инквизитором.
- Хорошо, что ты сам пришел Глеша. Я уж было хотел за тобой посылать...
Что вы, я не мог не прийти, - инквизитор отвесил очередной короткий почтительный полупоклон. Вёл он себя при этом так, будто его приняли в приёмной зале, богато выглядящей и приличествующей случаю, а также что обращались по всей форме. Но поправлять епископа или возмущаться столь фривольным тоном было глупо и смешно. - Primo, это было бы просто неприлично с моей стороны. Secundo, я подозреваю, что тот инцидент, имевший место быть в день моего приезда, также заинтересовал вас.
Епископ нахмурился, почесал волосы.
- А... ты об аресте своего слуги? Я распоряжусь чтобы его выпустили... Но ты молодец, Глеша. Сходу в работу. Не успел прийти, а уже нашел малефика.
Его уже освободили, слушанье по делу было несколько часов тому назад. Я не сомневаюсь, что ваши люди сумеют разобрать, действительно то малефик, или же пустое лжесвидетельство, - счёл нужным пояснить Гленн. Однако ответ епископа его разочаровал:
- О, не сомневайся. У меня палачи не здешние неумехи, у которых деликвент помирает на второй день. Я специально держу двух нерцев выписанных из Гордланда... Так что купчишка признается во всём очень скоро. - Гаррен потянулся до хруста в суставах. - И про книги свои нечестивые расскажет, и про шабаши...
Епископ резко откинул одеяло и встал с постели.
К разговору о книгах. Я имел удовольствие посетить вашу библиотеку... Великолепное собрание произведений, - тон инквизитора сохранял полагающуюся случаю почтительность и толику лести, хоть впечатление об епископе безнадёжно испортилось.
- О да... она досталась мне от преподобного Конрада...
В покои Гарена из Марена вошли двое монахов. Один нёс тазик с водой, другой - чистое полотенце. Епископ повернулся к Гленну спиной, давая увидеть, что рубаха на спине пропитана запёкшейся кровью.
Я говорю несколько об ином собрании, - как ни в чём не бывало продолжил Гленн. - Не ругайте библиотекаря - это я настоял, чтобы мне дозволили ознакомиться с ними. Просто по пути из Кальдсвола в Бирен цепочка различных событий завела меня в интересное место неподалёку от города...
- А? - Гаррен взялся за край рубахи и замер. - А-а... ну показал и ладно. Это же все... - он рывком стянул с себя рубаху, обнажив бледную спину, изуродованную ударами бича. На поясе у него оказалась подвязка с обращенными внутрь шипами, сплетённая из конского волоса. - Для дела, - докончил он, откидывая рубаху.
Я нашёл логово малефика, - продолжил инквизитор, решив рассказать если не всю правду, то хотя бы часть. Он был рад, что интерес к подобной литературе не вызвал лишних вопросов. - Стены там были испещрены занятными символами, аналогов которых я ещё не встречал. И вот в одной из ваших книг я встретил их. Правда, моих знаний для расшифровки недостаточно. Быть может, вы мне можете помочь в этом деле?
Наклонившись над тазиком, Гарен принялся умываться. Ответил он не сразу, только вытерев лицо шею и руки полотенцем.
- Я не колдун и в этом не разбираюсь.
Быть может, у вас остались какие-то показания с допросов? - уже без особой надежды продолжил спрашивать Рехтланц. - Или хотя бы информация о владельце книги, что оставил заметки на полях. Полагаю, он мог немало всего выдать талантливому exsecutor'у.
- Что ещё за книга? - епископ обернулся. Один из монахов помог ему натянуть новую рубаху
Вот, - продемонстрировал временно изъятый из хранилища томик Гленн. - Некая "Книга Джинна".
- Не припомню её... Хотя постой. Кажется, её конфисковали недавно у какого-то колдуна. Только он уже давно горит в Бездне, Глеша. А жаль. я бы с удовольствием порадовал Исайю и Святую Церковь. И заодно Кхенеранна. Это ведь удовольствие - искоренять колдовство. Ты вот радуешься, когда отправляешь колдуна на костёр, Глеша?
Рехтланц понял, что ходит по тонкому льду. Гарена из Марена интересовала не справедливость, да и спасение души едва ли его беспокоило. Действо допроса, сами казни, запугивание - вот что он превозносил. Вот ради чего носил крест. И он, и некоторые другие служители Церкви. Чем провинились простые знахарки, помогающие там, где лекарей нет? Или простые учёные, чьи действия были ошибочно истолкованы служителями? Безусловно, не все костры полыхали зря, и Катберт фон Свааль тому подтверждение. И не повредили бы Церкви ещё несколько отлучений да костров - не обязательно публичных. Но подобоной властью обладал, пожалуй, лишь Император.
Я радуюсь совершению правосудия, однако печалюсь, видя, как слабо человеческое тело перед ересью, - ответил инквизитор без особой задержки. Скрывая уклончивость ответа, задал новый вопрос: - Быть может, у вас остался протокол допроса того колдуна или какие-то его личные заметки?
- Он не дожил до допроса.
Епископ медленно одевался. Чувствовалось, что волосяная подвязки и раны на спине причиняют ему дикую боль. Это было заметно по скованности движений и мимолётным минам, которые нет-нет, но пробегали по бледному лицу. Похоже, самобичеванием он пытался искупить любовь к вину. Не костры и смерти.
- Мои исполнители-остолопы в тот день... перестарались. Сожгли его вместе с домом. Эта, и еще пара книг - всё, что успели вынести из огня. Кстати, Глеша, об этом уже радилась новая сказка. Успел услышать ее? Якобы по лесам ныне бегает черный пес с подпаленной шкурой. Говорят, это служивший колдуну демон принял облик собаки. Он бросился в огонь чтоб утащить душу нечестивца прямиком в Бездну.
А какие книги помимо этой принадлежали ему? - ухватился инквизитор за единственную оставшуюся ниточку, не отвлёкшись на легенду - с той разобраться можно и позже. В конце концов, на свете бегает очень много чёрных собак.
- По-товему я должен все помнить, Глешь? - отмахнулся от вопроса епископ. - Поговори с билиотекарем. Или братьями Хоггом и Освальдом. Или хоть с самим Ливингстоуном. Он руководил тем арестом.
Ливингстоун? Знакомая фамилия, - осторожно ответил Рехтланц, однако епископ больше ничего не сказал про того инквизитора.
- Знаешь, зачем я хотел с тобой говорить, Глешь? - полностью одетый епископ небрежным жестом указал на кресло возле окна.
Я - слишком маленький человек, чтобы рассчитывать на подобную аудиенцию просто так, - скромно заметил Рехтланц. - Полагаю, причиной тому моё прошлое дело, результатом которого стало обвинение пресвитера.
Дождавшись, пока епископ усядется в своё высокое кресло, инквизитор занял предложенное место.
Гарен из Марена брезгливо поморщился, но не из-за компании Рехтланца - виной тому стал разговор.
- Ну, с фон Сваалем ты, между нами, перестарался. Народ трудится в поте лица, истово молится. Недоедает, особенно во время постов. И чтобы на все это у него были силы, его дух и вера должны быть на высоте. А о какой вере может идти речь если Церковь будет активно проявлять свою слабость? Что братья то же люди и падки на искусы и соблазны. Нет, Глеша. Церковь должна быть безгрешна в глазах толпы. Праведна. Чиста. Безгрешна, - Гаррен назидательно поднял указательный палец. - А что сделал ты? Своим поступком ты сорвал с неё все одежды праведности, явил её язву и наготу. Окунул в грязь.
Проверка? Просто выражение мысли без подтекста? Инквизитора это не особо волновало. Менять своё мнение Рехтланц не стал, и потому повторил то же, что не так давно услышали в Кальдсволе.
И показал, что Орден справедлив, и не столь важно, кто обвинён, - уверенно заявил он, лишь добавив в тон чуть больше рьяности. - Фон Свааль - не та фигура, готовая бросить тень на всё. Он не был благочестив хотя бы внешне, я не услышал от прихожан ни одного доброго слова о том, кто должен спасать их души!
- Да... - Епископ соединил замком руки. - Ты явственно показал, что Инквизиция не потворствует и карает всякого отступника не взирая на сан. Ты знаешь, Глеша, я долго думал над этим и тоже пришел к выводу, что это хорошо...
Вероятно, проверка. Гленн опасался предложения, которое могло последовать за ней. Не из-за того, что не верил в свои слова - в них он ни разу не сомневался, но из-за того, что не видел в епископе епископа. Видел полагающиеся по сану одеяния, видел роскошь резиденции, видел даже определённую хватку. Вот только этим он не отличался от банального палача, которому нет разницы, кто перед ним - праведник, раз оступившийся, или малефик. Всем он готовил лишь смерть.
- Мы не потворствуем! - повторил Гарен проникновенно.
Я счёл, что народ Аустеннита, не столь пылко почитающий Церковь, обязан был увидеть сие. Надеюсь, новый пресвитер вернёт в их сердца истинное почитание Единого и тех, кто присягнул Ему.
- Пафосно. Интересно, разделяешь ль ты сам собственный пафос, Глешь? Веришь ли? А впрочем неважно... Хорошо что за заглнул в Бирен и явился ко мне. Ты мне, Глеша, очень здесь пригодишься.
Я разуверился в непогрешимости людского рода, но надеюсь... нет, верю, что своими поступками я спасу хотя бы души тех немногих, кто верит искренне. Что до прочих, то главная задача - удержать их от падения в бездну греховную и от ереси, а также от влияния со стороны.
Старший инквизитор Рехтланц не зря ел свой хлеб. В его вере не было притворства, лицемерия, лживости. Непростая служба, конечно, не позволяла ему относить себя к святым - слишком много грязи кругом, не запачкаться в которой дано лишь блаженным. Инквизитор знал, что спасает людей. Когда тела, когда души - слишком разнятся ситуации. И то, что приходится пачкаться самому, лишь разжигало пламя истового служения.
Выдержав паузу, он сдержанно добавил:
Ваша милость, я служу Ордену. Скажите, чем я могу помочь, и я исполню, - слова звучали спокойно, хотя произнося их, Рехтланц чувствовал камень на душе. Он предвидел, каким может быть приказ епископа.
- Последнее время Ливингстоун не справляется. Проворонил колдуна, упустил ведьму. Если бы ты не схватил Ормунда, сжигать на костре пришлось бы простое чучело. А народ, Глеша, должен видеть, что Орден не спит, что он борется. Пусть Ливингстоун отдохнет. А ты займись городом. На площади должно пылать кострам на которых корчатся ведьмы и еретики, криками своими увеселяя добропорядочных исариан, поднимая их дух, а следовательно укрепляя веру. Повтори мне Аустенит, чтобы Кхенеранн видел, что не только на Севере борются с ересью. А я уж о тебе не забуду. Замолвлю кому надо словечко. Глеш - легат святого потнификата, в Ундервуде. Звучит, а?
Есть ли какие-то конкретные подозрения, или просто искать? - спросил Гленн. - Путь мой лежит в Бризингер, туда зовёт и долг службы, однако я готов помочь вам.
- Если бы я кого-то подозревал, то он давно сидел бы у меня в башне. А гордландские мастера развязывали ему язык.
"Proximum suum diligere ut se ipsum", - завещал Исайя. Рехтланц напомнил себе это, сдержался. Разговор подходил к концу. Внутренний голос так и подталкивал ехидно напомнить, что в Аустените Гленн сжёг не простого какого-то писца при Церкви, а пресвитера - едва ли кто-то был выше. И попутно угробил немало жизней паладинов и городских стражников, едва не расставшись со своей. Но Рехтланц сдержался. Вместо этого попытался укрепить своё положение в Бирене и на всякий случай заранее подготовить защиту.
Ваша милость, хочу рассказать кое о чём. Несомненно, увидев моё рвение и желание помочь очистить сии земли от ереси, некоторые из горожан захотят мне помешать. Быть может, даже попытаются ввести в заблуждение и вас лжесвидетельством (хотя я уверен, что вы всегда зрите лишь истину и никакие сплетни не помешают вам). Я желаю сам растолковать о своих спутниках, дабы у вас не возникло вопросов, - на мгновение инквизитор умолк. - Об одном из них вы уже знаете из-за недавнего инцидента. Тот наёмник оказал значительную помощь в Аустенните, да и после в дороге оказался полезен. О прошлом того не ведаю, но без его верного меча тяжко пришлось бы по пути сюда. Что до второго спутника... Боюсь, он вызовет больше вопросов, потому как второй спутник у меня - женщина. Верная дочь Исайи, монахиня из далёкого южного ордена целительниц. Непревзойдённый лекарь, боровшийся за жизнь настоятеля аустенитского монастыря (вполне успешно), несколько раз спасшая мне жизнь. Эту женщину я веду в столицу, где её умение поможет сынам Церкви продолжать богоугодное дело даже после получения тяжких ран. Мне эта женщина особо сильно помогла по пути в Бирен - после встречи с упырями в мою кровь попадал яд, медленно убивающий меня. Сестра Ева спасла мне жизнь молитвами и лекарством. Я лишь боюсь, что окружающие (а особенно хозяин заведения, в котором мы остановились) неверно истолкуют заботу сестры о моём здоровье, а также что решатся на клевету с целью опорочить Орден. Я был бы признателен, если бы у вас нашлась работа для лекаря - явление помощи успокоит люд.
- Ну-ну... женщины созданы Богом чтобы мужчина мог отвести с ними Душу. У всех нас есть маленькие слабости, - пожал плечами епископ. На рассказ об Азазеле же ответил оживлённее: - Понятно что ты ценишь своего наемника. Парни, которые грамотно обращаются с мечом, полезны.
И ещё один момент... По досадной случайности выделенные Орденом средства для расследования закончились ещё в Аустените. Я сперва не предполагал, что доведётся задержаться в Бирене, и, боюсь, надолго моих скромных сбережений не хватит...
- Подобные вопросы решишь с моим секретарём. Выполняй свою работу, Глеш, и ни о чём не думай. Уж я как-нибудь разберусь в наветах и сплетнях.
Благодарю вас, ваша милость! - ответил инквизитор.
Больше епископу от него ничего не требовалось, и Гленн отправился улаживать прочие вопросы.
Первым делом он навестил библиотекаря и разузнал про книги. Оказалось, вместе с сей книгой из дома были спасены и те несколько рукописных тетрадей, в которых инквизитор поначалу ничего полезного не нашёл. Епископ дозволил их забрать с собой, и потому библиотекарь не стал препятствовать - подобные труды не так были ему важны. Рехтланц решил даже, что ему не помешали бы забрать и прочее, однако куда бы он понёс столько книг? К тому же требовалось сперва разобраться с символами. Распрощавшись с любезным библиотекарем и пообещав прийти в следующий раз ради ознакомления с бесподобной коллекцией богоугодной литературы, инквизитор направился к секретарю - тот уже должен был получить от епископа все необходимые распоряжения.
Секретарь не мялся, выделяя деньги - тугенький кошелёчек без излишних стенаний возник перед инквизитором. Впрочем, набит он был не так плотно, чтобы монеты не могли звенеть. Ткань не могла укрыть, что в кошеле динарии - их выдавал значительный размер, могущий вместить портрет Императора. Без сожаления оторвав взор от денег, секретарь принялся дописывать грамоту. Рехтланц настоял на том, чтобы всё переданное ему (в частности, libri prohibiti) было описано в едином документе. Озвучил он лишь искреннее пожелание избежать возможных ловушек со стороны недоброжелателей (которых, безусловно, у Инквизиции хватает), а также намерение показать всем, что именно благодаря епископу и его мудрому руководству (а также с его одобрения) вершится правосудие.
Про то, что теперь нахождение оных книг в вещах инквизитора не вызовет лишних вопросов, Гленн умолчал. Безусловно, сейчас он был полезен Гарену из Марена. От того, кто сжёг пресвитера, народ уже готов ожидать неприятностей. Вот только при малейшем недовольстве было бы его невероятно просто подставить. Подобного Рехтланц хотел избежать, и защитой ему могло стать так нелюбимое всеми крючкотворство. Кто знает, какая кара ждёт тех, кто не оправдал ожиданий епископа?
Вот Брэм Ливингстоун провинился - едва ли его однофамилец мог оказаться в этих краях. В какой-то момент беседы Гленну показалось, что епископ запросто мог сказать, что подобная оплошность кажется преднамеренной, и что неплохо бы расследовать это дело. Гленн сильно сомневался, что Гарен из Марена вообще умеет освобождать кого-то от предъявленных обвинений. Возясь с документами, секретарь поведал, что действующие в городе служители Церкви будут оповещены о миссии инквизитора. Правда, предостерёг, что светские власти отбились здесь от рук и потому могут начать мешать - к этому надо просто быть готовым.
Подобное инквизитора раздражало, но не удивляло - часто светские власти пытаются отнять у Церкви кусок власти. Приходится мириться - у инквизитора, пусть даже старшего, не всегда достаточно власти на усмирение.
Окончив оформление необходимых документов, Гленн забрал своих спутников и покинул резиденцию. Мышцы уже устали придавать лицу доброжелательный вид, и улицы Бирена узрели уже не учтивого добродушного молодого человека, а раздражённого и усталого инквизитора.
В трактир, - коротко бросил он, не удосужившись хоть как-то пояснить свои поступки. - Рынок подождёт.
"Легат святого понтифика!" - прокатилось в мыслях. Но не было на лицени грана довольства или гордости. Лишь отвращение и злость, сокрытием которых Рехтланц не утруждал себя.
"Глеш - легат святого потнификата, в Ундервуде. Звучит, а?"
Не звучит. Никак. Разумеется, подобное именование - честь. Но не при таких обстоятельствах. Не за такие дела. И не от этого человека. На жизнь Рехтланц имел совершенно иные планы, и продаваться за повышение не входило в их число.
"Инквизитор на службе мясника, - Гленн чуть скривился. От презрительного плевка удержало лишь хорошее воспитание и нежелание лишний раз объяснять всё излишне болтливому наёмнику. - Нанят ради очередной потехи безумца, по нелепой случайности получившего сан. Не потому ли в этих краях так тяжко Церкви?"
Служители Церкви берегут и охраняют души верующих. Но quis custodiet ipsos custodes? Будь на месте епископа какой-нибудь мелкий священник, и его бы позволили сместить. Но епископа... Нет, его не дозволят трогать без веских на то оснований. Ради чего Гарена из Марена держат на подобном месте? Неужто не понимают, что постоянное угнетение народа и страх, что на костре можно оказаться за то, чего не делал, признавшись в том, в чём велели, лишь портит людей? Неужели не видят, что подобное поведение лишь отталкивает людей? Ad terrorem ceterorum? Бред. Устрашение - это сожжение одного пресвитера, оплаченное десятками жизней. Устрашение - это не планомерное истребление всех, кто случайно под руку попался.
Церковь не должна только карать. Она должна ещё и миловать, ибо Единому не по нраву лишь жестокость, тупая и необоснованная. И маска благочестивости не может помочь её прикрыть. Как бы ему хотелось послать епископа куда подальше с его предложением! Но нельзя. Пока нельзя. Вместо того, чтобы собирать вещи, Гленн намеревался лишь составить послание наставнику о том, что вынужден задержаться в Бирене по приказу епископа, и отослать его с гонцом. А дальше... Дальше придётся вертеться и выискивать ересь. А если ереси вдруг не окажется, то и светским помочь - всё равно дознаватели епископа выбьют из них всё необходимое. Не ересь, так утопание во грехах... И очень бы не хотелось сжигать невиновных.
Добравшись до постоялого двора, Гленн бросил коротко:
Азазель, ко мне в комнату. Aufer nugas. Есть разговор.




НПС
НПС

    Продвинутый пользователь


Игрок Игрок Персонаж Персонаж Заслуги Заслуги

Бросая тени на крест

Отправлено 07 Декабрь 2020 - 16:05


  • 6
Ева Аш'Мрат
11 апреля 3057 года IV Эпохи. День.
Бирен.
 
Ева молча провожает взглядом инквизитора, скрывающегося за вратами библиотеки. В её руках дремлет щенок - тёплый, с горячим мягким пузом, сквозь которое кожей ладоней она чувствует биение маленького полу-собачьего сердца. Гленн Рехтланц доверил малыша ей, и теперь, вместе с наёмником, они молча стоят, слушая карканье ворот, шум ветра среди голых веток.
Рядом с ними стоит статуя. Одна, казалось бы, из многих подобных - статуи безымянных авастаров, вестников Господних, всех, как под копирку, в длинных хламидах, со сложенными в мольбе ладонями, опущенными патлатыми головами и, конечно, крыльями. Но было отличие от всех прочих именно этой статуи - каменные крылья были грубо обломлены. Ева, заметив сие, проводит взглядом по силуэту бескрылого авастора, видит, как задумчиво смотрит на статую Азазель.
И почему они всегда все на одно лицо? — ни к кому толком не обращаясь, спрашивает наёмник, — всегда знал, что у святош с воображением туго... но чтобы настолько?
Взгляд морейки падает на пьедестал. Одной ладонью она проводит по пыльному камню, открывая надпись. Хмурится. 
Хм... Это не авастор.
Азазель, склонив голову на бок, глядит на статую под другим углом.
Да ладно, а похож. Крылья только на место присобачить и порядок. Хоть любого из этих проповедников записывай. Ну кроме этого... как там его? - наёмник задумчиво потирает переносицу и пару раз щёлкает пальцами, - ну этот... его в святом писании ещё таким здоровым описывают, он ещё из ваших вроде бы.... вот не помню. То ли Анаким, то ли Ананий...
Анаким, — Ева чуть оживляется, слыша рядом шум.
Неподалёку очухивается от дремоты сторож. Зевает, кряхтит, — чаго ж расшумелись-то... вот приходют и постоянно об энтих крыльях спорят. Авастор это был. Да всплыл! Давно бурхомистер дал заданьице дурню нашему Захаре - чтоб вместо авастора мученика сюды поставить. И денег дал. А этот окоянный деньги пропил, в последний день спохватился и взял статУе крылья отчекрыжил. По шапке Захара получил, но статую оставили. Анакимом назвали, во... покровителем пленных. — Сторож встаёт, и по хрусту суставов Ева привычно отмечает давнюю хворь, что терзает кости старика, — глупости всё это.
Девушка уже не смотрит ни на наёмника, ни на старика. Азазель хлопает себя по лбу.
Вот, Анаким, говорил же. Слыхал я, что он вообще человеком не был.
Типун тебе на язык, окоянный, — рявкает старикашка, презрительно оглядывая вояку с ног до головы, и шагает прочь, — проклятые голуби, всё засрали...
Морейка смотрит вслед удаляющемуся старику, а затем, когда тот скрывается, вновь останавливает взгляд на статуе. Покровитель пленных. Она смотрит во впавшие закрытые глаза, словно ожидая, что камень ответит на её взор. Но это лишь камень. Мёртвый камень с обломленными крыльями и стыдливо закрытыми вовеки глазами.
Через секунд десять молчания девушка выдаёт наконец, — и правта - клупости всё это... 
Неожиданно голос подаёт наёмник. 
Глупости, — Ева оборачивается чуть и видит, как кивает Азазель, обходя вокруг статуи, — а только Захара этот плут, а своё дело сделал. Говорят, святой ваш нефилимом был. Бескрылым.
Смешно.
Слухи, сплетни, пайки... — протягивает морейка, не моргая глядя на статую и поглаживая дремлющего на руках щенка, — чутные переплетения лши и правты, опращённые в канат прошетшей истории. Я путу честна, коспотин Асасель - мне... уше всё равно.
Когда-то давно такие слова, возникшие хотя бы в помыслах, у неё вспотели бы руки. Но не сейчас. Точно не сейчас.
Азазель качает головой, фамильярно хлопая святого по плечу:
В половину таких историй верят лишь непуганые идиоты. Во вторую - учёные мужи, всю жизнь не вылезавшие дальше своей башни с кучей пыльных свитков и ничего не знающие о реальном мире. Но эта история... — нефилим кладёт ладонь на обломок крыла, — ...эта хотя бы забавная.
Святой нефилим? Та... пошалуй, это тействительно сапавно, — Ева усмехается.
Азазель позволяет себе лёгкую, едва заметную улыбку на небритой физиономии. Девушка успела заметить за время их путешествия, что наёмник - не любитель улыбаться. Как и Рехтланц. Как и, в общем, никто из их троицы. 
Чудесное совпадение темпераментов.
Если я ничего не путаю, церковь учит, что нефилимы - проклятый род, порождения сношений ангелов со смертными женщинами и они оскорбляют бога самим фактом своего существования. И эта же церковь учит нас доброте и всепрощению. Иронично... и лицемерно, — улыбка исчезла с лица Азазеля так же резко, как и появилась.
Ева смотрит на собеседника внимательно. Этот рост, невероятная живучесть вкупе со скрытностью уже вызывали в ней безумные догадки, но сейчас, когда наёмник сам завёл разговор о нефилимах...
Я мноко слишала о таких полукровках. Но ви первий, кто вирасил к ним сочувствие. Пусть и весьма своеопрасно. Меня пи это не утивило, окашись ви плотом потопной свяси, но... ви наёмник. Син человека и тролля. Это... тоше иронично. 
Убийца, мародёр, пьяница и бабник, — разводит руками Азазель, продолжая морейку, — в аду для меня уже готов котёл, и не мне рассуждать о лицемерии и святости. Но и лезть в рай через заднюю калитку я не собираюсь, — Мужчина выглядывает на окна резиденции епископа, — как думаешь, хозяин этого дома, какой он? Благочестивый засранец, как наш святоша, или такой же лицемер, как тот, кто обозвал святым нефилима?
Над ответом Ева даже не задумывается.
Человек. Шивой. Со слапой и тленной плотью, склонной к искушениям семной шисни. — Девушка отвлекается на щенка, который пытался укусить ей палец. — Мне стало слошно сутить о лютях, коспотин Асасель. С каштим тнём я всё польше и польше вишу не имперсев, кортлансев, троллей и эльфов, но тех, кто шив. А такше тех, кто мёртв. 
Это... интересная точка зрения, — даже несколько опешивает Азазель. 
Несколько секунд морейка молчит. Шумит ветер средь сухих ветвей, каркают вороны. Щенок успокаивается и теперь с любопытством осматривается по сторонам. Ева поднимает взгляд в небо. От яркой серости слезятся глаза.
Пленним не нушни покровители. Толку от них, как... как от отресанних крильев.
Сразу же после сказанного она чувствует прилив стыда. Зачем, зачем она вообще начала этот разговор? Нет, не стоит. От молчания проблем куда меньше! Она отворачивается и хочет отойти прочь, чтобы дать понять, что разговора не будет, но...
Азазель молчит. Его шрамированное лицо приобретает задумчивое выражение, а взгляд пронзительно-синих глаз, казалось, смотрит в пустоту, будто сейчас он был не здесь, в саду перед библиотекой, а где-то далеко-далеко, где-то... не в этой жизни.
Покровитель пленных бесполезен, но он... даёт надежду, — неожиданно говорит он, закатывая рукав гамбезона и рубахи под ним, — никогда не вникал в суть этого святого, но я знаю одно - пока жива надежда, ты ещё не пленник. Но когда её нет, тогда ты умрёшь... не в прямом смысле, а в этом... ну, метафорическом. Стать послушной марионеткой в чужих руках, благословлять свои оковы, послушно лизать сапоги своему тюремщику и до старости сидеть в клетке, потому что ты привык к ней - это для меня хуже смерти...
С каждым сказанным словом, с каждой поставленной точкой взгляд Евы становится всё более туманным, пустым. Едва заметно она поникает, словно тюльпан от раскалённого песка. В короткое мгновение, когда девушка увидела следы от оков на запястьях - застарелые браслеты пленника  - во взгляде её слабо полыхнула тревога. Она приоткрывает губы, словно силясь что-то сказать, но лишь вздохает. Выдерживает паузу, перебитая истовым карканьем за вратами библиотеки и руганью сторожа.
Ви сильний человек, коспотин Асасель. Хорошо, что вам хватило сили отолеть невскоти, которие оставили эти слети, — девушка уставляется вдаль, — только вот, — она смотрит в глаза Азазеля, — нет в этом мире ничеко, что не мошет пить сломлено.
Человека нельзя сломать, как ломают собаку или лошадь, — при этих словах он вытягивает ладонь и чешет пузо разомлевшему щенку, — чем сильнее его бьёшь - тем сильнее он ожесточается. И это правда, разрази меня гром, если я вру. Чтобы сломать волю человека, сломать его дух, надо сломать его разум. Разрушить его веру во что бы то ни было. Справедливость, надежда, бог... даже месть. Лиши человека этого стержня - и ты сломаешь его, убьёшь в нём волю и последние остатки человечности, - на лицо наёмника падает тень и два желвака вздуваются на щеках, — столько лет прошло... а всё забыть не могу, как камни в бессильной злобе грыз, как раненным зверем по полу катался и в потолок выл. Те ублюдки... я же их голыми руками разорвать хотел. И не мог. А это, знаешь ли, самое страшное - хотеть отомстить и не мочь отомстить.
Ева осторожно кладёт ладонь на плечо наёмника. Несколько секунд молчит, чуть опустив голову к груди, — месть... от неё не становится легче. Твои враки всекта умирают слишком лехко и слишком пистро, а кокта их не остаётся - ти ищешь нових. Пока пламя восместия не превратит тепя в пепел. Но... это тоше випор.
Азазель так же молча накрывает худую бледную ладонь морейки своей.
Легче мне уже никогда не будет, — выдыхает тот, — но я всё равно мщу, потому что прощать меня не учили. А ты, Ева. Ты пыталась найти тех, кто сделал это с тобой?
Она смотрит в небо. Вновь. Задумывается. Её ладонь выскальзывает из-под ладони Азазеля и скрывается в суме, из которой она неуверенно, словно сомневаясь в своём порыве, вытаскивает гребень. С виду обычный чистый деревянный гребень, но, присмотревшись, Азазель мог заметить на ребре ряд из нескольких десятков мелких полосок.
Это клупо. Отнако помокает тершать мисли в порятке, не схотить с ума. Каштая ис этих насечек - опескровленное тело. — Она сжимает гребень, — первая ис них - тот, кто... опратил.
Азазель не забирает у Евы гребень. Осматривает его, задержавшись на первой насечке, а потом усмехается:
Ты права, это глупо. Но, знаешь, лучше уж так. Знавал я одного ненормального, из нашей братии. Мы его так и называли - Виллой Психом, — нефилим машинально проводит ладонью по волосам, коснувшись правого уха, - резал уши, пальцы, языки. У женщин скальпы снимал. Детям, кажется, глаза выкалывал. И обвешивался всем этим - воняло от него похлеще, чем от мясника на скотобойне. Я знал, что ублюдок кончит плохо. Не в бою погибнет, так либо мы его зарежем, либо святоши на костёр отправят. Так и случилось, — глаза наёмника на секунду обжигают Еву льдом, — он вконец чокнулся, убил нескольких наших и пытался отрезать уши Хорсту Задохлику. Тот перерезал ему глотку. Как свинье, от уха до уха, — снова вздохнув, Азазель смотрит Еве в глаза, — Вилла был редкой мразью и сдох поганой смертью. Стань он вампиром или ещё какой тварью, никто бы не заметил разницы. И он бы заслужил этого в полной мере. А ты... ты этого не заслужила, — последнее Азазель произносит с трудом. Было видно, что такие откровения давались ему куда тяжелее оскорблений, ругани и очередных острот в сторону Рехтланца. Ева не могла понять, что её тронуло больше - то, что Азазель доверил ей пусть и маленький, но болезненный осколок прошлого, выдранный из собственной плоти, или то, что он, перешагнув себя, выразил сочувствие, к ней, немёртвому чудовищу, отличающемуся от иных кровососов лишь предпочтениями в еде. Ведь спустя несколько часов, когда наступит ночь, она снова обретёт свою истинную природу. 
Не вашно, что я саслушила. Уше слишком тавно не вашно.
 
В этот самый момент из библиотеки вышел ещё более хмурый, чем прежде, инквизитор.
Торопливо прервав их разговор, Гленн повёл их обратно в таверну, о чём-то очень глубоко задумавшись. Ева не знала, чем закончился разговор его с епископом, но прекрасно понимала уже по голосу и нервной расторопности, что всё пошло далеко совсем не так, как задумывалось. 
Щенок также почувствовал беспокойство хозяина и всю дорогу несильно поскуливал.
Сокрывшись под крышей постоялого двора, Рехтланц обратился к наёмнику...

Сообщение отредактировал Зилхар: 20 Январь 2022 - 13:10



5bed6ee9fe17.png


Количество пользователей, читающих эту тему: 1

0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых


Рейтинг форумов Forum-top.ru Эдельвейс

На верх страницы

В конец страницы