Nat mar Odr-ishi!

У каждого портового города было своё уникальное настроение, неповторимый, притягательный шарм, который позволяет без проблем отличить пристани одного поселения от другого. Если в Турл-Титле, столице республики, архитектура напоминала сборную солянку из зодчества эльфов, гномов и людей, то в Фаэмарском порту грубой кладки дворфов отродясь не было, лишь утончённые башни, по-эльфийски лёгкие, и так любимые людьми фигурные барельефы. Сказывалась близость к Элевенору. Впрочем, то был город, а дорога Ричарда и тройки его спутников уходила в сторону от мирных, угнетённых войной улочек с понурыми жителями. Крепость, стоявшая западнее порта, и если стены, окружавшие пристань, казались высокими и добротно сложенными, не уступающими таковым в Тавантинской империи, то крепость, расположенная чуть дальше казалась просто неприступной. Настолько плотной и тугой кладки шлифованных камней де Зорр в Империи даже не видел, а башенные шпили уже не казались такими лёгкими, скорее грозными и величественными. По-другому и быть не могло, ведь порт Фаэмара был очень важен для республики, а значит и оборона здесь должна быть серьёзная.
На фоне всего этого, четвёрка измызганных в грязи оборванцев, что трясётся и стучит зубами от холода, выглядела довольно жалко. Это можно было заметить на лицах двух одоспешенных всадников, отправленных им на встречу, ведь когда оба подъехали, синхронно сморщились то ли от жалости, то ли от отвращения к имперцам.
На такое приветствие Ричард внимания не обратил, загодя достав приказ Ордена и всучив под взор одного из встречающих, прежде чем тот успел открыть рот.
Пару секунд солдат изучал письмо и печать Алой Шпоры, после чего лишь коротко кивнул и развернул лошадь.
Тишину он нарушил только когда половина пути к крепостным воротам была пройдена:
– На смерть вас отправили, ребят, не завидую – без иронии протянул грустным голосом страж.
– В смысле «на смерть»? – тут же среагировал Бофур. В его планы скоропостижная кончина никак не входила, что можно было легко заметить по округлившимся глазам.
– А вам не рассказали? Орки уже прошли Басхвалию, она за линией фронта.
– Как так? Разве стал бы орден отправлять нас в уже взятую клыкастыми уродами крепость? – удивился Ричард, на что привратник быстро ответил.
– А она и не взята, пока мы имеем дело с кучей разрозненных банд, налётчиков. Эти не пытаются атаковать форты, они грабят ближайшие поселения, крепости им пока не по зубам, но на дорогах от этого безопасней не становится.
– И как нам добраться?
– Понятия не имею, я лишь вас пропустить обязан, и сообщить о вашем прибытии…
Через ворота они прошли молча, что только усугубляло настроение имперской компашки. Даже обожающий пустую болтовню Бофур не разевал рта, видать, обдумывал мрачные перспективы.
Внутреннее устройство крепости было куда менее пафосным и внушительным, нежели стены. В наличии были все атрибуты типичного военного гарнизона, призванного обеспечить минимумом необходимого огромную численность солдат. Никаких излишеств, казармы, конюшни и несколько кузен, где кипела непрерывная работа мастеров. Штаб и тот было трудно отличить от остальных построек, разве только по развевающимся штандартам республиканцев.
– Ждите – коротко бросил всадник, спешиваясь и привязывая коня.
К слову, в сторону штаба он устремился довольно бодро, даже не взирая на не самый лёгкий доспех.
Вернулся он буквально через пару минут, вся четвёрка только из сёдел повылезать успела. За ним следовало ещё двое, эльф и тавантин. Уж своих земляков Рич по лицу узнавал сразу.
Солдат ретировался мгновенно, словно боялся этой парочки, и как оказалось, вовсе не зря.
Эльф, даже в доспехах казался стройным, словно тисовый лук, готовый к выстрелу. Надменный взгляд, прямые светлые волосы, собранные в хвост и практически полное отсутствие интереса к усачу. Остроухих де Зорр видел нечасто, но был готов поклясться, что такими их себе и представлял.
Рыцарь, вставший чуть левее пепельноголового казался куда приветливей, даже со своими осунувшимися щеками, низко посаженными густыми бровями и гладким подбородком, на котором красовался косой шрам.
Пока эльф презрительно смерял блондина взглядом, тавантин представился:
– Я – сир Васко Рамонд, капитоллер Алой шпоры, а это – лейтенант Эрмегон, офицер гарнизона.
– Сир Ричард де Зорр, член ордена… – начал было усач, но рыцарь его прервал:
– Я знаю кто вы, и знаю почему вы здесь. Ворон прилетел ещё утром. Приказ у вас? – деловито, не теряя времени впустую отчеканил тавантин.
– Да – не менее коротко отозвался Рич, протягивая бумагу о назначении.
Внимательный взгляд упал на бумагу и довольно быстро пробежал по строкам, после чего, пергамент вернулся к Ричарду в руки.
– Не скажу, что ты похож на рыцаря, но и задача тебе выпала не рыцарская. С боем в Басхвалию ты не пробьёшься, придётся добираться тихо и избегая стычек с орками. Возможно, для этого ты подходишь куда больше, чем любой другой член ордена. Очень на это надеюсь.
– Подхожу для чего? – не удержался и перебил Рич, за что заслужил полный укора взгляд Рамонда, не привыкшего к подобному неуважению.
– Об этом я сообщу позже. Пока приведи себя и своих людей в порядок. Это всё. – резко резюмировал тот.
– Иди за мной, покажу, где вы можете разместиться, и где оставите своих коней – надменно буркнул эльф.
Особенного в прогулке по гарнизону ничего не было, всю четвёрку разместили в третьей казарме, коней они оставили в стойле, а Герман даже договорился с кузнецами, чтобы слегка подлатать свой меч и палаш Ричарда. За оружием ухаживали, но морское путешествие и последующая дорога под непрекращающимся дождём не могли пройти бесследно для стали.
Вся четвёрка удачно оказалась в дальнем конце казармы, пытаясь хоть немного отдохнуть после дороги.

Подол шатра отодвинулся в сторону. Рука, которая это сделала принадлежала безусловно гоблину. Бабахрас набрал в легкие побольше воздуха и, всеми силами пытаясь изобразить корявые ноги, открыто двинулся к фигуре крепко сложенной женщины.
    - О, Гарбхан, - окликнул голос, стоящего у входа часового с обильно разбросанными по широкой физиономии шрамами от оспы. - Не спиться?
    - Неа, - хрипло и ворчливо отозвался гоблин. - Дело есть. Добро надо бы некоторое передать в лагерь при Басхвалии.
    - Приказ вождя?
    - А ты как думаешь, задница что ли моя мне нашептала сейчас? - вздохнул Бабахрас и почесал торчащий из-под капюшона нос. Одежда Гарбхана была тесновата, но в целом удобна. - От Грага к Гроллу. Ждали, когда прибудет отряд оттуда, чтобы отдать воз и пустить обратно. Чтобы не мешались. Итак дел невпроворот. Поэтому давай-ка возвращайся к работе.
    - Ясно, - кивнул патрульный и вернулся к своим прямым обязанностям, сильнее припав к копью.
    Когда лишняя рожа кончила нежеланный разговор, а гоблин, завидя, что нужная фигура, в окружении прочих, сама направилась к шатру, пробубнил некое нечленораздельное "ыгы" и шагнул обратно за плотный подол.
    Недолгие разногласия быстро разрешились напором сопровождающих троллихи. Лучший друг оратора среди орков - грубая сила. Бабахрас прочистил горло и явил себя.
    - Пожри вас Бездна, что здесь творится?! - не отличающийся ни артистизмом, ни каком-либо театральным качеством Бабахрас кое-как изображал своего противоположных взглядов соплеменника. Однако паршивая игра всё же не выдала в нем самозванца. Он хрипел, сопёл, бурчал, словом делал всё, что было подмечено в течение продолжительной и внимательной слежке.  
    - Невеста твоего вождя Гролла Белого Волка, дочь вождя Грага Три-Пальца Лусхара Двуязычная хочет говорить о вене, - строго и холодно процедил один из орков при троллихи.
    - Да знаю я, - гавкнул гоблин, перебрасывая взгляд то с одного лица, то на другое. - Давайте внутрь. Тогда.
    Оказавшись в центре шатра, Бабахрас снял капюшон и ухмыльнулся.
    - Гроллова боггана будем брать с собой? - Он кивнул в сторону запертого сундука. - Вместе с другими мешками и ларцами? А потом выкинем его где-нибудь. Давайте только быстрее. Сейчас вернусь.
    Рябой сторожевой пристально и с вопросом в глазах посмотрел на вышедшего гоблина.
    - Всё по традициям, - как-бы между собой объявил гоблин. - Берут они оговоренное количество добра. Но ты гляди, чтобы не хапнули больше. Руки-то загребущие.
    - Да, прослежу, - коротко ответил часовой, удобнее перехватившись за копье.
    - А я присмотрю до выезда из лагеря, - устало выдохнул гоблин. - Заодно посмотрим, какое лихо туты творится. Давай за работу, урюк!

Некоторое время спустя, по заезженной тяжелыми колесами дороге катил груженый воз, настоящая сокровищница.
    Бабахрас сидел сзади, свесив ноги и глядел, как лагерь при Сусодэ становился всё дальше и дальше. А деревья по бокам тракта - всё выше и чаще. Рядом шел верный волколак Смрад, пришедший на зов много позже.
    - Вот, Гарбхан, начинается у тебя настоящее путешествие, - выдавил из себя гоблин и, хохотнув, смачно сплюнул.
    Смрад понуро смотрел под массивные лапы, казался задумчивым, но всегда был настороже. Потрепанные уши его не знали покоя, реагируя на любой слабый звук. Думал ли он о безрассудстве своего хозяина или же о сочном куске мяса оставалось загадкой. Гоблин не смотрел на своего старого волколака, а также тонул в пучине собственных дум. Непростых, запутанных и опасных. Затеянная игра действительно казалась безумной, чьи беспринципные правила ставили игрока в длинном лабиринте с множеством стен-ловушек. Неудачный шаг, бьющее пламя из плиты под ногами, или резво летящее заточенное лезвие, или груда камней на бедную голову, в общем, конец. Граг Три-Пальца, Гролл Белый Волк, какие-то мерзавцы в Штольхельме. Война, жестокая, не знающая пощады дрянь, травила меж собой людей и орков. Однако гоблин, жестокий мясник, травит своих же соплеменников.
    “Ты ненормальный, - выдвинул свою теорию внутренний голос. - Сумасшедший больной лунатик”.
    Прыснув, Бабахрас откинулся на один из мешков и впился глазами в небо. Серая, унылая картина. Сухие голые ветки дрожат на ветру. Провались, он будет также стоять перед судом вождей. Голый, серый. Но дрожать не будет. Никогда. И на колени не встанет. Пропади всё пропадом! Но ему нужно, необходимо попасть туда, за эти крепкие стены осажденного города.
    - Эй, парни, - окликнул он своих спутников. - А вы по человечьему можете? Язык знаете?

Турл-Титл. Поречье
Леса Сусодэ


Местными партизанами командовал господин Брайан Мот — зажиточный сквайер из Сусодэ. Судьба сберегла его от глупости спрятаться за стенами города, но не дала шанса удрать вместе с нажитым в Фаэмару. Часть имущества и слуг он растерял, прячась по болотам, зато накопил на них изрядную злобу на наглых зеленокожих. Сначала его отряд представлял собой его самого, с сыновьями. Потом к нему прибились бежавшие от орочьего вторжения фермеры и выжившие солдаты из крепостей по берегам Морны. Вскоре пополнение  потекло под его руку рекой и господин мот стал уже не пощипывать, а ощутимо кусать орков под Басхвалией и Сусодэ.
Господин Мот собою гордился, но тут столкнулся с врагом пострашнее — с голодом. Пока его отряд насчитывал несколько десятков, ему хватало «даров леса» и того, что удавалось смародерить с брошенных огородов. Но вот когда он стал превышать несколько сотен, вопрос с кормежкой встал особенно остро. В партизаны к нему шли не одни только мужчины. Многие убегали в лес семьями, так что хватало среди лесовиков и детей и женщин, которых следовало кормить. Господин Мот все чаще подумывал увести подопечных к Фаэмаре, оставив под Сусодэ небольшие отряды, но не решался покинуть родные места. Да и слух о грядущем наступлении вынуждал держаться за руины родных очагов. Тут земля, тут дома, а уйди — кому все это тогда отдадут? Скажут, сам бросил, вот и начинай теперь все с начала.
Тяжко было господину Брайану Моту.
И тут, как гром с неба. Несколько сбежавших из Сусодэ рабов поведали об обозе, с очень малой охраной. Пять возов набитых мясом и хлебом, а кроме них серебро, золото и прочие материальные блага.
Вскоре, секреты, выставленные на басхвалийской дороге, подтвердили: идет десять возов, при них десятка три орков. Мот дураком не был, быстро прикинул, что полторы сотни лесовиков трем десяткам уж как-нибудь наваляют. А значит он получит провизию, которая поможет дождаться титланское войско и какое-никакое возмещение материальных убытков. За такой куш рискнуть стоило.
Конечно же он не знал, что покинув лагерь, орки с обоза сами разгрузили возы, покидав все в овраг, а на место тюков и сундуков, в телеги набились вооруженные воины.

Утро в этот день выдалось на редкость холодным. Ни плащ, ни подбитая шерстяной подкладкой кираса не могли согреть Ричарда, тем не менее холодный липкий пот стекал по спине. Не так себе представляют воинов, идущих на защиту государства, но реальность редко сходится с ожиданиями и рассказами. На войне нет доблести, чести или славы, есть лишь кровавое месиво, крики и боль раненых… и горы трупов с обеих враждующих сторон. Любой, переживший хотя бы один бой с противником это знает, а потому никогда не улыбнётся, идя в бой.
Зато молодняк, свежие рекруты, с которыми Бофур и Герман почти неделю резались в кости, прямо-таки сиял от предвкушения того, что навязано песнями бардов и рассказами простого люда по тавернам. То и дело были слышны короткие смешки и бравадные вскрики, которые резко пресекались командиром арбалетной конницы.
Кавалерия, строй которой замыкала их группа, эти ребята были вооружены до зубов. Копья у передовых, длинные мечи у второго эшелона и тяжёлые доспехи как на самих кавалеристах, так и на их лошадях. Рядом с ними отряд арбалетчиков казался голым. Легкая броня арбалетчиков едва ли была способна остановить вражеские ятаганы, а кони довольствовались лишь критнетами, фланшардами и крупперами из плотных кожаных пластин. Защиты груди или шанфронов на мордах лошадей не было, ведь никто не предполагал, что арбалетчики пойдут в первых рядах, пробивать вражеский строй.
Васко Рамонд отдал Ричарда и его товарищей под командование того самого эльфа, Эрмегона, чьи белые волосы нынче скрывал прочный эльфийский шлем. Эльдар хоть и казался де Зорру надменным и высокомерным, но глупцом не был. Несмотря на формальное именование рыцаря и свиты «рыцарским копьём», ни один из четвёрки в руках древко не держал, зато как минимум сам Рич и Бофур с Германом неплохо управлялись с арбалетом и клинком. Это и стало основой решения включить их в свой отряд.
Первые три пары всадников были вооружены луками и облачены в облегчённый вариант стальных лат, а замыкали строй четыре пары арбалетчиков в лёгких доспехах, куда и попали тавантины.
Задача была ясна: следовать за ударным отрядом, и в момент наступления перейти на фланг. В ближний бой вступать только при необходимости.
 
А между тем, отряд уже выезжал через главные ворота. Крепость, доселе казавшаяся тихим каменным оплотом безопасности, гудела от топота копыт и ног, заливалась звоном от ударов кузнечными молотами по стали и разрывалась криками командиров. Снаружи крепостных стен, гул и грохот становились тише, уступая место прохладной зимней тишине. Кони выпускали пар из ноздрей, а всадники пытались хоть как-то отвлечься от грядущей битвы разговорами.
Бофур первым нарушил молчание тавантинской четвёрки:
– Спорим, я больше подстрелю, чем вы оба? – с ехидной ухмылкой обратился он к Ричарду и Герману.
– Не хорохорься, знаем мы, что ты хорошо стреляешь, но, если дело дойдёт до рукопашной, тебя даже бабуля покромсает! – несколько угрюмо отозвался Ман.
– Девочки, не ссорьтесь, нам нечего делить – с сарказмом попытался успокоить товарищей блондин, за что заслужил лишь гневный взгляд Германа и рогот идущего рядом Бофа.
Впрочем, беседа так и не завязалась, уж слишком погружены были в свои мысли все, кто шел в отряде. Они молча следовали за группой кавалерии впереди. Шли навстречу тому, что ждало их впереди…

Первая стрела, бесшумно выпущенная из тени леса, с хрустом вонзилась в дерево обоза. За ней последовали остальные. Партизаны проглотили наживку и попались на крючок. Однако их количество недооценили.
    - Все с телег! — запоздало заорала Лусхара, хватая щит.
    Поняв ситуацию, Бабахрас гадко ругнулся и, минуя вражеский снаряд, неестественно втянув голову в плечи, прыгнул под телегу. Со всех сторон слышался звонкий шелест поющей тетивы и глухие удары вонзающихся наконечников.
    Смрад не запаниковал. Несколько стрел воткнулись в грязь под его крупными лапами. Жестом и словом гоблин отправил его назад по дороге, выследить и разорвать как можно больше лучников. Волколак знал, что делать. Старый зверь не раз выполнял подобное, рискуя жизнью и зарабатывая всё новые раны.
    Бабахрас до боли закусил нижнюю губу, стараясь не думать о том, что Смрад уже вероятно не вернется, и принялся заряжать гномью пищаль. Паршивая железка! Сколько раз он твердил себе, что нужно потратить больше времени на освоение этой штуковины, но каждый раз находил глупый предлог не делать этого.
    Орк Нунах рычал, призывая своих воинов обратиться в круг.
    Гоблин услышал над собой, как кто-то громко охнул и тут же тихо завыл. Не все укрывшиеся в телегах воины доживут до начала настоящего боя.
Стена из щитов окружила обозы, создала некоторую защиту от метких дальнобоев.
    Держа в зубах кожаный мешочек с пулями и засыпая порох, Бабахрас краем глаза заметил, как Лусхара осела на землю, прикрываясь щитом. Некто упал рядом с пробитой насквозь шеей. Его дрожащие руки вцепились в горло, силясь на последнем издыхании выдернуть чужеродный объект из своего тела. Но попытки не увенчались успехом, и раненный, испустив дух, замер. Щит прикрывал нижнюю часть его тела.
    Свист стрел прекратился. В атаку была пущена разношерстная пехота. В воздухе потрясывались тронутые ржавчиной бродаксы и наточенные копья. Люди не глупы: будут вести ближний бой на дистанции, меньше полагаясь на фехтование и больше на точные удары древкового оружия.
    Выждав момент, когда вражеская стена подойдет как можно ближе к обозам, гоблин спокойно выдохнул и нажал на курок. Грохотом пробежался выстрел по округе, но пуля сбила всего одну цель. Круглый снаряд пищали, разорвав кожаную рубаху рыжеволосого человека, пробил ему правую ключицу. Тот выронил двуручный топор, удивленно повернулся боком в сторону выстрела и упал на колени.
    На второй заряд времени уже не было. Гоблин откинул пищаль и сжал в руке фальчион, которым тут же резанул по подколенной яме человека, пробегающего мимо. И выпрыгнув на подкосившееся тело, перерезал глотку. Вражеская кровь окропила каменную физиономию гоблина. И тут из-за леса раздался протяжный волчий вой, полный печали и боли. Смрад затянул последнюю песню в знак прощания. Янтарные глаза Бабахраса округлились, а сам гоблин на мгновение растерялся. Волколак Смрад был с ним всю жизнь, прошел все битвы, получал страшные ранения, много раз спасал своего наездника. Верный и единственный друг. Прощай. Никогда ты не будешь забыт.
    Зубы гоблина заскрипели друг от друга в жутком оскале. Это последнее, что увидел размахивающий секирой дварф. Бабахрас растерзал его, нанес множество колющих ран, растрепал грудь, превратив её в кровавую кашу. Впав в яростный припадок, он не заметил опасность, и вражеский клинок зацепил его по левому плечу. Не выказывая боли, Бабахрас метнул нож в сторону, откуда исходил удар, и, шипя, перекатился к орку, которому пробили стрелой шею еще до начала боя. На нем всё также лежал щит. Плащ задержал атакующего всего на мгновение, но это было достаточно, чтобы поднять щит и защититься от его последующего удара. Рубящий ход клинка был остановлен твердью щита, а гоблин в этот момент вонзил фальчион в живот противника. Тот с кряхтением повалился вниз вместе с торчащим из живота клинком. Бабахрас вновь выругался, уклонился от выпада копья и сорвал с портупеи старый ятаган.

Спустя, казалось, застывшее время и много пролитой крови, бой был окончен. Сборище отверженных судьбой, но собранных вместе идеей справедливости было разбито. Большая часть партизан-лесовиков полегло, нескольких пойманных живых взяли в плен, но половине удалось бежать. Орочий отряд моментально перегруппировался. Нунах раздал приказы, раненым оказывали помощь, из взятых живыми грубо выбивали правду, а по следу сбежавших лесовиков последовали быстрые ищейки-следопыты.

            Место для нападения было выбрано неплохое. Справа поросший лесом высокий холм — слева лесистый овраг. От придорожных кустов до возов метров тридцать.
            — Все с телег! — заорала Лусхара, подхватывая круглый щит.
            В следующую минуту на них обрушился ливень стрел. Занявшие склон стрелки метали их с умопомрачающей скоростью, стремясь выбить побольше орков до рукопашной. Стрелы легко пробивали тенты, раня и убивая спрятавшихся в них воинов.       
            — В круг!— закричал Нунах.
 

 
 Тяжелые дни, тянущиеся, словно мерзлая река среди белого каменистого берега, подходили к концу. Живая веретеница из войска двигалась вперед, к своей цели. Отовсюду был слышен звон мечей бьющихся о стальную броню, тяжелый шаг бронированных сапог, и бряцание пластин брони друг о друга. Но утро было тише, мрачнее. В стороне ржали лошади, копая копытом землю, костерок спокойно потрескивал, освещая небольшой круг вокруг и ветер шелестел между промозглыми палатками. В стороне солнца начинало отдавать утренним светом, который небрежно распространялся по истоптанной земле.
 Замерзшие плечи жрицы тряслись от дуновения ветра и внутреннего страха.

Сон:

* * *

 Бабочка с разноцветными крыльями пролетела над маленьким цветком, ее крылья просвечивали дневное солнце словно витраж. Маленькая эльфийка задорно смеялась, пытаясь догнать лучистого мотылька. Весь день кажется светлым и радостным, будто даже растения и животные хихикают в ответ. Лани слышит, как ее мама зовет ее позади и медленно оборачивается. Все вокруг неожиданно покрылось инеем, дорога морозит ноги, а восточный ветер несет отчаянный запах войны. Сжав руками плечи, она чувствует не то страх, не то холод, а может и вовсе неожиданно накрывшую волну отчаяния. Темная и молчаливая колонна эльфийских призраков плетётся по старой мерзлой дороге, и среди них она видит знакомые босые фигуры - это ее родители! Она хочет бежать к ним и только успела согнуть колено для рывка, как земли уходит из-под ног.
 Вместе с алым снегом на землю падает и тело златовласой. Под собой она чувствует все ту же мерзлую почву и колкие замерзшие растения, впивающиеся в ладони. Гудящая голова, словно не понимает происходящего, все будто в расплывчатом тумане. Вокруг орут и кричат фигуры, на них лишь редкими отблесками играют алые костры, обнажая мышцы и клыки, но скрывая лик в сгустках тьмы. Челюсть с ужасом сжалась, руки хватают в отчаянье землю пытаясь поднять собственно тело. Казалось, что ничего не слышно кроме странного завывания туманных фигур и оглушающих барабанов, каждый удар которых отражается в бессмертном лике кровавой луны. И вот, посреди темных фигур сияет белая глыба, которая будто сама притягивает к себе. В отчаянном и молчаливом крике Ланиса пытается вырваться из губительного плена туманных фигур, которые пляшут вокруг. Будто барьер, они стоят вокруг, и шум, и тьма, а в душе страх. Старый эгоистичный страх, что это смерть. Смерть в чужом языческом обряде! Она гонится от нее, бежит, пытается вырваться из барьера, что вновь тянет ее внутрь, к белой глыбе. С ледяным страхом она оглядывается на известняковый камень, как в этот раз замечает непонятную фигуру. Тихий, хриплый голос раздается оттуда, собственный глаз все не может сосредоточиться, и только страшные глаза, будто выкаченные, подернутые и с белой пленкой, все смотрят, будто впиваются. Пожимая к себе руки, она пытается вслушаться в те слова, посреди языческих воплей.
- Как только разгорятся жертвенные угли, разверзнет высший сердце из груди. Но первой жертвой станет кукла. Другой разбудит тех, кто за стеной, - хрипит голос. И будто растворяется. Вместо алтаря является новое пугающее видение. Лани вскрикивает и отпрыгивает от клетки с голым рогатым мужчиной внутри, который тянет к ней руки. Спустя лишь пару секунд она начинает чувствовать уже не держащий ее страх жертвы, а налет сочувствия, и лишь успевает приподнять руку, как снова темный туман заволакивает взор. Из тьмы один за другим появляются стволы могущественных деревьев, и легкая тишина успокаивает. Да резкого удара бича, и стонущего крика. С опаской оглядываясь в сторону вопля, Ланиса видит уставшую колонну изодранных и замученных людей, эльфов и гномов. Их гонят сквозь темный лес, и среди них же опять виднеются фигуры. Лишь прижимая руки к лицу, она чувствует собственные горячие слезы, стекающие по рукам. Собирая последние силы, она пытается окрикнуть их, удостовериться, что видит их, что это не ложный туман. Мужчина со светлыми волосами спотыкается на очередной ветке, начинает оборачиваться.… И сгущающаяся тьма обволакивает все вокруг опять.

* * *

 Судорога при пробуждении скрутила все тело. Страх сжимает сердце, заставляя то биться чаще под вздымающейся грудью, а горло сжали невидимые путы. Это был сон… Глаза видят уже не тьму, а серый рассвет, хотя образы из кошмара струятся в переменчивых тенях вокруг, вновь и вновь возвращаясь к двум фигурам в толпе. Сколько она уже не видела их, даже больно вспоминать и думать. Взъерошенные светлые волосы, и широкие плечи… Такие же как в последний миг, так же она его помнила, в тот день, который был их последней встречей. Глаза начало жечь, а потом и щеки. А она даже боялась пошелохнуться, будто это спугнет видение, страшный сон, ужасный кошмар, и вместе с тем столь близкое чувство любви и тепла. "Таэ… Пусть они будут живы и целы…"
 С трудом поднимаясь со своей лежанки, Лани накрыла голову синим капюшоном, а руки закутала в шерстяной шарф. Страх начал отпускать душу, но вновь ощутился утренний холод. Она помнила, или даже скорее слышала место, где был костер, откуда уже доносились немногочисленные звуки. Дойдя до костра и присев на небольшое бревно, она принялась осматривать, кто еще умудрился проснуться так рано, а может и не спал вовсе.
 В груди защемило, а в нос ностальгически ударил запах тепла и базилика. На глазах опять выступила слеза, которую Ланиса спешно вытерла. Нет, это все остатки кошмара. Собственное наваждение. Лицо другое, осанка, взгляд… Наверное. Мама никогда бы не надела доспехи, никогда ее лицо не украшало такое количество шрамов, и не было такой болезненной тишины внутри, под ворохом собственных мыслей. Они просто немного похожи. Жрица тяжело вздохнула, прижав к себе коленки. "О, Великий наш Солнцеликий, все испытания, что пошлешь ты, мы пройдем, только дай нам их пережить", - шептала одними губами.
 Костер тихонько трещал. Хвороста уже было заметно меньше, чем вчерашним вечером, когда войско встало на привал. Среди тлеющих углей стоял пустой котелок. Стоило бы поставить воду, всяко с утра полезнее, чем просто сидеть со своими мыслями посреди лагеря. Обернувшись к эльфийке, что сидела у костра и подкидывала веточки, Ланиса неспешно заговорила, вспоминая нужные местные слова.
- Не могли бы вы мне помочь? – жрица не смогла поднять взгляд на ту, к которой обращалась, это казалось мучительной мыслью, болезненным воспоминаниям, смешавшим любовь и тоску вместе. Вместо этого, золотоволосая метала свой взгляд, по округе ища за что зацепиться, - стоило бы найти воду и поставить ее на костер.
 Вель поднялась вместе со сменяющими друг друга часовыми. Очередь была не ее, но время отведенное на сон обратилось в мучительную и тщетную попытку заснуть. Усталость еще не успела накопиться за время пути, не обрушивалась тяжестью на веки и не была способна полностью поглотить бессвязные мысли и воспоминания. Потому Вель поднялась и села на старую лошадиную попону у костра, так близко, как это было возможно, чувствуя, как жар от него едва касается ее лица, предусмотрительно закутавшись в свой походный плащ и подбросив пару сухих поленьев. Обращенный к слабым языкам пламени янтарно-медовый взгляд был неподвижен, безэмоциональным было и почти застывшее лицо, не отражающее ни усталости, ни мыслей, к которым была обращена девушка. Ловя в сознании картины недавно произошедших событий, Вель невольно возвращалась к воспоминаниям давно минувшим, тревожным и тяжелым когда-то, но сейчас вызывающими лишь приятную тоску. Полностью поглощенная этим, она, кажется, даже не заметила, что рядом, к костру, кто-то подсел. Эльфийка не знала, сколько времени прошло с тех пор, как поднялась, не сразу услышала и осознала вопрос жрицы, не повернула головы. Слова прозвучали глухо и неотчетливо сквозь воспоминания, словно были их частью.
- Нашли родник к югу от лагеря, после коновязи нужно свернуть направо и спуститься вниз,- неосознанные слова прозвучали отстраненно и тихо. И только теперь Вель подняла и повернула голову, обращая лицо и свой взгляд к девушке, сидевшей по правую руку от нее, только теперь осознавая, что все это происходит не в ее воспоминаниях. Рыжие брови едва нахмурились, делая безэмоциональное выражение эльфийского лица чуть более живым. Вель попыталась поймать взгляд, но девушка не поднимала головы, блуждая взглядом повсюду, но ни разу не обратив его к Серой. Последняя молчала, с большим трудом все-таки перехватывая чужой взгляд своим, продолжая лишь только после этого.
- Но ходить туда одной не стоит,- поведение девушки казалось рыжеволосой странной. Она знала, что это жрица, которую на время пути до Басхвалии прикомандировали к их отряду. Видела ее во время сборов, но больше ничего не знала. Лишенный предубеждения и какого-либо выражения эмоций взгляд скользнул по лицу и фигуре,-..не тебе.
 Наконец сдавшись в своей попытки убежать от фантома мрачного кошмара, Ланиса прислушивалась к тихому голосу холодной воительницы. Направления были вроде простые, а в словах ее не было каких-либо эмоций, но все же жрица пристыдилась. Красные руки потянулись к куску шарфа, принимаясь теребить его край, перебирать словно четки, которых и не было. Она чувствовала себя скорее обузой здешнему войску, может это было от недостатка действий, может от кошмаров, которые давили еще сверху. Хотя спокойным сном вряд ли многие могут похвастаться. Светловолосая свободной рукой поправила прядь волос, которая выбилась из хвоста, она попыталась улыбнуться, но вышло немного натянуто и она сама это чувствовала.
- Если вам не сложно, можно было бы сходить туда вместе, - все так же, подбирая нужные слова, выуживая их из старых воспоминаний, порой из-за этого возникали небольшие паузы. Целительница старалась не ошибиться, может не только в простом значении слов, - может кто-то еще проснется к этому времени. 
 Очередная ветка в костре с треском лопнула, заставив встрепенуться жрицу. Ледяная тиш была нарушена, и Лани решила сначала встать. Для начала стоило взять котелок. А еще. Кажется все уроки вежливости притупляются на этих промозглых землях. Тихо покорив себя за это, молодая эльфийка наклонила голову.
- Мое имя - Ланиса, - в одну руку, укутанную в синий шарф, она уже схватила котелок, он был несколько тяжелым, тем более, что с непривычки. Но подавать виду ей не хотелось, все еще чувствовался собственный стыд. А может и щемящее чувство в груди давало о себе знать.
 К роднику вела вполне себе протоптанная тропа, хотя к утру следы немного смелись, да и света среди серого неба, укутанного прозрачным слоем облаков, еще было мало. Руку немного оттягивал черный от многолетней сажи котелок, но ничего, казалось, что идти оставалось еще немного. Ледяную тишь нарушали чей-то храм из крайней палатки, и скрип шагов по утреннему снегу, что легонько сверкал на тусклом свету. Светловолосая старалась смотреть прямо, чтобы высмотреть конечную цель этого небольшого похода, но периодически задевала чересчур высокие края чужих следов, что затрудняло шаги, это и заставляло ее оборачиваться себе под ноги. Изредка она косилась на статную воительницу. Кошмар окончательно рассеялся в лучах белого горизонта, потому все больше различий девушка подмечала про себя. Это ее даже успокоило.
- Вель Серая, - безмолвно наблюдая за жрицей еще какое-то время, пока та все-таки не схватила котелок, рыжеволосая поднялась одним быстрым и уверенным движением, несмотря на то, что сидела на попоне у костра уже не один час. Вель было протянула правую руку, чтобы перенять из рук более хрупкой на вид Ланисы котелок, но не успела и остановилась, позволяя ей самой нести свою ношу. К счастью, это было не самое сложное испытание на пути, которое жрице предстояло пройти.
 Серая шла за два шага позади по правую руку, прокладывая себе в снегу новую тропу, внимательно наблюдая за своей сопровождаемой. Котелок своей тяжестью заметно оттягивал непривычную к тому руку. Вель заметила это сразу. Как и то, как неуверенно вела себя девушка там, у костра. Должно быть, обстановка для жрицы была непривычной, тяжелой и... пугающей. Но эльфийка не стремилась ей помочь и наблюдала со стороны. Не от того, что была равнодушна и жестока. Это небольшое, незначительное испытание Ланисе было необходимо пройти для себя самой, чтобы поверить в себя, свои силы и свою значимость здесь, в этом чужом и набитом сотней бывалых и закаленных в боях, от того грубых и иногда жестоких, солдат. Иначе на передовой она найдет лишь отчаяние, терзаясь бессилием и страхом.
- Почему ты здесь? - не останавливаясь в лоб произнесла вопрос Вель, не облекая его в интонацию недоверия или презрения, небрежным движением левой руки перебрасывая обратно за спину упавшие на плечо, заплетенные в аккуратную косу рыжие волосы, обращая свой взгляд куда-то вперед в поисках родника.
 Сосредоточенно пытаясь перешагнуть очередной белый холмик на спуске, Ланиса не сразу уловила смысл слов Вель. Когда же она его уловила, небольшой ворох мыслей встрепенулся в голове, заставляя кожу покрыться мурашками. Златоглазая обернулась и глянула в лучистые глаза эльфийской воительницы. В взгляде жрицы была тоска, волнение, переживание, и самое главное - страх.
- Крепость... Куда мы идем. Где вокруг полчища врагов, а внутри наверняка разруха и голод, там... Там мои родители, - Лани поспешила отвернуться, и скорее возобновить путь. Нет, не нужно было ей видеть этого, не стоило оборачиваться, не стоило думать. Тряхнув головой и крепче сжав замершими пальцами котел, она старалась уверенным шагом идти дальше по небольшому склону.
- И мы их освободим. Всех, Таэ не отвернется от нас в трудный час, - почти себе под нос пробурчала целительница. Падать духом из-за каких-то снов и мыслей недопустимая роскошь. Зачем нужны испытания, если падаешь духом уже в попытке их преодолеть? К тому же они близки к цели. Вон он и родник. Посреди замерзшей земли и белоснежных веточек редких растений спокойно журчала вода, что отражала искаженный ранний рассвет. Вода была чистой, в чем-то даже спокойной, внутри не было ни одной живности, только на дне посреди ила лежали редкие и пожухлые листочки. Вокруг самого родника была вытоптанная ледяная равнинка, прошлые следы успели покрыться льдом, а чем ближе к журчащей воде, тем толще был слой льда, “берега” и вовсе напоминали жуткие мерзлые пасти с тонкими зубчиками сосулек едва касающихся поверхности воды.
 Жрица Солнцеликого ухмыльнулась глядя на родник. Руки она скрестила под грудью, и усиленно размышляя смотрела на родник перед собой. Хорошо бы подобраться так, чтобы не упасть и успешно выбраться. Она оглянулась, глядя на Вель. Теперь ей нужна была помощь, или хотя бы подсказка. Котелок она поставила наземь и с его ручки теперь свисал синий шарф, слегка примявший снег под собой. Может стоило попытаться вырыть во льду на берегу пяткой обуви небольшие ямы и упереться в них для надежности? И насколько он будет тяжелым, когда будет полон воды?
 Вель встретила взгляд подвернувшейся Ланисы непреклонно и спокойно, отчетливо различая в нем страх и отчаяние. Плотнее смыкая губы и медленно выдыхая через нос в некоторой задумчивости. Слова жрицы вызвали в эльфийке собственные воспоминания о родных - она не знала, где они находятся после того, как пал Каркохтар и орки начали свободно передвигаться по восточным землям республики. В безопасности ли они..и живы ли вообще. Но наполненные слабой надеждой слова вынудили Серую вернуться к реальности. Замерзшие губы дрогнули в слабой улыбке. Вель выдохнула, наблюдая за идущей впереди жрицей. Ее слова были громкими и наивными, но воодушевляющими и..смелыми. Янтарно-медовый взгляд медленно обратился куда-то вперед. Вель узнала в светловолосой себя. Ведь еще совсем недавно она сказала бы что-то похожее.
- Ты можешь опустить его, а я достану, - эльфийка кивнула в сторону стоящего на земле котелка.
 Лани сменила центр тяжести на другую ногу и перекинула синий шарф через плечо. Ну что же, это было похоже на план. Жрица взяла котелок за ручку и осторожно приближалась к роднику, следя за тем, куда ступает. Золотистый взгляд искал места свежего снега и наименьшее количество льда. Родник был не сильно глубоким, и чтобы наполнить посуду стоило ее наклонить. Опустившись всем телом на снег для лучшей опоры, златоволосая опустила котелок и постаралась его устойчиво поставить на илистое дно, с которого поднялось облако мелкой грязи. Край шарфа коснулся водной глади, пустив еще немного волн.
- Но обратно понесем вместе, - сказала жрица, опираясь на одно колено, чтобы подняться. Она взяла синий шарф с мокрым кончиком и подала его Серой, все же так держать было бы удобнее.
 Эльфийская рука переняла синий шарф из рук жрицы. Вель подошла ближе и опустилась на одно колено, осмотревшись перед этим, но не выражая в своих движениях осторожности или неуверенности, вытягивая наверх котелок и подхватывая его ручку второй, свободной рукой. Вес котелка наполненного водой был не столь ощутим для воительницы, потому она поднялась без особых усилий, но не позволила Ланисе разделить эту ношу с собой.
- Не нужно взваливать на себя все. Позволь товарищам разделить твою ношу и сохрани силы для тех, кому они действительно будут необходимы, - Вель полностью выпрямилась, проходя вперед и возвращаясь на обратную к лагерю тропу, едва поворачивая голову назад через левое плечо, никак не меняя интонации голоса, но не скрывая некоторой печали и сожаления, отразившихся в янтарно-медовых глазах, - впереди еще очень долгий путь.
 Некоторое время еще Лани смотрела вслед Вель, размышляя над ее словами. В общем-то она была права. И в своих чувствах тоже. Жрица спрятала свои руки в рукава и побежала догонять Серую. Она не находила слов, которые бы хотела еще сказать, но прониклась каким-то уважением к воительнице. И ей хотелось бы его выразить. Может еще рано, или не стоит. Вместо слов она погрузилась в свои мысли. Впереди у всех этих воинов была битва, и ведь у Вель тоже. Эта грани между жизнью и смертью, где не всегда можно успеть помочь. Рука нервно сжалась в кулак. Правое дело или нет, важнее всего жизнь и сохранить ее. Как бы хотелось, чтобы решение проблемы не было в виде кровавой битвы, которая может принести только еще больше потерь обеим сторонам.
- Вель, а на поле боя страшно? - почти прошептала жрица, все размышляя над грядущим. Взгляд ее впился в землю под ногами. Может она и знала ответ сама, но все же хотела бы узнать и другой. Если он есть. Или был бы, - впрочем, не важно.
 Лани решила, что лучше ей не знать ответа на этот вопрос пока. Великое Солнце не оставит своих детей, отчаянье лишнее.
- Страшно, - совершенно спокойно произнесла Вель, останавливаясь и полностью поворачиваясь к жрице лицом через правое плечо, воспринимая ее вопрос без возмущения и презрения, несмотря на то, что слышала его от того, кому предстояло совсем скоро оказаться на передовой, - Всем страшно. Эльфийка на мгновение задумалась, интуитивно понимая, что вопрос девушки не стоит воспринимать с точки зрения воина. Подбородок чуть приподнялся, тяжелые слова просто и по-прежнему безэмоционально звучали из уст Серой, но спокойный янтарно-медовый взгляд вдруг сделался уставшим и потухшим, воспринимая на себя тяжесть прожитых сражений. - Ты не сможешь спасти всех и столкнешься с отчаянием и одиночеством. Но свет надежды внутри тебя по-прежнему пылает ярко, - эльфийка повернулась, продолжая свой путь, добавляя уже заметно тише, не поворачиваясь более,- сохрани его. И это спасет многих из нас.
 Солнцепоклонница смотрела в черты лица воительницы, шрамы, который рассказывали истории о прошлых сражениях, и понимала, что ее слова верны, не может быть иначе. Теперь она уже иначе воспринимала Вель, чем при первом своем взгляде, это был воин. Несколько уставший, верный делу воин, не уважать которую нельзя было. Ланиса прижала руки к груди и сама воодушевилась. Верно, нельзя было оставлять надежду, они с каждым шагом все ближе к цели. А сейчас было возвращение в лагерь. Пока они отсутствовали он несколько оживился. Не редкие струи дыма шли от костров тут и там, слышался гомон чужих голосов и звон стальной брони. Где-то даже был слышен молот кузнеца. Утренняя жизнь кипела. Войско просыпалось и готовилось к тому, чтобы отправиться в путь, чем скорее, тем лучше.
 Двое пришли в свой лагерь к костру как раз вовремя. Пышущие жаром двора и ветки уже приятно потрескивали. К Вель подходил сержан и о чем-то сообщил. Видимо, у нее уже были свои дела. Жрица лишь забрала свой синий шарф с ручки котла с плескающейся в нем водой.

Совместно с гм.
Утро 18.

Утро выдалось на редкость холодным. Скрипучий снег издавал свой последний протяжный скрежет, когда копыта лошадей приминали его. План налёта на орочий лагерь, обнаруженный недалеко от дороги ведущей на Сусодэ, объявили ещё два дня назад, но мандраж предстоящей схватки охватил Ричарда только теперь. Это не был его первый бой, но тем, кто пережил войну и видел её страшное лицо никогда не бывает спокойно перед схваткой. Каким бы безупречным ни был замысел командования, боль и потери будут с обеих сторон, и если для тех, кто планирует наступление в штабе, потери – лишь цифры в отчётах, для солдат всё иначе. Изнывающие от боли друзья и товарищи, валяющиеся в одной куче со сражёнными противниками. У всех одна боль, одно желание жить, не важно по какую сторону баррикад они были до судьбоносного боя.
План казался простым. Отряд кавалерии атакует лагерь, выманивая орков в западню подле болота. В лесу к этому моменту укроется пехота с копьями, а как враги окажутся на поле у трясины, кавалерия и лучники атакуют с холма, чтобы загнать клыкастых в тиски и вынудить отступать через топь.
Эрмегон и ещё шестеро лучников от правятся с атакующим отрядом, они должны прикрыть огнём кавалеристов лейтенанта Бардольфа. На плечи Ричарда ложилась довольно простая, на первый взгляд, задача. Дождаться возвращения лучников и отправиться с ними в атаку, дабы поддержать тяжёлую кавалерию точечным огнём. Эрмегон не первый раз был на войне, так как дал де Зорру особое указание, повести в бой конных стрелков, если он не вернётся…
И вот он, назначенный день. В холодном воздухе витает лишь тишина и бесконечное ожидание того мига, когда полчища врагов попадут в западню. Казалось, даже сталь клинков и копий вибрировала в преддверии боя. Несмотря на то, что до самого ответственного момента было ещё прилично времени, все уже были наготове. Бофур первым нарушил эту вязкую тишину:
– Прям как под Бравенхольдом, только массштабы чуть больше – шепнул Боф.
– Ничего общего с Бравенхольдом, не дури, тогда мы кучку партизан выманивали из леса к крепостным стенам, а тут огромное войско орков – злобно шикнул Герман – ты лучше не языком чеши, а седло проверь, а то сползёшь с него и свалишься ещё до атаки, вот тогда будет похоже на Бравенхольд – ехидно закончил мечник.
– Что-то их долго нет… – с некоторым беспокойством подметил Ричард.
Вопреки словам рыцаря, шум погони уже начал нарастать, приближаясь и усиливаясь с каждой секундой. После столь длительного выжидания в засаде, то, что происходило дальше казалось мгновенным, стремительным и неудержимым…
Орки рассыпным строем мчались вслед за всадниками, лихо перемахнувшими холм. Группа лучников, словно по злому року, действительно вернулась без командира. Благо все знали, что делать, и когда в атаку ринулась тяжёлая кавалерия, а Ричард пришпорил коня и что есть мочи проорал «ВПЕРЕД!», стрелки действительно двинулись за ним.
Туча стрел взмылась в воздух, пока кавалеристы и отряд Ричарда неслись на противника. К тому моменту как облачённые в тяжёлые латы всадники успели добежать до противника, на орков, что стояли дальше от первой линии, уже обрушился первый залп лучников. Кто-то успевал прикрыться щитом, но другим везло меньше. Собиравшиеся в попыхах воины были не готовы к такому натиску.
Тяжёлая кавалерия, словно раскалённый нож в масло, вошли в разбитый строй врага, буквально втаптывая в грязь первые ряды орочьего войска, заставляя остальных отступать к лесу, где их уже плотным строем встречали пехотинцы, сокращая численность отступающих…
Отряд де Зорра, оставаясь позади кавалеристов выцеливал отдельных противников, оказавшихся позади кавалеристов, дабы те могли непрерывно продолжать натиск. Ричард и его товарищи словно коршуны кружили за спинами товарищей, методично отстреливая тех, кто прорывался сквозь строй тяжёлых всадников… Одна за другой стрелы, словно хищные пираньи вгрызались в противников.
У врага оставался всего один, сомнительный вариант – болото, куда и ринулись уцелевшие орки в надежде спастись от столь массированной атаки…
 
Многие в пылу сражения едва ли успевали осознавать, что происходит. У каждого была своя, простая задача, и только она имела значение, когда лицо врага оказывалось на расстоянии вытянутого копья… Но Ричард имел возможность оценит происходящее с расстояния. Орки уже почти не пытались прорваться в сторону стрелков, и теперь полная картина предстала перед глазами рыцаря.
На некогда прекрасном заснеженном поле, где не так давно красовалась белоснежная гладь, едва тронутая ветром, теперь было ужасающее в своей безобразности, натуральное озеро крови и тел. Отрубленные головы, руки, ноги и повсеместно корчащиеся от боли орки… и титлане. Одного кавалериста придавило его собственным конём, который пал от орочьего копья, а другой лежал подле него с прорубленной головой, и лишь его скакун подпихивал хозяина копытом, надеясь что тот оклемается и встанет…

 
 Утихли звенящие звуки битвы, мерно звучал стук копыт и скрип тяжелых башмаков. Сталь билась в победном шаге, и за ней тянулся кровавый след. Тяжелое дыхание лошадей и их всадников, пеших и лучников, казалось, уже создало свой собственный заревный туман, смешавшийся с теплым паром от свежей крови.
 В тиши ожидания лагеря все было будто застывшее. Казалось, шелохнуться боялась даже палатка от ветра, а сам он и гулять среди тканевых полотен и вовсе не хотел. Здесь остались немногие, но все они сидели совершенно бесшумно у своих костров, за живых их выдавали только клубы пара вырывающиеся изо рта. Хоть исход и казался предрешенным, избавиться от переживаний было сложно. Хотя бы за тех, с кем ты уже знаком, хотя бы за лицо за которое ты зацепился на рассвете, не хочется упускать ту мимолетную нить судьбы, которая коснулась тебя. В тяжелом вздохе слышалось сомнение, что гложило душу. А жив ли он? Тот воин, что седлал коня еще до рассвета.
 У небольшого кострища, где были повалены пора поленьев для удобства, мирно трещали сухие веточки и шипели остатки льда на них. Жрица стояла с закрытыми глазами, словно не чувствуя холода, голые руки свои она вознесла к небу ладонями кверху, к ясному зареву дня. Губы ее, потресканные холодом, едва шевелились, а лицо ничего не выражало. “Защити их, Солнцеликий, прими их Великий, не дай душам заблудиться во тьме, освети путь” - шептал ее тихий голос, слышимый только проходящему мимо ветру. Даже если она не с ними, если не боец, нельзя оставлять их даже… даже без молитвы!
 Со стороны, куда вели множественные следы еще с утра, которые уже даже замело мелким ветром, послышался шум. Кто-то в лагере крикнул. А за этим крикам послышался гомон и шум шагов, возможно кто-то даже бежал. Вскоре недвижимая тишь заполнилась живыми звуками. Все вокруг оживали. Ланиса сначала прислушивалась к этому шуму, будто боясь спугнуть. Потом она поспешила в палатку, куда должны были свозить раненых, мчась туда чуть ли не бегом. Битва закончилась, а значит появилась масса работы. Чем больше и раньше солдат вернется в строй, тем больше сил будет для главной битвы.
 Разумеется сама палатка была меньше, чем хотелось и повсюду уже сновали медики и их помощники, то готовя инструменты, то разбираясь с первыми прибывшими своим ходом. Некоторым объясняли как правильно перевязываться и оставляли прямо так, а потом пинком выгоняли из палатки, приоритеты все же расставлялись в соответствии с серьезностью травмы. Целительница быстро влилась в процесс схватив инструменты и промчавшись в общем потоке за делом, может даже ее кто-то окликнул, это не так важно. Все больше людей прибывало, становилось тесто, местами даже душно, пока кто-нибудь не начинал кричал и разгонять людей. Запах крови и горьких сухих трав смешивался с запахом пота, в общем шуме было тяжело что-то разобрать, кто-то кричал про тряпки, кто-то про воду, где-то уже выгоняли перевязанных. Наконец нескольких врачующих это довело и начали разгонять людей, выгоняя на мороз в очередь. Даже нашли нескольких солдат и заставили сторожить вход, чтобы не входило больше определенного количества людей, суматоха отступила.
 Спустя первый час все шло спокойно. Хотя такие раны… Честно говоря, юная целительница к ним не привыкла. Смотришь на это колено, раздробленное ударом топора, а ведь ему еще повезло, он упал отдельно от своего коня. Какой же силой обладают те, кто по ту сторону, чтобы наносить такие удары? Другому оторвало руку, может вместе с копьем, пришлось отрезать большую часть. Он громко кричал, хотя очень старался сдерживаться. Бравый воин. Еще был один… Ему крепко досталось по голове… Он все не приходил в себя, но был жив. Все еще советовались как с ним поступить. Большинство думает, что вряд ли он придет в себя. А Лани решила молиться. Молиться за его выздоровление, за его сущность, нельзя так просто оставлять надежду на выздоровление. И это все были еще малые потери, почти незначительные. Впрочем думать об этом не было времени. Только очистишь рану, проверишь есть ли осколки оружия, а может и сразу зашьешь, нанесешь подходящую мазь да перевяжешь, уже пропускают следующих. Да и это был отдых, на самом то деле, чаще всего приходится заниматься операциями. Стараешься собраться, чтобы руки не дрожали, да чтобы скорее закончить, еще вечный привкус крови и трав во рту, но больше кровь, может даже собственная, когда прикусил себе губу от волнения. Даже воздух будто накаляется, а может это еще духота? Уже даже потерялся счет времени. Капля пота упала на смешавшись с грязью и кровью пол, звуки на фоне притупились, как и собственные чувства. Нужно помочь, нужно спасти…
 
 Таэ уже скрывался за горизонтом, покрывая его багряными узорами облаков, напоминания о рассветной битве. Для многих она уже стала небольшим поводом для празднования, редкого отдыха перед большим делом. Где-то слышались громогласные тосты, кто-то хвалился своими подвигами на поле, считали своих побежденных врагов, грозясь что снесет в десять раз больше вражьих голов. Кто-то сидел в стороне, держа в руках старый амулет, разломанный на две половины. Слышался звон тяжелого молота кузнеца. У него тоже было много работы, а рядом с ним сидел его помощник и выстругивал новые стрелы. А где-то в стороне от лагеря, от маленького праздника, лежали тела. Тела тех, кто погиб при битве, кто погиб в пути к помощи, тела тех, кого не удалось спасти, тех кому просто не повезло сегодня. Малые потери, да? Что же тогда будет дальше? Здесь так много солдат… нет, людей. Жрица стояла рядом с другими служителями веры, каждый боец же во что-то верил. Не обязательно в Солнцеликого, и пусть, но был бы он жив. Когда-то живые пальцы держали копье, кричали свой боевой клич, когда-то обнимали свою родную мать, перед тем как пойти на войну. Сейчас же это мертвое тело. Хоть, Таэ уже и не видно, но нужно было проститься с павшими. Ланиса вместе с другими священнослужителями медленно шагала между тел, накрытых тонким покрывалом серой ткани, читая свою молитву. Качалось из стороны в сторону дымящее кадило, слышны были тихие шаги, и монотонные слова различных молитв. “Пусть души их найдут покой, да не забудет их Солнцеликий”.
 Тихо трещал костер. Люди вокруг весело сидели, кто-то травил байки. Кажется, рассказ был уже о другой войне. Вслушиваться не хотелось. День оказался тяжелым, наверное все же физически. До собственный чувств было еще не достучаться. Тихо прижав к себе колени Лани сидела смотря на пляшущее пламя. В голове было непривычно пусто, но точно чувствовалось как ныло все тело, наверное ноги больше всего. Пока разбирались с ранеными было не присесть. Их было мало, да. Меньше чем сейчас сидело здесь, намного меньше, чем живых. Как бы хотелось чтобы война просто закончилась. Жрица вздохнула и обернула свой синий шарф вокруг головы, стоило уже пойти спать, впереди еще много дел.

Они водрузили долговязое тело троллихи на обоз, который напоминал старого, больного ежа. Лусхара получила множество ранений в этом бою и пока еще дышала. Над ней склонились верные его орки и лекарь. Не сносит голову тому, на чьих руках испустит дух дочь вождя. А Граг, между словом, доверил своё чадо своему новому воину, гоблину, который, кончив добивать тяжело раненных противников, сидел в тени торчащего подобно зубу камня. Нахмурившись, он наблюдал, как орк-лекарь второпях обрабатывает раны Лусхары. Какая будет реакция Грага, когда тот узнает об этом? Наказание, изгнание или казнь?
    Приставленный к троллихи гоблин не справился со своей единственной задачей. Однако Бабахраса это не волновало. В данный момент все его мысли были о гибеле Смрада, старого волколака. Желание мести было настолько острым и горячим, что костяшки пальцев белели, когда кулаки сжимали рукоятку ятагана. Не попади он в лагерь Грага, не согласись сопровождать эту треклятую троллью дочь, старый друг был бы еще жив. И они вместе бы продолжали своё путешествие, конец которого был отмечен печатью смерти. Но сейчас нужно было набраться терпением. Терпением и новым планом.
    Холод камня бил по спине, но тот упрямился и не поднимался.
    - Эй, гоббан! - Нунах окликнул его. - Топай сюда.
    - Ну, - подойдя, Бабахрас заметил обилие крови на расстеленных мешках под ранеными. Ятаган всё еще был в его руке.
    - Сядь на волка своего и отправляйся быстро за остальными.
    - Мой волколак мертв, - холодно ответил гоблин и гневно воткнул клинок в землю.
    - Дерьмово.

Через час вернулся один из дозорных, доложив о точном местонахождении лесовиков. Небольшая чаща в низине служила им убежищем. В обход не пройти - болотистая местность. Было решено ударить в лоб, не таясь.
    - Они ранены, напуганы и дрожат, - рычал громкие подстегивающие речи Нунах. - Но они, сучьи дети, готовы. Эти бледные выблядки ждут нашего хода. И мы придем. Придем и вырежем их всех!

Грязь булькала под ногами, которые утопали в этом холодном месиве. Лесное убежище партизан становилось всё ближе. Орский боевой отряд не останавливался ни перед чем. Из-за деревьев стреляли редкими стрелами, которые либо не долетали, либо были остановлены крепкими щитами. Воодушевленная мощь орков и гоблинов влетела в лагерь лесовиков как бешеный пёс на курятник. Железо лязгало, сталь выбивила искры, слышалась стон тетивы и пробитых глоток. Кровь брызгала во все стороны. Земля, лица, руки, клинки, всё было щедро окроплено ею. Орки сметали всё на своем ходу, не щадя никого. Юноши, девушки, женщины. Отрубленные конечности падали в грязь, исчезая в ней. Сгорбленные тела умоляли, визгливо просили пощады, но не получали ничего, кроме распоротого горла. Милосердие было давно погребено.
    - Да-а-а-а! - Нунах поднял в вытянутой руке клинок, довольствуясь победой. Он рычал и плевался. - Убейте всех!

Его глаза едва ли не выворачивались из орбит, стараясь заглянуть за пределы досягаемости своего зрения. Там, уже вдалеке, кто-то звучно закричал на непонятном языке. А по темным усам, тем временем, текла кровь. Его до этого долго тащили по земле, веревки больно натирали запястья, а уголки рта жгло от кожаного шнурка. Затем чьи-то сильные руки закинули его на седло кобылы. Он знал эту кобылу. Она была одна из немногих лошадей у них в лагере. Её звали Лучик. Может боги смилостивились и послали луч надежды - помощь и спасение? Но когда на глаза ему попалась ухмыляющаяся гоблинская физиономия мысль о божественном вмешательстве умерла. Гоблин приставил палец к губам и приказал молчать. Затем он запрыгнул в седло и пустил кобылу в галоп.
    Они остановились ненадолго там, где ранее было сражение. Усатый не принимал в нем участие. Слишком опасно. Краем глаза удалось рассмотреть, что гоблин тихо сидел возле огромной кучи шерсти, перепачканной и помятой. Что это? Слишком темно, не понять. Правой рукой он нежно провел по ней и, сделав какое-то резкое движение, что сопровождалось каким-то треском, он вернулся в седло. Сказал что-то непонятное на своем и они вновь понеслись.
    Вторая их остановка была возле злачного оврага, из которого несло застоявшейся водой. Где-то над головой бесшумно промелькнула тень птицы. Тело усатого постепенно затекало, а кровь приливала к голове. В глазах начинали плясать звезды. Пришлось напрячься и поправить положение. Ему практически удалось рухнуть мешком вниз, но тут жесткой хваткой его вернули на место и злобно что-то сообщили в самое ухо. И потом на него кто-то уселся и заворчал. Эти двое приступили спорить, но недолго, и кобыла вновь зашлась.

Бабахрас не любил лошадей. Они были выше и ход их был менее мягок, чем у волколаков. Дело привычки, как говорится. За спиной у него сидел изрядно помятый Гарбхан, а под ним единственный спасшийся человек из лагеря лесовиков.
    Вновь в Сусодэ.
    Вновь ходить по лезвию ножа.

Совместно с Гарбханом


Несколько часов назад ошеломленный филин ухнул и лениво слетел с широкой еловой лапы. После былого шума вся вкусная живность будет сидеть в своих норах, боясь пошевелиться и пискнуть.
    - Эй, гоббан, - поковырявшись немного, Бабахрас вскрыл замок на сундуке, в который когда-то и засунул нынешнего пленника своей породы. - Вылазь давай.
    Гарбхан едва смог повернуть голову на встречу ударившему по глазам свету от факела. Все его тело затекло и ныло, в горле царила пустыня, а в голове помутилось от жажды, голода и холода. Он не знал сколько лежал в этом сундуке, но то, что долго не было сомнений.
    Его уже почти развязали когда он смог разглядеть спасителя. Гоблин.
    Бабахрас довольно лыбился.
    - Хр... Кт... Кхра.... - Откашлялся Гарбхан. - Кто ты такой? Дай воды.
    - Держи, - ему отстегнули флягу и протянули желанное.
    Он слаб, измотан. Пора говорить, пора заручится временным союзником.
    - Нельзя было доверить этим, что от Грага заявились, - прошипел гоблин с факелом и помог сородичу выбраться из его маленькой тюрьмы.
    Тот не ответил пока не допил. Пересохшие губы едва слушались и дрожали от холода, а онемевший от кляпа язык вообще ничего не чувствовал. В голове ещё путались мысли и он мало чего понимал.
    - Каким этим? А ты из чьих? - Гарбхан пытался отдышаться после выпитой до дна фляги и одновременно размять затекшее тело.
    - Кто на меня напал, почему я был в сундуке? Какой сейчас день? Мммм… - У него закружилась голова и его повело.
    Невольно подставив плечо, чтобы Гарбхан не упал, Бабахрас сморщился и начал врать.
    - Я из дозорных-следопытов и мы недавно болтали, - спокойно произнес он уверенным голосом. - А этим, то есть тем, кто поддерживает последние события. Которые, кстати, скорее всего сказались и на тебе. Отряд Грага ушел с добром нашего вождя 11 или 12 числа. Кажется сегодня оно же.
    Почесав задумчиво нос, Бабахрас указал на груженную пленником лошадь.
    - Этого я заметил. Не знаю кто это. На шпика вообще не похож. Да ещё эти усы. Побитый был. Напуганный. Может пригодится, а?
    - В смысле с добром вождя? Каким добром? Они пришли бить лесовиков, я отказал им в помощи. Что за херня здесь творится? Мы вообще где? - Гарбхан начал неторопливо оглядываться, не обращая внимания на усатого.
    Его сородич лишь пожал плечами.
    - Я нашел тебя, только потому что здесь наследило очень много ног. Тяжёлых. В доспехах, как пить дать. Тролль их знает, зачем в лесах при Сусодэ им потребовалось это, - Бабахрас обвел вокруг руками. - Мешков с золотишком тут достаточно. - Сплюнув, он вытер рот. - Да и сундуков тоже. Может там ещё кто-то заперт.
    - Волку это не понравится... - покачал головой Гарбхан. - Я все равно ничего не понимаю, но отвези меня в Сусодэ поскорей. Сюда нужно кого-то прислать. Вождь всех на портянки за него пустит. Поехали, по дороге расскажешь, что вообще творилось пока я ссал под себя в сундуке.
    Утробно похихикав, спаситель Гарбхана вскочил в седло, отчего кобыла вздрогнула и повела. Грубые руки вернули её в чувства.
    - Я возвращался обратно в лагерь, - Бабахрас сжал пятками бока лошади, приказав ей идти. - Как увидел этого ушлёпка, дрожащего в кустах, словно он спасался от кого-то. Затем заметил натоптыши на земле у оврага. А там такое, ух ж троллья мать! Есть предположения, что происходит? Интриги и предательства что-ли?
    - У меня есть желание пожрать и сесть у огня, иначе я сдохну. И только после кувшина вина я согласен начать думать. Поехали!
    Практически всю дорогу до лагеря они ехали молча. Только иногда тишину нарушал невольное бормотание и тихое нытье пленника.
    Они без проблем миновали стражу и добрались до боли знакомого шатра вождя, Гролла Белого Волка.
    Человек, которому предусмотрительно надели на голову мешок не первой свежести, а также лишили сознания, валялся в углу шатра, где был сложен прочий хлам.
    Два гоблина грелись у очага, пили вино и грызли мясо.
    Бабахрас бешено думал и не спускал глаз со входа. Новая порция неожиданных неприятностей не была нужна от слова совсем.
    Кинув обглоданную кость в огонь, он спросил:
    - Что будешь предпринимать?
    Гарбхан, которому был адресован вопрос, грелся у жаровни с наброшенным меховым плащом. Из-под свёртка торчали лишь лицо и рука держащая мясо.
    - Если все что ты сказал правда, то Лусхара ответит за все.
    Ответив, он прервался прожевать мясо и взял кубок с подогретым вином. Смачно отхлебнул и шмыгнув носом, продолжил.
    - Но я не могу ее пленить или объявить суд. Она невеста Волка и дочь Грага. Нужно ждать вождя, он сам решить что делать. Но вот что мне не ясно... - Гарбхан прихлебнул вина с пряностями. - Ты говорил, что они выкрали золото вождя и увезли к Грагу, а оно валяется в овраге. Зачем они его бросили?
    - А тролль его знает, - ответил Бабахрас и подвинулся ближе к огню. Тепло от очага приятно ласкало пятки. - Какие-то личные мотивы может.
    - Взять золото и выбросить? Странно. С меня должок, боган. Когда я узнаю кто меня упаковал в сундук, я отплачу ему тем же. А сундук зарою поглубже. Боюсь, прольётся кровь, я задержу Лусхару и Нунаха в Сусодэ до прихода вождя.
    Достав до дна согревающего напитка, сидящий напротив Гарбхана, гоблин вопросил:
    - Какие-то указания лично для меня есть?
    - Конечно есть! Совсем мозги отморозил?! Ты свидетель того, как я сидел в сундуке! И этого, - он махнул в сторону усатого в углу, - ты взял. Расскажешь все вождю, когда он вернётся да в подробностях.
    - Так точно, - прозвучал ответ, сопровождаемый довольным смешком. - Когда возвращается вождь?
    - Сходи к Бротоборку и спроси его, умник хренов! Как Кровавая Луна кончится, так и придет. С партизанами он собирался разобраться сам, но плакать не станет, а вот то, что его грабит собственная невеста, это уже хуже. Как твоё имя и где твоя палатка? Я найду тебя завтра.
    Бабахрас замялся на мгновение.
    - Храбабас, - огонь весело танцевал, отражаясь в жёлтых глазах гоблина. - Общая палатка на полдюжину рыл восточной части.
    Он внимательно вгляделся в завернутого в плащ гоблина.
    - Если хочешь дать поручение, то к чему ждать утра?
    - С утра и дам, - закончил разговор Гарбхан. - Иди.
    Слегка разочарованный, что приходится прощаться с теплом и едой так скоро, Бабахрас встал, выудив пленника из куча хлама в углу, взвалил его на плечо и покинул шатер вождя, Гролла Белого Волка. Того самого, кого он ранил ножом, того, кого обокрал.

15 левиэля (января).
Орочий лагерь в Сусодэ
День.


НПС:

Нунах Зоркий

Лусхара не могла понять, почему ее охраняют будто пленницу. Два табатра с копьями у входа в шатер не отвечали на вопросы, не позволяли выходить и смотрели с нескрываемой неприязнью. Напоминание, что она – невеста их предводителя, вызвало у них лишь пренебрежительные ухмылки. Требование позвать Габархана или кого-то из ее загида, было проигнорировано с таким же пренебрежением. Единственное, что мешало посчитать, что она в плену, было ее собственное оружие и доспехи, сваленные в кучу в углу.
Впрочем, говорила она себе в утешение, с такой ногой я не скоро куда-то выйду. Ступня распухла, болезненно ныла. Рану дергало и простреливало.
Все изменилось утром 15 дня, когда в Сусодэ вернулся Нунах.

   Охрана у входа угрожающе скрестила копья, чтобы через миг с треском и руганью разлететься в разные стороны. Полог откинулся, ослепив орчанку ярким солнечным светом. В шатер вошел Дарик. Еще пятеро воинов ее отца толпились у входа.
– Наступит день и… – начал он и рассмеялся. – Право, убивать тебя последнее, что мне хотелось бы, Лусха!
– Для тебя – никогда, – буркнула она, одергивая рубашку. – Как все прошло? Где Нунах?
– Лесовики уничтожены. Мы взяли на них трофеи и пленников. Нунах на площади, ругается с местными, нам тут отчего-то сильно не рады. Так что поднимайся и одевай штаны. Мы уходим.

Тем временем на площади разоренного городка происходили поворотные и, можно даже сказать драматические, события. В одном ее конце собралось все личное воинство Гролла, с другой - воины Грага. Вокруг – целая толпа зевак из союзных вождей. Но в центре стояло всего двое.  Один – широкий и высокий, второй – коренастый, приземистый.
– Кто мне запретит уйти? Ты?! – гремел высокий голосом Нунаха. Он был при оружии, его одежда и доспехи еще хранили на себе лесную грязь, пепел партизанского лагеря, следы чужой крови и отметин мечей…–  Я не подчиняюсь тебе! Ты смеешь обвинять меня в краже, но при этом все якобы украденное золото, ты нашел в овраге за лагерем!
– А еще с тем золотом лежал я! – пытался перекричать орка приземистый голосом Габархана. – Упакованный в сундук! Не можешь сказать, как это вышло?
Меховой плащ гоблина демонстративно распахнут, ладонь лежит на рукояти кривого ятагана.
– Не скажу! Я тебя туда не паковал и никому не приказывал это сделать, в чем готов поклясться именами Ыссы и всех старых богов! Хочешь меня испытать, вынимай саблю и выходи в круг. Пусть они подтвердят мою правоту!
– Не спеши бросать вызов, – возражал Габархан. – Меня здесь оставил вождь и мне нужна правда, а не твоя кровь. Если ты не виновен, то уйдешь. Но если ты признаешься что взял золото, а меня нашли рядом с ним, значит, ты чего-то недоговариваешь. Ты смело вызываешь на бой, но струсил признаться что ты, или твои воины напали на меня спящего! Это не красит тебя Нунах! Белый Волк проведет суд и ты дождешься его прибытия!
Вот зря он это говорил. Вот совсем зря… называть Нунаха в лицо трусом мог только очень уверенный в себе воин. Или самоубийца. Воины за спиной орка подобрались, придвинулись, предвкушая неминуемую кровавую развязку. Силу своего вожака они знали. Сорокалетний рубака, проливший кровь врага раньше, чем созрел для любви женщин, один из лучших воинов ярла Больга Акулы, он был в числе тридцати трёх и оказался одним из четырех[1], попал в песни и легенды и все это до того как стал доверенным воином ярла Грага Три-Пальца. И Габархан – бывалый головорез – но против с живой легендой, смотревшийся как деревенский пес рядом с матерым волколаком.
– Струсил?! – казалось, орк даже растерялся от такой дерзости. – Я еще раз повторяю, что не нападал на тебя ни сам, ни отдавал такого приказа...
«Так вот он какой договор! Ну, богган, ну подсобил!»
– Ты оскорбил меня, Габархан! Выходи на бой, если говоришь что я вор! Но я даю тебе шанс сохранить свою жалкую жизнь. Уйди с дороги. Клянусь всеми небожителями, я заберу дочь вождя и покину этот курварок, даже если мне придется ступать по трупам!
Он выхватил меч, высоко поднял над собой. Его воины последовали его примеру и словно один, выхватили свое оружие. Гарбхан поднял кулак и воины за его спиной тоже зашелестели ножнами. Несколько сотен против полусотни воинов Нунаха. Расклад был в его пользу, но ему не нужна кровь и резня между своими, ему нужна правда и справедливость.
– Ты останешься Нунах, – жестко возразил Габархан и приказал своим воинам. –  Найдите и приведите Храбабаса!
Несколько орков убежало исполнять приказание. Нунах оперся на саблю как на посох и в таком грозно-насупленном состоянии принялся ждать появления таинственного свидетеля. В то же время в его голове со скрипом ворочались шестеренки мыслительного процесса.
Все это дело попахивало какой-то внеземной глупостью и провокацией. Ну как он мог быть вором, если в итоге не вынес с территории лагеря ни одной, даже мелкой, монеты? Однако Бабархас ловкач и шутник… запереть сородича в сундуке с золотом! Наверняка он находился в одном из тех, которые рабы грузили в телеги. Нунах посмеялся бы… а потом придушил поганца! Кстати отсутствие гоблина совсем не смущало. Нунах считал, что он исполняет обязанности рында подле Лусхары.
Время ожидания подошло к концу, когда те, кто был послан привести свидетеля, пробились через строй и вышли на площадь. Один из них приблизился к Гарбхану и зашептал ему на ухо. Нунах не слышал слов, но по изменившемуся выражению лица помощника Гролла, понял, что таинственного свидетеля найти не удалось.
– Что богган, нет у тебя свидетеля? – спросил орк, едко.– Да и не было. Упился ты самогона, да уснул в сундуке, вот и все! Ну, брали мы золото, так оно вон лежит, в шатре твоего вождя. Тебя мои парни не трогали. Получается, привиделось тебе все с пьяных глаз.
Пока орк говорил, из толпы зевак раздался первый смешок. Затем в голос заржал второй. Следом захохотали воины Нунаха. За ними ржала почти вся площадь. Габархан затравленно обернулся. От него не укрылось, что среди смеющихся немало и его собственных воинов и это стало для него последней каплей.
– Браво! – Габархан захлопал ладонями. Хохот и смешки стихли далеко не сразу. – Ты ловко меня провел Нунах! Свидетеля и не было, это был твой воин, верно? Не удивлюсь если он и напал на меня той ночью. Ты здорово меня провел и выставил дураком при всех. Ты подлый трус и вор! А еще лжец! Ты великий воин, но и плут прекрасный! Я принимаю твой вызов, доставай меч!

Лусхара приковыляла когда бойцы уже вышли в круг. Ей хватило одного взгляда, брошенного на гоблина, чтобы понять: в этом бою ему не победить. Габархан выбрал оружием один ятаган, в то время как Нунах вооружился стандартно – щит в левой и кривая сабля в правой. Нунах был в кольчуге, Габархан рассчитывал только на скорость и ловкость.
   Бой начался и проходил предсказуемо. Противники сошлись. Нунах махнул щитом, метя окантовкой Габархану в висок, но так, чтобы закрыть им собственное оружие. Лусхара не поверила своим глазам, когда гоблин ловко поднырнул под щит… Это же старый испытанный прием! Взмах. Свист стали. Треск…
Лусхара зажмурилась. Не от страха или вида крови. Ох, не дело, ой не дело, когда военачальники начинают драться друг с другом! Из-за чего?!
Толпа на миг затихла, а потом восторженно взревела, приветствуя ловкий удар.
Вот и все. Так быстро. Она открыла глаза, заранее зная, что увидит. Нунах пинком снял мертвеца с сабли. Клинок воткнулся Габархану в глазницу и вышел из затылка. На окровавленном острие болтался пучок волос.
Небрежным движением кисти Нунах стряхнул капли крови с оружия. Кинул торжествующий взгляд на притихших воинов Белого Волка. Посмотрел на своих, увидел Лусхару, их глаза встретились. Орчанка поджала губы и очень медленно покачала головой…
Нет, теперь им совсем нельзя уходить. Кто знает, как воспримет это Белый Волк? Она должна обязательно поговорить с ним…

1:

Имеется ввиду эпизод из сожжения Ангерраном Крассборга. Тридцать три воина - все, кто остался из оборонявшего его гарнизона - запрелись в донжоне и всю ночь отбивали атаки противника. К рассвету из 33 осталось всего 4, но укрепление так и не было взято. В итоге титланцы просто взорвали башню вместе с защитниками, но храбрецам вседа отчаянно везет. Пороховой заряд, должный по расчету врагов, сравнять северные фасы крепости с землей, лишь повредил фундамент, из-за чего башня осела, но не развалилась сразу и 4 героев успела покинуть ее.

Их заметили и дали об этом знать. Громкий, нудный рог протрубил о возвращении вождя. Табатры заметно повеселели предвкушая тепло, вино и горячее мясо, но Гролл не разделял их эмоций. Усталость и тяжелые думы были не одиноки, помогая им выматывать вождя, добавилось и чувство тревоги. Нехорошее чувство волнения зародилось внизу живота и поползло вверх, стремясь захватить сердце. Вождь поежился, убеждая себя что от холода, и снова погнал волка вперед.

- Волка накормить, напоить, определить в самую теплую псарню!
Бросил он слугам и зашагал через лагерь к своему шатру. Лагерь не встретил его ничем необычным, повсюду кипела привычная суета. Гролл уже подумал что страху пора бы и отступить, но приветствия воинов казались ему несколько мрачными. Каждый попавшийся на пути оркан словно ожидал реакции на что то, но на что Волк не понимал. Решив разобраться с этим позже, он принял решение не обращать внимания.
Шатер стоял где должно, но отсутствие стражи при входе удивляло. Внутри шатер был тоже пуст. Вещи, мебель, сундуки с добром и даже горящие жаровни, но Гарбхана не было. Белый Волк прошелся, сбросил верный щит на пол, сел в кресло и вытянул ноги давая спине отдых. Откинув голову назад, он прикрыл глаза в надежде что головная боль отступит, но полы шатра шумно распахнулись. Гролл вскочил мгновенно, топор уже лежал в руках.
- Настанет день и я убью тебя вождь - прокаркал своим мерзким голосом Хубен, один из старших его новых воинов.
- Не сегодня. Где Гарбхан, я хочу его видеть?
Гролл успокоился опуская сталь. Он повернулся к столу где всегда стоял серебряный кувшин. Отпив прямо их него он вновь обернулся к Хубену с немым вопросом. Но блод-урук словно подбирал слова.
- Где Гарбхан? Я жду ответ.
- Он мертв вождь. Я решил сам тебе сообщить.
Гролл умолк. Небрежно брошенный на стол топор прогрохотал слишком громко, заставляя кубки на столе подпрыгнуть. Он снова повернулся к Хубену спиной и приложился к вину, не отпуская кувшин пока не потекло по подбородку. 
- Как это произошло? - стараясь побороть накатившую хрипоту, спросил Гролл.
- Его убил Нунах.
- И кто такой этот Нунах? - Гролл расстегнул ремни удерживающие его тяжелый плащ и отбросил его в сторону.
- Когда ты ушел, Грааг прислал отряд бойцов что бы покончить с местными партизанами. Нунах вел их. Он и Лусхара.
- Она тоже была с ним?
- Да. Она была ранена в бою. Они разбили партизан Белый Волк. Никто ничего не понял, но они выгребли все твое золото когда Гарбхан отказался дать им воинов. Уж не знаю зачем, мне думается это было частью плана, но Гарбхан называл Нунаха вором, а еще он обвинил его в нападении. Твоего друга закрыли в сундуке и бросили в овраг. Он хотел задержать их до твоего возвращения, а Нунах хотел уйти.
Вождь с трудом слушал этот бред и начинал закипать.
- Значит они пришли, схватили моего воина, забрали мое золото и пошли бить лесовиков? - Гролл едва сдерживал себя. Он уперся кулаками в стол пытаясь чем то занять руки и упер взгляд покрасневших глаз в воина. Он все еще совершенно ничего не понимал и искренне пытался уловить суть произошедшего.
- Так и было. Они вернулись три дня назад. Гарбхан хотел призвать свидетеля, но его не оказалось в лагере. Он считал что это проделки Нунаха. Они бились в поединке и Гарбхан пал.
Больше он не мог себя сдерживать.
- МЕНЯ НЕ БЫЛО ВОСЕМЬ ДНЕЙ !!! ЖАЛКИХ ВОСЕМЬ ДНЕЙ !!! 
Вождь схватил свой топор и опрокинул стол вместе с посудой. Стол полетел в сторону входа, кубки и блюда звеня падали на пол и бились об окружающие их сундуки. Пинком он опрокинул ближайшую жаровню и тлеющие угли зашипели падая на затоптанный и мокрый от грязи ковер. Гролл с ревом вонзил топор в первый попавшийся сундук, погрузив его едва ли на все лезвие и с хрустом выдернул его обратно. Тяжело дыша он взял себя в руки и в один шаг оказался рядом с Хубеном. Он так близко подошел, что едва не коснулся с ним носами.
- Зачем вы мне нужны если в мое отсутствие, меня может поиметь любой кто придет ко мне в лагерь?! Куда смотрело две, гребаных, сотни воинов, когда их вождя грабили и пленили его доверенного?! Как давно они ушли?! Мы отправим погоню!!!
Хубен если и был впечатлен вспышкой гнева вождя, то виду не подал. Он стойко выдержал летящую посуду и крики, лишь отступив от опрокинутого в его сторону стола.
- Они не ушли. Нунах решил дождаться тебя.
- Что??? Сраный ублюдок дождался! Веди к нему!

Весть о возвращении вождя уже разошлась по Сусодэ и лагерю, Нунах ждал его возле их стоянки. Гролл оценил его. Высокий, сильный, один внешний вид говорил о нем как воине с которым лучше не связываться. Нунах стоял скрестив руки на груди и гордо подняв голову, но Гролл отметил что тот не надел доспех. Его надменный взгляд только еще больше разгневал Гролла. Почуяв неладное на площадь города вновь начали выходить воины. Воины Нунаха, Гролла, иных вождей, все понимали что сейчас вождь скажет слово.
- Так это ты Нунах? - Гролл указал топором в сторону урука и получил утвердительный кивок головы.
- Ты убил моего воина. Того, кого я называл братом. Всего лишь за то что он раскусил твой обман...
- Он назвал меня вором и трусом, хотя это не так. Я никогда не бегу от ответа и сам дождался тебя.
- Меня это устраивает. Вынимай меч, я хочу поединка с тобой!
Гролл прошелся несколько шагов разминая плечи и руки. Пару раз взмахнул топором, потом щитом и направился на Нунаха.
- Я не могу биться с тобой. Ты жених Лусхары, дочери моего вождя, я не вправе убивать тебя пока мой вождь не велит этого.
- Не прячься за своим вождем, это трусость. Бери оружие!
- Какой я трус? Ты мог поглядеть на поле боя. Ведь я сделал то что не смог ни ты, ни твой гырхан!
 - Я не просил тебя об этом. Я справился бы и сам, но благодаря твоей помощи нет моего побратима! Бери оружие или я убью тебя безоружным!!!
- Убьешь безоружным? Ну попробуй - Нунах отстегнул ножны от ремня, сбросил их на землю и широко развел руки в стороны - Попробуй убить меня, Белый Волк.
И Белый Волк атаковал. Да, вождь Гролл отступил, табатр Белый Волк проснулся.
Топор вспорол воздух рядом с головой Нунаха, но умелый воин крутнулся в последний миг и, крутнувшись, ушел в сторону оказавшись за спиной вождя. Но Гролл был полон решимости закончить начатое. Он раскрутился используя набранную для удара скорость и замахнулся щитом, в надежде достать противника ребром щита в голову. Нунах проделал невероятное - отклонившись назад так, что щит рассек лишь воздух перед самым его лицом, он смог подсечь ногу вождя. Гролл потерял опору оказался на спине под протяжный вздох толпы.
- Что-то ты нетвердо стоишь на ногах Белый Волк. Дорога тебя утомила?
Сжимая челюсть до хруста, он не спешил подняться давая гневу утихнуть.
- Да, довольно скользко - он поднялся и снова двинулся на врага, а то что перед ним враг, не было никаких сомнений.
Белый Волк сблизился очень быстро и замахнулся щитом, отвлекая внимание противника, а сам направил топор целя в ноги. Но Нунах снова отскочил, увернулся и оказался за спиной. Однако Гролл был готов и развернулся в след уже занося топор для нового удара, желая выпотрошить наглеца. Но куда бы не был направлен топор, Нунах знал заранее. Он отступил на шаг назад, пропуская топор мимо, а потом снова и еще раз. Тяжелая сталь вождя безнадежно рассекала воздух, а безоружный Нунах выставлял его дураком с каждой минутой. Совершенно безоружный и даже не одевший доспех, он водил вождя за нос, чем ронял его авторитет. Белый Волк закипал все сильнее, его лицо исказило гневом. Он не заметил когда противник начал прятать руки за спиной, но его надменность еще больше выводила его из себя.
- Мне уже скучно вождь. Скажи когда уже наконец начнешь меня убивать.
-  Я наслаждаюсь тем как ты бегаешь!
Гролл снова замахнулся, но в очередной раз рассек воздух ударом, который рассек бы и вепря. Нунах отступил на пол шага и резко взмахнул рукой. В один миг Гролл лишился зрения, песок заполнил собой все глаза и он перестал понимать где его враг. Но вскоре он ощутил как воин хватает его за пояс и поднимает в воздух. Еще мгновение и твердая земля ударила его в лопатки. Шлем и подшлемник смягчили удар, но в голове вспыхнули яркие пятна.
Гролл, тяжело дыша, лежал на спине когда услышал голос Нунаха.
- Признай вождь что я не трус!
- Ты трус! - все еще на спине и с усмешкой ответил Гролл. Он неспеша поднялся и встал на колено. Он пытался выиграть время. Ослабив удерживающие щит ремни, он потряс левую руку сбрасывая его не землю и набрал горсть снега. Протирая глаза он продолжил говорить.
- Только трус дерется песком, а не сталью. Ты только подтверждаешь мои слова Нунах. Из поединка выйдет лишь один, можешь бить меня пока я слеп...
- Я дерусь с тобой голыми руками - Нунах ударил вождя ногой в лицо.
Гролл расхохотался лежа на спине. Похоже Нунах тоже начал выходить из себя.
- Оооо дааа! Бей еще! - хохотал вождь вновь оказавшись на спине и сплевывая кровью. Кажется он выплюнул и зуб.
- Я мог три раза свернуть тебе шею, Белый Волк, но мой вождь желает породниться с тобой. Я не буду убивать тебя без его дозволения - он помолчал, но вскоре добавил чуть тише - Хотя очень хочу.
- А вот я еще попытаюсь.
Вождь снова оказался на ногах и перехватил топор двумя руками. И все началось сначала. Гролл налетел на врага крестя его топором с разных сторон, но Нунах всегда был на шаг впереди и всегда уклонялся как бы быстро Гролл не нападал. В десятый, или уже сотый его замах, Нунах уклонился слишком рискованно, но оказался совсем рядом хватаясь за топорище вождя. Гролл взревел и крутанул топор вырывая из чужих рук и оставляя кровавую черту на плече противника, но и сам получил удар кулаком в челюсть. Враги вновь расцепились, но Гролл уже не сдерживал себя, он уже мало что видел и соображал. Ярость в конец поборола разум и он развернулся в поисках крови и жертв, он даже не обратил внимание на копье вонзившееся в землю перед ним. В ярости пнув древко, он переломил его у основания и вновь бросился на Нунаха занося топор, но замах остановил подвернувшийся щит. Щит который держала Лусхара. 
- Что здесь происходит?
Месть! Они заплатят за Грабхана! Взревев он толкнул воительницу так что ту отбросило в сторону, но уже через миг он сам летел спиной вперед. Нунах словно снежный барс, сбил вождя прыгнув выставив руки. Топор выскользнул из рук, враг прижал его к земле, но Белый Волк так не сдается. Рука сама потянулась за спину и в ладони блеснул верный кинжал. Удар и горячая кровь потекла по запястью. Толчок и мертвый враг был сброшен. Нужно встать, добить, порубить ублюдка на куски! Нарастающий гул наблюдавшей толпы нарастал как гром перед сильной бурей, но и это не имело значение, враг должен быть мертв!
Заточеная сабля упирается в кадык и злобное лицо Лусхары над ним.
- Одно движение - прошипела она - и я снова окажусь невестой на выданье!
- Коли! Я желал лишь его смерти!
Лусхара опасно сощурилась напрягая руку и на горле вождя проступила кровь.
- КОЛИ !!! - уже не сдерживаясь кричал табатр.
Толпа зашевелилась, поднялся крик, брань и лязг стали. В грудь воительнице уставилось сразу несколько копий. Воины Нунаха доставали мечи и бежали на встречу, несколько их них уже начали обмениваться ударами, еще минута и тут вспыхнет схватка.
Воспользовавшись тем что горло освободилось от направленной в него сабли, Белый Волк вскочил подбирая топор и высоко его поднимая. Пришлось надорвать связки что бы его услышали все.
- НЕ ТРОГАТЬ ЛУСХАРУ!!! ВСЕМ СТОЯТЬ!!! ВСЕМ СТОЯТЬ!!! МЫ НЕ ВРАГИ!!!
Воины расступились наставив друг на друга оружие. Когда между двумя отрядами возникло пустое место, Гролл шагнул туда расставив руки в стороны.
- Мы не враги, мне нужен был лишь Нунах!
- Достаточно! - громко, но достаточно спокойно проговорил незнакомый вождю воин Лусхары. Он загородил собой воительницу и прикрыл ее щитом.
- Опусти оружие или будет бой!
Вождь усмехнулся и оглядел напряженные лица. Ему вдруг очень захотелось засмеяться. Конечно,теперь они будут винить в случившемся его.
- Ну что ж, иди - Гролл опустил топор к земле и в направлении которым им нужно убираться. Воина убитого начали настороженно собираться и неуверенно убирать оружие, но Лусхара, которой помогли подняться, не спешила. Она вновь зашипела и очень долго смотрела жениху в глаза. Гролл не прятал глаз. Воительница подняла саблю и провела по ладони.
- Ты поднял на меня руку... Как на рабыню... Я этого не забуду и заставлю тебя заплатить. Заплатить за каждое оскорбление брошенное здесь сегодня!
Меткий плевок в лицо завершил гневную проповедь, до которой ему не было дела, отвечать было излишним. Он промолчал, вытер лицо ладонью размазывая кровь Нунаха по щеке и зашагал прочь.
- Я забираю тело своего воина и ухожу! Попробуй остановить меня возлюбленный!




- Оставьте меня одного.
Двое воинов проводивших его до могилы, понимающе кивнули и ушли. Гролл стоял во весь рост, возвышаясь над могилой своего единственного друга. Неспеша, он обошел ее с другой стороны и выдернул воткнутый подле нее крест. Крест он оправил в ближайший сугроб одним небрежным броском.
- Ты не верил в Иссу. Да и в моих богов не сильно...
Он опустился на колени рядом со свежим, но уже заметенным холмиком и положил на него руку.
- Зато ты всегда верил в меня брат. Верил, а я подвел тебя.
Он поднял лицо и посмотрел на свинцовое небо. Два дня не единого луча солнца, лишь снег. Несколько ленивых снежинок упали на его лицо и в миг растаяли.
- Я отомстил за тебя Гарбхан, хотя это слабое утешение... А я помню как ты отговаривал меня не ходить в Сусодэ. Жаль что я тебя не послушал, жаль... Ты всегда был умнее меня, проклятый проныра! Зачем?! Скажи мне, зачем?! 
Он сильно ударил в нанесенный двухдневным снегопадом сугроб на могиле. Немного помолчав вождь успокоился и сел рядом с могилой на задницу, подложив под себя меховой плащ. С пояса он отстегнул флягу и глотнул поморщившись.
- Будешь? Не такой как твой, но тоже сойдет  - он положил фляжку на могилу и уставился на восточный горизонт - Мы плохо расстались с тобой перед моим уходом. Я хотел сказать что и здесь ты был прав. Не следовало мне отлучаться. Ничего кроме проблем это не принесло. Я дал нелепую клятву которую не смогу исполнить, потерял тебя и союз с Граагом.  А еще моей помолвке конец. Да, да, я не успел тебе рассказать. Грааг обещал мне Лусхару, но теперь это не имеет значения.
Он долго молчал прежде чем заговорил вновь. Наступал ранний, зимний вечер и линия горизонта растворилась во тьме предстоящей ночи.
- Это тебе. Кинжал проткнувший сердце Нунаха. Ты погиб из за меня, прости меня за это. Прости и прощай брат - он в последний раз положил ладонь на могилу и почувствовал холодный снег кожей. Гролл одним рывком поднялся на ноги и зашагал не оглядываясь на могилу где лежали фляга и кинжал...


 




Он чувствовал все происходящее кожей, он вдыхал настроение его воинов носом, он видел их косые взгляды глазами. Никто не одобрял такое поведение вождя, никто не хотел такого лидера. Да, Гролл не был дураком и знал в чем дело. Убить безоружного было подлым и унизительным поступком, но не им его судить. Гролл срать хотел на их  мнение. Легко прикрыться именем своего вождя и отказаться брать оружие в руки. Проклятье! Даже дохлый Нунах сумел его победить! Хотя возьми он в руки меч, поединок закончился бы иначе и рядом с могилой Гарбхана появилась бы новая, побольше. От  этих мыслей становилось еще горше и эту горечь вождь топил в вине. Так его еще не унижали и все его воины это видели. Да, Нунах и впрямь был легендой не на словах. Ему рассказали с кем он сражался. Голыми руками он одолел Белого Волка, а он повидал не один поединок. Вождь просидел в своем шатре всю ночь, так и не в состоянии сомкнуть глаз, но ход мрачных мыслей прервал протрубивший рог. Через четверть часа в шатер залетели Хубен и Цхор.
- Титлане вождь! - выпалил Цхор.
- Болголаг разбит, титлане через сутки будут здесь! До нас добралось несколько его воинов, больше выживших нет!
Гролл только ниже опустил голову и уперся лбом кулак.
- Созывайте вождей, будет совет. Накормите выживших, на совете они все расскажут, это важно. Я сейчас буду...

Они были готовы. Так он считал, оглядывая то что соорудило под Сусодэ объединенное воинство вождей. Титлан разведчики заметили сразу. Волки, высунув языки, внесли всадников к самым позициям главных сил и сообщили о их приближении, а вскоре Гролл и сам их увидел. Это была земля титлан и они чувствовали себя здесь хозяевами. Они не скрывались веря в свое численное превосходство. Их полки разбили стан на самой кромке горизонта, они собирались отдохнуть перед битвой, но всем было ясно что скоро земля задрожит под копытами коней республики. Белый Волк находился за третьей линией обороны, к северу от города, почти у реки. Он оглядывал позиции своей армии и старался не терзать себя понапрасну. Да, это была его армия. Да, это было его сражение. Он чудом убедил вождей принять бой здесь и теперь не имел права проиграть. Его план, его тактика, его ответственность. И его первое сражение...
Нет, битв Белый Волк повидал достаточно, но он никогда не вел в бой больше двух десятков. Сейчас на его плечи легла ноша к которой он не успел привыкнуть. Сегодня решающий день в его судьбе. Если он опозорит себя, то все вокруг окажутся правы - он стал вождем случайно. Вождь выскочка. Вождь не способный вести в бой.

- Достаточно! Командуй воинам отдых!
Хубен кивнул и коротко протрубил в рог. Шум работ стих, уставшие воины бросали инструмент и отправлялись на отдых, а вокруг костров не осталось свободных мест. Послышался первый смех, затянули песни, допивали вино и доедали оставшихся овец. Все понимали что придется отступать, никто не жалел оставшийся скот и мяса хватало всем. Белый Волк и Хубен обходили расположения воинов, осматривались, спрашивали о готовности.
- Все по плану вождь Гролл. 
- Хорошо. Засады готовы?
- Уже давно. Ярун увел своих часа три назад, они здорово там устроились, в лесу то. В лесу за рекой тоже все готово.
- Главное что бы они вступили в бой по сигналу.
- Главное что бы он его дождался, а то рвется в бой так что не удержишь. Слишком горяч.
- То что нужно, там и будет жарче всего.
Гролл оставил Хубена на правом фланге, вскочил на волка и отправился к позициям дзуиров у волчьих ям, где их должен был поддержать Ярун и тролли. Волк нес наездника быстро и словно с удовольствием и Гролл наслаждался ездой в этой последней тишине. А последние ночные часы и впрямь выдались тихими.

- Никак сам Белый Волк! - прокаркал вождь небольшого отряда дзуиров.
- Хррр - пророкотал уже знакомый вождю тролль, а за его спиной еще десяток троллей издали подобные звуки. Десяток троллей, чуть меньше полу сотни дзуиров, сотня табатров в засаде. Выделить больше, на этот фланг он не мог.
- Твои воины готовы?
Дзуир по имени Сагбарз, смачно сморкнулся и огляделся, а потом снова уставился на Гролла. Искося, наклонив голову, как он обычно и смотрел.
- Мы готовы, но помни Белый Волк, нам не удержаться здесь долго!
- Я не прошу здесь умирать. Когда станет тяжело, отступай к нашим позициям, затягивай их в городской посад. Вы нужны мне что бы их оттянуть, вы не должны погибнуть.
- Не жалуюсь на память, но если мы не получим помощи, я тебя и в Бездне достану.
- Помощь будет, завяжи бой и утяни их, большего я не прошу.
- Хорошо. Надеюсь мы не зря это затеяли, потому что скоро все начнется.

Сражение закончилось быстрее чем началось. Это было ясно с первого взгляда. Боги отвернулись от них и стоявший посреди всего этого хаоса вождь Гролл, трясся от гнева. Выйдя на встречу врагу, засада полегла почти полностью за минуты, пехота титлан перестраивалась и подходила к позициям, а по полю набирала разгон конница. Остатки засады рассеялись по лесу отступая от летящих стрел, а главные силы вождя, сами выстроились в строй и приняли бой на линии укреплений. Два строя сошлись в схватке, где Белый Волк надеялся заиметь преимущество. Пусть конница продирается через щетину острых кольев, им не разметать строй опытных бойцов с разгона, не для того всю ночь стучали топоры. А потом с левого фланга пришли дурные вести. Раненый дзуир прибежал держась за окровавленный бок и на одном дыхании выпалил:
- Титлане обходят с юга, мы разбиты!
- Аааааааа!!!
У него было очень мало времени обдумывать что делать, решение нужно принять немедленно. И он его принял. Дзуиры и тролли, те кому он обещал помощь, все они погибли, нужно было спасать остатки армии.
- Хубен, оставайся здесь! Передай вождям держать позиции! Удержите это проклятое укрепление, втяните их в бой, а потом отступайте в лес за реку! Я не дам им нас окружить, выиграю время! 
Волк влетел к самым позициям лучников, две его сотни, те кто пошел за ним, добровольно назвав его вождем после смерти Дыдрака. Он высоко поднял топор привлекая внимание и закричал что есть сил.
- ОРКАНЫ!!! СТРОЙСЯ, ЗА МНОЙ!!!
Все он только этого и ждали. Завязалась рукопашная и бить из луков по своим, они не могли. По плану вождя они и должны были бить врага южнее, когда на правом фланге будет кипеть ближний бой. Табатры сменили луки на мечи, топоры и сабли, а потом с ревом бросились по дороге на юг. Скача на своем волке впереди, он подал сигнал воинам на стенах и три тени мелькнули за полуразрушенными укрытиями, едва не обгоняя вождя. Сейчас вторая засада получит сигнал к атаке, а он со своими двумя сотнями, займет позиции в руинах посада.

Порядки титлан на правом фланге перестроились, разворачиваясь к оркам всем фронтом, но и орки не просто за всем наблюдали. Обороняющихся было меньше и Гролл это понимал, поэтому вожди и готовили свои укрепления. Между наколоченных рогатин уже выстраивались стройные ряды, готовые встретить врага во всеоружии. Деревянные сооружения не позволяли титланам использовать численное преимущество, а разобрать их под градом сыплющихся ударов не так просто. Стройные стены из щитов двинулись на шаг синхронно, под гортанные крики старших. Схватка закипела в один миг, копья целили выискивая щели, топоры били в щиты, мечи кололи и рубили. Единый строй титлан то продавливался под натиском опытных уруков, по выгибался оттесняя их обратно, но в этой схватке силы были равны, однако Белый Волк этого не видел.

Его две сотни заняли позиции в руинах пригорода и вели вялый обстрел приближающегося врага, но основная часть воинов уже держала сталь, а не луки. Титлане все приближались и уже почти добрались да первых домов, как со стены по правую руку сорвалась зажженная стрела. Стрела вспыхнула и полетела за спины вражеского строя, в сторону леса, но реакции не последовало. Уже давно рассвело и воины Гролла рассредоточились меж домов. Так же как и он сам, они прижимались к остаткам стен, приседали за грудами камней или остатками горелых бревен, поэтому ответные стрелы их мало беспокоили, но вождя волновало то, что засада не реагирует на сигнал.
- СИГНАЛЬ ЕЩЕ! - кричал он прижимаясь к стене одного из домов и придерживая при себе волка.
И стрелы полетели. Еще одна, затем третья, но вскоре зимний лес встрепенулся. Потяжелевшие от снега ветви раздвигались или с хрустом ломались, а на снег выскакивали табатры сидевшие в засаде, но бой уже начинался. Оставалось надеяться что они подоспеют что бы ударить в тыл.
-  В БОООООЙ!!!
Его, окрашенное белой краской лицо, исказило гневом, он хотел убивать. Волка он отпустил одним движением и тот сорвался с места. Зверь явно желал схватки, но обученный, дрессированный зверь повиновался. Сейчас он бы просто погиб, сейчас битва пехоты. Волколак на много умнее обычной собаки, табатры не с проста так считают, потому он повиновался и убежал проч. Гролл покинул укрытие следом за зверем, но в другую сторону и присоединился к схватке. Титлане шли строем, уверенным и надежным. Им не было помехой и тесное пространство. Нет, свое большое построение им пришлось разбить на более мелкие, но каждый воин врага знал место в строю как собственное имя, однако вождь не собирался умереть слишком быстро. Один из табатров ловко достал титланскую голову, которая слишком высунулась над щитом и была пробита чеканом, но и орк поймал удар копьем в горло. Освободившееся место занял вождь и выбил крупную щепку из щита титланина, вставшего на замену убитому. Сразу два копья нацелились в его голову, но верный щит помог отмахнуться и перерубить одно из них топором. Белый Волк бил со всей яростью, вкладывая в каждый удар всю силу и с четвертого удара, державший щит воин, оступился. Упавшего прикрыли его товарищи из глубины строя, но вождь достал его ногу топором. За это он поплатился глубоким порезом - копье вспороло рукавицу и рукав одежды.
Обе стороны бились на ограниченном домами пространстве, попеременно теряя воинов, но потом снова накатывая друг на друга и начиная молотить по новой. Отступив в тыл и уступив место в битве товарищу, Гролл стиснув зубы оценил рану и сплюнул в сторону. Скоро титланам в тыл ударит засада, нужно продержаться и он потянулся к заветной фляжке на поясе.
Он прекрасно помнил чем придется расплачиваться за обретенную силу и потому медлил держа флягу в руке. Обтянутый кожей метал с жидкостью внутри. Отвар сваренный шаманом... И он отпил. Отпил добрую четверть увесистой фляги.
Шум битвы, которая кипела кровавой пеной в нескольких шагах, словно отдалился задалекий горизонт. Привычный дневной свет померк на короткий миг и вождя свело судорогой. Вновь, как и в Анхартском лесу, горло и желудок обожгло огнем, а по мышцам текло пламя. Все его тело горело от избытка силы, а бездействие начало отзываться ноющей болью. Вождь медленно поднимался с колен и звуки начали возвращаться вместе с ясным умом, но вместе с тем пробудился его внутренний зверь. Белый Волк снова покажет свой кровавый оскал. Враг будет захлебываться кровью видя его лик перед смертью! И он встал, встал и начал раздвигать воинов пробираясь к врагу.
- Дорогу! ДОРОГУ!!!
Орки расступились ровно на столько, что бы дать дорогу вождю. Титлане, посчитавшие это успехом натиска уже решили расширить брешь, но уже через миг Гролл налетел на их строй. Первые двое были просто опрокинуты на землю. Белый Волк врезался в них прикрываясь щитом и почти не встретил преград.
- Gruumshaag!!! Gulakraiin!!! - это все что слышали титлане из уст безумного орка. Белый волк крутнулся на месте расширяя пробитую брешь, сила данная зельем была слишком велика, но теперь он знал как ее использовать. Он вертелся на месте как безумный берсерк, копейщики не могли использовать сое оружие на такой дистанции, а он забирал новую жизнь с каждым взмахом топора. Взмах и еще один человек лишился головы. Еще взмах и второй воин пал разрубленный почти пополам. Вождь полностью покрылся чужой кровью словно земное воплощение бога войны, но временный успех сменился градом ударов со всех сторон. В щит ударил чей то топор, по шлему лязгнул другой, сразу несколько копий впились в доспех вырывая стальные чешуйки, а особо удачливый мечник добавил еще одну рану разорвав вождю губу. Он с ревом вырвал топор и отсек руку первому же титланцу, взмахнул щитом назад и вмял другому шлем в голову, но строй людей становился плотнее. Гролл рубил не зная усталости, кровь залила ему глаза  и он не желал останавливаться. Он чувствовал что его достали еще несколько раз, острая боль в ноге и плече говорили о ранах, но он рубил и рубил расширяя брешь во вражеском строю, куда уже ломились табатры. Он дождется засаду, они вместе разобьют титлан и отступят к остальным пока те держат путь отхода. Он больше никого не бросит на смерть! Он их вождь и погибнет захватив не меньше сотни врагов!!!
- GARGAAAAAAAA!!!

- Ррааа! - очередной титланин пал под ноги и Гролл размазал кровь по лицу. Кровь была всюду, она облепила лицо тяжелой, липкой коркой. Она окрасила доспех и покрыла топор на всю его длину. Своя кровь, чужая, союзная и вражеская, кругом гибли люди и орки, весь мир для вождя окрасился в цвет крови. Стоны раненых, крики живых, рев победителей - все смешалось в единое целое, составляя такую сладкую песнь войны. Зелье сваренное шаманом бурлило в его крови, он буквально чувствовал это раз за разом поднимая топор. В нем было сил на пятерых, он не чувствовал усталости, но знал чем за это поплатится и потому крушил как можно яростнее. Он сам получил много ран, но продолжал свой неудержимый натиск и его воины следовали за своим вождем.
Он потерял счет времени, он считал время нанесенными и отбитыми ударами, а голову все больше наполнял знакомый туман дурмана. Его щит был уже изрублен, но еще держал удары. Из доспеха эльфийской работы, титланское оружие сделало решето. Мастер сделавший доспех не даром ел хлеб, но каждый пропущенный удар выбивал по несколько чешуек из брони, а правый наплечник уже давно был сорван и затоптан в битве ногами. Но вождь бился не жалея себя. Он возглавил клин который пробил стройные ряды противника и табатры даже потеснили врага на своих позициях, но на соседних переулках орки не имели такого успеха. Сожженные руины пригорода Сусодэ стали местом настоящей бойни. И когда Гролл понял что никто из сражавшихся не отступит, а каждый воин с обеих сторон просто ляжет здесь новым трупом, он услышал как его воины взревели торжествуя. Кто-то из забравшихся на кучу камней табатров, кричал что засада добралась таки до тыла титланского строя. Он что-то кричал про конницу, про обстрел из луков, про то что их обходят, но вскоре его грудь пробило промелькнувшее в воздухе копье и он свалился с кучи спиной вперед. Строй титлан дрогнул, послышались более панические команды титланских командиров, люди начали перестраиваться для боя в окружении, но Белый Волк уже мало что понимал. Его сознание затмило жаждой битвы, его разум потерял контроль над телом которое делало кровавую работу. Все чему его учили с малых лет, все чему он научился сам за годы странствий, все эти знания нашли выход под влиянием зелья. Белый Волк вновь вырвался на свободу и Гролл не мог его сдерживать. Как и в первый раз, в том лесу, он потерял связь с реальным миром, само небо над головой окрасилось в цвет крови. Табатр хохотал, рычал, ревел во все горло и рубил. Он рубил все и всех кто встречался на его пути, он крушил кости щитом и рвал плоть топором, он хотел чужой смерти. Далекие крики и протяжный вой протрубившего рога доносился до его слуха сквозь хаос битвы, но вождь был слишком пьян что бы как то отреагировать. Рог протрубил трижды, а после паузы вновь трижды. Тройной сигнал давал команду отступать, но Белый Волк уже не помнил этого. Прежние условности и тактика остались далеко в прошлом, в другой жизни.
Одним взмахом он прорубил неосторожного мечника от ключицы до пупка и новый поток крови хлынул на землю, еще больше разбавляя месиво под ногами. Он хотел вырвать топор обратно, но могучий удар рослого титланина расколол щит надвое. Лишь зелье да обуявшее вождя безумие помогли ему устоять на ногах. Скользкий от крови топор выскользнул из ладони в след за упавшим врагом, а топор громилы был поднят для второго удара, но он еще не знал какими силами наделило вождя зелье. Гролл поймал летящий на него топор за рукоять и ударом кулака раздробил врагу челюсть. Он еще смог взмахнуть вокруг себя чужим топором оставляя лишь кровь да пустое пространство, но вдруг мир померк. Перед глазами поплыли цветные круги, а руки потеряли свою силу. Топор выпал из разжатых пальцев в грязь, а ноги подкосило бессилием.
- Нет. Нет, нет... не сейчас... - только и прошептал он перед тем как тьма накрыла его и чьи то руки подхватили подмышки.

Орки отступали. Оставшиеся в живых вожди и старшие воины руководили отступлением, но местами оно перерастало в бегство. державшие правый фланг блод-ороки остались верны поставленной задаче и дождались отступающих из руин табатров, а потом сами бросились прочь. Все кто выжил в этой сече стремились пересечь реку и отойти в лес, но не всем это удавалось. Летящие в след стрелы и догоняющая пехота уменьшали количество спасшихся. Все следовали плану, все помнили куда отступать в случае разгрома и все спешили поскорее следовать плану. Замерзшее болото справа должно было стать преградой коннице, а лес скрыть от стрел и остановить преследующих, но вождь Гролл уже ничем не руководил, его раненное тело несли несколько самых верных воинов. Несли прочь от битвы.

Переход из Побег из Дулина

19 Левиэля, ближе к вечеру
Орочий лагерь при Басхвалии

Лениво копыта месили грязь вперемешку со снегом. Хетта прикрыла глаза, вдыхая колючий ветер с запахом псины, мяса, потрохов. Лошадь под ней часто спотыкалась, тяжело дышала, как впрочем, и лошадь идущего справа от неё Корхулага, понуро опустившего подбородок к груди. 
Орки из дозора, их перехватившем на подходе к лагерю пару миль тому назад, шли чуть позади на волколаках, а пара - впереди, и девушка отлично слышала, как звери облизывались на сочные конские задницы. Её лошадь слишком устала даже для того, чтобы бояться. 
Шлем холодил её уши. Бинты на её лице, тряпки, скрывающие грязные серебристые косы - всё это дало шанс не пасть жертвой собственной остроухости. Не стать короткой забавой или рабыней - признаться, это пугало Хетту намного, намного сильнее, нежели гибель в бою. 
Она вошла в шум лагеря и, словно трясина, он поглотил её - треск костров, стук дерева, визг металла, смех, крики, чавки разрываемого зубами мяса, гвалт, лай и ржанье, топот, песни, запах пота - густой и едкий...
Девушка сильнее сжала поводья и открыла глаза, почувствовав, как один из конвоиров - орк с глубокими черными глазами, хищным носом и по-эльфи острыми ушами - пришпорил своего старого волколака, выдавив из него утробной рычание. Тот процокал рядом, и Хетта увидела, как командир спрыгнул со зверя, заставил его остановиться. Впереди хладный ветер гулко колыхал стенки штабной палатки, покрывшиеся бледной россыпью инея.
— Слезай! — Рявкнул тот, сорвав с губ облако пара. Дважды повторять не пришлось. Хетта спрыгнула вниз, хрустнув тонкую корку льда под сапогами. Через секунду вода из лужи уже холодила и без того замёрзшие пальцы ног. Девушка прошла вперёд, тихо выругавшись под нос. Она не стала ждать Корхулага, шагая следом за излишне остроухим орком. Сердце забилось сильнее.
Корхулаг догнал девушку, но та вошла в шатёр первой, погрузившись в непривычную полу-тьму, разбавленную лишь горячим светом костра и долговязой фигуры впереди. Красные отблески тонули в длинных чёрных волосах, всклоченных, словно тень неспокойного пламени. Он стоял спиной к прибывшим, сцепив серые ладони на пояснице.
— Кто такие? — Раздался простуженный голос. Это был не Граг, не вождь. Но явно кто-то приближённый к нему.
— А хрен их знает! — ответил командир дозора, — Вроде свои, только какие-то странные. Говорят, вести у них срочные. Для вождей...
— Вожди заняты более важными делами, — отрезал черноволосый оркан. — Им некогда выслушивать всяких приблуд.
— Из Дулина к Басхвалии идёт войско. — Заговорила Хетта. Её голос скрипел, словно плохо смазанная дверь, но, тем не менее, был твёрд. — Такая приблуда их заинтересует?
Орк обернулся, царапнув по ним взглядом льдистых глаз. Свет от костра отражался в них, как от кошачьих. Хетта очнулась от сонливости - она отлично помнила эти глаза...
— Откуда вести?
— Мы бежали из крепостных темниц. И видели всё сами.
— Сбежали из темниц? — повторил орк и хмыкнул, разглядывая Корхулага. Эльфийка с неменьшим любопытством, чем Перекушенный Клинок, разглядывыла лицо черноволосого оркана. Оно казалось ей тревожно знакомым.
— И как же ты, здоровяк, сбежал оттуда? - Просипел длинноволосый.
— Лучше не спрашивай. Но я бы тебя с удовольствием туда окунул.
Хетта не сдержалась от едкого хмыка. Орк обернулся теперь к ней.
— Покажи лицо, орок. Не так часто встретишь нашего с зелеными глазами.
— Думаешь, я алвка, оркан? — Глаза девушки хищно сощурились. Она подняла сняла шлем, давая орку рассмотреть худое белое лицо с потемневшими бинтами на носу, лбу и частично на подбородке.
— Я не лекарь, но ясно вижу, что... — проговорил волосатик и зашелся в приступе кашля. Смачно сплюнул мокроту на пол, утерся рукавом. Подошёл ближе к Хетте. — Вижу, что твои повязки давно пора заменить.
 Девушка сжала зубы.
— Снимай, — приказал тот. — Я распоряжусь принести новые.
Корхулаг шагнул вперед, не взирая на охрану ткнувшую в него копья.
— Да, ты права, воительница. Она - алвка. И она спасла меня из каменного мешка Дулина. Она спасала меня и билась вместе со мной с титланами, среди которых были и алвы. Надеюсь, насчет меня у тебя нет сомнений? Может ты и меня захочешь проверить, не алв ли я?!
"Воительница?"
Остроухая озадаченно осмотрела орка... ну да, это действительно была женщина! И как она сразу не заметила?
— Возможно, я тебя и проверю. — Орчанка кашлянула. — Позже.
 Она улыбнулась. Уже через мгновение истрескавшиеся губы её обратились в оскал.
— Только я не очень верю в добрые намерения алвов. Уведите его! Ее оставьте и обыщите.
— Оставь его, — Повысить голос у Хетты сил не было, как и на то, чтобы паниковать. — В этом шатре только одна алвка...
Её не слушали, и девушка лишь смогла взглядом проводить скрывшегося прочь Корхулага. На её белом лице заиграли желваки, но опускать взгляд в землю Хетта не спешила. 
— Ла-адно... в плену мне быть не впервой, мхех, - Хетта вздохнула, сверкнув взглядом по фигуре орчанки. — Я снова в дерьме, да. Вещи, — она передала сумку одному из орков — и я.
Увидев, как к ней подходят пара орков, она подняла руку. 
— А раз уж я в дерьме... можно ма-а-а-аленькую просьбу?
Орки замерли. Синеглазая командирша скрестила на груди руки, выжидательно глядя на остроухую.
— Я была бы о-о-очень не против, если бы меня обыскала ты. — Хетта подняла руки, не сдержавшись от сальной улыбки.
Орчанка закатила глаза и вздохнула.
— У меня нет ни малейшего желания играть в твои игры.
Пока она это говорила, эльфийку быстро освободили от меча и кинжалов, ощупали пояс.
— Что ж, твой шатёр, твои правила, воительница, — Хетта пожала плечами. — Ты, право, хотела со мной о чём-то поговорить. И... — она наклонилась, вытаскивая из-за сапога нож, который подала одному из орков, когда обыск был окочен. Урух недоуменно уставился на эльфийку, но кинжал принял. — Пусть в следующий раз твои воины будут внимательнее. У меня не только отменная дупа.
Воительница засмеялась. Закашлялась. Долго прокашливалась и плевалась.
— На мой вкус, у тебя, остроухая есть один существенный изъян... догадайся какой.
И тут же продолжила, без паузы.
— Кто ты, откуда, как попала в Дулин и почему помогаешь нам?
— Можно куда-нибудь сесть? Это будет долгая история... и тебе того же советую, право дело.
— Можешь присесть на пол.
— Что ж, намёк понят, — Хетта качнула головой. — В общем-то, история началась где-то полгода назад. Я очнулась в дулинском лазарете, где мне сказали, что я с херу свалилась вниз головой на крышу конюшни. Когда я очухалась и пошла на поправку, то не помнила даже своего имени, не говоря уж об остальном, мхех. — Она усмехнулась, — титланам я показалась очень уж подозрительной, и они бросили меня в казематы на всякий случай. Говорили про какую-то алвскую курву с сопляком из Каркохтара, мол, не она ли я, но это уже не ва-а-ажно... я оказалась в темнице, и так уж вышло, что с Корхулагом - тем орканом, которого ты так невежливо вышвырнула - нас разделяла стена. Мы разговорились, и я не сразу ему сказала, что, крхм, алвка. Я пообещала его вытащить из Дулина, и, когда доски сгнили... крхах, можно чем-нибудь горло смочить?
Воительница, взяла кувшин и собственноручно наполнила из него чашу с округлым дном. Передала через одного из воинов Хетте. В чаше оказалось вино.
— Ох, спасительница, — Хетта приняла напиток, качнув головой, - благодарствую, - она шумно отпила и, вытерев губы рукавом, продолжила. - Вот, когда сгнили доски и какашки вышли наружу, отчего в порожняк ссыковали соваться даже сами титланцы, мы выловили момент и перебили надзирателей. Право дело, это было несложно. Через сральню мы вышли в речку-смердючку, а оттуда уже пошли сюда, по дороге перебив отряд из Бронзового Легиона... что ж до последнего твоего вопроса, — девушка едва заметно стала серьёзнее, возвращая опустевшую чашу обратно Лусхаре, — я не знаю ни своего имени, ни прошлого. Я знаю орокский и скверно говорю на титланском. И при этом у меня алвское щачло... и я дупой чую, что именно здесь я смогу узнать хотя бы своё грёбаное настоящее имя, — она сделала паузу. Улыбнулась. — Полноте, не смотри на меня так. Ты разговариваешь со стукнутой алвкой, которая припёрлась к урухам затем, чтоб предупредить о подкреплении из Дулина. Я сделала, потому что так надо. Так - верно.
В конце разговора, в палатку сунулась чья-то рябая морда.
— Лусхара! Тащи алвку к Грагу. Кое-кто узнал ее спутника.
— Что?
— Узнали, говорю, того, второго. Груум Острый Перец и Балаш Чернец ходили с ним в одном загиде у Больга Акулы. Вожди желают их видеть.
— Лусхара... — Хетта проговорила это имя себе под нос, пробуя его на вкус, словно и не обратив внимания на сунувшегося незнакомца. Через некоторое время её уже вели в другой конец лагеря, где у костра заседали вожди. Табатры, блод-урухи, орокуэны, но среди прочих выделялся тролль - высоченный, с птичьим профилем и цепким взглядом. Хетта повторила свой рассказ. На поляне перед костром повисло молчание, которое разорвал уже раннее отмеченный тролль. 
Раздался скрежет. Хорошо различимый скрежет. То Граг Три Пальца почесал острый подбородок. Заговорил, — Не думал, что так скоро...
— Мы гнали лошадей, как могли. Войско подтянется сюда примерно через седмицу...
— А что делать с алвкой? — спросил один из вождей, будто и не обратив внимания на слова остроухой. Серокожий орк с черными татуировками на щеках. К своему удивлению, Хетта обнаружила, что понимает их значение
— А кто ей верит? — хмыкнул другой вождь, орокун с золотым кольцом в ухе. — Связать и посадить под охрану, пока не поймем, что они замыслили.
— Ша! — Граг повернул к нему свое птичье лицо. — Оркана узнали Груум и Балаш. У меня нет причин не доверять своим воинам.
— А ей? — спросил орокун.
— Если он поручится за нее, то и ей тоже.
— Готов ли ты поручиться за эту алвку, Перекушенный Клинок? — Тут же спросил один из вождей, широкий табатр с белой краской на лице и по-совьи чёрными глазами.
— Готов, — почти сразу ответил Корхулаг.
Обоих увели прочь с совета, а Хетте вернули оружие и вещи. Та с облегчением прицепила ножны обратно. 
— Если я всё ещё жива, значит, это повод выпить, - хмыкнула Хетта, пристёгивая ножны. — Пошли  к костру. Ты здорово спас мою дупу, и с меня пинта пива...
— Ша, — отмахнулся блод-урух, — так сделал бы любой на моём месте... но от пива я не откажусь.

19-20 Левиэля. Ночь
Орочий лагерь при Басхвалии


Ночь легла на орочий лагерь у Басхвалии. За частоколом лагеря и земляным валом в чащах густели сумерки. Только подле трескучих костров, разливался свет и приятное тепло. Где-то в отдалении перекликивались часовые, грызлись и повизгивали в загоне волколаки, гудел барабан.
Корхулаг и Хетта сидели возле костра, отогревали замерзшие члены (не те о которых вы думаете), торопливо кусали куски поджаренной оленины, запивали все чистой водой. С пивом и вином с недавних пор в лагере было туго.
К ним подсели два орка – те самые опознавшие Корха Груум и Балаш. Хетта помалкивала, пряча лицо под бинтами и шлемом. Орки, в перерывах между возлияниями и закусью, вели приглушенную беседу – то есть орали не на крайнем пределе глоток. Перечислялись имена, на которые то один то другой орк реагировал, ревом: «Я знаю этого оркана!»  Далее следовал список перечисления его подвигов и достоинств. Опрокидывались чаши – за павших и еще здравствующих. Надо сказать, круг общих знакомых оказался устрашающе широк, причем у многих были одинаковые имена.
— Нунах?! — Корх подскочил, Хетта оторвалась от миски с похлебкой, взглянув на него с вялым недоумением. — Захлебнуться мне нужнике, если я не знаю Нунаха! Он был моим хевдингом когда я ходил в загиде Больга Акулы! Нунах Зоркий прозвище было его! Отвечай, оркан, тот ли это Нунах о котором ты говорил?!
— Это он, — подтвердил орк с отрезанным носом, которого звали Груум.
— Так, где он? — еще сильнее распалился Перекушенный Клинок. — Ведите меня к нему! Если это мой хевдинг, я сожму его в таких крепких объятиях, что у него все гавно полезет наружу. Сколько раз мы бывали в шаге от Гуллакрайна, а он вытаскивал нас своей удалью и смекалкой. Помню, как однажды меня смыло за борт штормовой волной. Он вытянул меня на борт, как рыбу…
— Нунах нынче никого не сожмет. Он в могиле одной ногой…
— Что? Как?!
— Мы были там. Оба. И все видели.
Груум и Балаш, перебивая и дополняя друг друга поведали историю о событиях в Сусодэ. Особенно акцентируясь на своем личном участии. В отношении себя врали безбожно, увеличивая количество сраженных врагов и собственную ярость, но все связанное с ссорой Нунаха и вождями передали сухо и без преукрас. Ну, почти…
В особенно острых моментах Корх вскакивал, потрясал годендагом, с которым все никак не мог расстаться. Потом сел, треснув им об мерзлую землю так, что деревянная основа треснула, а железная полоса оковки отлетела. Скрестив руки на коленях и уронив голову на грудь, долго молчал. О чем-то думал. Наконец протянул.
— Рано мы отпустили ту титланскую курву... как бишь ее... Она бы щас пригодилась...
Хетта закончила есть. Молча отставила тарелку, вытирая рукавом рот.
Корх вздохнул. Раз – другой. И вдруг подскочил.
— Но так где он? Где Нунах? Если он на пороге смерти, я хочу повидаться с ним!
— Корхулаг. — Подала Хетта голос. — Возьми мою суму, к тебе она ближе. Открой.
Она лениво растягивала слова.
— Возьми склянку из синего стекла. Когда тебя свалила огневица, я отпаивала тебя этим. Ты ведь не думаешь, что встал на ноги за считанные дни лишь потому, что так угодно Ыссе? Бери. Раны эта дрянь лечит не менее споро.

19-20 Левиэля. Ночь
Орочий лагерь при Басхвалии

Хетта зябко приобнимала себя за плечи, сквозь ресницы глядя за дрожащим пламенем костра. Она укуталась в плащ, отороченный волчьим мехом, растворяясь в его габаритах. Тепло её разморило, и девушка не сразу услышала голос Корхулага.
— Хетта!
— А? Чё?
— Тебя хотят видеть.
Эльфийка вздохнула, — очень сильно хотят?
— Голос был требовательным.
— Ну-у, раз требователен... — Девушка с кряхтением встала, зябко кутаясь в плащ, — веди, погуторим!
...
Шатёр Лусхары Двуязыкой
В шатре было не так чтобы светло. В центре горел, играя красными отблесками на стенах, костер. В углу мерцала жаровня. Пахло печеным мясом, золой, кислым вином и луком. Лусхара сидела на груде подушек, скрестив по-атраванскому обычаю ноги. В перехваченной поясом исподней рубахе до колен, распустив черные волосы по плечам.
— Садись. — Она жестом указала Хетте на свободные подушки рядом с собой.
Хетта вздёрнула бровь, окинув взглядом сперва подушки. Девушка не сдержалась от лёгкой улыбки.
— Как скажешь, воительница, — эльфийка пожала плечами и уселась, шурша мехом, — придёт день и... ай, ладно. Мы уже вроде как сегодня здоровались.
— Я сожалею, что встретила тебя с недоверием. В твоей крови - сталь.
Пожалуй, это последнее, что ожидала услышать эльфийка, но вида удивления она не подала, глядя, как Лусхара наполняет две простых чаши карминовым ручейком вина. Одну из чаш орчанка подала Хетте.
— Этим утром мой друг и соратник был присмерти. Я собиралась мстить за него. Но теперь все изменилось. Шаман сказал, что зелье твое волшебное и оно отогнало смерть.
— Нунах - друг моего товарища. — Девушка приняла чашу. — Этого достаточно.
— Каждый дар требует отдарка. Я не хочу отделываться золотой безделушкой. Я хочу приподнести что-то такое же ценное для тебя.
— Лусхара, — Хетта вяло усмехнулась, отпив вина, — я пришла сюда, чтобы найти своё прошлое. Это был бы ценный дар для меня, но вряд ли ты знаешь даже моё настоящее имя.
— Что ж... Тогда прими в дар хотя бы мою дружбу. — она помолчала. — Иногда мне хочется иметь подле себя подругу, с которой можно поделиться секретами. Но, к сожалению, я единственная дырка в этом лагере.
— Хороший размен, — Хетта почесала грязные бинты на лице. Не знамо сколько она не мылась, и видок (да и запах) от эльфийки был соответствующий. Она подняла чашу с вином. — Раз такая песня... выпьем за выздоровление твоего соратника!
Чаши стукнулись.
— Ты уже знаешь, кто я. Мое имя Лусхара Двуязыкая.
— Хетта. Под этим именем я знаю себя последние полгода... прозвищ у меня нет.
Лусхара пристально смотрела на неё, отчего эльфийка вновь почесала подбородок. 
— Так ты ранена, Хетта?
— Нет, я не ранена. Но у меня очень характерное лицо, которым в орочьем лагере лучше не светить.
— Сними повязки, — в голосе орчанки прорезались требовательные нотки. — В моем шатре тебе некого бояться. А друзья не должны скрывать друг от друга лиц
Хетта пожала плечами и стянула с лица повязки. Вместе с ними невольно стянулась повязка с длинных серебристых волос. Она предстала перед орчанкой во всей своей эльфийстости - белая, как кумыс, с измождённым, но правильным точёным лицом, обрамлённым выбившимися прядями светлых волос. Фингал и гематомы начали уже сходить.
Лусхара протянула ей вторую чашу, поставила кувшин между ними, так, чтобы при желании каждый мог себе налить.
— Ты не первая алвка которая стала помогать орокам. Сегодня ты изменила мою судьбу, Хетта. К хорошему или худому - не знаю...
— И не вижу смысла гадать... если рядом есть вино, значит, жизнь налаживается. — Хетта налила себе ещё. Задумалась. Алкоголь сделал её мысли тяжёлыми и тягучими, словно мёд. И этим мёдом ей захотелось вдруг поделиться!
— Я... хах... глупо. Ты мне кажешься отчего-то знакомой, Лусхара.
— Ты тоже поразительно напоминаешь мне кое-кого. Те же жесты, манера речи. Не будь ты алвкой, я бы решила, что ты его сестра.
Хетта перестала улыбаться. Чуть нахмурилась, привычно беря кувшин левой рукой. За её движениями не без любопытства следила орчанка.
— Сестра? — Хетта чуть вздёрнула бровь. — Чья же, если не секрет?
— Его имя Вязгар. Он попал в плен к титланам. Кстати, это было в том же Дулине.
Хетта почувствовала неприятный холодок, который её и протрезвил. И острую боль в левом ухе, словно его только что отрезали...
— Так он... погиб?
— Если бы он сбежал, то непременно пришел бы ко мне. Он ведь в мои женихи метил.
Хетта тряхнула головой. Ну и взбредёт же в голову - искать связь с пропавшим орокским воякой, будучи алвкой! Это всё вино бьёт по мозгам, не иначе.
— Да, ты права, пожалуй, — Хетта опустошила чашу и опустила её перед собой. Хмель одолевал её скорее, чем Лусхару. Но эльфийка налила себе ещё. И Лусхара налила себе. А потом ещё и ещё...
— Лусха... п... почему мне всё это кажется знакомым? Почему я, алвка, знаю твой язык и твой народ? — Девушка вздохнула. — Я чувствую, что была здесь, что стояла в строю, но меня саму словно вырезали, как гниющий кусок плоти, оставили дыру, отобрали даже имя... я... ах, не бери в голову. Вино превращает меня в нюню, мхех, — Хетта нарочито беззаботно улыбнулась, чувствуя, что ей далеко не до улыбок.
Лусхара пожала плечиками
— Может, это какое-то колдовство? Знаешь, я успела посмотреть на всякое...
Она поежилась , вспоминая.
— Видела как душу закупоривают в бутылке, как... как муху. Как оживает мертвый камень... Говорят, Бротоборк развлекается подобными фокусами. Однажды он поменял местами пленного алва и болотного змея. Алв начал высовывать язык и пытался ползти без помощи рук, а удав все время пытался подняться на хвост.
— Магия... не люблю я магию, но, возможно, ты и права. — Хетта отпила немного вина, прищурив глаза на свет пламени. Девушка вспомнила свой плен в Дулине. В первый же день один из палачей обкорнал ей волосы перед тем, как бросить в темницу. На следующий день волосы выросли, а Хетта чувствовала себя так, словно не меньше седмицы вливала в себя троллий самогон да гоблинскую текилу... Её снова обкорнали. На следующий день результат был тот же. В конце концов, оставили в покое. А Хетта обещала себе, что когда-нибудь тоже кое-кого обкорнает от собственного скальпа...
— А может ты... ну... — орчанка замялась, а после махнула рукой и налила себе вина.
Хетта вопросительно посмотрела на Лусху и... тоже подлила себе вина. 
Так молча, прерывая тишину разве что плеском вина и глотками, они просидели несколько минут. Хетта стала смешливей, вино заглушило тревогу, а Лусхара начала травить истории со своим походом и неким Катальором...
О том, как пробирались через горы. О том, как их первый раз атаковала какая-то дрянь в горах, похожая на помесь тролля с медведем. О том, как Катальор попал впросак, решая одну из загадок пути, и повел их поначалу в иную сторону. О том, как сама она испугалась, впервые услышав крик призрака...
Хетта с ухмылкой слушала истории, подливая себе ещё вина, а в конце концов спросила, - а-а-а... энтот... Катро... Кра... Катор... тьфу, старикан - кто он вообще?..
— Некромант.
Хетта подавилась вином и кашлянула, с вопросом глядя на орчанку.
— Это вообще была запутанная история. И мой самый невероятный поход...
Лусхара поведала Хетте о Мерге, встрече с ним в холодных горах. О Каркохтаре расказала сжато. Умолчала, но умолчала столь выразительно, что Хетта догадалась, о том, что произошло между ней и Мергой в псоледнюю ночь. Закончила признанием, что нагловатый сорвиголова был чернокожим алвом-подростком, скрывавшимся под личиной орка. Поэтому она с таким подозрением приняла их слова первый раз.
Хетта задумчиво хмыкнула, вспомнив рассказ Корхулага о том, как тот встал на защиту израненного мальчишки-дроу. Это совпадение показалось ей забавным, но она не придала ему значение. И правда, история была невероятной... и она объясняла, почему Хетту с таким остервенением титланцы бросили в казематы! Вот уж действительно ирония.
Истерзанное алкоголем тело просило сна. Эльфийку шатало, веки её слипались и, видя это, Лусхара разрешила той остаться на ночь в её шатре и даже дала подушку со шкурой. Эльфийка укуталась и почти сразу провалилась в сон, не слыша ни шагов орчанки, ни её речей...

20 Левиэля. Утро
Орочий лагерь при Басхвалии

Хетта с неохотой разлепила веки. Тело ныло, слегка побаливала голова, а язык был суше пик атраванских каньонов. Особенно болела задница. 
Она увидела над собой белое пятно лица, обрамлённое рыжеватыми всполохами светлых волос. Острые уши. Подросток-эльф? Да, раб. Проморгавшись и присмотревшись, Хетта заметила вместо характерных зелёных карие глаза.
Должно быть, полукровка.
— Чего тебе, сопляк?
— Госпожа? Уже утро, госпожа...
— Принеси пиво... или воды... хоть что-нибудь, глотка трещит аж... — Хетта не торопилась вставать, проведя по лицу ладонью. Мальчишка убежал и споро принёс воды. Эльфийка с неохотой села, сбросив с себя шкуру. Приняла чашу с водой. Пока пила, краем глаза заметила, как раб глядит на неё - со страхом, надеждой и... презрением что ли?
Хетта встала, похрустывая шеей. — Право дело, не смотри на меня так. 
Девушка неспешно сокрыла лицо под бинтами, заправила серебристые локоны под платок. Надела шлем. Поборола в себе желание вновь лечь и закутаться в шкуру и раздвинула ткань шатра. Свет холодным кинжалом полоснул по глазам, выдавил слезу, а от хрусткого ледяного воздуха Хетта кашлянула. Вдохнула глубже, щурясь и кутаясь в плащ.
Лагерь, казалось, ещё не проснулся. Рабов не было вообще (не считая того щуплого полукровку). Костры пустовали. Редкие орки лениво бродили по лагерю. Хетта остановила одного из оставшихся - ниже её на голову орокуэна с дредами цвета ржавчины.
— Где все?
— Охраняют рабов у реки. — Буркнул тот, пройдя мимо.
Хетта почесала затылок. Села на пень перед ближайшим из костров и бездумно уставилась в догорающее пламя... но недолго так сидела. Острый эльфийский слух среди прочего редкого шума заметил ещё и треск дерева, тяжёлое дыхание, удары и свист рассекаемого воздуха. Повернулась на пне и увидела, как в окружении нескольких уже изрядно покоцанных деревянных столбов тренируется Лусхара. Колючий зимний ветер пронзал до самых костей, но она была в одной рубахе, прилипавшей к её сильной спине и грудям... 
Хетта встала и, хрустя снегом, зашагала к орчанке. Та была слишком увлечена кромсанием столбов, чтобы заметить, как эльфийка выбрала себе на свалке оружия тесак по руке и подошла к Двуязыкой на несколько шагов. 
— С добрым утром, Лусхара. — Подала голос эльфийка через некоторое время. — Вижу, время ты зря не теряла...
Орчанка обернулась и улыбнулась. И вернулась к прежнему занятию.
Наконец с третьего удара гвизарма плотно застряла в бревне крючьями и девушка, ругаясь, словно орокский рейдер, нашедший ногою партизанскую ловушку, выдрала её.
Хетта подошла к ней сзади. Не очень умно, но эльфийка знала, чем это могло кончиться, и в момент, когда Лусхара выдрала гвизарму и с разворота атаковала эльфийку - та подняла свой тесак. Звон, искры - но левая рука, сжимавшая рукоять меча, осталась тверда. Хетта хитро ухмыльнулась.
— Это было близко.
Лусхара убрала гвизарму, хищно улыбнулась в ответ. По-птичьи склонила голову на бок, перехватывая оружие двумя руками за древко. Хетта отошла на пол-шага, поднимая тесак перед грудью. Словно зверь, она зашагала вокруг орчанки, готовая к атаке. Держа оружие перед грудью, она неспешно провела свободной рукой по внешней стороне тесака. От гарды до рыжего кончика меча... лезвие сверкнуло - и Хетта нанесла рубящий удар. Сверху вниз, по диагонали.
Лусхара сместилась на пол шага, пропуская клинок мимо себя. Ударила тупой стороной гвизармы - толчком в бок. Эльфийка рванула вверх опущенный кончик тесака и отбила древко прочь.
Лусхара отступила на шаг. Развернула гвизарму остриём - и оно сверкнуло перед глазами эльфийки, стремительное жало скорпиона. Хетта пропустила свист лезвия мимо уха. Шаг вперёд - подсечка.
Орчанка рухнула на задницу, и Хетта не теряя времени, занесла тесак для рубящего удара...
Лусхара зарычала от боли и зажмурилась, когда попыталась оттолкнуться гвизармой в сторону. Хетта успела остановить удар у самой ключицы. Двуязыкая, держась за живот, медленно встала.
— Все нормально. Я забываю, что уже не столь гибкая, как прежде.
— Не такая гибкая, как прежде? — Хетта вздёрнула бровь, а затем спросила тише, словно оглушённая догадкой. — Так ты...
— Продолжим?
Хетта, не успев даже придти в шок, кивнула. В этот же миг Лусхара рванула вперёд с подсечкой, но эльфийка отпрыгнула. Орчанка вновь разорвала дистанцию. Вновь рванула вперёд - гвизарма чуть не вонзилась в белое лицо Хетты. Вновь остриё перед грудью. Лусхара вращает его, сохраняя дистанцию. Неясно, куда придётся следующий тычок. Воздух порвал свист лезвия. Хетта отбила удар в грудь, чувствуя как лезвие смещается, проходя в опасной близости от бока...
Но эльфийка вновь пытается приблизиться. Хруст снега под ногами заглушает тяжёлое дыхание.
Вновь уворот от удара в голову - гвизарма проскользила по шлему Хетты, поднялась и, кажется, вот-вот бы упала на её ключицу - но эльфийка поймала древко. Со скрипом сжала его перебинтованной и намокшей ладонью.
Когда Лусхара с рыком рванула на себя гвизарму, Хетта поддалась порыву и тут же попыталась врезать орчанке рукоятью тесака под челюсть. Та ушла в сторону. Подсечка под колено - но Хетта стояла твёрдо. Тяжёло дыша, орчанка осклабилась и завалилась на спину. Хетта только и успела сказать "кха!", как получила удар ногою в грудь и кувырком перелетела через свою противницу. Немного проскользила по истоптанной холодной земле - её остановил недобитый Лусхарой деревянный столб. 
Хетта ловко поднялась, глядя, как чуть медленнее поднимается орчанка. Пот ручьями стекал по её серому лицу. Рубаха налипла к телу сильнее. Вполне подтянутому, рельефному с очень большой грудью, которая колыхалась в такт тяжёлого дыхания Лусхары. Дышала она к слову так, что пар с её губ обращался в подобие тумана.
— Всё ещё желаешь продолжить, Лусхара? — Хетта не торопилась атаковать вновь, опустив кончик сабли к земле. Она медленно шла вокруг орчанки.
— А что, я слишком сильно тебя бросила?
— О-о-о, нет, право дело, мхах. Меня бросали и посильнее. Билась когда-нибудь башкой о крышу конюшни?
— Не жажду. 
— Вот и правильно. Скверная штука...
Лусхара рванула вперёд. Укол в ногу. Хетта отбила кончик гвизармы к земле, когда увидела летящее к её челюсти древко. Одновременно и сама вновь попыталась ударить рукоятью тесака под челюсть...
Уворот, смачный звук удара и...
И Лусхара шумно рухнула на спину, потирая ушибленную челюсть. Гвизарма улетела также прочь. Хетта подошла к орчанке и подала руку — Ты как?
— Н... нормально. — Лусхара взялась за протянутую руку и, шумно дыша, поднялась.
— Не знаю, как ты, а я жрать хочу, Лусха, — Хетта размяла шею, только сейчас заметив порез на поддоспешнике — Вот срань! Ещё стеганку штопать...
С досадой эльфийка отправила тесак в ножны.
— Гороховая похлебка, — Лусхара принюхалась к запаху плывущему от костров. Скривила нос. — Фу! У нас последнее время не стало свежего мяса. Еще чуть-чуть и начнем жрать рабов. Ха-ах... это шутка.
— С луком переборщили, — добавила Хетта, тоже принюхавшись. — Право дело, я сейчас съем практически, что угодно!
Тут остроухая, конечно же, безбожно врала, ибо, как бы ни была голодна, всегда сохраняла вкус и гордость. Еда, конечно, должна утолять голод, но и удовольствие приносить тоже должна!
— А я бы поискала чего получше.
Орчанка нашла свой плащ, накинула на плечи, стряхнув с него снежинки.
— Но сначала хочу сполоснуться. А то что-то разгорячилась я, мысли всякие лезут...
Хетта задумчиво посмотрела вслед орчанке. А затем сказала.
— Хорошая идея. Я с тобой.

Подобрав меховой плащ, который все это время пролежал в стороне от их импровизированной арены, женщины пошли к воде.
Мимо лагеря, огибая Басхвалию с Востока, протекала небольшая речушка. Эти края не знали настоящих морозов. Лед прихватил тонкой коркой реку у берега, а на середине матово переливалась темная вода.
Лусхара равнодушно прошла мимо припорошенного снегом лошадиного скелета с останками упряжи – свидетельства давней вылазки горожан. Потопталась по хрупкой ледяной корке у самой кромки воды, с видимым удовольствием вслушиваясь в ее хруст.
Хетта развесила на ветках оружие. Сняла рубаху единым движением - схватив по бокам и стянув через голову, оголив довольно крепкие плечи и спину. Затем скинула сапоги с вонючими портянками, штаны и портки. Следом, на ворох одежды, легли закрывавшие лицо бинты. Неспешно вдохнула чистый воздух. Зарылась пальцами ног в песок и... сиганула вперёд, с обрывчатого берега, попой проломив тонкий лёд.
Брызги долетели и до Лусхары, которая, воткнув в рядом гвизарму, торопливо сбрасывала остатки одежды, по примеру подруги бесстыдно обнажая себя до нага. К радости группы орков, варивших похлебку на пригорке, шагах в двадцати от реки.
Коротко разбежавшись, она с треском плюхнулась, доламывая собой оставшийся лед. С головой скрылась в темной воде, оттолкнулась ногами от рыхлого дна. Вынырнула. Откинула за плечи прилипшую к грудям косу. Протерла глаза. Рядом из воды показалась голова Хетты. Лёжа на воде, эльфийка выплюнула струю, словно кит. Поднялась, встала рядом, отпихивая рукой мелкие льдинки. Длинные серебристые волосы потемнели, прилипли к белым персям, делая Хетту похожей на русалку... только внешне.
Лусхара покосилась на группу орков таращившихся на них с пригорка.
— Представь, что их нет,— буркнула она.— С тех пор как я оказалась чуть ли не единственной дыркой в войске, они ходили за мной как телки за мамкой. Не останавливало даже то, что я дочь вождя.
— Нехай глядят, мне-то что? — Хмыкнула эльфийка. — Или тебя всё ж смущает? 
— Поначалу раздражало, — призналась орчанка.— Загид отца — небольшой и меня в нем воспринимали как соратника, а не как деву. Но в войске Корбака преобладали горные орки, а у них редко позволяют женам носить оружие. На меня смотрели как на невиданное диво. Конечно, простым вниманием, дело не ограничивалось. Иной раз по лагерю пройдешь — как в бочке с огурцами искупаешься. Но хватит о них...
Она кашлянула.
— Давай выбираться.
Морозец прихватывал. Вода холодила разгоряченные тела. Несколько раз нырнув, Лусхара направилась к берегу. Хетта доплыла первой, зашагала по мелководью, выжимая на ходу волосы, вытряхивая из ушей воду. Выйдя на песок, она сняла с ветки оружие и потянулась за бинтами, когда над нею нависла массивная угловатая тень. Эльфийка подняла голову. Откинула волосы. Увидела.
Орк. Из белых. Невысокий, но непомерно широкий, с размахом плеч как амбарная дверь. Скошенная челюсть хищно шевелилась, в маленьких свинячьих глазках, разделенных безобразным шрамом на месте носа, горела плохо сдерживаемая злость.
— Почему у этой рабыни оружие?!
— Сам ты рабыня, пёс смердячий, — Флегматично буркнула Хетта, хотя вопрос был обращен явно не ей.
Сощурилась. Добавила с едкой усмешкой.
 — Та не надрывайся ты, пупок порвёшь. Дыши глубже, приятель.
И только тут заметила, что безносый блод-урух не один. За его спиной еще двое, помельче. Выпученые зенки Безносого, да и все лицо в целом, стало напоминать цветом свеклу.
— Ах ты...
Хетта схватилась за меч, но достать не успела.
— Ша! — Гвизарма Лусхары уперлась ему в грудь.— Ты знаешь, кто я?
Орки нехотя перевели внимание на нее. Воительница была абсолютно голой. Оливоквая кожа покрылась мурашками. Вода струилась с ее волос по плечам, охватывая полную грудь, скользила по животу к треугольнику, с ежиком жестких волос, стекала по внутренним сторонам бедер.
— Дочь Грага,— буркнул Безносый, не зная на чем остановить взгляд, меряя им Лусхару с головы до ног и обратно.
— Отлично, значит, не придется ронять тебя мордой в навоз.
Лусхара чуть отодвинула оружие.
— Слушай внимательно и передай остальным. Эту алвийку зовут Хетта. Она - моя рында. Она носит свой меч по праву и ее уши и происхождение не должны никого колыхать. Это понятно? 
— Алвка,— орк презрительно фыркнул.— Рында... А что же... понятно.
— Эта алвка убила четырех мужей, пока шла сюда. И принесла такие вести, что совет вождей дозволил ей находиться средь нас. Ее признали орканом и если ты хочешь это оспорить, то можешь начать с Зодака Огнепала, в чьем загиде ты кормишься. Только думается мне, эта авлка нашампурит тебя раньше чем ты поднимешь свой меч.
 Орк слушал и шевелил мозгами. Не то чтобы его испугала угроза быть убитым Хетой... нет, он с удовольствием бы принял вызов на бой, но оспаривать решение собственного вождя не стремился. Одарив Хетту презрительной улыбкой, он и его спутники удалились.
Лусхара зашлась в приступе кашля и набросила на свои плечи плащ.
— Пойдем ко мне. Что-то здесь... насмердело...
— Да, сейчас, сапоги натяну, — Хетта подтянула к себе обувь. Сказала тише. — Так, значит... я твой рында?
— Это охладит некоторых дупоголовых дуподрюков, считающих, что они умнее всего совета. Да и ты можешь от этого отказаться. Я привыкла рассчитывать на себя.
Хетта ответила, почти не раздумывая.
— Не откажусь.