Утер Манн
2. Дата рождения:
3010 год четвертой эпохи 17-ого дня сечен
3. Раса:
Человек (тавантинец)
4. Ремесло/Род деятельности:
Капеллан ордена святой инквизиции
5. Внешность:
Ростом 187 сантиметров, Утер обладает крепким телосложением. Само же тело покрыто многочисленными ожогами и шрамами, кои являются напоминанием о каждой его схватке с врагами ордена, а уж спина так и вовсе представляет собой кусок изувеченной плоти, которую он сам истязал на протяжении долгих лет. Длинные русые волосы вместе с густой бородой придают инквизитору суровый вид, а выразительности ему добавляют пышные брови. Нос с небольшой горбинкой вместе с выступающими скулами создают впечатление, будто небесно-голубые глаза слегка «впали». Обычно взгляд их мягок и благосклонен, но он способен в одно мгновение превратиться в сосредоточение праведного гнева, что морально испепеляет еретика и вдохновляет братьев по оружию. Руки же грубы, так как привыкли за долгие готы держать оружие и умело орудовать им во имя всевышнего блага. В качестве одежды всегда выступает форма ордена, которая им же и выдается, за исключением тех случаев когда необходимо скрыть личность капеллана.
6. Характер:
За сорок три года Утер Манн преобразился из фермерского мальчишки в праведного защитника веры, что тверд в своих убеждения и религии. Капеллан ведет достойный образ жизни, следуя святым заповедям, однако он не видит ничего греховного в женской красоте, влечении полов, кубке вина после славной победы и т.д. Греховны не сами пороки, а их обличье, которое они способны принимать, поэтому многие церковники и отказывают себе во всем, в то время как Манн предпочитает держать слабости людские на коротком поводке, не позволяя им стать грехом. И надо признаться, что в этом Утер преуспел, ведь вера его сильна и не позволяет сойти с благого пути. Инквизитор с радостью готов исполнять свой долг, становясь щитом для нуждающихся и оберегая их от зла, поддерживая оступившихся. В общении же добродушен и мягок, но пустой болтовне предпочитает факты. За многие годы научился он смирению и терпению, да и служба требует этих качеств. Все же в империи полно личностей неграмотных, которые не способны трезво оценивать те или иные деяния да суждения, а потому и относится нужно к ним снисходительно, что Утер и делает. И не дай бог вам посчитать служителя инквизиции мягкотелым, в нем бушует праведный гнев, настоящая фанатичная ярость господня, которую он готов обрушить в случае необходимости на врагов церкви будь то оскорбительная и неуместная шутка, откровенная ересь или бой с богомерзкими выродками.
Приобретенные черты характера
Взгляд в бездну:
-1 штраф к силе дня
7. Способности:
Подконтрольные силы:
Сила Дня (Божественная защита) - средний *
Магические:
Стойкость к ядам и болезням - средний
Чутье на магию - низкий *
Сила дня - иммунитет к проклятьям - высокий *
Узреть истину - низкий *
Боевые:
Фехтование мечом - средний
Прикладное фехтование - высокий
Бытовые:
[*] - улучшено или заработано
8. Имущество:
Скарб
Молитвенник
9. Биография - часть 1:
-Капеллан Манн. – Обратился к Утеру седой старец, который всем своим видом походил на доброго волшебника из многочисленных сказок, что рассказывают крестьянским детям их матери перед сном. В нем действительно сочетались мудрость, знания и опыт, но вот доброте места не было, лишь холодный расчет и вера в свое дело. Марк Абрель провел в инквизиции всю свою жизнь и зарекомендовал он себя как прекрасный дознаватель и следователь, только вот работал он не с еретиками, а с другими членами инквизиции, отчего те явно побаивались его. Основной задачей Абреля являлось ведение следствия против своих братьев, которые были уличены в измене, ереси и прочих не богоугодных делах.
-Инквизитор Абрель. – Ответил с легким кивком головы Утер, опуская взгляд в знак покорности.
Глядя на обвиняемого, Марк поправил свои седые волосы, убирая их назад, да после небольшой паузы заговорил, как ни в чем не бывало, будто ведя обычную светскую беседу. В его голосе не было ни неприязни, ни отвращения – лишь холод и непредвзятость истинного судьи.
-Вы обвиняетесь в убийстве семьи купца, - не вспомнив имени сразу, Марк Абрель начал перебирать свитки на столе, пока не нашел нужный, все же возраст брал свое,- да, семья местного купца Фридриха Гхерта. Среди убитых сам господин Фридрих, его жена Марта Гхерт и дочь Луиза Гхерт.
-Я прекрасно знаю зачем вы прибыли и что вам поручено. – Лишь ответил Манн, возвращая взгляд к своему собеседнику.
-В таком случае, капеллан, надеюсь на ваше благоразумие. Вы ведь прекрасно знаете насколько убедительными могут быть инквизиторы на допросе. – При этих словах Марк как бы невзначай положил руку на дорожную сумку, что покоилась на столе среди многочисленных записей. Но важна была не столь сумка, сколь её содержимое – инквизиция весьма изобретательна в устройствах, что способны выведать самые страшные тайны души. Далеко не каждый способен выдержать и десятой доли тех страданий, что обрушаться на них, ежели дать дознавателю повод.
-Да, инквизитор Абрель. Моя совесть чиста перед богом и инквизицией, ровно как мои помыслы и деяния.
Слегка усмехнувшись, старик убрал руку с сумки и потер указательным пальцем сморщенную переносицу, слегка зажмурив глаза – от тусклого света у старика явно болели глаза, но вскоре он продолжил допрос после небольшой паузы:
-Это смелое заявление для того, кто самолично вырезал целую семью. К сожалению, архивные записи о вас гонец доставит лишь через сутки, поэтому прежде чем мы перейдем к подробностям этой кровавой бани…
-Правосудия, господин инквизитор. Это был акт правосудия. – Вставил свое слово Утер, не желая того, чтобы его называли мясником.
-Не дерзите, капеллан Манн, спокойствие и смирение – есть благодетель, которым учит нас Единый.
-Мои извинения, инквизитор. Я не хотел вас перебивать.
-Так вот, расскажите о себе. Все, что помните с самого детства. Мне важно знать с кем я имею дело, а как прибудет гонец мы и проверим насколько вы были откровенны, и это напрямую повлияет на приговор, который будет вынесен. Исповедуйтесь, капеллан, у вас не должно быть тайн от церкви.
Глянув на писаря, что все это время вел в своем углу протокол, Утер Манн начал свой рассказ, переведя взгляд на пламя одной из свечей и все глубже погружаясь в воспоминания.
Меня зовут Утер Манн. Родился в семье фермера Карла и Элли Манн, буквально в двух часах верхом от Холвуда, приятно оказаться в родных краях, кстати. Есть младший брат Эрик и старшая сестра София. Я с ними не виделся уже очень долго, не думаю, что они меня числят среди живых. Будучи мальчишкой, я помогал отцу на ферме и собирал для матери в лесу грибы и травы, из которых она готовила чудесные супы. Некоторые же растения да корешки она сушила и отдавала нашей местной знахарке, дабы у той были нужные ингредиенты для её снадобий. Это была своего рода благодарность за то, что старушка Гвен помогала страждущим бороться с болезнями.
-Старушка Гвен? Гвен Латиель, за которой вас сюда и направили изначально? – перебил вдруг Абрель рассказ Утера.
-Да, инквизитор, она самая. Не думал, что она доживет до этих дней – в моей юности она была уже в почтенном возрасте. – Ответил Утер, вырвавшись ненадолго из плена воспоминаний.
- Вот уж не думал, что история получится такой занимательной. Член инквизиции лично знал обвиняемую и сам оказался под судом. -Слегка усмехнулся дознаватель, закрутив ловким движением пальцев свой ус.
-Неисповедимы пути господни, господин Абрель. – Лишь смиренно произнес капеллан, бросая мимолетный взгляд на писаря, что вел в углу протокол.[/size]
-Разумеется, капеллан, продолжайте.
Когда мне было тринадцать лет отроду, выдался крайне неудачный год – урожай был скудным и наша семья голодала. И не знаю был ли на то божий промысел, но неподалеку от нас остановился вербовщик имперского легиона со своими людьми. Ох сколько же у них было с собой провизии, я за версту чувствовал запах свежего хлеба. Мои плоть и дух были слабы тогда и я пошел на воровство.
-Нарушили вторую заповедь «не воруй», капеллан? – Вновь прервал повесть Утра господин Абрель.
-Да, инквизитор. Но вспомните первую заповедь «не отними чужую жизнь ради потехи или наживы, но не ради пропитания или спасения ближнего своего». Полагаю, что воровство ради спасения от голода грехом не является. - Без колебания ответил обвиняемый, твердо уверенный в своей правоте.
-Может и так, Манн, но воровство остается преступлением в рамках закона.-Все верно, господин Абрель. И мое преступление было вскоре раскрыто.
Вербовщик со своими солдатами объявились на нашем пороге буквально на следующий день, обвиняя моего отца в воровстве. Съесть мы успели не так уж и много, и нашей семье пришлось отдать и украденную мною еду и наши и без того скудные запасы, но этого было мало. Хоть я и признался сразу в содеянном, но вербовщик потребовал, чтобы меня наказали по всей строгости закона, либо же отдали в легион на службу во имя искупления. Кажется, он просто-напросто упивался своей властью. Выбор был невелик, и я отправился в ряды легиона. Горькое было прощание с родными, но тот вечер я помню смутно. Лишь лица, полные горя.
Последующие несколько лет я провел с легионом, служа в тринадцатой кентурии. Но был я там не в роли рекрута или оруженосца, я был рабом. Надо мной издевались, всячески потешались, житья не давали. В этом дерьме, которое назвать жизнью язык не повернется, моим единственным утешением стала молитва. Я искренне надеялся, что все происходящее не просто стечение обстоятельств из-за моего глупого решения. Забвно, что солдаты частенько говорили мне, если хочешь украсть, то кради так, чтобы не попасться. И они крали у своих же, а обвиняли меня. Думаю о последствиях подобных инцидентов говорить излишне. А проснуться посреди ночи от того, что на тебя вывалили бочку с конским навозом – вскоре стало обычным делом. Клевета, гордыня, чревоугодие – я видел все грехи, я жил среди них. Порой люди настолько омерзительны, что лишь один взгляд на них пробуждает в тебе гнев. Пять лет показались мне вечностью и моему терпению пришел конец.
В наш лагерь прибыл демонолог инквизиции вместе со священником, они должны были рассказать легионерам как выявить присутствие темных сил, дабы не было лишних жертв при встрече с ними. Приняли гостей холодно, в основном из-за демонолога Эрика Орлея, в то время как на священника Молитье внимания попросту не обращали. Орлей вызывал у солдат страх, а те обвиняли его в ереси за спиной. Они боялись того, чего не понимают и потому вели себя как полные идиоты, приписывая всевозможные грехи Эрику. Человек пришел научить легионеров защищать себя от сил, с которыми никто не захотел бы столкнуться, а в ответ получил лишь оскорбления и насмешки. Этого я принять не мог и огласил грехи каждого из моего десятка и ещё с дюжину из других десятков Кентурии, пока меня не остановили. Было все прилюдно, чтобы каждый слышал и был на виду. За такую дерзость меня, восемнадцатилетнего сопливого мальчишку избили до полусмерти. Валяясь в грязи со сломанными костями и истекая кровью, я смотрел в голубое небо, любуясь солнцем, что так приятно согревало обессилевшее тело. У меня было столько ранений, что боли я уже и не чувствовал. Лишь солнечное тепло. И потом темнота, я думал, что настал мой час встретиться с Единым. Глупая была мысль- то склонился Молитье надо мной, заслонив своим ликом солнце. То, что он сказал мне тогда, я запомню до конца своих дней: «Крепись, дитя, и молись со мной создателю о скором исцелении. Эти люди хуже варваров, но есть и достойные. Вера – наш щит, ярость – наш меч». После этого сознание я потерял.
Очнулся же уже в Айронхерте, в обители святой инквизиции. Первое, что я увидел, был высокий каменный потолок лазарета, а до моих ушей донеслись молитвы, которые читали клирики. Их голоса, они были похожи на музыку, словно сам господь коснулся их уст и этого места. За годы проведенные в кентурии я и позабыл как прекрасен мир, но осознал всю его красоту и величие, находясь в стенах ордена. На больничной койке я пробыл порядка двух недель, пока разум окончательно не вернулся ко мне после побоев. И вернулся он ко мне как раз кстати, меня пришел проведать Жан Молитье, тот самый священник. Помню его пухлое лицо, сияющее улыбкой, казалось, что у него всегда отличное настроение и эта аура счастья была так заразительна. Жан и рассказал мне, что после моего избиения он приложил все усилия, чтобы жизнь не покинула мое тело, пока демонолог Орлей грозился, что виновные за подобный дебош буду молить о том, чтобы их отдали темным духам на растерзание, лишь бы их наказание закончилось. И виновных действительно осудили, а в тринадцатой кентруии после всеобщего оглашения грехов руководство наконец-то решилось навести порядок. Собственно по этой причине я и оказался в обители инквизиции.
Утер Манн, фермерский недомерок обвинил солдат легиона в грехопадении, потому что так было правильно, потому что это была правда, потому что в душе его бушевал гнев и обида. Молитье был убежден, что лишь человек сильный духом и верой способен нести глас истины, а потому вместо того, чтобы оставить меня на попечение лекарю, доставил в Айронхерт. Да и несмотря на то, что виновные понесут наказание, путь в мою кентурию мне был заказан, уж в ближайшем будущем так точно. Под свое крыло меня взяла инквизиция. И знаете что, Абрель? Она стала для меня домом, впервые меня приняли как… Как своего, не было насмешек, не было унижений, не было зла. Но зло было во внешнем мире, гораздо более страшное, нежели шайка ублюдков, называющая себя солдатами. Нет, я говорю про настоящее зло: ведьмы, духи, нежить, колдуны, омерзительные твари, одно лишь существование которых оскорбляет господа. Обо всем этом нам рассказывали на проповедях и занятиях. Единственное, что меня пугало, так это то, что я не скучал ни по матери, ни по отцу, ни по брату с сестрой. Однажды я поймал себя на мысли, что меня с ними связывают лишь наивные детские воспоминания, которым уже давно не было места, с того самого момента как я покинул отчий дом. Теперь орден был моей семьей.
Конечно, меня не приняли в инквизицию сразу, службы в наших рядах достойны лишь твердые телом и духом, те, чья вера способна нести свет и защиту заблудшим душам. Но в тот момент я и был этой заблудшей душой, хоть Жан и верил в меня. Окончательно оправившись от побоев, пришло осознание того, насколько слаба моя плоть, а потому каждый вечер я занимался самоистязанием. В начале, когда впервые при свете луны, что пробивался сквозь крошечное окно кельи, взял я в руки плеть – моя рука дрожала. Окунув её в святую воду, мое тело замерло на мгновение, а разум знал, что молитва поможет справиться с ранами. Резкое движение руки и мокрые ремни врезались в мою голую спину, заставляя упасть на колени от дикой боли. Еле сдерживая крик от невыносимых мук, я замахнулся еще раз, нанося очередной удар, за которым последовал третий, четвертый, пятый… Когда я закончил, перед глазами все плыло, кровь по моему телу стекала на холодный пол, который был украшен кусками моей кожи и мяса, а спина горела так сильно, словно удостоилась божьей кары. Выбравшись из бреда плотских страданий и перевязав спину, остаток ночи был проведен мною в молитвах, которые не возымели никакого целебного эффекта на мое мирское тело. Через пару дней, старшие инквизиторы прознали о моих методах укрепления веры и отнеслись не с укором, но явно неоднозначно. Юные же паладины благородных кровей так и вовсе считали меня конченым фанатиком. Они думали, что наказание должно идти за проступок перед законом или богом, и, зная, что подобных деяний я не совершал, они не могли понять простой истины – как кузнец закаляет сталь, так я закаляю сосуд своей души и веру.
Три года смирения, самобичевания, молитв, обучения грамоте и письму, бесчисленные часы в библиотеках. Все это походило на прекрасный сон, с каждым мигом крепчали мои дух, разум и тело, которые должны служить лишь одной цели – нести Его свет. Но Его свет настиг меня раньше в виде чести быть принятым в ряды инквизиции. Тогда мне исполнился двадцать один год. Поздновато для поступления на обучение, но какая разница, если всю свою жизнь ты отдаешь ордену и богу? После моего официального вступления в ряды инквизиции жизнь не перевернулась, скорее стала просто более разнообразной. Ведь эти года я провел с теми, кого считаю семьей, и они так и оставались вместе со мной. Однако, официальное членство в ордене давало мне равные права с братьями и сестрами, больше я не был иждивенцем. Книг в наших библиотеках я перечитал уйму, так что от части занятий меня освободили, сочтя, что знаний для начала у меня хватает, а вот физическая и боевая подготовка требуют особых стараний. Да, я годами терзал свою плоть и она стала крепче, но уж явно не достаточно сильной чтобы орудовать мечом или молотом. Да и сам бой является настоящим искусством и одной лишь силы мало.
Особое усердие я уделял прикладному фехтованию, нежели занятию с мечом - как показывает практика, меч хорош против мяса, но молот и секира пробьют и панцирь, и доспех, и плотную шкуру куда лучше клинка. Как выяснилось в будущем, я оказался прав в этом суждении. Абрель, а ведь инквизиция дала мне все, что у меня есть. Мои знания, грамотность, вера, обращение с оружием, слово божье, стойкость и усердие – все это дал мне орден. Я даже рад тому, что когда-то обворовал вербовщика, и тому, через какие страдания проходил. Все это сделало из меня человека достойного своей религии. Ещё шесть лет пролетели незаметно, пока меня и других послушников инквизиции наставники превращали в настоящих заступников веры. Настал момент посвящения, и хоть и был присвоен каждому титул паладина, носить его с честью можно было лишь, исполняя свой долг.