Борагус

Родной язык: оркский

4. Ремесло/род деятельности:
Воин, который когда-то учился на жреца и который теперь хочет учиться на некроманта

 5. Внешность:
Рост 185 см, широкоплеч, руки по сравнению с человеком чуть длинноваты. Кожа бледна. В чертах лица преобладают человеческие. Нос с горбинкой. Зубы гораздо острее и крупнее чем у человека. На правой щеке, от уха до уголка губы - нанесен персонажем Феранором. Очень любит выглядеть злее чем есть на самом деле. Для этого рассматривает собеседника недобро прищурив глаза и выдвинув вперед и вбок нижнюю челюсть так чтоб хорошо были заметны клыки. Волос тёмно-русый, заплетен в тугую косу на затылке. На спине, между лопатками шрам-клеймо в виде шестиконечной звезды

 6.Характер:
Доброта его вопрос случая. С людьми ему симпатичными он позитивная личность, но его общество крайне неприятно для тех, кто ему не нравится. Очень упрям в отстаивании своего мнения и потому окружающие считают его конфликтным человеком. Иногда его упрямство переходит всякие меры и он просто «закусывает удила» дуром идя к поставленной цели, даже если в душе и осознает что не прав. Достаточно циничен и жесток, но в тоже время осторожен, всегда руководствуется в своих поступках своей совестью. В тоже время он не злопамятен и почти всегда готов идти на примирение. С друзьями (но их не много) честен до боли в зубах. Даже когда сам Бог велит соврать – лепит правду в глаза и удивляется, когда на него за это обижаются.

7. Стремления
Его никогда не привлекала стезя купца и пивовара. Читать проповеди и молиться за грешников ему никогда не нравилось. Он быстро остыл к военному делу. Причина в том, что чем бы он не занимался, он видел себя овцой для стрижки, или же примирял роль пастушьей овчарки. Всегда над ним были хозяева, которые указывали ему что делать и за что проливать кровь. Он понял, что стать свободным в своих желаниях и своем выборе может только в том случае, если подсократить над собой число тех, кто им командует. Свой шанс он увидел в магии, в самой ее темной части. В Некромантии. Он жаждет стать некромантом. Он думает о том как стать некромантом! Он спит и видит сны в которых он некромант! Но он понятия не имеет что делать когда он таки станет некромантом... 

 8. Способности.
Бытовые:
1) Полиглот 
бединский - средний
джаншух - средний
тавантинский - средний
2) Грамотей
оркский - средний
бединский - высокий *

номадский - низкий *

диалект мармаридов - низкий *
3) Ремесленник - низкий (кожевенник)
4) Приготовление пищи - низкий
5) Артистизм - средний
6) Моряк - низкий
7) Богослов *
8) Мужество - средний (расовое, специальное)

Боевые:
1) Фехтование саблей и ятаганом - средний
2) Владение ударно-колющим двуручным оружием - средний
копье и алебарда
3) Кулачный бой - низкий
4) Бой в строю - средний

Магические:
1) Чутье на магию - низкий *
Подконтрольные Силы:
2) Ночь - уровень владения силой - низкий *

* - Добавлено по игре

8. Инвентарь, оружие, броня, имущество:
Здесь

 9. Биография
Отец его - полукровка из Крассборга, торговец рыбой. Мать родом из Нурастана, в Орксланде открыла у себя дар пивовара. Видя, что Дарик не проявляет интереса ни к пивоварению, ни торговле, отец пристроил его в семинарию, чтоб Дарик стал священником. На попа Дарик учился два года, сбежал в 16 лет, встретив давнего друга детства - Корхулага. (Офф: его отец - настоящий воин и большой почитатель свежей рыбки и пива, считал что с поставщиком и первого и второго надо быть в друзьях и часто заходил в гости, благо был соседом) Тот шёл присоединиться к войску Больга Акулы и грезил военной славой. Соблазнившись его историями о боевых подвигах и приключениях (не самого Корхулага, конечно, а о героях на которых он хотел походить), Дарик попросился с ним. Конечно стать воином прославленного Больга ему не светило. Сын пивоварки и торговца не мог соперничать в воинском искусстве с потомком воинов Корхулагом, но Орксланд воинственная страна. Там все, даже пивовары и торговцы проходят военные сборы и худо-бедно умеют владеть каким-нибудь оружием.
 Дарик попал в загид к князю Вязгару Квету. Вместе с его воинами он недолго пиратствовал у побережья Турл-Титла. В том же году приплыл в Атраван. В 3048 году, в возрасте 17 лет Дарик участвовал в последних битвах затухающей религиозной войны на стороне мазаритов. В частности был у крепости Кудс, штурмовал Могильную Гору, где укрепился Аллу-Шах-Аккуд. Воочию видел ассасинов, выкравших сына полководца и даже дрался с ними на горных тропах.


воспоминания:


Полуденный зной давил на плечи, обжигал легкие. Раскаленные скалы, наползающие друг на друга, скрывали горизонт. Под ногами шуршала каменная крошка. Фыркали, тяжело притопывая копытами лошади, покачивались красные султаны на шлемах.
Мокрая от пота гутра прилипала к коже. Мокрой была голова под шлемом. Пот стекал по покрытым пылью щекам, оставляя грязные дорожки.
— Он не придёт,— вздохнул рядом хриплый голос.— Мы зря здесь торчим…
Шея была как восковая и шевелиться совсем не хотелось, но Дарик совершил настоящий подвиг, повернув голову в сторону говорившего.
Рядом с ним стоял Нунах — широкоплечий как все серые орки, но куда более высокий чем многие его собраться. Старое бугристое лицо его напоминало запечённую картофелину.
Мозгами на такой жаре ворочать тоже было тяжело и Дарик откровенно тупил, не сразу вспомнив, что ждать всем войском они могут только Аллу Шаха-Аккуда – последнего не сдавшегося предводителя салхитских мятежников.
Три месяца они гонялись за изворотливым Аллу Аккудом по пустыне, но тот всякий раз избегал из их тисков, оправдывая своё прозвище Харры («Пустынного лиса»). Увёртываясь, он наносил дерзкие стремительные удары и не менее стремительно уходил от возмездия, пока удача не изменила ему. Шах-Аккуд попал в ловушку, стенами которой с одной стороны служили безводная пустыня и кручи Таниджабала, а с другой — занятая атраванским войском цитадель Кудса и армия большого темника Маяг-Мирзы. Как лев, окружённый врагами, не сломленный Аккуд встал на Могильной горе, где отбил несколько штурмов подряд. Получив с налёту по чавке, Маяг-Мирза растерял воинственный пыл и, вдруг вспомнив о милосердии которым по Хтабансу положено обладать ревностному последователю Истинной Веры, отправил к Аккуду послов.
Мало кто в шахском войске знал подробности переговоров и выдвинутые Мирзой условия, но все сходились на том, что лично Аллу Аккуд пощады не получит, рядовых же воинов скорее всего ожидают рудники и галеры. 
Харра милостивое предложение сразу не принял, попросив время на размышление и получил его, сроком до сегодняшнего полудня. А чтобы хитрый лис не напал ночью на шахское войско, прозорливый Маяг-Мирза потребовал себе самого ценного заложника – единственного сына Аккуда. Он должен был ожидать решения отца сидя в мазаритском лагере.
— И почему не придёт? — Прокрутив в голове события предшествующих дней, поинтересовался Дарик.
— Потому, что он Лев,— просто ответил орк, переминаясь с ноги на ногу,— а львы бьются до конца. И никогда не сдадутся баранам…
Говорил Нунах открыто, ни сколько не опасаясь быть подслушанным, ведь кругом стояли другие наёмники – все сплошь родные зубастые хари орков и тех, в чьих жилах текла орочья кровь. Они одна дружина, одна семья, а Маяг-Мирза для них просто эпизод в их полной сражений жизни.
— Тогда почему он отдал в залог мальчишку? Его ведь убьют.— Дарик покосился за спину, где на поставленный прямо кочевой арбе, в окружении фанатичных мумминов, белел купол шатра, где сидел юный заложник.
— Его всё равно убьют. В плену или в бою… А так Харра купил для себя время, которое потратил не зря. Вот увидишь, когда мы пойдём вперёд, нас будут ждать валы и рвы, которые он выкопал за ночь.    
Когда Дарик услышал про валы, жалость к мальчишке в его душе как-то притухла, сменившись опасением за свою шкурку. Ему уже приходилось идти на штурм укреплений и ничего приятного он в этом опыте не нашёл. Хуже только лезть на стену по штурмовой лестнице, когда сверху на тебя льётся кипящая смола. А ведь на вершине, явно не с цветами, поджидает злобный враг, жаждущий снести твою головушку, как только она покажется над гребнем!  
Долгожданный, но прозвучавший всё равно неожиданно, мощный протяжный глас боевой трубы, всколыхнул шахское войско. По нему пробежала волна, приводя в движение нестройные ряды кавалерии и плотную пёструю массу пехоты. Орки двинулись вперёд одними из первых. С их опытом бесконечных войн, они негласно становились ударной силой, которая первой будет брошена на гору. 
По мере приближения к вершине в воздухе всё сильнее чувствовался тяжёлый смрад разложения от раздувшихся на жаре лошадиных трупов, оставшихся после первого штурма. Под подошвами захрустели политые кровью камни и сломанные стрелы. Обгоняя пехоту, вперёд вынеслись хаммадийцы на легконогих лошадках, быстро скрывшись в клубах поднятой пыли. Пустынникам не терпелось показать свою удаль. С воем и гиканьем они скрылись за гребнем и почти сразу помчались обратно. Как вихрь они пронеслись сквозь ряды, бросившись к бунчуку большого темника в центре войска. Спустя минуту грянули трубы.
Стой!
И сразу за ним сигнал.
Разворот!
Войско сбилось с шага. Воины в первых рядах стали тормозить. В них врезались не успевшие остановиться воины из задних шеренг, ломая строй и создавая сутолоку. Между пехотинцами заметались зелёные тюрбаны мумминов, хлёсткими ударами вартанаков бросившихся наводить порядок. Казалось сейчас самое время возникнуть вражеским лучникам и засыпать толпу у подножья стрелами. Можно стрелять не целясь — ни один выстрел даром не пропадёт! Но салхиты не появились. 
Вершина горы оказалась пуста, если не считать погасших кострищ (свет которых был виден ночью) и старого, строенного ещё эльфами-анаридами, мавзолея, давшего горе её жизнерадостное название. 
В создавшемся хаосе орки оказались совсем рядом с бунчуком Маяг-Мирзы.
— Измена-а-а!!! — Бушевал темник, нещадно выдирая клоки волос из своей холёной завитой кольцами бороды. — Колдовство!!! Харре помогает Шайтан! Где он?! Найдите его, хоть из-под земли достаньте!!! Больше никакой милости — я прикажу забить его палками как шелудивую собаку! 
— Я знаю, куда он делся. — Произнёс Нунах так, чтобы его слышали только орки, прикладывая два пальца к правому глазу для улучшения зрения.
Взгляд его был обращён в сторону кудской цитадели, стены которой перегораживали стелющуюся по ущелью дорогу в Нарастан. 
До них было не очень далеко, на глаз стрелищ пятнадцать-шестнадцать, но Дарику, не обладавшему острым зрением пустынников, пришлось изрядно напрячься, чтобы разглядеть реющие над воротами знамёна. На первый взгляд в них не было ничего особенного, но приглядевшись к шахским штандартам у крепостных ворот, он увидел, что чёрная королевская кобра на них перевёрнута хвостом вверх. Учитывая, как трепетно атраванцы относятся к символам — это не могло быть обычной безалаберностью!   
— Ах он, изворотливый Лис! Он опять нас обманул!
— Не нас, — весомо поправил Нунаха крепкий орк с широким массивным, как баклажан носом, свисающим почти до кончика верхней губы и золотой цепью на бычьей шее. — Его он обманул!
Чтоб совсем ни у кого не оставалось сомнений, кого именно Аллу аль Харра оставил в дураках, вожак ткнул большим пальцем себе за спину, где в кругу свиты, бесновался темник Маяг-Мирза.
— Славный воин! Биться с ним не просто, но чем тяжелее битва — тем больше радости она доставит нашим предкам в Небесных Чертогах!
Как позже узнал Дарик, купив себе заложником одну спокойную ночь, Шах-Аккуд сошёл с горы, бросив на ней свой лагерь с горящими кострами, которые сбивали с толку наблюдателей Маяг-Мирзы. Дальше у них было два пути: прорываться через армию Маяг-Мирзы, или идти в ущелье и штурмовать Кудс — Шах-Аккуд выбрал второе. Бдительность гарнизона крепости была притуплена наличием поблизости войска Маяг-Мирзы, которое могло быстро прийти на помощь, кроме того их так же успокаивало наличие в руках большого темника ценного заложника и обманывали костры на Могильной горе. Это растяпство помогло передовым отрядам Аккуда подобраться к самым стенам и внезапной атакой захватить главные ворота крепости, в которые чуть позже ворвалось остальное войско. Сильная крепость пала буквально за час, открыв салхитам спасительный путь в Нарастан. Находчивость и изворотливость такого хода внушала дравшимся за шах-ан-шаха оркам неподдельное уважение к противнику.
 Увидев занятую врагом крепость, рассвирепевший Маяг-Мирза, вспомнил о заложнике.
— Привести ко мне этого щенка! Я велю содрать с него кожу и посадить на кол прямо перед крепостью! Пусть его отец полюбуется на корчи своего наследника и познает цену обмана!
Видимо, аль Харра и без Маяг-Мирзы знал, что будет когда его хитрость раскроется. Специально или нет, но так совпало, что на последних словах темника голова соседнего воина разлетелась кровавыми брызгами от пронзившей её короткой стрелы. Выпавший из рук убитого бунчук треснул темника по голове. Охрана Мирзы среагировала быстро — воины ринулись вперёд, закрыв щитами вельможу со всех сторон, одновременно лишив ысякой возможности отдавать приказы. 
Сдуру заревела боевая труба, объявляющая сигнал «Все ко мне!», повелевающий войскам немедленно собраться вокруг командира. На гору потянулась конница и пехота – всё пятнадцатитысячное войско, которое просто физически не могло на ней вместиться. По велению Мирзы затрубили другой сигнал: «Боевая тревога!», внеся дополнительную сумятицу, что даже свирепые муммины перестали что-либо понимать и только мешали своими противоречивыми приказами. Войско смешалось в кучу. Со всех сторон слышалось ржание коней, свист плетей, злобная ругань и испуганные вскрики первых паникёров, решивших, что их атакуют из крепости. В этой сумятице почти не заметно прошло нападение на арбу с шатром, в котором находился сын Аллу Шах-Аккуда. Прилетевшие с каменных круч стрелы выкосили половину охранявших шатёр мумминов. К тому времени как мазариты сообразили что происходит, оставшаяся охрана заложника была вырезана возникшими словно из ниоткуда чёрными фигурами. [/justify]
— Ассасины!
Нападавших было не много – чуть больше полусотни и большая их часть, образовав полукруг, схватилась с бегущими к арбе воинами шах-ан-шаха, прикрывая отход десятка своих товарищей, уводивших драгоценный трофей. К тому времени как орочья пехота подоспела к месту схватки, большая часть отчаянных сорвиголов была перебита, а за успевшими подняться высоко в гору беглецами рвалась погоня. За щитами своих телохранителей рвал и метал Маяг-Мирза.
— Три золотых таланта за голову мальчишки, землю и титул таргана тому, кто мне её принесёт!!!
Три золотых таланта весомая награда, но собственная земля и титул ещё лучше, и это подстёгивало многих. Особенно возможность стать землевладельцами воодушевила орочьих вожаков, большинство из которых были просто нищими рейдерами, не имеющих ничего кроме собственного отряда головорезов.
— Пошевеливайтесь, волчьи выплодки! — Глаза Вязгара алчно горели. — Не дайте уйти нашему золоту!
Идущая в обход крепости козья тропа стала сужаться, вынуждая преследователей идти строго друг-за-другом и чаще посматривать себе под ноги, чтобы попасть сапогом в случайную трещину. Далее начинался крутой подъём, вскарабкаться по которому можно было разве что на четвереньках. Достигнув его вершины беглецы притормозили, разворачиваясь для боя. На головы мазаритов полетели отравленные стрелы и камни, взяв с них обильную жертву, заставив оставшихся остановиться и укрыться за щитами. Сделав несколько залпов, салхиты снова разделились, оставив часть своего отряда с луками держать тропу.
К несчастью для шахских воинов у них не было длинных ростовых щитов, за которым можно укрыться от макушки до пяток, чтобы подойти к вражескому укрытию и сразиться в рукопашной. Стоило кому-то высунуться на открытое место, как ему в ногу тут же впивалась отравленная стрела, от которой храбрец умирал меньше чем за минуту. 
Стрелять из луков в ответ? 
Пробовали… стрелу в глаз ловили быстрее чем успевали натянуть тетиву. После нескольких попыток сделать прицельный выстрел, мазариты просто принялись бить по укрытию салхитских мятежников навесом, что в данный момент обернулось пустой тратой стрел.
К чести Вязгара, он не полез в лобовую атаку. Всевышний любит героев, а что геройского сложить голову от яда в маленькой царапине? Не высовываясь на передовую, носатый орк проводил удаляющуюся награду взглядом голодного пса, перед которым держат сладкую мозговую косточку. Заметив, что тропа не идёт строго прямо, а петляет по горе, постепенно поднимаясь к её вершине — его страхолюдную физиономию озарила недобрая улыбка…
…Спустя пару минут, Дарик и ещё несколько умеющих лазить по скалам воинов карабкались по изрезанной трещинами стене, таща по бухте крепкой верёвки. Их заметили — в Дарика и его сородичей полетели стрелы, сбив со скалы двух орков, но потом шахские лучники воспользовались тем, что внимание ассасинов отвлечено и сумели сделать несколько прицельных выстрелов, немного проредив количество врагов. Это позволило Борагусу и Нунаху докарабкаться до козьей тропы и скрыться за её уступом. Там они сняли принесённые с собою верёвки, закрепив один их конец вокруг валуна, сбросили их вниз. Только после этого оба наёмника позволили себе краткую минуту отдыха, переводя дыхание после скоростного подъёма по скале. Дарик облизал содранные в кровь кончики пальцев, сплёвывая прилипшую к ним грязь, а Нунах высунувшись из-за камня, нашёл крохотные фигурки беглецов и страдальчески охнул. 
— Уйдут…
— Не уйдут! — Борагус высунулся с другой стороны камня, прикидывая расстояние до желанной добычи, потом перевёл взгляд вниз по тропе, где за камнями засели окружённые (теперь уже) ассасины.
Салхиты ещё постреливали в шахских воинов и даже пытались сбивать стрелами лезущих по верёвкам орков, но в целом, судьба их была уже предрешена. Жить им осталось минут пять... а они-то с Нунахом чего здесь ждут? С ассасинами справятся и без них!
Придя к такому простому выводу, Дарик выхватил саблю и бросился вверх по тропе, догонять свои три золотых таланта. Конечно, всё золото ему не достанется, у орков добыча идёт в общую казну и делится на всех, но Вязгар будет полной свиньёй, если не даст ему дополнительной доли от награды за рвение! То, что драться ему придётся как минимум с пятью салхитами, Дарика не остановило. К тому же натужное пыхтение Нунаха за спиной подсказало Дарику, что биться он будет не один. 
У беглецов была большая фора по времени и орки, рисковавшие свернуть себе шеи ради пары лишних пригоршень серебра, могли их и не догнать. Нет заложника — нет награды и тогда весь их героизм с подъёмом на гору, ни стоил бы ровным счётом ничего. Эта мысль здорово подстёгивала орксландцев заставляя скакать по тропе не хуже горных козлов. Ущелье и крепость Кудс скрылись за поворотом. По левую руку была отвесная скала, по-правую - глубокий обрыв с шумящей на его дне быстрой рекой. Прыгая с камня на камень (а кое-где переходя и на четвереньки), полукровка старался смотреть только прямо перед собой и ни дай Единый не скосить взгляд в сторону! От одной мысли о том, как высоко они забрались, у него начинала кружиться голова. Оступись и лететь ему высоко, но не долго. Как раз хватит, чтобы патетически вопросить: «Почему ж я не сокол?!»
Впереди показался широкий уступ, на котором сгрудились закутанные в чёрные одежды бохмичи-салхиты. С одного края обрыва на другой, через пропасть тянулась толстая верёвка, по которой уже скользили две сцепившиеся друг с другом фигуры, одна из которых была заметно ниже ростом и одета в одежды ярко-синих цветов. Бедный Нунах (да и Дарик тоже) аж дар речи потерял, увидев, что три золотых таланта вот-вот помашут им ручки с другого края пропасти.
— У-угрр-ра-а-а!!! — Боевой рёв орков, в котором смешивались волчий вой и рычание хищника, огласил серые склоны, эхом заметавшись между сторонами ущелья.
Взметнув над головой тяжёлый меч — такой же мощный и прямой как характер самого Нунаха (и с тупым, как его упрямство, наконечником) рейдер бросился в атаку, в два прыжка достигнув уступа.
— А-аллу-ул-ла-а!!! — Закричал бохмич, в неистовой ярости прыгая на орка с саблей.
Нунах не тормозя разбега, провернулся вокруг себя, изящно обводя врага стороной и сбрасывая его в пропасть, отчего воинственный клич тут же перешёл в удаляющийся вопль. — А-а-а-а!!!
Но Нунах на этом не остановился. Выходя из своего кручения, он с уханьем метнул топор в группу чёрных одежд, где тот с противным хряском по обух врубился в тюрбан одного из салхитов. Вот так, едва успев вступить в бой, старый воин одним махом выбил сразу двух противников, чем лишний раз подтвердил устрашающую репутацию орков. К сожалению, у этой репутации была и обратная сторона. Для ловких в делах, касающихся показных убийств, тайных проникновений и засад, салхитских убийц, схватка с опытными воинами была серьёзным испытанием. Таким серьёзным, что они могли не захотеть рисковать успехом своего дела. Потому, Дарик даже не пытался драться с оставшимися на этой стороне салхитами, а сразу ринулся к натянутой над пропастью верёвке.
Всё решали какие-то секунды.
Ассасин с мальчишкой были уже почти на той стороне, когда Дарик увернувшись от выпада попытавшегося преградить ему дорогу салхита, одним движением зажав свой клинок в зубах, другим движением сорвал со своей головы платок гутру, прыгнул перекидывая её через веревку. Сердце в груди с треском рухнуло куда-то в пятки, будто стремилось остаться на земле. Перекрикивая звон клинков, чужой гортанный голос закричал чтобы рубили канат. Успевший перебраться на другую сторону ассасин, выхватил нож, метнувшись к обвязанной вокруг дерева верёвке и…
…Всё происходящее далее Борагус видел будто сквозь картину, нарисованную на воде. Перед ним замелькала его жизнь, но не та, которая была, а которая вот-вот будет в ближайшие десять секунд. Тихо лопнувшая верёвка отдалась в его ушах как горный обвал, а противоположный край, до которого он уже мог дотянуться рукой, стремительно взлетел вверх.
— Ы-ы-ы!!! — Не разжимая зубов, завопил Борагус, перед тем как врезаться в скалу.
Полукровка заскользил брюхом по шершавому камню, срывая сапогами мелкие камешки и обдирая пальцы о трещины, пока под ноги не попалось слабое подобие опоры, остановившее сползание в метре под кромкой обрыва. Теперь Дарик стоял на маленьком уступе, опираясь на него носками сапог. Звуки боя успели стихнуть, сменившись ожесточённой перебранкой разделённых пропастью Нунаха и ассасина. Орк возмущённо орал, требуя от салхита вернуться и биться как мужчина, на что бохмич обзывал орка нечестивой свиньёй и обещал ему скорое попадание в Бездну вслед за сородичем (имелся в виду Дарик). К слову, в сторону Дарика старый орк смотреть старательно избегал, делая всё от него зависящее, чтобы с одной стороны задержать салхита и сына Харры, а с другой отвлечь их от собрата.
Придя в себя, наёмник осмотрел поверхность скалы над собой, прикидывая возможность самостоятельного подъёма. В общем-то, всё было не так плохо — камень изобиловал глубокими трещинами, в которые можно было просунуть пальцы. Это будет уже второй подъём по скале за сегодня и по сравнению с первым, когда ему под обстрелом пришлось карабкаться на гору, на высоту десяти метров, эти жалкие полтора метра казались сущей ерундой.
Собравшись с силами, Борагус начал карабкаться вверх. Оставалось последнее усилие, чтобы схватиться за кромку и перевалить себя через край обрыва, как его потуги заметили.
— Берегись! — Выкрикнул со своего края Нунах, но было поздно.
На пальцы с силой наступила нога в сером башмаке, заставив Дарика вскрикнуть от боли и неожиданности, но это не заставило его выпустить уступ. Следом за башмаком в поле зрения появилась голова в чёрном тюрбане, с закрытым по самые глаза лицом и эти глаза пронзали Дарика наполненным ненавистью взглядом. Борагус ловко схватытил зажатую в зубах саблю, без замаха полоснул ассасина по ноге. Не ожидавший такой подлости убийца взвыл, припадая на подрезанную ногу и заваливаясь в сторону пропасти. В последний момент он успел зацепиться руками за сыпучую кромку обрыва. Не выпуская оружие, Дарик перекинул правую руку через уступ, рывком вытягивая себя на край обрыва выше пояса. С небольшой задержкой то же самое, но не так быстро из-за раненной ноги, повторил ассасин. Между полукровкой и человеком начались перегонки, кто быстрее сумеет встать на ноги. Победил Дарик, опередивший соперника на десять ударов сердца. Салхит ещё стоял на четвереньках на самом краю, а Дарик уже успел отшвырнуть небрежным ударом локтя нечто мелкое бросившегося на него из-за дерева и встретил ассасина прямым ударом ноги в грудь, отправляя его в непродолжительный полёт.
— Отправляйся к своему Аллуиту! — Беззлобно пожелал ему в след наёмник, разворачиваясь лицом к своему последнему противнику.
И только увидев его вблизи, полуорк понял, что, несмотря на ятаган в руке, сын Аллу Аккуда противником ему считаться никак не может. Он был рослый и крепкий, как полагается сыну военачальника и племенного вождя, для которого обучение воинскому ремеслу начинается с малых лет, но истинный возраст не спрячешь — на глаз лет восемь-девять. Мальчишка знал, что его ждёт, но не плакал и не просил у Дарика пощады, собираясь драться за свою жизнь до последнего. Ятаган держал крепко.
При виде такой решимости Дарик снисходительно ухмыльнулся, чуть опуская саблю. И вдруг стремительно атаковал, сфинтил, резким сильным ударом, выбил изогнутый клинок из детских рук. Вращаясь ятаган отлетел далеко в сторону, вонзился в ствол корявого дерева. Скошенное остриё орочьей сабли коснулась подбородка мальчишки, заставляя его приподнять голову так, что стала видна тонкая загорелая шея. Эта шея отделяла Дарика от трёх золотых талантов.
Борагус медлил. 
Сабля в руке казалась такой тяжёлой, будто была отлита целиком из свинца. Натруженные пальцы еле удерживали рукоять.
Мальчик же истолковал его бездействие иначе.
— Руби, неверный — я не боюсь тебя! — В запальчивости выкрикнул он тонким голосом. — Мой отец отомстит…
— Твой отец тебя бросил! — Зло бросил ему Борагус.— Купил твоей головой свою жизнь.
Ему хотелось спровоцировать мальчишку, разозлить его, чтобы тот начал сыпать оскорблениями, чтобы бросился на него и тогда возможно он сам напорется на клинок и избавит Дарика от необходимости брать грех на Душу. Может, если бы он был годика на три-четыре постарше, тогда бы…
— Это не правда! Ты сам знаешь, что лжёшь!    
— Хватит играться, убей его уже! — Донёсся сердитый окрик Нунаха. 
Дарик медлил.
В чём виноват перед ним этот мальчишка? Какую пользу принесёт его смерть, кроме удовлетворения попранной гордости Маяг-Мирзы?! Занятый салхитами Кудс падёт что ли?!
— Я не воюю с детьми. — Дарик убрал саблю и демонстративно спрятал её в ножны, отодвигаясь от мальчишки на несколько шагов. — Убирайся. 
— Ты… ты хочешь взять за меня выкуп? — Настроившегося на геройство наследника Шах-Аккуда явно обескураживал такой поворот.
— Нет. Я хочу, чтобы ты убрался отсюда! — Скрипнув зубами, выкрикнул Дарик, видя, что противоположную сторону пропасти уже заполняют орки. Того и гляди могли появиться воины самого Маяг-Мирзы. — Ты слышал, что я сказал?! Убирайся!

— Мальчишка ушел. Перерезал веревку и сбежал,— сообщил Дарик мумминам темника. В доказательство он продемонстрировал свои пальцы с обломанными о скалы ногтями.— Я едва не сорвался в пропасть, пытаясь его настичь
Орки молчали, не желая выдавать своего на расправу, а никто другой не мог уличить Дарика во лжи. (Офф: отсюда он вынес важный опыт, что врать надо так, чтоб во-первых нельзя было доказать обратного, а во-вторых иметь на руках доказательства, другими словами замешивая ложь с некой толикой правды.)
Однако в кругу дружины, без посторонних Вязгар не скрывал своего гнева. Отчасти его пригасил Нунах, сказавший многозначительно:
— Это знак Бога. Рано тебе, князь, садится на землю. Против богов не попрешь...
Переть против воли Единого Вязгар не собирался, но Дарика не простил. Из отряда - выгнал.
Три года Дарик жил в Атраване на "вольных хлебах". Охранял караваны, копил деньги. Потом снова поступил шаху на службу, став друлалем (палубным пехотинцем) на одной из галер. Бился с гордландскими пиратами, охранял побережье, перевозил осужденных. 
В 3053 году его галера налетела на рифы у Берега Костей и потонула почти со всем экипажем. Спасся сам Дарик и один из рабов - некий Мардоний. Его Дарик спас отбив у дикарей ийланов, которые рыскали по побережью, желая поживиться остатками кораблекрушения. Мардоний был единственным пленником носившим цепи из арматида. Поддавшись внезапному импульсу, Дарик сбил цепи и узнал, что освободил настоящего некроманта.
[spoiler2="воспоминание 2"]
— Не бойся. Он нас не тронет.
Дарик согласно кивнул, но повернулся так чтобы видеть вышедшего к огню голого и неимоверно костлявого мужчину с заросшим бородой лицом. Нет, это была не игра теней — нос у мужчины отсутствовал, как и часть мяса на лице, правом плече и руке. Объеденный подошёл почти вплотную, однако, не решаясь переступить границу освещённого круга. Немного постоял, хрипя и скрипя зубами, и бесшумно растворился в темноте.
Дарик посмотрел ему вслед, посмотрел на соседа — невысокого бедина, тощего, как упырь, одетого в невообразимые лохмотья. На худых, как палки, открытых до локтей руках были видны мозоли от кандалов. Лицо у него круглое, с выпуклым лбом, широким носом с вывернутыми ноздрями. Заросшие седой щетиной щёки покрывала цепь причудливых татуировок. Серые, глубоко утопленные в череп, глаза угрюмо смотрели на своего спасителя.
— Ты ему приказал?
— Просто показал, что я не могу быть его добычей,— голос у бедина надтреснутый и гнусавый.— Если не добыча, то значит такой же как он. А ты, стало быть, тогда моя добыча. А береговые гули не дерутся друг с другом из-за добычи.
Дарик подобрал под себя босые ноги, ближе подвигаясь к костру. Положил на колени саблю — единственное своё уцелевшее имущество — медля с ответом. Шумел прибой. Море мотало обломки галеры.
Он помнил страшный удар, сотрясший всё судно. Корпус треснул, будто яичная скорлупа, мачты надломило, корму оторвало. Его тогда швырнуло через борт и выбросило в море за острыми зубьями рифа. Здорово же он тогда наглотался воды! Каким-то чудом удалось всплыть, глотнуть воздуха. Под руки попался обломок кормовой мачты, в который он бездумно вцепился.
Что произошло с остальными, Дарик не видел, но догадывался. Кто не утонул — того размозжило волнами о скалы. Кто не разбился — был растерзан рифовыми акулами. Пожалуй, именно акулы прикончили большую часть команды. Дарику повезло дважды, что тонущая галера привлекала хищников больше чем одинокий друлаль по ту сторону рифа.
— Ты так и не ответил мне,— голос бедина вырвал Дарика из задумчивости.
— На что?
— Почему ты вмешался. Их было шестеро, а ты один.
— Быть съеденным дикарями не самая лучшая смерть из возможных,— ответил он на вопрос колдуна.— Не хочу её желать даже врагу. Я имел дело с дикарями. Знаю их повадки.
Он не мог выразить словами то, что почувствовал, когда увидел гребца со своего корабля — пусть даже осуждённого каторжника, но живого — в компании шестерых размалёванных дикарей. Радость от того, что он не один. Надежду, что может найтись кто-то ещё. И наконец — Злость. Злость на дикарей пытающихся лишить его Надежды и Радости. Они окружили гребца, всё ещё прикованного цепью к нескольким товарищам, к тому времени уже покойным. Тыкали в несчастного копьями, били палицами и смеялись, слушая его крики. Смеялись, пока Дарик вихрем не вылетел из укрытия, сходу посёк половину. Остальные бежали.
— Милосердие? — бедин фыркнул в костёр, взметнув сноп ярких искр.— А не побоялся, что пока ты спишь, я размозжу твою голову камнем, отплатив за годы страданий на рабской скамье? Ты сбил с моих рук зуагритовые браслеты. Ты разве не знаешь, для чего вешают зуагрит?
— Он мешает колдунам колдовать.
— И зная это, ты всё же снял их,— бедин покачал головой.— Не зная ни моего имени, ни того кто я. Давно я не видывал ничего более глупого!
Дарик молча пожал плечами. Об этом тогда он не думал.
— Никогда не освобождай колдунов. Особенно если они некроманты. Окажись вместо меня Давирлан или Захрай — оба, не задумываясь, убили бы тебя в тот же миг, как с них спали оковы!
Дарик промолчал и на это. Названные имена ничего не говорили. К тому же ему казалось, что колдуны знатно преувеличивают свои силы. Он ещё ни разу не слыхивал чтоб заклинание оказывалось быстрее меча.
— Но я не они,— довершил чародей с отметинами кандалов.— А ты спас мне жизнь, освободил и относился ко мне словно к брату, не спрашивая даже имени. Я хочу отблагодарить тебя. Чего бы хотел ты…
— Дарик. Дарик Борагус,— назвался Дарик.— И сейчас, больше всего, я хочу есть. Можешь ли ты, чародей, накрыть царский стол полный яств?
— Э-э...— стушевался маг.— Нет. Но я могу разом умертвить твоих врагов, показать тебе где прячутся клады, заставить женщину любить тебя до гроба…
— К чему мне клады? Они все, говорят, прокляты. Со своими врагами я расправлюсь уж как-нибудь сам.
— А женщины? — напомнил маг.— Может быть есть недоступная красотка, не отвечающая тебе взаимностью?
— Ы…— Дарик почесал лоб.— Я всех красоток люблю. Как выбрать какую-то одну? Не знаю. Не могу думать о них на пустой желудок.
— Ладн?